Текст книги "Поцелуй вдовы"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Глава 19
– Колдовство! Магия! – завопил епископ, пальцем тыча в Джиневру. – Она навела чары и на Хью де Боукера!
На мгновение в палате воцарилась тишина, и вдруг Хью расхохотался. Он стоял, опершись на спинку передней скамьи и хохотал во все горло. Взгляд его потрясающих голубых глаз был обращен на епископа. Прошла минута, прежде чем в палате раздались робкие смешки – это смеялись те, кто хорошо знал Хью. Мысль о том, что этот прагматик до мозга костей, этот пышущий здоровьем бравый солдат… мысль о том, что Хью де Боукер может не устоять перед колдовскими чарами, была абсурдной. Заседание совета в мгновение ока лишилось обычной для подобных мероприятий мрачной торжественности.
Хранитель печати недовольно поджал тонкие губы. Он нервно гладил свой подбородок. Король переводил взгляд с него на епископа и обратно и, казалось, наслаждался тем, что их планы потерпели крах. Редко случалось, чтобы кому-то удавалось перехитрить их.
– Милорд епископ, уверяю вас, я ни в коей мере не очарован этой женщиной, – сказал Хью. – Я провел в ее обществе два месяца и отлично вижу ее недостатки. Она надменна и упряма, она уверена в своей правоте и не любит, когда вмешиваются в ее дела. Но эти недостатки не превращают ее в колдунью или убийцу. Я ни в коем случае не допущу, чтобы она диктовала мне, какие пункты вставлять в брачный договор. Однако я не сомневаюсь в ее невиновности и добродетели. И вряд ли среди присутствующих найдется хоть один человек, который не назовет ее красивой. Любой был бы горд, взять ее в жены.
– А когда к ее красоте прибавляется еще и богатство, устоять невозможно, – поддел его король. – Я не вижу в этом колдовства. Лорд Хью, нам понятно ваше желание жениться на этой даме, если, конечно, вы уверены, что не последуете за вашими предшественниками раньше времени. – Он многозначительно вскинул бровь, и Хью поклонился в ответ.
Король снова провел рукой по бороде. В палате стояла напряженная тишина: все ждали его решения. Наконец он заговорил, но его слова больше походили на вопрос, чем на утверждение:
– Кажется, мы должны признать даму невиновной во всех преступлениях?
Все присутствующие одновременно перевели дыхание. Хью обнаружил, что у него от волнения пересохли губы и от напряжения разболелась шея. Он победил. Или она?
– Леди Джиневра, как вы ответите на предложение лорда Хью? – повторил свой вопрос Генрих, пристально глядя на Джиневру, которая сидела ни жива ни мертва.
Она испытывала непередаваемое облегчение. Она даже лишилась дара речи – настолько сильными были охватившие ее эмоции – и пыталась понять, что сказал Хью. Зачем он спас ее? Он же солгал ради нее. Он, человек долга и твердых принципов, человек чести, солгал, чтобы спасти ее! В глубине души она понимала, что он не уверен в ее невиновности. Даже когда они ласкали друг друга, он все равно сомневался в ней, и она чувствовала это.
Джиневра погрузилась в раздумья и не подозревала, что она сидит, тупо уставившись на короля. Хью спас ее, потому что хотел завладеть ее богатством. Он и не скрывал этого. Он же сказал, что не позволит ей диктовать условия договора. Он сам составит договор. Он женится на ней и спасет от смерти, но ей придется заплатить за это своей независимостью.
А есть ли у нее выбор? Ведь только Хью мог бы спасти ее. Ни ее красноречие, ни ее доводы ничего бы не изменили. Его репутация была настолько прочна, вера в его честность и неподкупность настолько непоколебима, что никто не решился подвергать сомнению его слова.
– Мадам, кажется, вы лишились дара речи, – сказал король. Теперь в его голосе слышалось нетерпение, а глаза утратили веселый блеск.
Джиневра постаралась взять себя в руки.
– Ваше величество, – проговорила она, медленно поднимаясь, – я ошеломлена предложением лорда Хью. Прошу, простите меня, если мое молчание показалось вам оскорбительным. Напротив, меня переполняет благодарность.
– Красиво сказано, – просиял Генрих.
Когда у него появлялось желание быть великодушным и милосердным, он обнаруживал, что мир – это довольно приятное место, и с восторгом употреблял власть на то, чтобы сделать других счастливыми. Эта женщина чем-то привлекала его. Он вспомнил ее дочерей, очаровательных малышек, таких забавных, они так смело разговаривали с ним. Ему будет приятно, если лорд Хью получит какое-то материальное вознаграждение, тем более тогда, когда это вознаграждение пролетит мимо толстого кошелька хранителя печати. Да, приятно использовать власть для таких целей.
