355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джейн Фэйзер » Колдунья » Текст книги (страница 1)
Колдунья
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 20:08

Текст книги "Колдунья"


Автор книги: Джейн Фэйзер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Джейн Фэйзер
Колдунья

Пролог

Январь 1805 года

Длинные тени двух дуэлянтов извивались в причудливом танце на каменных стенах подземной часовни в отсвете массивных алтарных свечей. Тишину нарушали только их легкие шаги по гранитным плитам, звон стали и быстрое, но размеренное дыхание сражавшихся, хотя они были здесь не одни.

Затаив дыхание, десять мужчин и женщина замерли у стены и лишь глазами неотрывно следили за смертельным «танцем». Руки женщины судорожно вцепились в юбку с такой силой, что побелели пальцы. Бледная кожа ее лица приобрела зеленоватый оттенок, а глаза, обычно ярко-голубые, как васильки, казались совершенно бесцветными и тусклыми, под стать побелевшим губам.

Оба дуэлянта были рослыми, сильными мужчинами, равными друг другу во всем, кроме возраста. Один из них – зеленый юнец, второй – средних лет, с крепким, мускулистым телом. Волосы его были уже тронуты сединой, но двигался он с поразительной стремительностью и ловкостью, соперничая с молодостью и силой своего противника. В какое-то мгновение старший мужчина вдруг поскользнулся на влажной плите пола – из раны на руке его соперника сочилась кровь. В это же мгновение воздух вокруг наблюдавших за поединком почти неосязаемо всколыхнулся. Но ему удалось быстро взять себя в руки, лишь он понял, что его соперник на какую-то долю секунды сдержал свой натиск, давая ему возможность вновь обрести равновесие и прежний темп.

Галантность юноши совершенно не обрадовала Стивена Грэшема. Он не хотел, да и не ожидал подобных услуг в бою, у которого мог быть только один исход, поэтому кинулся в атаку с удвоенной силой. Он рассчитывал на успех: у него был опыт, накопленный за тридцать лет, и еще надежда на то, что относительная неискушенность противника даст ему шанс. Однако Хьюго Латтимер пока ни разу не ошибся. Казалось, он умышленно заставлял Стивена двигаться более активно, а сам экономил силы, умело отражая каждый выпад противника.

Стивен чувствовал, как постепенно подкрадывается усталость, и понимал, что если опыт не поможет одержать ему верх, то победа будет за молодостью. Хьюго же по-прежнему дышал легко, правда, лоб его покрылся испариной, несмотря на сырую прохладу часовни. Сердце Стивена бешено колотилось; казалось, рука, державшая шпагу, превратилась в одну сплошную боль. Пламя свечи стало расплываться у него перед глазами, и он несколько раз моргнул, пытаясь разогнать застилавший его зрение туман. Хьюго Латтимер пританцовывал и кружился перед ним, и было похоже, что натиск Стивена уже ослаб и что теперь Хьюго верховодил в этом бою. Он все больше оттеснял Стивена к стене. Возможно, это была всего лишь игра света, но Стивену вдруг почудилось, что Хьюго оказался чересчур близко к нему и его выразительные зеленые глаза, пылавшие ненавистью и мрачной решимостью, как бы пронзили его тело. И Стивен тут же понял: совсем скоро его тело ощутит холодную сталь его шпаги.

Так и случилось. Хьюго сделал глубокий выпад, а Стивен не смог найти сил, чтобы еще раз поднять шпагу и отразить удар, и тут же почувствовал, как гладкая сталь погружается в его тело…

Хьюго Латтимер вытащил клинок из скорчившегося на полу тела Стивена Грэшема. Кровь капала с него на пол. Затуманенным взором Хьюго обвел лица людей у стены. Он заметил, что Элизабет вдруг покачнулась. Ему хотелось броситься, поддержать ее, но он не мог даже сдвинуться с места. Он только что убил ее мужа. И Хьюго лишь беспомощно и растерянно смотрел, как она потеряв сознание, опустилась на пол. А мужчины, которые еще полчаса назад в пьяном угаре участвовали в ее унижении, отвели внезапно протрезвевшие взгляды от неподвижной фигуры.

Джаспер Грэшем, с губ которого сорвалось грубое ругательство, резко опустился на колени у тела отца и разорвал рубашку на его груди там, откуда фонтаном била кровь. Удар был точным, прямо в сердце. На мгновение палец Джаспера застыл на странном знаке, выколотом на коже отца чуть выше сердца – крошечном свернувшемся змее. Подняв голову, он посмотрел на Хьюго, и их взгляды скрестились. Не прозвучало ни слова, но все было и так предельно ясно: когда-нибудь где-нибудь Джаспер Грэшем отомстит за смерть отца.

