Текст книги "Невинные"
Автор книги: Джеймс Роллинс
Соавторы: Ребекка Кантрелл
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Как только глаза Руна приспособились к темноте и сфокусировались, он узнал папский спальный вагон, оборудованный двуспальной кроватью, на которой он сейчас и лежал. Здесь же находился небольшой письменный стол и пара стульев с шелковой обивкой по обе стороны от кушетки.
Он углядел знакомую фигуру, стоящую позади Бернарда у его постели. Кожаные доспехи, подогнанные по фигуре, пояс из серебряных колец, черные волосы заплетены в тугую косу, строгие суровые черты смуглого лица.
– Надия? – прохрипел он.
Когда она подоспела?
– Добро пожаловать в стан живущих, – с лукавой усмешкой проронила Надия. – Вернее, насколько может быть живущимлюбой сангвинист.
Рун потрогал лоб.
– Давно?..
Его перебила еще одна персона, обнаружившаяся в комнате. Она раскинулась на кушетке, вытянув ногу в наложенных на нее лубках. Рун вспомнил ее хромоногое бегство по брусчатке в сторону Священного города.
– Hello, az én szeretett, – проворковала Элисабета по-венгерски, и каждый слог был ему знаком, будто слышанный только вчера, а не сотни лет назад.
«Здравствуй, возлюбленный мой».
Но тепла в ее словах не было, только презрение.
Элисабета перешла на итальянский – правда, на старинный диалект.
– Чаю, что ты не нашел краткое пребывание в моей темнице чрез меру обременительным. Однако же ты отнял мою жизнь, погубил мою душу, а затем похитил у меня четыре сотни лет. – Ее серебряные глаза сверкнули из темноты на него. – Посему я сомневаюсь, что кара тебе была вполне достаточной.
Каждое слово ранило Руна своей правдой. Именно он учинил все это с нею, с женщиной, которую любил, да и теперь любит, пусть лишь память о ее былой сущности. Он протянул руку к своему наперсному кресту, нашел висящий на шее новый и помолился о прощении этих грехов.
– Был ли Христос большим утешением для тебя в эти последние сотни лет? – спросила она. – Ты не выглядишь много счастливее, нежели в моем замке столетия назад.
– Мой долг – служить ему, как всегда.
Один уголок ее рта изогнулся в полуулыбке.
– Ты дал мне политичный ответ, отец Корца, но разве не обещали мы некогда говорить друг другу правду? Ужели не задолжал ты мне хотя бы этого?
Он задолжал ей не в пример больше.
Надия бросила на Элисабету испепеляющий взгляд неприкрытой ярости.
– Не забывай, что она оставила тебя в этом гробу на мучения и смерть. И обо всех женщинах, убитых ею на улицах Рима.
– Такова теперь ее природа, – ответил Рун.
И такой ее сделал я.
Он извратил ее из целительницы в губительницу. Все ее преступления на его совести – и прошлые, и нынешние.
– Мы способны возобладать над собственной природой, – возразила Надия, прикоснувшись к изящному серебряному крестику на шее. – Я усмиряю свою повседневно. Как и ты. Она вполне способна на то же самое, но предпочитает этого не делать.
– Я никогда не изменюсь, – посулила Элисабета. – Тебе надлежало просто убить меня в моем замке.
– Так мне и было приказано, – сказал он ей. – Я спрятал тебя из милосердия.
– У меня мало веры в твое милосердие.
Она поерзала на своем ложе, подняв скованные руки, чтобы отвести прядь волос со лба, прежде чем снова положить их на колени. Рун увидел, что она в наручниках.
– Довольно, – Бернард сделал жест в сторону Надии.
Та подступила к кушетке и без особых церемоний вздернула Элисабету на ноги. Надия держит ее крепко. Она не станет недооценивать Элисабету, как он, когда извлек ее из винной ванны.
Графиня лишь усмехнулась, выставив свои наручники Руну напоказ.
