Текст книги "Дни"

Автор книги: Джеймс Лавгроув

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

10.07

Охранником оказалась миниатюрная, жилистая на вид молодая женщина с темными, слегка косящими глазами. Черные волосы туго стянуты в пучок на затылке. Фрэнк узнает ее в лицо, а значок-удостоверение напоминает ему, что зовут ее Гоулд.

Он представляется – «Хаббл, Тактическая» – и бросает беглый взгляд на задержанную. Та сидит на стуле спиной к стене, нахохлившись и разглядывая свои руки, лежащие на коленях, словно именно они, руки, и повинны в преступлении, а сама она – ни при чем. Судя по тонким морщинкам, лучащимся вокруг губ и расходящимся, словно линии магнитного поля, от внешних уголков глаз к вискам, ей не меньше пятидесяти. На ней темные брюки и бордовая мохеровая кофточка с алмазно-золотой брошью, приколотой возле ключицы. Волосы – насыщенного темно-шоколадного цвета, кое-где пробивается седина. Их явно пытались как-то привести в порядок, но все равно вид у шевелюры запущенный и нечесаный. Брюки не мешало бы погладить. Все вместе являет собой странный образ – гибрид приличной покупательницы и бродяжки, однако Фрэнку ни с того ни с сего приходит в голову, что дамочка очень даже ничего. В подходящем наряде и в другой ситуации – не такой, как теперь, – она была бы просто неотразима. Обручального кольца на левом безымянном пальце нет: Фрэнк замечает его отсутствие просто потому, что задача сыщика – ничего не упускать из виду, а не по какой-то иной причине.

– Что она украла? – спрашивает он у Гоулд, доставая свой «сфинкс».

– Вот это. – Гоулд показывает ему флакон с раствором для контактных линз. – Между нами говоря… – Она придвигается к Фрэнку, чтобы доверительно пошептаться с ним. Фрэнк слегка отшатывается, но Гоулд, видимо, не замечает этого. – Я еще никогда не видела таких неуклюжих воришек. Ну, то есть, она могла бы с таким же успехом войти с плакатом на груди, где написано: «Я Пришла Сюда, Чтобы Украсть». Даже я, не имея специального опыта, как только взглянула на нее, поняла: дамочка не в себе. Она так сильно дрожала, что я подумала: может, у нее болезнь такая, вроде Паркинсона или чего-то подобного, но потом она увидела меня – и вдруг как подскочит, точно ошпаренная кошка, и отвернулась в сторону – вот так. – Гоулд быстро наклоняет голову набок, горбится и поднимает руку, заслоняя лицо.

Она, разумеется, утрирует, и Фрэнк, еще раз бросив взгляд на арестованную, с облегчением видит, что та продолжает рассматривать свои руки и поэтому не заметила бестактного передразнивания Гоулд.

– Я стала за ней следить, – продолжает Гоулд, – ну и не прошло и двух минут, как она совершила кражу. У нее так тряслись руки, что она едва сумела запихнуть в карман. Это было бы смешно, если бы не было так жалко, – заключает она, мрачно скривив губы.

– Вы забрали у нее карточку?

– Она говорит, что карточки при ней нет. Говорит, потеряла.

– Тогда как же она вошла?

– Понятия не имею. Выясним внизу, но мне нужно, чтобы вы произвели арест по форме, прежде чем я уведу ее.

– Разумеется.

Фрэнк направляется к воровке. Подойдя к ней, он улавливает сильный аромат духов, исходящий от нее. Точнее, несколько разных ароматов – парфюмерная смесь, призванная заглушить запах телесных выделений, но, словно белая простыня, наброшенная на комок мокрой грязи, неспособная полностью скрыть его.

У Фрэнка одновременно морщатся и нос, и лоб.