И совершенно не имело значения, что это была смерть в честном бою, прошедшем по всем канонам и правилам дуэльных поединков. И не важно было то, что за свои пятьдесят два года Стивен Грэшем дрался в десяти таких боях, и все они закончились гибелью его противников. Джаспер Грэшем знал лишь одно: двадцатидвухлетний Хьюго Латтимер победил его отца, и он, Джаспер, намерен был отомстить за это унижение.

Хьюго отвернулся. Элизабет шевельнулась и застонала. Не в силах более оставаться безучастным, он нагнулся, чтобы поднять ее, но она отшатнулась, выставив вперед руку, чтобы сдержать его. На ее щеке все еще едва заметно розовел отпечаток ладони мужа. Глаза ее были пустыми, и Хьюго показалось, что хрупкое тело Элизабет внезапно утратило какой-то важный жизненный стержень. Она всегда была хрупким, невесомым созданием, словно сотканным из воздуха и влаги. Теперь же, в свои двадцать два года, она, похоже, совсем лишилась сил. Если когда-то у нее и была воля, чтобы противостоять ударам судьбы, то сейчас она совсем покинула ее. Когда Хьюго, несмотря на протесты, все же поднял ее, она была как пушинка, тело ее безвольно обмякло. Кончиками пальцев он легко коснулся ее век в знак прощания. Он никогда не увидит ее, если только она сама не призовет его.

Взобравшись по ступеням, он покинул мрачную часовню, от которой веяло продажностью, кровью и смертью, и вышел на морозный зимний воздух унылой вересковой пустоши Ланкашира. Голые развалины Шиптонского аббатства четко вырисовывались на фоне январского неба, отражаясь в нем, как в стекле. Холодный воздух пробирал до самых легких, но он вдыхал его полной грудью. Два долгих года он был частью этого темного и зловещего мира под землей. Он носил на коже отметину этого мира – знак Эдема, а в душе – проклятие.

Глава 1

Август 1819 года

Уже наступил полдень, когда усталый конь наконец почувствовал, что приближается к дому. Повернув, он прошел через полуразвалившиеся каменные ворота и оказался на аллее, которая вела к поместью Денхолм. Скоро открылся вид на дом. Это было строение в черно-белых тонах, частично отделанное деревом. Жаркое солнце играло в узорчатых окнах, в его лучах красная черепица покатой крыши полыхала огнем. Вид у дома был запущенный, как и у ведшей к нему аллеи: она была сплошь покрыта грязью и задушена сорняками. Кусты давно никто не подстригал, а от когда-то аккуратных и ухоженных живых изгородей виднелись кое-где жалкие остатки.

Однако Хьюго Латтимер, которого вез конь, ничего этого не замечал. Он чувствовал лишь пульсирующую боль в висках, сухость во рту и ощущал невыносимую резь в глазах. Он пытался, но никак не мог вспомнить, чем занимался после того, как покинул дом накануне вечером – скорее всего, провел ночь в пивной одного из публичных домов Манчестера, накачиваясь обжигающим нутро бренди и развлекаясь со шлюхами, пока не напился до потери сознания. Ведь именно так он обычно коротал ночные часы.

Без всякой указки конь, перейдя на мелкую рысь, протрусил через арку и вошел в вымощенный булыжником внутренний дворик. И тут до Хьюго наконец дошло, что в его отсутствие здесь произошло нечто из ряда вон выходящее.

Он протер глаза и потряс головой, озадаченно уставившись на экипаж, стоявший у крыльца дома. Посетители… У него никогда не было посетителей! Боковая дверь была открыта. И это тоже было крайне необычно. О чем, черт возьми, думает Самюэль?

Он уже было собрался громко призвать к порядку Самюэля, когда вдруг огромный пятнистый пес, явно беспородный, вылетел из дверей отчаянно лая, и кубарем скатился со ступеней. Пес оскалил зубы, шерсть его встала дыбом, словно он собирался напасть на Хьюго. Но внезапно его настроение изменилось: пес завилял длинным лохматым хвостом в радостном приветствии.

Конь тревожно заржал и заплясал на камнях. Хьюго, ругнувшись, пришпорил его. А незнакомый пес все продолжал радостно лаять и прыгать вокруг наездника, будто приветствовал старых друзей.

– Самюэль! – прокричал Хьюго, соскакивая с коня и морщась от резкой боли в голове. Низко наклонившись над уже осипшим псом, он с ожесточенностью рявкнул:

– Тихо!

Пес неуверенно попятился, свесив набок длинный язык. Самюэль, однако, так и не появился. Бормоча ругательства, Хьюго завязал узлом поводья, хлопнул коня по заду, направив его в сторону конюшни, и стал подниматься к боковой двери, перескакивая через ступеньки. Пес следовал за ним по пятам, на этот раз, к счастью, молча. Войдя в просторный передний холл, Хьюго замер на пороге: ему вдруг показалось, что он попал в чужой дом.

Полоса солнечного света тянулась от открытой двери по грязным каменным плитам и упиралась в дубовую скамью у стены и массивный дубовый стол эпохи Тюдоров, покрытые толстым слоем пыли. В этом не было ничего необычного. Но вся середина холла почему-то была уставлена сундуками, круглыми картонками и всякими другими предметами, назначение которых Хьюго сразу и вспомнить не мог. Среди прочих вещей его изумленный взгляд привлекла большая клетка с попугаем. Рассмотрев ее более пристально, он заметил, что у птицы была лишь одна нога. Попугай же, увидев Хьюго, наклонил голову и разразился самыми грязными ругательствами, которые когда-либо доводилось слышать Латтимеру за десять лет службы в королевском флоте.

Озадаченный, он медленно обернулся, при этом нечаянно наступив на собачий хвост, пушистым веером лежавший на ковре. Пес взвыл.

– Вон! – требовательно сказал Хьюго, не очень надеясь на то, что он подчинится. Пес не двинулся с места, преданно глядя на Хьюго.

Затем взгляд Хьюго упал на шляпную картонку, вернее, на ее нижнюю часть. Крышка картонки была сдвинута и лежала рядом. В коробке, однако, не оказалось никаких шляпок. Вместо них, не веря своим глазам, Хьюго различил среди тряпиц пеструю кошку. Ее раздутые бока ритмично расширялись и сжимались. Несколько секунд – и кошка произвела на свет крошечный мокрый комочек, тут же деловито и умело занялась им. Котенок слепо потыкался в живот матери, нашел разбухший сосок, а кошка в это время вновь принялась рожать.

– А, вот и вы, сэр Хью. Наконец-то! Тут такое творится! Никогда ничего похожего не видал!

Плотный седой мужчина в кожаных штанах и сюртуке, с двумя большими золотыми серьгами в ушах отвлек сэра Хьюго, зачарованно наблюдавшего за рожавшей кошкой.

– Самюэль, черт возьми, что происходит? – резко спросил он. – Что это такое? – Он ткнул пальцем в шляпную картонку.

– Сдается мне, что она решила разродиться, – несколько запоздало заметил Самюэль, разглядывая содержимое шляпной картонки. – Она сама облюбовала эту картонку, и мисс сказала, что раз уж ее срок подошел, то лучше не трогать ее.

– Так. Либо я схожу с ума, – заявил Хьюго, – либо я все еще в пьяном бреду в борделе, а все это какой-то жуткий кошмар. Какая «мисс»?

– О, вы вернулись, я так рада. Теперь мисс Анстей может ехать дальше.

Неожиданно раздавшийся голос был грудным, мелодичным и очень трогательно прерывался. Хьюго медленно поднял голову, и его взор, минуя холл, устремился к двери. Обладательница чудного голоса стояла там, безмятежно улыбаясь.

Комната вдруг поплыла перед глазами Хьюго, словно время повернуло вспять. Перед ним снова появилась Элизабет – такой, какой она была шестнадцать лет назад, в тот день, когда он впервые увидел ее. Это была одновременно она и… не она. Хьюго закрыл глаза, потер виски и вновь открыл глаза. Видение не исчезло. Девушка по-прежнему стояла в дверном проеме, улыбаясь все так же доверчиво.

– Кто вы такая? – требовательно спросил Хьюго, и его голос прозвучал хрипло и надрывно.

– Хлоя.

Она сообщила это таким тоном, как будто ответ был совершенно очевиден.

Хьюго в недоумении потряс головой.

– Простите, но я по-прежнему пребываю в неведении. Девушка нахмурилась, и на лбу у нее появились крошечные морщинки.

– Хлоя Грэшем, – сказала она, наклонив голову, и пытливо взглянула на него, словно пытаясь предугадать его реакцию на это новое заявление.

– Иисус, Мария и Иосиф, – прошептал Хьюго. – Она, должно быть, дочь Элизабет.

Он не мог вспомнить, знал ли когда-нибудь ее имя. В ночь дуэли ей было три года.

– Они отправили вам письмо о моем приезде, – сказала она, и в ее голосе появилась нотка неуверенности. – Вы ведь получили его?

– Кто это – «они»? – Он откашлялся, пытаясь собраться с мыслями после потрясения.

– О, сестры Трент, сэр Хьюго, – словно пропел другой голос. И тут он увидел, что позади девушки, которую он принял за Элизабет, появилась еще одна фигура.

Миниатюрная дама застенчиво шагнула вперед.

– Они руководят семинарией для молодых леди в Болтоне, сэр Хьюго. Они написали вам в прошлом месяце, чтобы предупредить о приезде Хлои.

Обращаясь к Хьюго, дама все время трясла головой, то и дело заламывая руки в митенках, и выглядела такой усталой, что Хьюго, несмотря на кошмарную головную боль, попытался подавить в себе растущее раздражение.

– У вас преимущество, мэм. Кажется, нас не представили друг другу.

– Это мисс Анстей, – вставила Хлоя. – Она направляется в Лондон, ее там ждет место, и обе мисс Трент сочли, что она должна проводить меня. Но теперь, когда она увидела вас и знает, что вы не просто плод…

– Что-что?

– Плод воображения, – весело продолжила она. – Дело в том, что когда мы приехали и никого здесь не застали, мы испугались, что так оно и есть. Но теперь выяснилось, что вы не плод фантазии. Значит, мисс Анстей может вновь отправиться в путь, поскольку она должна приступить к исполнению своих обязанностей через неделю, а от Манчестера до Лондона очень долгий путь.

Хьюго слушал это поспешное путаное объяснение и с некоторым отчаянием спрашивал себя о том, всегда ли она говорит так много и так быстро. Правда, ему тут же подумалось, что он мог бы бесконечно слушать этот божественный голос.

– Полно, Хлоя, ты же знаешь, что я не смогу уехать до тех пор, пока не удостоверюсь, что с сэром Хьюго все в порядке. Ах, Боже мой, да ни за что. Сестры Трент никогда не простили бы меня.

– А, ерунда, – уверенно заявила мисс Грэшем. – Вы же видите: вот он, собственной персоной. Так что можете уезжать с чистой совестью.

У Хьюго появилось ощущение, что через секунду она положит свои маленькие руки на плечи гувернантки и вытолкнет ее из дома. Было совершенно ясно, кто главенствовал в этой паре.

– А мне позволено будет поинтересоваться, почему вы должны остаться здесь? Это, несомненно, большая честь для меня, но все же как-то странно.

– Вы шутите, – сказала Хлоя, однако в ее голосе вновь появилась неуверенность. – Вы – мой опекун, и сестры Трент отправили меня к вам, когда решили, что я… – Она замялась, покусывая губу. – Вообще-то я не знаю, что именно они написали вам в письме, но уверена, что сплошную ложь.

– Ах, Хлоя, милочка, нельзя же так, – забеспокоилась мисс Анстей. – Это так неделикатно, дитя мое.

Хьюго провел рукой по волосам. Ему стало казаться, что он видит какой-то страшный сон.

– Черт побери, я понятия не имею, о чем вы говорите, – сказал он наконец. – Когда я слышал о вас последний раз, вам было три года.

– Но ведь адвокаты, должно быть, сообщили вам о завещании мамы: она назначила моим опекуном вас…

– Так Элизабет умерла? – резко прервал ее он, и сердце у него оборвалось.

Девушка кивнула.

– Три месяца назад. Мы виделись с ней редко – один-два раза в год, наверное, поэтому я не ощущаю утрату так сильно, как следовало бы.

Хьюго отвернулся. Его сердце сдавила щемящая тоска. Внезапно он понял, что всю жизнь он подсознательно надеялся на то, что Элизабет когда-нибудь вновь допустит его в свою жизнь. Он прошел к передней двери, ничего не видя вокруг, не замечая ярких красок этого солнечного дня, и попытался как-то привести в порядок свои мысли.

Неожиданное появление девушки в его доме, несомненно, было связано со странной запиской, которую он получил в прошлом году. Она была доставлена посыльным ему лично из дома вдовы в Шиптоне, что по другую сторону долины. Именно там Элизабет жила после смерти мужа. Записка была написана неразборчивыми каракулями. Элизабет ничего не сообщала ему о себе, а лишь напоминала, что она уверена: он выполнит свое давнее обещание всегда быть к ее услугам – в любой момент, любым образом, в любом месте, как только ей это понадобится. В ее послании не было ни дружеских слов, ни даже намека на то, что она дает ему наконец шанс увидеться с ней, чего он ждал все эти долгие годы. Напротив, у него сложилось впечатление, что ее вынудило что-то обратиться к нему и что даже еле различимая подпись внизу листа была поставлена ею как бы нехотя.