– Заковали меня в кандалы, аки зверя, – сказала она. – Вот что даровала мне твоя любовь.
10 часов 55 минут
Начав с одного конца вагона-трапезной, Леопольд продвигался к противоположному, делая что приказано – задергивая шторы на одном окне за другим достаточно плотно, чтобы через них не пробился даже лучик солнца.
В вагоне сгустился сумрак, разгоняемый лишь потолочными светильниками. Перед дверью последнего вагона Леопольд помедлил.
Два человеческих сердца забились громче. Он чуял тревогу, исходящую от них, как испарина. В груди его болью шелохнулась жалость.
– Что вы делаете? – спросила Эрин.
Да, она не дура. Судя по взглядам, которые эта женщина бросала то на стальную дверь, то на закрытые окна, она уже ощутила, что сюда должны привести что-то опасное.
– Вы в полнейшей безопасности, – заверил ее Леопольд.
– К чертям это все, – ругнулся Джордан.
Протянув руки мимо Эрин к окну рядом с ней, военный рывком распахнул шторы. Солнечный свет хлынул в вагон, озарив ее.
Леопольд посмотрел на Эрин в центре солнечного квадрата, пытаясь решить, стоит ли вернуться и задернуть шторы снова. Но, увидев выражение лица Джордана, решил, что не стоит. И вместо того постучал в толстую стальную дверь, давая находящимся по ту сторону знать, что все готово.
Христиан поднялся, будто готовясь к бою, и встал между Эрин и дверью, держась наполовину в тени, наполовину на свету.
Дверь открылась, и кардинал Бернард первым ступил в вагон в полном своем алом облачении. Посмотрел на Эрин, потом на Джордана.
– Прежде всего позвольте мне принести извинения за подобные меры секретности, но после всего случившегося – и здесь, и в Калифорнии – я счел, что благоразумнее будет проявить осторожность.
Это объяснение ни один из людей, проникнутых подозрениями, не счел вполне удовлетворительным, но оба вежливо промолчали.
Эту неловкую немую сцену прервал отец Амбросе, распахнувший дверь кухни в другом конце вагона. Вытирая руки кухонным полотенцем, он без приглашения ступил внутрь. Должно быть, услышал голос Бернарда и явился предложить кардиналу свои услуги, а заодно подслушать, о чем пойдет речь.
Пройдя по вагону, кардинал обеими руками пожал ладонь Эрин, потом Джордана.
– Вы оба выглядите хорошо.
– Как и вы, – Эрин попыталась улыбнуться, но Леопольд прочел на ее лице тревогу. – Есть ли вести о местонахождении Руна?
В голосе ее звенела надежда. Она волнуется за Корцу совершенно искренне.
Леопольд ожесточил сердце против ощущения вины, волной вздымающегося у него в груди. Ему нравились эти люди за свою жизненную энергию и интеллект, но он в тысячный раз напомнил себе, что его предательство служит высшему предназначению. Впрочем, это сознание ничуть не облегчает его предательские козни.
– В надлежащее время я все растолкую, – пообещал им Бернард и обратил взгляд на своего помощника в глубине вагона. – На этом все, отец Амбросе.
Его ассистент со вздохом досады ретировался обратно в кухню, но Леопольд ни капельки не сомневался, что этот смахивающий на паука поп тут же прижал ухо к двери, чутко ловя каждое слово. Он не из тех, кто готов пребывать в потемках.
Как, впрочем, и я.
Вспомнив свое обещание Окаянному, Леопольд снова ощутил на плече прикосновение жуткого мотылька, трепет его крылышек у своей шеи.
Я не должен подвести его.
Глава 13
19 декабря, 11 часов 04 минуты
по центральноевропейскому времени
К югу от Рима, Италия
Как только отец Амбросе удалился, кардинал Бернард дал знак теням, маячившим за открытой стальной дверью.
Эрин напряглась, впившись пальцами в руку Джордана. И вдруг очень обрадовалась, что тот распахнул шторы. Но все же, несмотря на льющиеся на нее лучи солнца, ощутила леденящий холод.
Из темноты в ярко освещенный вагон ступил святой отец в черном – худой, как скелет, придерживая бледной костлявой рукой край капюшона, чтобы защититься от яркого света. Ступал он неуверенно, на подгибающихся ногах, но при том не без грации, и было в его движениях что-то знакомое.
А затем он опустил руку, открыв лицо. На темные, ввалившиеся глаза падали длинные пряди черных волос. Кожа плотно обтянула широкие скулы, а в тонких губах не было ни кровинки.
Эрин вспомнила, как целовала эти губы, когда они были полнее.
– Рун…
Потрясение заставило ее вскочить на ноги. Казалось, он постарел на многие годы.
Джордан встал обок нее.
Рун взмахом руки пригласил обоих сесть. Тяжело опираясь на руку Бернарда, доковылял до стола и рухнул на свободный стул рядом с Христианом. Эрин заметила, что ярких лучей солнца он сторонится. Хотя сангвинисты и способны переносить солнечный свет, он отнимает у них силы, а у Руна их явно в самый обрез.
Знакомый взгляд через стол встретился с ее взглядом. Она прочла в нем изнеможение вкупе с толикой сожаления.
– Как я узнал от кардинала Бернарда, между нами возникли кровные узы, – негромко проговорил Корца. – Я прошу прощения за все страдания, какие они могли вам причинить.
– Все в порядке, Рун, – ответила она. – Я в порядке. Но вы…
Его бледные губы изогнулись в призрачном подобии улыбки.
– Чувствовал я себя и более энергичным, нежели ныне, но с Христовой помощью скоро вновь обрету былые силы целиком.
Джордан взял ее за руку поверх стола, недвусмысленно заявляя свои права на нее. Посмотрел на Руна волком, не выказав и тени симпатии. И обернулся к Бернарду, стоявшему у стола.
– Кардинал, если вам столько недель было известно, что Рун пропал, почему же вы так долго медлили, прежде чем обратились к нам? Вы могли позвонить прежде, чем он оказался в столь прискорбном состоянии.
Кардинал поставил пальцы облаченных в перчатки рук домиком.
– О темном деянии, свершенном против доктора Грейнджер в катакомбах под храмом Святого Петра, я узнал лишь несколько часов назад. Я не мог ведать ни о каких узах между ним и Эрин. Но действия Руна посулили миру надежду.
Рун со страдальческим видом потупил взгляд, уставившись в стол.
О чем это таком толкует кардинал?
Бернард воздел руки жестом, охватывающим весь поезд.
– Со всеми здесь собравшимися – предреченным трио – мы теперь можем искать Первого Ангела.
Джордан оглядел столик.
– Иначе говоря, компания снова вместе. Рыцарь Христов, Воитель Человечества и Женщина Знания.
При упоминании последней из этого трио он пожал Эрин пальцы, но та высвободила руку.
– Не обязательно, – напомнила она всем.
Эрин снова мысленно услышала грохот пистолета и увидела Баторию Дарабонт, рухнувшую в тоннеле. Я убила последнюю из рода Батори.
Рун устремил на нее пристальный взгляд.
– Мы трое свершили многое.
В этом Джордан с ним вроде бы согласился.
– Окаянно верно.
Может, они и правы, но это окаяннотревожило ее.
11 часов 15 минут
Поезд замедлился и прошел стрелку, продолжая путешествие на юг.
Джордан смотрел за окно, пытаясь угадать место назначения. Бернард по-прежнему скрытничает. Так ничего и не сказав, кардинал снова скрылся в заднем вагоне, оставив их наедине с собственными мыслями, позволяя переварить случившееся.
Вот уж воистину неудобоваримая пища.
Лязг металла снова привлек их внимание к темному проему двери. Снова явился Бернард, на сей раз ведя следом двух женщин.
Первой была высокая, темноволосая и темноглазая сангвинистка. Джордан тотчас узнал Надию. Уставился на ее кожаные доспехи и серебряную цепь вокруг пояса. Последняя представляет собой цепной кнут – оружие, с которым эта женщина управляется невероятно искусно. Сверх того на боку у нее висел длинный клинок.
При виде нее сразу приходит в голову выражение «убийственный наряд».
Внимание Надии было полностью сосредоточено на второй женщине.
Скверный знак.
Ростом незнакомка ниже Эрин. Волнистые волосы цвета воронова крыла коротко подстрижены, на ногах джинсы и ботинки, правая штанина разорвана, и сквозь разрыв видны лубки – явно недавняя травма. А поверх современных одежд – накинутый на плечи старинный тяжелый плащ, будто пригибающий ее к земле. Миниатюрные ручки жеманно скрещены спереди. Джордану потребовалась добрая секунда, чтобы сообразить, что она в наручниках.
В одной руке, затянутой в перчатку, Надия держала толстую цепь, тянущуюся к этим наручникам.
С ней они предпочитают судьбу не испытывать.
Чем же эта женщина так опасна?
Когда пленница дохромала поближе, Джордан увидел ее лицо и был вынужден сцепить зубы, чтобы не ахнуть от изумления.
Серебристые глаза встретились с ним взглядом. Он разглядывал очертания этих безупречно оформленных губ, высоких скул, курчавую волну локонов. Если сменить оттенок этих волос на огненно-рыжий, она как две капли воды походила бы на Баторию Дарабонт – женщину, которую Эрин убила в катакомбах под Римом.
Сидящая рядом Эрин оцепенела, тоже разглядев очевидное фамильное сходство.
– Вы нашли другую представительницу рода Батори, – заключила Эрин.
– Да, – подтвердил кардинал.
Джордан издал мысленный стон. Будто с последней хлопот было мало.
– И она стригой, – добавила Эрин.
Джордан удивленно вздрогнул, внезапно уразумев, зачем понадобилась такая бдительная охрана и задернутые шторы. Мог бы и сам сопоставить факты.
Женщина окинула Эрин холодным, пренебрежительным взглядом и повернулась к кардиналу. Она говорила с ним на латыни, но с диковинным акцентом, очень похожим на акцент Руна, проявляющийся, когда тот выходит из себя.
Джордан поглядел на пленницу новыми глазами, оценивая степень угрозы, прикидывая дополнительные меры, если это чудовище вдруг вырвется от своих укротителей.
Как только женщина договорила, Бернард ответил:
– Будет лучше, если вы перейдете на английский. Тогда все пойдет куда более гладко.
Пожав плечами, она обернулась к Руну и заговорила по-английски:
– Ты выглядишь весьма посвежевшим, возлюбленный мой.
Возлюбленный мой? Что это значит?
Рун – католический священник, и заводить возлюбленных ему не полагается.
Она резко потянула носом в направлении Эрин и Джордан, будто оба выбрались из сточной канавы и от них смердит.
– По моему разумению, столь ничтожное общество вполне тебе отвечает.
Рун даже глазом не моргнул, будто и не слышал ее.
Выступив вперед, кардинал Бернард официально представил их друг другу.
– Это графиня Элисабета Батори из Эчеда, вдова графа Ференца Надашди Батори де Надашд из Фогарашфелда.
Эрин охнула, чем привлекла внимание Джордана, но продолжала просто таращить глаза на женщину.
Теперь настала очередь кардиналу представить их обоих графине. К счастью, их титулы звучали куда короче.
– Позвольте представить вам доктора Эрин Грейнджер и сержанта Джордана Стоуна.
Голос наконец вернулся к Эрин.
– Вы утверждаете, что это та самая Элисабета Батори? Из конца шестнадцатого века?
Женщина склонила голову, будто в подтверждение этого факта.
Эмоции, пробегавшие по лицу Эрин, представляли смесь облегчения и огорчения. Они оба знали, как твердо убеждена Церковь, что Женщина Знания выйдет из рода Батори.
– Не понимаю, – сказал Джордан. – Эта женщина – сангвинистка?
– Я не имею касательства к этому безотрадному Ордену, – откликнулась графиня. – Ибо верую не в страстотерпие, но в страсть.
Рун заерзал. Джордан вспомнил рассказ священника из той поры, когда тот еще только-только пришел в лоно сангвинистов. В момент запретной страсти Рун убил Элисабету Батори, и спасти ее он мог лишь одним-единственным способом – обративее, сделав стригоем. Но где эта женщина скрывалась на протяжении последних четырехсот лет? Церковь была убеждена, что род Батори оборвался на Дарабонт.
Об ответе Джордан догадывался: должно быть, Рун прятал ее.
Похоже, помалкивая не только о том, что укусил Эрин.
– Полагаю, – нарушил воцарившееся молчание Бернард, – что собравшиеся здесь – наше лучшее оружие в надвигающейся Войне Небесной, в битве, предреченной Кровавым Евангелием. Это единственная надежда мира.
Графиня испустила смешок, в котором искреннее веселье мешалось с горечью.
– О, Его высокопреосвященству с таковым пристрастием к внешним эффектам надлежало бы лицедействовать на более широких подмостках, нежели церковная кафедра.
– Тем не менее, полагаю, все обстоит именно так, – обернувшись, он взглянул на нее в упор, не пытаясь проявить учтивость. – А вы бы предпочли, чтобы миру пришел конец, графиня Батори?
– А не пришел ли моему миру конец уже давным-давно? – поглядела она на Руна.
Надия выхватила меч из ножен на бедре.
– Мы можем положить ему радикальныйконец. После всех свершенных тобой убийств тебя следовало бы казнить на месте.
Графиня снова рассмеялась; от музыкальных переливов ее звонкого смеха у Джордана по спине побежали мурашки.
– Желай Его высокопреосвященство и вправду моей кончины, я уже была бы кучкой пепла на площади Святого Петра. Сколь бы вы тут ни сотрясали воздух, я вам нужна.
– Довольно! – Бернард поднял ладонь в красной перчатке. – Графине предстоит исполнить долг. Она послужит Женщиной Знания – или я вышвырну ее на солнечный свет собственными руками.
11 часов 22 минуты
Эрин ожесточила свое сердце, чтобы усмирить уязвленную гордыню.
Это явный вотум недоверия со стороны кардинала.
Вот только в чем причина – в том, что Бернард так уверен в Элисабете или настолько не уверен в Эрин?
На ее стороне нашелся хотя бы один соратник. Джордан обнял ее рукой за плечи.
– Да пошли вы! Эрин доказала, что это она– Женщина Знания.
– Ужели так? – графиня Батори провела кончиком розового языка по верхней губе, показав острые белые клыки. – Значит, я все-таки не нужна.
Эрин хранила непроницаемое выражение. Испокон веков женщин рода Батори, поколение за поколением, ставили особняком, учили служению Женщины Знания. У нее такой родословной нет. Хотя она и была частью трио, вернувшего Кровавое Евангелие, все же именно Батории Дарабонт на самом деле удалось открыть этот античный манускрипт на алтаре Святого Петра.
Не мне.
Бернард направил на графиню указующий перст.
– Что еще может объяснить ее присутствие здесь, кроме исполнения пророчества? Женщины, которую сочли мертвой, но возрожденной Руном, бесспорным Рыцарем Христовым?
– А возможность просчета вы не допускаете? – встал на сторону Эрин Христиан. – И банального совпадения? Не каждое падение монеты – жребий.
Джордан решительно кивнул.
– До этого момента Элисабету довел грех, а не жребий, – хриплым голосом проговорил Рун.
– А может статься, неискушенность в грехе, – возразила графиня со злорадной ухмылкой. – Мы можем множество часов праздно сотрясать воздух рассуждениями, отчего я здесь. Но никоим речам не затмить факта, что я здесь. Чего вы желаете от меня и чем заплатите за мое содействие?
– А разве спасение всей юдоли земной – недостаточная плата? – вопросила Надия.
– А что я задолжала этой вашей юдоли земной? – горделиво выпрямилась Батори. – Меня исторгли из нее против моей воли, вырвали зубами одного из вашего же племени. С той поры я больше времени провела в заточении, нежели на воле. Отныне и впредь я не свершу ничего, что не доставит мне корысти.
– Она нам не нужна, – заявил Джордан. – У нас есть Эрин.
И Надия, и Христиан кивнули, и душа Эрин преисполнилась благодарности за их доверие.
– Нет, – отрезал Бернард, сурово обрывая дискуссию. – Нам нужна эта женщина.
Эрин сжала зубы. Снова ее отпихнули в сторону.
Графиня воззрилась на Бернарда.
– Тогда пусть Его высокопреосвященство объяснит мою роль. И поглядим, сумеете ли вы купить мою подмогу.
Пока Бернард рассказывал о пророчестве, о грядущей Войне Небесной, Эрин взяла теплую ладонь Джордана. Он склонил к ней голову, и она на минутку забылась, заглядевшись в эти чистые голубые глаза, глаза Воителя Человечества. Он сжал ей руку, давая безмолвное обещание. Что бы ни случилось, она и Джордан во всем будут вместе.
Кардинал закончил объяснение.
– Разумею, – произнесла Батори. – И на какого рода плату я могу рассчитывать, ежели помогу вам отыскать этого Первого Ангела?
Бернард склонил голову к графине.
– Служение Господу несет множество вознаграждений, графиня Батори.
– Мои вознаграждения за служение Церкви до сей поры были весьма скудны, – покачала головой графиня. – Слава служения меня не тешит.
В этом единственном случае Эрин с Батори согласилась. Графине действительно досталась горькая чаша – ее обратили в стригоя, заточили в собственном замке, а затем и в гробу с вином на сотни лет. Все, кого эта женщина знала, давным-давно мертвы. Все, что было ей дорого, пропало без следа.
Кроме Руна.
– Мои желания крайне незамысловаты, – графиня повелительно подняла палец. – Первое: сангвинисты должны оборонять мою особу до конца моей неестественной жизни. И от других стригоев, и от назойливых людишек. – Она подняла второй палец. – Второе: мне должно быть дозволено охотиться. – Она распрямила еще палец. – Третье: мне должны вернуть мой замок.
– Элисабета, – прошептал Рун. – Ты наносишь ущерб душе своими…
– У меня нетдуши! – во всеуслышание возгласила она. – Ты разве позабыл день, когда погубил ее?
Рун издал лишь негромкий вздох.
Эрин было мучительно видеть его столь поверженным во прах. И она ненавидела графиню, повинную в этом.
– Мы можем прийти к соглашению, – изрек кардинал. – Если вы предпочтете жить в анклаве сангвинистов, то будете укрыты от всех, кто желает вам вреда.
– Я не желаю сидеть взаперти в каком-либо сангвинистском монастыре, – голос Элисабеты зазвенел от гнева. – Ни ради Христа, ни ради любого другого человека.
– Мы могли бы предоставить вам апартаменты в самом Ватикане, – возразил Бернард. – А когда вы будете покидать стены Священного города, сангвинисты будут вас опекать.
– И провести вечность в компании святош? – презрительно бросила графиня. – Уж конечно, вы не воображаете, что я примирюсь со столь плачевной участью?
Уголок рта Христиана изогнулся в намеке на усмешку, зато Надия была готова взорваться.
– У Церкви есть и другая недвижимость, – невозмутимо продолжал кардинал Бернард. – Хотя и не столь хорошо обороняемая.
– А что с моей охотой?
Все погрузились в молчание. Тишину нарушал лишь перестук колес поезда, уносящего всех на юг.
