Текст книги "Поцелуй вдовы"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Глава 2
Итак, это случилось. Говорили, что во всем королевстве Генриха не было уголка, куда бы ни заглядывали шпионы лорда – хранителя печати. Вопреки здравому смыслу Джиневра надеялась, что ее ситуация, вернее, ее богатство не привлечет внимания жадного до денег королевского казначея. Всем было известно, что земли, попечительство, рыцарские звания, доходы от правосудия пополняли сундуки короля. Джиневра Мэллори, одинокая и богатая вдова, являлась лакомым кусочком. И чтобы ощипать ее, подойдет любой предлог. Расследование Хью де Боукера предоставит удобный повод, а сам он получит награду.
На Джиневру накатила волна ярости. Пальцы непроизвольно сжали рукоятку кинжала, который она носила в правом рукаве.
Она бессильна против власти и интриг лорда – хранителя печати. Зато она может дать выход своему гневу, направив его против Хью де Боукера. Резная рукоятка кинжала холодила пальцы. Она представила, как кинжал летит по воздуху, пущенный уверенной рукой. Как было бы приятно метнуть его в горло этому мерзкому негодяю, который стоит, уверенный в себе, на ее дворе и оглядывается по сторонам с таким видом, будто даже каменные плиты уже принадлежат ему. Именно он со своими набившими оскомину претензиями и привлек к ней внимание лорда – хранителя печати.
Однако бешеная ярость быстро сменилась спокойствием. Ярость – плохой советчик в подобных делах. Джиневра разжала пальцы и опустила руку. Ее мозг лихорадочно работал. Надо выиграть немного времени и потратить это время на обдумывание следующего шага.
– Вы арестовываете меня? – спросила она, даже не взглянув на документ. Ее голос звучал спокойно, почти бесстрастно, в нем не было ни намека на гнев или тревогу.
– Еще нет. Я здесь, чтобы провести расследование, а потом препроводить вас в Лондон. Есть люди, которые хотели бы поговорить с вами. – От острого взгляда Хью не укрылось движение ее руки, в ее глазах он увидел вспышку лютой ярости, которая испарилась так же быстро, как появилась, однако он был готов к любой неожиданности.
«У этого фарса может быть только один конец. Виновна я или нет, они арестуют меня».
Джиневра понимала, что если она покинет Мэллори-Холл и в сопровождении Хью де Боукера поедет в Лондон, то больше никогда не вернется сюда. Стоит им вцепиться в нее, и они уже вовек не выпустят ее. Поэтому сражаться можно только здесь. Ее враг – здесь. Если за то время, что они в Мэллори-Холле, ей не удастся нанести поражение лорду Хью, значит, она проиграла.
Джиневра посмотрела мимо лорда Хью на его людей, расседлывавших лошадей.
Десять взрослых мужчин и мальчик, Робин. Интересно, а ее тяжеловооруженные всадники смогут совладать с дружинниками де Боукера? Все они такие же сильные, как их хозяин, у всех военная в, ыправка. И тут Джиневру осенило: они из тех, кто оттачивал свое военное мастерство на континенте во время последних войн между Францией и Испанией.
Нет, у ее людей нет никаких шансов победить в сражении. Может, атаковать ночью, когда враг ослабит бдительность? Пройдут месяцы, прежде чем весть об их исчезновении достигнет Лондона. Она будет отрицать, что они когда-либо появлялись в Мэллори-Холле. Ведь за время столь долгого и опасного путешествия с ними могло случиться что угодно.
– Неудачная идея, – прищурившись, тихо сказал Хью.
– Вы о чем?
– О том, что вы думаете, – усмехнулся он. – Доморощенные вояки в подметки не годятся моим людям. А вашему кинжалу, что вы прячете в рукаве, будет противостоять оружие посерьезнее.
«Ну-ну, с ним надо держать ухо востро», – подумала Джиневра, взбешенная тем, что он читает ее мысли, как открытую книгу.
– Мама, мама! – нарушил тишину высокий голос Пиппы, выбежавшей из хозяйственного двора. – Мастер Краудер говорит, что у нас гости! – Тяжело дыша, она остановилась рядом с матерью и с интересом уставилась на незнакомцев.
Джиневра положила руку на плечо дочери и представила ее:
– Моя дочь Филиппа, милорд. Пиппа, реверанс лорду Хью де Боукеру.
Пиппа повиновалась и тут же засыпала гостя вопросами:
– Вы издалека? Откуда вы приехали? Это ваши люди? Кто этот мальчик? А кто у вас на гербе, сокол? А у меня есть сапсан… – Прежде чем Хью успел ответить на все эти вопросы, Пиппа увидела, как ее сестра выходит из дома, и закричала: – Эй, Пен, смотри, у нас гости. Не знаю, откуда они приехали, но…
– Замолчи, Пиппа, – осадила ее Джиневра и заметила, что глаза лорда Хью искрятся сдерживаемым смехом.
Он опять преобразился. И опять эта перемена привела ее в замешательство. Теперь ей было трудно представить, как она всаживает кинжал ему в горло. Его губы… почему она раньше не заметила их? Полные, чувственные. И ямочка на подбородке, и морщинки в уголках глаз, которые бывают лишь у тех, кто часто смеется. Ее как громом поразило, когда она поняла, что для этого человека характерно вовсе не суровое, иронично-враждебное выражение лица. Что так он смотрит только на нее, а на окружающий мир – совершенно по-другому.
– Я просто хотела узнать: они приехали на праздник Пен? – ощетинилась Пиппа, оскорбленная в лучших чувствах. – Пен, пригласи их на праздник.
Пен смотрела на Робина. Он улыбался ей, а она улыбалась ему в ответ, помня, как он похвалил ее за храбрость во время нападения кабана.
– Да, прошу вас, приходите, – сказала она. – Буду рада видеть вас. Ведь кабана хватит на всех, правда, мама?
– Вообще-то, леди Пен, нам бы не хотелось навязываться, – поспешно проговорил Хью, тепло, глядя на девочку. Доброжелательность исчезла из его взгляда, едва он повернулся к Джиневре. – Миледи, мы не будем мешать вашему празднику. Мы разобьем лагерь за воротами, а к нашим с вами делам приступим завтра утром.
Враждебность никуда ее не привела, заключила Джиневра. Пора испробовать что-нибудь другое. Мужчина с созданными для улыбки губами и милыми морщинками вокруг ярко-голубых глаз не может не поддаться ее чарам. Боже, о чем она думает? О том, чтобы превратить врага в любовника? Она поежилась, по телу пробежали мурашки.
– Моей дочери было бы приятно, если бы вы и ваш сын почтили присутствием ее праздник, милорд. Мы в нашей семье уважаем те пожелания, которые высказаны в день рождения. – Она склонила голову и одарила его едва заметной улыбкой.
Хью неожиданно смутился. Ему вдруг показалось, что его ум с сердцем не в ладу. Да у нее дьявольская улыбка! А глаза! Блестят, как звезды в ночи! Минуту назад в них отражалась дикая ярость – и вот в них уже читается радушие. Черт побери, что за игру она затеяла?
Хью покосился на Робина, который всем своим видом выражал нетерпение, потом посмотрел на девочек. Со стороны их матери, сказал он себе, было бы разумно как можно дольше скрывать от них неприятности. Он же не настолько жесток, чтобы портить ребенку день рождения. Но как, ради всего святого, ему целый вечер вести светскую беседу с женщиной, подозреваемой в убийствах, которые он должен расследовать?
– Да, вы должны прийти, – заявила Пиппа. – Так хочет Пен, и если вы не выполните ее пожелание, то принесете себе несчастье. Неудача будет преследовать вас месяц за месяцем – целый год.
– Не преувеличивай, Пиппа, – сказала Пен, слегка покраснев. – А почему у тебя платье в крови?
– А, это кровь кабана. Я стояла слишком близко, когда они сдирали с него шкуру, и кровь брызнула. Грин страшно рассердился, – беспечно проговорила Пиппа, проводя рукой по бурым пятнам на муслиновом платье. – Он обозвал меня как-то – наверное, очень грубо, – но я не расслышала, потому что он говорил себе под нос, а повторять не захотел. Он велел мне уйти… Ну что, сэр, вы придете? – переменила она разговор. – Вы и этот мальчик. – Она указала на Робина.
Хью понял, эта девочка непреклонна в своем стремлении добиться желаемого. Джиневра смотрела на него с понимающей улыбкой, читая его мысли так же легко, как он – ее. И Хью признал себя побежденным. Да, вечер предстоит ему тяжелый, но зато потом ничто не будет мешать его расследованию.
– Мы с радостью примем участие в праздновании дня рождения вашей сестры, – сказал он. – Робин, подойди сюда и представься.
Хью подтолкнул сына вперед.
– Сколько тебе лет? – тут же атаковала его вопросом Пиппа. – Мне – восемь, а Пен – десять.
– Двенадцать, – надменно ответил Робин. – Я сопровождаю отца в походе.
– О, здорово! – воскликнула Пиппа, которую совсем не смутила его высокомерность. – Жаль, что я не мальчик, а то бы тоже отправилась в поход. Но почему вы оказались здесь? Разве ваш враг здесь? – Она с любопытством огляделась по сторонам, будто ожидая, что из-под земли сейчас вырастет вражеская армия.
– Пиппа, хватит, – остановила ее Джиневра. – Иди в дом, и пусть Нелл поможет тебе переодеться. Нельзя присутствовать на празднике в заляпанном кровью платье. Да, и попроси, пожалуйста, мастера Краудера выйти к нам.
Быстро увлекшись новым поручением, Пиппа вприпрыжку побежала в дом.
– Мне иногда хочется, чтобы она проглотила язык, – в сердцах проговорила Пен.
– Неужели она всегда так много болтает? – спросил Робин.
– Без остановки. – Пен сокрушенно вздохнула.
– Вы посылали за мной, мадам? – Подошедший мастер Краудер разглядывал гостей с нескрываемым интересом.
– Лорд Хью прибыл сюда по поручению короля. Он и его сын погостят у меня несколько дней, – пояснила Джиневра. – Проводите их в комнаты в западном крыле. А людей лорда Хью разместите над конюшней.
– Мои люди разобьют лагерь за воротами, – твердо заявил Хью. – Таким образом, они не будут злоупотреблять вашей… вашей добротой, мадам.
– Как пожелаете, сэр, – пожала плечами Джиневра. Эконом низко поклонился:
– Соблаговолите последовать за мной, милорд. Кивнув, Хью обратился к своим людям:
– Джек, вели, чтобы мой сундук принесли в дом. – Он церемонно поклонился Джиневре: – Мадам, благодарю вас за гостеприимство. Мы почтем за честь присутствовать на празднике, но сначала нам надо переодеться.
В этом официальном обмене любезностями было нечто нереальное, однако Джиневра лишь мило улыбнулась и сказала:
– Надеюсь, вам будет удобно в ваших комнатах, сэр. Мы собираемся на вечерню к пяти.
Хью еще раз поклонился, обнял сына за плечи и пошел следом за экономом.
– Кто они, мама? – спросила Пен, беря мать за руку.
– Они приехали по поручению короля. Нам с лордом Хью надо обсудить кое-какие земельные вопросы. – Почувствовав, что дочь встревожена, Джиневра ободряюще улыбнулась ей: – Пен, мне бы хотелось, чтобы ты развлекла мастера Робина. А я буду развлекать его отца.
– Я постараюсь держать Пиппу подальше от него, иначе она его замучит, – объявила Пен.
Джиневра стояла во дворе, наблюдая за идущей к дому дочерью. Дружинники де Боукера неторопливо выезжали за ворота, подальше от неожиданных ночных атак. Чтоб он провалился со своими насмешками!
Кажется, ему не составляет никакого труда прочитать ее мысли.
Да, но что же ей делать?
На карту поставлена ее жизнь. Если он признает ее виновной в убийстве, она лишится головы. Или, что еще хуже, заживо сгорит на костре. Убийство мужа считается особо тяжким преступлением, и за него полагается сжигать на костре. Ее дети перейдут под попечительство короны, и их судьба решится так, как пожелает король. Ее земли будут конфискованы, доходы пополнят королевскую казну – но только после того, как люди вроде Хью де Боукера заберут свою долю.