Поэтому записка вызвала тогда в нем яростную злость, и он разорвал ее с твердой решимостью забыть обо всем.

С тех пор как закончилась война и он покинул флот, они жили всего в семи милях друг от друга. Но она ни разу не попыталась связаться с ним, а его честь не позволяла ему пренебречь ее волей, несмотря на то, что прошло столько времени после гибели ее мужа. А потом… Лишь одна наспех написанная записка, требование… А теперь еще и это.

Он вновь повернулся лицом к холлу. Пес подошел к Хлое и сел у ее ног, с обожанием глядя на нее снизу вверх.

– Не удивлюсь, если письмо у вас в кабинет? – заметил Самюэль, изучая свои ногти. – Ну, среди тех, что вы не читали. Я же всегда говорил, что когда-нибудь в них окажется чего-нибудь важное.

Хьюго сердито взглянул на человека, который был для него и товарищем, и слугой с тех самых пор, как двадцатилетним парнем он отправился на флот. Как обычно, Самюэль был прав.

Головная боль, однако, стала просто нестерпимой, и он понял, что больше ни минуты не вынесет этой неразберихи.

– Немедленно уберите пса из дома, – скомандовал он, направляясь к лестнице. – И отнесите эту чертову кошку с ее выводком на конюшню, где ей и место… Накройте чем-нибудь попугая, – добавил он сердито, когда тот выдал еще один пример сомнительного словарного запаса.

– О, нет! – воскликнула Хлоя. – Данте живет в доме…

Хьюго осторожно повернулся к ней.

– Данте? – недоверчиво переспросил он. – Этого пса зовут Данте?

– Да, потому что он из ада. Я спасла его от смерти, когда он был еще щенком. Какие-то негодяи привязали его и разводили вокруг него костер. Я чуть было не назвала его Жанной д'Арк, – заметила она задумчиво, – пока не поняла, что он другого пола.

– Пожалуй, я больше не хочу ничего слышать, – заявил Хьюго. – Вернее, я точно знаю, что не хочу больше ничего слышать, – с нажимом выговорил он каждое слово. – Я еще не ложился сегодня, так что отправлюсь наверх, где я, может быть, помолюсь впервые с тех пор, как покинул детскую. Я очень надеюсь, что мои молитвы будут услышаны, и когда я проснусь… – он сделал широкий жест рукой, – все это окажется лишь жутким плодом искаженного воображения.

Едва он произнес эти слова, попугай разразился ужасной имитацией пьяной истерики.

– Сейчас же уберите отсюда этот зверинец! – как можно более решительно заявил напоследок сэр Хьюго и отправился в тишину своей спальни.

За его спиной раздавались жалобные всхлипывания мисс Анстей.

По ночам он страдал хронической бессонницей, а вот днем ему иногда удавалось вздремнуть. Десять лет ночных вахт в море превратили дневной отдых в прочную привычку, и он был рад этому, поскольку кошмары чаще преследовали его ночью и гораздо реже днем, когда он ненадолго забывался.

Хьюго небрежно сбросил одежду на пол, забрался в постель и с облегчением закрыл глаза. Как только не стало яркого света, стук в висках несколько поутих. Он даже думать не хотел об Элизабет и об этой девчонке, которая была так похожа на нее и в то же время была совсем другой… Это какая-то ошибка. Ее место в Шиптоне, в семье Грэшем.

Внезапно он представил себе жестокое лицо Джаспера Грэшема, и сон как рукой сняло. Джаспер был сыном Стивена. Он совершенно не годился на роль воспитателя молодой девушки. Может быть, именно этого пыталась избежать Элизабет? Но в каком бреду могла ей прийти в голову мысль, что убийца ее мужа может стать девочке хорошим опекуном? Он, отшельник, который искал забвение в пьянстве и распутстве.

Хьюго застонал и перевернулся на другой бок. Через открытое окно снизу донесся стук колес отъезжавшей кареты по булыжникам внутреннего дворика. У него было появилась надежда на то, что этот экипаж увозит обеих пассажирок и многочисленное зверье и что, когда он проснется, весь этот бред будет уже в прошлом. Но, как ни странно, одновременно у него было и сильное предчувствие, что в его жизни произойдут глубокие перемены.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю