Текст книги "Эксперимент «Ангел»"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Ну и что! Обыкновенные скучные подростки. Сидят себе по домам да домашние задания делают. И миллион взрослых ими командуют: пора, деточка, кушать, пора, деточка, спать, собирайся, деточка, в школу. Будильники заводят, в «Макдоналдсах» после уроков подрабатывают. Скучища…

А у нас зато свобода! Свобода – без конца и без края! Гоняем себе в поднебесье! Со всеми ветрами побратались! Куда хотим, туда летим! Преимуществ – хоть отбавляй… Я почти убедила себя в прелестях нашей жизни.

Снова глянула вниз. Фокус сменился: то, что на первый взгляд показалось мне заурядным подростковым сборищем, при ближайшем рассмотрении оказывается сценой гораздо более зловещей. Девчонку лет одиннадцати-двенадцати окружили здоровые амбалы. Случайность? Не думаю.

Мне ли про парней не знать. Я про эти игрек-хромосомы даже начинать не буду. Живу-то я с тремя лбами мужского пола. Они, конечно, лучшие представители, но как хромосомы у них наружу повылезут, так даже от них, дорогой читатель, спасу никакого нет!

И я принимаю одно из своих – как бы это поскромнее выразиться – «необдуманных решений». Из тех, что всегда мне потом припоминают или как «умопомрачительный идиотизм», или как «небывалый героизм». Только почему-то про идиотизм мне слышать чаще приходится. Вот тебе и людская благодарность.

Поворачиваюсь к Клыку и даже рта не успеваю раскрыть.

– Нет, – категорично отрезает он.

Глаза у меня сужаются, и я уже готова высказать все, что я на эту тему думаю.

– Нет, я тебе говорю, дура ты набитая.

Решаю не вступать с ним в лишние препирательства:

– Встречаемся на северной оконечности озера Мид.

– Что? Вы о чем там треплетесь? – встревает Надж. – Перекур? Я опять есть хочу.

– Нашей Макс геройские лавры покоя не дают. Супермен тоже в юбке нашелся, – Клык не скрывает своего раздражения. – Суперстар, не побоюсь этого слова.

– Вот оно что, – Надж внимательно смотрит вниз и по-прежнему не просекает, в чем дело.

А если бы лбы наседали на Ангела, и никто не остановился бы прийти ей на помощь? И я по большому кругу уже иду на посадку, целя поближе к зажатой между парнями девчонке.

– Я сейчас! Вы и сорока миль не пролетите, как я вас догоню. Держите прямо по курсу, а если что, встречаемся у озера. Запомнили, озеро Мид?

Клык даже не обернулся – только вперед припустил. По всему видать, затея моя ему поперек горла встала. Ну и хрен с ним. Все равно всем не угодишь.

– Пока. Скоро увидимся!

20

У Игги вот какая странность была. Он у нас настоящий талантище. Даром что слепой, а все на свете понимает не хуже заправского ученого. Например, утром он поколдовал-поколдовал, и оказалось, что компьютер наш выпадал каждые пять минут в осадок от простого перегрева. Наладил вентилятор, охлаждающий батарею, – и дело в шляпе. Починил-таки нашу на ладан дышащую технику.

– У нас какая-нибудь хлорка есть? – спрашивает его Газман. – Что-то я вроде слышал, что если ее смешать с чем-то там еще, так взрывчатка получится.

– С чем смешивать-то будем, с носками твоими? Не, нету у нас никакой хлорки. Бассейна-то у нас нет, на фиг нам хлорка без бассейна? Лучше скажи мне, вот эта проволочка, которую я отсюда вытащил, какого она цвета?

На кухонном столе из чрева нашего древнего стерео вывалился клубок спутанной проволоки. Наклонившись, Газман ковыряется в нем, пытаясь распутать концы:

– На кишки роботов твои проволочки похожи. Вот она, желтая, держи.

Газман сверяет что-то с распечатанной из интернета схемой.

– Подожди, подожди… эта желтая – очень важная. Не спутать бы ее с красной, – хмурится Игги. – Нам бы теперь какой-нибудь часовой механизм найти.

И вдруг сияет широченной улыбкой от уха до уха.

– Не нравится мне что-то твоя улыбочка. Что-то ты опасное затеваешь, – разволновался вдруг Газман.

