355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Оливер Кервуд » Северный цветок » Текст книги (страница 15)
Северный цветок
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:44

Текст книги "Северный цветок"


Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА XXII

Весть о страшной трагедии, разыгравшейся в складе, с быстротой молнии разнеслась по всему лагерю и собрала многочисленную толпу; которая шумела на месте убийства.

Филипп, желая укрыться от посторонних глаз, прошел около самого домика Торпа, пробежал сто ярдов по тому самому следу, вдоль которого немного спустя бежала Жанна, а затем стрелой пустился по тощему лесу, тянувшемуся до самого озера. Ветви хлестали его по лицу, но он не чувствовал боли, не обращал на нее внимания. Он не успел опомниться, как очутился в непроглядной черной тени, отбрасываемой горой.

Это была такая странная ночь! Она принесла ему столько горя и страданий и вместе с тем вселила в него новую жизнь, новую волю к жизни и придала свежие силы.

Ослепительный блеск сигнальных огней озарял все небо и освещал путь. Филипп быстро перебегал от одной скалы к другой, с кошачьей ловкостью взбирался по откосам и, наконец, увидел те источники света, к которым стремился. Он подошел к самой отвесной и короткой стороне скалы и, поднявшись по ней на вершину, должен был на несколько минут присесть для того, чтобы перевести дух и хоть немного отдохнуть.

Огонь был разложен близ высокой мертвой сосны, которая в свою очередь пылала на высоте ста метров от земли. Филипп сразу почувствовал распространяемое ею тепло. Грандиозный факел освещал всю голую вершину скалы, и Филипп стал оглядываться по сторонам, желая как можно скорее найти Жанну.

В первую минуту он никого не заметил и готов был уже окликнуть девушку, как вдруг слова замерли на его устах. Сквозь жар и огненную завесу он разглядел Жанну, которая стояла, прислонившись к скалистому массиву, и глядела попеременно то на юг, то на запад.

Только теперь он окликнул ее по имени. Жанна вздрогнула, вскрикнула, повернулась в его сторону и через мгновение он был уже возле нее. Лицо Жанны было смертельно бледным и вместе с тем горело внутренним огнем. При виде Филиппа она судорожно свела губы, но не произнесла ни слова. Странный звук родился в ее горле, и отблески огня озарили все то отчаяние, что скопилось в ее глазах. Она отступила на несколько шагов. Филипп пытался заговорить, но не мог произнести ни слова. Вдруг он подался вперед и схватил девушку в свои объятия. Он сделал это так быстро, что Жанна никак не могла уклониться и припала лицом к его груди точно так же, как сделала это однажды в Божьем Форте перед портретом своей матери. Она старалась освободиться, а он, заметив ужас в ее глазах, призвал на помощь все силы для того, чтобы говорить совершенно спокойно и не дать излиться страсти, которая бушевала в его сердце.

– Выслушайте меня, Жанна! – сказал он. – Я пришел к вам сюда только потому, что меня послал Пьер. Он рассказал мне все, буквально все. Дорогая моя девочка, вам уже не надо таиться от меня. Повторяю, – я знаю все! Я понимаю вас. Я понимаю, что все время руководило вами, и говорю теперь: я люблю вас, люблю, люблю! Никого на свете я не любил так, как мою дорогую, несравненную Жанну!

Она задрожала, услышав его слова. Он чувствовал ее трепетание, видел ее странный, недоверчивый взгляд и вздрагивающие, немые губы. Страдая за нее, он ближе прежнего прижал ее к своему сердцу, коснулся своим лицом ее лица и ощутил всю сладость и теплоту ее губ, глаз и волос… И снова в его измученное сердце вошла великая радость.

– Пьер передал мне все до мельчайших подробностей! – снова повторил он. – Все! Он рассказал мне потому, что знал о моей любви к вам и еще потому…

Он не мог больше говорить; потому что слова тяжелым комом застряли в его горле. Жанна тотчас же обратила внимание на эту странную паузу, отбросила назад голову, уперлась руками в его грудь и глубоко заглянула в его глаза. Филипп понял, что он не имеет права дольше медлить, так как в своей эгоистической радости и без того потерял много драгоценных минут.

– Жанна! – твердо сказал он. – Пьер рассказал мне всё! Все, начиная с того дня, как он нашел вас крохотной девочкой в снегу и кончая минутой, когда ваш отец снова появился в вашем форте.

Он почувствовал, что она с каждой минутой дрожит все сильнее, и быстро продолжал:

– Дорогая моя, я должен вам сообщить, что сегодня вечером в нашем лагере произошел очень тягостный инцидент. Пьер ранен и очень хотел бы видеть вас. Что же касается Торпа, то он умер!

На один миг Филипп испугался того, что должно было случиться в ближайшую минуту. Жанна замерла. Судороги ее прекратились, и она лежала в его объятиях, как мертвая. И вдруг страшно, душераздирающе закричала, вырвалась из его объятий и, бледная, как полотно, остановилась на расстоянии нескольких шагов от Филиппа.

– Он умер?

– Да, он умер!

– Значит, Пьер убил его?

Филипп протянул вперед руки, но она, казалось, не обращала на это никакого внимания. Она прочла ответ на его лице.

– И Пьер… ранен? – продолжала она спрашивать, не отрывая от него огромных сверкающих глаз.

Прежде чем ответить, он схватил ее за руки, точно надеясь на то, что жаром своей любви сумеет смягчить удар, который должен был нанести.

– Да, Жанна, он ранен! – сказал он тихо. – Мы должны спешить, потому что я боюсь… я боюсь, что мы и без того потеряли много времени.

– Он умирает?

– Да, Жанна, боюсь, что это так!

Он опустил глаза, не в силах выдержать ее пытливый взгляд, вышел с ней из круга света, отбрасываемого огнем, и направился к той стороне скалы, которая спускалась в равнину. Вдруг Жанна остановилась и крепко сжала его пальцы. Она повернулась лицом к угрюмому, черному лесу, лежавшему на юго-западе. На расстоянии одной или двух миль поверх леса внезапно зажегся ответный сигнал, который разодрал непроглядную завесу, скрывавшую весь пейзаж.

Жанна подняла глаза на Филиппа, и он прочел в них горе и радость, любовь и муку.

– Они там! – воскликнула она. – Там Сашиго со своими людьми! Они явились вовремя и сделали все, что обещали!

До того, как они начали спускаться со скалы, Филипп еще раз крепко прижал девушку к своей груди и поцеловал ее. Теперь она уже не сопротивлялась, и Уайтмор познал всю сладость ее губ. Молчаливые в своем горе и близкие друг другу в своей радости, они быстро очутились у подножья горы, так же быстро прошли лес и бегом направились к освещенной хижине, где лежал Пьер.

Мак-Дугал находился в комнате, когда они вошли, но тотчас же поднялся со стула и на цыпочках направился в контору. Филипп подвел Жанну к койке Пьера. Как только Уайтмор наклонился над ним, он открыл глаза.

Он увидел Жанну, и в его угасающем взоре мелькнул чудесный свет. Его губы зашевелились, а руки, находившиеся под одеялом, судорожно задвигались. Жанна опустилась перед ним на колени, прижала дрожащие руки к груди, и неземной свет озарил ее лицо. Затем она опустила обе руки на щеки Пьера и низко склонила голову. Ее волосы переплелись с волосами умирающего. Филипп сдавил себе горло, чтобы не разрыдаться. Страшная тягостная тишина объяла комнату, и, боясь нарушить ее, он не двигался.

Трудно сказать, сколько времени прошло, пока Жанна, наконец, подняла голову. Она сделала это очень осторожно, тихо, словно боялась разбудить уснувшее дитя. Она повернулась к Филиппу, который тотчас же прочел в ее глазах всю правду. Ее голос был ровен и спокоен, полон ласки и нежности, когда она произнесла:

– Оставьте нас, Филипп! Пьер умер!

Женщины часто говорят так в момент величайшего горя…

ГЛАВА XXIII

На один момент Филипп склонил голову, а затем повернулся и, не проронив ни слова, бесшумно вышел из комнаты. Закрывая за собой дверь, он оглянулся и увидел, что Жанна стоит на коленях у койки человека, который только что расстался с миром. Какое-то видение на один миг мелькнуло в мозгу Филиппа, и он вспомнил про другой час, про другой год, когда Пьер стоял на коленях перед ней, отрывая ее от груди погибшей матери… Это было очень давно, с тех пор прошло много-много лет, но Жанна отдала свой долг: она стояла на коленях перед тем, кто любил ее всей душой и, не получив ответа, ушел из жизни.

Филипп был так потрясен этим зрелищем, что, отвернувшись, в первую минуту ничего не мог разглядеть. Он не мог больше сдерживать душившие его рыдания и вытер платком выступившие слезы. Он прекрасно знал, что Мак-Дугал был невольным свидетелем его слабости, но не имел никакого представления о том, что, помимо шотландца, в конторе находился еще один человек, который поднялся со стула в то время, как Мак-Дугал продолжал сидеть на своем месте.

Когда Филипп подошел ближе к свету и поднял голову, то сразу не поверил своим глазам.

Перед ним стоял Грегсон.

– Мне ужасно неприятно, Филь, что я пришел как раз в такой тяжелый момент, – очень тихо сказал Грегсон и неловко поклонился.

Филипп все еще не отрывал от него недоверчивого взгляда. Ни разу до сих пор он не глядел так на своего приятеля, с которым когда-то делил и горе и радость. Художник продолжал стоять на том же месте, почему-то не решаясь протянуть ему руку. В глазах его не было ни малейшего признака радости, которую можно было ожидать: ведь друзья так давно не виделись и расстались при столь странных обстоятельствах! Он напряженно смотрел по направлению комнаты, где лежал мертвый Пьер, и на лице его было выражение человека, кающегося в тяжких грехах.

Наконец Филипп пробормотал что-то и протянул ему руку, но Грегсон отступил на шаг назад.

– Нет, не сейчас еще! – произнес он. – Подожди… сначала выслушай меня.

Что-то неопределенное в его холодных, бесстрастных словах остановило Уайтмора. Он увидел взгляд Грегсона, устремленный на Мак-Дугала, и понял его значение. Подойдя к инженеру, он опустил руку на его плечо и произнес так тихо, что художник не мог ничего слышать:

– Мак, друг мой… она там, с Пьером. Она хочет несколько минут остаться с покойником наедине. Я очень прошу вас подождать ее снаружи, а потом проводить к жене Кассиди. Передайте ей, что я приду за ней в самом скором времени.

Он проводил инженера до двери, по дороге еще что-то шепнул ему и повернулся к Грегсону, который успел уже устроиться за небольшим конторским столом. Филипп уселся напротив него и снова по-дружески протянул руку.

– В чем дело, Г'регги? – воскликнул он. – Правду сказать, я пока ничего не понимаю! Объяснись, ради бога!

– У нас нет времени для пространных объяснений! – ответил художник, все еще отказываясь пожать руку приятеля. – С этими объяснениями придется повременить, но в свое время мы коснемся их. Сейчас я не смею пожать твою руку. Сейчас я объясню, почему не смею. В продолжение многих лет мы были самыми настоящими и преданными друзьями. Очень может быть, что через несколько минут мы расстанемся с тобой страшными врагами. Во всяком случае, ты можешь стать мне врагом. Но до того, как я уйду отсюда, я должен просить тебя об одной вещи, об одном одолжении. Я даже не прошу, я требую этого! Что бы ни произошло между нами в продолжение ближайших минут, не обвиняй ни в чем Айлин Брокау! Ты не должен упрекать ее ни в чем! Я вполне согласен с тобой в том отношении, что одно время ее душа, так сказать, заблудилась и потеряла настоящую дорогу, но смею тебя уверить, что теперь эта душа очистилась от всякой скверны. Я люблю эту девушку! Странные пути судьбы привели нас к тому, что и она полюбила меня, несмотря на то, что я совершенно не стою ее любви. Она будет моей женой!

Филипп все еще сидел с протянутой рукой,

– Грегги, Грегги! – воскликнул он. – Но ведь это же чудесно! Я знаю теперь, что такое любовь! Что может быть прекраснее? Почему же я должен быть твоим врагом? Неужели только потому, что ты смягчил сердце девушки, которая в благодарность отдала тебе его?! Я ничего не понимаю! Грегги, да пожми же ты мне, наконец, руку!

– Нет, подожди! – хрипло ответил Грегсон. – Не надо торопиться! Выслушай меня внимательно! Ведь ты получил мою записку? Не подумай, что я действительно бросил тебя в такую тяжелую и ответственную минуту! Все дело в том, что в последнюю ночь твоего пребывания в Черчилле я сделал одно важное открытие. Если хочешь, я завтра или когда-нибудь после расскажу тебе об этом открытии самым подробным образом, но пока ты должен знать только это! Я нашел ту силу, которая хотела во что бы то ни стало разрушить твое создание, твое дело. Другими словами, я нашел человека, который стоял во главе заговора против тебя, который направлял Торпа, которого надо считать ответственным за все, что случилось с тобой.

Он подался вперед, слегка наклонился над столом и указал на закрытую дверь.

– И этот человек…

На минуту он задумался, как бы не решаясь закончить то, что начал, но затем набрался духу и промолвил:

– Этот человек – Брокау, отец моей будущей жены!

– Господь с тобой! – воскликнул Филипп. – Да ты просто с ума сошел! Отдаешь ли ты себе отчет в том, что говоришь! Нет, ты сумасшедший!

– Совершенно правильно, в тот момент, когда я сделал это открытие, я действительно был сумасшедшим – холодно ответил Грегсон. – Но теперь я вполне здоров и отдаю себе полный отчет в моих словах. Вся его схема сводилась к тому, чтобы правительство взяло назад выданную вам временную лицензию. Торпу и его людям было вменено в обязанность снести с лица земли ваш лагерь и убить тебя. Все деньги, хранящиеся в банках, должны были перейти в карман Брокау, который устроил бы так, что никто ни в чем не мог бы обвинить его. Я не стану расписывать тебе детали, потому что ты и без них все уяснишь себе. Он давно знал Торпа и поручил ему всю черную работу, назначив его в то же время своим агентом-исполнителем. Для того, чтобы не возникли какие-либо подозрения, Торп назвался лордом Фитцхьюгом Ли. Это была его прихоть, не больше. За три месяца до приезда в Черчилл Брокау пожелал дать Торпу все инструкции, но боялся воспользоваться вашей дикой, нелепой почтой. В то же время он никак не мог найти человека, которому мог бы доверить это деликатное поручение. Вот почему он в конце концов вынужден был послать сюда Айлин, свою дочь! Девушка провела в Божьем Форте целую неделю, а после того прибыла в Черчилл, где мы и увидели ее. План Брокау заключался в том, чтобы подкупить капитана парохода и заставить его подойти совсем близко к так называемой Эскимосской Стрелке и ночью сигнализировать Торпу и Айлин, которые поджидали его в условленном месте. Капитан соблазнился, выполнил желание Брокау и, подойдя к Стрелке, взял на борт тех, кого надо было. Ведь ты помнишь, что при высадке Брокау на берег, к Айлин бросилась девушка, которая, как оказалось, всегда проживала в Божьем Форте. Боясь выдать себя с головой, Айлин категорически отказалась признать ее. Тотчас же по приезде Брокау в Черчилл было решено нанести первый удар. Твой компаньон привез с собой двух верных людей, на которых мог вполне положиться. В свою очередь и Торп имел четыре-пять человек, к которым относился с полным доверием. Первым делом была организована атака на скалу, где должны были убить мужчину, но взять живой и невредимой девушку. Специальный посол должен был сообщить все подробности событий в Божьем Форте и вину свалить на индейцев. Обстоятельства благоприятствовали тебе, и ты разбил всю их игру. Обстоятельства благоприятствовали мне, и я вовремя нашел Айлин. Еще раз повторяю, не буду сейчас вдаваться в излишние детали, но скажу, что Айлин не имела никакого представления о готовящемся нападении, ничего не знала о возмутительном заговоре против тебя и так же ошибалась в своем отце, как и ты сам! Вот!