– Итак, миледи, вы принимаете его предложение? – Хью затаил дыхание. Несмотря на заверения Джиневры в том, что она благодарна ему, он сомневался, что она примет предложенный им вариант. Иногда, думал он, она превращается в самую упрямую женщину на свете. Однако она умна и примет его предложение под давлением инстинкта самосохранения и страха за своих детей.
– Принимаю, ваше величество, – произнесла Джиневра, и Хью облегченно вздохнул.
Генрих тяжело поднялся. Выждав несколько секунд и обнаружив, что пульсирующая боль в ноге стихла, он с улыбкой провозгласил:
– Вы обвенчаетесь через два дня в дворцовой церкви Хэмптона. Королева будет рада присутствовать на церемонии. – Король так и сиял. Пышная свадьба взбодрит Джейн. Его волновало ее состояние: чем больше был срок беременности, тем сильнее становилась ее депрессия. – Двух дней достаточно на то, чтобы составить договор. Томас, – обратился он к мрачному хранителю печати, – проследите, чтобы все было сделано по закону.
И король неторопливым шагом направился к выходу. Члены совета поспешно вскочили и стояли до тех пор, пока за ним не закрылась дверь.
Хранитель печати устремил взгляд на Джиневру, которая все еще сидела на своем месте, бледная, ошеломленная.
– Кажется, мадам, вы завоевали расположение короля, – злобно проговорил он. – Вы сохранили себе жизнь. – Кромвель опустил взгляд на бумаги, лежавшие на столе, и только епископ услышал, как он добавил: – Пока.
Хью подошел к Джиневре и чопорно поклонился ей.
– Мадам, ваше дело закончено. Прошу вас пройти со мной.
Это был приказ, облеченный в вежливую просьбу. Джиневра услышала именно то, что Хью имел в виду. Она поклонилась и, даже не взглянув на своих обвинителей, стоя провожавших ее, решительно пошла к двери.
Когда члены совета потянулись к выходу, хранитель печати посмотрел на епископа Гардинера.
– Она виновна, – сквозь зубы процедил тот. – Я нутром чую колдовство. Она околдовала Хью де Боукера точно так же, как околдовала своих мужей.
– Вряд ли, милорд епископ, – задумчиво проговорил хранитель печати. – Она умная женщина, да и красивая к тому же. Возможно, она убийца. – Он пожал плечами. – Но кто это докажет и какое это имеет значение в конечном итоге? Все равно я получу от нее то, что мне надо.
Епископ прищурился:
– И как же вы этого добьетесь, Томас? Тем более сейчас, когда король дал ей свое благословение?
Тонкие губы Кромвеля растянулись в улыбке.
– Существует много способов освежевать лису, епископ Гардинер, – ответил он.
Джиневра молчала всю дорогу, пока они с Хью шли по дворам и коридорам Вестминстерского дворца, а потом спустились к пристани. В небе светило бледное сентябрьское солнце. Сегодня утром, когда Джиневра проснулась в кровати Хью, оно лишь едва показалось над горизонтом. Прежде чем ехать с Хью в Вестминстер, она поцеловала девочек. Они спали, напоенные вечером белладонной.
И сейчас Джиневра непроизвольно ускорила шаг, стремясь как можно скорее увидеть их и заверить в том, что бояться больше нечего, что опять все хорошо. Если цена за это – брак с Хью и потеря независимости, она готова заплатить ее. Она спрячет свой гнев и обиду. Если Хью нравится сознавать, что отныне она зависит от его воли и милости, – пусть, зато он никогда – и Джиневра была уверена в этом – не лишит ее детей приданого.
Хью подал ей руку, помогая взойти на борт баркаса. Джиневра едва коснулась его руки и сразу ушла на корму. Сохраняя молчание, он сел напротив нее.
Гребцы взялись за весла, и баркас понесся к Блэкфрай-арз. Джиневра подставила лицо солнцу и полной грудью вдыхала запахи реки и города, в которых смешивались вонь гниющего мяса и овощей, запах тины, рыбы и грязи, аромат свежеиспеченного хлеба. Она даже различила благоухание осенних роз, донесшееся из одного из садиков, разбитых вдоль реки. Эти запахи, отталкивающие и приятные, приобрели для нее особую ценность, и она не могла надышаться ими. Все вокруг казалось ей более ярким и праздничным, чем прежде. А шум города звучал для нее как музыка. Она жива, она свободна!