При его приближении женщина поднимает голову, и он видит, что у нее воспалены глаза – белки превратились в сплошную вязь кровяных сосудиков, ресницы блестят от влаги, и все это усугубляет то впечатление изможденности и запущенности, какое создалось при первом взгляде на нее. Впрочем, если не считать глаз, лицо ее спокойно, безмятежно, пожалуй, даже преисполнено надежд.

– Кажется, мы знакомы? – спрашивает она, быстро моргая и потирая один глаз.

– Едва ли.

– Я уверена, что видела вас раньше.

Возможно, она мельком видела его раньше в каком-нибудь из торговых залов, но вряд ли запомнила его лицо. Никто не запоминает. В этом вся соль.

Он качает головой:

– Маловероятно.

– Ну, не знаю. У меня всегда была хорошая память на лица. Вы пришли, чтобы вышвырнуть меня?

– Моя обязанность состоит не в этом. – Фрэнка что-то заставляет разговаривать с ней как можно мягче и вежливее. – Я пришел вас арестовать.

– А я думала, меня уже арестовали.

– Такова процедура.

– А как же она? – Женщина указывает на Гоулд.

– Закончив положенные формальности, я снова передам вас охраннице – для дальнейшего оформления и лишения вас прав.

– Я знаю, кто вы, – медленно произносит женщина. – Вы – Призрак.

– Да, я из «Тактической безопасности».

– А магазинным сыщиком вас кто-нибудь называет?

– Иногда. Во всяком случае, сам я предпочитаю это название.

– «Магазинный сыщик» вам нравится больше, чем «Призрак»?

– Именно так.

– Надо же, – удивляется женщина, кивая своим мыслям.

Фрэнку кажется, она вообразила, будто находится на вечеринке с коктейлями и ведет светскую болтовню. Поэтому ее следующий вопрос застает его врасплох.

– А вам приходилось стрелять в магазинных воров?

Сначала он колеблется, но потом решает, что, признавшись в правде, ничего не потеряет.

– Несколько раз.

– Сколько именно?

Фрэнк хмурится.

– Пять, может быть, шесть раз. Это было давно, в первые годы работы.

– И вы убили кого-нибудь из них?

– Я стрелял так, чтобы ранить.

– Но не всегда же возможно попасть точно туда, куда целишься, тем более при такой спешке.

– Нет, не всегда.

– Значит, вы убивали кого-то нечаянно?

– Я – нет, – отвечает Фрэнк. – Но с другими такие случаи бывали.

– А меня вы могли бы застрелить? – Женщина останавливает на Фрэнке взгляд своих налитых кровью глаз и так пронзительно на него смотрит, что он на миг тревожно задумывается: а вдруг она видит насквозь, вдруг она способна заглянуть ему прямо в душу?

– Если вы станете сопротивляться при задержании или попытаетесь убежать, – отвечает он наконец, – мой служебный долг – воспрепятствовать вашим намерениям, используя любые доступные мне средства.

– А тот факт, что я – женщина, способен повлиять на ваши действия?

Вспомнив Клотильду Вестхаймер на распродаже, Фрэнк не задумываясь отвечает:

– Нисколько.

– Надо же, – снова удивляется она.

Фрэнк поднимает руку, прерывая беседу, чтобы связаться и неслышно переговорить с «Глазом».

– У вас записан клип с этой женщиной в «Оптике»?

– Конечно записан. Я следил за ней неотрывно. Ловкой ее не назовешь.

– Хорошо. – Фрэнк прокашливается и приступает к положенной процедуре. Начинается «Воровское Благословение». – Мадам, я очень сожалею, но мой долг – сообщить вам, что в десять часов три минуты – десять ноль три, да? – переспрашивает он для верности, обращаясь к Гоулд.

Охранница кивает:

– Примерно.

– Так в десять ноль три или нет?

– В точности? – язвительно улыбается Гоулд. – Не знаю. Я на неесмотрела, а не на часы.

– Пока скажем, что в десять ноль три, однако время нуждается в уточнении, – с досадой заключает Фрэнк и вновь поворачивается к задержанной. – В десять часов три минуты вы взяли товар из отдела «Оптика», не оплатив его и не выказав явного намерения оплатить. За это преступление…

– Эта вещь была мне необходима!

– Не сомневаюсь, мадам.

– От контактных линз у меня началась резь в глазах, а карточку я потеряла. Иначе ни за что так не поступила бы.

– За это преступление полагается наказание – немедленное изгнание из здания и пожизненное лишение счета в нашем магазине. Если вы пожелаете обратиться в суд, то можете сделать это.

– Не пожелаю.

– Однако имейте в виду, что мы располагаем следующим свидетельством, зафиксированным на диске.

Он нажимает клавишу на «сфинксе», запуская запись, и они с женщиной просматривают клип, запечатлевший кражу. Гоулд права: эту женщину никак не назовешь прирожденной воровкой. Стараясь выглядеть непринужденно и в то же время дрожа, будто в припадке, она слишком долго изучает пластиковые флаконы, стоящие перед ней на вращающейся стойке, прежде чем схватить один из них, при этом она допускает элементарнейшую ошибку – озирается через плечо: вопиющий предательский признак. Она трижды пытается засунуть флакон в карман брюк, при каждой новой попытке волнуясь все больше, пока наконец не опускает глаза, чтобы положить украденную вещь в намеченный тайник. К этому моменту в поле зрения камеры попала Гоулд, приближающаяся к похитительнице сзади. Клип заканчивается на том, что Гоулд хватает женщину за руку.

– Вы отдаете себе отчет в том, что я вам показываю?

– Да. Да, отдаю. – Женщина устремляет взгляд на потолок. – Вы знаете, я часто смотрела на эти маленькие камеры, которые наблюдают за людьми в магазине. Наверное, мне следовало догадаться, что они и за мнойбудут наблюдать. Может, я и догадывалась, только предпочитала об этом не думать. Ведь это так неприятно – думать, что кто-то постоянно следит за тобой, за каждым твоим шагом, – вы согласны? Я не религиозный человек, но, будучи верующей, наверное, чувствовала бы то же самое. Ощущала бы, что Бог следит за мной каждую секунду каждого дня, вроде вот этих ваших камер, и ждет, когда же я оступлюсь. – Она снова устремляет взгляд на Фрэнка. – А если эти камеры – глаза Божьи, то тогда кто же вы,мистер Магазинный Сыщик? Вы, чья работа – парить где-то у нас за плечами и оставаться невидимкой? Вы, кто самой угрозой вашего присутствия вынуждает нас прислушиваться к голосу совести? – Задумчивые интонации сменяются лукавыми. – Может быть, ангел?

– Едва ли. – В голосе Фрэнка слышна легчайшая ирония. – Для этой должности я недостаточно чист.

– Ну, ангелам и не нужно быть чистыми. Им нужно просто существовать.

– В таком случае, ангелы – это мы, – отвечает Фрэнк в тон ей. – Это мы, магазинные сыщики. Мы всегда рядом, всегда парим у вас за плечами.

– Только не у меня, – с грустной усмешкой возражает, похитительница. – Уже не у меня. Я ведь нарушила правила, да? И больше сюда никогда не приду.

Я тоже,мысленно отвечает Фрэнк. Это в каком-то смысле сближает их, связывает в пару. Грешница и разочарованный ангел, они оба лишаются местечка в раю Маммоны: одна – потому что сбилась с верной и узкой стези, другой – потому что больше не в силах на ней оставаться.

– Ну что ж, не будем тянуть, – говорит нарушительница, с усилием поднимаясь на ноги. – Мистер Магазинный Сыщик? Вы были вежливы и деликатны. Благодарю вас. – Женщина протягивает ему руку. – Меня зовут миссис Шухов. Кармен Шухов.

Фрэнк в замешательстве: он привык прикасаться к людям, только когда у него нет выбора, – например, при поимке вора. А эта женщина, эта миссис Шухов, желает, чтобы он пожал ее руку – своей? Их тела должны соприкоснуться, кожа к коже? Что за нелепость. Достаточно того, что она уже заставила его проводить мысленные аналогии. А теперь от него еще требуется установить с ней физический контакт? Об этом не может быть и речи.

Вместо рукопожатия он едва заметно наклоняется вперед, слегка кивнув головой.

Почувствовав, что наткнулась на невидимую стену, миссис Шухов смущенно убирает протянутую руку. Она пытается извиниться и испытывает почти облегчение, когда Гоулд берет ее под локоть и уводит прочь от Фрэнка и допущенного ею faux pas [8]8
  Промах (фр.).


[Закрыть].

Охранница и нарушительница выходят из отдела, миссис Шухов делает тщетную попытку поправить прическу, и Фрэнк снова удивляется ее небрежной элегантности. Такое впечатление, будто она не переодевалась пару дней, и в течение всего этого времени не пользовалась косметикой и не принимала ванны. Все это не значило бы ровным счетом ничего, если бы она не производила впечатления женщины, для которой внешность и личная гигиена имеют большое значение. Вдобавок осталось непонятным, как она проникла в магазин без карточки, – если только она не лжет о потере. Да и зачем рисковать счетом в «Днях» ради бутылочки раствора для контактных линз – Господи, зачем?

Все это крайне запутанно, но пускай там в «Следственном» разбираются. В конце концов, Фрэнка это уже не касается.

15

Гептархия: правление семерых

10.07

К этому времени правую створку выходящего на юг трехстворчатого окна в Зале заседаний почти целиком занимает темная сторона купола. Ослепительно отражая безоблачное небо, поверхность прозрачной части стекла, пока по-прежнему преобладающей, кажется белой, а царапины и изъяны на наползающем сегменте дымчатого стекла преломляют свет в радужные полоски толщиной с иголку.

В Зале заседаний воцарилась напряженная тишина: шестеро отпрысков Септимуса Дня молча наблюдают за тем, как седьмой силится соорудить себе порцию джина с тоником.

Крис, уперев кончик языка в уголок рта, пытается сосредоточиться на своей цели так усердно, словно ему предстоит построить из спичек уменьшенную модель готического собора. Ему уже удалось налить в стакан немалое количество джина и добавить сверху немного тоника, пролив при этом лужицу из обеих жидкостей, но теперь перед ним стоит весьма скользкая задача – извлечь полурастаявшие кубики льда из малахитового ведерка с помощью серебряных щипцов для льда.

Глядя на то, как Крис обращается с щипцами, трудно поверить, что этот инструмент специально предназначен для того, чтобы вынимать кубики льда из открытой посудины. Он орудует ими так, словно ему мешают невидимые садовые рукавицы, и всякий раз, как Крису удается подцепить когтеобразными кончиками щипцов один из растрескивающихся ромбиков замороженной воды, этот ромбик неизменно срывается и скользит по столешнице (а чаще всего перелетает за край стола и шлепается на ковер), прежде чем Крис успевает донести его до своего стакана.

Зрители, почти скрипя зубами от тоски, наблюдают этот худший из фарсов. Каждому из братьев хочется подойти к Крису, выхватить у него из рук щипцы и, как будто он ни на что не способный инвалид, сделать все за него. Сделать что угодно, лишь бы это представление поскорее окончилось.

Но вмешиваться не приходится. Потеряв терпение, Крис бросает щипцы, запускает в ведерко пятерню и, набрав полную пригоршню льда, отправляет ее в стакан. Следом – ломтик лимона. Затем, осторожно придвинув к себе полный до краев стакан, он приближает нос к напитку и принюхивается, с удовольствием вдыхая смесь резких ароматов – можжевельника, хинина и лимона. Сложив губы в трубочку, Крис делает большой глоток.