– Ладно, ладно, тащи лучше будильник. У Макс на тумбочке стоит, с Микки Маусом такой, помнишь?

21

Я где-то в Аризоне. Вокруг задворки пустых развалившихся складов. Приземлилась я как-то не слишком удачно – промазала немного.

Вот и приходится теперь скакать по колючкам высохшего низкорослого кустарника. Обливаясь потом, сворачиваю на ходу крылья и плотной гармошкой укладываю их поровней вдоль позвоночника. Молния на ветровке надежно подтянута до самой шеи. Кажись, вид у меня вполне нормальный.

За углом сарая трое здоровых жлобов окружили какую-то замухрышку. Ей едва лет двенадцать наберется, а они все много старше.

– Я тебя просил, вонючка ты мелкая, докладывать кому-нибудь про нашу разборку с Ортизом? Просил? – орет на нее один из жлобов. – Ну, проучил я его маленько. Тебе-то что за дело!

Девчонка кусает губу. Она и рассержена, и испугана:

– Да ты изметелил-то его как! По нему как каток проехал! А он что тебе сделал? Да ничего!

Ну, думаю, вот это девчонка! Вот молодец!

– Он воздухом моим дышит и хлеб мой жрет! Вот он мне что сделал, поняла, сучка! – Прихвостни его злобно заржали. Ну и гады. Да еще со стволами. Один из них как бы ненароком тычет пушкой девчонке в грудь. Америка! Право носить оружие… Сколько скотам этим лет-то? А родители их знают, какие у них игрушки?

Как я устала от всей этой я-крутой-каждой-малявке-накостыляю дряни. Никуда от нее не деться. Сама на них вечно натыкаюсь, и никому от них спасения нету. Тупые, злобные скоты. Как же они меня все достали!

Выхожу из-под прикрытия. Девчонка замечает меня, и ее глаза удивленно расширяются. Этого достаточно, чтобы парни насторожились.

Увидели меня, но мой заплывший глаз и живописные синяки не вызывают у них никаких подозрений. Подумаешь, еще одна дура болтается тут без дела. И они теряют ко мне всякий интерес, переставая следить за моими маневрами. Ошибка номер один!

– Ну что, Элла, ты нам в свою защиту скажешь? – ерничает их главный. – Или, может, поучить и тебя все-таки уму-разуму?

Ага, значит ее Эллой зовут.

– Трое мужиков против одной девки – как-то, по-моему, многовато получается, – выступаю я вперед. В глазах у меня почернело от гнева, и я с трудом сохраняю на лице равнодушную мину.

– Заткнись, шалава. И вали отсюда подобру-поздорову. Целее будешь.

Подвигаюсь поближе к Элле.

– А ты о моем здоровье не пекись. Накостылять тебе хорошенько, вот что мне для здоровья полезнее всего будет.

Они смеются. Ошибка номер два.

Я уже говорила, что и я, и каждый из нас в моей семье-стае сильнее любого, даже взрослого, человека. Слава инженерной генетике и генетической инженерии! К тому же в свое время Джеб обучил нас разным приемчикам. Так что, считай, что нужные навыки у меня все были. Мне просто не доводилось их использовать… до вчерашнего дня.

– Заткните ей ее поганый рот, – скомандовал главный, и двое его подхалимов шагнули ко мне.

Что было их третьей ошибкой.

Разворачиваюсь быстро и без предупреждения. Нога под углом вверх. Старшему в бок – хрясь! Похоже, я сломала ему ребро. Слабак! Задыхаясь, он сразу же повалился на спину.

Двое оставшихся одновременно накидываются на меня. Выхватываю у одного из них ствол и, широко размахнувшись, опускаю его прикладом парню на голову. Он отупело смотрит на струйку крови, стекающую со лба на грудь.

Обернувшись, вижу, что Элла с испуганным лицом по-прежнему стоит на месте.

– Беги! – кричу я ей. – Беги отсюда подальше!

Секунду поколебавшись, она поворачивается и стремглав несется прочь. Только красноватая пыль поднимается ей вдогонку.

Последний, пока еще не битый хулиган хватает меня за руку. Расслабляю предплечье и выбрасываю его вперед так, что моя кисть сама летит ему в нос. Как в замедленной съемке, его сломанный нос неумолимо съезжает набок.

Мда… с такими даже драться неинтересно. Хлюпики они какие-то.

Униженные, с перекошенными от злобы рожами, парни с трудом поднимаются на ноги. Один из них, нагнувшись, поднимает пистолет.

– Ты еще об этом пожалеешь, – грозит он мне, сплевывая кровь.

– Там видно будет.

Отпрыгнув, я изо всех сил припускаю к лесу.

22

Если б я сразу взлетела, я бы уже давно была едва заметной точкой в голубом небе. Но разве могла я позволить этим кретинам увидеть мои крылья! Да и лес совсем рядом – добегу.

Несусь сквозь кустарник, не разбирая дороги. Только сухие ветки трещат под ногами. Хорошо, что хотя бы кроссовки удобные.

Шуты эти гороховые позади вопят, ругаются и сыпят мне в след угрозами. Но куда им за мной угнаться! Отстают безнадежно, и расстояние между нами неуклонно увеличивается.

Вдруг позади грохот, пальба. Деревья вокруг меня взрываются осколками коры. Проклятый ствол! Надо было сломать его к чертовой бабушке.

Ну что, дорогой читатель! Тебе, поди, в голову пришло то же, о чем и я сейчас думаю. Где сны кошмарные, а где реальность дурацкая – не разберешь. Ты, может, думаешь, что ты один такой проницательный? Думаешь, я сама совпадений не замечаю? Замечаю. Не круглая же я идиотка. Да только что эти совпадения значат, об этом надо потом на досуге подумать.

Еще секунда – и новый выстрел. Резкая, острая боль разрывает мне левое плечо. Ох! На рукаве расцветает кроваво-красная роза. Эта сволочь все-таки меня достала!

Беда никогда не приходит одна. Коли уж непруха, так непруха. Спотыкаюсь об корягу, падаю прямо на раненое плечо и кубарем лечу вниз в разверзшийся подо мной глубокий овраг, подминая кусты, подлесок, цепляя вьюны, натыкаясь на острые камни. Стараюсь хоть за что-нибудь ухватиться, но левая рука почти не работает, а только правой мне не справиться.

Наконец, скатившись до самого дна и перекувыркнувшись через голову, застреваю в разросшихся кустах. Стоп! Я приземлилась в зеленой пещере: сверху, сбоку, вокруг меня всюду плющ да молодая лесная поросль.

Лежу, затаив дыхание. Стараюсь не шевелиться. Передохнуть. Подумать. Где-то прямо надо мной парни орут и палят в воздух. Потом, точно стадо слонов, проносятся вниз, сметая все на своем пути. Мне хорошо слышен их топот и треск веток у них под ногами, совсем рядом с моим укрытием.

Отличная получилась из меня отбивная. Левая рука почти не шевелится и горит, как в огне. Пытаюсь расправить крыло – дыхание замирает от боли. Значит, и крыло задето. Насколько сильно, мне через плечо рассмотреть трудно. Но больно так, что ничего обнадеживающего ждать не приходится. Я ранена, и довольно серьезно. И за мной к тому же охотится эта вооруженная шайка.

Все тело ноет. Ветровка исчезла. Видно, пока я летела вниз, ее сорвало с меня кустами да колючками. В придачу, если я не ошибаюсь, гнездо мое свито из ветвей ядовитого плюща. Значит кожа вот-вот вспухнет и пойдет чесучими волдырями.

Медленно поднимаюсь на ноги, еле сдерживая стоны. Надо как-то отсюда выбираться. По солнцу определяю направление на север и потихоньку начинаю пробираться вперед. При мысли о том, где теперь Надж с Клыком, кричу чуть не в голос. Представляю себе, как они из-за меня распсиховались. Мда… хорошенькую я заварила кашу. Меня ждет Ангел, если, конечно, она еще жива. А я снова их всех подвела. Вот тебе и геройское решение!

И что за натура у меня дурацкая, вечно мне надо за какого-нибудь заступаться да справедливость отвоевывать. Джеб всегда говорил – это моя смертельная ошибка.

Он был прав. Джеб всегда был прав.

23

– Клык, я ужасно хочу есть. Просто до смерти!

Прошел уже целый час с тех пор, как они расстались с Макс. Надж по-прежнему недопонимала, что это Макс вдруг понадобилось на земле.

Клык согласно кивнул и молча, одним взглядом велел следовать за ним.

