Текст книги "Глубокая зона"
Автор книги: Джеймс Тейбор
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
5
Неотложка отвезла Брюстера в местную больницу: он мог захлебнуться рвотой, к тому же у него обнаружили признаки повреждения легкого. Халли долго просидела с двумя полицейскими, давая показания для отчета, и в магазин вернулась почти в два часа дня. Мэри сидела с красными глазами и зеленым лицом; в одной руке держала кружку с черным кофе, в другой – сигарету.
– Мне позвонили. Что, черт возьми, происходит?
Голос у нее был ниже и грубее, чем у обычного курильщика. Таким его сделали иракские повстанцы, сбившие «стингером» ее вертолет и наполнившие легкие огнем.
Халли рассказала о случившемся.
– Матерь Божья! Сама-то как?
– В хлам. Я домой, можно?
– Конечно. Кстати, с тобой хотят поговорить вон те ребята.
Мэри мотнула головой, и Халли увидела красный сморщенный рубец на правой стороне лица подруги – вид, к которому она никак не могла привыкнуть. Затем перевела взгляд в глубь магазина.
У стойки с масками и ластами торчали двое мужчин. Серые деловые костюмы, белые сорочки, галстуки в широкую диагональную полоску: красный с золотым и синий с зеленым. По значку с американским флагом на правых лацканах, короткие волосы, выбритые до глянца щеки.
– Подозреваю, не нырять собрались. – Мэри выпустила дым в сторону посетителей.
Халли подошла к ним:
– Чем могу быть полезна?
– Агент Фортье, – представился один из них, в красном с золотом галстуке. – Это мой партнер, агент Уиттл. Министерство внутренней безопасности.
Они показали удостоверения с золотыми бляхами и фотографиями.
Халли, в бешенстве от одного их вида, вспыхнула и скрестила на груди руки.
– Дайте-ка угадаю. Беспокоитесь, что мы помогаем террористам устанавливать в заливах мины или какое-нибудь фуфло в этом роде? Я права?
У Фортье отвисла челюсть. По всей видимости, обычно люди проявляли большее уважение. Уиттл кашлянул и принялся изучать ценник водолазного костюма.
– Можно поговорить с вами с глазу на глаз, доктор Лиланд? – произнес Фортье с бесстрастным выражением лица.
Обращение ее удивило. Здесь Халли никто не называл «доктором», ее знали как инструктора подводного плавания и сопровождающего.
– Нет, – отрезала она. – Перенесем разговор на завтра. Трудный выдался день, господа.
Она пошла к выходу и уже отхлебнула ледяного пива, но вдруг остановилась.
– Так. Завтра мы тоже не будем этого делать. Хотите встретиться со мной – поговорите сначала с моим адвокатом.
Никакого адвоката у Халли не было, однако она надеялась, что после этих слов ее оставят в покое.
– Доктор Лиланд, – глаза Фортье беспокойно забегали, голос понизился до шепота, – вопрос государственной безопасности.
Ее терпение лопнуло. Она резко развернулась:
– Знаю я, что это за вопрос. По-вашему, в УПРБ мне недостаточно испортили жизнь?
Агенты переглянулись. Затем Фортье произнес:
– Вы правы. Мы здесь по поручению одного человека из УПРБ.
– Угу. Тогда вы можете просто…
– У нас сообщение от доктора Барнарда.
Это ее остановило.
– От доктора Барнарда?
– Да.
Доктор Барнард был ее шефом в ЦКЗ [13]13
Центр по контролю и профилактике заболеваемости США.
[Закрыть]. Единственный, кто не оставил ее, когда мир вокруг рухнул.
– Что с Доном? Почему он просто не позвонил? Или не приехал сам?
– Присутствие доктора Барнарда требуется в Вашингтоне. Он… очень занят.
Вид у Фортье был слишком обеспокоенный. Из-за Барнарда или нет – Халли не могла определить.
– Значит, вы проделали весь этот путь, чтобы передать мне его сообщение?
– Пятнадцать минут, доктор Лиланд. Прошу вас. Только не здесь.
– Моя синяя «Тундра» [14]14
Внедорожник «Тойота Тундра».
[Закрыть]у входа. Я еду домой, вы езжайте следом.
– Приятное место.
Агент Уиттл заговорил в первый раз, и его голос дрогнул. Гнетущий, влажный, парящий кипятком зной. Рыбий взгляд, побелевшие губы – вот-вот упадет в обморок. Халли это заметила, однако проявлять милосердие не спешила. Не выносишь жару – твои проблемы.
– Спасибо, – ответила она.
Снаружи арендованный дом никак не тянул на «приятное место». На окнах недоставало нескольких ставень, выцветшая синяя краска растрескалась, маленькое застекленное крыльцо покосилось. Зато внутри опрятно и чисто: белые полы и стены, приятный апельсиновый запах. Впрочем, кондиционера не было.
– Жарковато здесь, – промямлил Уиттл, человек внушительных размеров и, по всей видимости, в хорошей физической форме. Тем не менее его голос звучал слабо и неуверенно.
Они сидели за кухонным столом с хромированными ножками и пластиковой столешницей.
– Привыкнете. Не хуже, чем в округе Колумбия в августе.
– Но ведь сейчас февраль. Кстати, какая здесь температура?
– В доме около девяноста. За окном девяносто восемь [15]15
Указана температура по шкале Фаренгейта; соответственно, приблизительно 32 и 36 °C.
[Закрыть]. В общем, не все так плохо. Хотя влажность сегодня высокая.
– Боже правый. – Уиттл ослабил галстук, расстегнул воротник. Вытер с лица пот сырым носовым платком. – Я из Северной Дакоты. У нас такого не бывает.
Халли боялась, что он и в самом деле рухнет со стула. В тот день ей недоставало только федерала, распластавшегося на полу от теплового удара.
– Держитесь.
Она достала из холодильника кувшин из рифленого стекла, наполнила лимонадом домашнего изготовления три стакана, которые моментально покрылись конденсатом. В каждый добавила по веточке мяты из своего сада и поставила на стол. Потягивая напиток, она пристально смотрела на агентов. Уиттл с жадностью отпил половину, прижал холодный стакан ко лбу.
– Спасибо. – В его голосе прозвучала искренняя благодарность.
– Что насчет Дона?
– Одну секунду. – Фортье положил на стол кожаный чемоданчик и принялся за кодовый замок.
Агент Уиттл сделал еще один большой глоток лимонада, затем бросил на Халли странный взгляд.
– Пока агент Фортье занят, позвольте задать вам один вопрос, доктор Лиланд…
– Попробуйте.
– Что произошло с вашей подругой?
– Вы имеете в виду Мэри? Хозяйку магазина?
– Да.
– Она была пилотом «Апача» в Ираке. Однажды, патрулируя сектор, Мэри обнаружила, что боевой дозор просит поддержку с воздуха – их окружили повстанцы. Запрос отклонили – видимо, начальство решило, что проще заменить солдат, чем «вертушки». Мэри ослушалась приказа. Она спасла отряд, однако противник сбил вертолет «Стингером». Второй пилот погиб. Мэри выжила, но… Вы сами всё видели. Ее следовало бы наградить медалью Почета.
– А какой медалью ее наградили?
– Никакой. «Лейтенант Стилвелл с позором уволена за сознательное неповиновение приказу старшего по званию офицера и пренебрежение техникой безопасности в отношении второго пилота. Ее действия привели к уничтожению имущества армии и гибели указанного пилота». Так звучал приговор военного трибунала, если я не ошибаюсь.
Агент Уиттл моргнул и посмотрел в окно.
– Мне жаль это слышать. Я… я потерял в Ираке сына.
Слова обожгли. Мэри хотя бы осталась в живых.
– Сочувствую, агент Уиттл. К солдатам я испытываю особые чувства. Мой отец был военнослужащим. – Она наклонилась и тронула его за руку, осознавая, что на глаза навернулись слезы.
– Спасибо. – Он так и не оторвал взгляд от окна.
Халли не стала рассказывать, как они с Мэри были лучшими подругами в Джорджтаунском университете, как она продолжила учебу в аспирантуре в университете Джонса Хопкинса, а Мэри отказалась от планов стать врачом и пошла в армию. Всю жизнь перед ней маячил пример старшей сестры, и медицинский факультет оказался бы очередным этапом в погоне за достижениями, затмить которые все равно невозможно. А научиться летать на «Апаче» – это поступок.
Мэри окончила летную школу второй на своем курсе и попросилась в самую горячую точку – в то время район Фаллуджи в Ираке.
Агент Фортье установил на столе аппарат, похожий на смартфон «Блэкберри» очень большого размера, развернул боковые панели, нажал кнопку. Прозвучал мелодичный сигнал, экран загорелся розовым светом, и на столе возник Дон Барнард. Его голова и плечи, во всяком случае.
– Привет, Халли! – заговорила голограмма. – Ты хорошо меня видишь?
Она ответила не сразу.
– Я… отлично вижу тебя, Дон.
Изображение было невероятно реалистичным: на виду каждая волосинка больших седых усов, кустистые брови, проницательные голубые глаза, загорелая кожа.
– Я тоже тебя вижу. Удивительно, правда?
– Это не компьютерная графика? Я точно с тобой разговариваю?
– Со мной. Просто мне сейчас отсюда не выбраться.
Глядя на него, Халли улыбнулась, затем решила, что пора приступать к разговору.
– Что происходит, Дон?
Его улыбка исчезла.
– У нас проблема, и время не ждет. Мне… то есть нам… нужна твоя помощь.
Халли рассмеялась:
– Моя помощь? Я тебя умоляю! Меня же турнули.
– Ты знаешь, как я к этому отношусь. Это было форменное безобразие.
– Да, ты единственный стал на мою сторону.
– И не пожалел об этом ни на минуту. Послушай, Халли, ты можешь приехать?
– Когда, сейчас?
– Да.
– Ну, через день или два. Я работаю у подруги, Дон…
– Ждать некогда, Халли. Ты нужна тут немедленно. С Мэри кто-нибудь поговорит.
– Откуда ты знаешь?.. Ладно, забудь. Скажи хотя бы, зачем?
– Не имею права. Даже такое оборудование могут взломать. Думаю, агенты упоминали о государственной безопасности?
– Я что, должна всерьез воспринять их слова?
– Безусловно.
– Это не имеет отношения к той истории?
– Ни малейшего. Даю слово.
– Ладно. – Халли ему верила, однако хотела, чтобы ее поняли правильно: – На тех ублюдков мне начхать.
– Думаю, здесь мы с тобой заодно.
– Я приеду. Что теперь?
– Агенты Фортье и Уиттл тебе скажут. Спасибо, Халли. До встречи.
Изображение исчезло.
– Вы знаете, что происходит? – спросила она Уиттла, который допивал лимонад и выглядел гораздо лучше.
Ее гостеприимство растопило лед формального общения. Уиттл улыбнулся и покачал головой.
– Мы здесь всего лишь как посыльные, доктор Лиланд.
– У меня есть время собрать вещи?
– Там все для вас приготовят.
– Господи. Тогда вперед, если вы готовы, джентльмены.
Они вышли. Халли заперла дом и проследовала за агентами к черному «Форд Экспедишн» с тонированными окнами. Уиттл придержал для нее дверь. В машине было холодно, как в мясохранилище – двигатель не заглушили, чтобы кондиционер продолжал работать.
– Спасибо, доктор Лиланд, – поблагодарил Уиттл, дождавшись, пока она устроилась на заднем сиденье, и мягко закрыл дверь.
Так-то лучше, признала она.
6
– Халли!
Доктор медицины, кандидат наук Дональд Барнард в 1968 и 1969 годах играл третьим крайним в линии нападения за команду университета Вирджинии. С тех пор он потяжелел на двадцать фунтов и постарел на несколько десятков лет, но все еще был в хорошей физической форме. Барнард выбрался из-за рабочего стола, как медведь из берлоги, на счастливом и одновременно утомленном лице отразилось облегчение.
Халли, не обратив внимания на протянутую для приветствия огромную руку, крепко обняла его, затем отодвинулась и нахмурила брови.
– Ты выглядишь уставшим, Дон.
Его рабочий день начинался в шесть тридцать утра, а сейчас дело шло к восьми вечера.
– Ты тоже. – Он отступил на шаг. – Помнишь Лу Кейси? Он руководил лабораторией «Дельта», когда ты здесь работала.
Только тогда она заметила, что, кроме них с Барнардом, в офисе есть люди. В сторонке стояли двое мужчин, один из которых – доктор Луис Кейси, низкорослый человек лет пятидесяти, с усыпанной веснушками молочно-белой кожей и кучерявыми, похожими на ржавую проволоку волосами.
– Конечно, помню. Приятно вновь встретиться с вами, доктор.
– Я тоже вас помню, доктор Лиланд. – Кейси сделал шаг вперед и пожал ей руку. – Всегда восхищался вашей работой. Даже хотел похитить вас для «Дельты».
Она посмотрела на Барнарда.
– Ты мне об этом не рассказывал.
– Лу не единственный, я тебя уверяю.
На мгновение Барнард показался ей робким.
– Спасибо, доктор Кейси. Услышать такое от вас – честь для меня. – Как ни странно, Халли обрадовали его слова.
– Лу молодец. Да, Халли, я буду звать тебя по имени, не возражаешь?
– Нет, конечно.
Третий мужчина, насколько могла судить Халли, окинув его мимолетным взглядом, ученым не был. Слишком опрятен и элегантен – сама безупречность. Будто сошел со страниц каталога «Брукс Бразерс». Стройный и загорелый, одетый в строгий костюм-тройку из тонкой коричневой шерсти и английские туфли, по всей видимости, ручной работы. Короткие, плотно прилегающие к черепу волосы, тщательно подстриженные усы. Выдра,подумала Халли. Холеная, лоснящаяся, неуловимая выдра. «ЦРУ» – читалось в каждом его движении. Когда он встретился с ней глазами, внутри у Халли что-то дрогнуло. Человек явно был не прост.
– Дэвид Лэйтроп. Центральное разведывательное управление.
– Халли Лиланд. Магазин подводного снаряжения.
Он оценил шутку, рассмеялся.
– Дон много о вас рассказывал. Восхищается вами безмерно.
Халли почувствовала, как краска заливает лицо.
– Спасибо.
Они расположились на красных кожаных креслах за журнальным столиком напротив рабочего места Барнарда. Халли сомневалась, что ей будет приятно вернуться в УПРБ, однако в офисе Дона, по крайней мере, она чувствовала себя спокойно. Благодаря работе в правительстве он получил право занимать несколько помещений с высокими окнами на верхнем этаже ничем не примечательного четырехэтажного здания в унылой промышленной зоне округа Принс-Джордж. Стены кабинета, как и у любого высокопоставленного бюрократа в Вашингтоне, были увешаны заключенными в рамки благодарностями, фотографиями Барнарда с женой и двумя сыновьями и фотографиями Барнарда с сенаторами, генералами и президентами.
– Флорида на тебя положительно действует. – Барнарду явно нравился ее вид.
– Там больше солнца. И пахнет лучше.
– Ты заслужила передышку, Халли.
– Недолгий отдых – это нормально. Но мне уже…
– Скучно?
– Неинтересно.
– Понимаю. – Барнард вертел в руках пеньковую трубку, которую не курил уже пятнадцать лет. – Наверное, не терпится узнать, зачем тебя сюда привезли?
– Еще бы. Странное, стремительное путешествие.
Фортье и Уиттл посадили ее в вертолет «Белл Джет Рейнджер», который доставил ее на секретный аэродром, откуда на правительственном борту «Сайтейшн Джет» она добралась до аэропорта Эндрюс и вторым вертолетом сюда.
– Запрос поступил с самого верха.
– Из АН?
Аппарат начальника ЦКЗ, к которому относилась УПРБ.
Несмотря на усталость, Халли сидела с прямой спиной, скрестив ноги, локти покоились на ручках кресла, пальцы были сложены домиком.
– Нет. Из Белого дома.
– Ага, конечно. Дон, сегодня мне уже не до шуток.
Вмешался Лэйтроп:
– Никаких шуток, доктор Лиланд. Уверяю вас. Прямо перед вашим приездом мы выходили на видеосвязь с президентом О’Нилом. – Он улыбнулся. – Пусть ненадолго, но точно с президентом.
Барнард кивнул.
– Я ежедневно информирую президента, вице-президента Вашински, министра внутренней безопасности Мейсона и министра здравоохранения и социального обеспечения Рейтора.
В его глазах таились усталость, беспокойство и… нечто, чего она никогда не замечала за своим бывшим боссом, – едва уловимый страх.
– Ладно. Что происходит?
До сих пор Лэйтроп говорил спокойным и хорошо поставленным, как у диктора радио, голосом, но на этот раз слова прозвучали глухо:
– Почти две недели назад в Афганистане на посту боевого охранения Терок был ранен один из наших солдат. Не тяжело, однако его положили в госпиталь. Тогда все и началось.
– Что началось?
– Сейчас увидите. Дон!
Барнард нажал кнопку на пульте. На ближней стене вспыхнул большой плоский экран. Халли увидела комнату с зелеными стенами. В ней – стол из нержавеющей стали, раковины, весы, лотки со зловещими инструментами и строй холодильных камер.
На экране появилась фигура в пневмокостюме «Кемтурион» четвертого уровня биологической безопасности. Вздувшийся от подачи воздуха для поддержания принудительного давления костюм напоминал скафандр из фильмов о Баке Роджерсе, вплоть до шлема в форме ведра и экзотического вида ранцевой системой жизнеобеспечения с питанием от батареи. Санитарка открыла дверь холодильника, вытянула металлическую полку, расстегнула молнию, распахнула оранжевый мешок и выставила на обозрение труп.
Раскрыв от изумления рот, Халли едва не выпрыгнула из кресла:
– Боже! Работа террористов?
– Ятрогения [16]16
Заболевание, обусловленное неосторожными высказываниями или действиями медицинских работников.
[Закрыть]. В госпитале Терока. – Лэйтроп тряхнул головой, словно сам не верил собственным словам.
– Как?
– Посмотрите еще немного.
Камера наехала и взяла крупным планом тело: отсутствующие лоскуты кожи размером с тарелку, оголенная кровавая ткань, в некоторых местах белели кости. Во время учебы в аспирантуре Халли видела трупы со снятой кожей, но, обработанные формальдегидом и фенолом, они были больше похожи на розовый воск. А это тело – на кусок парного мяса.
Экран погас. Барнард повернулся к Халли.
– Специалист армии Де Энджело Вашингтон. Прекрасный молодой солдат, как мне рассказывали.
– Его взяли в плен? Пытали?
– Нет. Он даже не был ранен. Второй юноша лежит в соседней ячейке того же морга. АКБ.
– Акинетобактерия? Не может быть.
– Что вы знаете об АКБ, доктор Лиланд? – спросил Лэйтроп.
– Известен тридцать один вид, из них тридцать – неопасные. Один – Acinetobacter baumannii– обладает резистентостью к лекарствам, но при заражении здоровых взрослых летальные случаи не часты. Передается через дыхательные пути, органы пищеварения или поврежденную кожу. Основной очаг поражения – легкие, однако возможно развитие инфекции в мочевыводящих путях, желудке и пищеварительном тракте.
На мгновение Халли замолчала, раздумывая, нужно ли им столько информации. Никто не произнес ни слова, и она продолжила:
– АКБ любит больницы. Может месяцами жить на стетоскопе или диагностическом столе. Но чаще всего – в катетерах. У АКБ один из самых высоких индексов трансмутаций среди бактерий.
– Совершенно верно, – подтвердил Дон Барнард. – Все виды АКБ, включая Acinetobacter baumannii, обладают исключительной способностью обмениваться генами посредством вирусов-бактериофагов. Почти так же, как муравьи используют феромоны. Информация, включая иммунитет к антибиотикам, распространяется в популяции с немыслимой скоростью. Иногда в считаные часы. В две тысячи пятом году ученые из Стэнфорда расшифровали код нового штамма АКБ и обнаружили самое большое количество генетических модификаций, когда-либо открытых в одном организме.
Халли подвинулась вперед.
– Я помню этот случай. Но АКБ опасна только для людей с нарушенной иммунной системой – для носителей ВИЧ, стариков, пациентов с ожоговыми травмами, после химиотерапии…
– В том числе для людей с тяжелыми повреждениями тканей, – раздраженно бросил Лэйтроп.
Она поняла:
– Например, для раненых солдат.
– Вот именно.
– Да. Но после того, как в две тысячи втором году в нью-йоркских больницах от вызванных АКБ инфекций погибли несколько пожилых людей, стали вновь использовать колистин – антибиотик пятидесятых годов. Он помогал. По крайней мере, в некоторых случаях.
– Все правильно, Халли. – Барнард нахмурился, потер большим пальцем чашку трубки, словно хотел счистить налипшую грязь.
– Так что же произошло? У них не было колистина?
– Был. Он слегка затормозил размножение АКБ. К тому же колистин в дефиците. Его не производят уже как минимум сорок лет.
– То, что мы сейчас увидели, разумеется, вызвано не АКБ?
– Именно АКБ. Результаты исследований неопровержимо это доказывают.
– Как?
– Это новый вид АКБ, – впервые за все время заговорил Лу Кейси. Он сидел в кресле, наклонившись вперед, локти на коленях, и глядел на присутствующих из-под рыжих, проволочных бровей.
Она на миг задумалась.
– Значит, все-таки биологическая война?
– Возможно, хотя люди из ЦРУ так не считают. Скорее антигенная изменчивость.
– Но как она с ним сделала такое?
– Новая разновидность АКБ, скорее всего, растет в системе кровообращения, потом разъедает органы…
– Бактерии обычно уходят внутрь организма – там легче размножаться.
– Данная АКБ поступает наоборот. Рвется наружу. И очень быстро.
– Будто с тебя заживо снимают кожу… – Халли попыталась представить, как это происходит, но быстро сдалась. – На земле не существует лекарства, которое притупило бы такую боль.
– Нет, – мрачно выдавил Барнард. – Не существует.
– Ужасно, – произнесла Халли. – Но, по крайней мере, эпидемии не будет.
Барнард кашлянул, посмотрел на остальных.
– Что, есть еще случаи?
– Его товарищ, мальчишка из Канзаса, был первым. Потом две медсестры и еще один пациент медсанчасти.
– Кто там старший?
Барнард глубоко вздохнул, перенес вес на другую сторону кресла.
– Военврач. Из Национальной гвардии.
– Он все еще там?
– Она. Одна, к сожалению. Это полевой госпиталь, оказывают помощь при ранениях второго уровня сложности. При нем небольшой морг, который ты сейчас видела. Тяжелораненых стабилизируют для отправки в центральную медсанчасть в Кабул. Сейчас «Талибан» развернул широкие наступательные действия. Может быть, здесь есть взаимосвязь, а может, и нет. Но в связи с большими потерями остальных двух врачей отозвали на другие ПБО.
– Ей приходится работать и с ранеными, и с АКБ. Большая нагрузка.
– Да.
– На этом ПБО, по крайней мере, установили карантин. Да?
Барнард медлил с ответом, опустив глаза на пустую трубку.
– Боже, Дон! Оттуда отпускали людей? Сколько?
– Двое вернулись на передовую оперативную базу Салерно, в пятидесяти милях к востоку. Но самую большую тревогу вызывает центральная медсанчасть.
– Главный военный госпиталь?
– Именно. Четверых пациентов перевели туда. Все контактировали с зараженными в Тероке.
– Центральная медсанчасть отправляет самых тяжелых в США?
– Именно.
– Значит, сюда это тоже придет.
– Уже пришло, доктор Лиланд. – Лэйтроп выпрямился. – Два дня назад прибыли несколько человек.
Все притихли. Халли была потрясена, в голове вертелись мысли о последствиях. Пока присутствующие молчали, в кабинет вошла секретарша Барнарда Кэрол. Всегда подтянутая, с копной ржаво-рыжих волос, она каждый день месяца носила синтетические брючные костюмы разных цветов. Рабочий день давно закончился, однако Кэрол никогда не уходила раньше шефа.
– Вот, пожалуйста. Я подумала, что пришло время перекусить.
Она поставила на стол сэндвичи с жареной говядиной и индейкой и большой кофейник.
– Спасибо, – поблагодарила Халли. – Очень есть хочется. С самого завтрака крошки во рту не было.
Кэрол положила ладонь на ее плечо.
– Хорошо, что ты снова с нами, Халли. Я по тебе скучала.
Халли улыбнулась, похлопала ее по руке.
– Я тоже по тебе скучала, Кэрри. По тебе и по Дону.
Кэрол ушла. Мужчины налили себе кофе, но есть ничего не стали. Халли с жадностью съела полсэндвича и положила в кофе сливки и сахар, которые обычно не добавляла. Сегодня она нуждалась в энергии.
– И как же дела обстоят сейчас? – выговорила она с набитым говядиной ртом.
– С колистином мы выигрываем немного времени, – сказал Барнард без видимого облегчения.
– Это все равно что сдерживать прибывающую воду дамбой. Колистин – дамба, – вставил Лу Кейси. – Четверо больных из Терока лежали в центральной медсанчасти три дня. За это время они успели вступить в контакт с массой пациентов и медработников.
– Здесь, в США, куда именно направили этих больных?
Оба ученых посмотрели на Лэйтропа.
– Одного – в госпиталь Рида, еще одного – в Бетесду, двое остальных – в ожоговый центр в Джорджии.
Халли перестала жевать.
– Во всех этих местах полно людей с нарушенной иммунной системой. АКБ уничтожит их, как огонь – сенной амбар.
– И продолжит распространяться, – добавил Барнард. – Между военными медучреждениями обмен пациентами происходит постоянно.
– Ужасно. По всей стране в госпиталях лежат тысячи солдат. Они не умерли от боевых ранений, чтобы погибнуть в больничной палате в собственной стране. – Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Халли поставила чашку на стол. – Простите, господа.
– Ничего. Немного эмоций даже полезно, – сказал Барнард, остальные согласно кивнули. – Однако все обстоит еще хуже. Если этот вид АКБ на самом деле способен поражать и здоровых людей…
– Он выкосит все вооруженные силы. Не только раненых и больных.
– Теперь понимаешь, почему твое присутствие так важно?
– Вам нужно лекарство, над которым мы работали. Сверхсильное средство от сверхсильного возбудителя.
– Да. Ты уже почти заканчивала. Еще несколько месяцев, и, думаю, все новое семейство антибиотиков было бы у тебя в руках.
– Скорее несколько недель. – Халли хорошо помнила это исследование.
– Так вот, значит, почему Дон не дал мне вас похитить, – печально произнес Лу Кейси.
– Завершить мне не удалось. По объективным причинам. Элу, видимо, тоже?
Барнард покачал головой.
– Доктор Канер… Эл… он очень хороший микробиолог. Знаю, вы с ним нашли общий язык. И замечательно сработались.
Они действительно сплотились как одна команда, хотя далось это далеко не сразу. Эл, более чем на двадцать лет старше Халли, сначала показался ей одним из тех мужчин, что внимательно изучают ценники в супермаркетах и читают книги за едой в ресторанах быстрого питания. В первые месяцы в лаборатории он не говорил ни о чем, кроме работы, и неизменно обедал в одиночку. Он никогда не проявлял грубости, просто был отшельником по характеру.
Месяц за месяцем они работали в тесной лаборатории, ни на минуту не забывая, что в непосредственной близости находятся болезнетворные микроорганизмы четвертого уровня опасности, погубившие сотни миллионов людей на земле. Постепенно Халли прониклась уважением к способности Канера работать в стрессовых ситуациях и точности его лабораторных методов. И, конечно, почувствовала, что он тоже ценит ее увлеченность наукой, а еще больше – талант твердой рукой управляться с такими демонами, как Yersinia pestis [17]17
Чумная палочка ( лат).
[Закрыть].
Через восемь месяцев они стали ходить вместе в столовую. Его выбор никогда не отличался разнообразием: яблоко, коробочка сока «V8», сэндвич из белого хлеба, салата, тунца, латука и помидора. Пустую болтовню Канер не любил, зато, к ее радости, с удовольствием пускался в разговоры о микробиологии. Как-то раз она упомянула, что ЦКЗ недавно отправил группу специалистов в пещеры Габона на поиски патогенов.
Жуя сэндвич, он как ни в чем не бывало произнес:
– Африканские пещеры ужасны. Я спускался в Бандубьо.
Халли едва не выронила из рук чашку с кофе.
– В Бандубьо?
От ее изумленного взгляда Канер смутился.
– Ну да. В две тысячи третьем… или четвертом…
– Боже! В этой пещере обнаружили вирус Эбола B. Самый страшный из всего семейства. Что вы там делали?
– Я входил в команду вирусологов и микробиологов ВОЗ. Некоторые подхватили геморрагическую лихорадку, отведав Passiflora edulisнеподалеку от входа.
– Маракуйю?
– Именно. Мы определили, что плоды заразили крыланы. Маракуйю и маниоку.
– Бандубьо… – повторила Халли, качая головой. – Говорят, та еще пещера.
– Там много вертикальных участков. А чтобы попасть в темную зону, пришлось нырять. Внутри пещера чистая. Но начиная с сумеречной зоны снаружи полости, облюбованной летучими мышами, – кишмя кишит вирусами, которые оказались новым видом Эбола.
– Я и представить себе не могла, что вы занимались такими полевыми работами.
– А, нужда заставит… Я нечасто выбираюсь в экспедиции, чтобы оттачивать практические навыки. Однако когда надо – не подкачаю.
Об этих качествах Эла Канера она не знала. Впрочем, подтянутость и достаточно хорошая физическая форма позволяли предположить, что спускаться в неизведанные пещеры ему не впервой. И Халли не могла им не восхищаться. Пещеры опасны и требуют технических навыков, например, в скалолазании, вертикальном подъеме и спуске, подводном плавании. А хуже всего то, что в таких пещерах живут патогены, обладающие чудовищной вирулентностью.
– Как я понимаю, ты не понаслышке знакома с пещерами, – предположил он.
Интересно, что еще ему обо мне известно, подумала Халли, но не стала спрашивать вслух. УПРБ – организация маленькая. Люди всегда не прочь поболтать.
– Да. Спускалась ради интереса и по работе. В подводные пещеры тоже.
– Чтобы заниматься этим ради интереса, нужно быть особенным человеком. Это очень опасно.
– Да, ошибки не прощаются, совершенно точно.
Они еще немного поговорили о пещерах и вирусах и снова принялись за еду. С того дня Халли смотрела на своего коллегу совсем по-другому. Слишком многое порой незаметно глазу, думала она. И еще: все, что ему нужно, – это внимание и забота.
Со временем отношения крепли. Они рассказывали друг другу о себе, посмеивались над странностями сослуживцев, мыли кости бюрократам и политикам, что сближало их еще сильнее. Больше всего Халли удивилась, когда обнаружила, что Канер – ходячая бейсбольная энциклопедия. Особенно он любил пятидесятые годы – «золотой век бейсбола», как он называл это время. Мог на память привести статистику, процент отбитых ударов и перечислить двойные ауты. Его завораживали звуки бейсбола. Не удар мяча о перчатку кетчера и не звук удачно отбитой подачи; больше всего ему нравилось произносить имена бейсболистов, которые он читал как стихи:
– Грэнни Хамнер. Энос Слотер. Райт Дюрен. – Пауза. – Паоло Дискоменидес. Харт Уоркман. Джо Болт. – Пауза. – Джино Чимоли. Рэббит Хоппер. Арти Дедо.
Халли никогда не любила бейсбол. Один из ее братьев играл правым защитником за Дюкский университет, второй – крайним нападающим за университет Колорадо в команде, причисленной к государственным [18]18
Речь идет о командах по американскому футболу.
[Закрыть]. В школе оба были звездами, поэтому с десяти лет она ходила на футбольные матчи. Тем не менее ей нравилось слушать, с каким упоением ее коллега перечисляет имена бейсболистов, и видеть улыбку на его лице.
В последний день, когда охрана с каменными лицами привела ее в лабораторию собрать вещи, Канер был ошарашен. Кровь отлила от его лица так быстро, что ей казалось, он вот-вот упадет в обморок. Но он, сверля охранников глазами, спросил, что, черт возьми, происходит. Они просто стояли и молчали. Он повернулся к Халли.
– Я ухожу, – только и сказала она.
Халли знала, что это всего лишь первая из предстоящих трудностей.
После нескольких безуспешных попыток узнать хоть что-нибудь от нее, Канер вновь принялся раздраженно закидывать вопросами конвоиров. Те только жали плечами. Наконец один из них выдавил:
– Мы ничего не знаем. Просто делаем свою работу, ясно?
Канер начал ругаться, но Халли его остановила:
– Они тут ни при чем, Эл.
И он умолк. Стоял, потрясенный, и десять минут наблюдал, как она собирает семейные фотографии, справочники по эпидемиологии, ноутбук, старые выпуски «Науки»… Закончив, она обнаружила, что Эл немного успокоился.
Пожимая ее руку в последний раз, Канер произнес:
– Это ужасно, Халли. Я не знаю, что сказать. Но если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, звони.
Она кивнула и, все еще удерживая его ладонь, подалась вперед и поцеловала его в щеку…
Барнард отвлек ее от этих воспоминаний:
– Прорыва пока не было.
Халли поняла:
– Иначе вы бы меня сюда не вызвали.
– Верно.
После кофе и сэндвичей стало легче, но все же ей чего-то не хватало.
– Почему я ничего не слышала об этом из средств массовой информации?