Текст книги "Почти невеста"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
ГЛАВА 12
– Добрый вечер, ваша светлость, – сказал Тидмаус, придерживая створки открытой двери и кланяясь, пока Арабелла входила в холл.
Он выпрямился и обратился к герцогу:
– Ваша светлость, будете обедать дома?
– Да, благодарю вас, Тидмаус.
Джек бросил взгляд на Арабеллу, и в глазах его она заметила искорки веселья. Она в этот момент старательно изучала портрет давно почившего герцога Фортескью, кавалера шестнадцатого века, храня серьезную и торжественную мину.
– Думаю, мы пообедаем наверху, в будуаре ее светлости. Ее светлость немного утомлена после долгой прогулки.
Арабелла открыла было рот, чтобы опровергнуть эту клевету, но тотчас же заметила лукавый блеск в серых глазах Джека и только скромно улыбнулась.
– В самом деле, я немного устала. Вы так внимательны, сэр. Если вы меня извините, я пойду в свою комнату и немного отдохну до обеда.
Ее улыбка была воплощением приторной слащавости и невинности, когда она поинтересовалась:
– Когда обед?
Джек отвесил ей поклон:
– Тебе решать, моя дорогая.
– Может быть, мы пообедаем через час, – предложила она с задумчивым видом. – Но конечно, если ваша светлость пожелает видеть меня раньше, я буду в полном вашем распоряжении.
Ее золотистые глаза излучали лукавство и чувственность, когда она бросила на него взгляд искоса.
– В таком случае, мадам, мы будем обедать через час.
Он сделал особый нажим на слове «обедать».
Она улыбнулась и скользнула к лестнице. Собаки сделали рывок за ней, но Джек проворно ухватил их за ошейники.
– Тидмаус, заберите собак на кухню и позаботьтесь об их обеде. Да, и держите их там весь вечер.
– Да, ваша светлость, – ответил дворецкий деревянным тоном.
Он поманил ливрейного лакея, маячившего в глубине холла.
– Гордон, отведите собак на кухню.
– Да, мистер Тидмаус, сэр. – Ухмыляясь, лакей взял собак за ошейники. – Пойдемте, мальчики, пообедаем.
Зачарованные этим волшебным словом, они рванули в глубь дома, таща за собой лакея.
– Пришлите в мою комнату Луи с графином шерри, – сказал Джек, направляясь к лестнице. – Ее светлость и я сами себя обслужим. Нам никого не надо.
Тидмаус только отвесил поклон. Если его господин желает сам нарезать эйлсберийских уток и предпочитает самостоятельно разливать вино, то не дело дворецкого комментировать его действия, а тем более не годится искать в речи госпожи тайный смысл.
Напевая про себя какой-то мотивчик, Джек поднялся в свою обширную спальню, выходившую на улицу. Он пожатием плеч избавился от сюртука, небрежно бросил его на спинку стула, отстегнул рапиру и положил ее на подоконник.
Луи уже спешил с графином шерри и бокалом на серебряном подносе и поставил все это на туалетный столик.
– Мы обедаем дома, да, ваша светлость?
– Да, обедаем, – ответил Джек, наливая себе бокал шерри.
– Халат, ваша светлость, сэр? Или оденемся к обеду как обычно? – спросил Луи, открывая платяной шкаф.
– Мы думаем, что можно отложить халат до более позднего времени, – ответил Джек, допивая вино, прежде чем снять галстук и бросить его поверх сюртука. – Но право, Луи, разве необходимо это королевское «мы»?
– Нет, ваша светлость, я постараюсь это запомнить.
– Пожалуйста, постарайся.
Улыбка Джека была доброжелательной, но Луи было трудно обмануть. Не стоило раздражать его светлость Сент-Джулза.
Джек провел рукой по подбородку, потом, снимая жилет, решил:
– Думаю, тебе надо меня побрить, Луи.
– Разумеется, ваша светлость.
Луи взял уже наточенную бритву.
В своей комнате, соседствовавшей со спальней Джека, Арабелла в полудреме лежала в сидячей ванне перед камином. Волосы ее были высоко подобраны и заколоты на темени.
Бекки суетилась вокруг нее и сновала от платяного шкафа к постели.
