Текст книги "Глубокая зона"

Автор книги: Джеймс Тейбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

16

Халли пошла первой. Опытная скалолазка, она уже преодолевала это препятствие раньше, хотя и со стандартным снаряжением для отвесных стен: нижней обвязкой и решетчатой системой с пропущенной между перекладинами прочной одиннадцатимиллиметровой страховочной веревкой. Этот спуск будет совсем не таким.

Свесив ноги через край обрыва, она повернулась так, чтобы быть лицом к скале, приставила сначала одну ступню к стене, затем другую и обе перчатки. Внизу зияла пропасть глубиной в пятьсот футов. Сорвешься – в пять секунд долетишь до дна. И секунды эти покажутся вечностью, если не потеряешь сознание от удара о стену. Единственное, что хорошо в таких местах в пещерах (действительно, единственное), – что дна не видно. Темнота не дает мозгу немедленно переключиться в режим самосохранения, когда от напряжения и страха преодолевать препятствие становится только труднее, будь ты трижды опытен.

Она оторвала правую ступню, опустила на двенадцать дюймов. Когда ботинок вновь прикоснулся к стене, появилось ощущение, что скала разверзлась и сомкнулась вокруг ботинка, настолько прочной была связь. Она поставила левую ногу рядом с правой. То же самое. Затем одновременно опустила ниже обе ладони.

Отсутствие страховочной веревки действовало на нервы, пусть дна и не было видно. Пару лет назад Халли совершила ряд восхождений без страховки, в том числе высокого класса сложности – лишь для того, чтобы проверить себя. Расстояние до земли ни разу не превысило ста футов, но и этого было достаточно, чтобы разбиться насмерть. Требовалось полное напряжение сил и концентрация внимания, иначе охватывал панический страх. Без сомнений, испытание оказалось самым неприятным из всех, что она когда-либо проходила.

Сейчас Халли действовала, как ее учили в мире света: сосредоточилась на поверхности скалы, находящейся перед глазами, дышала глубоко и медленно, работала большими мышцами ног. Ступня, ступня. Ладонь, ладонь. Она спустилась примерно на пятьдесят футов, когда Боуман сверху крикнул:

– Как вы?

– Хорошо! Слава богу, снаряжение фантастическое.

– Слава ДАРПА.

Несмотря на иронию, Халли услышала в его голосе больше облегчения, чем ожидала, и это приятно ее удивило.

– Начинаю спускать остальных. Они пойдут параллельно, так что обрушений не бойтесь.

Единственная закавыка заключалась в том, как оторвать от стены перчатки. Если выбрать не тот угол, их было невозможно сдвинуть с места. Все равно что разъединять очень прочную застежку-липучку. Почти через час, пройдя около половины пути, Халли остановилась перевести дух и повисла на руках, чтобы дать отдохнуть мышцам. В это время Хейт оказался в пятнадцати футах слева от нее.

– Эй! Потрясная вещь! Вот бы полазить в них по фасадам зданий.

– Честно говоря, меня посетила та же мысль.

– Не возражаете, если я пойду впереди?

– Ради бога.

Халли, сама отличная скалолазка, знала – этот спорт сродни искусству. Хейт двигался плавно, как виртуозный танцор. Глядя на него, казалось, что спуск вовсе не требует усилий. Только самые лучшие способны произвести такое впечатление на зрителя.

Предпочтя осторожность скорости, Халли преодолела оставшиеся двести пятьдесят футов за полчаса. Наконец она ступила на пол пещеры, отошла от стены и прилегла отдохнуть на плоском валуне.

«Chi Con Gui-Jao, es bueno estar con ustedes de nuevo, –сказала она пещерному духу. – Я рада вновь оказаться у тебя. Rezo por tu bendición y la promesa de no causar daños.Прошу твоего благословения и обещаю не нанести вреда».

Халли села и стала ждать остальных.

Через пятнадцать минут спустился Канер.

– Невероятно. – Запыхавшийся, однако явно довольный, он уселся рядом. – Интересно, что еще изобрели в ДАРПА? – Он немного помолчал. – Ты великолепно лазаешь.

– Спасибо. С детства обожаю это занятие. Но если хочешь увидеть настоящего виртуоза, посмотри на Рона.

– Да, мастер что надо. Я мельком видел, как он работает.

– Послушай, Эл, по-моему, Рафаэль слишком долго спускается.

– Пожалуй, да.

– Делать нечего, остается только ждать.

Через десять минут спустился Боуман, вслед за ним – Аргуэльо. Когда они присоединились к группе, Хейт спросил:

– Как будем снимать эти штуковины?

Боуман вытянул вперед руки:

– Глядите.

Он растопырил пальцы, затем сомкнул кончики. Перчатки слегка вздулись, и Боуман легко их снял.

– Силы нейтрализуются, если определенным образом создать контакт. Попробуйте сделать, как я.

У Халли появилось ощущение, словно ослабляется манжета тонометра. Боуман свел вместе ноги, соединил стопы. Галоши разжались, как и перчатки, и он снял их, слегка потянув. Халли вспомнился цокот каблучков Дороти в «Волшебнике из страны Оз».

– Продолжаем путь, – сказал Боуман. – Халли, куда сейчас?

– В этом зале нам осталась еще пара сотен ярдов. Затем будет коридор, мы называли его «Лестницей Франкенштейна» – ряд огромных уступов, перемежающихся с отвесными спусками. Через полмили выйдем к «Анусу сатаны».

– И впрямь анус сатаны, – произнес Аргуэльо.

Команда стояла у изорванного края колодца двадцати футов в диаметре, с черной бурлящей водой. На противоположной стороне сплошной стеной возвышалась скала, преграждая дальнейший путь по поверхности.

Боуман развернул плитку шоколада, разломил на равные части и раздал.

– Кто-нибудь еще это чувствует? – спросил он, прожевав свой кусок.

– Еще бы, – отозвался Хейт.

Оба уставились на остальных.

– Угу, – призналась Халли.

– В самом деле, – сказал Канер.

– Да, – пробормотал Аргуэльо.

Халли знала, что такое «это». Медленно, но верно растущее чувство… как его описать?.. Кроме слова «ужас», на ум ничего не шло. Примерно то же самое, что испытывают скалолазы – страх сорваться вниз, усиливающийся с каждым пройденным футом. Она переживала такое раньше, в очень больших пещерах. Растущая с каждым шагом неодолимая тревога, заставляющая то и дело смотреть вниз через плечо. Неприятное ощущение, однако серьезной опасности оно не представляет. Если держать его в узде. Иначе сойдешь с ума.

– Я считаю, такие вещи следует обсуждать вслух, – заметил Боуман. – Так легче с ними справиться.

– А что вообще происходит? – спросил Аргуэльо.

– Помните, в УПРБ мы говорили о помрачении? – сказала Халли. – Именно так оно начинается и через какое-то время вполне может выйти из-под контроля. Каждого пробирает по-разному. Очень внимательно следите за своим состоянием – не успеете глазом моргнуть, как слетите с катушек, а прийти в себя потом непросто. Главное – понять, что происходит до того, как вас захлестнет.

– Вдруг у кого-нибудь все же начнется приступ? – настаивал Аргуэльо. – Что тогда делать?

– Только одно – возвращаться. Идти наверх одному до того места, где почувствуете себя лучше, и ждать остальных.

Аргуэльо содрогнулся.

– Даже не знаю, что хуже, – задумчиво произнес он. – Обезуметь или просидеть в пещере несколько дней в одиночку.

– Как меж двух огней… – сказала Халли.

Ничего добавить к сказанному она не могла, как, по-видимому, и другие. Все стояли молча, перекусывали и запивали из пластиковых бутылок. Через десять минут она заговорила снова:

– Сейчас я расскажу, как мы будем совершать погружение. Заходим отсюда. Вначале колодец идет вертикально на протяжении примерно двадцати футов. Потом появляется наклон в сорок пять градусов – туннель пересекает подводную часть вон той скалы, вновь спускается вертикально на восемьдесят футов, выравнивается и идет прямо где-то на протяжении двухсот футов. После этого будет резкий поворот вправо и сужение. С обычными аквалангами нам пришлось бы снимать баллоны и толкать их впереди себя. Так мы поступили во время первой экспедиции – приятного мало. Но эти новые ребризеры снимать не придется.

– Секундочку, – взволнованно перебил Аргуэльо. – Насколько тесное это сужение?

– После поворота направо туннель сжимается до пяти футов в диаметре. Хватит места, чтобы пройти сквозь него с рюкзаком, но недостаточно, чтобы развернуться. Если возникнут проблемы до середины пути, придется выбираться задним ходом, чего я бы не посоветовала. На протяжении трехсот футов туннель идет ровно, потом около пятисот футов вверх – подъем удобный, долгий и сам по себе обеспечивает декомпрессию, так что на том участке просто не торопитесь. Всплываем в месте, которое мы называли «каверной Гранд Централ».

– О ребризерах, – вступил Боуман. – Мы говорили о них в Рейносе, сейчас повторим еще раз. На дисплей выводится информация обо всех важных функциях. Аппараты автоматически приводятся в действие при погружении. Все, что вам нужно делать, – дышать и плыть.

– И еще кое-что, – добавила Халли. – Ила здесь очень много. Ласт у нас нет, работать придется руками, а значит, у замыкающего будет нулевая видимость, или почти нулевая. Я пойду первой и буду травить веревку, чтобы вы могли поддерживать с ней контакт.

– Вообще-то, – перебил Боуман, – первым пойду я.

Она посмотрела на него.

– Я уже проходила этот путь.

– Знаю. Но ваша миссия самая ответственная, вас терять нельзя. Если встретится что-нибудь неожиданное, будет лучше, если первым на это наткнусь я.

– Ладно. Вы правы. – Недовольная, Халли все же не смогла поспорить с его логикой.

– Никогда не видел таких маленьких ребризеров. – Рон Хейт рассматривал прибор, словно редкое сокровище. – Большинство из них размером с добрый чемодан.

– Да. Я говорил, что у ДАРПА много разработок. Эти аппараты в два раза меньше обычных.

– А система очистки та же?

– Нет. Для регенерации дыхательной смеси в них используется триоксид лития.

Канер присвистнул:

– Летучее вещество. При намокании взрывается.

– Для очистки от углекислого газа – самое то.

– А вот интересно, – вмешался Аргуэльо, – сколько стоит такое устройство?

– Лучше не спрашивайте, – хмыкнул Боуман.

Халли ни разу не видела такого аппарата. Он состоял из полнолицевой маски, какими пользуются профессиональные водолазы, соединенной гибким шлангом с фиксируемым ремнями нагрудным блоком, размерами и цветом похожим на старый телефонный справочник «Желтые страницы».

– Давайте быстренько ознакомимся. – Боумана раздражала любая пауза дольше тридцати секунд. – В этих приборах нет голосовой связи, поэтому разговаривать друг с другом под водой мы не сможем. Вес блока обеспечивает отрицательную плавучесть, так что прибивать к потолку туннеля вас не будет. Я иду первым. За мной – Халли. Потом – Рафаэль и Эл. Рон – замыкающий. Есть вопросы?

Боуман поочередно посветил нашлемным фонарем в грудь каждому. Никто не проронил ни слова. Было слышно лишь, как гуляет по пещере ветер да падают в скалистый зев мощные потоки воды. Непроглядный мрак подземелья давил тяжким грузом.

Боуман снял рюкзак и шлем, надел маску, затянул на затылке черные резиновые ремешки, поправил нагрудный блок. Вновь взвалил на плечи рюкзак и надел шлем. Сделал несколько пробных вдохов и выдохов, сел на край водоема и осторожно спустился в воду. Потом повернулся лицом к скале, взял загубник в рот и погрузился. Свет от его нашлемного фонаря постепенно тускнел, как затухает пламя свечи, и исчез.

Наблюдая, как гаснет свет, Халли почувствовала страх. Не за себя. Она много раз бывала в таких колодцах (недавний пример – «Кладбище»), и ее они не пугали. Однако, к своему удивлению, возможность скорой потери Боумана всколыхнула ее разум больше, чем следовало. Опять же, что значит «следовало»? С чего вдруг ей вообще «следовало» за него бояться? В раздумьях она ждала, когда пройдут назначенные пять минут, время тянулось очень долго. Халли жаждала скорее погрузиться, чтобы покончить с этими мыслями.

Надев снаряжение, она вошла в воду точно так же, как Боуман. Вода холодная – не выше семидесяти градусов по Фаренгейту, – но терпимая. Следующий водоем будет не скоро, костюмы успеют просохнуть. Халли аккуратно опустилась, сделала пять-шесть пробных вдохов и выдохов и оттолкнулась от скалы. Погружалась неспешно, пока ботинки не коснулись илистого дна. Помедлив еще немного, она перепроверила работу дыхательного аппарата. В верхней части маски мягким светом горели зеленые индикаторы:

«DT» – время, прошедшее от начала погружения. Ребризер рассчитан максимум на три часа. «PPO» – парциальное давление кислорода, то есть процент кислорода в дыхательной смеси. Любое значение выше 1,8 может привести к гибели. «DIL» – количество оставшегося разбавителя, того самого редкого вещества, которое удаляет углекислоту из воздуха. «DPT» – глубина в настоящий момент времени. «MXD» – максимальная глубина, достигнутая в текущем погружении. «DIR» – направление по компасу, 313 градусов, или северо-запад, а значение «BATT» показывало, что батарея на 100 процентов заряжена. В столбце «DECO» отображалось наличие опасности кессонной болезни. Пока этот индикатор горит зеленым светом, все в порядке.

Халли опустилась в колодец, зависла над илистым дном и начала продвигаться вперед. Каждый шлем был снабжен тремя фонарями. На суше использовали только один, при погружении – все три. В мутной воде фонари пробуривали светлый туннель едва ли длиннее пяти футов. Халли знала: Боуман приложил все усилия, чтобы не растревожить ил, однако вода все равно не могла остаться прозрачной, и лучи рассеивались, как свет от фар автомобиля в густом тумане ночью. Преодолев вертикальный спуск, она добралась до ровного участка и сразу же нашла на дне веревку, привязанную Боуманом к выступу скалы.

Как всегда, самым трудным было начало, теперь она расслабилась. Без ласт приходилось подтягивать тело вперед, цепляясь руками за дно, которое вновь стало покатым. Как Халли ни старалась, от взвеси вода мутнела еще сильнее. Боуман поднял на удивление мало ила. Ребризер не давал пузырьков, слышался лишь тихий звук на вдохе и выдохе. Она спускалась, продувая уши через каждые два-три вздоха, чтобы выровнять давление.

Подняв взгляд, Халли прочитала показания на дисплее:

У поворота половина пути осталась позади. Большой рюкзак на спине и почти нулевая видимость затрудняли путь, но сужения туннеля не требовали снимать ношу. Единственное, что заставило Халли на мгновение остановиться, была мысль об отсутствии резервирования системы. Это нарушало основополагающее правило погружения в пещере, гласившее: каждая из систем водолаза должна быть трижды продублирована. Фонари, катушки, резаки, компьютеры, воздух, регуляторы – всё. Даже при обычном погружении. А тем более при теперешнем.

Туннель пошел вверх, и Халли взглянула на дисплей:

Поднималась она медленно, давая телу избавиться от накопленного азота и не позволяя измениться цвету индикатора декомпрессии. Наконец Халли встала на ноги на слегка покатом дне, всплыла и огляделась. Обстановка была в точности такой, как она ее запомнила: вокруг распростерлась гладкая, точно черный атлас, поверхность подземного озера, берегов которого не достигал свет фонарей. Над головой на высоте почти в сотню футов – изогнутый свод. В этом месте в породе содержалось много железа, и между толстыми белесыми пластами известняка виднелись ярко-красные полосы, от чего скала напоминала огромный слоеный торт.

На краю водоема ждал Боуман. Халли постучала кулаком по макушке – сигнал аквалангистов «все в порядке» – и тяжело зашагала к нему по поднимающемуся к берегу дну. Высота вертикальной стенки колодца здесь составляла два фута – почти как в бассейне. Халли сняла рюкзак и толкнула его Боуману. Он отставил его в сторону, протянул вперед обе руки. Она уперлась ботинками в скалистую стенку, ухватилась за его запястья, Боуман выдернул ее из воды, как удильщик окуня, взял за талию и поставил на ноги.

Халли сняла маску, он положил ладони ей на плечи и долго смотрел прямо в глаза. Как ни странно, здесь, в суперпещере, на глубине в целую милю, в экспедиции, которая могла принести спасение от смерти миллионам людей, Халли почему-то решила, что он хочет ее поцеловать.

17

И, как ни странно, она вдруг поняла, что совсем не против. Да, там, наверху, нарастал кризис. Да, их теперешнее задание было более важным, чем все ее предыдущие дела. И да, они с Боуманом познакомились немногим более суток назад. Но если жизнь чему-то ее и научила, так это тому, что доверять подсказкам интуиции можно. Более того: ими ни в коем случае нельзя пренебрегать. Увольнение из УПРБ послужило ей жестоким уроком. Ранняя смерть отца – тоже. Не то чтобы они не успели насладиться обществом друг друга. Они проводили вместе очень много времени, именно это и сделало его смерть еще горше. Будущее должно было подарить им десятилетия такого общения. Вот только ни время, ни явления природы никому ничего не «должны». Глагол этот применим только к людям – к ней, к ее решениям и поступкам. Больше уроков не требовалось. К тому же – и это самое главное – в пещерах все происходит иначе. По словам старика-курандеро, да и по ее собственному опыту, пещеры, как и великие горы, усиливают чувства. Легкая неприязнь быстро сгущается до ненависти. Расположение тоже может перерасти в нечто большее.

Халли научилась узнавать взгляд мужчины перед первым поцелуем: голодный, испуганный или боготворящий. В глазах Боумана не читалось ни того, ни другого, ни третьего. Он казался серьезным, сосредоточенным, даже невозмутимым. Вдруг до нее дошло: он всего лишь проверяет, не кружится ли у нее голова и не расширены ли зрачки. Наконец, Уил улыбнулся, опустил руки и сделал шаг назад.

– Прекрасно выглядите. Как все прошло?

Халли наклонила голову, прищурилась. Неужели заигрывает? Как давеча в УПРБ, когда он ей подмигнул? Непонятно.

– Без проблем. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к индикаторам перед глазами, а в остальном все в порядке. А у вас?

Похоже, Боуман удивился вопросу. Будто для него было неожиданным, что кому-то небезразлично его состояние.

– У меня тоже. Я уже работал с такими ребризерами. А для вас это не обычное погружение в пещере. Очень важно ориентироваться в обстановке.

– То есть может произойти все, что угодно.

– Вот именно.

– Думаю, нам стоит беспокоиться лишь о Рафаэле.

На слове «нам» Халли почувствовала на себе взгляд Боумана, однако никаких возражений в этом взгляде не было.

– Согласен. Он старше остальных и в пещерах работал меньше.

– Кому пришла мысль включить его в группу?

– Настаивал Дэвид Лэйтроп. У них в управлении беспокоились об отношениях с Мексикой. Аргуэльо по силам урегулировать этот вопрос, да и проблемы с местным населением – тоже.

– Его мужеству остается только завидовать.

Разговор оборвался. Пришла очередь Халли заглянуть в глаза Боуману, и вовсе не в поисках признаков головокружения или дезориентации.

– Как я должна была расценивать то ваше подмигивание в УПРБ, мистер Боуман?

– Для вас докторБоуман, мэм.

Он улыбался.

Отличные зубы,подумала Халли. В былые времена мать не раз повторяла: «Всегда обращай внимание на зубы мужчины, они многое о нем расскажут. Для потомства очень существенны хорошие зубы».Ее мать, заводчица лошадей…

Уил отнесся к вопросу весьма серьезно:

– Скорее всего, это была благодарность. Я думал, что у нас ничего не выйдет. Но вам удалось объединить группу – очень впечатляющее зрелище.

Халли вновь посмотрела ему в глаза и подумала о ледниках – на Аляске, в Альпах и Андах… О древних ледниках, о создаваемой веками темной сини, слишком глубокой и слишком холодной для живых организмов. Теперь, стоя к нему гораздо ближе, она разглядела нечто, ускользнувшее от внимания в прошлый раз – крапинки золота, мерцающие в ледяной синеве. Или это всего лишь игра света, отражение какого-то пещерного кристалла? Халли слегка повернула голову, изменив угол зрения, но золотые крапины не исчезли.

– Почему вы так на меня смотрите?

Действительно, почему?

– Мне показалось, у вас что-то с глазами.

– Мои глаза прекрасно себя чувствуют.

– И выглядят тоже прекрасно.

О чем они говорили? Ах да…

– Значит, благодарность за помощь в создании команды…

– Я был очень вам благодарен. Как и все мы.

– Что-нибудь еще, доктор Боуман?

Полуулыбка, тает лед синих глаз…

– Вы красивая женщина, Халли.

Вы красивая женщина…Такой подход ей знаком: «открытость и честность», притворное равнодушие и невинность. А глянешь глубже – ни открытости, ни честности, сплошная похоть. В словах Боумана она этого не почувствовала. Теперь ход за ней.

– Доктор Боуман, а если я замужем?

– Нет. Не замужем.

Его довольная улыбка ей не понравилась.

– Откуда вы знаете?

– Забыли, что говорил о нас Лэйтроп?

Холосты, одиноки, ни близких, ни детей…

– Забыла. Палка о двух концах, да?

– Вот именно.

Не задумываясь, Халли произнесла:

– Удивительно, что у вас никого нет.

Ответ не заставил себя ждать:

– Не поймите неправильно, но меня ничуть не удивляет, что у вас никого нет.

Наверное, его слова должны были ее задеть, однако она не совсем уловила, что он имеет в виду.

– Почему?

– Из всех женщин, с которыми мне доводилось иметь дело, Халли, вы, пожалуй, самая неконтактная. Вряд ли многие мужчины дерзнут штурмовать эти стены.

Штурмовать эти стены.Она не обиделась. Трудно обижаться на правду.

– Штурмуют не многие. – Холи пожала плечами. – Нет, пытаются, конечно, но… стены то слишком высокие, то слишком крутые, то… – Она пыталась подобрать подходящее слово.

– Неприступные?

Халли кивнула.

– Некоторые относят это к положительным качествам.

Она ждала, надеясь увидеть его реакцию. Ей казалось, будто между ними завис шар из тончайшего хрусталя. Любое неосторожное движение разобьет его вдребезги, а такую вещь, потеряв, уже не вернуть.

Боуман не двинулся с места. Стоял, слегка наклонив голову, едва заметно улыбаясь, и смотрел на нее исподлобья.

Халли сняла шлем, встала на цыпочки (это ей приходилось делать довольно редко), прикоснулась губами к его щеке, отступила на шаг назад и озорно улыбнулась. Он взял ее за руку и поцеловал кончики пальцев.

Они стояли, глядя друг на друга. На его лице внезапно промелькнуло беспокойство, затем глаза снова смягчились.

Халли заговорила первая:

– По-моему, не очень профессионально.

– Думаю, что… – Он вдруг отвлекся, посмотрел в сторону. – Свет!

– Вот черт!

– Слава богу!

Из воды показался Аргуэльо. Он отдал рюкзак Халли, и Боуман вытянул его из воды. Для этого потребовалось не больше усилий, чем для подъема Халли. Трясущийся и бледный, Аргуэльо снял дыхательный аппарат.

– Проще п-пареной редьки. – Его голос дрожал.

– Проще пареной репы. – Халли похлопала его по плечу.

Аргуэльо поморщился.

– Да. Репы. Разумеется. Я знаю.

– Значит, проблем не было? – Боуман осматривал Аргуэльо так же, как перед этим осмотрел Халли.

– Почти. Я, конечно, нырял, но не в такой мутной воде, к тому же чуть не потерял веревку. По счастью, быстро его нашел. – Аргуэльо отлично говорил на английском, однако на его речь, обычно грамотную, повлиял стресс от погружения. – Не думал, что будет так холодно.

У Аргуэльо, тощего как гончая, не было ни капли лишнего жира.

– Давайте я согрею чаю, – предложил Боуман. – Глоток живительной влаги никому не повредит.

– Лучше я, а вы занимайтесь водолазами.

Халли установила на плоский камень маленькую альпинистскую плитку, поставила на нее алюминиевый котелок с водой. Шипение плитки в пещере звучало высокой нотой на фоне басов ветра и потоков воды. Пламя горелки под котелком отбрасывало лазурные блики.

Не успела закипеть вода, как, подняв брызги, появился Канер и с трудом пошел к берегу. Аргуэльо принял его рюкзак, а Боуман протянул руки, чтобы помочь ему выйти, и, к удивлению Халли, замычал от натуги.

– А вы тяжелый, – сказал он Канеру.

Мгновение Канер молча смотрел на него, потом снял маску и улыбнулся:

– Наверное, воду впитал. Как губка.

Боуман хмыкнул, и Канер продолжил:

– Это нечто! Я, конечно, участвовал в серьезных погружениях, но сегодняшнее, друзья мои… было бесподобно.

– Ребризер работал нормально?

– О да, прекрасно. Головной дисплей замечательный. Никогда таким не пользовался.

– Чай почти готов! – крикнула Халли.

– У меня в рюкзаке есть немного лекарства, – ответил ей Боуман, все еще стоя рядом с Канером. – Полагаю, нам всем не повредит сделать по глоточку. Оно в красной фляжке.

Она подошла к его рюкзаку, открыла и достала фляжку. Влила по доброй порции напитка в каждую кружку с чаем, добавила сахару, порошка лимонной кислоты и принесла три кружки мужчинам, стоящим у водоема в ожидании Хейта.

– Вот! Подается с улыбкой.

– Спасибо. – Канер подул на горячую жидкость, осторожно глотнул и расширил глаза. – Ого! Спиртное.

Аргуэльо тоже взял кружку, а Боуман от своей отказался.

– Почему бы вам самой не выпить? – предложил он Халли.

– Там есть еще.

– Он уже должен быть здесь. – Боуман смотрел на озеро.

– Хейт? Не волнуйтесь. Среди нас всех у него, наверное, самый большой опыт погружения в пещерах.

Халли понимала, что Боуман не пьет, на случай если ему придется снова нырять. Она взяла кружку и отпила шипучий чай. Он взорвался у нее во рту, обжег язык и проложил горячую дорожку к желудку.

– Ух ты! А напиток-то крепкий.

– Еще бы, – отозвался Боуман. – Настоящий флотский ром.

– Если бы я знала, налила бы поменьше.

– Хорошо бодрит, – вставил Канер, осторожно прихлебывая. – То что доктор прописал.

Боуман посмотрел на часы.

– По моим расчетам, он опаздывает на десять минут.

– Уил, Хейт на самом деле… – начала было Халли, но не договорила. Ее саму уже терзало беспокойство.

– Я знаю, что он опытный. Поэтому его отсутствие еще больше меня тревожит.

Пришлось признать, что Боуман прав. И все-таки погружение было относительно несложным, если так вообще можно назвать любое погружение в пещере. Понятно, узкий коридор и плохая видимость, однако Хейту не раз доводилось работать в гораздо худших условиях.

Боуман взял дыхательный аппарат.

– Я возвращаюсь. Вы оставайтесь здесь. Если я не вернусь, меня не искать. Экспедицию возглавит Халли.

– Боуман. – Халли сделала шаг вперед. – Я тоже иду. У вас должен быть напарник.

– Это не касается спасательных работ в пещерах. И подъема тел. По регламенту эти операции производятся в одиночку. Двое водолазов удваивают вероятность возникновения проблем. Сами знаете.

Он был прав. Халли отступила.

– Всем все понятно? – Голос Боумана звучал резко.

Каждый озвучил утвердительный ответ. Только Аргуэльо поднял руку.

– Я вас понял, но у меня один неприятный вопрос. Если вы не вернетесь, значит, по всей вероятности, вы утонули в туннеле. Как же в таком случае мы проделаем обратный путь?

– Вам придется вытащить меня. И Рона тоже, если дойдет до этого. Ясно?

Боуман надел снаряжение и вошел в воду. Все наблюдали, как он погрузился, свет от фонарей на его шлеме быстро потускнел и исчез вдали. У Халли упало сердце.

Они уселись на камнях и отключили фонари, чтобы сэкономить заряд батарей.

– Молю бога, чтобы с молодым человеком ничего не случилось, – сдавленным голосом произнес Канер. – Он немного грубоват, но очень к себе располагает.

– Хейт совершал погружения в самых сложных пещерах страны, – напомнила Халли. – Наверное, он просто не торопится, развлекается с новой игрушкой – ребризером.

Несколько минут все сидели молча. Халли достала из кармана «Сникерс», развернула и разломила на три части. Не включая свет, подошла к Аргуэльо. Двигалась она легко, шум ветра и воды заглушал ее шаги.

– Возьмите шоколад, Рафаэль.

– Господи Иисусе! – Аргуэльо от неожиданности подпрыгнул. – Как вы тут оказались?

Она перешла к Канеру, отдала ему кусок и вернулась на свое место.

– Как вы это делаете? – с полным ртом шоколада спросил Аргуэльо.

– Научилась у спелеологов, давно. Вам бы тоже не помешало. Прежде чем выключить фонарь, мысленно делайте «моментальный снимок» обстановки. Сначала трудно, но со временем входит в привычку. Вы удивитесь, в каких подробностях сможете все запоминать, если немного потренируетесь.

– Попробую.

– Здесь это необходимый навык, – добавил Канер.

Они замолчали. Халли слушала, как движется воздух, как течет вода, и чувствовала, что пещера будто обволакивает их. Она знала, что многие считают пещеры мертвым и тихим местом, а они редко бывают тихими и никогда мертвыми. Каждая пещера живет своей жизнью, зачастую странной, это правда, однако странными они кажутся лишь глазу зрителя.

Затем, словно прочитав ее мысли, заговорил Аргуэльо:

– Я рассказывал вам, что многие местные считают пещеры живыми.

– Расскажите мне… нам… что-нибудь еще, – попросил Канер.

– Мне приятен ваш интерес. Обычно ученые не желают слушать такие вещи.

– Поверья существуют тысячи лет. А это что-нибудь да значит, – заметил Канер.

– Безусловно. Итак, куикатеки говорят, что пещеры дышат, и мы в этом убедились. Они имеют циркуляционную систему, что тоже правда. В наших телах циркулирует кровь, в пещерах – обогащенная минералами вода.

Аргуэльо помолчал, прожевал кусочек батончика и продолжил:

– Есть еще кое-что. Согласно поверьям куикатеков, пещеры питаются и выделяют экскременты – то есть еще два научных критерия, позволяющих отнести их к живым организмам.

– Не уверен, что понял вас, – сказал Канер.

– Представьте, что земля – большое яблоко, а пещера – червяк, проедающий в нем туннели. А выделительная система у пещер действительно есть – реки выносят из них все ненужное. И излечивают они себя сами.

Канер кивнул.

– Все правда, если действительно задуматься.

У Халли тоже возник вопрос:

– Это физические характеристики, Рафаэль. А как же остальное? Дух? То, чему дали название Чи Кон Ги-Хао.

– Куикатеки верят, что первые люди вышли на свет из этой пещеры. Из этой и нескольких других. Как мы видели, они приносили жертвы, чтобы ублажить обитающих здесь духов. Веками тут хоронили мертвых – считали, что это приблизит их к живущим в пещере богам.

– Вы сказали «богам» во множественном числе, – заметила Халли. – Значит, Чи Кон Ги-Хао не единственный?

– О нет! Чи Кон подобен Зевсу, он бог всех богов. Существуют и другие, злые и добрые. Для древних людей, населявших эти места, пещера была как рай для нас. И одновременно как ад.

– Значит, демоны и ангелы здесь сосуществуют?

– Верно. В идеальном равновесии. И только курандеро могут их вызвать. Но не каждый курандеро способен вызвать всех богов.

– Тут я вам уже не верю, – сказал Канер.

– Как в белой и черной магии. Некоторые курандеро могут вызывать милосердных богов, чтобы исцелить больных, собрать хороший урожай, благословить брак. Другие – дьяволов, как мы их называем. Чтобы предать анафеме врага, победить захватчиков, обрести власть.

У Халли появился еще один вопрос:

– А как выбирали курандеро?

– Любой, кто желал стать курандеро, сначала подвергался испытаниям. Только прошедшие испытания могли продолжать путь.

– В чем состояли испытания? – спросила Халли.

– Старейшие курандеро заводили претендента глубоко в пещеру. Оставляли одного. Если найдет путь назад – принят. Если нет – нет.