– Вам недозволено отнимать человеческие жизни, – покачал головой Бернард. – А буде посмеете, нам придется истребить вас, как любого другого зверя.
– А как же тогда я выживу?
– У нас есть доступ к человеческой крови, – заявил Бернард. – Мы могли бы снабжать вас ею в достаточном количестве, чтобы удовлетворить ваши нужды.
Графиня разглядывала свои скованные руки.
– Значит, я должна стать пестуемой узницей, как было мне суждено в минувшие века?
Эрин гадала, долго ли Элисабета пробыла взаперти в собственном замке, прежде чем Рун заточил ее в гробу и тайно доставил в Рим. Уж наверняка достаточно долго, чтобы знать, каково это – лишиться свободы.
– Если не будете убивать, – вскинул голову кардинал, – вы можете странствовать по миру и жить той жизнью, какую сочтете уместной.
– И быть на привязи у Церкви ради защиты, – она тряхнула кандалами. – И вечно зависеть от вас из-за той самой крови, каковая поддерживает мое скудное существование.
– А вы можете вообразить нечто лучшее? – презрительно бросила Надия. – Кардинал Бернард предлагает вам жить в холе и неге, когда вы заслуживаете лишь смерти.
– Однако не то же ли самое можно поведать о каждом сангвинисте в этом экипаже? – Ее серебряные глаза схлестнулись взглядом с Надией. – Али никто из вас не отведал вкуса греха?
– Мы отвратились от наших грехов, – не уступала Надия. – Как надлежит и вам.
– Ой ли?
– Если вы не согласитесь, – непререкаемым тоном заявил кардинал, – мы вышвырнем вас с поезда на солнечный свет, заключив, что такова воля Божья.
Графиня воззрилась на Бернарда в упор на добрую минуту.
Никто в вагоне не проронил ни слова и даже не шевельнулся.
– Добро, – наконец вымолвила графиня. – Я принимаю ваши великодушные условия.
– Если ей позволено диктовать условия, – подал голос Джордан, – тогда и мне тоже.
Все уставились на него в полнейшем недоумении.
Джордан привлек к себе Эрин.
– Мы участвуем в этом вместе.
Судя по виду, Бернард был готов воспротивиться.
Христиан предстал лицом к лицу с кардиналом.
– Даже если Эрин и не Женщина Знания, знания ее все равно весьма обширны. Мы в ней нуждаемся. Я уж определенно никоим образом не фигурирую ни в каком прорицании, но это не означает, что я не могу послужить.
Эрин осознала, что он прав. Неважно, она ли предсказанная Женщина Знания или нет. Важно лишь то, что если она может помочь, то не преминет этого сделать. Тут дело не в гордыне, а в спасении мира.
Она открыто смерила Бернарда взглядом.
– Я хочу участвовать.
Сжав ей плечо покрепче, Джордан взглянул на кардинала.
– Вы ее слышали. Это обсуждению не подлежит. Или я ухожу. А я антипатии к солнечному свету не питаю.
Надия склонила голову в сторону Эрин.
– Я тоже поддерживаю. Доктор Грейнджер выказала свою преданность в сражении и деяниях. Что же до этой, – она дернула серебряную цепь графини, – то она доказала обратное.
Между бровями у кардинала залегла морщина.
– Но осуществление пророчества недвусмысленно в том, что…
Тут голову наконец поднял Рун, обернувшись к Бернарду.
– Кто вы, чтобы посягать на то, что вам известна Господня воля?
Эрин заморгала, удивленная поддержкой святого отца, возродившего Элисабету Батори, чтобы заменить ее.
Кардинал воздел руки с открытыми ладонями в примирительном жесте.
– Отлично. Уступаю. Было бы глупо с моей стороны отвергать знания и проницательный ум доктора Грейнджер. Я уверен, что она способна помочь графине Батори в исполнении роли Женщины Знания.
Эрин не могла решить, испытывать ли ей облегчение или ужас. И потому, прильнув к Джордану, предалась обоим чувствам сразу.