Текст книги "Глубокая зона"

Автор книги: Джеймс Тейбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Часть II
Пещера света

10

Они переночевали в гостевых номерах на авиабазе Эндрюс. На следующее утро после душа и завтрака их перебросили на военный аэродром в Рейносе, штат Техас [21]21
  Ошибка автора. Приграничный город Рейноса находится в Мексике, на правом берегу реки Рио-Гранде, напротив города Мак-Аллен, штат Техас, США.


[Закрыть], где предоставили все необходимое для спуска в пещеру: акваланги, готовые к употреблению индивидуальные наборы питания (ИНП), запасные фонари, гидрокостюмы – самое лучшее из того, что могут предложить перспективные разработки и что можно купить на государственные деньги.

В восемь вечера в полной темноте реактивный конвертоплан «Оспри» перебросил команду на юг. Безлунной ночью (чистой воды везение, как заметил Боуман) они высадились на просеке в миле от входа в Куэва-де-Луз.

Боуман отвел их к границе леса. Конвертоплан взлетел, издавая шума не больше, чем работающий вхолостую двигатель автобуса, и без единого огня за десять секунд исчез в черном небе, оставив группу в высокогорной глуши на юге Мексики. Ближайшее поселение – деревня куикатеков – лежало в двадцати милях.

Каждый нес за спиной тяжелый рюкзак. Вооружен был только Боуман – «ЗИГ-Зауэр» в набедренной кобуре, массивный дайверский нож в ножнах, закрепленных на внутренней стороне левой голени, и странная, футуристического вида винтовка с укороченным стволом и барабанным магазином, как у пистолета-пулемета Томпсона, облегченным трубчатым прикладом и пистолетной рукояткой. Во время полета Халли спросила, винтовка это или пулемет.

– Ни то ни другое, – ответил Боуман. – Здесь используются десятимиллиметровые СН-снаряды.

– Что такое СН?

– Самонаводящиеся. Наводишь лазер на объект, стреляешь, снаряд находит цель. Пули разрывные, типа ОВОТ – один выстрел, один труп. Как маленькие гранаты. – Он внимательно посмотрел на Халли. – Любите оружие?

– Мой отец – офицер. А я выросла на ферме. Попадаю в летящую птицу. Не отказалась бы пострелять из этой штуки.

Он попытался скрыть улыбку.

– Может, когда-нибудь и представится случай.

Сейчас у границы леса Боуман поправил огромный рюкзак и шепотом сказал:

– Итак, внимание! Я изучил эту местность по спутниковым снимкам, у меня на дисплее ПНВ [22]22
  ПНВ– прибор ночного видения.


[Закрыть]есть путевые точки GPS до входа в пещеру. Поэтому я веду. Остальные следуют в том порядке, как договаривались. Главное – соблюдать тишину. Мексиканская армия патрулирует днем, ночью верховодят наркодельцы. Как среагируют индейцы – только богу известно. Ни единого звука, слова, кашля! Нам это может стоить жизни. За мной!

Вверх от северо-восточной точки просеки вела тропинка. Боуман шел впереди, за ним Аргуэльо, Халли, Канер и Хейт. Через четверть мили тропинка исчезла, и теперь даже с приборами ночного видения идти стало трудно. На высоте четырех тысяч футов в тропическом горном лесу высокая температура и влажность вкупе с обильными ежегодными осадками благоприятствуют росту огромных дубов и сосен, которые высятся гигантскими колоннами над лесной подстилкой, заросшей невероятных размеров папоротниками. Но самое неприятное – обжигающий кустарник книдосколус аконитолистный.Местные называют его mala mujer,«злая женщина» – с прекрасными листьями в виде зеленых сердец, усыпанных белыми точками. Его ядовитые волоски и острые, как иглы, колючки ранят посерьезнее «португальских корабликов» [23]23
  Португальский кораблик(Physalia physalis) – вид колониальных гидроидных из отряда сифонофор.


[Закрыть]. Ожоги могут вызвать паралич, а в некоторых случаях даже привести к смерти. Если бы не спецкомбинезоны из уплотненного нейлона, вряд ли удалось бы проделать путь до пещеры.

Халли думала, что Боуман возьмет стремительный темп, но ошиблась. Продвигались они, можно сказать, не спеша. Несмотря на груз почти в сорок фунтов, она легко могла бы общаться с остальными. В отличие от запыхавшегося Аргуэльо. Какими бы замечательными ни были приборы ночного видения, отличить гладкий оголенный корень от, скажем, вышедшей на охоту ямкоголовой гадюки в них невозможно, поэтому каждый шаг требовал внимания. К тому же нужно не напороться лицом на mala mujer. Однако самые опасные задачи ждали впереди. В Куэва-де-Луз Халли предстояло занять место ведущего.

Разумеется, ее тревожили мысли о суперпещере, но больше она боялась за людей. Если Лэйтроп прав, все, кроме Аргуэльо, провели достаточно времени на глубине, чтобы как следует отработать навыки. Поэтому Халли переживала вовсе не о том, насколько они опытны. Глубина и темнота угнетают разум; у нее на глазах за несколько суток сильные мужчины отнюдь не робкого десятка превращались в дрожащие от страха развалины…

Она налетела на внезапно остановившегося Аргуэльо. Послышалась чья-то речь – непонятные слова, голос, похожий на шорох ветвей на ветру.

Впереди в зеленом свете ПНВ Халли разглядела фигуру человека, перегородившего им дорогу. Рядом – собака с красными, как огонь, глазами. Человек весьма пожилой, среднего роста, с испещренным морщинами лицом, в свободно болтающейся на тощем теле рубахе и брюках. Сандалии, судя по всему, из автомобильных покрышек. С левого боку – мачете в кожаных ножнах, привязанных потрепанной веревкой к поясу. На левом плече – поношенный кожаный мешок.

Старик вновь что-то сказал.

Боуман посмотрел на Аргуэльо и слегка повернулся – так, чтобы незнакомцу не было видно его правый бок. Правая рука великана непринужденно и как бы случайно повисла на уровне «ЗИГ-Зауэра».

Аргуэльо на секунду задумался.

– Простите. Очень старый диалект. Он спросил: мы здесь, чтобы бороться с наркоторговцами?

– Скажите, нет.

Аргуэльо перевел, и старик заговорил снова.

– Говорит, жаль. Спрашивает: мы пришли убивать федералов?

– Скажите, что и не за этим.

Аргуэльо перевел, и старик ответил, уставившись на Халли.

– Говорит, тоже жаль. Говорит, длинная – то есть высокая – женщина очень красивая. Даже в смешных очках.

Халли удивилась, как он ее вообще разглядел.

– Спросите, есть ли поблизости нарки или федералы.

– Говорит, они повсюду. Называет их… нецензурным словом. Связано с выделительной функцией организма.

– Нарков или федералов?

– По-моему, и тех и других.

– Спросите, как он без фонаря ходит безлунной ночью по зарослям mala mujer.

Старик выслушал, усмехнулся, ответил. Аргуэльо перевел:

– Говорит, если знаешь дорогу, темноты не существует. А с mala mujerон подружился давно.

– Подружился? Спросите… а впрочем, не надо.

Затем старик говорил долго, и Аргуэльо перевел:

– Он говорит, ему жаль, что мы пришли не для того, чтобы бороться с федералами. Они глупые и бестолковые, постоянно пьют, убили в перестрелке его жену. Нарки тоже пьяницы и – хуже того – помешаны на «колесах». Они забрали двух его дочерей и сожгли дом. Теперь он живет в лесу и убивает тех, кто шарахается за пределами своего лагеря.

– Что происходит? – раздался сзади шепот Канера. – Почему стоим?

Старик заговорил вновь, Аргуэльо перевел Боуману:

– Говорит, Чи Кон Ги-Хао ждет нас.

Откуда он знает, куда мы идем,удивилась Халли.

– Выясните, почему он подошел к нам. Почему не испугался. – Боуман смотрел на старика, не на Аргуэльо.

Обменявшись репликами, Аргуэльо ответил:

– Он курандеро. Шаман. Говорит, от вас идет добрый свет. Не такой, как от нарков и федералов. От них свет как нечистоты.

Старик продолжал говорить – видимо, объяснял что-то Аргуэльо.

– Он проводил бы нас, но не может, пока не выгонит… э-э… «грязный свет» – так он их называет.

Старик произнес что-то еще.

– Говорит, пещера – это другой мир, – передал Аргуэльо. – Мир, где… как бы это объяснить… есть то, что мы называем раем и адом. Многие, войдя в пещеру, больше не возвращаются. Те, кому удалось вернуться, становятся другими.

– В каком смысле? – спросил Боуман.

Аргуэльо перевел вопрос старику и ответил:

– Этого не узнать.

У Халли по рукам побежали мурашки. Старик говорил правду. Во время прошлой экспедиции на ее глазах произошло именно то, что описывал курандеро. Один из гидрогеологов, заядлый курильщик, простудился, когда они только проникли в пещеру. Болезнь развивалась с потрясающей скоростью, перешла в пневмонию обоих легких еще до того, как они успели добраться до цели маршрута. Если бы он не исчез, то, скорее всего, все равно не выбрался бы на поверхность. Второй флиртовал с ней, пока они шли в глубь Мексики. Сначала немного – ничего обидного. Но чем дальше, тем сильнее проявлялась похоть, тем настойчивее становились заигрывания. К концу похода она спала, зажав в руке охотничий нож. Тот мужчина тоже пропал.

Боуман посмотрел на команду.

– Все, выдвигаемся!

Он вновь повернулся лицом к тропинке и замер.

Старик и собака исчезли. Беззвучно.

– Видели, куда он ушел? – Боуман настороженно крутил головой. – Хоть кто-нибудь?

Все молчали.

– Идем. Чем быстрее мы попадем в пещеру, тем меньше опасностей.

Я бы не стала на это рассчитывать,подумала Халли.

11

– Вам следует надеть пожарный костюм, док, – заявил молодой чернокожий сержант.

Ленора Стилвелл оторвала взгляд от планшета. Сержант по фамилии Диллон. МаршеллДиллон.

– Это презерватив, а не костюм. Не могу я в нем работать. – Стилвелл подмигнула, и на лице сержанта появилась страдальческая улыбка. – Ничего не услышишь, не скажешь, не пощупаешь. Черт, да в нем и ходить-то толком не походишь! Не говоря уж о том, чтобы в туалет… – Она помотала головой. – Ну, и что это за врач?

Полевой госпиталь Терока подвергли полному карантину, отрезав от остального поста боевого охранения. От всего мира. Как только подтвердили присутствие АКБ, явились специалисты по ЗОМП – защите от оружия массового поражения, – изолировали госпиталь, установив шлюзовой отсек для входа и выхода, и раздали пневмокостюмы 4-го уровня биологической защиты. «Пожарный костюм», как назвал его Диллон – модель «Кемтурион» 3530 небесно-голубого цвета, изготовленная из специального полимера, – весил десять фунтов. Еще десять фунтов веса добавляла ранцевая индивидуальная система обеспечения жизнедеятельности (ИСОЖ). Застегнутый на все молнии и фиксаторы, УБЗ-4 ощущался на теле жестче водолазного скафандра. Любое движение требовало дополнительных усилий, пластик постоянно трещал и скрипел. К тому же за восьмичасовую смену с по́том могло уйти фунта два весу, хоть внутри и работал крошечный вентилятор.

Воздух из ранца ИСОЖ или внешнего источника создавал во внутреннем пространстве избыточное давление – чтобы внутрь, даже если треснет пластмасса, не проникли патогенные организмы. Объединенный с костюмом шлем в форме ведра из более толстого материала, достаточно прозрачного, легко покрывался царапинами и через несколько недель был похож на лобовое стекло с паутиной трещин. После истирания противозапотевающего слоя – что обычно занимало не дольше месяца – видимость становилась еще хуже. Рукава костюмов заканчивались защитными перчатками, которые давали пальцам едва ли большую подвижность, чем варежки. Поскольку костюм в надутом состоянии удваивал объем своего обладателя и добавлял фут росту, то требовалось постоянно рассчитывать движения, чтобы часом не налететь на оборудование, других людей и не перевернуть контейнеры с болезнетворными организмами, одна тысячная унции которых могла уничтожить все население планеты.

Костюмы УБЗ-4 «Кемтурион» разработали для защиты лаборантов от чудовищ невидимого мира – заирского штамма Эбола, вируса суперчумы, чумной пневмонии и многих других, в том числе АКБ, – и они хорошо справлялись со своей задачей. Однако на перегруженного работой врача в зоне боевых действий они не были рассчитаны, и Стилвелл с самого начала отказалась экипироваться. Старше ее по званию в Тероке никого не было, и никто не мог ей приказать облачиться в это неуклюжее снаряжение. Что ее вполне устраивало.

– Вы же не хотите подцепить эту дрянь, док. Удивительно, как вы еще не заразились.

Диллону было двадцать три. Тощий, бритый наголо. На пальце обручальное кольцо. Дома, в Атланте – Стилвелл знала – его ждали двое ребятишек. В восемнадцать лет он поступил на службу, армию любил, собирался делать карьеру.

– Ну, иммунитет у врачей – будь здоров. Какой только заразы я не перевидала за годы работы. Меня, наверное, ничто не возьмет.

– Молюсь за вас, док, – выдохнул Диллон и скорчился от боли – Стилвелл сняла повязку с одной из кровавых, гноящихся ран на его животе.

Инфекция прогрессировала не так быстро, как у Уаймана, Вашингтона и других – к счастью, внутривенные инъекции колистина замедляли ее развитие. Однако постепенно она брала верх над лекарством, несмотря на растущие дозировки.

– Извините, – сказала Стилвелл. – Знаете, о чем я хотела спросить, сержант? Вы когда-нибудь слышали о сериале «Дымок из ствола»? [24]24
  Gunsmoke– радио– и телесериал жанра вестерн, популярный в 1950–70-х годах. Главный герой – защитник правопорядка Маршал Мэтт Диллон.


[Закрыть]

– Разве что сто миллионов раз, мэм. – В голосе Диллона прозвучала боль, но уже другого свойства.

– И вам знаком Маршал Диллон? Его играл Джеймс Арнесс.

– Еще бы, мэм. В наших местах носить имя копа… Лучше уж быть парнем по имени Сью.

– Если не возражаете, спрошу: зачем вашей матери понадобилось вас так назвать?

– Это не она, мэм. Это моя тетка.

– Да? И как же случилось, что имя выбирала она? – Стилвелл продолжала осматривать больного. Отвлекай его разговорами.

– Мать ушла, как только выписалась из роддома. Никогда ее не видел. Меня воспитывали тетя с дядей.

– Думаю, вам еще повезло…

– Как это, мэм?

– Вас могли назвать Фестусом.

Он посмотрел непонимающим взглядом.

– Это другой персонаж в том сериале.

– Ну да, – кивнул Диллон, скривившись. – Так было бы хуже. Звучит как название болезни.

Он слегка улыбнулся, но тут же нахмурил брови.

– Мэм, как моя болячка?

Она никогда не лгала пациентам.

– Прогрессирует. Хотя с антибиотиком гораздо медленнее.

– Значит, лекарство помогает?

– Похоже, да.

– Хорошо, а то эта паску… э-э… разворотила мне желудок. Во мне вода не держится.

– Введем внутривенно другое лекарство, чтобы предотвратить обезвоживание. При необходимости и кормить вас будем таким же образом.

– Док… вы уже говорили с моей женой?

– Пока нет, сержант. Батальон изолирован. Связи нет. Я и со своими-то не разговаривала пять дней.

– Не хотят пугать людей, да? Это понятно. Но, док, если вы все-таки будете с ней говорить…

– То что?

Ей не сосчитать, во скольких перестрелках участвовал Диллон, и не представить, сколько ужасов он видел. Один из лучших военнослужащих, хладнокровный, знающий свое дело стрелок, при этом бережно относящийся к людям. Редкое сочетание. Сейчас его глаза наполнились слезами.

– Док… послушайте. Давайте без дураков. Вряд ли мне удастся выкарабкаться. Я в курсе про Уаймана, Энджела и остальных. Вы, конечно, умеете скрывать… но не настолько хорошо. Прошу, не рассказывайте, как я плох, мэм. Ей и так не сладко приходится с детьми. Кто знает, вдруг случится чудо и я поправлюсь.

Она опустила глаза – между локтем и запястьем ран нет – и крепко сжала его руку.

– Теперь послушайте вы, Маршелл Диллон. Я вовсе не думаю, что вы умрете. И чтобы впредь я этого не слышала. Ясно? – Слова прозвучали сурово, как приказ, однако взгляд оставался добрым.

Он улыбнулся в ответ, на глазах все еще блестели слезы.

– Вас понял, мэм.

Стилвелл закончила осмотр восьмерых больных в палате А и направилась в Б – там лежали еще четверо. В коридоре между двумя палатами к ней подошла медсестра в пневмокостюме. Стилвелл положила ладонь на закрытую пластиком руку.

– Памела.

– Да, мэм.

– Какой сегодня день?

– Вторник, мэм. Уже вечер.

– Спасибо. Совсем потеряла счет времени.

– Гм… Мэм, можно пару слов?

Стилвелл улыбнулась:

– Всегда пожалуйста, Памела.

– Спасибо, мэм. В общем, мы о вас беспокоимся.

– Обо мне?

– Да, мэм. И не только потому, что вы не носите костюм. Вы ничуть о себе не заботитесь.

Сквозь помутневшую маску на Стилвелл смотрели встревоженные глаза молоденькой медсестры.

– У вас нет времени ни на еду, ни на сон. Мы беспокоимся.

– Не будь вы в костюме, я бы вас обняла. Я искренне ценю вашу заботу, Пэм. Знаете, в былые времена, в интернатуре, меня называли «суперврачом». Я могла переделать работы больше, чем два врача-мужчины.

Во взгляде Памелы читалось сомнение, однако тревога слегка отступила.

– Верно говорят, что вы занимались марафонским бегом, мэм?

– Да. Мне ни разу не удалось прийти быстрее чем за три часа, но если уж я бежала, то до конца. С рождения упрямая, как осел. – Она посерьезнела. – Хорошо, буду осторожнее. Если я свалюсь, какая от меня польза? Но если вдруг заметите, что я где-нибудь напортачила, так мне и скажите. Ясно?

– Да, мэм. Ясно.

Стилвелл похлопала ее по плечу и велела заниматься работой. Так куда же я шла? Что собиралась делать?

– Майор… Мэм, простите, вам звонят.

Рядом возник Майкл Демрок, медбрат, молодой специалист из Балтимора, очень худенький, со светлыми шелковистыми волосами. Не самый смышленый из ее помощников, но, несомненно, с самым добрым сердцем.

– Спасибо. Перезвоню позже. Сейчас некогда…

– Какой-то полковник, мэм.

– Штабная крыса? Что ему нужно?

Стилвелл почувствовала, как растет раздражение. Ее никогда особо не заботили штабные крысы, обитатели ПОБ, передовых оперативных баз, которые никакого отношения к передовой не имели – наоборот, забирались от нее как можно дальше. Она недолюбливала их за сшитую на заказ форму, за магазины и закусочные, кофейни и бары – всего этого на ПОБ было в достатке. Штабные крысы обычно являлись за какой-нибудь недостающей бумагой. Или чтобы отчитать врача за то, что тот непозволительно много времени тратит на больных.

– Вроде как да, мэм.

– Как его фамилия?

– Э-э… Мусор, мэм.

– Мусор? Полковник Мусор?

– Нет, постойте… Мосур – вроде так. В этих костюмах плохо слышно.

– Он сообщил, что хотел?

– Да, мэм.

Ленора ждала. Через какое-то время до нее дошло, что Демрок тоже ждет. Спокойно, майор. Он лишь уступает старшему по званию.

– Так что же все-таки он хотел?

– Вас, мэм. Сказал, ему нужно поговорить с вами.

Опять двадцать пять.

– Точно. Вы уже говорили. Спасибо.

– Не за что, майор.

В кабинете размером с чулан она села за рабочий стол и взяла трубку:

– Майор Стилвелл.

– Это полковник Мосур, майор. Долго же за вами ходят. Уже десять минут прошло, как я известил, что мне нужно поговорить.

Крыса из крыс! Желает извинений за то, что его заставили ждать.Крыс легко определить по внешнему виду – у них слишком чистая форма, слишком много жира, слишком белая кожа. По голосу вычислить не намного труднее: они не используют площадную ругань, не глотают окончания, выдают выражения вроде «я известил», разговаривают жеманно. Ленора Стилвелл их не переваривала.

– Чем могу быть полезна, полковник?

Секунды тянулись одна за другой. Он удивлен. Ждет извинений. Стилвелл молчала, глядя на часы. Во вторую палату уже опоздала. Она нужна тем четверым солдатам. Конечно, медицина – это лекарства, и скальпели, и рентген, но исцелит только сердце; она давно это поняла.

Наконец он откашлялся.

– Я офицер связи батальона ЗОМП. По распоряжению полка в скором времени буду в Тероке с проверкой. Звоню уведомить о расчетном времени своего прибытия.

– О расчетном времени прибытия? Ясно. И когда же, сэр?

– Послезавтра, восемь тридцать.

Послезавтра. Отлично. Замечательно. В ближайший час ее ждала сотня дел, а значит – до послезавтра еще целая вечность.

– Хорошо, полковник. Спасибо, что предупредили.

Штабная крыса заговорила снова, на этот раз голос звучал по-другому:

– Майор, вы можете сообщить об условиях в Тероке?

– Об условиях, сэр?

Что еще за условия? Погода? Четырехзвездочная гостиница?

Он вновь кашлянул:

– Да. – Пауза. – Как я понимаю, патоген смертельно опасен?

Напуган.Слышно по голосу. Просто скажи ему правду.

– Самая жуткая вещь, которую мне приходилось наблюдать, полковник. Вы слышали о заирском штамме Эбола?

– Конечно.

– Этот еще заразнее. Инкубационный период короче, процент смертности выше.

– Боже.

– Полковник, вы уверены, что приезжать необходимо? Здесь все под контролем.

– Приказ, майор.

Мосур произнес эти слова несчастным тоном, как провинившийся ребенок. Интересно, за что его отправляют в места с однозвездочными гостиницами?

– Значит… вы рекомендуете полную биозащиту четвертого уровня?

Ленора рассмеялась, но быстро осеклась. Зачем обижать человека?

– Необязательно, если будете за пределами госпиталя, сэр. В противном случае – однозначно.

Слишком поздно. Голос звучал оскорбленно:

– Ладно. Благодарю вас , майор. Скоро увидимся.

– Я буду на месте, сэр.

– Конечно, будете.

Он отключился.

Стилвелл положила трубку, потерла руками лицо, пытаясь отбросить усталость, тяжесть в глазах, мышцах, голове. В ящике стола обнаружился «Баттерфингер» в мятой желтой обертке. Пролежал там сутки, а может, и больше. Ленора быстро съела батончик и запила чашкой мутной жижи, которая здесь заменяла кофе.

– Пора, майор, – сказала она себе и отправилась в палату Б.

Больше раненых не привозили. И, разумеется, никого не выписывали, разве что при строжайшем соблюдении условий четвертого уровня биологической безопасности. Несколько инфицированных солдат успели отправить на родину прежде, чем поняли, что происходит, однако предаваться раздумьям было не время. Дело сделано. Четверо из второй палаты – последние, поступившие в госпиталь до подтверждения АКБ. Два специалиста четвертого ранга, Лигети и Мэйуэзер, капрал Дансерре и сержант Бигхок. Все изначально с ранениями – к счастью, огнестрельными, не от взрыва, – и все впоследствии заразились АКБ. Обход всегда начинался с самого тяжелого пациента. В этой палате – с сержанта Дэйна Бигхока, двадцатичетырехлетнего чистокровного индейца сиу из Небраски. Первую пулю из «АК» он получил в правый квадрицепс, вторая попала в нижнюю правую часть брюшной полости между пупком и тазобедренным суставом. Обе прошли насквозь. Ранение в бедро не представляло опасности, в отличие от брюшного, которое вполне могло оказаться тяжелым: пуля проделала отверстие в прямой кишке размером с десятицентовую монету, и поступление каловых масс неизбежно привело бы к перитониту.

Но Бигхоку повезло – если так можно сказать о человеке, в двух местах прошитом из автомата Калашникова. Товарищ по отделению заткнул ему раны тампонами – так же, как Де Энджело – отцу Уйману. Неизвестно, кого из бойцов первого осенила мысль использовать таким образом женские тампоны, однако их размер и форма как нельзя лучше подходили для перевязки пулевых ран в условиях боя, и теперь каждый солдат носил при себе несколько штук. Стилвелл объяснила Бигхоку, что тампон остановил опасное кровотечение и закупорил разрыв в толстой кишке. Тот на мгновение задумался.

– Значит, фарш остался в сардельке.

Она рассмеялась.

– Ненаучное, но весьма меткое замечание, сержант.

Это была хорошая новость. Плохая же состояла в том, что через сутки после поступления у Бигхока проявились первые симптомы заражения АКБ: подскочила температура, упало давление, появились жгучая боль в горле и ломота в теле. Еще через шесть часов возникли первые очаги поражения, а сейчас, днем позже, кровоточащие багровые пятна уже распространялись по всему телу. Колистин замедлял стремительное действие АКБ, но не останавливал.

Стилвелл бесшумно подошла к кровати Бигхока. Слава богу, он спал – все еще действовала внутривенная инъекция кетамина. Она посмотрела, послушала, измерила частоту дыхания, пульс – пока полный и ритмичный, – потрогала лоб. Жар усиливался. Конечно, следовало воспользоваться цифровым термометром, однако она прекрасно помнила, каким его лоб был на ощупь четыре часа назад. Сейчас – определенно горячее.

Веки Бигхока открылись, приспустились, вновь открылись.

– Мама?

Он моргнул, посмотрел на нее затуманенным взглядом, зевнул и тут же скорчился – растянулась одна из язв на левой щеке. Боль прошла, он улыбнулся Стилвелл, протянул руку.

– Мама?.. Ты… что?.. – И опять задремал.

Стилвелл положила ладонь на мускулистое плечо, мягко сжала. Он открыл глаза и на этот раз узнал ее.

– А, док. Как вы? Мне тут снился сон…

– О маме?

Его брови поползли вверх.

– Откуда вы знаете?

– У врачей есть одна способность, сержант. Мы можем читать мысли.

Он хмыкнул.

– Ладно вам, док. Наверное, я болтал во сне. Хотя мы, сиу, знаем, что медики и впрямь обладают особым даром. В детстве я такое видел в резервации. Фантастика…

Он закрыл глаза, закашлялся, и Стилвелл услышала легочный хрип в его груди. Все бы отдала, только бы иметь этот особый дар.

– Как мои дела, док?

Бигхок смотрел отважным взглядом, но в его глазах она видела страх.

– Вы молодец, сержант. Антибиотик, о котором я давеча рассказывала, замедляет рост бактерий.

– А лекарства нет, верно?

– Пока нет. Все государственные лаборатории работают день и ночь. Ученые найдут лекарство. Поверьте мне.

– Я верю, мэм. Кому-кому, а вам – точно.

Слова Бигхока, будто копьем, пронзили сердце Леноры. Она единственная давала этому милому молодому человеку надежду избежать долгой, мучительной смерти. Но несмотря на свои подбадривающие слова, Стилвелл вовсе не была уверена, что правительству удастся найти средство против АКБ. Сейчас она вообще ни в чем не была уверена.

Два часа спустя, еле живая от усталости, Ленора пришла в свой кабинет-каморку, закрыла дверь и включила ноутбук – нужно было сделать еще кое-что, прежде чем на час забыться сном. Во время последнего перерыва в работе Стилвелл отправила сообщение сыну и мужу. Сейчас, чтобы не терять драгоценные минуты, она писала, сокращая слова:

привет. как ты? тут оч. холодно дождей нет прости что мало пишу, оч. занята. звонила родителям? Черкни пару строк.

СЕС.

Письмо было коротким: за много лет работы она успела узнать, что пройдет цензуру, а что – нет. Никаких упоминаний о боях, районах расположения, ни слова о потерях, нехватке снабжения или моральном духе. Обычная пустая болтовня. Хотя бы так. Вдруг на этот раз сестра откликнется. Уже давно Мэри не отвечала на письма, однако Стилвелл была не из тех, кто опускает руки. Она сохранила сообщение в папке «Исходящие» вместе с другими сообщениями, которые не могла отправить с тех пор, как начался кошмар с АКБ.