Они взлетели к плоской, отполированной ветрами горной вершине. Клык нацелился на тенистую ложбину, и Надж начала притормаживать, готовясь к посадке. При ближайшем рассмотрении углубление оказалось широкой, но низкой пещерой. Так что, чтобы забраться внутрь, даже Надж пришлось пригнуться.

Клык почти бесшумно опустился рядом.

Наружное отверстие шириной около двадцати футов равномерно сужалось, уходя в глубину где-то футов на пятнадцать. Надж с удовольствием уселась на сухой песчаный пол.

Клык скинул рюкзак и достал пару консервных банок и пакетиков со всякой снедью.

– Ну ты даешь! – восхищается Надж, разрывая пачку сухофруктов. – Где ты только все это надыбал? Я что-то не помню у нас никаких запасов. Поди, припрятал потихоньку. Даже шоколад припас! Тащить в рюкзаке шоколад, и никому ничего не сказать – на такое только ты один способен! Блаженство, прямо неземное блаженство!

Клык, спокойно улыбнувшись, сел рядом. Откусил кусок шоколада и со смаком принялся перекатывать его во рту, полузакрыв темные глаза. Но долго ему расслабляться не пришлось.

– Ну, и где наша Макс? Что ей там внизу понадобилось? Не пора ли ей уже вернуться? А мы, долго мы здесь сидеть-то будем? Нам разве к Озеру Мид лететь не надо? А когда она нас вообще догонит? И что мы будем делать, коли она не появится ско…?

– Макс увидела девочку в опасности и полетела ее спасать, – голос Клыка звучал спокойно и нарочито размеренно. – Мы подождем ее здесь, а озеро Мид – прямо под нами.

Надж забеспокоилась. Каждая секунда дорога, а они тут застряли. Макс что, с ума сошла, что ли? И кто это оказался для нее важнее их Ангела!

Она доела последний сушеный абрикос и осмотрелась. Когда Клык сказал про озеро, она тут же поняла, что голубая полоска впереди слева – это оно и есть. Поднялась на ноги и едва не уперлась головой в потолок.

– Пойду посмотрю, какое оно, это озеро. – Шаг вперед, и Надж уже стоит на довольно широкой приступке при входе в пещеру. Озеро отсюда и впрямь как на ладони.

– Клык… смотри, – только и смогла она выдохнуть.

24

Клык вышел из пещеры и замер.

Уступ, на котором они стояли, широкой лентой огибал утес, плавно поднимаясь к плоской вершине. Тут и там словно чьей-то гигантской рукой разбросаны огромные валуны, и из-под них отчаянно тянутся к солнцу какие-то тщедушные полузасохшие растения.

Среди камней всюду, куда ни кинь взгляд, крупные птичьи гнезда, каждое диаметром фута в два. В каждом сидят солидного размера птенцы, страшные, еще не оперившиеся, с синей, едва покрытой пухом кожей. И рядом с каждым птенцом пара зловещего вида родителей, не отрывая круглых холодных глаз, с напряженным вниманием следят за Надж и Клыком.

– Они какой породы? – едва шевеля губами, спрашивает Надж.

– Железорудные ястребы-тетеревятники, самые крупные хищные птицы этих краев. Сядь, но только очень медленно. И никаких резких движений. А то от нас сейчас только чистые косточки останутся.

Стальные гнутые когти и клювы их соседей и вправду выглядят смертоносным оружием.

– О'ке-е-е-ей! Надж медленно опускается на колени, с трудом смирив животный инстинкт дернуться и сломя голову прыгнуть со скалы. Однако Клык не зря ее предупредил: или осторожность, или гибель.

– Ты думаешь… – начала было шепотом Надж, но Клык взглядом остановил ее и приказал молчать. Он тоже постепенно сполз вниз, сел на уступ и не отрываясь наблюдал за птицами.

Один из ястребов держит в клюве ногу косули, а птенец в гнезде отчаянно вопит и подпрыгивает, стараясь рвануть кровавую мякоть.

Минуты кажутся Надж столетиями. Сам посуди, дорогой читатель, из такой трещотки, как она, вопросы вечно сыпятся, будто из решета, а в попе, как говорится, шило. Так что сидеть молча и неподвижно для нее даже сейчас сущая каторга.

Краем глаза она замечает, что Клык осторожно расправляет крылья.

Головы ястребов как по команде поворачиваются в их сторону. И Надж, чуть не физически, ощущает на себе их холодные острые глаза.

– Это я нарочно. Пусть почувствуют мой запах, – произнес Клык, не разжимая губ.

Прошло немного времени, и ястребы, по всей вероятности, смирились с их присутствием. Теперь их можно рассмотреть получше. Все они один другого больше, один другого сильнее и один другого страшнее. Грудки и животы раскрашены белыми полосами, а крылья, размахом по меньшей мере футов в пять, такие же коричневые с ржавыми разводами, как и у Надж. Только ее крылья больше раза этак в два.

Наконец ястребиная жизнь пошла своим чередом: одни продолжают кормить своих птенцов, другие улетели за добычей, третьи возвращаются с охоты.

– Вот это да, – присвистнула Надж, увидев, как один ястреб бросил в гнездо еще извивающуюся змею. Родительская добыча так взбудоражила птенцов, что они, карабкаясь друг на дружку, – кто выклюет первый кусок – чуть не вывалились из гнезда.

Клык повернулся к Надж и удивил ее неожиданно широкой улыбкой.

Вообще-то ей было хорошо. Конечно, хотелось улететь, конечно, хотелось, чтоб поскорее вернулась Макс и чтобы было побольше еды. Но все равно так здорово сидеть здесь на солнце на вершине мира, наблюдать за огромными красивыми птицами и знать, что и у тебя есть крылья, готовые вот-вот поднять тебя в воздух.

И Надж даже захотелось остаться здесь подольше.

25

Но только не слишком надолго.

Надж грустно ковыряет болячку на коленке и, помолчав, поднимает на Клыка свои большие карие глаза:

– Ангел нас ждет. Она мне как младшая сестренка. Она нам всем как сестренка. Мы по ночам друг другу всякие истории рассказываем. Когда мы домой вернемся, …если без нее…. мне одной что ли придется в той комнате спать? Макс должна срочно вернуться. Она же Ангела в беде не оставит?

– Нет, не оставит. Смотри лучше, как вон тот большой ястреб с темной полосой крыльями работает. Видишь, он когда поворачивается, у него одно крыло совсем замирает, а другим он то туда, то сюда поводит – угол регулирует. Вот поворот у него и получается и быстрый, и плавный. Надо будет так же попробовать.

Надж никогда такой длинной речи от Клыка не слыхала. Она отыскала глазами ястреба, на которого показывал Клык.

– Ага, вижу, кажись, понятно, что он там делает.

Она едва успела договорить, как Клык сорвался с места. Его большие сильные крылья поймали воздушный поток, и он взмыл ввысь и закружил с ястребами в их птичьем балете.

Он улетел, а Надж не находит себе места. Ну куда только Макс запропастилась? Может, она ранена? Может, им с Клыком лучше вернуться и поискать ее? Вот Клык прилетит, она поговорит с ним об этом.

Однако у Клыка совсем другие планы. Он как раз промчался мимо, прямо вровень с пещерой:

– Давай, давай! Попробуй, потренируйся. Сразу полетишь, как горный орел!

Надж стряхнула с кофты шоколадные крошки. Он что, об Ангеле не беспокоится разве? Беспокоится, конечно. Просто виду не показывает. Она-то знает, Клык тоже любит Ангела как родную. Он и книжки ей читал, пока она сама не научилась. И даже теперь ее обнимает и утешает, когда Ангел из-за чего-нибудь огорчится.

Ладно, пойду потренируюсь. Всяко лучше, чем без дела сидеть. Надж соскочила с приступки перед пещерой. Взлет! И почти что против воли ее захлестнула волна восторга! Какое счастье парить высоко над землей, отдаться на милость ветров и свободным взмахом крыльев покорять небо.

Она поравнялась с Клыком. Он еще раз объяснил и сам показал ей ястребиный маневр. Старательно повторяя каждое его движение, Надж вдруг поняла. Получается!

Она выписывала широкие круги, тренируясь и все ближе подлетая к ястребиной стае. Удивительно, но птицы, похоже, не возражают против ее присутствия.

Если не думать про Ангела да про Макс, Надж почти что счастлива.

В тот вечер она лежала на животе и наблюдала за взрослыми ястребами и их детенышами.

Огромные страшные птицы чуть ли не нежно поглаживали птенцов по взъерошенным тощим перьям, заботливо поддерживали под слабые пока крылья, помогая в первых неумелых полетах.

Ком подкатил ей к горлу. Она всхлипнула.

– Ты что?

– Да птицы эти… Мне бы таких родичей, как у этих дурацких ястребов. О птенцах большие птицы заботятся, а обо мне никто никогда. Кроме Макс. Но она же мне не мама…

– Не плачь. Все равно с этим ничего нельзя поделать. Не плачь, пожалуйста. – Клык отводит глаза, и голос у него очень грустный.

Солнце село, и ястребы вернулись в свои гнезда. Даже их горластые птенцы перестали галдеть.

Когда совсем стемнело, Клык подвинулся поближе к Надж и протянул ей сжатую в кулак левую руку. Она мгновенно откликнулась, поставив сверху свой кулак – ритуальное в стае прощание перед сном. Вчера в горнолыжном коттедже без него уснули чуть ли не единственный раз в жизни.

– Спокойной ночи.

Она молча свернулась калачиком. За что, за что отобрали у нее все, что важно и нужно ей в жизни?

– Спокойной ночи, Надж, – ласково шепчет Клык.

26

Боже, что за денек! Плечо кровоточит и болит нестерпимо. Чуть пошевелишь им, и кровь фонтаном бьет на зажимающие рану пальцы.

Мне повезло только в том, что я ни разу не наткнулась на бандитов. Правда, время от времени до меня доносятся их голоса. И тогда я замираю на месте. А потом, окоченевшая от холода и деревянная от напряжения, сызнова шаг за шагом продолжаю двигаться на север, петляя на случай, если кто продолжает меня разыскивать.

Опасаясь, что эти жлобы привели собак, я уже раза четыре переходила вброд ручьи и речки. И уж поверь мне, дорогой читатель, балансировать в ледяной воде на поросших мхом камнях, да еще с простреленным плечом – занятие не из приятных.

Прощупала плечо и крыло. Насколько я могу судить, рана сквозная. Хорошо, что пуля не засела внутри, а прошла навылет, вырвав кусок мышцы и перьев. Но так или иначе, а рука и крыло совершенно ни на что не годятся… И болят ужасно.

Уже поздно. До Ангела еще много часов, и одному Богу известно, какие муки послали ей небо и школьные белохалатники. Она ждет меня, наверное… надеется….

Сжимаю кулаки и зубы, стараясь на зареветь. Лететь не могу, не могу догнать Клыка и Надж. Даже просто связаться с ними не могу. Нет у нас никаких мобильников или и-мейлов.

Уж как они на меня, поди, злятся! Вот и поделом мне. Это моя и только моя вина!

В довершение ко всему хлынул проливной дождь, так что меня теперь еще хлещут мокрые ветви деревьев. Каждый пройденный метр буквально вырван у мокрой красной глины, из которой я с трудом выдираю уставшие ноги. Холод, голод и боль с каждым шагом все сильнее и сильнее. И все больше и больше я злюсь на себя, на свою беспробудную глупость.

Преследователей моих уже давно не слышно. Поди, разбежались от дождя по домам.

Минуту спустя прищуриваюсь – впереди, похоже, светятся окна. То ли дом, то ли сарай или склад какой-то. Хорошо бы склад или сарай. Дождись, когда все уйдут – вот тебе и ночлег.

Вскоре я уже шагах в двадцати, пригибаюсь в кустах, вглядываясь сквозь прорехи в живой изгороди. Увы, это дом.

В окне мелькает силуэт. Никак девчонка та, Элла, кажется? Наверное, она здесь живет. Святое семейство: любящие родители, дети, среднестатистическим числом 1,6. Очень за нее рада.

Но я действительно рада, что она в целости и сохранности добралась до дома. Как бы там ни было, но если б я позволила этим бугаям ее измолотить, я бы себе этого не простила.

Дрожу крупной дрожью. По спине стекают холодные струйки. Ноги больше не держат. План, мне срочно нужен план…

Я все еще ждала озарения, когда открылась входная дверь. Элла вышла на крыльцо: над головой огромный зонт, у ног мелькает какая-то тень. Собака. На низеньких ножках, толстая, как сарделька.

– Магнолия, поторапливайся. Давай скорее. До костей сейчас обе промокнем.

Псина, не обращая на дождь никакого внимания, принялась усердно обнюхивать двор, а Элла в нетерпении пританцовывает на садовой дорожке.

Где времена отчаянные, там и меры отчаянные. Уж не помню, кто это сказал, но сказано в самую точку. Была не была. И я медленно подхожу к ней на цыпочках.

27

Так-так, еще пару анализов крови – и считай, что с глюкозой мы разобрались. А там можно будет и за электроэнцефалограмму приниматься. Посмотрим, что там внутри в черепушке.

– Когда же это все кончится? Макс, где ты? – Дверь ее конуры открылась, и Ангел чуть не заплакала при приближении очередного белохалатника. Он присел на корточки и уставился на нее. Ангел из последних сил вжалась в стенку.

Он потянулся схватить ее за руку, но тут его взгляд упал на ее лицо.

– Что случилось с объектом номер 11? – обернулся он к коллегам.

– Объект укусил Райли, и Райли его ударил.

– Что-то сейчас со мной будет?.. – напряглась Ангел. Вся левая сторона лица горит огнем, но она все равно рада, что укусила этого гада. Она его ненавидит. Всех их ненавидит…

– Вашему Райли только на автомойке работать. Я бы его даже пробирки мыть не подпустил. Я его в порошок сотру, если он мне этот экземпляр испортит. Думать надо, дубине этакой, это же уникальный образец! – Белохалатник разбушевался не на шутку. – У него что, память отшибло? Мы годами за этим образцом гонялись. Так Райли и передайте, он у меня на полную катушку за нанесенный ущерб лабораторным объектам расплачиваться будет!

Он снова протянул руку и снова попробовал дотронуться до Ангела. Она ума не могла приложить, что ей делать. Запястье, там где в вену была вставлена игла с пластиковой трубкой, сильно болело, и она свободной рукой прижимала его к груди. Целый день ей не давали ничего ни есть, ни пить, не считая какого-то химического тошнотворно-сладкого оранжевого раствора. Несколько раз брали у нее из вены кровь и нещадно тыкали иглами. После того как она в конце концов того белохалатника укусила, ей и всадили в вену иглу с трубкой каким-то особым способом, так, чтобы и кровь у нее было брать проще, и хлопот им было с ней поменьше.

У Ангела в глазах стоят слезы, но она упрямо сжимает зубы. Немножко расслабилась, подползла чуть поближе к двери и даже дала белохалатнику к себе прикоснуться.

– Вот и молодец, – голос его звучит по-человечески успокоительно. – Не бойся, теперь больно не будет.

Он придержал ее руку и открыл на шунте маленький кранчик, так что кровь окрасила пластиковую трубку в темно-красный цвет и стала быстро заполнять подставленную пробирку. Ангел сидит, вытянув руку и глядя в сторону. Больно и вправду не было. Пара минут, и процедура окончилась.

Может, это хороший белохалатник? Может он, как Джеб? Держи карман шире! Он такой же Джеб, как луна – голова сыра!

28

– О'кей! Вот так, теперь осторожнее! – Игги беспокойно ерзает на месте. – Эй, Газзи, ты там особо не дергай!

– Давай, проверяй, – Газман поглаживает плотную упаковку самодельной бомбы, которую они только что окрестили «наш работничек».

– Гвозди?

Газман в ответ бренчит банкой с гвоздями.

– Покрышка? Подсолнечное масло?

– Проверяй, проверяй – говорю же тебе, я все собрал. Мы настоящие гении. Ирейзерам ни за что не понять, что у них под ногами взорвалось. Если у нас, конечно, будет время яму поглубже выкопать.

– Ага, и сложить туда наши подарочки, – согласился Игги. – Теперь надо только полететь дороги проверить да разведать, не устроили ли ирейзеры лагеря где-нибудь поблизости.

– И гвозди где надо рассыпать, и масло разлить. Только осторожнее, чтоб нас не поймали…

– Да уж, конечно, лучше бы, чтоб не поймали… – Игги скорчил трагическую мину. – А что, ночь уже наступила?

– Вроде того. На, держи. Я тебе разыскал тут чего потемней надеть. – Газман изо всех сил старался, чтобы Игги не заметил, как он волнуется. – Ну и я, конечно, тоже черный свитер надену.

План у них и впрямь был остроумный. Это в случае удачи… А в случае провала… – смертельный.

– Я «работничка» с собой возьму, на всякий случай. Игги переоделся, положил домодельную бомбу в рюкзак и закинул его на плечо. – Не беспокойся. – Он словно видит, как Газман побелел от волнения. – Она без таймера не взорвется. Говорю же тебе, для нас с тобой «работничек» абсолютно безопасен.

Газман вымученно улыбнулся. Распахнув окно, он уселся на подоконник. Его то и дело прошибает холодный пот, а по спине бегают мурашки. Но выбора-то у него нет – Ангела надо выручать. Он всем покажет, как его родную сестру обижать!

Взяв себя в руки, он глубоко вздохнул и прыгнул в ночное небо. Вот она, настоящая радость свободы – ветер в лицо, раскинул крылья и лети!

Настроение у Газмана быстро улучшалось. Он чувствовал себя сильным и смелым, а вовсе не восьмилетним безродным мутантом.

29

– Элла!

Девочка подпрыгнула от неожиданности. Я вышла из кустов на свет. Так ей будет меня лучше видно.

– Это я, – чувствую себя все более по-дурацки: кто собственно «я»?

Темно, хоть глаз выколи, дождь слепит глаза. И почему она должна меня узнать? Собака обнюхала меня и притворно-грозно затявкала – защитница тоже нашлась.

– Это ты! Спасибо, мне без тебя ни за что было бы от них не удрать! – Элла прищурилась от дождя. – Ты как? В порядке? Ты что здесь делаешь?

Она испуганно озирается, и голос ее звучит настороженно. Будто с тех пор, как мы с ней повстречались с нашими общими друзьями, я успела продать душу дьяволу.

– Нормально все… – понурилась я. – Но в общем, мне бы, наверное… Короче, мне помощь нужна…

Никогда еще ничего подобного не слетало с моего языка. Слава Богу, по крайней мере, Джеб от меня таких позорных слов не услышит!

– Что с тобой? Это они тебя…?

– Они! Один из них меня-таки подстрелил. Такие вот дела.

Элла охнула и зажала рот рукой:

– Ранена? Что же ты мне сразу не сказала? Тебе же в больницу надо. Ой, Господи, пойдем скорее, пойдем.

Она посторонилась, уступая мне дорогу и отгоняя от меня Магнолию, с интересом обнюхивающую мою мокрую одежду.

И что, ты думаешь, я сделала, дорогой мой читатель? Без размышлений вошла в дом или повернулась бежать из последних сил? Пока я еще стою на пороге, у меня есть путь к отступлению. А чуть закроется за мной дверь – и готово. Птичка в клетке, и обратной дороги мне нет.

Вот и подумай, проницательный читатель, могу я здравое решение принять, если у меня вообще с замкнутыми пространствами нелады – у всех у нас нелады, у всей стаи. Поживешь в клетке с мое – вот я и посмотрю на твою клаустрофобию.

Ладно, не буду тебе загадок загадывать. В дом я все-таки вошла, и дверь за мной Элла закрыла. Ведь я прекрасно отдавала себе отчет в том, сколько у меня осталось сил: мокрая, голодная, холодная, голова кружится от потери крови. Хочешь не хочешь, а приходилось согласиться с тем, что без помощи не обойтись. Без посторонней помощи…

– Твои родители дома?

– У меня только мама, – отвечает Элла. – А отца вообще нет. Давай, проходи. Не бойся, моя мама сейчас все уладит. Это уж наверняка. Магнолия, вперед!

Она поднимается на деревянное крыльцо и оборачивается ко мне:

– Тебе помочь? Ты сама-то идти можешь?

– Могу.

Я едва вскарабкалась по ступенькам. Дверной проем светится уютным домашним теплом. То ли от слабости, то ли от испуга голова у меня идет кругом. А вдруг я опять совершаю ошибку? Будто недостаточно я их сегодня сделала.

Ненароком оперлась больной рукой о перила и чуть не упала от боли.

– Ой, у тебя весь свитер в крови. – Элла подставила мне плечо. – Держись за меня, давай я тебе помогу. – И она толкает дверь ногой, едва не наступив на Магнолию. – Мама, мама! Иди скорей сюда, здесь девочке срочно помочь нужно.

Я замерла. Бежать? Остаться? Бежать? И я осталась.

30

– Думаешь, выдержит эта проволока? – шепчет Газман.