Текст книги "Золотоискатели"

Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Ровно в десять часов утра преследователи достигли конца долины, вполне уверенные в том, что они все время держатся правильного пути. Но здесь дорога, сразу расширившись, шла по двум различным направлениям. Всего хуже было то, что и следы шли по таким же разным направлениям. Это был настолько неожиданный сюрприз, что путники на некоторое время застыли в полном недоумении. Сразу выяснилось, что индейцы разделились на две группы. Одна пара саней пошла на северо-запад, а другая направилась на юго-восток. Какой путь избрал сам Вунга, который, несомненно, захватил с собой Миннетаки?

Этот вопрос был в глазах наших друзей, которые стали молча переглядываться между собой. Родерик, как всегда более нервный и подвижный, не мог дольше оставаться в таком неопределенном положении и рванулся с места в северо-западном направлении, надеясь раздобыть хоть какие-нибудь полезные сведения.

Он не успел сделать и ста ярдов, как вдруг остановился перед небольшим кустиком, поднимавшимся посреди дороги, и издал радостный крик, который привлек внимание товарищей. На одной из веток застряла довольно толстая и длинная прядь черных, как смоль, и блестящих на солнце волос.

Ваби и Мукоки, услышав восклицание Родерика, немедленно присоединились к нему. Боясь прикоснуться к волосам, они смотрели на них на некотором, весьма почтительном расстоянии, и никто из них не сомневался в том, что волосы принадлежали Миннетаки. Все трое одновременно вздрогнули, обратив внимание на толщину пряди.

Мукоки первый опомнился, притянул к себе ветку, снял блестящие волосы и через некоторое время издал пронзительный свист. Этот свист всегда приходил к нему на помощь, когда он не находил в своем английском словаре нужных слов для выражения мыслей.

Он выдержал паузу и наконец сказал:

– Миннетаки находится на других санях.

Он произнес эти слова на ломаном английском языке, но товарищи вполне поняли его, успев привыкнуть к его странной и забавной речи.

Сказав это, он показал молодым людям прядь волос:

– Посмотрите внимательно. Волосы срезаны, а не вырваны с корнем. Вунга поместил их здесь определенно с целью ввести нас в заблуждение.

И не теряя золотого времени, он вернулся к месту разветвления дороги и перебежал на второй след. Родерик и Ваби молча последовали за ним. Пройдя четверть мили, траппер остановился и, ни слова не говоря (и тем самым сказав очень много), показал пальцем на отпечатки крохотных ножек, которые некоторое время шли рядом со следом полозьев.

Начиная с этого момента, следы мокасин Миннетаки появлялись через одинаковые интервалы. Казалось, будто бы девушка, желая помочь друзьям, которые несомненно спешили к ней на помощь, намеренно сходила время от времени с саней и оставляла на снегу явные указания на то, где она проезжала.

Таково, по крайней мере, было мнение Мукоки, который не сомневался в правильности своего предположения. Ваби, зная опытность старика, во всем соглашался с ним. Но Родерик держался особого мнения и ни за что не хотел отказаться от него. По мере того они продвигались на северо-восток, им овладевало все большее и большее волнение.

Так ли они идут? А что, если многоопытный Мукоки все-таки ошибается?

Обычно он верил Мукоки и никогда до сих пор не выражал сомнения в правильности его суждений, но теперь его мучила следующая мысль: если индейцы намеренно, желая ввести преследователей в обман, прицепили к кусту прядь волос Миннетаки, почему не допустить, что они же сами делали отпечатки на снегу мокасиной, снятой с ножки девушки? Конечно, эти ложные следы могли свести с правильного пути даже самого знающего человека!

Первая хитрость насильников заключалась в проделке с волосами, но ясно, что они не желали на этом остановиться. Они знали до некоторой степени людей, которые бросятся за ними в погоню, имели известное представление об их самомнении и поэтому легко могли сбить их с настоящего следа.

Какой-то странный импульс, в характере которого Родерик никак не мог разобраться и который с каждой минутой становился все повелительнее, подсказывал ему: «Ты не найдешь Миннетаки здесь!»

Юноша не решался высказывать свое мнение вслух, так как боялся насмешек товарищей, уверенность которых была так велика, что каждое неосторожное слово могло их обидеть. Родерик молчал, тая свои подозрения в себе. Но его волнение в конце концов дошло до того, что он не мог уже больше совладать с ним, и, полный смущения, он произнес очень нерешительно:

– Послушай, Ваби, я очень хотел бы вернуться назад и пройти немного по другому следу. Если в течение часа я ничего не найду, я немедленно, не теряя ни минуты, вернусь и присоединюсь к вам.

Ваби напрасно старался разубедить его, говоря обо всех тех опасных осложнениях, которые может вызвать распад их и без того малочисленной группы. Мукоки, приглашенный в качестве свидетеля, ограничивался лишь неопределенными кивками головы.

Никакие уговоры не подействовали на Родерика, который настоял на своем, вернулся к месту, где расходились дороги, И с дико бьющимся сердцем направился к кусту, на котором они недавно нашли шелковистую прядь волос Миннетаки. Неведомо по какой причине он преисполнился самых радужных надежд и решительно двинулся вперед. Пространствовав свыше часа, он ничего особенного не обнаружил, но тем не менее не вернулся назад и даже не остановился.

Тот же странный, почти мистический импульс продолжал гнать его дальше, и по-прежнему он не знал, какая сила заставляет его поступать так, а не иначе. Чем дальше он уходил, тем больше убеждался или, вернее, убеждал себя, что идет по верному пути и что Мукоки и Ваби жестоко и глубоко ошиблись, не желая пойти вместе с ним. Его властно привлекал к себе невидимый магнит, и несмотря на то, что он совершенно не был суеверным, Родерик чувствовал глубокое душевное смятение.

Так прошел второй час.

Местность вокруг принимала все более дикий и унылый характер. Куда бы Родерик ни обращал свой взор, он повсюду видел скалистые вершины гор, темные ущелья и глубокие рытвины, по которым, вероятно, летом неслись буйные, стремительные и многочисленные потоки.

Вдруг чисто инстинктивно Родерик замедлил свой шаг. Он держал под мышкой ружье и в любую минуту готов был стрелять. По обе стороны высились угрюмые, могучие скалы, которые, казалось, были разбросаны здесь исключительно для того, чтобы облегчить нападение из-за угла.

Когда он повернул за ближайший угол и прошел мимо скалы, величиной с большой дом, у него кровь застыла в жилах. Во второй раз за этот день он увидел посреди дороги труп, который лежат поперек следа.

Это был индеец. Руки его были раскинуты, а лицо обезображено мукой. Родерик сразу обратил внимание на огромную зияющую рану, нанесенную ножом между лопатками. Весь снег вокруг убитого был обагрен свежей кровью, на которой беззаботно играли солнце. Следов борьбы не было видно. Родерику показалось, что убийство было совершено не больше часа назад.

В продолжение нескольких минут Родерик молча и напряженно глядел на эту страшную картину.

Кто убил этого человека? Неужели на это отважилась Миннетаки. которая не остановилась перед тем, чтобы всадить нож в спину одного из разбойников?

Но он не мог долго останавливаться на подобных вопросах и, удвоив меры предосторожности, пошел дальше. Санный след теперь бежал вдоль такого узкого горного прохода, что моментами казалось странным, что здесь могла пройти упряжка. Вокруг царил чуть ли не первозданный хаос, и большие и малые камни были так нагромождены друг на друга, что требовалась совершенно исключительная опытность для того, чтобы не терять из виду тропки.

Родерик, не отрывавший взора от земли, внезапно остановился. Санный след был в одном месте перерезан глубокими отпечатками медвежьих лап. Юноша понял, что зверь, разбуженный солнечным теплом, прервал на время свою зимнюю спячку и, воспользовавшись хорошей погодой, вышел из берлоги немного погулять.

Родериком овладело неожиданное любопытство, и во власти этого чувства он сделал шагов пятьдесят, держась следов медведя, который, очевидно, сначала прошел в узкую горную расщелину, а затем очутился в своего рода лабиринте, образовавшемся здесь еще в доисторический период. В пути своем Родерик неоднократно попадал в такие же потаенные и глухие уголки, но это место поразило его своими грандиозными размерами.

Можно было предположить, что в одной из расщелин скал находилась медвежья берлога, в которой зверь и отдыхал в настоящее время. Родерик решительно шел в этом направлении и, к великому своему изумлению, заметил, что расщелина проходит сквозь всю скалу, образуя по другую сторону овраг, окаймленный высокими зубчатыми стенами. Острые вершины этих стен кое-где почти сходились и напоминали юноше тот овраг, в котором они с Ваби так часто блуждали в поисках таинственной золотоносной жилы.

Родерик сделал еще сто ярдов по этому узкому скалистому коридору, давящему своей суровостью, и готов был уже повернуть назад, как вдруг следы медвежьих лап оборвались.

Их сменили человеческие следы…

Глава V. Лицом к лицу с Вунга

Трудно описать то, что почувствовал Родерик.

Потребовалось несколько долгих минут прежде, чем он собрался с мыслями и мог отдать хоть некоторый отчет в том, что происходит. Он прекрасно понимал, что теперь больше, чем когда-либо, он должен призвать на помощь всю свою силу воли и спокойствие.

Ясно было одно, что это был не медведь, а человек. Родерик на время отложил разрешение этой загадки: теперь у него были другие заботы, и его волновали другие вопросы.

Не скрывался ли здесь поблизости человек, который похитил девушку и унес ее с собой в эту пустыню?

Иногда Родерику казалось, что он подошел к самому концу. И что вот-вот, с минуты на минуту, перед ним раскроется вся правда. Дорога с каждым шагом все больше и больше напоминала узкую каменную трубу с кочковатыми, неровными стенками, и пробираться по ней было очень тяжело, но молодой человек понимал, что теперь уже поздно отступать и что ему остается одно: упрямо идти по следам человека-медведя, который, вероятно, в настоящее время чувствовал себя вполне хорошо и уютно в своей берлоге и во время прогулок пользовался другими, более удобными тропами.

Продолжая свой нелегкий путь, Родерик заметил дерево, которое, очевидно, было вырвано с корнем лавиной осыпающихся скал и теперь, загромождая дорогу, лежало поперек оврага. Неизвестный человек преодолел препятствие, частично утоптав снег на своем пути, но на той части дерева, где снег лежал девственно-нетронутой пеленой, Родерик заметил отпечаток человеческой руки.

Он замер на месте, и ему показалось, что у него начинается галлюцинация. Пять пальцев оттиснулись с исключительной ясностью и четкостью. Они были тонкие и длинные. Не требовалось большого напряжения для того, чтобы сразу признать ручку Миннетаки.

Родерик немедленно заключил, что человек-медведь до этого места нес девушку на руках, а здесь, увидев довольно значительное препятствие, опустил свою ношу на землю, и Миннетаки волей-неволей последовала за ним.

Вероятно, индеец утомился и уже не мог нести ту, которую он похитил. Перескочив через дерево и направившись дальше, юноша увидел многочисленные следы маленьких ножек, с которых были сняты мокасины, и теперь окончательно убедился в том, что он был прав. Второй отряд индейцев унес с собой мокасины девушки и, делая ложные оттиски на снегу, чуть-чуть не сбил с верного пути преследователей. Судя по неправильным следам, можно было думать, что ножки Миннетаки закутаны в небольшие кусочки меха, которые защищали их от холода. Неопытный человек не мог бы сразу отличить ее следов от следов мнимого медведя, но Родерик успел натренироваться за последние полгода и проявлял теперь все признаки того, что со временем превратится в опытнейшего следопыта.

Разобравшись во всем том, что случилось, Родерик ясно понял, что ему предстоит в самом недалеком будущем столкнуться лицом к лицу с врагом и вырвать из его рук сестру Ваби. Он не знал точно, каким образом произойдет эта встреча, как и не знал того, нападет ли он из-за угла на индейца или же встретится с ним в открытом бою. Независимо от всех этих важных деталей, он был уверен в одном: будут их силы равны или неравны, он примет бой и до последней капли крови будет отстаивать жизнь и честь девушки. Товарищи находились слишком далеко от него, и рассчитывать на их помощь было никак нельзя, и, значит, ему предстояло встретиться с Вунга один на один.

Он тщательно осмотрел свое ружье, вынул из кобуры огромный револьвер и убедился в том, что охотничий нож легко ходит в ножнах. Закончив этот важный осмотр, он сделал еще около мили и тут остановился, так как ему послышался неясный шум. Он не мог еще определить характер звука, но понимал, что источник его находится совсем близко. Затаив дыхание, он стоял совершенно недвижно, но шум не повторялся. Может быть, пробежала неосторожная лисица или же сонная птица завозилась в листве. Напряженно прислушиваясь и приглядываясь ко всему вокруг, он двинулся дальше, но через несколько минут снова остановился. Он почувствовал в воздухе слабый и странный запах. Набежавший ветер дал ему некоторое разъяснение.

Несомненно, это был терпкий запах дыма, смешанный со смолистым ароматом горящей сосны. По-видимому, огонь находился совсем близко, быть может, на расстоянии ружейного выстрела или еще ближе.

Родерик, молчаливый и легкий, как тень, обогнул скалу, которая ограничивала его поле зрения, и принял твердое решение. Ветер благоприятствовал его замыслам. Если он захватит врага врасплох, то без всякого колебания застрелит его, как собаку. Ни предупреждения, ни переговоров, ни пощады! Все это только мешает!

Дюйм за дюймом с ружьем за плечами он в буквальном смысле слова брал приступом скалу и, когда наконец поднялся на ее вершину, сразу увидел многое, о чем за минуту до того не имел никакого представления.

На расстоянии каких-нибудь двадцати шагов на том самом месте, где кончался овраг, средь груды камней виднелась деревянная хижина, над крышей которой спиралью поднимался в воздух дым.

Спрятавшись за кустом, Родерик припал к земле, словно волк, и, не спуская пальца с собачки ружья, начал оглядываться по сторонам. «Если индеец находится в хижине, то я буду ждать его до тех пор, пока он не появится на свет божий, хотя бы до скончания века!»– сказал он себе.

Но как зорко он ни оглядывался по сторонам, его глаз ничего не улавливал, но зато до слуха донеслось слабое рыдание, которое казалось, исходило из хижины средь камней.

Эти звуки потрясли Родерика до глубины души; он вскочил с места и в несколько безумных прыжков очутился возле хижины. Он задрожал всем телом, когда увидел на пороге Миннетаки, которая сидела с распущенными волосами, ниспадавшими на ее плечи, и взглянула на неожиданного гостя так, словно узрела пред собой призрак или выходца с того света.

Она была одна. По крайней мере так казалось. В тот же миг юноша, забыв всякую предосторожность, припал к ее ногам. Отчаянный крик девушки заставил его повернуться к двери. На пороге, приготовившись к прыжку, стоял человек, страшнее которого Родерик никого до сих пор не видел. В мгновение ока юноша отметил его необыкновенный рост, жестокое лицо и блеск занесенного ножа.

В подобные минуты инстинкт самосохранения подсказывает человеческому существу чисто автоматические действия. Необходимые движения зарождаются как бы самопроизвольно, словно жизнь, повисшая на волоске, забыв про существование разума и мысли, находит в себе самой мощнейшие ресурсы.

Вот почему в момент такой грозной опасности Родерик не думал и не рассуждал. Немедленно, сам не сознавая, что он делает и что им руководит, он бросился лицом к земле, и только это спасло его от верной смерти.

С криком кровожадного зверя индеец рванулся в его сторону, намереваясь одним ударом прекратить жизнь врага, но нож его уткнулся в пустоту, а порыв вперед был так силен, что, споткнувшись о тело Миннетаки, он упал рядом с ней.

Как ни короток был период, проведенный Родериком в Нортландии, юноша успел приобрести чисто кошачью ловкость. Его мускулы затвердели, как сталь. Даже не привстав с того места, где он упал, он метнулся на индейца и занес над ним свой собственный нож, целясь прямо в грудь.

Но такую же ловкость проявил и индеец, который с молниеносной быстротой отвел удар, а одновременно и руку, бросившую его наземь. Через секунду он освободил свою руку и обвил ею шею Родерика, в результате чего он и остался так же недвижим, как и его противник.

Никто из них не мог нанести желанного удара, потому что малейшим неосторожным движением каждый из них давал громадные преимущества другому.

Индеец был гораздо сильнее Рода, и было ясно, что в тот самый миг, как он ослабит усилия, нож врага проткнет его грудь, и Миннетаки на всю жизнь останется в плену у жестокого дикаря.

Он все ясно сознавал, давал себе полный отчет в каждом более или менее важном пустяке и не упускал ни единой возможности, которая могла бы так или иначе помочь ему. Когда он слегка повернул голову в ту сторону, где находился его револьвер, он заметил, что Миннетаки подползла совсем близко к нему, и только тогда он обратил внимание на то, что руки ее связаны за спиной.

Она не отрывала тоскливого взора от обоих противников и словно спрашивала себя, как может она, будучи в полупарализованном состоянии, помочь тому, кто так отважно вступился за нее.

Вдруг, издав воинственный крик, она всей тяжестью обрушилась на вытянутую руку Вунга.

– Скорее, Род, скорее! – закричала она. – Ударьте его, не теряйте времени!

Родерик стремительным движением руки всадил свой нож в грудь врага. Индеец выпустил нож, успев предварительно поранить бок Родерика.

Молодой человек одновременно издал крик победы и боли и, сделав над собой еще одно сверхъестественное усилие, вскочил на ноги, но тотчас же зашатался. Это продолжалось только одну секунду; затем он вытащил окровавленный нож из груди побежденного врага, мигом перерезал путы, связывающие девушку, и свалился на землю.

У него неимоверно стучало в висках, и голова кружилась так, что, казалось, вместе с ней закружился весь мир, но в то же время он слышал нежный, чарующий голос, который словно приходил из неведомых далей и называл его имя.

Наконец он совсем потерял сознание.

Он не знал, сколько времени оставался в таком состоянии, но, когда пришел в себя, почувствовал, что ручки Миннетаки ласково гладят его лицо. Он раскрыл глаза и заметил склонившееся над ним личико девушки, а через раскрытую дверь увидел сверкающий и искрящийся на солнце снег.

– Род… – произнесла Миннетаки.

Это был тихий шепот, в котором слились тревога и радость.

– Род…

Юноша поднял ослабевшую руку и коснулся ею бледного личика, которое еще ниже склонилось над ним. Он вздохнул.

– Если бы, Миннетаки, вы знали, как я счастлив, что снова вижу вас!

Молодая девушка поднесла к его губам чашку с холодной водой.

Ее глаза горели, как две звезды, когда она ответила:

– В таком случае я попрошу вас совершенно не двигаться и исполнять все мои приказания. Я надеюсь, что ваша рана невелика; мне удалось кое-как перевязать ее. Только не шевелитесь, а то вы потеряете много крови.

– Разрешите мне только сказать, – настаивал Род, – что я был страшно огорчен, когда, приехав в Вабинош-Хоуз, чтобы попрощаться с вами, уже не застал вас. Можете себе представить мой ужас, когда я узнал от Ваби, что вас похитили! Теперь, слава Богу, Я снова нашел вас. Мне важно только это, а все остальное не имеет для меня ровно никакого значения.

– Довольно, довольно! Молчите, прошу вас! И девушка закрыла рукой рот юноши.

– Вы понимаете, конечно, что я не меньше вашего горю желанием узнать, каким образом вы попали сюда, как вам удалось напасть на мой след и спасти меня. Но я ни о чем не расспрашиваю вас… по крайнем мере, в настоящий момент. Я умоляю вас молчать сейчас и не утомлять себя. Это – самое главное!

Родерик заметил, что под его пристальным взглядом Миннетаки не без смущения отвела свой взор.

Повернув голову, он увидел какую-то бесформенную массу, лежавшую на полу хижины и прикрытую мехом.

Он так вздрогнул, что тотчас же почувствовал, как задрожала ручка девушки в его руке.

– Это Вунга, – прошептала она, – сам Вунга… мертвый…

Глава VI. Смертельная опасность

Несмотря на страшнейшую слабость, Родерик вскочил с места, на котором лежал.

Итак, умер грозный индейский вождь, старый непримиримый враг Вабинош-Хоуза, пылавший некогда страстью к матери Миннетаки и поклявшийся отомстить отцу ее, который похитил прекрасную Краснокожую принцессу! Не стало того, кто хотел насильно жениться на Миннетаки и тем утолить свою ненасытную любовь и ненависть! И это он, Родерик Дрюи, убил его!

Несмотря на сильные страдания и лихорадочное состояние, он горделиво улыбнулся.

– Как же я счастлив, Миннетаки! – воскликнул он. – Я просто могу передать, до чего велико мое счастье, которое…

Он не успел кончить начатой фразы, как в хижине появились дна новых лица. Это были Мукоки и Ваби. Видя, что их товарищ долго не возвращается к ним, они поспешили свернуть со своего следа и отправились на поиски. Волнение Родерика при виде их было столь велико, что он не совладал с ним и лишился сознания.

В таком состоянии он провел около получаса, но, когда он пришел в себя, ему показалось, что миновала целая вечность с тою момента, как кончилась драма, в которой он играл самую главную и такую ответственную роль.

В то время как Миннетаки ласково и нежно, словно мать, убаюкивающая своего ребенка, проводила рукой по его лицу, Мукоки, подобно рыси, свернулся у его ног и устремил на него свои черные и сверкающие, как уголья, глаза.

Странное выражение застыло в его взгляде. Родерик не мог разобраться в том, что хотели сказать глаза индейца, но всем существом своим чувствовал, что между ним и Мукоки отныне установилась такая связь и такое взаимопонимание, которые могут кончиться только с их смертью. Теперь они были уже не просто товарищами, но настоящими друзьями.

Он был так растроган отношением старого траппера, что с большим волнением негромко произнес:

– О Муки! Милый Муки!

При этих словах Мукоки подполз еще ближе к больному, схватил его руки и с радостью на суровом лице сказал:

– Конечно, вы были правы, а я, старик, оказался в дураках! Это вы спасли Миннетаки и убили Вунга. Вы – храбрец, настоящий храбрец, каких я мало видел на своем веку.

Ваби со слезами на глазах закричал:

– Послушай, Род, ты знаешь, что я скажу тебе! Ты – герой! Самый настоящий герой! Бог вознаградит тебя за это!

В то время как Миннетаки накрыла больного мехами и одеялами и, приподняв его голову, снова напоила холодной водой, к которой Род припал воспаленными губами, Мукоки и Ваби вынесли труп Вунга и отправились на розыски саней и собак.

По возвращении старый индеец более тщательно осмотрел рану, которая оказалась гораздо глубже, чем можно было предполагать, и причиняла Родерику большие страдания. Было решено, что на следующий день весь отряд с максимальной скоростью вернется в Вабинош-Хоуз, где жил опытный врач-хирург.

В то время как в очаге, сложенном из больших камней, весело пылали сосна и северный тополь, Миннетаки в общих чертах рассказывала историю своего пленения и всех тех ужасов, которым она подверглась.

Все защитники ее, за исключением одного, которому каким-то чудом удалось вернуться домой, были перебиты, но, с другой стороны, не менее тяжки были потери индейцев. Сам Вунга был серьезно ранен в ногу и довольно долго страдал мучительным кровотечением. Как ему ни хотелось, но он должен был считаться с собственным тяжелым состоянием, а также с серьезными ранами своих людей, и вот почему весь отряд оставался в продолжение трех дней в тех самых хижинах, которые повстречали на своем пути трое преследователей. Лишь этим счастливым обстоятельством можно было объяснить тот факт, что Родерик так скоро настиг Вунга. Индеец за последние дни так ослабел, что не мог оказать врагу должного сопротивления.

До последнего времени Вунга заботился лишь об одном: как можно дальше уйти от белых.

Родерик осведомился, кем был убит индеец, которого они нашли на следу, и почему его убили. Миннетаки ответила, что в пути из-за нее возник горячий спор. Причину этого спора она до сих пор не могла определить, но видела, как в самый трагический момент двое индейцев потащили противника Вунга в сторону и как сам вождь всадил ему нож в спину. Она предполагала, однако, что убитый предъявил на нее известные претензии, а это, очевидно, не понравилось Вунга.

Родерик пожелал еще узнать тайну следов, оставленных на снегу медвежьими лапами. Миннетаки не могла удержаться от смеха, рассказывая, как Вунга, миновав овраг, удалился от саней и людей, прикрепил к своим мокасинам медвежьи ступни, специально для этой цели изготовленные, и оставил на снегу множество фальшивых медвежьих следов для того, чтобы сбить с пути тех, кто несомненно, должен был пуститься за ним в погоню.

Начиная с этого места, он все время нес девушку на руках и опустил ее на землю лишь после того, как прошел большое расстояние. Здесь он связал ей руки и снял с мокасин медвежьи лапы.

Когда девушка закончила рассказ, Мукоки сказал:

– Но наш молодец тоже оказался не глуп и пошел по следам медведя. Я никогда не догадался бы сделать это!

Разговор затянулся до позднего вечера, и языки пламени все время отбрасывали пляшущие тени на стены деревянной хижины, в которой, очевидно, очень часто бывал убитый индеец.

Со своей стороны, Ваби подробно рассказал о том, сколько тоскливых часов пережили все они в Вабинош-Хоузе, как они догнали Родерика, уезжавшего на родину, и как только благодаря ему они нашли ее.

Заодно он рассказал девушке и про некоторые забавные и интересные эпизоды, которые случились с ними во время зимней охоты на волков и пушных зверей. Он описал ей старую хижину, в которой они обнаружили скелеты двух людей, подравшихся из-за географической карты, и поведал ей тайну мощной золотоносной жилы, на поиски которой формировалась новая экспедиция. Он добавил, что экспедиция начнет свои работы не ранее будущей весны.

Воодушевление мужчин подействовало и на Миннетаки, которая, подобно им, загорелась желанием как можно скорее найти это таинственное золото. Конечно, как и друзей, ее больше интересовало само по себе приключение, а не золото.

Родерик уже давно уснул, а его товарищи и Миннетаки все еще продолжали разговаривать у огня, который готов был с минуты на минуту погаснуть.

Всем казалось, что дела обстоят, как нельзя лучше. Вабинош-Хоуз находился сравнительно недалеко, и через пару дней Миннетаки должна была живой и невредимой вернуться к родителям, которые ждали ее с таким нетерпением. Начиная с завтрашнего дня…

Но на завтрашний день все круто изменилось к худшему, потому что к утру положение Родерика стало гораздо серьезнее, чем можно было думать. Оказалось, что нож индейца попал в пах, и без помощи врача нельзя было определить, не задет ли какой-нибудь важный внутренний орган. С другой стороны, его тяжелое состояние можно было объяснить чрезмерной усталостью и небывалым душевным напряжением, в котором он находился последние дни. Он был истощен и физически и морально.

Молодой человек все время находился в состоянии прострации, из которого его никак не удавалось вывести. С тысячью предосторожностей его перенесли на сани, и мужчины в сопровождении плачущей Миннетаки повезли его в Вабинош-Хоуз, куда они прибыли сравнительно благополучно.

Родерик серьезно заболел и болел очень долго. Проходили дни и ночи; жизнь упорно боролась со смертью, но пока еще ничего определенного нельзя было сказать. Юноша не переставал бредить. Ему все время казалось, что он находится в какой-то дьявольской кухне и без конца жарит, жарит, жарит… И неизменно, когда бы он ни приходил на несколько минут в себя, он видел озабоченно склоненную над ним головку Миннетаки, которая ухаживала за ним больше всех остальных и беспрестанно делала ему компрессы из ледяной воды.

Но Родерик был слишком молод, и здоров для того, чтобы не совладать даже с самой жестокой болезнью, и мало-помалу его рана стала заживать, а воспаление уменьшаться. К концу месяца доктор объявил, что его пациент уже находится вне опасности. Однако для полного выздоровления потребовался еще один месяц, по истечении которого в один прекрасный солнечный день Миннетаки объявила больному радостную новость: в Вабинош-Хоуз прибыла его мать, за которой была послана в Детруа специальная пара саней.

По мере того как Родерик возвращался к жизни, он все чаше и чаще беседовал с Ваби о пресловутой золотоносной жиле. Приближался назначенный срок, и молодой человек окреп уже настолько, что мог серьезно подумывать о предстоящей весьма нелегкой экспедиции.

Разговорившись однажды после обеда с девушкой, Родерик как бы случайно задал ей вопрос: не желала ли бы она присоединиться к ним?

Он тотчас же обратил внимание на то, как загорелись чудесные глаза девушки, и поспешил добавить:

– Вот было бы замечательно, если бы вам удалось добиться разрешения ваших родителей! Пустите в ход все ваши чары! Попросите Ваби помочь вам в этом деле.

Но Миннетаки, приняв вдруг серьезный вид, покачала головой:

– Я нисколько не сомневаюсь, – сказала она, – что отец и мать ни в коем случае не согласятся на это. Вы понимаете, конечно, как была бы я счастлива, если бы могла сопровождать вас… Мне так хотелось бы вместе с вами охотиться на медведей, волков, оленей и лосей! А затем, не разлучаясь с вами, идти все дальше и дальше, пока мы вместе не нашли бы этой самой жилы, которая вам спать не дает. Господи, Боже мой, да чего бы только я ни дала за то, чтобы видеть и пережить все это, но… войдите хоть на одну минутку в положение моих родителей. Вы прекрасно знаете, как они любят меня и сколько горя я невольно причинила им совсем недавно. Ведь воспоминания еще так свежи! Если смерть Вунга и подействовала на его соплеменников, которые вдруг, как будто по волшебству, исчезли с наших глаз, то не надо забывать, что есть множество других страшных опасностей, связанных с моим путешествием по такой дикой стране.

Она тотчас же добавила:

– Что касается меня лично, то я абсолютно ничего не боюсь. В этом отношении я нисколько не похожа на моих родных, которые во всем том, что касается меня, не так решительны. Вы понимаете, что я не вправе причинять им горе и неприятности. Волей-неволей мне придется остаться с ними и, кстати, поближе познакомиться с вашей матушкой, которую я уже люблю так, точно я – ее родная дочь. А вы поезжайте, и дай вам Бог побольше счастья и удачи!