Он снова перегнулся через стол и продолжал:

– Послушай, Филь, клянусь тебе, что, если бы сейчас шла речь не об Айлин, я не пришел бы к тебе. Я не сомневаюсь в том, что она покончила бы с собой, если бы знала, что я все время был в курсе дел. Она откровенно призналась мне во всем, что сделала, рассказала также о том, что ей было известно относительно отца. Она находилась в таком ужасном состоянии, что я не счел возможным бросить ее. Я позабыл про ужасное письмо и нашел возможным уехать вместе с Брокау и его дочерью в Черчилл, где, впрочем, мы оставались очень недолго. Я решил не искать тебя больше. Айлин сослалась на нездоровье, и мы решили устроиться за городом, близ самой реки. Мы отослали в Форт двух индейцев, прислуживавших нам, так как решили, что в столь острый момент лучше будет, если мы останемся одни, без посторонних. Вот и все! Наш план расстроился, так как все своевременно раскрылось. Как только я узнал о смерти Торпа, я немедленно поспешил к тебе. Сознаюсь, что я пал настолько, что готов был защищать Брокау, но Айлин изменила весь мой план действий, и теперь я говорю с тобой ее устами. Она заявила мне следующее: «Грегги, вы любите меня. В таком случае вы должны рассказать Уайтмору все, что знаете. Только в том случае, если он простит нас – чего мы никоим образом не заслуживаем! – я могу быть вашей женой».

Он помолчал и затем закончил:

– Мне остается прибавить очень немногое. Я лично дал Брокау совет, который он решил принять без оговорок. Он готов передать тебе все права, а также капитал, хранящийся в банке, то есть шестьсот тысяч долларов. Кроме того, в погашение убытков, которые вызваны только его виной и его образом действий, он готов, по первому твоему требованию, отдать тебе все свои сбережения, которые достигают пятисот тысяч долларов. После этого он исчезнет навсегда! Что касается нас, то и нас ты больше не увидишь, ибо мы, то есть Айлин и я, не находим возможным оставаться в районе твоих работ. Теперь все зависит от тебя. Если ты находишь, что нас можно простить, то все будет сделано именно так, как я сказал тебе.

Филипп ни разу не перебил Грегсона во время его потрясающего рассказа. Он сидел на стуле, точно окаменелый. Ярость, возмущение и изумление были до того сильны, что они сожгли в его сердце всякую возможность реагировать на тот подлый поступок, который совершил человек, считавшийся когда-то его самым близким другом. Из этого полуобморочного состояния его вывел слабый стук в дверь. Он оглянулся и почувствовал, как кровь стремительно бросилась ему в лицо. Звякнула щеколда, и на пороге показалась Жанна. Сквозь слезы она видела теперь только человека, которого любила, и, не переставая судорожно всхлипывать, точно малый ребенок, протянула к нему беспомощные руки. Когда же он подбежал к ней и прижал ее к своему сердцу, она несколько раз подряд произнесла его имя и ласково провела рукой по его лицу.

Филипп забылся, но вдруг поднял глаза и увидел, как Грегсон с опущенной головой, точно побитая собака, направился к выходной двери. Он был слишком счастлив для того, чтобы не пожалеть человека, находящегося в беде, – поэтому он поднял руку и ласково произнес:

– Том Грегсон, если ты познал любовь, подобную моей, то возблагодари судьбу. Если я разрушу твое счастье, то тем самым я потеряю и свое. Скажи Брокау, что я принимаю все его предложения. А после того вернись и приведи Айлин. Моя Жанна полюбит ее, как женщина женщину!

Жанна подняла голову и только теперь увидела Грегсона. Он тотчас же переступил порог и исчез.

ГЛАВА XXIV

После того, как Грегсон ушел, Филипп и Жанна в продолжение нескольких минут стояли молча. Уайтмор проявлял свою радость только тем, что нежно и ласково проводил рукой по волосам молодой девушки. Их сердца были до того полны, что уста немели. Но Филипп не искал теперь слов, так как Понимал, что ничем не сумеет выразить те чувства, что обуревали его. Открытие, которое сделал Грегсон и которое должно было положить конец компании против него, было слишком незначительно по сравнению с той пыткой, что ждала теперь Жанну. Пьер и Торп – ее отец – умерли. Таким образом, тайна ее рождения была известна только Филиппу и вместе с ним должна была уйти в могилу. Казалось, он слышал отзвуки бури, которая бушевала в душе девушки, но все еще не находил слов для выражения собственных эмоций, и вот почему он ограничился только тем, что ласковее прежнего приподнял голову Жанны и напряженно и пытливо заглянул в ее глаза.

– Вы любите меня! – сказала она очень просто и так спокойно, что поразила Филиппа. – Я знаю, что вы любите меня!

– Что вам сказать? Я люблю вас больше всего на свете! – так же просто и бесхитростно ответил он.

Она опустила глаза, но тотчас же снова подняла их и посмотрела так, точно хотела увидеть всю душу любимого человека.

– Вы все знаете! – прошептала она через минуту.

Он так сильно прижал ее к себе, что она не могла больше двигаться, и коснулся своим лицом ее лба.

– Жанна! Жанна! Все сложилось именно так, как должно было сложиться! Я рад, что Пьер нашел вас в снегу. Я бесконечно рад, что женщина на портрете – ваша мать! Если бы все зависело только от меня, то я ничего абсолютно не изменил бы, потому что, если бы изменились обстоятельства, изменились бы и вы сами и не были бы той Жанной, которую я так люблю! Ведь правда? Дорогая моя девочка, вы много и сильно страдали, но есть ли что-нибудь на свете прекраснее страдания? Что еще так возвеличивает и укрепляет дух? Я тоже достаточно перенес на своем веку, но под конец судьбе было угодно свести нас вместе, и я не могу представить себе более счастливого и чудесного конца! Жанна, дорогая моя, поверьте…

Уходя, Грегсон оставил дверь слегка приоткрытой. Порыв ветра еще шире открыл ее. Вдруг в комнату ворвались звуки, которые оборвали Филиппа на полуслове и заставили Жанну задрожать всем телом.

В первый же момент оба поняли характер звуков. Это была ружейная перестрелка, которая доносилась с противоположной стороны горы, примыкающей к озеру. Во власти одного и того же импульса, держась крепко за руки, Филипп и Жанна бросились к двери.

– Это Сашиго! – простонала Жанна; о"а так дрожала, что с трудом произнесла дальнейшие слова. – Я совершенно забыла… Они дерутся там, а мы…

Мак-Дугал оставил свой наружный пост, где он ждал появления Жанны, и бросился в комнату.

– Там стреляют! – закричал он. – Что бы это могло значить?

– Нам необходимо выждать! – ответил Филипп. – Пошлите, Мак, двух человек на разведку. Я присоединюсь к вам, как только отведу мисс Д'Аркамбаль к жене Кассиди.

С этими словами он быстро удалился вместе с Жанной. Новый порыв ветра донес до них грохот выстрелов. Послышался оглушительный залп, который сразу заглох, а после него раздалось еще три-четыре отдельных выстрела. В продолжение нескольких секунд царила абсолютная тишина, а затем с вершины горы, которая все еще светилась во мраке ночи, разнесся победный и торжествующий крик индейцев, – крик полузвериный, мрачный в своей радости и напоминающий вой волчьей стаи, яростно несущейся за добычей.

И снова воцарилась прежняя угрюмая тишина.

– Кончилось! – тихо произнес Филипп.

Он почувствовал, как пальцы Жанны впились в его ладонь.

– Никто никогда не узнает, что произошло сегодня ночью! – закончил Филипп свою мысль. – Даже Мак-Дугал, который находился в двух шагах от нас, не может догадаться об истинном положении вещей!

Он остановился на расстоянии нескольких шагов от хижины Кассиди. Окна были довольно ярко освещены, и изнутри доносился счастливый и беззаботный смех детишек Кассиди.

– Жанна! – сказал Филипп, привлекая к себе девушку. – Вам придется сегодня переночевать здесь. Завтра утром мы отправимся в Божий Форт.

– Нет, Филипп, вы должны будете сегодня же проводить меня домой! – прошептала Жанна, глядя ему прямо в глаза. – Это необходимо! Пошлите кого-нибудь со мной, а вы… приходите к нам завтра утром вместе с… Пьером.

