Текст книги "Гавайи: Дети солнца"

Автор книги: Джеймс Миченер

– Я не страшусь святого собрания, Марама, – твердо заявил он.

– А я страшусь за тебя, – ответила супруга.

– Ты только посмотри на наше каноэ! – неожиданно отвлекся Тероро, указывая в сторону длинного навеса возле храма, под которым расположилось огромная двухкорпусная лодка. – Ты ведь не допустишь, чтобы им управлял кто-то другой, а не я? – начал поддразнивать он супругу.

Отец Марамы был жрецом, и именно он помогал отбирать священные бревна для строительства этого каноэ. Поэтому женщине не надо было напоминать о том, какое значение имело данное судно. Она удовольствовалась лишь тем, что так же спокойно заметила:

– Мато с севера хороню умеет управлять каноэ. Он справится.

И только тогда Тероро решился рассказать о том, почему ему было так необходимо присутствовать на священном собрании.

– Брату понадобится моя помощь.

– Но у короля Таматоа окажется достаточно защитников, – возразила Марама.

– Без меня там могут произойти страшные события, – упрямо продолжал Тероро, и мудрая Марама (а её имя означало "луна" – всевидящая и сострадающая), поняв настроение супруга, решила подойти к разговору с другого бока.

– Тероро, но верховный жрец подозревает именно тебя в неверности красному богу Оро.

– Не более, чем других, – сурово прорычал Тероро.

– Но только ты открыто выказываешь свое неверие, – упорствовала супруга.

– Иногда мне бывает очень трудно скрывать свои чувства, – вынужден был признать молодой вождь.

Марама опасливо огляделась вокруг, чтобы убедиться, что поблизости нет шпионов, подосланных верховным жрецом. В эти дни они сновали повсюду. Правда, на этот раз никого рядом не оказалось. Тогда она, все ещё не вынимая ног из прохладной воды, продолжила разумно рассуждать:

– Ты должен пообещать мне, что если все же ты отважишься зайти в храм Оро, то будешь молиться только Оро и думать только об Оро. Вспомни о том, как выдал себя рулевой одним только движением губ.

– Я уже присутствовал на трех подобных собраниях на Гавайки, попробовал убедить свою супругу Тероро. – И я знаю, в чем заключается опасность.

– Но сейчас там будет подстерегать тебя совсем не обычная опасность, напомнила женщина.

– В чем же разница?

– И снова Марама осторожно огляделась по сторонам, но, никого так и не обнаружив, заговорила опять:

– Ты не задумывался о том, зачем верховному жрецу понадобилось проводить лишних десять дней на Гавайки?

– Полагаю, что ему потребовалось время для подготовки к собранию.

– Нет. Об этом жрецы должны были договориться заранее. Это было сделано для того, чтобы каноэ из Таити и Мурей не успели вернуться на Гавайки раньше завтрашнего дня. В прошлом году одна женщина с Гавайки тайно призналась мне в том, что все жрецы считают нашего наиболее талантливым, и поэтому собираются назначить его главным над всеми остальными жрецами.

– Ну, что ж, это было бы неплохо, – сердито буркнул Тероро. – Тогда бы он убрался прочь с нашего острова.

– Но они не осмелятся возвысить его до тех пор, пока остров, где он живет, ещё не полностью завоеван и покорен.

Постепенно до Тероро стал доходить смысл слов его супруги. Впрочем, так случалось часто в подобные моменты, когда луноликая Марама что-то долго объясняла своему мужу, а тот, поудобней устроившись, вникал в суть её речи. Итак, она продолжала:

– Мне кажется, что во время предстоящего собрания наш верховный жрец попытается сделать все, что от него зависит, чтобы доказать жрецам с Гавайки, что он предан богу Оро даже больше, чем они сами.

– Это для того, чтобы убедить их в своей верности и показаться подходящей фигурой для повышения?

– Ему это необходимо.

– И что же он вознамерился сделать, как ты считаешь? – заинтересовался Тероро.

Марама колебалась. Ей было трудно и страшно произнести следующую фразу. В этот миг неожиданный порыв ветра налетел на лагуну, подняв на ней небольшие волны. Марама вынула ноги из воды и вытерла их руками. Она все ещё не нашла в себе силы заговорить, поэтому Тероро решил сам продолжить мудрую мысль своей супруги.

– Тебе кажется, что для того, чтобы произвести сильное впечатление на других жрецов, он осмелится принести в жертву нашего короля?

– Нет, – поправила его Марама. – Он пожертвует тобой. И твои ноги укажут на радугу.

Тероро потянулся вверх и ухватился за кончик листа хлебного дерева.

– И после этого убийства прекратятся? – в задумчивости спросил он.

– Нет, – мрачно помотала головой его жена. – Они будут продолжаться до тех пор, пока все твои друзья не покинут нашу лагуну. Только тогда остров Бора-Бора станет безопасным и надежным местом для Оро.

– Ты имеешь в виду таких людей, как Мато и Па?

– Они обречены, – подтвердила Марама.

– Но ты считаешь, что это не король?

– Нет, – уверенно произнесла по-королевски красивая и величественная женщина. – Твоего брата очень любят короли Таити и Мурей, но такой опрометчивый поступок мог бы обратить против Оро не только их, но и весь народ.

– Однако принести меня в жертву Оро все же будет разрешено? – не отступал Тероро.

– Да. Короли, как правило, стараются думать о своих младших братьях только самое плохое.

Тероро повернулся, не вставая со ствола дерева, и, разглядывая красивое лицо жены, подумал: "Я, наверное, недооцениваю её здравого смысла. А ведь она во многом напоминает своего отца". Вслух же он произнес:

– Я просто не думал об этом так долго, как ты, Марама, и поэтому не мог учесть всего. Я предчувствовал, что на этот раз собрание таит в себе особую опасность для нас.

– Это все потому, что ты, брат короля, до сих пор поклоняешься Тэйну.

– Но это происходит только в моем сердце.

– Но если я смогла прочитать все то, что творится в твоем сердце, возразила Марама, – это же сумеют сделать и жрецы.

Однако Тероро на этот раз не успел высказать свои соображения по данному поводу. Его мысли были прерваны появлением посланника. Рука возбужденного мужчины была перевязана лентой, украшенной желтыми перьями, что свидетельствовало о его службе королю.

– Мы давно ищем тебя, – сообщил он Тероро.

– Я занимался каноэ, – недовольно проворчал молодой вождь.

– Король желает видеть тебя.

Тероро поднялся со ствола поваленного дерева, потоптался на траве, чтобы отряхнуть воду с ног, и небрежно кивнул жене в знак прощания. Следуя за посланником, он вскоре явился в резиденцию короля, большое низкое строение, поддерживаемое на столбах из стволов кокосовых пальм, каждый из которых украшали вырезанные изображения божеств. При этом столбы были отполированы с такой тщательностью, что белые вкрапления в древесине почти сверкали. Крыша представляла собой сложное переплетение пальмовых листьев. Полы, стены и окна здесь отсутствовали, их успешно заменяли закатанные циновки, которые в любое время можно было опустить, с тем чтобы создать видимость укрытия от дождя и чужих глаз. В главной комнате находилось множество различных предметов, присущих только королевскому дому: фигуры богов, сплетенные из пучков перьев, акульи зубы с искусной резьбой и огромные раковины, выловленные к югу от острова. Этот дом имел две отличительных и восхитительных черты. Во-первых, из него открывался чудесный вид на лагуну, и можно было наблюдать за тем, как над рифами постоянно образуются серые тучи. Во-вторых, все части здания удерживались вместе при помощи тонкой, золотистой морской плетенки, великолепной веревки, умело свитой из волокон кокосовых орехов. На строительство королевского дома ушло почти две мили этого материала. И там, где соприкасались между собой два куска древесины, обязательно присутствовала гибкая плетенка, надежно удерживая эти части вместе. Человек, находящийся здесь, мог долгое время наслаждаться различными узорами этой веревки подобно тому, как штурман по ночам внимательно и подолгу изучает расположение звезд на небе, или как ребенок без устали наблюдает за волнами, одна за другой набегающими на песок.

Под крышей этого уникального жилища сейчас находился король Таматоа, и лицо его выражало крайнее возмущение.

– С какой целью они назначили святое собрание? – властно вопросил он. Затем, словно боясь услышать ответ, он велел всем слугам удалиться, опасаясь, что кто-нибудь из них мог оказаться шпионом. Придвинувшись поближе к брату, перемещаясь для этого на циновках, которые покрывали весь пол, он положил обе руки на колени и снова поинтересовался: – Что же все это означает?

Тероро, который был неспособен быстро реагировать на полученную информацию, решил, что будет более логично пересказать мысли Марамы, нежели выражать свои собственные, поэтому он дал следующее объяснение:

– Мне кажется, что наш верховный жрец старается добиться повышения в храме на Гавайки, но для того, чтобы произвести должное впечатление на других служителей Оро, он вознамерился совершить что-то весьма драматичное. – Произнеся эти слова, Тероро погрузился в зловещее молчание.

– Что же, например, он может сделать? – заинтересовался король.

– Хотя бы уничтожить последние признаки поклонения Тэйну на Бора-Бора. Он может принести в жертву тебя… в наивысший и самый торжественный момент священного собрания.

– Я боялся именно такого заговора, – признался Таматоа. – Если он дождется того времени, когда мы все соберемся в храме, он может неожиданно указать на меня, точно так же, как когда-то указал на нашего отца. – Обеспокоенный Таматоа резко провел рукой над головой брата и уныло добавил: – И это убийство будет считаться освященным, поскольку так предопределил сам Оро.

– Вернее, его верховный жрец, – поправил Тероро.

Таматоа замолчал, словно пытаясь проникнуть в мысли брата, а затем раздраженно бросил:

– И моя смерть останется неотомщенной.

Жалость к самому себе была настолько несвойственна Таматоа, чей боевой дух и мудрое руководство удерживали Бора-Бора от завоевания более крупными соседними племенами, что брат тут же заподозрил: а нет ли здесь какой-нибудь ловушки? Тем не менее, молодой человек убедил себя не делиться с королем пока что своими собственными догадками, а потому просто заметил:

– Каноэ отправится в путь в полдень.

– Будет ли оно готово к восходу? – поинтересовался король.

– Да, но я надеюсь, что тебя на нем не увижу.

– Я решил, что обязательно поеду на это собрание, – спокойно ответил Таматоа.

– Но тебя может постичь зло, – напомнил Тероро.Король поднялся с циновок и печально побрел к выходу из дома, откуда он мог полюбоваться величественными утесами Бора-Бора и залитой солнцем лагуной.

– Я рос в радости, – сказал он. – Я всегда любил гулять в тени этих утесов, когда волны ласково охватывали мои щиколотки. Я видел и другие острова, и могу признать, что бухты Мурей прекрасны. На Таити коралловая лагуна также ласкает взгляд, а длинные песчаные косы Гавайки запоминаются надолго. Но наш остров – это настоящий рай на земле. И если для того, чтобы он находился в гармонии с новыми богами и был любим ими, потребуется принести в жертву именно меня, пусть будет так.

Образы, навеянные подобными воспоминаниями, которые тут же возникли перед мысленным взором Тероро, были посвящены юности обоих братьев, и юноша не выдержал.

– Брат, ты не должен плыть на Гавайки! – в запале выкрикнул он.

– Почему же? – спросил Таматоа, осторожно оглядываясь вокруг и возвращаясь на циновки.

– Потому что, если даже ты отправишься к богам, это не поможет спасти Бора-Бора.

– Почему? – вновь потребовал ответа Таматоа, приблизив лицо к лицу брата.

– Потому что в тот момент, когда на твою голову обрушится дубинка, я убью верховного жреца. Я стану бушевать и не успокоюсь до тех пор, пока не уничтожу весь остров Гавайки. А тогда другие острова расправятся с нами.

– Именно так я и предполагал! – резко вскрикнул король. – И у тебя есть план, как поднять мятеж. О Тероро, это не приведет ни к чему хорошему.Ты не должен ехать на собрание!

– Я все равно буду там, – упрямо пробормотал младший брат.

Король казался удивительно мрачным в утреннем свете, когда он протянул правый указательный палец в сторону Тероро и строго произнес:

– Я запрещаю тебе покидать Бора-Бора.

* * *

В те дни король-воин Таматоа, могущественный и мудрый, был символом абсолютной власти для своего младшего брата. И теперь при виде этого указующего перста Тероро затрепетал. Хотя юноше очень хотелось схватить брата сначала за палец, а потом и за мускулистую руку, чтобы притянуть к себе поближе и вызвать на откровенный разговор, молодой вождь никогда бы не осмелился дотронуться до короля. Он понимал, что король является проводником, через которого боги доставляют ману – духовную освященную энергию небес – на остров Бора-Бора. Поэтому дотронуться до короля или просто пройти по его тени означало, что человек таким образом, отнимал у короля часть его энергии, а поэтому подвергал опасности не только самого властителя, но и все племя.

Однако желание Тероро искренне поговорить с братом было настолько велико, что он распростерся ниц на циновках и подполз к королю на животе, прижав лицо как можно ближе к ногам повелителя, зашептав при этом:

– Давай сядем рядом, брат. Давай поговорим.

И пока в утренней жаре лениво жужжали мухи, братья повели между собой серьезный разговор.

* * *

Это были красивые, сильные мужчины. Разница в возрасте между ними составляла шесть лет, поскольку в этот промежуток времени у них появилась сестра. Каждый из них чувствовал, что у него установилась по отношению к другому особенная связь. Ещё когда братья были мальчиками, им вскрыли вены в торжественный день, и они отпили крови друг у друга. Их отец, который был отдан в жертву Оро, назвал первого сына Таматоа, то есть Воин, а когда родился младший, семья восторжествовала: «Какое счастье! Какая удача! Когда Таматоа вырастет и станет королем, его брат будет служить и помогать ему, как верховный жрец». И мальчика назвали Тероро, то есть Ум. Предполагалось, что Тероро должен был предугадывать грядущие события и уметь находить выход из любой ситуации. Однако пока что младший брат, к сожалению, не оправдывал своего имени.

Таматоа же, когда возмужал, превратился в классического воина-островитянина, сурового и мрачного, с широкой костью и крепкими мускулами. Как и его предки, которые были преданы Бора-Бора, он защищал свой остров от любых заговоров и вторжений чужеземцев. За девять лет его правления шесть раз ему приходилось отбивать атаки могущественных агрессивных соседей с Гавайки. Именно поэтому неожиданное превосходство их божества Оро показалось Таматоа таким отталкивающим. Казалось, что старинный враг вознамерился завоевать Бора-Бора если не силой, то обманом.

С другой стороны, Тероро, так и не оправдавший своего имени, пока что не проявлял никаких признаков того, что ему было уготовано судьбой стать жрецом. Высокий и жилистый, с тонкими чертами лица, он был весьма вспыльчив и импульсивен, но абстрактные идеи доходили до него с опозданием. Однако самым большим его недостатком считалось то, что он никак не мог запомнить ни сложных родословных, ни замысловатых священных заклинаний и песен. Его страстью стало мореплавание. Он мечтал бросить вызов неизведанным морям. Он уже водил свое каноэ до далекого Нуку-Хива, а путешествие до Таити считалось для него детской забавой.

– Я боюсь, что боги пришлют радугу для тебя, – зашептал Таматоа.

– Мы смогли выстоять против них уже столько времени! Выстоим и на этот раз.

– Но раньше у них были каноэ и копья. Теперь они заменили их на планы и заговоры. Я не очень надеюсь на успех.

– Тебе страшно? – в упор спросил Тероро.

– Да, – признался король. – Новые идеи пришли в движение, и я пока что никак не могу понять их. Каким же образом верховному жрецу удалось так успешно справиться с нашими людьми?

– Наверное, это случилось потому, что новые боги всегда привлекают к себе внимание и быстро становятся популярными, – отважился высказать своё предположение Тероро. – Когда люди видят много жертв, они знают, что бог прислушивается к их мольбам. И от этого начинает казаться, что остров обретает большую безопасность.

Король внимательно посмотрел на своего младшего брата и осторожно спросил:

– Возможно ли, что ты тоже примешь их нового бога?

– Нет, такого не произойдет, – решительно произнес Тероро. – Я был рожден и благословен Тэйном. Мой отец погиб, защищая Тэйна, так же, как и его отец. Я никогда не стану поклоняться другому богу.

Король сделал глубокий вдох и продолжал:

– Мои мысли полностью совпадают с твоими. Ноя боюсь, что верховный жрец разделается с нами обоими, Тероро.

– Как же ему это удастся? – дерзко бросил молодой воин.

– Путем обмана, уловок и хитрости.

– Я сам обману его! – в отчаянии воскликнул Тероро. Ударив ребром ладони себя по колену, он негромко добавил: – Я превращу его голову в кокосовую кашу.

– Вот поэтому-то ты и не должен присутствовать на собрании, – заметил Таматоа.

Тероро смиренно встал перед королем, однако в голосе его звучало упрямство.

– Любимый брат мой, именно поэтому я обязательно должен быть там. Затем, пройдясь по циновкам, он пророчески добавил: – Верховному жрецу не удастся расправиться с нами. Если же мы будем побеждены, он погибнет вместе с нами. И тогда наступит конец для всего острова. Брат, я дал клятву нашему отцу в том, что всегда буду защищать и охранять тебя. И я отправляюсь на собрание, чтобы обеспечить твою безопасность. Но я обещаю тебе, что не буду поднимать мятеж, если только они не нападут на тебя.

– Они не тронут меня, Тероро. Они нападут на тебя.

– Тогда им придется действовать со скоростью голодной акулы, рассмеялся Тероро и с этими словами вышел в знойный полдень. А снаружи солнце беспощадно палило в небе и, пробиваясь через листья пальм и хлебных деревьев, бросало на пыльную траву затейливые узорчатые рисунки. Нагие дети шумно играли, беспрестанно бегая то туда, то сюда, а рыбаки втаскивали свои каноэ на берег. Усыпляющая полуденная дымка, сотканная из солнечного света и пыли, нависла над островом, и все вокруг казалось сейчас особенно красивым.

Каким мирным и безмятежным был этот миг, когда солнце застыло в небе, и тени исчезли! Лениво жужжали сонные мухи, дремали в тени пожилые женщины.

Тероро неспешно продвигался по жаре к тому самому месту, где располагалось сейчас церемониальное каноэ острова Бора-Бора. Дойдя до него, он громко выкрикнул: "В воду! В воду!".

По его сигналу из разных хижин стали появляться мужчины, на ходу стряхивая с себя сон, облачаясь в одежду из тапы, а кое-кто при этом доедал последние кусочки кокосовых орехов.

– Ступайте за жрецами. Необходимо освятить наше каноэ, – велел Тероро, и скоро к лодке явились четверо святых людей. Лица их светились от удовольствия, ибо нельзя было найти на острове более приятного занятия, чем возвращать церемониальное каноэ в его родную стихию. Тут же были убраны пальмовые ветви, закрывавшие часть навеса, которая выходила к морю, и огромное двухкорпусное судно было аккуратно подведено к самой кромке воды. Затем за дело взялся старец-жрец по имени Тупуна. Голову его украшала целая копна белоснежных волос, а длинная борода была разделена специальными заколками надвое. Смотря в сторону лагуны и бескрайнего океана, открывавшегося за ней, он нараспев произнес:

 
О Таароа, владыка темного моря,
О Таароа, бог бури и штиля,
О Таароа, оберегающий людей от опасных рифов,
О Таароа! Прими «Ждущего Западного Ветра» на грудь свою,
И отнеси его на Гавайки, и к Мурее, и к земле Нуку-Хива,
Пронеси его по спокойному сверкающему морю,
По черной блестящей дороге Тэйна,
По пути Паука,
По начертанному тобой пути, Таароа.
О владыка темного моря,
Ты прими, как дар, эту лодку.
 

Наступила тишина, и в душевном порыве Тероро убрал последнюю опору, которая удерживала каноэ на суше. Лодка медленно коснулась воды, её высокая корма в несколько ярусов стала понемногу погружаться в ласковые волны. Постепенно все судно оказалось «на груди Таароа», которая и являлась его родным домом.

Молодые вожди, которым предстояло выполнять роль гребцов в эту ночь, заняли места на обоих корпусах каноэ, устанавливая скользящие сиденья, двигавшиеся в специально вырезанных пазах. Тероро, схватив свое собственное, украшенное изображениями богов, весло и свесив ноги в зеленую воду, мощным толчком отправил каноэ в лагуну.

– Поднять парус! – распорядился он. – Проверим, насколько силен ветер.

Полуденный бриз, дувший с нагретых утесов, наполнил полотнище, и огромная двухкорпусная лодка пришла в движение. Гребцы навалились на весла, и "Ждущий Западного Ветра", ускоряя ход, стрелой понесся по волнам.

Подобно стремительному альбатросу, он, разрезая воду, летел вперед. Каноэ двигалось, словно подхваченный ветром лист хлебного дерева, как молодая женщина, спешащая на встречу с любимым. Казалось, сам Таароа решил проверить бег своих валов. Лодка, уподобившись душе погибшего в сражении воина, отправившейся в путешествие к бесконечным чертогам Тэйна, парила над волнами. Сверкая, как драгоценность, каковой она, в сущности, и являлась, самая быстрая и прекрасная лодка из всех известных к тому времени бороздила морской простор. Огромное, массивное судно в семьдесят девять футов длиной на короткой дистанции могло выдерживать скорость до тридцати узлов и несколько дней двигаться на десяти. С высокой, двадцатидвухфутовой многоярусной кормой, с крепким просторным настилом между корпусами, "Ждущий Западного Ветра" мог с легкостью нести сорок гребцов, сорок статуй богов, запасы пандануса, еды, воды и свиней, надежно укрытых в его чреве.

Название каноэ получило по совету его строителей: "Западный ветер дует стремительно и ровно из самого сердца урагана". На северный ветер полагаться нельзя. Восточный, что дует постоянно, не представляет никакой ценности. А от северного, кроме коротких злых штормов, ожидать нечего. Слишком уж они скоротечны, и трудно надеяться, что, в отличие от тех, что несет западный ветер, они смогут долгие недели нести каноэ к самым далеким берегам земли. Жди западного ветра! Только он дует из сердца урагана. Именно этот ветер достоин столь великолепного судна.

В этот день, однако, дул самый обыкновенный восточный ветер. Некоторые из опытных мореходов могли счесть его за легкий бриз, а для людей с Бора-Бора, всегда мечтавших о мощном западном ветре, который мог бы донести их до далекого Нуку-Хива, сегодняшний ветерок был вообще ничем. Правда, ощущался в нем намек на приглашение к морскому путешествию, и Тероро, охваченный внезапным порывом, закричал:

– В проход между рифами!

Скорость "Ждущего" уже достигла пятнадцати узлов. Более осторожный рулевой предпочел бы подойти к узкому и опасному проходу в рифах более медленно. Однако в этот яркий солнечный день Тероро, не сбавляя хода, повел свое драгоценное судно туда, где лишь узкая щель отделяла спокойные зеленые воды лагуны от грохочущего простора океана.

Каноэ, напрягшись, казалось, с нетерпением предвкушало схватку со стремящимися наперерез огромными волнами. Поймав встречный поток и чуть погрузившись в него, лодка мощным единым броском преодолела проход между рифами. На какой-то момент перед глазами команды мелькнули жестокие коралловые выступы, словно когти, собравшиеся схватить отважное судно. Однако об этой опасности вскоре позабыли, так как "Ждущий" уже вырвался навстречу высоким, как башни, волнам.

Под победный певучий крик паруса каноэ, словно нетерпеливый молодой вождь, энергично, с силой врезалось в водяные валы, чуть зарылось носом, но тут же взлетело на гребень и устремилось в пронизанную ветрами, волнующуюся обитель Таароа.

– Вот это каноэ! – не в силах сдержать восторга, воскликнул Тероро, обдаваемый брызгами, стекавшими по его черным волосам и загорелому лицу.

Зараженные возбуждением вождя, тридцать гребцов наслаждались последними мгновениями свободы, которыми одарил их Тероро. Каждый из них понимал, что с наступлением темноты им предстоит отправиться в совсем иное путешествие: безрадостное, преисполненное тревожного ожидания и пропитанное страхом смерти, нависшей над людьми. Перед их мысленным взором уже возникал залитый жертвенной кровью алтарь, и им уже мерещились страшные дубинки. Но хуже всего было осознание того, что завтра на рассвете, когда "Ждущий" пристанет к берегам Гавайки, один из команды будет потерян навсегда.

Итак, в свете яркого дня, сквозь шипящие полосы пены, сопровождаемые криками морских птиц, гребцы наслаждались мимолетной радостью, искусно управляя своим быстрым каноэ, считавшимся среди знатоков самым лучшим на всех островах. Судно, казалось, отвечало любым желаниям людей, чутко реагируя на малейшие движения весел, особенно сейчас, когда "Ждущий" бороздил свободный и радостный океан. Развернувшись и снова определив направление на проход в рифах, каноэ с тем же изяществом и стремительностью, скользнуло обратно в лагуну и вскоре пристало к берегу. Сколько же мастерства потребовалось островитянам, чтобы выстроить такое прекрасное судно и столь виртуозно управлять им! Каким надежным и послушным их воле было оно!

* * *

С наступлением ночи облик «Ждущего» изменился. Верхняя часть кормы была украшена гирляндами цветов и флагами из желтой тапы. Настил платформы, связывающий оба корпуса, выложили полированными дощечками. В носовой части установили крытое травой святилище Оро, и сейчас туда, сохраняя мрачное и торжественное молчание, двигалась группа жрецов, облаченных в ритуальные одежды.

Верховный жрец, одетый, как всегда, в белый наряд, отороченный по нижнему краю акульими зубами, с маленькой шапочкой из красных перьев на голове, возглавлял процессию. Когда он остановился, все островитяне, от короля до последнего раба, пали ниц, спрятав лица в ладонях. Ибо то, что вскоре должно было произойти, считалось запретным даже для взора короля. Сейчас в специально устроенное на каноэ временное святилище следовало поместить статуэтку Оро, сплетенную из волокон, украшенную разноцветными перьями, со вставленными в голову ракушками, заменявшими божеству глаза, чтобы доставить его на Гавайки. Верховный жрец извлек из широких складок своего одеяния сверток из листьев дерева ти, надежно скрывающий фигуру бога от глаз посторонних, и, держа её высоко над головой, начал устрашающим голосом читать молитву, а затем опустился на колени и положил фигурку в травяную хижину, выполняющую сейчас роль храма. После этого верховный жрец сделал шаг назад и, ударив о каноэ своим жезлом, возгласил:

– О "Ждущий Западного Ветра"! Доставь своего бога на Гавайки в целости и сохранности!

Собравшиеся на каноэ понемногу начали вставать, и гребцы заняли свои места. Сразу после этого на полированный настил лодки ступили провидцы и толкователи знамений, мудрецы, одетые в балахоны из темно-коричневой тапы и маленькие шапочки, украшенные вшитыми по краю собачьими клыками. Некоторые из них несли с собой тыквы, при помощи которых можно было предсказывать всевозможные явления, другие в это же время внимательно изучали небеса, стараясь отыскать приметы, свидетельствующие о благополучном исходе путешествия. Однако никто из них пока что не торопился делиться с остальными своими наблюдениями.

Тероро, в желтой одежде и боевом шлеме с длинными перьями и акульими зубами, занял свое место на носу лодки, а король, в драгоценном золотистом наряде, закрывавшем щиколотки, расположился в центре каноэ. На судне воцарилась тишина, и в этот миг верховный жрец объявил о том, что он готов к ритуалу жертвоприношения.

Слуги Оро вышли вперед, держа в руках пальмовые листья, которые они выложили в определенном порядке у задней части травяного храма. На листьях вскоре появились необычные дары: огромная рыбина, выловленная в лагуне Бора-Бора, крупная акула, добытая в море, морская черепаха, привезенная с далекого острова, и свинья, которой с момента её рождения было суждено быть принесенной в жертву великому Оро. Однако эти четыре убитых существа не были сложены рядом друг с другом. Между ними оставались свободные места шириной примерно в восемнадцать дюймов, которые были выстланы двойным слоем пальмовых листьев.

Сейчас наступил тот самый момент, когда жрецы вывели восемь человек, которых должны были принести в жертву Оро, и люди Бора-Бора, затаив дыхание, в страхе наблюдали за тем, как их соплеменники готовятся проститься с жизнью. Они увидели рулевого, который тайно молился Тэйну. Перед их взором появился и неосторожный мужчина, позволивший себе задремать в храме. Были здесь и нерасторопный дозорный, и любивший поспать молодой сановник. С болью в сердце провожали их взглядом жители острова. Далее следовали четверо рабов: существа, лишенные всех прав. Им было запрещено подавать голос, до них не разрешалось дотрагиваться, и даже при жизни они воспринимались остальными как грязные и недостойные существа, почти трупы.

Как только предполагаемые жертвы вышли вперед, жена одного из присутствовавших на лодке рабов (если, конечно, женщину раба можно было назвать таким словом) неожиданно издала пронзительный крик. Она принялась причитать, и её вопли выражали сильнейшие душевные муки.

Этот поступок считался из ряда вон выходящим нарушением всех традиций острова, особенно если учесть её положение рабыни, и поэтому все, стоявшие на лодке в тот момент, невольно замерли, понимая, что это внезапное проявление чувств не предвещает ничего хорошего.

"Теперь наш остров будет считаться оскверненным, – тут же пронеслось в голове Тероро. – Наверняка после такого события они решатся принести в жертву короля, чтобы как-то успокоить своего бога".

"Ну, а сейчас верховный жрец обязательно возмутится, – подумал Таматоа. – Итак, мой бедный брат обречен".

А у всех тридцати гребцов промелькнула одна и та же мысль: "Скорее всего, завтра двое из нас будут принесены в жертву Оро".

Сам же верховный жрец не успел подумать ни о чем. Он был настолько поражен таким отвратительным нарушением табу, что только непроизвольно указал жезлом на несчастную женщину. Тут же к ней подскочили четверо жрецов и, схватив провинившуюся, сунули её головой в зеленую воду лагуны. Однако, с демонической силой, неизвестно откуда появившейся у рабыни, та с необычайной легкостью отшвырнула от себя жрецов и, страшно завывая, пророчески провозгласила:

– О горе тебе, горе! О Бора-Бора!

Один из жрецов изловчился и швырнул камень прямо в лицо рабыне. Она пошатнулась, двое других слуг храма тут же навалились на обреченную и на этот раз надежно держали её голову под водой до тех пор, пока женщина не затихла. Однако такая развязка не полностью компенсировала нарушение табу, и поэтому верховный жрец грозно вопросил:

– Чья это женщина?

Кто-то поспешно указал на одного из рабов, и, заметив это, верховный жрец подал знак своим слугам легким кивком головы.