355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Оливер Кервуд » Золотоискатели » Текст книги (страница 1)
Золотоискатели
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:45

Текст книги "Золотоискатели"


Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Джеймс Оливер Кервуд
Золотоискатели

Глава I. По следам Родерика Дрюи

Тяжелый полуденный покой царил над необъятной канадской территорией, занятой лесами, полями и озерами.

Лось и олень-карибу, просыпающиеся с первыми проблесками дня раньше всех остальных животных, вдоволь насытились и отдыхали теперь, совершенно недвижные в преждевременном зное февральского солнца.

Рысь, свернувшись кольцом в своей берлоге среди хаоса огромных камней и скал, терпеливо выжидала момента, когда дневное светило склонится по северному небу к западу и позволит снова выйти на охоту. Птицы, готовые ежеминутно сорваться с ветки, сладострастно ерошили свои перья и были безмерно счастливы под лаской животворного тепла, сгоняющего с полей последние зимние снега.

Стоял час, когда опытный охотник сворачивает с проторенного следа в сторонку, снимает с себя свою тяжелую поклажу, собирает немного хвороста, раскладывает костер, завтракает, закуривает трубку, и в то же время самым напряженным образом приглядывается и прислушивается ко всему тому, что происходит вокруг.

Едва только вы пытаетесь возвысить голос, он подносит палец к губам и начинает быстро бормотать:

– Ш-ш-ш! Молчите, вы! Кто его знает: может быть, совсем близко от нас залег зверь. Теперь – час полного покоя. Если мы сохраним спокойствие, звериная сиеста может продлиться еще час-другой. Я почти не сомневаюсь, что на расстоянии ружейного выстрела от нас отдыхает какой-нибудь лось. В таких случаях ничего нельзя знать…

Вдруг на однотонном фоне застывшей и немой пустыни зашевелилось что-то. В первую минуту глаз уловил только точку, черную точку на светлом скате занесенной снегом горы. Но точка эта начала постепенно расти, удлиняться, шириться, вытягивать лапы, шевелить плечами.

Это был волк.

Большей частью волк, закончив свою трапезу, тяжело и глубоко засыпает. Человек, знакомый с жизнью лесных зверей, скажет вам, что только какая-нибудь исключительная причина может вывести волка из его послеобеденного оцепенения.

Наш волк вдруг почувствовал в воздухе несомненные признаки того, что всего больше и сильнее тревожит обитателей арктических стран: человеческий запах!

Отяжелев от пищи и сна, волк стал медленно спускаться со ската, но видно было, что в любую минуту он может проявить весь свой древний и атавистический инстинкт самозащиты.

Выйдя на протоптанную тропинку, слегка осевшую под тающим снегом, он внезапно остановился: человеческий запах сделался сильнее, и зверь уже знал, что ему надо теперь делать. Он поднял вверх морду, широко раскрыл пасть и зычным, резким криком дал знать своим братьям по лесам и равнинам о надвигающейся грозной опасности.

Утром волк обычно ограничивается подобным сигналом. Ночью он немедленно бросается на человека, и другие волки так же быстро спешат к нему на помощь. Но в сиянии полуденного солнца он, издав тревожный крик, тотчас же, как только почует близость человека, опрометью бросается в противоположную от врага сторону.

Однако наш волк не обратился в бегство. Он продолжал нюхать воздух. Впереди него бежала дорожка, довольно широкая и недавно проложенная санями и собаками.

Сани и собаки принадлежали молодому Родерику Дрюи, который совсем недавно выехал из фактории на озере Нипигон и возвращался в цивилизованные страны.

Не эти сани привлекли внимание волка, который все еще стоял, напружинившись, не зная, что делать: бежать или же выжидать дальнейших событий. Главная причина тревоги находилась позади него, с северной стороны, откуда ветер приносил подозрительный запах.

К этому запаху вскоре присоединились столь же тревожные звуки. Обоняние и слух одновременно послали грозное предостережение, и тогда волк перестал колебаться, рванулся с места, стремительно понесся по направлению к небольшому леску и через минуту исчез из виду.

На том месте, откуда надвигалась опасность, находилось небольшое замерзшее озеро. На противоположном берегу, на расстоянии мили с четвертью, близ опушки довольно большого леса, неожиданно появился клубок сцепившихся и сбитых в одну кучу собак, тащивших большие сани, за которыми бежал человек.

Полудикие собаки Нортландии часто грызутся между собой даже в пути, и можно было думать, что этот хаос из собак, упряжи, саней и поклажи явился результатом подобной схватки. В продолжение минуты казалось, что человеку никак не удастся выгнать собак на след, но вдруг раздался зычный, повелительный голос, вслед зa которым послышался хлесткий звук бича, жалобный визг волкодавов, и, точно по волшебству, тяжелые сани выпрямились, выровнялись, выскочили на дорогу, и собачья упряжка прямой, как стрела, слегка желтоватой нитью пронеслась вдоль полированной поверхности озера.

Человек с замечательной ловкостью бежал вслед за санями. Он высок, хорошо сложен, и по первому же взгляду в нем можно было признать индейца.

Собаки не успели пробежать и четверти пространства, разделяющего оба берега, как послышались новые крики, и вслед за первыми санями из леса выскочили вторые, которые неслись с такой же безумной прытью, за которыми тоже бежал проводник.

Добежав до озера, второй проводник вскочил на сани, оглушительно крикнул на собак, энергично хлестнул бичом, тотчас же завертел им в воздухе, а затем опустил на головы и плечи своих «рысаков». Обе пары саней почти одновременно достигли правого берега, невдалеке от того самого места, где несколько минут назад волк, подняв тревогу, скрылся в лесу.

Двадцать четыре собаки обеих упряжек были утомлены до последней степени и едва дышали. С каждой минутой они явно замедляли свой бег, и так продолжалось до тех пор, пока обе передовые собаки не остановились чуть ли не в одну и ту же секунду. Через мгновение все остальные собаки упали на землю, широко раскрыли пасти, высунули языки и окрасили девственный снег кровью, обильно сочившейся из лап.

Оба проводника казались не менее утомленными. Старший из них был чистокровный индеец, прекрасно знакомый с Великой Северной Пустыней. Его товарищу вряд ли минуло двадцать лет, и он был строен и тонок, но мускулы его были сильны и подвижны, как у любого живого существа, выросшего в Пустыне. Его красивое лицо казалось отлитым из бронзы, что отчасти объяснялось постоянным пребыванием на вольном воздухе. С другой стороны, давала себя знать индейская кровь, обильно смешанная с «белой» кровью, которая текла в его жилах.

Старшего, по имени Мукоки, все знали как лучшего следопыта и самого неутомимого проводника в области. Младшего звали Вабигун, и он был сыном директора фактории Вабинош-Хоуз Джона Ньюсома и очаровательной краснокожей принцессы, причем природа подарила ему лучшие качества обеих рас.

Видно было по всему, что оба человека серьезно озабочены одним и тем же делом. С минуту они не говорили ни слова, тяжело переводили дыхание и напряженно глядели друг на друга.

– Я готов допустить, – прерывающимся голосом начал молодой, – что нам не удастся нагнать их. Ты как думаешь, Муки?

Вместо ответа Мукоки опустился на колени и начал внимательно изучать следы, оставленные санями, которые пробежали раньше их.

Прошло довольно много времени, в продолжение которого он приглядывался ко всем знакам, оставленным полозьями саней, лапами собак и человеческими ногами. Наконец он поднял голову и с тем довольным смешком, которого никому не удавалось сымитировать, произнес:

– Я так думаю, что мы настигнем их! Это дело верное! По-моему, там два человека. Проводник и он сам! Поклажа тяжелее нашей. Бегут медленнее. Захватим их наверно!

Ваби, не совсем еще убежденный, недоверчиво покачивал головой.

– Но ты забываешь про то, что наши собаки находятся в самом ужасном состоянии. Ты посмотри только, Муки, как их лапы сочатся кровью. Мой передовой пес адски хромает. Что с ним поделаешь?

Действительно, огромные волкоподобные собаки находились в самом жалком состоянии. Весеннее солнце, не растопив окончательно снега, все же уменьшило сопротивляемость снежного покрова, и вот почему несчастные животные чуть ли не на каждом шагу наскакивали на острые льдинки, отломившиеся от общей массы льда.

Мукоки внимательнее прежнего осмотрел собак, и лицо его приняло мрачное выражение.

– Да, похвастать нечем… нечем… – проворчал он. – Мы – сумасшедшие люди, вот что я скажу тебе.

Ваби вскричал:

– Это наша вина! Мы сами во всем виноваты! Почему мы не запаслись должным количеством носков для собак? Если я не ошибаюсь, на моих санях их имеется около дюжины, не больше. Их хватит только для трех собак. Клянусь Юпитером, что мы сами виноваты!

Он бросился к своим саням, достал так называемые собачьи носки и вернулся к старому индейцу, который все еще находился в довольно возбужденном состоянии.

– Послушай, Муки, я нахожу, что у нас остался только один выход! – воскликнул юноша. – Нам надо выбрать трех наиболее сильных собак, и кто-нибудь из нас продолжит путь с ними!

Резкие крики людей и хлопанье длинного бича Мукоки подняли на ноги измученных и израненных собак. Три самые большие и сильные собаки были запряжены в сани Ваби, причем предварительно их обули в маленькие мокасины из замши. Еще шесть собак, сохранивших кое-какие силы, были даны им на подмогу.

Через несколько минут животные во всю прыть вновь понеслись по следам Родерика Дрюи. Рядом с санями, желая, насколько возможно, облегчить груз, бежал Ваби.

Погоня началась в полночь, спустя восемнадцать часов после отъезда Родерика из Вабинош-Хоуза. За полночи и утро удалось почти нагнать расстояние, отделявшее их от человека, которого они искали.

За все это время ни люди, ни собаки почти не отдыхали. Они неслись по горам, озерам, мрачным лесам, голым полям и снежным равнинам, не отрывали взора от следа, который все еще бежал впереди них, все время оставались без пищи и воды и лишь изредка глотали снег для того, чтобы хоть немного освежить горло.

Казалось, что свирепые псы прекрасно понимали и учитывали необходимость как можно скорее догнать путников и без устали и без передышки бежать по проложенному следу до тех пор, пока цель не будет достигнута.

По мере того, как они продвигались вперед, они все явственнее чувствовали запах человека и собак, который все еще ощущался впереди них.

Они делали последние, невероятные усилия, моментами буквально падали с ног, но в то же время были так полны энергии и воодушевления, что казалось, будто бы они считали хозяйское дело своим собственным. При каждом дуновении ветра, который приносил им одуряющий запах нагоняемой упряжки, они свирепо раскрывали пасти, обнажали страшные клыки и резким воем давали знать, что не менее своего погонщика стремятся к победе.

Врожденный инстинкт подсказывал им путь, и они совершенно не нуждались в том, чтобы кто-нибудь правил ими. Упорные до смерти, они уносили вперед сани, высовывали язык едва ли не до самой земли, чувствовали, как все напряженнее колотятся их сердца, и моментами теряли представление о том, что происходит вокруг них, ибо глаза их так налились кровью, что стали похожи на раскаленные красные шарики.

Время от времени, видя, что его силы совершенно подходят к концу, Ваби садился на сани для того, чтобы перевести дух и размять одеревеневшие члены. Чувствуя дополнительную тяжесть, собаки несколько замедляли бег, но продолжали нестись с тем же похвальным и чисто собачьим усердием.