Хью наблюдал за ней. Он догадывался, о чем она думает. Скоро, когда радость освобождения утратит свою остроту, она захочет знать, почему он солгал ради нее. Он не представлял, что ответит ей. Хью вообще сообразил, что оправдывает ее, только когда заговорил. Конечно, на него произвела впечатление ее речь, но этого все равно было бы недостаточно, чтобы заставить его нарушить клятву.
Просто он любит ее. И очень желает. Его страсть глубока и сильна. Однако он, не будучи уверенным, в ее невиновности, все же солгал, чтобы спасти ее. Конечно, тут сыграли свою роль и деньги. Неужели им двигали корыстные мотивы? Эта мысль была неприятна Хью. Да, он предъявлял права на ее землю от имени Робина, но он все равно получил бы ее. И Хью, и хранитель печати понимали, что он получит это поместье в обмен на то, что доставит в Лондон Джиневру Мэллори. А сейчас он сделает все, чтобы по брачному договору ему перешло гораздо больше, чем маленькое поместье. Он добьется, чтобы все было сделано так, как того требует обычай: чтобы жена передала мужу свое имущество.
Конечно, он не заберет у Джиневры все ее состояние, но он и не намерен покорно соглашаться с тем, что она считает правильным с финансовой и правовой точки зрения. Он не жалкий глупец, попавшийся в силки, расставленные умной женщиной. Джиневра должна понять, что он будет не таким мужем, как его предшественники.
Ее богатство будет способствовать тому, что Робин займет достойное место в обществе. И это положение, в свою очередь, сделает его богатым. Хью любит ее, но он не позволит ей сесть себе на шею. От их брака он получит не только радость страстной любви, он получит значительно больше. И это его право, моральное и законное.
Баркас причалил к пристани, и Джиневра поспешила сойти на берег, пока Хью расплачивался с гребцами. Она оглядывалась по сторонам и всем своим существом радовалась свободе. Вдруг в ее сознании прозвучал звонкий голос Пиппы и более мягкий – Пен, и она, решив не дожидаться Хью, почти бегом двинулась к дому.
Хью бросился вслед. Он понимал ее нетерпение.
Догнав Джиневру у ворот, он схватил ее за руку: – Джиневра!
Она остановилась. Звук его голоса после столь долгого молчания испугал ее.
– Мы поговорим, когда останемся наедине, – сказала она. – Мне надо к дочерям.
Хью выпустил ее руку. Ему хотелось вернуть хоть намек на былую близость до того, как их поглотят заботы о детях. А еще он жаждал узнать, как она теперь относится к нему. Однако дети для нее важнее, чем он со своими желаниями. Хью кивнул и, положив руку Джиневры себе на локоть – пусть все видят, как они дружны, – вместе с ней вошел в ворота.
Открыв дверь, он отступил, пропуская ее в зал. Джиневра вошла и замерла, ожидая, когда глаза привыкнут к царившему внутри полумраку.
– Мама, мама! – Пиппа соскочила со скамьи у камина – при этом с ее колен с мяуканьем слетел пушистый комочек меха – и бросилась к матери. – Пен, Пен! Мама приехала! Она уже не в тюрьме! Она здесь! – Последние слова она произнесла, уткнувшись Джиневре в юбку.
Джиневра подняла ее на руки и, крепко прижав к себе, принялась гладить по голове. От девочки пахло ванилью, и она с наслаждением вдыхала этот запах.
– Все в порядке, дорогая, – прошептала она. – Теперь все будет хорошо.
Пен, с заплаканным лицом и покрасневшими глазами, кубарем скатилась с лестницы и подбежала к матери. Встав на колени, Джиневра опустила Пиппу и обняла обеих дочерей.
– Теперь все будет в порядке, – шепотом повторила она, глотая слезы. Встреча заставила ее со всей остротой осознать, какая опасность ей грозила и чего бы она лишилась. Она бы не видела, как они растут, больше никогда бы не услышала их смех и не вытерла бы им слезы.
«Нельзя такдумать. Нужно держаться. Глупо было бы сломаться сейчас, в конце, когда пройден такой тяжелый путь».
Однако радость и облегчение после испытанного ею ужаса были слишком сильны.
– Почему ты плачешь, мама? Не плачь. – Пен гладила мать по щекам, тщетно пытаясь сдержать собственные слезы. – Тебе плохо, мама?
– Ты же сказала, что теперь все будет хорошо, – дрожащим голоском напомнила Пиппа, уткнувшись в шею матери. – Пожалуйста, не плачь.
– Я плачу, потому что счастлива, – сказала Джиневра. – Мне нужен носовой платок.
– Вот. – Хью протянул ей свой платок.
– Спасибо. – Джиневра вытерла глаза девочкам, а потом себе. – Раньше я никогда не плакала, – пояснила она ему. – Ни разу.
– Да, я знаю, – тихо проговорил Хью, вытирая ее мокрые щеки.
Джиневра не отпрянула, но и не ответила на ласку, хотя знала, что его сочувствие искреннее. Им еще предстояло многое решить, прежде чем они бросятся друг другу в объятия.
Внезапно Джиневра увидела Тилли, магистра, Грина и мастера Краудера, которые тихо стояли в сторонке, не сводя с нее настороженных вопросительных взглядов. Она подошла к ним и протянула руки.
– Друзья мои, – сказала она.
– Все действительно кончено, цыпленочек? – спросила Тилли, вытирая глаза краем фартука.
– Есть некоторые сложности, но мы в безопасности, – ответила Джиневра. – И вы все будете жить со мной и девочками до тех пор, пока у вас не возникнут другие пожелания.
– Чушь, какие могут быть желания, – возразил Грин. – Куда вы, миледи, туда и мы.
– Спасибо, – поблагодарила их Джиневра. – Сейчас вы нужны мне не меньше, чем прежде. – Она улыбнулась им и повернулась к девочкам. Краудер и Грин ушли, а Тилли и магистр остались стоять на месте, робко прячась в тени лестницы.
Пен и Пиппа озадаченно разглядывали мать.
– Ты счастлива, потому что все кончилось, – твердо заключила Пен. – Поэтому ты плакала.
– Да, дорогая, поэтому.
– Я рад, мадам, что все обернулось к лучшему, – скрывая под торжественным тоном обуревавшие его эмоции, проговорил Робин. Он стоял у камина и наблюдал за радостной встречей. Мальчик догадался, что его отцу каким-то образом удалось изменить ход судебного разбирательства в пользу леди Джиневры и добиться ее оправдания.
– Спасибо, тебе, Робин. – Джиневра с улыбкой посмотрела на мальчика и подала ему руку. У нее давно возникли подозрения, что он значительно лучше, чем Пен, представлял всю серьезность ситуации и просто не хотел расстраивать ее. Она задержала его руку в своей чуть дольше, чем требовалось, и вложила в это рукопожатие всю свою благодарность. Когда Хью целует Пиппу, это выглядит естественно, она же не может позволить себе такую вольность с мальчиком.
Пальцы Робина дрогнули, и Джиневра поспешно выпустила его руку. Продолжая улыбаться, она убрала прядь волос, упавшую ему на лоб, и замерла в ожидании того, что скажет на это Хью.
Но Хью хранил молчание.
– Я выхожу замуж, – объявила Джиневра дочерям. «Это цена за свободу». Но она не сказала им этого, лишь, наклонившись, поцеловала в удивленные мордашки.
– Опять?! – воскликнула Пиппа, не в силах скрыть изумления. – Последний твой муж был просто ужасен. Зачем тебе выходить замуж, мама? Мы хотим вернуться домой и жить как прежде.
– Пиппа, а меня бы ты приняла в качестве отчима? – поинтересовался Хью.
– Вас?! – не верила своим ушам девочка. – Вас, лорд Хью?
– Меня, – спокойно подтвердил Хью. – Ваша мама согласилась стать моей женой. Кстати, я не имею привычки кричать и бросаться всем, что попадается под руку.
Взгляд Пен, пристальный, полный муки, был прикован к Джиневре. Казалось, она догадывается, что мать приняла это странное решение под давлением каких-то обстоятельств. Джиневра улыбнулась ей и кивнула.
– Пусть так, сэр, но вы не любите кошек, – заявила Пиппа. – Что мы будем делать, когда у Светлячка и Муската появятся котята?
– Думаю, нам этого не избежать, – с наигранным разочарованием проговорил Хью. – Что ж, когда это случится, ты будешь следить, чтобы они не попадались мне под ноги. – В его голосе слышались веселые нотки. – Поэтому я не вижу причин, почему бы нам не сосуществовать мирно.
Пиппа выслушала его и, посмотрев на сестру, обнаружила, что у той уже не такой встревоженный и несчастный вид. Этого для девочки было достаточно, чтобы сделать вывод: новый поворот в их жизни не так уж плох.
– Тогда все будет хорошо, – рассудительно сказала она. – Даже если вы не любите кошек. Мы вернемся в Мэллори-Холл? – Она принялась дергать мать за юбку. – Или останемся здесь? Мы с Пен хотим домой, правда, Пен? – Она повернулась к сестре, ожидая от той согласия.
– Это еще не решено. – Джиневра поспешила ответить до того, как свое желание выскажет Пен, и не без вызова взглянула на Хью. Тот едва заметно наклонил голову, давая понять, что вызов принят. Итак, скоро они начнут выстраивать свои боевые порядки.
Робин, услышав новость, посмотрел на Пен. Если она станет его сводной сестрой, они не смогут гулять, взявшись за руки, по берегу реки, вместе собирать цветы или…
Он перевел взгляд на отца и обнаружил, что тот сочувственно улыбается.
– Иногда лучшими друзьями, Робин, становятся сестры, – ласково проговорил он.
Пен вздрогнула, а потом, когда до нее дошел смысл сказанного, густо покраснела. Она еще не думала о том, к каким последствиям для нее и Робина приведет брак родителей, и робко на него взглянула, как бы спрашивая его мнение. Однако он упорно избегал ее взгляда. Пиппа мрачно наблюдала за этой сценой, а потом, вдруг просияв, сказала:
– Ой, я все поняла. Если Пен и Робин станут братом и сестрой, они не смогут относиться друг к другу так, как относятся сейчас. – Неожиданно она снова нахмурилась. – Но это нечестно.
– Мы не против, – угрюмо проговорил Робин.
– Да, – согласилась Пен, беря мать за руку. – Мы не против.
– О! – Пиппа уже собралась, было спросить, как можно говорить, что ты любишь кого-то, а через минуту утверждать, что нет, но интуиция подсказала ей, что этот вопрос поставит всех в неловкое положение.
– Тебе понравится иметь брата. – Джиневра погладила Пен по щеке. – Я всегда мечтала о брате.
Пен удалось выдавить улыбку.
– У нас есть повод для праздника, – сказал всем Хью. – Это событие надо отпраздновать хорошим ужином. Робин, прошу тебя, уладь эти вопросы с мастером Милтоном.
– Пен и Пиппа пойдут с тобой, – заявила Джиневра, кладя руки на плечи дочерей. – Думаю, мастер Краудер тоже захочет внести свой вклад… – Поколебавшись, она добавила: – Ведь это будет общий праздник, лорд Хью? – Она многозначительно вздернула бровь. – Если нам суждено объединить наши хозяйства, мы должны решить, как распределить обязанности.
Хью нахмурился. Джиневра, естественно, пожелает оставить своих слуг. Но два эконома под одной крышей – это проблематично.
– У нас достаточно времени, чтобы обсудить эти вопросы, – миролюбиво проговорил он. – Кажется, до сих пор Милтон и Краудер отлично ладили.
– Да, но мастер Краудер считал себя гостем в вашем доме, – напомнила Джиневра. – Теперь все по-другому.
– Как я сказал, мы обсудим эти вопросы позже. Робин, прошу тебя…
Робин поклонился и направился в кухню. Джиневра подтолкнула девочек, и они последовали за ним. Тут вдруг вмешалась Тилли.
– Значит, быть новой свадьбе, цыпленочек, – задумчиво проговорила она, разглядывая лорда Хью.
– Стало быть, мадам, нам надо составить договор? – вслед за ней вышел из тени магистр.
Джиневра догадалась, что ее учитель и наставник отлично понимает ситуацию.
– Да, – твердо заявила она. – Уверена, у лорда Хью есть свой нотариус. Мы обсудим все это вместе?
Джиневра взглянула на Хью и, увидев в его глазах задорный огонек, поняла, что он не будет отвечать на ее вызов. У него просто нет в этом надобности, потому что власть теперь принадлежит ему, и он знает, что ей это известно.
– Мы обсудим это вместе? – повторила она.
– Да, – ответил он. – Я немедленно пошлю за мастером Ньюберри. Завтрашнее утро вас устраивает, мадам?
– Конечно, – ответила Джиневра. – Вы назначаете время, лорд Хью. Ведь мы ваши гости.
Он расхохотался точно так же, как смеялся в Звездной палате, и у Джиневры сжалось сердце. Ей безумно нравился его смех. Хью смеялся без насмешки, искренне и от души, как будто его позабавила ее шутка. Шутка, которая для других остается всего лишь шуткой. Джиневра пожала плечами.
– А теперь прошу простить меня, лорд Хью, я пойду к себе. Я очень устала.
– Да, естественно. – Он поклонился. – Мы будем обедать в два. Немного поздновато, я понимаю, но если мы хотим отпраздновать сегодняшнее событие, надо дать поварам время подготовиться.
Джиневра кивнула и обратилась к своим слугам:
– Тилли, магистр, прошу вас, пройдите со мной.
– О, один момент, – окликнул Джиневру Хью, и она остановилась у лестницы, положив руку на перила. – Я был бы благодарен, если бы вы и магистр к завтрашнему утру составили перечень вашего имущества. Я, конечно, имею представление о том, чем вы владеете, но уверен, у вас есть много того, о существовании чего я даже не догадываюсь. – Он улыбнулся с таким видом, будто просил о какой-то малости.
– Все поместья, находящиеся в моей собственности, зарегистрированы в Государственном архиве, – холодно проговорила Джиневра.
– Да, но зачем мне ехать в Дербишир за выписками? – с той же улыбкой спросил Хью. – Это было бы утомительным путешествием. Вы в состоянии избавить меня от лишних хлопот. Король настаивает на том, чтобы свадебная церемония состоялась через два дня, и мы должны к этому времени составить и подписать договор. Ведь у него, как вам известно, настроение меняется десять раз на дню.
Джиневра безошибочно распознала в его словах угрозу. Она понимала, что он говорит правду, но возмутило ее то, что он осмелился напомнить о шаткости ее положения. А она не нуждается в подобных напоминаниях!
Не сказав ни слова, Джиневра стала подниматься по лестнице, сопровождаемая Тилли и магистром.
– Итак, у нас намечается новая свадьба, – опять отметила Тилли, когда они вошли в отведенную Джиневре комнату, и покачала головой. – Надеюсь, этот брак будет лучше предыдущих. Но, – с обезоруживающей прямолинейностью добавила она, – раз ты уже побывала в постели лорда Хью, значит, знаешь, что делаешь.
Магистр почувствовал неловкость и принялся нервно теребить тесемки свой шапки. Одно дело, когда Тилли обсуждает такие вопросы наедине с хозяйкой, и совсем другое – в его присутствии.
– Очень неожиданное решение, миледи, – кашлянув, сказал он.
– Да, – согласилась Джиневра, стягивая перчатки. – Надеюсь, вы понимаете, что я приняла его под давлением обстоятельств. Лорд Хью ждет щедрого вознаграждения за то, что спас меня из лап палача. – Она грустно рассмеялась. – Разве можно осуждать его за это? Окажись на его месте, я, возможно, поступила бы так же.
Магистр втянул щеки:
– Именно поэтому он хочет иметь перечень ваших владений?
Джиневра кивнула:
– Единственное, что в наших силах и на что нам хватит времени, – это выяснить, можно ли хоть что-то оставить вне его досягаемости. Заповедные земли[17]17
Земли, ограниченные в порядке наследования и отчуждения.
[Закрыть], например, или те земли, которые принадлежат мне пожизненно, и которыми я не имею права распоряжаться.
– А еще имущество леди Пен и леди Пиппы, оставленное им лордом Хэдлоу, – напомнил ей магистр. – Возможно, нам удастся включить сюда земли в окрестностях Илкстона. Они конкретно не оговорены в завещании лорда Хэдлоу, но вы могли бы обосновать свой шаг тем, что они прилегают к тем землям, которые отписаны барышням. – Он погладил подбородок, повтягивал щеки и спросил: – А лорд Хью не будет претендовать на наследство ваших дочерей?
Джиневра покачала головой:
– Лорд Хью не сделает ничего в ущерб моим дочерям, – уверенно ответила она.
«И мне он не причинит ущерба, – подумала она. – Ущерб причинен моей гордости».
Первоначально он планировал забрать у нее одно поместье. Теперь же у него появилась возможность получить гораздо больше. И он воспринимает это как справедливую плату за оказанные услуги. Придется ей проглотить обиду. В ее нынешнем положении гордость – непозволительная роскошь. Но все равно очень больно. Она вынуждена отдать все, над чем столько трудилась: сначала – чтобы получить, а потом – чтобы сохранить и усовершенствовать. Просто отдать человеку, который не сделал ничего ради этих земель. Который требует их лишь по праву мужа.
Да, это больно. Но топор палача причинил бы гораздо больше боли.
Губы Джиневры тронула мрачная усмешка.
