Текст книги "Тень твоего поцелуя"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Он усадил ее на подушку, пытаясь игнорировать тепло девичьей талии под ладонями. Потом вскочил в седло перед ней.
Луиза устроилась поудобнее и обхватила его за пояс.
– Я должна держаться за вас, не так ли?
– Не мешало бы.
– Я так и думала, – с нескрываемым самодовольством заключила Луиза.
Робин предпочел этого не заметить.
– Итак, куда мы поедем сначала?
– Посмотреть петушиные бои или травлю медведей, – не задумываясь, ответила спутница. – В Испании они тоже бывают, но дамам их смотреть не полагается. А мне ужасно хочется там побывать.
– Будь по-вашему, – пожал плечами Робин.
Если у Луизы сильные нервы, может, ей и понравятся подобные зрелища, но Робин серьезно в этом сомневался.
Он вспомнил, как Пиппа лет в десять уговаривала отчима взять ее на травлю медведей. Вопреки возражениям жены лорд Хью повез туда падчерицу. Они вернулись задолго до окончания жестокой забавы. Несчастная, бледная как смерть, девочка еще несколько дней мучилась от рвоты. Робин был склонен последовать примеру отца. Пиппе всегда нужно все увидеть собственными глазами, во все сунуть нос, и Луиза, похоже, сделана из того же теста.
Луиза зачарованно смотрела по сторонам, пока они проезжали по мостовым столицы. Вокруг столько людей: пьяницы вываливаются из таверн, компании молодых придворных полушутя обмениваются ударами шпаг у стен зданий. Ночные стражники несут фонари для освещения более широких улиц, и Робин старался избегать отходивших от них темных переулков.
По пути Робин показывал достопримечательности. Луиза почти не выказала интереса к собору Святого Павла на вершине Ладгейт-Хилл, зато была буквально потрясена Лондонским мостом, все еще «украшенным» ужасающими останками последователей Уайатта: полусгнившие клочки плоти по-прежнему держались на черепах, пряди высохших волос болтались на ветру, пустые глазницы вперились в бесконечность.
Впереди во мраке смутно белела массивная глыба лондонского Тауэра.
Однако мерзкое зрелище ничуть не обескуражило девушку: на родине она видела куда ужаснее.
– Мне хотелось бы попасть на мост, когда откроются лавки, – вздохнула она. – Это все равно что город в городе. Столько домов и магазинчиков.
– Наш путь лежит через мост, – сообщил Робин, оглядываясь и поднимая брови, – если, разумеется, вы по-прежнему настроены посмотреть петушиные бои.
Луиза сунула руку за корсаж платья и вытащила увесистый кошель.
– Я хотела бы сделать ставку, – шепнула она. – Род Мендоса известен искусством в игре, но я еще ни разу не имела возможности убедиться, что это тоже у меня в крови.
– Вот как? – кивнул Робин. – Может, вам не следует стремиться узнать, так ли это. Игра порой становится причиной гибели человека, особенно если запустит в вас свои коготки.
– О, не думаю, – пренебрежительно пожала плечами Луиза. – У нас очень глубокие карманы. В моей семье было выиграно и проиграно не одно состояние.
Робин, не ответив, спешился напротив убогого домишки, так неуклюже втиснутого между соседними зданиями, что казалось, будто они поддерживают его с обеих сторон. Сняв Луизу с седла, он бросил поводья одному из готовых услужить оборванцев, теснившихся вокруг.
Луиза ощутила дрожь нерешительности. Вонь стояла невыносимая, и мальчишки были чересчур близко: грязные руки тянули за юбку и передник, бесцеремонно ощупывали тело. Осознав, что ее грубо лапают, девушка принялась яростно отбиваться. Двое увернулись от нее, что-то скандируя, и хотя значения слов она не понимала, выражение лиц было достаточно красноречиво.
Робин поймал сорванцов и, верша справедливое правосудие, стукнул лбами друг о друга. Они с воем повалились на колени посреди вымощенной булыжниками мостовой. Остальные отступили под его разъяренным взглядом.
– По-моему, вы сказали, что я не привлеку ненужного внимания, – прошипела Луиза, когда он вталкивал ее через плохо пригнанную дверь в смрадный коридор.
– Я ошибался, – мрачно буркнул Робин. – Но будь вы одеты в свой обычный наряд, уже валялись бы на улице с перерезанным горлом.
– А вы? Вы защитили бы меня! – воскликнула она.
– По крайней мере попытался бы, – согласился Робин и резко добавил: – Но я не преувеличиваю своих возможностей и вам советую. Я не ангел-хранитель, Луиза. Вам нужно держать глаза и уши открытыми и вести себя осторожно.
– Но они всего лишь дети и не могут тягаться с вами!
– Есть дети и дети, – поправил он. – Кроме того, их было достаточно много, а через секунду стало бы вдвое больше.
Немного присмиревшая Луиза позволила взять себя за руку и повести навстречу оглушительным воплям и поощрительным выкрикам, доносившимся из-под закрытой двери. А когда Робин открыл дверь, Луиза едва не лишилась чувств: голова мгновенно пошла кругом от запахов крови, эля, немытых тел.
Она с омерзением уставилась на круг красных, алчных, блестящих физиономий. Из широко разинутых ртов несся торжествующий вой. Все подались вперед, к импровизированному рингу. Сначала она не смогла разглядеть, что там творится. Потом не посмела.
Сдерживая тошноту, она уткнулась головой в широкую грудь Робина.
Тот в очередной раз понял, что отец всегда прав, и поспешно повел девушку обратно, где пропитанный миазмами воздух показался ей свежим, как луг с маргаритками.
– Теперь травля медведей? – осведомился он спокойно, забирая поводья у все еще державшего коня бродяги.
Луиза покачала головой:
– Нет, не думаю. И вообще вам не следовало приводить меня сюда.
– Не следовало. Но в этом случае ваше любопытство так и не было бы удовлетворено, и вы скорее всего обвинили бы меня в том, что я еще хуже вашей дуэньи.
– Вы правы, – призналась Луиза так жалобно, что Робин, не задумываясь, нагнулся и поцеловал уголок ее рта.
– Мы все совершаем ошибки, – утешил он. – Сосчитать невозможно, сколько я их наделал в свое время.
Луиза погладила то место, до которого дотронулись ее губы.
– У вас есть преимущество опыта.
– Да, можно сказать и так, – рассмеялся он. – Не огорчайтесь, Луиза. Пользуйтесь преимуществами моего опыта, он полностью в вашем распоряжении.
Он усадил ее на подушку и едва прыгнул в седло, как над рекой прокатился оглушительный раскат грома. Конь вскинул голову и принюхался к ветру, нерешительно переминаясь на деревянном мосту.
– Давайте-ка убираться отсюда, – бросил Робин, тронув сапогами конские бока.
Животное пустилось галопом, и Луиза вновь прильнула к спине Робина. На мосту вдруг все стихло.
Толпы уличных мальчишек растворились в темноте дверных проемов. Молния расколола небо.
– Куда мы едем?
– Туда, где тепло и сухо. И где я могу спокойно выпить портера, а вы – испытать удачу, бросив кости, – перекрикивал он свирепый ветер и рев волн, ударявшихся о берега.
И тут разверзлись хляби небесные. С черного неба хлынули ливневые потоки. Молнии сверкали, гром гремел, а конь бешено мчался по быстро пустеющим улицам.
Робин свернул в мощеный двор, окруженный с трех сторон зданием кабачка, по всем стенам которого шла крытая галерея. Струи дождя разбивались о камни и лились в неутомимо журчащий фонтан. Робин въехал под галерею, с крыши которой водопадом лилась вода. Из открытых дверей струился свет, и звуки веселого разгула спорили с шумом дождя и грома.
Робин въехал прямо на лошади в каменный проход, от которого шла на второй этаж деревянная лестница. На почерневших от дыма, когда-то выбеленных известью стенах были укреплены смоляные факелы, и огромная Тень коня с двумя всадниками показалось Луизе сценой из дантовского «Ада».
Она задрожала в своем промокшем платье: грубая ткань неприятно облепила тело. С распущенных волос капало па пол.
– Взять вашего мерина, милорд? – пропищал звонкий голосишко откуда-то из-под конского хвоста.
– Да, разотри его и получишь фартинг за труды, – пообещал Робин, спрыгивая вниз. Луиза соскользнула без посторонней помощи.
– До чего же холодно, – едва выговорила она, стуча зубами. – Не думала, что так замерзну.
– Скоро мы вас согреем.
Он подтолкнул ее в пивную с низкими потолками, где в огромном очаге горело нечто вроде цельного древесного стола. За длинными столами сидели мужчины и женщины в различных стадиях опьянения. Слышался стук костей.
Луиза принюхалась. Чем это так восхитительно пахнет? Даже слюнки потекли.
Она только сейчас осознала, как голодна!
Повинуясь легкому нажатию руки на ее плечо, она подошла к огню и не успела оглянуться, как уже сидела на кирпичной скамье, едва ли не в самом очаге. Жара была почти невыносимой, но в этот момент она была просто счастлива протянуть к оранжевым языкам пламени ноги в мокрых чулках и башмаках.
– Больше пяти минут вы не выдержите, – заметил Робин со смешком. Сам он вытирал голову грубым и не слишком чистым полотенцем, которое успел где-то отыскать. Без особой досады он отметил, что одежда непоправимо испорчена.
– Ужасно вкусно пахнет.
– О, здешняя хозяйка Марджери готовит лучшее тушеное мясо с картофелем по эту сторону Ланкашира, – объяснил Робин. – Когда выйдете из огня, я принесу вам миску.
Повернувшись, он взял у мальчика-слуги две кружки портера и протянул одну Луизе.
– Возьмите. Это в два счета вас оживит.
Луиза сделала крохотный глоток. Потом еще один.
– О, это чудесно! – просияла она, махнув рукой, чтобы рассеять облако пара. – Я прекрасно провожу время, лорд Робин!
Он кивнул, улыбаясь не только губами, но и глазами. До чего же она хороша, даже в этих лохмотьях и насквозь промокшая!
Он подумал о сестрах, о бесконечном разнообразии интересов, неизменно озаряющих их путь. Какое же унылое существование нужно вести, чтобы радоваться таким пустякам!
Луиза замерла под его пристальным взглядом. И хотя не могла прочесть мысли Робина, все же точно знала, что он испытывает к ней симпатию, участие, еще какое-то чувство, которое женская интуиция верно определила как нечто большее, чем просто приязнь. И девушка расцветала под этим взглядом, превращаясь из бутона в цветок, наполняясь теплом и предвкушением чего-то большего, словно теперь ей было дано обнаружить в себе такое, о чем она даже не подозревала.
– Скорее выходите отсюда, – велел Робин, – вы становитесь похожей на вареного омара.
Он протянул ей руку, и Луиза взяла ее, несмотря на нелестное сравнение, и позволила оттащить себя от очага. Он крепко сжимал ее пальцы, но как только она отошла, немедленно отпустил ее и крикнул:
– Хозяйка, принесите нам тушеного картофеля с мясом!
Луиза решила не торопиться и не испытывать зря судьбу.
Она чувствовала, что в отличие от нее Робин сам не понимает, что происходит между ними. Не стоит отпугивать его. Следует действовать помягче и поосторожнее.
Она уселась на длинную скамью перед большой миской мяса с овощами в наваристом бульоне. Они разделили ужин, положив свои порции вместо тарелок в корки каравая, из которого вынули мякиш. Луиза поднесла к губам вторую кружку портера, но только сделала вид, что пригубила, поскольку не хотела окончательно опьянеть. И без того в ушах стоит приятный звон, а голова слегка кружится. А вот ее спутник пил с удовольствием, но не пьянел. Шум вокруг них становился все назойливее, почти перекрывая стук дождевых капель по черепичной крыше. Огонь по-прежнему грел спину Луизы.
– Ну что, готовы испытать удачу, бросив кости? – раздался голос Робина, выводя ее из теплого уютного полусна, уже сковавшего тело.
– О да. Да, пожалуйста! – встрепенулась Луиза и неуклюже сползла с лавки, чтобы последовать за ним к столу, за которым шла азартная игра. Несколько любопытных взглядов было брошено в их сторону, но Робин беззаботно мотнул головой, показывая, что она с ним, и своеобразное объяснение было молча принято. Луиза уселась рядом с ним и некоторое время наблюдала за игроками, отмечая, насколько высоки ставки. Робин не давал советов, даже не смотрел на нее, и до Луизы вдруг дошло, что мужчины считают ее его купленной на вечер шлюхой. Ночной бабочкой.
Смех так и рвался из горла девушки. Робин прав, эта маскировка куда лучше, чем мужское платье! И она сможет идеально изобразить потаскушку!
– Несколько пенни, милорд? – попросила она, капризно надув губы. – Я бы тоже попытала счастья.
– А я думал, у тебя есть деньги, – парировал он, прищурившись.
– О, милорд, позабавьте меня, а взамен…
Она многозначительно подмигнула. Робин, с трудом сохраняя бесстрастную мину, швырнул ей горсть медяков.
– Возьми, и посмотрим, что тебе удастся.
Луиза оперлась локтем о стол, взяла кости, тряхнула и небрежным жестом, удивившим даже ее своей естественностью, послала кубики по столу.
Два часа спустя она встала, покинув недовольных, угрюмо ворчавших партнеров, собрала горсть монет и сунула в кошель за корсажем.
– Похоже, я в выигрыше!
– Да, если не считать того, что деньги были моими.
– О, мне отдать вашу ставку?
Она снова полезла за корсаж, Робин поспешно покачал головой. Вырез ее платья, казалось, сполз ниже, возможно, потому, что промокшая ткань растянулась, но теперь груди сливочно-белыми холмами вздымались над кромкой.
– Буря улеглась, – заметил Робин. – Нам пора домой.
– Но мы сможем повторить прогулку? – настойчиво спросила она, кладя руку на его рукав. – Мне хотелось бы еще поиграть.
– Да, разумеется.
Он поспешно вывел ее во двор и велел подать лошадь.
Воздух стал чище и прохладнее, хотя небо все еще хмурилось. Когда они добрались до особняка Аштона и прорвались через мокрую ограду кустов на газон, в окнах было темно.
– Ваш опекун дома, – полуутвердительно заметил Робин.
– Должно быть, да. До его возвращения лампы не гасятся.
– Но как вы войдете?
Луиза снова полезла за корсаж и выудила маленький ключ.
– Сбоку есть дверка для слуг. Я закрыла ее, когда выходила, и взяла с собой ключ. Ею редко пользуются. Так что, думаю, никто не заметил. – Она пожала плечами, и Робин поспешно отвел глаза от ее искусительной наготы. – А если и заметили, то скоро забудут.
– Надеюсь.
Она подступила очень близко, так что до него донесся запах дождя и древесного дыма, которым пропахли ее волосы.
– Вы придете, когда Бернардина удалится на сиесту? Мы могли бы прогуляться, поговорить… мне столько нужно узнать. Вы успели бы мне поведать так много интересного… – Она улыбнулась и неосознанным жестом откинула волосы со лба. – Вы сказали, что весь ваш опыт в моем распоряжении, лорд Робин.
– А вы ужасная кокетка, донья Луиза, – выдавил Робин. – Но меня вам не удастся одурачить!
– Я и не пытаюсь, сэр! – рассмеялась она, целуя его в щеку. – Вы прилете… скажите, что придете.
– Если смогу, – пообещал он, отступая. – Но у меня есть обязанности при дворе.
Он старался говорить безапелляционно и властно, но ничего не получалось.
– О да, понимаю, – кивнула она. – Разумеется. У мужчин всегда важные дела. Но я всякий погожий денек буду гулять у реки в полдень, поскольку в отличие от вас мне особенно делать нечего. Впрочем, такова женская участь: ждать и наблюдать.
Заявление сопровождалось улыбкой, исполненной лукавства.
Робин на мгновение лишился дара речи, осознав, что сестры часто оказывали на него такое же воздействие. Луиза почтительно присела.
– Доброй ночи, лорд Робин. И большое спасибо за прекрасно проведенный вечер.
Она послала ему поцелуй и упорхнула. Обескураженный Робин остался на месте, поджидая, не подаст ли она знак, когда окажется в безопасности. И в самом деле, на втором этаже поднялось окно и мелькнул огонек свечи.
Робин покинул сад, исполненный решимости в следующий раз оставить последнее слово за собой. И снова вспомнил, как много раз клялся в этом же, когда речь шла об одной из сводных сестер. Может, поэтому его так тянуло к Луизе: из-за ее сходства с Пен и Пиппой.
Мысль показалась ему пугающей.
Глава 12
Бесконечная жара наконец спала. Пиппа встала на колени на широком подоконнике и глубоко вдохнула напоенный влагой воздух. Трава на газоне снова стала изумрудно-зеленой, цветы подняли иссушенные зноем головки, а листья на деревьях засверкали чистотой.
На террасе под ее окном прогуливались придворные, как всегда, занятые последними сплетнями. Очень немногие осмелились выйти на усеянные лужами дорожки или промокшие газоны.
Пиппа все еще была в ночной рубашке, хотя время близилось к полудню. Она спала долго и проснулась, чувствуя легкую дурноту. К тому же она совсем не отдохнула, как будто ночь провела, не сомкнув глаз. Странная неловкость, предчувствие беды одолевали ее. Ей снился сон, но сейчас она не могла припомнить, о чем именно, и все же знала, что в нем крылся источник ее тревог.
Тошнота подступила к горлу.
– Кровь Христова, Еве и в самом деле есть за что расплачиваться, – пробормотала она, подбегая к стульчаку для ночного горшка.
Марта сочувственно поцокала языком и принесла госпоже смоченное лавандовым маслом полотенце и чашку с мятной водой.
Пиппа прополоскала рот и вымыла лицо. Сразу стало легче. Захватив кружку с хмельным медом и кусочек ячменного хлеба с маслом, она вернулась к окну.
Занятая своими мыслями, Пиппа даже не слышала, как открылась дверь комнаты Стюарта, но едва он робко ее окликнул, мгновенно насторожилась. С тех пор как она два дня назад застала его с любовником, они еще не виделись, даже на людях. И она не расспрашивала, где он. Просто в глубине души радовалась его отсутствию.
– Доброе утро, Пиппа.
Пиппа не повернула головы. Вряд ли она сможет спокойно смотреть ему в лицо и молчать… не выплеснуть обуревавшей ее ярости. Ласки Лайонела возродили ее, но не уняли обиду и бешенство на человека, который так бессовестно использовал собственную жену. И все же Пиппа знала, что самое мудрое – делать вид, будто ничего не произошло. Трудно представить, что будет, если она выскажет Стюарту правду. Что сделает он? А она?
Ситуация казалась совершенно неразрешимой. Стюарт никогда не простит ее. Сознание собственной вины и угрызения совести не позволят простить жену, разоблачившую постыдную тайну. И поскольку она никогда не сможет забыть его вероломство независимо от того, выскажется или нет, лучше уж оставаться немой и сохранять перед посторонними видимость брака!
– Тебя не было при дворе последние два дня? – равнодушно спросила она.
– Королева велела мне осмотреть ее поместья в Эссексе, – пояснил он. – Она собиралась вместе с королем посетить в следующем месяце Вудхем-Уолтер. Филипп выразил желание поохотиться в тамошних лесах.
– Понятно. Значит, туда переберется весь двор, – продолжала Пиппа, не отводя взгляда от террасы, хотя на самом деле ничего не видела.
– Еще не решено.
Стюарт продолжал неуклюже переминаться в дверях, ощущая досаду и раздражение, словно именно Пиппа была виновата в том, что в ее присутствии он чувствовал себя неловко и постоянно смущался.
– Почему ты еще не одета? До утренней аудиенции осталось меньше часа.
Я неважно себя чувствую. Уверена, что королева простит меня, поскольку сама она находится в том же счастливом состоянии… хотя, но ее словам, не страдает. В отличие от меня.
Стюарт слышал, как рвало Пиппу, и, распознав сарказм в ее голосе, виновато поежился. Она винит его в своих страданиях, хотя, как всякая нормальная женщина, ожидающая ребенка, должна быть на седьмом небе. В сложившихся обстоятельствах он не мог ни упрекнуть ее, ни посочувствовать.
– Хочешь извиниться перед ее величеством?
– Сделай это за меня.
– Прекрасно, мадам.
Он поклонился ей в спину и удалился к себе.
Пиппа продолжала смотреть на террасу, ожидая отчетливого щелканья засова, которое подсказало бы, что Стюарт действительно ушел.
– Вернетесь в постель, мадам, или велите подавать одеваться?
Только сейчас Пиппа сообразила, что Марта была молчаливой свидетельницей встречи.
– Я оденусь, – решила она, отворачиваясь от окна, – но останусь у себя.
Полчаса спустя Стюарт вышел в коридор, одетый со строгой элегантностью. На лице сияла доброжелательная улыбка. Неприятная встреча с женой была решительно выброшена из головы. Он сказал Пиппе правду о причинах своего отсутствия, и передышка, какой бы короткой ни была, позволила немного отдохнуть от постоянного напряжения и чувства стыда и придала сил.
По крайней мере он так считал, пока не встретился лицом к лицу с Лайонелом Аштоном в королевской приемной Одного взгляда на учтиво-пренебрежительное выражение лица этого загадочного человека оказалось достаточно, чтобы низвести лорда Нилсона до того жалкого ничтожества, в которое он превратился за последнее время.
– Лорд Нилсон! Добро пожаловать ко двору! – улыбнулся Аштон, кланяясь. – Надеюсь, ваша миссия была успешной?
– Да, я передал поручения королевы, – сухо процедил Стюарт. – Если король решит поохотиться в Эссексе, к его приезду все будет готово.
Аштон кивнул, лениво обводя взглядом комнату.
– А ваша жена? Она не сопровождает вас этим утром?
Щеки Стюарта предательски вспыхнули. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Ногти впились в ладони.
– Сегодня она осталась у себя.
Аштон тоже кивнул и, слегка хмурясь, принялся изучать свои руки.
– Женщины тяжело переносят беременность, – бросил он, не поднимая глаз. – Кажется, я еще не поздравил вас, Нилсон.
Рука Стюарта непроизвольно опустилась на рукоять шпаги. Нет, он не вынесет всеобщего презрения! Но тут же опомнился. Все равно выбора нет. Только терпеть.
– Меня просили присматривать за вашей женой. Надеюсь, вы не станете возражать, если я нанесу ей визит? – осведомился Аштон, вопросительно склонив голову.
– Если моя жена не возражает, то при чем тут я? – едва шевеля губами, выговорил Стюарт.
– В самом деле, – с легкой улыбкой согласился Аштон. – Доброго вам утра, милорд.
Он снова поклонился и отошел, оставив Стюарта собирать остатки растерзанного достоинства, прежде чем вступить в опасный, злобный, враждебный мир, именуемый залом для аудиенций королевы Марии.
Лайонел тем временем поспешно направился в покои Нилсонов. Никто не найдет ничего неприличного в его желании увидеть леди Нилсон. Подобные посещения вполне одобрялись дворцовым этикетом. И кроме того,"он получил разрешение мужа навестить заболевшую супругу.
Лайонел постучался. Дверь открыла камеристка.
– Леди Нилсон принимает?
– Минутку, сэр. Как доложить?
– Мистер Аштон.
Марта оставила дверь приоткрытой и через секунду вернулась.
– Госпожа примет вас, сэр.
Она отступила, давая ему пройти.
– Благодарю, – бросил он, проходя в спальню.
– Можешь идти, Марта, – велела Пиппа, поднимаясь с низкого стульчика у пустого очага, где она писала письмо сестре. – Мистер Аштон! Какое неожиданное удовольствие! – улыбнулась она, пытаясь сдержать дрожь возбуждения, не обращать внимания на жар в крови, хотя бы до ухода камеристки.
Аштон взял ее руки. Они не были наедине вот уже два дня, с того утра, проведенного на груде скошенной травы.
– Это один из ваших плохих дней, – заметил он, разглядывая ее осунувшееся лицо.
– Был. По крайней мере до этой минуты. Но все еще может измениться.
Он легко коснулся ее губ своими.
– Утро на редкость чудесное. Не стоит проводить его в четырех стенах.
– Не стоит, – согласилась она, сжимая его пальцы. – Что вы предлагаете? .
– Несколько часов на реке. Через полчаса подходите к причалу со стороны кухни.
Он навил "на указательный палец прядь ее волос и освободил, улыбаясь при виде туго закрученной спирали.
– Некоторое время вас не хватятся. Едва заметная тень затуманила ее глаза.
– У вас очень уверенный тон. Лайонел беспечно пожал плечами.
– Я говорил с вашим мужем. Он сказал, что вы решили остаться у себя. Так что никто не станет вас искать.
Пиппа озабоченно свела брови, но все же кивнула:
– Думаю, что это так и есть.
Вряд ли Стюарт возвратится после сегодняшнего не слишком приятного разговора. К тому же он потерял всякое право знать о ее делах, не говоря уже о власти над женой. Пиппа знала, насколько бесплодны гнев и открытое неповиновение, но именно они приносили облегчение.
Лайонел пожалел, что, напомнив о Стюарте, так явно расстроил Пиппу, и все же не видел способа избежать неприятных разговоров.
– Через полчаса, – повторил он, касаясь пальцем ее губ. – Захватите плащ. Сегодня стало прохладнее.
Дверь за ним захлопнулась, и Пиппа провела ладонями по волосам, пытаясь вернуть самообладание. Упорядочить свой мир. Но ее мир, окружающая реальность, казалось, вырвались за границы порядка. Следующие несколько часов она проведет с любовником, на реке, в страстных ласках, теряясь В исступлении пылкого желания и сладострастия. Больше она ничего не хотела. Сердце забилось сильнее, низ живота горел, лоно томительно ныло.
Но тем не менее она не могла игнорировать другую реальность, свое настоящее. Она носит ребенка своего мужа. Рано или поздно с этим придется считаться.
Ну а пока ее ждет утро на реке, и домашнее платье, в котором она была, совсем не годится для выхода.
– Марта, принеси мне красный дамасский шелк с нижней юбкой, вышитой золотом.
Взяв щетку, Пиппа пригладила волосы, наслаждаясь видом того, как они ложатся роскошными упругими локонами. Похоже, беременность имеет свои хорошие стороны. Волосы немного потемнели, стали гуще и пышнее. Грудь тоже стала заметнее. Может, когда пройдет тошнота, Пиппа даже сумеет найти удовольствие в своем состоянии.
Эта мысль еще больше подняла настроение.
Одевшись в нарядное платье, забрав волосы серебряной филигранной сеткой и небрежно накинув на плечи плащ из черной тафты, она вышла из комнаты обычной быстрой, легкой походкой.
Лайонел ждал у кухонного причала, куда прибывали барки с продуктами. Вокруг сновали слуги, тащившие связки дичи, говяжьи и бараньи туши из королевских поместий. В воздухе стоял запах крови и гниющих овощей. Накормить двор – дело сложное и требует немалых трудов. Багровый от ярости королевский смотритель винных подвалов кричал на поставщика, привезшего бочонок мальвазии вместо заказанного портвейна.
Но спокойствие и неподвижность Лайонела, его обычная отрешенность среди общего хаоса словно делали его невидимым. Еще издали заметив Пиппу, он стал украдкой наблюдать за ее приближением. Она почти бежала. Плащ развевался на ветру.
Он вдруг осознал, что прошло много недель с тех пор, как он в последний раз видел жизнерадостную сторону характера леди Нилсон. Он впервые встретил ее, когда прибыл в Саутгемптон со свадебным поездом короля. Пиппа с мужем находились среди встречающих, которым было поручено проводить испанского короля и его двор в Кентербери, на свадебную церемонию.
Тогда она почти не произвела на Лайонела впечатления, потому что не годилась для его целей. Он, как и все, знал только, что она была истово предана Елизавете и поэтому стала фактической узницей при королевском дворе, заслужив немилость Марии. Но Лайонел заметил, что она весьма проворна, и ощутил зерна мятежа, зреющие под привычной маской послушания венценосной особе.
Именно это свойство леди Нилсон и вызывало постоянное недовольство ее величества. Мария обычно отличалась великодушием, быстро прощала обиды, и, поскольку Стюарт Нилсон был один из самых преданных ее слуг, казалось вполне естественным, что королева примет раскаявшуюся Пиппу под свое крылышко. Но, все дело в том, что Пиппа и не думала раскаиваться. О, она была учтива, покорна, но выражение этих зеленовато-карих глаз, надменно вздернутый подбородок и даже тонкий длинный нос буквально излучали неповиновение. Кроме того, она обладала острым как кинжал языком и едким остроумием.
Тем не менее, как ни удивительно, но когда Руй Гомес и Симон Ренар составили свой блестящий план, гарантирующий непрерывность линии наследования английского трона, Мария после целого дня, проведенного на коленях и в молитве, не только согласилась с ними, а почти с радостью восприняла их выбор особы, которой надлежало получить сомнительный подарок испанца.
Лайонел был убежден: именно то соображение, что дар принесет одни страдания несчастной невинной жертве, подсластило пилюлю для королевы Марии, вынужденной делить мужа с другой. Весь позор достанется на долю той, которую она подозревала в неверности. Прегрешения лорда Нилсона против церкви были настольно омерзительны, что его можно было не принимать в расчет и, по мнению Марии, он легко отделается, если не получит заслуженного наказания. Она с готовностью включилась в игру, затеянную мужем, и повела ее с ловкостью и умением, которые сорок лет сохраняли ей жизнь и наконец подарили трон.
Лайонел направился к Пиппе, прежде чем ее богатый наряд и дерзкое лицо смогли привлечь внимание посторонних. Сам он не сознавал, что мрачен как туча. Потому что не знал, как оградить ее от бед, и до той первой ночи, когда нес бесчувственное тело женщины мужу, не особенно задумываясь над тем, что творит вместе со своими сообщниками. Тогда он видел только свою цель – разрушить замыслы Филиппа, хотя мог сделать это, только оставаясь доверенным его лицом. Если женщина понесет и родит ребенка, он позаботится о том, чтобы дитя не сыграло той роли, которую предназначали ему Филипп и советники. Мать не имела значения, и с ней следовало поступить в зависимости от обстоятельств. От этого зависело будущее его страны.
Но теперь Лайонел понимал, что переоценил свою( способность отрешиться от ужасной правды, крывшейся за всеми этими деяниями. Держа в объятиях легкое, почти невесомое тело Пиппы, он был вынужден признать свою собственную роль, пусть и стороннего наблюдателя, в насилии над этой женщиной. Она стала для него реальной, и сила ее личности была такой же явной, как и пульс, бившийся на шее под белой кожей.
Он насмотрелся на таких случайных свидетелей, когда сжигали Маргарет, и кричал от тоски и боли при виде их слепого, тупого повиновения установленным церковью законам.
Он больше не позволит ранить Пиппу, хотя понятия не имел, что для этого сделать. Филипп не получит ребенка, это Лайонел может ему обещать. Только для этого нужно спрятать Пиппу в каком-нибудь отдаленном месте, где ее никто не знает. Но для того чтобы получить ее согласие, нужно открыть правду. А этого Лайонел не вынесет.
– О, какое у вас сердитое лицо! – воскликнула Пиппа. – Что-то вас тревожит?
Этот проклятый двор! – пробурчал Лайонел. Настала пора хотя бы обиняками намекнуть на то, что с ней сделали, если, разумеется, он хочет добиться ее полного доверия.
Пиппа пристально всмотрелась в него.
– И что это означает? Мне казалось, что вы верный сторонник нашего двора.
– Внешность может быть обманчива, – заметил он,, предлагая ей руку.
Но Пиппа отступила.
– Тут вы совершенно правы. Но неужели утверждаете, что вы не тот, кем кажетесь?
Улыбка ее исчезла, лицо стало озабоченным. Куда девалась та веселая, светящаяся счастьем женщина, которая стояла перед ним всего минуту назад?!
– Только не в действительно важных вопросах, – объяснил он. – И не в тех, которые могут вас расстроить, Пиппа.
Пиппа, судорожно сглотнув, уставилась на него.