И если король настроен столь решительно, ей нужно остановить этот процесс. Виновна она или нет – это не имеет значения. Они заберут у нее то, что им надо, – ведь они уже не раз поступали так с другими.
При мысли, что ни ее ум, ни ловкость и хитрость не помогут ей в сражении против мощной государственной машины, Джиневру охватило отчаяние. Однако в следующее мгновение на смену ему пришел гнев. Она не сдастся без борьбы! Речь идет не только о ее будущем, но и о будущем ее дочерей. Ради них она не имеет права отчаиваться и сдаваться.
Джиневра медленно прошла в дом и поднялась в свои покои. Ее губы были плотно сжаты, в глазах горел огонь решимости. Она воспользуется всем оружием, что есть в ее распоряжении. Им придется оглядываться на закон, привести веские доказательства ее предполагаемой виновности в преступлениях. Они будут вынуждены допрашивать ее по каждому из выдвинутых обвинений. Они станут изобретать доказательства, запугивать свидетелей, чтобы те давали нужные им показания, но она знает закон. Лучше, чем многие законники. Она сможет защитить себя даже перед лордами Звездной палаты. Ведь фактических доказательств ее причастности к смертям мужей нет. Да и откуда они могут быть?
Она не может сражаться с ними физическими средствами, зато у нее есть ум и знания.
Джиневра стояла посреди своей спальни и прислушивалась к карканью грачей в тополях у реки. Она думала о лорде Хью – о том, что она увидела под маской резкости и неприступности. Да, она ненавидит и презирает того, кто ради своих грязных целей готов выдвинуть против человека ложные обвинения, однако это не помешает ей применить главное женское оружие.
Джиневра вынула из гладильного пресса итальянское платье из янтарного бархата, расшитое черным шнуром. Четырехугольный вырез был украшен гагатом. В разрезе юбки сюрко[5]5
Верхнее платье, часто без рукавов.
[Закрыть] был виден котт[6]6
Нижнее платье, на которое надевается сюрко.
[Закрыть] из черного шелка, расшитого золотом. Джиневра пристально разглядывала платье, а потом удовлетворенно кивнула. Оно отлично подходит для ее целей.
– Боже мой, цыпленочек, какая кутерьма! – вбежала в комнату Тилли. – О, ты сегодня наденешь это платье? Ох, и роскошное оно, ты правильно решила. Да, а что это за гости, если в их честь ты надеваешь такой наряд?
– Они приехали от короля, – ответила Джиневра, раскладывая платье на кровати.
– От короля! – ахнула Тилли. – А что королю вдруг понадобилось от нас?
– Мне это тоже очень интересно, – мрачно бросила Джиневра. – Распусти шнуровку. – Она повернулась к Тилли спиной, и ловкие пальцы старой камеристки быстро расшнуровали корсаж.
Хью провели в богато обставленную просторную комнату. Ставни были открыты, и помещение наполнял аромат роз, росших внизу.
Робин стоял на коленях на приоконной скамье.
– До чего же красивый сад, сэр! Как затейливо подстрижены кусты – в виде фазанов, змей и оленей. Никогда такого не видел.
Хью подошел к сыну и положил руку ему на плечо. За садом виднелась река, ее русло извивалось между зеленых лугов, на которых паслись овцы. Все в Мэллори-Холле дышало благополучием и порядком.
– Почему мы предъявляем права на землю леди Мэллори, сэр? – Робин поднял взгляд на отца. Его ярко-голубые глаза были точной копией отцовских. – Если у нее есть документы, я имею в виду.
– У нее есть документы, но Роджер Нидем не имел права завещать этот участок, сынок. Он принадлежал его первой жене, а она была нашей дальней родственницей. Леди Мэллори заморочила Нидему голову всякими юридическими тонкостями и убедила его завещать этот участок ей в случае его смерти. Однако эта земля принадлежит семье его первой жены и должна быть возвращена ей. – Хью прошел в глубь комнаты. – Эти спорные земли богаты свинцом. Неудивительно, что леди Мэллори не хочется отдавать их – ведь она долгие годы получает немалые доходы от добычи свинца. Эти земли, Робин, послужат хорошей основой для твоего будущего благосостояния.
Робин слез со скамьи.
– А вернуть эти земли сложно?
Хью рассмеялся, вспомнив слова лорда – хранителя печати.
– Судя по тому, что я узнал о леди Мэллори, думаю, это будет очень сложно. Но существует много способов освежевать лису. – Он открыл окованный железом сундук, доставленный его людьми. – Итак, что мы наденем в честь Пен?
– Она очень красивая, – сказал Робин. – А вы что думаете?
– Кто, Пен? – Хью с улыбкой взглянул на сына.
– Да… да, Пен тоже, но я думал о леди Мэллори.
– А-а… – Хью кивнул и занялся изучением содержимого сундука. – Мне кажется, «красивая» не самое подходящее слово, чтобы описать ее светлость. Что ты наденешь: синий дублет с серебряным гауном[7]7
Мужская парадная одежда в виде длинного или полудлинного широкого плаща без застежки и с откидными рукавами до локтя.
[Закрыть] или желтый с красным?
– Синий. – Робин взял у отца одежду и быстро сбросил с себя короткий шерстяной гаун и льняной дублет. – А вы что наденете?
– Еще не решил. – Сняв дублет, рубашку и холщовые чулки, Хью подошел к умывальному столику и умылся. – Тебе тоже надо сменить рубашку и чулки.
Робин с сомнением оглядел свою рубашку.
– Она еще не грязная. Я надел ее всего неделю назад.
– И с тех пор ты не слезал с седла, – напомнил ему Хью. – От тебя попахивает, сынок, а если мужчина хочет произвести хорошее впечатление на дам, от него должно пахнуть приятно. Кстати, и помыться тебе стоит. – Он бросил сыну влажное полотенце.
Робин, покраснев до корней волос, поймал его на лету.
Хью рассмеялся и, сев на кровать, принялся надевать чистые чулки. Он занимался воспитанием сына с тех пор, как мальчику исполнилось пять лет. Каждую свободную минуту между военными поручениями короля он посвящал Робину. Его мать умерла во время вторых родов, произведя на свет мертвого младенца, и Хью глушил тоску тем, что заботился об оставшемся сыне. Робин очень походил на мать. Иногда выражением лица или жестом он так сильно напоминал Сару, что у Хью перехватывало дыхание, а тоска обретала былую остроту и горечь.
Когда мальчик подрос, Хью стал брать его в походы, сначала непродолжительные. Путешествие в Дербишир было его первым продолжительным походом и очень сблизило отца и сына.
Наблюдая за тем, как сын готовится к празднеству, Хью застегнул украшенные драгоценными камнями подвязки. Он чувствовал, что Джиневра испытывает к дочерям ту же страстную любовь, что и он – к Робину. Интересно, они тоже напоминают ей об умершем муже? И любила ли она лорда Хэдлоу так же сильно, как он – Сару?
Хэдлоу сразила стрела охотника. Таинственная стрела без хозяина. На ней не было опознавательных знаков, которые помогли бы установить, кому из охотников она принадлежала. Ведь обычно на стрелах есть значок владельца, чтобы не было споров по поводу того, кто завалил дичь. А лорда Хэдлоу сразила стрела без опознавательного знака. В результате смерти его жена стала собственницей обширных земель между Мэтлоком и Честерфилдом. Земель, богатых углем и железом. И богатых дичью лесов, окружавших поместье Хэдлоу в Мэтлоке. Сейчас эта женщина владеет таким количеством поместий и охотничьих угодий в графстве, что потребуется более полугода, чтобы объехать их с инспекцией.
Хью снова подошел к окну, застегивая на ходу рубашку. Глядя на ухоженный сад и изумрудные луга, на древние камни замка и пестрые от цветов террасы, он понимал, почему Джиневра предпочла Мэллори-Холл другим поместьям. А может, она вышла за Стивена Мэллори только для того, чтобы заграбастать эти земли?
Что за люди были ее мужья? Он мало, что знал о них, даже о ее первой муже, который в результате первой женитьбы породнился с отцом Хью. Роджер Нидем был значительно старше своей шестнадцатилетней невесты. Возможно, вдвое. Не очень-то приятная перспектива для юной девушки. Однако ее выдали замуж без ее согласия, и она не имела права роптать. Но кто заставлял ее выходить замуж за трех других? Она заключила эти союзы по собственной воле. И сама составила брачные договоры. Образованные благородные дамы не были такой уж диковинкой. Леди Мария, незаконнорожденная дочь короля, была выдающимся латинистом и ученым. Поговаривали, что ее четырехлетнюю сестру, леди Елизавету, уже начали обучать точным наукам. Ум же, натренированный в правовых науках, – это совсем другое дело, думал Хью.
В доме должны быть слуги, старые или ушедшие на покой, которые знают свою госпожу много лет, которые были рядом с ней всю жизнь и многое могут рассказать о ее замужестве. Вот, например, эконом. Или старший егерь. Или учитель. А возможно, и камеристка. Утром он закинет свою сеть и посмотрит, какая рыбка попадет в нее.
Он надел алый бархатный дублет и застегнул на талии пряжку кожаного ремня. В этот момент зазвонил колокол, призывая всех на вечерню.
– Пошли, Робин. Уже пять. Нельзя заставлять нашу хозяйку ждать.
Хью сунул руки в рукава свободного гауна из украшенного богатой вышивкой алого шелка и с темно-синей шелковой подкладкой, а в ножны на ремне вложил кинжал. Окинув сына оценивающим взглядом, он снял с его плеча пылинку, и они вместе покинули комнату.
По дороге к часовне, когда они проходили мимо кухни, Робин с наслаждением вдохнул аромат жарящегося мяса и облизнулся.
По обе стороны от алтаря были две огороженные скамьи – эти места предназначались для господ. Как только Хью и Робин переступили порог погруженной в полумрак часовни, все повернулись.
– Этот мальчик должен сесть с нами, – высоким чистым голосом объявила Пиппа. – Мальчик, иди сюда, – нетерпеливо позвала она.
– Пиппа, не кричи! – громким шепотом остановила ее Пен. – Ты же в церкви! И мальчика зовут Робин.
– Ой, я забыла. – Пиппа прижала одну руку ко рту, а другой продолжала энергично махать Робину.
Пока они шли к алтарю, Хью искал глазами леди Джиневру, но той нигде не было. Видимо, угрызения совести мешают ей молиться, мрачно подумал он.
– Садись рядом со мной, – свистящим шепотом сказала Пиппа и, не обращая внимания на то, что безжалостно мнет свое зеленое шелковое платье, подвинулась в сторону.
Хью сдержал улыбку. Он догадывался, что Робин предпочел бы сесть подле старшей сестры, которая робкой улыбкой подтверждала приглашение Пиппы. Кивнув, он дал сыну понять, что тот может сесть с девочками, а сам расположился с другой стороны прохода.
Вдруг все засуетились, и Хью повернулся ко входу.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души. У него даже на миг перехватило дыхание. К нему по проходу направлялась леди Джиневра в бархатном янтарном платье с черной отделкой. С ее талии свисала золотая цепочка с золотым, украшенным эмалью футляром для ароматических шариков и крохотными часиками, усыпанными черными бриллиантами. На груди у нее висел кулон, а отделанный бриллиантами чепец был сдвинут к затылку, и открывал разделенные на пробор светлые волосы, которые, казалось, сверкали в свете свечей.
– Лорд Хью, простите, что заставила вас ждать. Мне нужно было обсудить кое-какие вопросы с музыкантами. У Пен есть любимые танцы, и я хотела убедиться, что они включили их в свой репертуар. – Ее голос был мягким и мелодичным, а улыбка дьявольской. Она была полна сладких обещаний и околдовывала.
Хью вспомнил слова епископа Винчестерского о том, что эта женщина могла заставить мужчин пасть перед ней на колени только колдовством. Тогда Хью посчитал это заявление чепухой, но сейчас он стал сомневаться в этом.
Джиневра посмотрела на детей. Робин поспешно вскочил на ноги и поклонился.
– Добрый вечер, Робин, – улыбнулась она ему. – Пиппа, сядь со мной, иначе ты будешь болтать без умолку. – Игнорируя возражения младшей дочери, она спокойно дождалась, когда та выйдет в проход, и повела ее ко второй огороженном скамье.
– Лорд Хью… тут хватит места для троих.
Хью, еще не оправившийся от потрясения, занял свое место. И тут же его окутал исходивший от Джиневры аромат, в котором смешивались запахи вербены, лимона и розовой воды. Он ненавидел тяжелые духи, которыми пользовались придворные дамы, чтобы забить запах пота. У Джиневры же духи были нежными и тонкими, они будили чувства. Хью порадовался, что не поленился помыться после долгого путешествия и надеть чистое белье. И тут же разозлился: он здесь не для того, чтобы поддаваться чарам Джиневры Мэллори!
Священник начал вечернюю службу. Все присутствующие знали церемонию наизусть. Джиневра машинально давала нужные ответы, однако ее мысли были заняты совершенно другим. Ее появление произвело на лорда Хью именно тот эффект, которого она добивалась. Хоть он и попытался скрыть свои эмоции, она успела заметить, что он был потрясен.
Когда во время благодарственной молитвы Джиневра склонила голову, на ее устах играла довольная улыбка.
Под праздничный перезвон колоколов семья и гости покинули часовню. Домочадцы поздравили Пен и подарили ей цветы и всякие безделушки. Девочка с улыбкой принимала подарки, а Пиппа объясняла Робину происходящее, давая характеристику каждому подарку и поясняя, кто этот подарок преподнес.
– Симпатичный футляр для ароматических шариков, видишь? Его подарила смотрительница буфетной. Наверное, она положила туда какие-нибудь травы со сладким запахом… Пен, можно понюхать? Как ты думаешь, мальчик, они уберегут от чумы[8]8
Ароматические шарики использовались и как противоинфекционное средство.
[Закрыть]?
– Здесь нет чумы, – сказал Робин. – А меня зовут Робин.
– Ой, я все время забываю, – без тени смущения заявила Пиппа. – Забываю, потому что у нас редко бывают мальчики… такие, как ты. Настоящие, а не слуги и грумы.
– Как у людей хватает на тебя терпения? – себе под нос буркнул Робин. – Неужели ты никогда не умолкаешь?
Ему очень хотелось сделать Пен подарок, и он мысленно перебирал содержимое сундука в поисках чего-нибудь, что могло послужить подарком.
Вдруг он сообразил, что Пиппа молчит, причем довольно долго, что было совершенно нехарактерно для нее. Посмотрев на девочку, он увидел, что уголки ее губ удрученно опущены.
– Ой, я не хотел тебя обидеть, – поспешил он исправить положение. – Я тут думал кое о чем, а ты мешала мне.
Пиппа моментально просияла:
– Я знаю, что говорю слишком много, все так считают. Но вокруг столько тем для разговора. Ты согласен?
Робин покачал головой:
– Вообще-то нет.
Джиневра, шедшая позади детей, слышала их диалог и непроизвольно покосилась на Хью. Его лицо снова стало добрым и ласковым, у глаз собрались морщинки.
– Интересно, эта барышня заговорила сразу, как родилась? – спросил он. В его голосе слышался сдерживаемый смех.
– Как только Пиппа появилась на свет, она тут же улыбнулась, – ответила Джиневра. – У нее всегда был жизнерадостный характер.
Хью увидел, что к ним спешит пожилой мужчина в отделанном мехом гауне, который говорил о его статусе ученого, и в черной шапке с завязанными под подбородком тесемками.
– О Боже, я так хотел первым поздравить Пен, но задержался в часовне. Мастер Грайс хотел обсудить со мной один текст. Теперь, получается, я последний, – задыхаясь от бега, бормотал он. – Мне бы не хотелось, чтобы моя милая девочка подумала, будто я забыл о ней.
– Такого просто не может быть, магистр Говард, – успокоила его Джиневра. – Лорд Хью, позвольте представить вам магистра Говарда. Он учитель девочек. А раньше он был и моим учителем. – Ее глаза блеснули, когда она устремила на Хью пристальный взгляд. – Полагаю, у вас возникнет желание побеседовать с ним на предмет вашего… – Нахмурившись, она колебалась, подыскивая правильное слово. – Вашего…
– Моего расследования, – вежливо подсказал Хью. – Думаю, вы, леди Джиневра, искали именно это слово. – Он поклонился пожилому учителю.
– О великий Боже! – воскликнул тот. – Но что, сэр, вы можете здесь расследовать?
– Это не тема для разговора во время праздника, – так же любезно сказал Хью и последовал за Джиневрой в пиршественный зал, который был отделен от коридора резной перегородкой.
В честь праздника длинный стол, установленный на помосте, был застлан белой дамасской скатертью.
Музыканты, расположившиеся в галерее над столом, играли веселую мелодию. Позади стульев, предназначенных для гостей и членов семьи, стояли пажи с белыми салфетками и кувшинами – им предстояло наполнять вином кубки, которыми на сегодняшний вечер заменили обычные кружки из рога.
Поварята бегали вокруг стола, разнося дымящееся мясо, нарезанное кухаркой на разделочном столе в углу зала.
Второй стол, более длинный, чем первый, был установлен перпендикулярно помосту и тянулся до конца зала. В центре этого стола – он предназначался для домочадцев и слуг – стояла огромная серебряная солонка. Она как бы являлась ориентиром для определения статуса домочадцев: те, у кого статус был выше, усаживались ближе к тому концу стола, который был обращен к возвышению, то есть «над солонкой». Те, кто в домашней иерархии занимал более низкое положение, садились «под солонкой».
Джиневра села в центре стола на возвышении и пригласила Хью занять место по правую руку от нее.
Пен, как старший ребенок в семье, собралась, было сесть слева от матери, но в последний момент сообразила, что по левую руку от нее может сидеть только один человек, Пиппа. Потому что это было ее место. Нельзя нарушать традиции, тем более в праздник. Ведь место, которое человек занимает за столом, играет важную роль. Пен посмотрела на сестру, а потом перевела взгляд на Робина. Девочка осознавала, что даже в свой день рождения она не имеет права унизить сестру, усадив на ее место Робина. Пиппа очень расстроится.
– Робин, прошу тебя, садись слева от меня, – сказала Джиневра, приходя на выручку дочери. – Пен, уверена, ты согласна предоставить свое место нашему гостю. Ты сядешь рядом с Робином, а Пиппа – с тобой.
Подобное размещение гостей не только решало дилемму Пен, но и позволяло удалить Хью и Робина от болтливой Пиппы. Пиппа тут же возмутилась – она не хотела сидеть так далеко от Робина, – однако это был праздник ее сестры, и она не стала спорить.
Они заняли свои места, и только после этого за другим столом расселись остальные гости. Зал наполнили звон столовых приборов и гул голосов. Джиневра поймала себя на том, что разглядывает руки своего соседа. Его ладони были широкими и мозолистыми, как у работящего человека, а пальцы – тонкими и длинными. На одном из них Хью носил печатку с огромным сверкающим сапфиром – это кольцо и рубин, приколотый к темному бархатному берету, были единственными украшениями Хью де Боукера. Да его наряд и не нуждался в украшениях. У Джиневры создалось впечатление, что ему неуютно в этой одежде, что он предпочел бы более практичный костюм для верховой езды.
– Вас что-то заинтересовало? – спросил Хью, вскидывая бровь. – Я польщен. – В его голосе явственно слышалась насмешка.
Джиневра ощутила, что рядом с ней сидит тот Хью де Боукер, из которого так и сочится неприкрытая враждебность.
– Ну и зря, – сказала она, беря кубок с красным вином из Аквитании, и выжидательно посмотрела на своего гостя. Однако Хью взял у нее кубок и отпил из него.
Паж, стоявший за его стулом, наклонился, чтобы положить ему на тарелку кусок кабанины, но он взмахом руки отослал мальчика прочь.
Джиневра озадаченно посмотрела на Хью.
Он одарил ее холодной, неласковой улыбкой и снова отпил из ее кубка.
– Мы пьем из одного кубка, мадам, и есть будем из одной тарелки.
– Что вы имеете в виду?
– Ваше общество губит мужчин, – ответил он и, пристально глядя Джиневре в лицо, протянул ей кубок.