На расстоянии ста шагов огромный лось, задевая своими чудесными рогами самые высокие ветки деревьев, перебежал дорогу, но псы не обратили на него никакого внимания. Несколько подальше они вспугнули рысь, принимавшую свою обычную солнечную ванну на вершине скалы и яростно оскалившую клыки при виде своих вековечных врагов. И собаки на одно мгновение, на сотую долю секунды, сократили свои мускулы, словно готовясь прыгнуть вперед и броситься в атаку, но в следующее мгновение они уже неслись дальше.

Однако скорость бега начала мало-помалу уменьшаться. Задняя собака ослабела настолько, что уже не могла сама передвигаться, и остальным товарищам пришлось волочить ее по снегу. С помощью остро отточенного ножа Ваби единым ударом отрезал постромки, соединявшие собаку с остальной упряжкой, и, таким образом, избавил своих «рысаков» от лишнего груза, который так и остался лежать там, где свалился.

Еще две собаки едва-едва волочили собственные тела. Третья явно хромала. Кроме того, Ваби не мог не заметить, что след все больше и гуще окрашивается кровью…

С каждой минутой лицо его все более омрачалось. От неимоверных усилий его глаза были такие же красные, как и у собак, которые делали все, чтобы выполнить приказ хозяина. Против собственной воли он почти не закрывал рта, и тем не менее дышал с большим трудом. Ноги, обычно такие же неутомимые, как и у оленя, теперь подгибались под ним.

Он не мог уже бежать за санями так, как раньше, в начале погони, и ему приходилось делать мучительные усилия для того, чтобы прогнать из головы страшный вопрос: «Не отказаться ли от преследования, раз ясно видно, что силы подходят к концу?».

Он теперь больше лежал на санях, чем бежал за ними.

Вдруг, в момент наибольшей слабости он вскочил с саней и издал несколько понукающих, полных отчаяния криков; собаки рванули из последних сил и вынесли груз из густого, почти непроходимого леса на безграничную, ослепительную, снежную равнину.

Несмотря на яркое, праздничное сияние солнца, полуслепому от страданий Ваби удалось различить черную точку на девственно-белой поверхности снега. Он ни на минуту не усомнился в том, что впереди него несутся сани Родерика Дрюи.

Он сделал было попытку криком привлечь внимание того, за кем гнался. Но голос его до того ослабел, что вряд ли был слышен на расстоянии ста шагов. Ноги по-прежнему подкашивались под ним. Ему вдруг почудилось, что они сверху донизу налиты свинцом, и, не в силах устоять на месте, он свалился в снег.

Собаки, остановившиеся в тот же самый момент, что и он, окружили его и начали лизать ему лицо и руки. Их теплое дыхание, пробиваясь сквозь стиснутые зубы, производило впечатление свистящей струи пара.

Так прошло несколько минут, в продолжение которых молодому человеку казалось, что ясный день неожиданно сменился темной, непроглядной ночью. Он закрыл глаза и уже не мог открыть их. Собаки не отходили ни на шаг, а у Ваби создалось представление, что они убежали и продолжают убегать от него… Словно вокруг него образовалась громадная, бездонная яма, в которую он падал с головокружительной быстротой.

Однако какие-то неведомые подсознательные силы продолжали бороться в нем и старались вернуть ему сознание. И в одну из минут полного просветления он понял, что в его распоряжении остался лишь один шанс на спасение. Собаки по-прежнему стояли над ним, тяжело дышали и лизали его лицо и руки.

Сделав невероятное усилие над собой, он открыл глаза, но не увидел уже на этот раз черной точки на белом фоне. Он слегка приподнялся на локте и, нащупывая все вокруг себя, точно слепой, потащился к саням, которые находились совсем близко, но он был так слаб, а собаки образовали такой непроходимый круг, что потребовалось немало времени для того, чтобы выполнить первую часть намеченного плана.