– Веточку розмарина на подушку, миледи? – спросила она. – Он придает постельному белью прекрасный свежий аромат. Нынче днем я нашла куст розмарина в сквере на площади. Никак не ожидала найти его в городе… Вы наденете шелковое неглиже? С атласными домашними туфельками и кружевным чепчиком?
– Никакого чепчика и домашних туфель, – лениво сказала Арабелла. – Ты можешь приготовить для меня халат, Бекки, а потом оставь меня.
– Очень хорошо, мадам.
Бекки улыбнулась с таким заговорщическим видом, что Арабелле потребовалось собрать все свои силы и достоинство, чтобы не заметить этого. Они с Бекки были слишком давно вместе, чтобы иметь секреты друг от друга, а горничная при всей своей юности и кажущейся невинности выросла в деревне и прекрасно знала, что происходит на супружеской постели.
Бекки в последний раз одернула покрывало на постели, оправила кружево пеньюара, уже приготовленного ею и лежавшего там же, проверила, ярко ли горят свечи и достаточно ли дров в камине, сделала реверанс и вышла из комнаты.
Джек за дверью в соседнюю комнату услышал воцарившуюся тишину в спальне жены и понял; что она осталась одна. Луи закончил бритье и с почтительным видом разложил на постели бирюзового цвета шелковый халат и благоговейно расправил его отвороты, складки и бахрому на широком кушаке.
– С остальным я справлюсь сам, Луи, – сказал герцог, пытаясь скрыть нетерпение.
Камердинер поклонился и, пятясь, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь в коридор с особой осторожностью.
Джек в одних чулках подошел к двери в соседнюю комнату и открыл ее. Аромат лаванды и розмарина – первое, что он заметил, потом он увидел в ванне свою жену с кожей, порозовевшей от теплой воды, с влажными волосами, собранными в узел на макушке. Она не спеша повернула голову, которой опиралась о бортик ванны, и посмотрела на него. На нем были только бриджи и рубашка, небрежно расстегнутая у горла. Волосы его, как обычно, были стянуты назад и завязаны черной бархатной лентой, а кожа на шее была бронзовой от загара после пребывания в течение трех недель в деревне в разгар бабьего лета. Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова:
– Желаю вам доброго вечера, ваша светлость.
Джек подошел к ванне и стоял, глядя на нее горячим взором.
– Восхитительное зрелище, – пробормотал он. – Вся покрытая росой, розовая и нежная, как бутон, готовящийся раскрыться… или быть раскрытым.
Ленивая улыбка зазмеилась в уголках его губ.
Он встал на колени возле ванны, закатав рукава рубашки до локтей. Каждое его движение, каждый жест были полны чувственности, томления и таили обещание, и от этого кровь ее заиграла и волна желания и предвкушения омыла бедра.
Томным движением он взял в руку веточку лаванды, положил ее на середину ее лба и провел воображаемую линию по ее носу, губам и ямочке на подбородке, потом по шее, чуть помедлив во впадинке, где с необычной скоростью билась жилка. Он продолжал неспешно чертить линии между ее грудями, выступавшими из воды, темные соски которых отвердели и приподнялись.
Внизу ее живота уже запорхали бабочки. Он провел веточкой лаванды по ее пупку, и это вызвало в ней восторг. Зажав ее сосок между большим и указательным пальцами, он принялся ласкать его, а свободной рукой приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал. Его губы, поначалу твердые, постепенно обрели мягкость и нежность и теперь будто растаяли, соприкоснувшись с ее губами, а язык принялся заигрывать с ее языком, и эта сладостная игра становилась все мучительнее. Медленно он поднял голову, заглянул в ее разгоряченное лицо и посмотрел на губы, заалевшие и припухшие от его поцелуя, и в глаза, теперь загоревшиеся золотистым огнем.
На мгновение перед его умственным взором предстал образ Лили: ее фарфоровая кожа, чуть окрашенная розовым, ее синие глаза, ярко-алые губы… Но ему было известно, что совершенство ее кожи и нежная алость губ были обязаны своими красками пудре и румянам. Ее брови были выщипаны, и им была придана форма совершенных дуг. Темные же брови Арабеллы были густыми, прямыми и четко очерченными. Он облизнул большой палец и разгладил ее брови осторожными и нежными прикосновениями, потом наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
Эта смена его настроения, какой бы мимолетной она ни была, не ускользнула от Арабеллы. Внезапно она подумала, не пришел ли он к ней прямо из постели своей любовницы. Она выпрямилась в ванне, подтянув колени к подбородку, и вопрошающе посмотрела на него.
– В чем дело; любовь моя? – спросил он, улыбаясь, но несколько озадаченный.
– Мне вдруг показалось, что ты смотришь не на меня, а на кого-то еще, – ответила она уклончиво. – Это было странное чувство и… неприятное…
С минуту он молча смотрел на нее и увидел других, слишком часто являвшихся ему на ум, когда он был со своей женой. Это всегда бывала Шарлотта и часто Фредерик. Эти тени, являясь ему, заслоняли от него Арабеллу.
Арабелла прикусила нижнюю губу, потом сказала:
– Я совсем не знаю тебя, Джек.
«Да, – подумал он. – Не знаешь. Совсем не знаешь».
Но она среди этих теней оставалась ни в чем не повинной. Он должен был каким-то образом научиться отделять ее от этих теней и видеть одну.
У Арабеллы упало сердце, когда она заметила этот замкнутый взгляд, будто он удалился от нее в такое место, куда она не могла за ним последовать.
Но тотчас же это выражение исчезло из его глаз, и они снова потеплели, а красивый рот вновь обрел нежный и чувственный изгиб. Он оперся руками о бортики ванны, наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
– Мне не хочется отвлекаться, моя прелесть, – пробормотал он, почти не отрываясь от ее губ, а язык его уже пытался проникнуть в ее рот.
Она позволила ему это, губы ее раскрылись, и она ответила на поцелуй. Он провел рукой по ее телу, заставляя ее опуститься в воду, колени ее выпрямились, и она скользнула в ванну и положила голову на ее край, ее волосы, собранные в узел на затылке, впитали в себя влагу.
Теперь все ее ощущения были сосредоточены там, куда обратилось его внимание. Его рука ловко и умело играла с сокровенными уголками ее тела, раздвигая набухшие половые губы и нежно потирая их, до тех пор пока она не смогла больше скрывать бушевавший в ней пожар. Она услышала свой негромкий крик, и прошло много времени, прежде чем она полностью пришла в себя. Теплая вода омывала ее разгоряченную плоть, глаза оставались закрытыми, и она медленно и постепенно возвращалась к действительности, дыхание ее становилось все более спокойным и ровным.
– Очнись, спящая красавица, – пробормотал Джек и плеснул на нее водой.
Этот прохладный душ освежил ее разгоряченную кожу. Она медленно открыла глаза, и ее взгляд теперь неотступно следовал за ним, пока он поднимался на ноги, снимал рубашку, потом бриджи, наконец чулки. Теперь он стоял над ней, обнаженный и в полной боевой готовности.
– О, я не сплю, – прошептала Арабелла.
– В таком случае идем.
Он расправил для нее полотенце, оставленное Бекки возле ванны, потянулся к ней, подхватил ее под мышки и заставил подняться изводы.
– Мое неистощимое терпение подходит к концу.
Он обернул вокруг нее ткань, приподнял ее, прижал к себе и бросил на кровать, спеленатую и путающуюся в складках полотенца.
Потом принялся вытирать ее, и тер так усердно, что кожа ее запылала. Он вертел и крутил ее, поднимал ее ноги и вытирал влагу между пальцами и делал это нежно и тщательно. Ее ступням стало щекотно, и она сделала слабую попытку увернуться, пока его язык порхал по ее стопам, потом он стал забирать в рот каждый палец на ее ногах по очереди.
«Нынче вечером он решил сделать меня совсем беспомощной», – мельком подумала Арабелла.
В том, как он занимался с ней любовью, была какая-то необычная напряженность, его серые глаза сверкали почти свирепо, и он смотрел на нее так, будто собирался проглотить ее. Он изучал каждый дюйм ее тела, не оставляя неисследованным ничего. И этот накал его чувств воспринимался ею как обжигающий огонь.
Она осознала, что приподнимается ему навстречу, готовясь его принять. Ее тело стало как пружина. Она не могла им насытиться – его губами, языком, пальцами рук и ног. Арабелла так же пожирала его, как он ее. Она поднялась и нависла над ним, оседлав его бедра, и принялась ласкать и поглаживать его орган, исторгая у него стоны восторга. Потом он обхватил ее бедра, поднял ее и вошел в нее одним мощным движением, проникнув до самой сердцевины, и она откинула голову, издав громкий крик. Она не могла бы сосчитать, сколько раз достигала вершины наслаждения с того момента, как он вытащил ее из ванны, и каждый раз был восхитительнее предыдущего, но сейчас ей казалось, что тело ее распадается, разлетается на тысячи кусков, и куски эти подхватывают четыре ветра всех сторон света. Он яростно и крепко сжимал ее спину, изо всех сил привлекая ее к себе, и с каждой пульсацией, с каждой судорогой его семя наполняло ее.
Наконец она упала вперед и голова ее оказалась на его влажном и скользком от пота плече. Его сердце бешено билось, и она ребрами ощущала это биение, соразмерное ее собственному. Она медленно вытянула ноги так, что они оказались лежащими поверх его ног. Он был все еще в ней, и она сжала ногами его бедра, чтобы удержать его в себе еще хоть на минуту дольше. Его пальцы уже не сжимали ее с такой силой и яростью, но руки оставались на ее спине, и на несколько мгновений они оба погрузились в транс пресыщения, но не сна.
Джек пошевелился первым, нежно отстранился от нее и, перекатившись, лег с ней рядом. Он оперся на локоть, отвел влажные волосы с ее лба и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Покачал головой в безмолвном изумлении и провел ладонью по ее боку, задержавшись на изгибе талии.
Она слабо улыбнулась в ответ, но слов у нее не было. Он глубоко вдохнул воздух и с силой выдохнул.
– Не знаю, как ты, но мне нужно окунуться в ванну.
Он спрыгнул с кровати с энергией, непонятной Арабелле, шагнул в медную ванну и опустился глубоко в воду, согнув колени так, что ему удалось погрузиться полностью и окунуть даже голову.
Поднявшись из воды, он отряхнулся, как делают собаки, вылезая из реки, и схватил влажное полотенце. Арабелла с кровати наблюдала за ним плотоядным взглядом, наслаждаясь видом мускулов, рябью двигавшихся под кожей, пока он вытирался, любуясь жесткостью и поджаростью его тела, упругими ягодицами и плоским животом. Сейчас его мужской орган дремал, и она подумала, что он похож на сонную мышь в гнезде из темных курчавых волос. И теперь трудно было представить его в вертикальном положении, способном принести им обоим столько восторгов. Это сравнение вызвало у нее невольный смех, а Джек повернулся к кровати и посмотрел на нее подозрительно блестящими глазами.
– Чему ты смеешься?
– Да так, – ответила она с невинной улыбкой. – Ничему.
И все же она была не в силах отвести взгляда от предмета, вызвавшего у нее взрыв веселья.
Взгляд Джека переместился в нижнюю часть его тела.
– О, – сказал он с легкой усмешкой, обертывая бедра полотенцем, – это все холодная вода.
– И удовлетворение, – заметила Арабелла все с той же невинной улыбкой. – Но, ваша светлость, вам не требуется много времени, чтобы восстановить силы.
Она потянулась за пеньюаром, украшенным крошечными жемчужными пуговичками, в то время как Джек проследовал в свою спальню за халатом.
Они вместе вошли в теплый, освещенный свечами будуар, где перед камином уже был поставлен стол с откидной крышкой. На нем красовалось блюдо свежих, только что вскрытых устриц, супница оставалась теплой на подставке, установленной на угольях в камине. На низком буфете дымился жареный утенок, а рядом стояли миска с соусом из мадеры и блюдо с жареным картофелем и пастернаком.
Джек налил вина и подержал стул, помогая жене сесть перед блюдом с устрицами.
Она расправила одно из этих жемчужно-серых творений на опалесцирующей поверхности бугристой раковины. Джек тоже отправил в рот устрицу и проглотил ее. Арабелла хмыкнула и со вздохом удовлетворения вытянула к огню босые ноги, совершенно забыв о недавнем чувстве неловкости.
Неделей позже на Кэвендиш-сквер начали прибывать неиссякаемым потоком коробки и картонки. А вслед за ними и мадам Селеста и мадам Элизабет в сопровождении целой стайки портних с охапками муслина, крепа, тафты, органди, китайских и индийских шелков, расписанных вручную.
Арабелла принимала эту делегацию в своем будуаре и в изумлении рассматривала бесчисленные платья, пеньюары, халаты, разложенные перед ней. Похоже, здесь были туалеты для каждого часа дня.
– Если вашей светлости будет угодно накинуть это неглиже… – предлагала мадам Селеста, складывая ручки на обширной груди. – Возможно, в этих туалетах понадобится кое-что исправить или подогнать по фигуре.
– Я должна примерить их все? – спросила Арабелла, испуганная такой перспективой.
Ей потребовался бы на это целый день.
– Baша светлость, это необходимо, чтобы они идеально на вас сидели, – заявила мадам Элизабет с намеком на решимость. – К каждому платью полагается и нижнее белье. Поэтому во время примерки вам надо быть в одной сорочке.
Арабелла покорно воздела руки к небу и пошла к себе в спальню звать Бекки, взволнованную до крайности и готовую сопровождать свою полуодетую госпожу в будуар и присутствовать при примерке.
– О, прекрасно! Вы еще не приступали к примерке! – Герцог вошел в будуар, когда его жена снимала неглиже, чтобы примерить первое платье.
– Ваша светлость, – мадам Селеста ухитрилась вложить в свое восклицание нотку недоверия, – мы ведь должны убедиться, что каждое платье сидит должным образом!
– Разумеется, – согласился он, усаживаясь и помещая одну изящно обутую ногу поверх другой и вытаскивая табакерку из обшитого золотым кружевом кармана сюртука. – Потому-то я и здесь. Умоляю вас, продолжайте.
Арабелла бросила на него взгляд, ожидая увидеть заговорщическое подмигивание, но потрясенно заметила, что ее муж совершенно серьезен. Она стояла в тонкой сорочке, столь открытой, что это одеяние оставляло мало возможностей для фантазии, пока модистки цокали языками, переговаривались и надевали на нее через голову одно платье за другим, давая указания нескольким швеям, что следует заколоть, а что подшить.
Первый комментарий герцога вызвало вечернее платье из органди цвета слоновой кости, надетое на нижнюю юбку золотистого шелка.
– Я предпочел бы декольте побольше, – сказал он. – Надо, чтобы вырез был на полдюйма ниже, а сзади следует заложить складку.
– Похоже, что ваша светлость – законченная модистка. Вашим талантам нет предела, – недовольно заметила Арабелла, в то время как мадам Селеста покорно закалывала и располагала ткань сзади так, чтобы получилась складка.
Джек ответил своей дремотной улыбкой:
– Доверься мне, дорогая.
– Ты уже говорил это раньше, – согласилась Арабелла. – Но сообщаю вам, сэр, что не собираюсь появляться в обществе, полная беспокойства о том, что мои груди выглядывают из декольте, похожие на хорошо подошедший пудинг с нутряным салом.
– Какая счастливая находка и что за удивительное выражение, – пробормотал герцог. – Но так уж случилось, что твои груди ничуть не похожи на пудинг с нутряным салом, даже хорошо подошедший.
Бекки проглотила готовое вырваться восклицание. Модистки, оцепенев от ужаса, уставились друг на друга, а стайка их помощниц замерла, не сделав очередного стежка. Арабелла только рассмеялась.
Примерка всех туалетов заняла около трех часов. Арабелла устала и соскучилась, собаки скулили у двери, а ее орхидеи настоятельно требовали внимания. Ее муж, напротив, был совершенно поглощен этим процессом.
Он отпустил модисток и их помощниц, только когда все туалеты были подогнаны и развешаны в шкафу. Потом он обратился к горничной:
– Нынче вечером вы оденете вашу госпожу в платье слоновой кости с золотом, Бекки. Месье Кристоф причешет ее светлость, но вы должны за этим наблюдать и научиться, чтобы в будущем делать это самой.
– Да, ваша светлость. – Бекки сделала реверанс.
– А теперь можете идти, – сказал герцог мягко, и Бекки поспешно удалилась.
– Почему я должна одеться именно так? – спросила Арабелла небрежно, беря в руки пилку, чтобы заняться своими ногтями.
– Мы могли бы поехать в оперу, – ответил герцог. – Моя ложа давно пустует. Пора ею воспользоваться.
– Ах! – Арабелла отложила пилку для ногтей. – Значит, это будет мое первое появление в свете.
– Да, первое появление в качестве герцогини Сент-Джулз.
Она кивнула:
– А опера?
– Надеюсь, она тебе понравится… Моцарт, «Волшебная флейта». Очаровательное произведение, но, разумеется, никто не станет слушать его, – сказал он, презрительно пожимая плечами. – Все будут заняты свежими сплетнями.
– А центром самых свежих буду я, – подытожила Арабелла.
Он кивнул и поднялся на ноги:
– Да, мэм. Верно. Кристоф приедет к пяти, чтобы причесать тебя. Бекки к этому времени должна тебя одеть, а пообедаем мы в семь. Начало оперы в девять.
– Но начало, разумеется, полагается пропустить, – заметила Арабелла, презрительно кривя рот. – Ведь так немодно приезжать в оперу вовремя.
Он слегка наклонил голову и сказал:
– На этот раз я предпочту, чтобы ты вошла в театр сразу же после того, как наши приятели, любители оперы, займут свои места, но затем ты, моя любовь, можешь вести себя как угодно.
С легкой улыбкой и поклоном он удалился.
Арабелла осталась сидеть в мрачном молчании. Она была полна готовности следовать всем законам общества, но никак не ожидала, что герцог будет поощрять ее в этом. Теперь оказывалось, что она должна плясать под дудку Джека, не задумываясь о собственных желаниях.
Она повернула голову к двери на стук:
– Что там, Бекки?
– Письмо для вас, мадам. – Горничная протянула ей серебряный поднос с письмом.
Арабелла узнала решительный почерк Мэг. Она жадно схватила письмо со словами благодарности к Бекки и жестом приказала ей удалиться. Девушка присела в реверансе и ушла, а Арабелла сломала восковую печать и вскрыла письмо. Она будто услышала голос подруги, как только начала его читать.
«Дражайшая Белла, я рву на себе волосы от тоски. Я и не предполагала, что можно так скучать по кому-нибудь, как я тоскую по тебе. Даже мама и папа мрачны, а все собаки без Бориса и Оскара выглядят затравленными. Когда бы мы ни появлялись в нашем скромном местном обществе, одна только Лавиния неизменно дает нам пищу для веселья, будучи всеобщим посмешищем. Она из кожи вон лезет в попытке опорочить законную и полноправную герцогиню, обвинив ее в безнравственности и одновременно стремясь доказать, что пользовалась полной доверительностью вышеупомянутой герцогини. А тем временем чучела убитых птиц на ее разнообразных шляпках переворачиваются вверх лапками, а цветы и фрукты просто вянут на ветках. Дэвид начал произносить проповеди на тему о зловредности сплетен и гордыни, коих смысла Лавиния, разумеется, не понимает. Как бы то ни было, моя дорогая Белла, если в ближайшем будущем я не получу облегчения, то, окончательно обезумев, удалюсь на чердак и стану там ткать одежду из паутины. Помнишь, как мы обсуждали возможность моего приезда в Лондон, чтобы погостить у тебя? Я не уверена, что в состоянии выдержать повторение моего злополучного первого лондонского сезона, но, рассуждая хладнокровно, понимаю, что смогу. Не говоря уже о том, что мне так недостает тебя, как если бы я лишилась руки или ноги. Мне необходима передышка от этой скучной, убогой жизни и такого же окружения. А также общество более интересных мужчин, чем те, что я встречаю среди наших живых изгородей. Разумеется, я никоим образом не собираюсь нарушать ваше счастье и вторгаться в семью, только начавшую вкушать радости супружества, но в браке по расчету, возможно, найдется место для общества близкой подруги. Ничто в твоих письмах не содержит и намека на то, что замужество для тебя стало чем-то иным. А я знаю, что ты бы мне все рассказала без утайки…
Скорее напиши мне, моя дорогая. Я хотела бы узнать новости о твоих орхидеях, о собаках и особенно о твоей новой жизни и дебюте в обществе в качестве герцогини. И запомни, я хочу знать все самые свежие подробности.
С любовью, как всегда. М.».
Арабелла читала письмо Мэг с улыбкой и будто слышала ее нарочито деловой и сухой тон. Она не могла себе представить ничего более приятного, чем общество Мэг. Джек был слишком властным, и часто она страдала от невозможности проявить собственную волю и инициативу. Арабелла привыкла сама распоряжаться своей жизнью и строить ее по собственному вкусу и выбору, а не подчиняться планам мужа. Она нуждалась в поддержке. А Мэг при всем своем остром и язвительном уме обладала деликатностью, и это означало, что она никогда не станет вторгаться в их частную жизнь. Кроме того, подумала Арабелла, у Мэг есть собственные цели. Если она намерена искать мужа или хотя бы любовника, что было вполне реально для Мэг, как знала Арабелла, то она будет занята своими делами. Но разумеется, станет принимать во внимание помощь и мнение Арабеллы.
Она расплылась в довольной улыбке, когда складывала письмо Мэг и прятала его в ящик секретера. Они вдоволь позабавятся, начав поиски партнера для Мэг.
Арабелла спустилась вниз, в оранжерею, где ее ожидали вновь прибывшие орхидеи.
Дверь библиотеки была открыта настежь, и, проходя, она увидела Джека за письменным столом. Возле него стоял открытый сейф, в руке он держал перо, а перед ним лежал лист веленевой бумаги. Возможно, сейчас благоприятный момент для того, чтобы посеять новые семена, подумала Арабелла, тотчас же переключаясь с орхидей на свои планы.
– Джек! – позвала она, остановившись в двери. Он поднялся.
– Входи.
Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и приблизилась к письменному столу. Он продолжал стоять, внимательно и задумчиво глядя на нее.
Она присела на краешек письменного стола, и взгляд ее упал на открытый сейф. На мгновение из ее головы улетучились все мысли, потому что она узнала почерк на конверте, лежавшем поверх всех бумаг сейфа. Это было ее письмо в Корнуолл. Она была более чем озадачена тем, что ее родственники не ответили ей, но теперь все стало ясно. Джек не посылал его им.
Это был такой ошеломляющий обман, что на мгновение она лишилась дара речи. Во внезапно наступившей тишине она услышала вопрос Джека:
– Ты хотела о чем-то поговорить?
– О да.
Она взяла в руки нож с ручкой из слоновой кости, которым он чинил перья, и теперь праздно вертела его в руках, изучая со всем мыслимым вниманием, которое могла на нем сосредоточить, как если бы это было пятнышко плесени на листке орхидеи.
– Не станешь ли ты возражать, если я приглашу Мэг нанести нам визит?
Джек слегка нахмурился:
– Сейчас?
– Ну, не именно сейчас, – ответила она, все еще не поднимая глаз от ножа. – Но достаточно скоро.
– Уже устала от моего общества? – спросил он с загадочной улыбкой.
– Нет, конечно, нет. – Она не хотела принимать его игривый тон. – Но я скучаю по Мэг. Прости, что я это говорю, но муж не может играть роль задушевной подруги.
– И я благодарен этому обстоятельству, – ответил он осторожно.
Он пока еще не знал, что думать о пребывании Мэг Баррет под его кровом.
– Я предпочел бы отложить это до весны… когда ты уже вполне освоишься с жизнью в Лондоне. Тогда ты сможешь быть более полезной для Мэг.
Он подался вперед и приподнял ладонью ее лицо за подбородок, стараясь заговорщической улыбкой смягчить свой полуотказ:
– Пока еще я не готов делить тебя ни с кем, моя прелесть.
Арабелла с трудом заставила себя улыбнуться в ответ; в крови ее бушевал гнев. Почему он не отослал ее письмо? Он лишил ее возможности сделать выбор в вопросе о браке. Почему?
– В таком случае я напишу Мэг и предложу ей приехать через пару месяцев, – сказала она, отворачиваясь.
Она соскользнула с края письменного стола.
– Я иду в оранжерею. Очень возбуждена прибытием новой партии орхидей. Это сорта «Сокровище» и «Королева ночи».
Однако она не могла не заметить, что в голосе ее не было ни малейшего признака возбуждения, и это было очевидно. Она поспешила к двери.