– Сказка! – восклицает он, шлепая по подлокотнику своего трона, и делает еще один долгий, шумный глоток, а потом еще один.

Понизив таким манером уровень жидкости в стакане на два сантиметра, он наконец решается взять его в руки. И приканчивает оставшееся питье двумя быстрыми глотками.

Руки его становятся тверже, движения делаются более плавными, не такими мрачно-сосредоточенными, и он наливает себе новую порцию. После второго стакана Крис чувствует, как пульсирующий, тошнотворный приступ похмелья понемногу отступает: целительный алкоголь уже потек ледяной струйкой по его кровотоку. Тиски из раскаленного железа, давящие на глазные яблоки, ослабевают, а мозг из двенадцатикилограммовой массы расплавленной магмы постепенно превращается в орган, способный соображать и рассуждать. Наблюдателям же видны внешние признаки наступившего внутреннего возрождения: на бледных прежде щеках Криса проступает розоватый румянец, а координация движений заметно улучшается.

Крис уверенно тянется к бутылкам, чтобы налить себе третий стакан. Новая порция состоит на девять частей из джина и на одну из тоника – от такого соотношения дерет язык, – и, проглотив коктейль, Крис чувствует, как жаркая волна устремляется вспять, обжигая глотку. Он ловит ртом воздух:

– О-го-го! Уф! Ох!

Наконец полость рта охлаждается, и широкая светлая улыбка расплывается по его лицу, будто масляное пятно.

– Ну, – говорит он, обводя стол затуманенными глазами, – вот мы и снова все вместе. Наступил новый день, несущий нам покупателей и прибыток, достаток и довольство, и прочую фигню. Я что-нибудь пропустил?

– Да всё, – равнодушно отвечает Субо.

– Пожалуй, можно быстро пробежаться по повестке сегодняшнего дня, чтобы все освежить в памяти, – говорит Понди Чедвику.

Чедвик вздыхает, искривляет губы в некоем подобии листа Мёбиуса, затем нажатием клавиш возвращает на экран протокол сегодняшнего совещания и быстро просматривает, зачитывая вслух основные моменты. В конце он сообщает:

– Мы уже проголосовали по всем пунктам повестки дня, – и, скрестив на груди руки, откидывается назад на своем компьютерном стуле.

– Ну, не по всем, – возражает Понди. – Остался еще спор между двумя отделами…

– Но мы же пришли к решению. – Чедвик бросает на Понди осторожный взгляд.

– Мы не проголосовали по этому вопросу как следует, а теперь, когда Крис пришел, будет только справедливо спросить его мнение и учесть его голос. Поэтому, Чедвик, напомни нам подробности спора, и если у Криса или еще у кого-нибудь появятся новые замечания – то прекрасно. Если нет, то просто проголосуем и на этом закончим совещание.

– Спасибо, Понди, – говорит Крис. – Я знал, что на тебя можно положиться.

Чедвик с кислой миной снова наклоняется к терминалу, выводит на экран историю разногласий между «Книгами» и «Компьютерами» и обобщает ее в нескольких сжатых фразах. Между тем Крис, не теряя времени, готовит себе четвертую порцию выпивки. Еда на серебряном подносе, стоящем перед ним (поджаренный на гриле бекон, яичница с помидорами, несколько тостов со сливочным маслом и мармеладом), остается нетронутой. У Криса редко просыпается аппетит раньше полудня, когда его желудок уже смягчен и окутан успокаивающим алкоголем. Тем не менее, по настоянию Понди, Пёрч каждое утро подает Крису и твердый завтрак наряду с жидким – в надежде, что однажды первый покажется ему более соблазнительной альтернативой.

– Итак, – заключает Чедвик, – мы решили, что Торни отправится вниз и все уладит.

– Отличная идея, – замечает Крис, не поднимая глаз. – Несколько волшебных словечек из уст Шелкового Султана, и все уже задерут лапки кверху и будут просить, чтобы им пощекотали животик.

– У тебя есть предложение получше? – осведомляется Торни, и прорезавшаяся досадливая морщинка нарушает безупречную симметрию его лица.

– Есть. Но разве велики шансы, что кто-нибудь захочет к нему прислушаться?

– Невелики, – признает орни.

– Ну вот. Так что мне даже рот раскрывать нет смысла. Но это же ни для кого не новость, верно? Мое мнение здесь имеет такой же вес, как если бы я тут уборщиком был.

– Не наша вина, что тебе не досталось дня председательства, – вставляет Серж примиряющим (как он надеется) тоном. – Так уж отец распорядился. Может быть, нам и кажется, что в его одержимости числом семь есть что-то извращенное, я бы сказал, несколько анальное, – но мы ничего с этим не можем поделать. То, что раз устроено, нельзя расстроить.

– Можно, – возражает Крис. – Прежде всего, мы могли бы открываться и по воскресеньям. Это бы поставило меня в равное положение со всеми вами.

Ответ столь же незамедлителен, сколь и неизбежен. Ничего другого Крис и не ожидал услышать от братьев. Он хорошо знает, что скажет каждый, прежде чем они успевают раскрыть рты.

– Об этом не может быть и речи, – отрезает Чедвик.

– Ты подумай о расходах, – рассуждает Субо. – Нам пришлось бы составить новый график работы служащих, пришлось бы выплачивать им сверхурочные. Это никуда не годится.

– К тому же нам не хотелось бы оскорблять чувства наших клиентов-христиан, – добавляет Торни.

– А как же живые манекены? – спрашивает Питер. – Они не меньше остальных заслуживают день отдыха.

– Да и нам нужен день отдыха, – вставляет Серж.

– Кроме всего прочего, – снова вступает Торни, – отец особо настаивал, что магазин ни в коем случае не должен работать по воскресеньям. «Воскресенье, – говорил он, бывало, – это замковый камень недели». Помните? «Его задача – в том, чтобы удерживать на местах остальные шесть дней, и потому он должен стоять особняком от них».

– До чего же это предсказуемо, черт подери, до чего предсказуемо. – Крис, с видом владыки восседая на своем позолоченном троне, по очереди обводит взглядом всех братьев. – И какое чертовское ханжество! Я могу вам напомнить по крайней мере два условия, которые поставил отец, завещая нам магазин, и которые вы нарушили после его смерти.

– Введение «алюминия» было здравым коммерческим шагом, – заверяет Питер. – Причем своевременным. Отец бы нас одобрил.

– Но он же говорил, что не должно быть больше семи категорий счетов.

– А этот этаж мы забрали себе, потому что назрела такая необходимость, – продолжает Серж. – Мы не могли больше жить там. – Взмахом руки он указывает на невидимый город за стенами Зала заседания. – Подумать только – там, среди покупателей!

– Но папа же говорил, что магазин должен всегда занимать все семь этажей здания.

– С Подвальным этажом их как раз семь, – замечает Субо.

– Понятно, – кивает Крис. – Значит, если вам выгодно отступить от отцовских условий, то все в порядке, а если невыгодно, то нет. Например, если речь заходит о том, чтобы у Криса имелась некоторая реальная область ответственности.

Воцарившаяся за столом гробовая тишина (каждый из братьев ждет, что заговорит кто-то другой) подтверждает правдивость слов, сказанных Крисом.

– Мы понимаем, что папины условия несправедливы, – нарушает тишину Понди, сознавая, что изрядно запоздал с этим утешением, – и мы в самом деле намерены разделить с тобой ответственность, Крис, но лишь тогда, когда ты покажешь нам, что достоин этого.

– Я уже достоин этого.

– Вполне возможно, только нам ты еще не показал,что действительно достоин.

– Это порочный круг. Как я могу хоть что-то показать вам, если вы не позволяете мне ничего делать?

– Если бы ты вовремя приходил по утрам, прилично одетым и трезвым, – замечает Чедвик, – то это было бы неплохое начало.

– Да какая разница? – Крис сопровождает свои слова смешком, который, впрочем, не способен скрыть их горечь. – Вам все равно нет никакого дела до моего мнения.

– Почему же, – возражает Понди. – Ты ведь недавно сказал, что у тебя есть свое предложение относительно спора между отделами?

– Вы только поднимете меня на смех, – ворчит Крис.

– Мы не будем смеяться.

– Будете.

– Не будем. Обещаю тебе. Мы все обещаем. – Понди произносит это таким серьезным тоном, что никто из сидящих за столом не отваживается возразить.

– Ну, ладно. Сами напросились. Погодите секундочку. – Крис для храбрости отхлебывает джина с тоником, а потом говорит: – Пошлите меня вместо Торни.

Братья разражаются неудержимым приступом смеха.

– Я так и знал! – Лицо у Криса вытягивается от обиды. – Я так и знал, что вы всерьез меня не воспримете. Вы – шайка отъявленных врунов, все вы – вруны хреновы!

– Извини. – Понди пожимает плечами, ухмыляясь. – Если бы я мог предположить, что ты собираешься шутку отмочить, то не стал бы обещать, что мы не будем смеяться.

– Никакая это не шутка. Я всерьез говорил. Отправьте меня вниз, и я побеседую с начальниками отделов. Все, что от меня требуется, – это сообщить им, что мы придерживаемся своего первоначального решения по передаче торговой площади, а если им это не нравится – пусть проваливают.

– Сомневаюсь, что такой подход поможет разрешению проблемы, – замечает Торни. – Здесь нужны такт, дипломатия, тонкость, сочувствие, определенная деликатность обхождения. Едва ли все это – твои сильные стороны, Крис.

– Вот-вот, – вставляет Питер, – послать туда тебя– все равно что доверить мяснику с топором операцию на мозге.

Но Крис явно настроен выговориться.

– Сами подумайте, что я могу сделать не так? Они выслушают меня и поступят так, как я им велю. Я же – один из братьев Дней. Я – их начальство.

– Ну конечно, – фыркает Питер.

– Здесь он прав, – признает Понди, чуть кивая.

– Неужели?

– Если один из нас отправится к ним лично, будет ясно, что мы настроены серьезно. Какая разница, кто именно пойдет? В их глазах каждый из нас воплощает власть всех семерых, поэтому они испугаются и согласятся со всем, что скажет им Крис.

– Не делай этого, Понди.

– Не делать чего, Чедвик?

– Не вставай на его сторону. Это невыгодно.

Понди поворачивается к младшему брату, выразительно глядя ему в глаза:

– Крис, если мы решим доверить тебе это поручение, – я говорю гипотетически, но если мы все же пойдем на это, – то приготовься обещать нам кое-что взамен.

– Что именно?

– Гарантию.

– Не уверен, что понимаю тебя.

– Если, предположим, – продолжает Понди, – ты не станешь допивать стакан, который стоит сейчас перед тобой, и мы позовем Пёрча, чтобы он забрал у тебя бутылку джина…

– Ты хочешь сказать – если я завяжу? – произносит Крис таким тоном, каким мог бы спросить: «Если я удавлюсь?»

– Для начала – на сегодняшнее утро. По крайней мере, до тех пор, пока ты не спустишься вниз. Полагаю, ты произведешь более благоприятное впечатление на служащих, если не будешь вдребезги пьян, обращаясь к ним с речью, да и тебе самому не помешает трезвая голова и способность к ясному суждению.

– Ты же не будешь утверждать, что сейчас я пьян? – Крис показывает на уровень джина в бутылке, опустившийся на несколько сантиметров после его прихода.

– Тебе, Крис, вполне достаточно трех с половиной порций джин-тоника, чтобы достичь мало-мальски рабочего состояния.

Крис кивает:

– Верно. Это верно.

– А если ты докажешь, что можешь оставаться трезвым, или хотя бы относительно трезвым, когда мы тебя об этом попросим, то, быть может, мы начнем давать тебе и другие поручения, – подхватывает Чедвик, догадавшись о намерениях Понди. – Работа станет для тебя стимулом бросить пить.

– Понятно, – бросает Крис. – Сделку мне предлагаете.

– Именно, – подтверждает Понди. – А это свидетельствует о том, что я уважаю в тебе сына Септимуса Дня.

– Ладно, давайте расставим все по местам. Значит, если я не допью эту бутылку, вы разрешите мне отправиться вниз и уладить конфликт.

– Ну, примерно так.

– Не верю. Вы же просто шутите, да? Я спущусь туда, и выяснится, что вы уже сами разобрались с этим делом «Книг» против «Компьютеров»!

– Я бы не возражал, чтобы все так и было.

– Значит, вы в самом деле меня пошлете?

– Только если ты не нарушишь нашего уговора.

– Запросто.

– Значит, обещаешь?

– Обещаю.

– Тогда отправляйся.

Крис испускает радостный вопль:

– Ну и ну! Вот это да! Просто фантастика! Что тут еще скажешь? Спасибо, братья. Спасибо вам огромное…

– Не за что, – отвечает Торни.

– Если, – добавляет Понди, – ни у кого нет возражений.

Он видит, как Субо кусает губы.

– Ну?

– Полагаю, мы совершаем ошибку, – после некоторого колебания говорит Субо.

– Это замечание, а не возражение.

– Мне это известно, но, учитывая настроение, преобладающее в данный момент за столом, более активный протест показался бы чересчур грубым и прозвучал бы диссонансом с общим духом, поэтому для нас всех будет лучше, если я промолчу.

– У кого-нибудь еще есть что добавить по данному вопросу?

Все безмолвствуют.

– Тогда нужно проголосовать, – заключает Чедвик.

Рука Криса взлетает вверх.

– Ну, теперь все остальные, – подзадоривает он. – Давайте-ка.

Одна за другой поднимаются пять рук. Последней тянется рука Субо, медленно и неохотно.

– Принято единогласно, – констатирует Понди.

– Кто бы мог подумать? – присвистнув, удивляется Питер. – Мы ведь только что согласились возложить на Криса часть работы.

– Чудеса в решете, – вторит ему Серж.

– Ладно, пойду к себе, буду готовиться, – заявляет Крис, возбужденно поднимаясь со своего трона на ноги. – Надо ведь принарядиться для персонала, а?

Торни предлагает спуститься вместе с ним и дать ему несколько маленьких советов касательно одежды, но Крис отвечает, что сам справится.

– Еще кое-что помню, несколько правил хорошего вкуса сохранились у меня в голове с прошлых лет – далеких и подернутых дымкой воспоминаний.

– Чедвик, – обращается к брату Понди, – пошли записки в оба отдела, предупреди их о приходе Криса.

– Пусть расстелют красный ковер, – распоряжается Крис, выходя из-за стола.

– И свяжись со «Стратегической безопасностью» – пусть четверо охранников ждут Криса на Желтом этаже в – ну, скажем, в одиннадцать тридцать.

– Хорошо.

– Запомнил, Крис? В одиннадцать тридцать.

Крис уже возле двери.

– Ага, в половине двенадцатого, буду.

Выйдя из Зала заседаний, Крис через мгновенье просовывает голову в дверную щель и смотрит на братьев. На его лице – трогательное выражение искренней благодарности.

– Вы не пожалеете об этом, – заверяет он братьев, серьезно морща лоб. – Клянусь вам – не пожалеете.

– Уж ты постарайся, паршивец, чтоб мы не пожалели, – бормочет себе под нос Чедвик.