Наконец его пальцы конвульсивно вцепились в жгучую, как огонь, сталь ружья. Вот в чем заключался его последний шанс! Призвав на помощь всю силу воли, он поднял ружье на высоту плеча, и для того, чтобы не задеть собак, направил дуло к небу.

Затем он выстрелил. Один раз, два раза, пять раз… После пятого выстрела он вынул из-за пояса новые пули и стал стрелять еще… еще… ещ е… Он стрелял до тех пор, пока не истощились его заряды и пока черная точка, которую он раньше заметил, а затем потерял, снова не появилась на горизонте, стала замедлять свой бег, остановилась и наконец повернула в его сторону.

Сталь раскалилась до того, что обожгла всю кожу на руке Ваби, но чисто машинально он продолжал нажимать на собачку ружья.

У него кружилась голова. Такого тяжелого состояния он не испытывал никогда в жизни. Им снова стало овладевать беспамятство, как вдруг он услышал над самым ухом крик:

– Ваби!

Он вздрогнул, выпрямился, снова зашатался и ответил на призыв:

– Род… Род… это ты? Да?

Родерик Дрюи соскочил со своих саней, побежал к Ваби и схватил его в свои объятья в тот самый момент, когда он снова готов был рухнуть в снег, и закричал:

– Ваби! Ваби, что с тобой случилось? Во имя неба, скажи же мне что-нибудь! Ты ранен?

Молодой человек сделал неимоверное усилие преодолеть смертельную слабость.

– Род… – пробормотал он, наконец. – Род… моя сестра… Миннетак и…

У него не хватало сил закончить начатую фразу, и он тяжело рухнул на руки Родерику, который на минуту потерял всякое мужество и в отчаянии завопил:

– Да ну же, Ваби… ну же… Кончай то, что ты начал! Что случилось с Миннетаки?

Ваби пробормотал: – Она находится в плену у индейцев Вунга…

Это усилие окончательно истощило его. Он потерял дыхание и, как мертвый, упал на землю.

Глава II. Как Миннетаки попала в плен к индейцам вунга

В продолжение нескольких долгих минут Родерик думал, что Жизнь окончательно покинула тело его молодого друга.

Ваби лежал совершенно недвижно, и лицо его хранило такую мертвенную бледность, что Родерик, почти столь же бледный, стал взывать к нему голосом, полным отчаяния и слез.

Проводник Родерика стал на колени перед обоими молодыми людьми. Просунув руку под толстую рубаху Ваби, он держал ее там с минуту, а затем решительно заявил:

– Сердце еще бьется.

С этими словами он вытащил из кармана маленький металлический флакон, открыл его и протиснул горлышко между плотно сжатыми челюстями Ваби. Как только несколько капель чудесной жидкости попало в горло измученного юноши, проявился ее немедленный эффект.

Ваби открыл глаза, устремил рассеянный, блуждающий взор на лицо, которое склонилось над ним, и тотчас же опустил веки.

Все это длилось не дольше четверти минуты, но проводник казался вполне довольным. Оставив Ваби, он начал тщательный осмотр саней и собак, которые по-прежнему лежали, вытянувшись во всю длину на снегу, с опущенными на передние лапы головами. Казалось, на них не оказывала никакого действия близость совершенно чужой упряжки собак. Если бы время от времени судорожно не вздымались их бока, можно было бы подумать, что смерть застигла их врасплох на том самом месте, где они упали, на следу.

– Они бежали до тех пор, пока могли, – произнес проводник, – они сделали все, на что были способны! Бедные животные! Бедный мальчик!

По дрожи, которая все чаще и длительнее пробегала по телу Ваби, Родерик понимал, что молодой человек постепенно возвращается к жизни, но вместе с радостью он испытывал и тревогу. Глядя на измученных вконец собак и на полуживого друга, он с тоской спрашивал себя: не случилась ли катастрофа, еще более ужасная, чем пленение Миннетаки? Может быть, нежная и прекрасная сестра Ваби скончалась? Уж не убили ли ее жестокие и кровожадные вунги?

Тогда, не в силах одолеть свое волнение, он стал умолять Ваби сообщить ему хоть какие-нибудь подробности, но проводник, нисколько не стесняясь, оттолкнул его в сторону и энергично заявил:

– Как вы можете так поступать? Неужели вы не понимаете, что прежде всего он нуждается в полном покое? Он находится в очень тяжелом положении. Вы бы лучше делом занялись, и, пока я заверну его в меха и буду растирать, вы соберите хворост и разложите костер! Ему прежде всего нужен покой, а затем – тепло! Так вот!

Родерик немедленно подчинился приказанию, понимая всю его мудрость. Он собрал немного березовой коры, к которой присоединил изрядное количество сухих веток, и через несколько минут около саней весело затрещал огонь. Родерик прибавил еще коры, еще веток, и ласкающее тепло распространилось шагов на двенадцать в окружности.

Проводник перенес Ваби поближе к огню и положил его на большую медвежью полость. Затем он укрепил на горящих поленьях большой горшок со снегом. Как только вода закипела, он приготовил бульон из концентрата.

Смертельная бледность Ваби исчезла, и Родерик, стоя на коленях, со счастливым выражением лица, напряженно следил за его дыханием, которое с каждой минутой становилось все ровнее и чаще. Но по мере того как проходила опасность, угрожающая непосредственно юноше, он все более тревожился о Миннетаки, допуская самое ужасное и невероятное.

Вдруг быстрой и ровной чередой пронеслись перед его мысленным взором все события последних месяцев (примечание: см. роман «Охотники на волков»). Прежде всего он вспомнил о своем прибытии из Детруа в Вабинош-Хоуз в сопровождении Ваби, своего школьного товарища, который увлек его своими вдохновенными рассказами о Нортландии – стране, так далеко расположенной от малейших следов цивилизации. Они провели почти неразлучно несколько месяцев подряд, и за это время их дружба, претерпевшая множество испытаний, окрепла настолько, что можно было ручаться за ее жизненность и силу до гроба. За эти же месяцы они успели познакомиться и сойтись со старым Мукоки, самым опытным и ловким охотником в области, и вместе с ним пережить очень много интереснейших и опасных приключений.

Но вот перед его глазами предстал нежнейший образ сестры Ваби, Миннетаки, которая выехала к ним навстречу на пироге и проводила их до самого дома, где их ждала такая торжественная и сердечная встреча. Он вспомнил, как по дороге его легонькая шапочка была сорвана резким порывом ветра, брошена в озеро Нипигон и как девушка с лучезарной улыбкой, черными, как агат, глазами и ослепительно белыми зубами, ловко подхватила ее своим веслом.

Воспоминания его продолжали развертываться и вдруг остановились на заброшенной в ледяных полях хижине, где он и Ваби натолкнулись на два страшных скелета. Эти скелеты принадлежали двум золотоискателям, которые вступили в смертельный бой за обладание таинственной географической картой, вычерченной на березовой коре. Это была грубая карта, но бесконечно ценная, так как таила в себе секрет золотоносной жилы исключительной мощности, жилы, которую многие искали, но ни один человек еще не нашел.

Но вот настал час возвращения на родину, и трагические события последовали одно за другим с головокружительной быстротой. Фактория Вабинош-Хоуз была атакована индейцами Вунга, и Родерик, прежде чем предпринять поездку на санях на родину, пожелал должным образом попрощаться с очаровательной Миннетаки, но оказалось, что в целях предосторожности девушка была отправлена в верное убежище, где ей как будто бы не угрожала ни малейшая опасность. Так, по крайней мере, уверяли родители Миннетаки.

Случилось то, чего никоим образом нельзя было ожидать. Спустя двадцать четыре часа после его отъезда из Вабинош-Хоуза он увидел перед собой милого Ваби, умирающего от усталости, несмотря на то, что вчера еще здоровье друга не оставляло желать ничего лучшего. Он оказался в силах произнести лишь несколько слов, из которых Родерик узнал, что молодая девушка, несмотря на все меры предосторожности, попала в руки к индейцам Вунга, считавшимся самыми жестокими в стране.

В то время как он предавался своим сладостным и вместе с тем горестным воспоминаниям, Ваби вздрогнул, слегка вздохнул и вернул Родерика к печальной действительности.

Родерик осторожно приподнял своего друга, а проводник подал ему чашку горячего бульона. Проголодавшийся Ваби прежде всего улыбнулся, затем поглядел на обоих людей, и его измученное, вытянувшееся лицо приняло более здоровый вид. Он начал пить бульон небольшими глотками, но тотчас же забыл про всякую осторожность и сразу выпил то, что осталось. Когда чашка совсем опустела, он слегка приподнялся и произнес:

– Правду сказать, я с удовольствием выпил бы еще одну чашку бульона. Очень вкусная штука…

Его желание было немедленно исполнено, и вторая чашка показалась ему еще вкуснее первой. Выпив бульон, он еще раз приподнялся, вытянул вперед руки, словно желая удержать свое неустойчивое равновесие, и устремил на Родерика глаза, все еще налитые кровью.

– Если бы ты знал, Род, как я боялся, что мне не удастся нагнать тебя!

– Я очень прошу тебя, Ваби, – жалобно начал Родерик, – если ты только в состоянии, расскажи мне толком, что произошло у ваг. Ты сказал мне, что Миннетаки…

– …похищена индейцами Вунга. Их вождь лично руководил нападением. Я счел нужным предупредить тебя об этих событиях… во-первых, потому что я знаю, как тепло ты относишься к моей сестре… А затем я хочу просить тебя принять участие в поисках Миннетаки. При создавшихся условиях твое участие в деле может принести нам громадную, решающую пользу.

Ваби слишком устал, и ему пришлось сделать довольно продолжительную паузу. У него вдруг закружилась голова, и он зашатался. Родерик и проводник помогли ему усесться на санях. От напряжения у него выступил пот на лбу, но тем не менее, он сделал попытку улыбнуться, схватил руку товарища, нервно сжал ее и продолжал:

– Выслушай, Род, внимательно, и ты узнаешь, как все произошло. Ты прекрасно знаешь события последних дней. По возвращении с зимней охоты мы узнали про готовящееся нападение индейцев Вунга на факторию. Для того чтобы избежать серьезной опасности, быть может, смерти, мы решили сделать большой крюк к югу. Только таким образом мы могли попасть в Вабинош-Хоуз. Ты знаешь также, что, оставив раненого Мукоки в лагере, мы отправились с тобой в разные стороны в надежде найти какую-нибудь дичь, потому что наши запасы совершенно истощились. По твоим собственным словам, спустя час ты набрел на след, который пересекал твой собственный. По этому следу можно было определенно судить, что здесь недавно прошли сани и люди на лыжах. Несколько дальше, близ догоравшего костра ты нашел еще другие следы и между ними отпечаток маленькой женской ножки, которая, как ты заявил, могла принадлежать только Миннетаки.

Родерик слушал, весь дрожа, с туго и болезненно натянутыми нервами. Если бы он мог, он сразу вырвал бы из горла Ваби все слова, которые тот должен был произнести. Конечно, утомленный юноша не мог рассказывать так быстро, как хотелось бы нетерпеливому влюбленному.

– Да, да, все это я знаю. Ну а дальше?

Проводник протянул Ваби третью чашку бульона, которую тот немедленно выпил, после чего продолжал более твердым и звучным голосом:

– Когда мы достигли фактории, которая была осаждена с трех сторон, мы узнали от моего отца, что Миннетаки отправлена на юг, в Кеногами-Хоуз, где ей не угрожает никакая опасность. Отец добавил, что вполне согласен с гобой и что открытые тобой следы могут принадлежать только Миннетаки и ее эскорту.

– Ну, и что же?

– Ну и оказывается, что в то время Миннетаки находилась уже в плену. Почти весь эскорт ее был перебит, а вождь племени Вунга, который когда-то был влюблен в мою мать и несколько десятков лет ненавидит моего отца, решил добиться реванша и увез неведомо куда нашу девочку. Или увез ее или… Одни Бог знает, какая судьба постигла ее.

И в то время, как Род бессильно сжимал кулаки, Ваби заканчивал свой рассказ:

– Спустя час после твоего отъезда мы узнали почти все подробности страшной катастрофы. Одному человеку из охранительного отряда удалось спастись. Он был тяжело ранен, находился почти при смерти, но на следующее утро собрал последние силы и с невыразимыми трудностями добрался до фактории. Он-то и рассказал нам все. Ему была оказана немедленная помощь, но я почти уверен, что в настоящее время его уже нет в живых. Главные силы были оставлены для защиты фактории, а незначительная часть солдат в самом спешном порядке рассыпалась по всем направлениям. К ним на помощь пришли наши лучшие трапперы, которые тоже горят желанием найти бандитов и должным образом проучить их. Мы с Мукоки присоединились к ним. К сожалению, легкая оттепель, очень редкая в это время года, совершенно стерла следы, и мы пока ничего не нашли и ничего не добились. И вот почему…

– Что?

– И вот почему я подумал о тебе, Родерик. Мне кажется, если бы мы пошли по тому пути, по которому несколько дней назад мы пробирались, вместе с Мукоки в факторию, то легко нашли бы место нашего привала, то есть то самое место, откуда мы разошлись с тобой в разные стороны. Я полагаю еще, что твоя память сохранила воспоминания об окружающей местности и поможет тебе ориентироваться и вернуться туда, где ты обнаружил следы Миннетаки и ее отряда. Во всяком случае, это могло бы служить нам исходным пунктом. Оттепель была не повсеместной. Может быть, там снег не тронут, следы сохранились и помогут нам взять нужное направление.

Он помолчал и снова заговорил:

– Теперь, надеюсь, тебе ясно, почему мы с едва оправившимся Мукоки посреди ночи бросились за тобой вдогонку. Ты должен понять также, почему я оставил на середине пути Муки, который находится теперь на расстоянии десяти – двенадцати миль позади нас. Он остался с другой парой саней и полуиздыхающими собаками, а я продолжал путь, захватив собак, которые находились в лучшем состоянии. Выбившись окончательно из сил и очутившись один в ледяной пустыне, я прибег к последнему средству, которое могло привлечь твое внимание: я стал стрелять и стрелял до тех пор, пока не растратил всех зарядов. Я прекрасно понимал, что нахожусь на краю гибели, что ежесекундно могу лишиться сознания и потерять все, в том числе и собственную жизнь. Род, Род, у меня осталась только единственная надежда на спасение Миннетаки, и эта надежда неразрывно связана с тобой. Наша девочка похищена Великой Белой Пустыней, и мы должны напрячь все силы для того, чтобы освободить ее.

Глаза Родерика пылали. Нервным, порывистым движением он схватил руки друга и крепко пожал их.

– Ничего, Ваби, не волнуйся! – воскликнул он. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что мне удастся найти эти следы. Я сделаю все возможное и даже невозможное. Если потребуется и понадобится, мы дойдем до самого северного полюса и дальше. Мы будем искать ее до дня Страшного суда!

Едва только он произнес последние слова, как из соседнего леска донеслись звуки человеческого голоса и хлопание бича, похожее на треск револьверного выстрела. Молодые люди замолчали, затаив дыхание, и насторожились. Звуки приближались.

– Это – Мукоки! – произнес наконец Ваби. – Это может быть только он. Он нагоняет нас.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю