Текст книги "Северный цветок"

Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА X

Он вскоре замедлил шаги и начал очень внимательно и с некоторым волнением озираться по сторонам. С того места, где он сейчас находился, склон стремительно падал вниз, и узенькая белая тропинка, которая вилась вдоль его северного бока, довольно скоро пропадала в густой тени, отбрасываемой лесом. На середине своей эта тропинка перерезалась черной полосой, которая явно указывала на существование второй расщелины.

Спуск не представлял больших трудностей. Бока были довольно ровны и плоски. Несколько пониже и поближе к берегу был песчаный грунт, который мягко и беззвучно подавался под ногами.

Филипп старался все время держаться между отдельными большими камнями и скрываться в их тени. Мало-помалу путь становился круче и затруднительнее, а у подножья скалы Филиппу пришлось довольно долго бродить средь хаоса из камней, скал и песчаных насыпей. Он удивлялся про себя: зачем Пьер и Жанна избрали такой кремнистый путь, когда они могли выйти к скале более близкой и легкой дорогой? Близ каменистого берега, где луна светила гораздо ярче, он нашел лодку, спрятанную Пьером в укромном месте.

Только после того, как он вывел лодку в открытое место, он увидел, что она нагружена так, словно на ней собирались совершить довольно длительное путешествие. На корме лежал большой узел, из которого торчало ружье. Два-три кожаных мешка поменьше лежали посреди лодки. На носу валялся большой медвежий мех, предназначенный, очевидно, для Жанны.

Соблюдая максимальную предосторожность, Филипп уселся в лодку, бесшумно опустил весла в воду и так же бесшумно, почти не касаясь воды, направил баркас к Черчиллу. Пленение Жанны было для него неожиданным и очень неприятным сюрпризом, но он почему-то был уверен, что ему удастся скоро освободить ее, если только сведения, данные Пьером, соответствовали действительности. Он своевременно обратил внимание на то, как осторожно пробирались вдоль берега те, которые напали на Жанну и Пьера, и был уверен теперь, что на обратном пути они еще удвоят свою бдительность. Вот почему он греб без излишней поспешности и тоже старался все время идти вдоль крутого берега, где ему гораздо легче было уловить малейший звук, который могли издать люди, находившиеся впереди него.

Очутившись против скалы, где он должен был встретиться с братом и сестрой, он задержал лодку и поднялся во весь рост. Ветер совершенно разогнал тень от дыма, поднимавшегося над трубами парохода, и, таким образом, между ним и судном было абсолютно чистое море. На расстоянии, не превышающем четверти мили, он увидел лодку, которая плавно поднималась и опускалась на волнах; при виде ее он тотчас же присел на коленях и вытащил, из узла с вещами ружье Пьера. Проверив его, он убедился, что оно заряжено, и что в стволе имеется пуля. Положив его рядом с собой, он снова взялся за весла.

Мысль Филиппа работала чрезвычайно быстро. При желании он мог бы через полчаса нагнать неприятельскую лодку. Ну,. а дальше что? На ней находилось, по меньшей мере, три человека, с которыми он никоим образом не мог вступить в бой. разве при таких условиях ему удалось бы спасти Жанну? Он усмехнулся при мысли о том несколько скороспелом обещании, которое он дал Пьеру, но тем не менее сердце сильнее прежнего забилось в его груди, когда он подумал о приключении, предстоящем ему в самом недалеком будущем.

Лодка уже совсем близко подошла к пароходу. Филипп прекрасно понимал, что если бы он сделал самую короткую остановку, обменялся несколькими словами с капитаном, то ему была бы обеспечена немедленная помощь. В конце концов, не в этом ли заключается самый мудрый и легкий способ спасения девушки?

Несколько минут он оставался в нерешительности, и вследствие этого лодка медленнее прежнего продвигалась вперед. «Конечно, – подумал он про себя, – все это так, но под каким предлогом он откажется от того, чтобы вернуться вместе с Жанной в Черчилл? А что ждет их обоих, если они действительно против воли Пьера вернутся в порт? Ведь полукровка не без причины настаивал на том, чтобы Жанна как можно скорее вернулась в Божий Форт? Он почти умирал, но в последние свои минуты думал только об этом, настаивал только на этом.

При мысли о Божьем Форте Филипп почувствовал прилив новых, свежих сил и уверенность в том, что все спасение девушки он должен провести самостоятельно. Если он один спасет ее и исполнит все то, что обещал Пьеру, то ему удастся выяснить многое из того, что до настоящего времени оставалось туманным и подозрительным до крайности. Он снова подумал о том, что Жанна и Пьер, быть может, являются одними из главных пружин заговора, имеющего своей целью разрушить все дело, которое он, в результате отчаянных трудов, основал на севере.

У него были все основания думать так. Почему имя лорда Фитцхьюга произвело такое потрясающее впечатление на Пьера, находившегося при последнем издыхании? Каким образом сюда затесался человек, который только накануне прибыл в Черчилл вместе с мистером и мисс Брокау?

Он провел лодку так близко под носом парохода, что она задела обшивку судна. Похитители Жанны определенно направлялись к берегу, и Филипп уже настолько приблизился к ним, что мог разглядеть их фигуры, но все же не так ясно, чтобы точно установить их число. Он отважно выдвинулся в полосу света, но вместо того, чтобы следовать в прежнем направлении, решительно повернул под прямым углом к берегу. Если враги и увидели его – что было вполне возможно, – то могли подумать, что он только что отчалил от парохода. Снова очутившись в тени берега, он стал грести с утроенной силой, нисколько не рискуя тем, что его кто-либо может заметить. С каждым ударом весел он все больше и больше отдалялся от большой лодки, за которой все время гнался. Через пятнадцать минут он достиг конца широкой дельты, густо окаймленной диким рисом и камышом, сквозь которые река лениво вливалась в залив. Филипп был уверен, что лодка, на которой находилась Жанна, войдет в главный приток, и поэтому спрятался в ближайшем канале в надежде, что увидит девушку на расстоянии, не превышающем двадцати ярдов.

Засев в своем убежище, он стал напряженно следить за лодкой, медленное продвижение которой в первую минуту озадачило его. Казалось, она совсем остановилась на несколько минут, причем на ней царило прежнее молчание. Филипп подумал было, что сидевшие на ней люди находятся в нерешительности, не зная, какое направление взять, но вскоре убедился, что ими руководят другие соображения. Как он и предполагал, лодка вошла в главный проток, и тотчас же над водой пронесся тихий, но очень ясный свист, в ответ на который с ближайшего канала последовал такой же свист.

Филипп затаил дыхание и от новой мысли, которая мигом пронеслась в его голове, стиснул зубы. Казалось, положение осложнялось, и предстояло выдержать более тяжелую борьбу, чем он предполагал.

Как только послышался ответный сигнал, весла на большой лодке снова упали в воду, и через две-три минуты она стремительно понеслась на молодого человека, который положил палец на курок ружья и дулом раздвинул камыши для того, чтобы лучше следить за всем тем, что происходит на канале. Он понимал, что три-четыре искусно направленных выстрела и быстрый прыжок в воду могут привести его к желанной цели. Такова была его первая мысль. Но за ней немедленно последовали другие, более осторожные и взвешенные соображения, которые убедили Филиппа, что он не вправе так поступать. Что будет, если он промахнется или же нечаянно заденет Жанну? Что будет, если в общей свалке и суматохе, поднятой неожиданными выстрелами, лодка перевернется? Испуг, случайная неудача, неловкий маневр – каждая мелочь в отдельности может погубить все дело! Так стоит ли рисковать? Если даже допустить мысль, что он будет стрелять без промаха, то, несомненно, и он и Жанна подвергнутся обстрелу со стороны тех, которые засели повыше на реке.

Все эти соображения заставили его отпрянуть назад и снова спрятаться за камышами. Лодка находилась теперь так близко, что, казалось, каждую минуту могла задеть его. Его сердце забилось, как большая раненая птица, когда он увидел на носу Жанну. Филипп не мог разглядеть ее лица, но, когда лодка прошла на расстоянии десяти ярдов от него, он заметил яркий блеск ее волос, рассыпавшихся по плечам. Жанна попала в его поле зрения только на одну секунду и тотчас же скрылась. Он не глядел на троих мужчин, находившихся вместе с ней, так как все его внимание было сосредоточено на ней. Он не уловил ни единого признака жизни – ни движения ее тела, ни малейшего, трепетного жеста, ни единого мускульного рефлекса – и на миг им овладели прежние страхи, которые раскаленными угольями пронизали его мозг. Он вспомнил о возмутительном заговоре, о котором упоминалось в перехваченном письме на имя лорда Фитцхьюга, и тотчас же в его ушах прозвенели последние слова Пьера: «Это для нее смерть… даже хуже, ужаснее, чем смерть»…

Не являлась ли Жанна первой жертвой того дьявольского плана, который имел своей целью возбуждение ярости местного населения? Филиппом овладело такое негодование, что он презрел всякую осторожность и выехал из-за камышей, за которыми находился в полной безопасности. К счастью, никто из находившихся в баркасе не оглядывался назад, и поэтому он мог въехать в канал так, что его по-прежнему никто не заметил. За это время он снова овладел своими чувствами и вернул себе прежнее, столь необходимое ему душевное равновесие.

Решив всецело покориться голосу разума, он поплыл вперед, вдоль линии камышей, ни на секунду не выходя за пределы густой, непроницаемой тени. Через несколько минут он услышал голоса и увидел баркас, который по-прежнему приковывал все его внимание. Наступила длительная пауза, во время которой обе лодки шли совершенно бесшумно в одном и том же направлении. Спустя четверть часа преследователь и преследуемые выехали в главный проток, который лежал между двумя лесистыми стенами, озаряемые только слабым мерцанием звезд.

Вдруг баркас исчез из виду, и, начиная с этого момента, Филиппу пришлось руководствоваться исключительно отдельными словами, долетавшими до его слуха, и шумом весел, загребавших воду. Временами, когда течение суживалось и тень леса становилась гуще, он сильнее налегал на весла в надежде услышать какую-нибудь связную фразу, которая помогла бы ему ориентироваться, но по-прежнему улавливал только отдельные слова – и то в самом ограниченном количестве. Напрасно он прислушивался, желая услышать голос Жанны. Однажды он уловил ее имя, и вслед за тем, почти немедленно, послышался грубый смех, который, как ему казалось, раздался с лодки, стоявшей у самого берега. В продолжение получаса, считая с того времени, как он очутился в главном протоке, это имя повторялось раз двенадцать и каждый раз сопровождалось грубым, наглым смехом, причем каждый раз смеялся один и тот же человек.

После того на лодке, находившейся впереди, снова наступило гробовое молчание. Кроме шума весел ни единый звук не нарушал кладбищенской тишины, объявшей все вокруг. Скорость обеих лодок снова увеличилась. Вдруг с верховьев реки послышался голос, сначала совсем слабый, затем все более и более усиливавшийся. Филипп узнал одну из местных, наиболее популярных песенок. Люди, находившиеся на баркасе перестали грести, и вслед за ним остановился Филипп. Он услышал несколько слов, произнесенных совсем тихо, после чего гребля опять началась, и обе лодки повернули к берегу. Филипп покорно следовал за баркасом, держась на расстоянии пятидесяти ярдов от него. Спустившись по течению на довольно значительную дистанцию от устья, он перестал грести и привязал свою утлую лодчонку к громадному дереву, упавшему у самого берега и частью своих ветвей погрузившемуся в воду.

Поющий голос приближался очень быстро. Через пять минут из окружающей мглы вынырнула длинная лодка туземного типа. Она прошла так близко, что Филипп мог легко разглядеть живописную фигуру, которая, как изваяние, застыла на корме, гребя, и распевая. На носу на коленях стоял индеец и молча возился с чем-то. Между этими двумя людьми посреди лодки сидели еще двое, в которых Филипп с первого же взгляда определил белых. Лодка с пассажирами пронеслась с быстротой тени.

Тотчас же после этого он снова уловил шум весел впереди себя и продолжал прерванную погоню, спрашивая: почему Жанна не позвала на помощь, когда увидела только что промелькнувшую лодку? Одно из двух: либо она находилась в бессознательном состоянии, либо похитители закрыли ей рот платком или рукой. В нем бурно закипела кровь при мысли о таком возмутительном насилии.

В продолжение трех четвертей часа погоня протекала без каких-либо осложнений и препятствий. Затем река расширилась в небольшое озеро, и Филиппу пришлось на время спрятаться, в ожидании того, что обе находившиеся впереди него лодки войдут в стоячую воду.

Когда он снова двинулся вперед, передние лодки шли уже на расстоянии четверти мили впереди. Когда он доплыл до того места, где река сливалась с озером, он уже не слышал шума весел, и это обстоятельство заставило его снова позабыть про всякую осторожность и изо всех сил налечь на весла. Прошло пять минут, десять минут, а он по-прежнему не видел и не слышал ничего. Он утроил усилия, и лодка понеслась еще быстрее. От напряжения он весь покрылся потом, в то время как внутренне весь похолодел от мысли, что, быть может, он окончательно потерял тех, за кем гнался столько времени. Прошло еще пять минут, и он остановился. Перед ним простиралась широкая и совершенно чистая водная поверхность, на которой самый острый глаз не мог заметить ни лодки, ни чего-нибудь другого.

В продолжение нескольких минут он оставался абсолютно недвижим, разрешая течению мало-помалу сносить лодку ближе к берегу. Он старался выяснить, что случилось? Каким образом похитители Жанны скрылись в самый последний момент? Быть может, они услышали шум его весел и на время остановились близ берега для того, чтобы дать ему пройти вперед? В таком случае ему следовало спуститься несколько пониже и, соблюдая максимальную осторожность, ждать, пока баркас снова не покажется… Но не случилось ли так, что, повернув к берегу, они вошли в какой-нибудь совсем маленький проток, отсюда незаметный, и таким образом избавились от нежелательного свидетеля их авантюры?

Крик ярости сорвался с его губ, когда он подумал о Жанне. Он понимал, что при более тщательных поисках сумеет определить, куда делись лодки, но не слишком ли поздно он узнает правду? Он выплыл на середину реки и стал пристально осматривать оба берега, после чего снова вернулся на озеро, где, собственно говоря ему нечего было делать. Тем не менее он подошел поближе к правому берегу в надежде на то, что какой-нибудь счастливый случай поможет ему сделать ценное открытие. Очевидно, счастье совершенно отвернулось от него. Раз десять-двенадцать подряд он погружался в массу камышей и дикого риса и совсем было отказался от дальнейших поисков, как вдруг нос его лодки попал в мелководье, которое тянулось на тридцать-сорок футов. Увидев низкий песчаный берег, Филипп готов был энергично оттолкнуться назад, но уже в следующий миг ружье Пьера очутилось у него в руке, и он взял на прицел: на песке лежали те две лодки, за которыми он все время шел следом!

Первое время он был уверен в том, что его неожиданное появление вызовет переполох, но по мере того, как он, не выпуская ружья из рук, выходил из мелководья, он все больше убеждался, что его никто не заметил. Он плыл некоторое время, тщательно прячась в прибрежных камышах, затем, облюбовав одно местечко, быстро причалил и выскочил на берег. Стараясь производить как можно меньше шума, он закрепил лодку и начал пробираться между деревьями к тому же мелководью. Он тотчас же обратил внимание на то, что никто не охранял лодок. Не слышно было ни звука голосов, ни треска камышей. В продолжение двух-трех минут Филипп стоял на месте и прислушивался, после того пополз дальше и вскоре обнаружил тропу, которая вела от берега.

Его сердце готово было выскочить из груди, когда он с ружьем в руках направился по этой тропе. След вел среди довольно высоких трав к болотистой лужайке и на расстоянии двухсот ярдов от реки пропадал в лесу. Филипп решил пройти в лес, как вдруг его внимание привлекли отблески огня. Он привстал на цыпочки и увидел совсем близко глубокую впадину в почве, которую никак нельзя было обнаружить с берега. Заметив слева от себя небольшой холмик, находившийся между ними и огнем, молодой человек поднялся на него и на расстоянии пятидесяти шагов увидел лагерь.

Прежде всего ему бросилась в глаза холщовая палатка, против которой у подножья скалы был разложен костер. Какой-то человек с вилообразной палкой в руках подбрасывал в огонь сухие поленья и сучья. Филипп почти одновременно увидел и второго человека, вышедшего из палатки и несшего в одной руке два котелка, а в другой – большой горшок. Нетрудно было понять, что эти незнакомцы занимались приготовлениями к завтраку, причем рассчитывали на довольно значительное количество людей.

Филипп напряженно искал каких-либо признаков пребывания Жанны в лагере, но ровно ничего не мог открыть, и по истечении нескольких минут пришел к твердому убеждению, что девушки нет здесь. Очевидно, те пять-шесть человек, которых он недавно видел впереди себя на двух лодках, в данном месте не находилось. От досады он вонзил пальцы в землю и почувствовал прежнее разочарование, близкое к отчаянию. Может быть, в то самое время, как он бесполезно торчит здесь, судьба Жанны свершается за несколько километров глубже в лесу!

Он пополз к краю холмика, на котором все время находился, а оттуда по-прежнему на четвереньках стал пробираться сквозь кустарник, кончавшийся на расстоянии дюжины шагов от лагеря. Все его надежды и помыслы сосредоточились на этом пункте. Если ему удалось бы напасть врасплох на человека, возившегося у костра, он с помощью револьвера мог бы добиться всей правды и узнать, где сейчас находится Жанна. До сих пор как будто все ему благоприятствовало, и казалось, что не так уж трудно будет справиться с обоими людьми.

Он думал только об этом и ни на секунду не отрывал глаз от людей, склонившихся над костром. Он подобрался к концу кустарника и, с револьвером в руке, весь сжавшись, подался вперед, но вдруг услышал какой-то странный звук, раздавшийся почти у самой палатки. Ему показалось, что кто-то тихо кашлянул. Люди у костра не обратили на кашель никакого внимания, но Филипп тотчас же повернулся.

В тени дерева, которого до сих пор он не заметил, сидела Жанна, находившаяся в состоянии сильнейшего напряжения. Ее смертельно бледное лицо было повернуто в его сторону, глаза горели, как яркие звезды в. безлунную ночь, губы дрожали, она с трудом дышала.

Она увидела его! Она узнала его! Он был уверен в том, что прочел в ее взоре, в ее лице все надежды и все радости, на какие только способен человек. Видно было, что она с трудом подавила крик восторга, и он понимал ее состояние, так как и ему стоило немалых усилий сохранить полное спокойствие и не выразить бешеной радости, которая овладела им. И все же, как он ни старался, он на минуту забыл про близость врагов, широко улыбнулся и даже протянул было вперед руку.

Он тотчас же опомнился, повернулся и готов был привести в исполнение свой план, который заключался в том, чтобы врасплох напасть на людей у огня. Но по независящим от него обстоятельствам он не мог выполнить свое намерение. Совершенно неожиданно в самую критическую минуту позади него послышался треск в кустах, затем последовало яростное рычание, и огромная собака обрушилась на него всей своей тяжестью. Могучий голос самозащиты приказал ему обратить против зверя оружие, которое он направил было на людей. Страшные клыки собаки щелкнули почти у самого его лица, когда он выстрелил. Он уклонился от клыков, но все же не мог с должной скоростью отскочить в сторону и под тяжестью волкодава упал навзничь на лужайку, где горел костер. Он не успел еще опомниться и вскочить на ноги, как стражи Жанны ринулись на него, стараясь выбить из его рук револьвер. Он успел, однако, опередить их и – выстрелил. В тот же миг он почувствовал сильнейший удар по голове, какая-то неимоверная тяжесть окончательно пригнула его к земле, и он выронил из рук оружие.

Казалось, неистовое пламя объяло его мозг, мускулы ослабели, и зрение помутилось. Он ощутил железные пальцы у своего горла, вытянулся, закрыл глаза и ослабел так, что не мог уже двигать ни одним мускулом. Когда-то, несколько лет тому назад, ему пришлось уже очутиться в таком же точно положении. Поняв, что в настоящую критическую минуту он ничем не рискует, так как более тяжелого состояния уже не может быть, он решил использовать тот же метод. Тогда ему удалось, – быть может, и теперь счастье улыбнется ему! Он лежал совершенно недвижно две-три минуты и почувствовал, что пальцы у его горла значительно ослабели, и что туша, упавшая на его грудь, начинает мало-помалу сдвигаться в сторону. Очевидно, человек, насевший на него, предполагал, что он находится в абсолютно бессознательном состоянии. Что же касается Жанны, которая все время стояла у него в ногах, то она не сомневалась, что он умер.

Он вдруг услышал ее крик, полный невыразимого отчаяния и ужаса, и именно этот возглас побудил его немедленно прибегнуть к самым решительным и энергичным действиям. Враг несколько ослабил свое внимание и начал подниматься с земли с видом человека, которому не впервые приходится вступать в подобные стычки. Филипп улучил подходящий момент и с быстротой молнии обрушился на него. В мертвой схватке оба скатились на землю, и Филипп в первую же секунду почувствовал, что былые силы оставили его и что с каждым мгновением он слабеет. Им овладело такое отчаяние, какого он никогда до сих пор не знал, и в последнюю секунду он раскрыл закатывающиеся глаза и увидел Жанну. Она стояла над ними, молитвенно прижав руки к груди. Увидев его взгляд и поняв его, очевидно, по-своему, она вдруг решительно повернулась и побежала к огню. Через мгновение она была на прежнем месте с горящей головней в руке. Филипп видел огонь, чувствовал его горячее дыхание на своем лице и внезапно услышал страшный, нечеловеческий вой, сорвавшийся с уст его противника. Человек отпрянул назад и схватился за шею, к которой Жанна только что прикоснулась головней. Не теряя ни единого мгновения, Филипп вскочил на ноги и последним ударом, в который вложил все свои силы, опрокинул наземь врага рядом с лежавшим трупом. Только теперь Филипп понял, что его второй выстрел сделал свое дело.

В то самое время, как он наносил удар, он услышал громкие крики, раздавшиеся из леса и сопровождаемые топотом многочисленных ног, кто-то яростно раздвигал кусты…