Она коснулась рукой его лица, и этот трогательный жест сказал ему больше, чем тысяча самых ласковых слов.

– Видите ли, дорогой мой, – продолжала она, заметив тоскливое выражение его глаз, – сегодня я еще чувствую некоторый запас сил и вот почему должна немедленно вернуться домой, к отцу, и рассказать ему обо всем до тех пор, пока вы придете в форт.

– Да, конечно, вы правы! – заметил Филипп. – Я пошлю с вами Мак-Дугала. Что же касается меня лично, то я явлюсь попозже.

– С Пьером?

– Да, с Пьером!

Они еще оставались несколько минут у хижины Кассиди, а затем Филипп, приподняв ее голову, спросил совсем тихо, совсем нерешительно:

– Вы не хотите поцеловать меня? Это будет ваш первый поцелуй!

Он наклонил голову, и губы девушки прильнули к его губам.

– Нет, Филипп, вы ошибаетесь! – едва слышно произнесла она. – Это не первый мой поцелуй. Тогда, на порогах, когда я считала вас мертвым, я тоже поцеловала вас…

Через несколько минут Филипп вернулся к Мак-Дугалу, который находился в обществе Кассиди, Вобертса, Геншоу и Леко.

– Я послал братьев Сен-Пьер навести точные справки касательно стрельбы! – доложил инженер. – Вы видели, какая толпа собралась около склада? Все видели огонь и слышали выстрелы, но уверены, что индейцы при свете грандиозных костров охотились на оленя.

– Очень может быть, что они не так уж далеки от истины! – ответил Филипп. – Пойдите сюда, Мак! Я должен сказать вам два слова наедине.

Оставив всю группу в центре комнаты, Уайтмор отошел с шотландцем в сторону и сказал ему:

– Я надеюсь, что смерть Торпа положит конец всяким недоразумениям в нашем лагере. А теперь, Мак, я хочу предложить вам нечто более интересное, чем ночная стычка с врагом. Мы должны во что бы то ни стало еще сегодня ночью доставить мисс Д'Аркамбаль в Божий Форт. И если вы ничего против этого не имеете, то я хотел бы вам поручить это деликатное дело. Я остановил свой выбор на человеке, которого уважаю больше всех людей, проживающих здесь, ибо, Сэнди, речь идет о моей будущей жене. Если хотите знать, друг мой, несмотря на все то, что мы пережили сейчас, я – самый счастливый человек на свете!

Мак-Дугал не выразил ни малейшего удивления.

– Я так и знал! – произнес он совершенно спокойно, широко улыбнулся и протянул Филиппу руку. – Я поневоле был свидетелем всего этого… К тому же перестрелка, Торп, метис и все прочее…

Он не договаривал, но видно было, что он в курсе дел.

– Подробнее обо всем этом мы поговорим попозже! – заметил Филипп. – Сейчас слишком поздно, да и обстоятельства не благоприятствуют. Теперь у нас есть одна прямая обязанность: доставить мисс Д'Аркамбаль домой. Вам угодно сделать это?

– Я сделаю это с величайшим удовольствием!

– До Малого Черчилла вы можете доехать верхом, а оттуда вы переправитесь в лодке, на которую вам укажет мисс Д'Аркамбаль. Я лично поеду туда же завтра утром и отвезу труп Пьера.

Они не теряли драгоценного времени, и через четверть часа Филипп, стоя на дороге, следил за тем, как ночной мрак мало-помалу скрывал Жанну и Мак-Дугала, уезжавших в Божий Форт. Братья Сен-Пьер вернулись только через час. Филипп не мог успокоиться до тех пор, пока братья не вошли в контору и не прислонили своих ружей к стене. Он очень боялся, что Сашиго оставит какие-нибудь явные следы своей засады в кустах меж горами. Но оказалось, что охотники не обнаружили ничего подозрительного, а что касается костров на вершине скалы, то они объяснили их тем, что индейцы случайно наткнулись на заблудившееся стадо оленей и зажгли огонь для более верной охоты. По их мнению, индейцы допустили крупнейшую ошибку.

Только к полуночи Филипп избавился от всех своих страхов, связанных с шайкой Торпа. Все разошлись по своим хижинам, за исключением Кассили, которого Филипп просил переночевать у него, на одной из коек в соседней комнате. После этого Уайтмор занялся приготовлениями к утреннему отъезду, для чего прежде всего направился в комнату, где лежал мертвый Пьер.

Лампа освещала койку, где лежал покойный. Филипп подошел поближе, выкрутил фитиль и тотчас же обратил внимание на чудесную перемену, которую смерть вызвала в лице метиса.

Филипп произнес проникновенным голосом:

– Да будет тебе земля пухом, дорогой друг!

Он разнял руки покойного, с великим волнением вытянул их вдоль тела и снял одеяло, которое скрыло от глаз Жанны глубокую рану, нанесенную Торпом. Он отвернул рубаху Пьера. При свете лампы блеснул медальон, с которым метис не расставался с тех пор, как нашел в снегу маленькую девочку. Филипп впервые за все время пристально посмотрел на эту реликвию, которая была очень тонка и шириной в два пальца. Он вскрикнул, тотчас же обратив внимание на то, что случилось. До того, как пробить тело Пьера, пуля ударилась в медальон и частично раскрыла его. Один край был совсем отбит, и из него торчал уголок сложенной бумаги.

Филипп был так поражен своим открытием, что на несколько минут совершенно забыл про покойника. Пьер ни разу до сих пор не открывал старомодного медальона, так как ключ от него пропал. Неужели же эта новая находка имела какое-нибудь отношение к девушке, которую он любил?

Эта мысль не давала Филиппу покоя до тех пор, пока он С чрезмерными предосторожностями не вытащил бумаги. Как он и ожидал, это был письменный документ. Он прочел его; письмо было написано восемнадцать лет тому назад. Чернила частью выцвели, но Филипп без труда прочел следующее:

«Дорогой мой муж!

Господь никогда не простит мне того, что я сделала. Я вернулась в Божий Форт по собственной инициативе. Я раскаялась в том, что совершила, и теперь люблю тебя так, как никогда до сих пор не любила. Вернулась я сюда не для тебя, а только для нашей девочки, которую я хочу навсегда оставить у тебя. Она – наша дочь, не только моя! Она родилась 8 сентября, то есть на седьмой месяц после того, как я оставила тебя. Она – твоя дочь, и вот почему я отдаю ее тебе в надежде на то, что она исцелит рану в благородном сердце, которую я нанесла. Я не могу просить тебя о прощении, ибо я не заслужила его. Ты никогда больше не увидишь меня, ибо я покончу с собой, не дойдя до дома, который я некогда так любила. Если я до сих пор оставалась в живых, то только ради ребенка. В то время, как ты будешь читать эти строки, меня не будет в живых. Если я удостоюсь прощения, то знай, что твоя несчастная жена нашла в смерти ту радость, то блаженство, которые ей не были суждены в жизни.

Твоя жена».

Филипп медленно встал, выпрямился и посмотрел на величаво-спокойное лицо Пьера.

– Ах, почему ты не открыл медальон? – прошептал он. – Почему ты не открыл его? Ведь ты мог бы спасти…

Он несколько минут напряженно глядел на Пьера, точно надеялся, что бледные губы сейчас начнут шевелиться и ответят ему на его страстный вопрос. А затем он вспомнил о Жанне, спешившей в Божий Форт, и о том страшном открытии, которое она должна была еще сегодня ночью сделать отцу.

Итак, Жанна была родной дочерью Д'Аркамбаля! От каких мук он, Филипп, мог бы избавить отца и дочь, если бы несколько раньше занялся медальоном! Он посмотрел на часы и увидел, что Жанна уже свыше трех часов находится в пути, и, таким образом, как он ни старался, он никак не мог бы догнать ее и Мак-Дугала.

Тем не менее он поспешил в небольшую комнату, где находился Кассиди. В нескольких словах он объяснил тому, что должен во что бы то ни стало и как можно скорее поехать вслед за девушкой и инженером, которые направились в Дом Д'Аркамбаля. Он поручил этому верному человеку временное управление делами, а также все заботы по перевозке тела Пьера.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю