Текст книги "Перевод показаний"
Автор книги: Джеймс Келман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Вот теперь можно заняться и ситуацией среди и между владельцем злобного пса, перескочившего через калитку сада, который покусал маленького, худенького ребенка. Еще более важную роль играют в этом деле родители, родители ребенка, взрослые человеческие особи, к которым и следует относиться как к взрослым человеческим особям, тем, для которых существуют институты Государства, в настоящее время, благодаря соответствующим демократическим процедурам, работающим хорошо или не хорошо, не важно, но с согласия, с согласия, к добру или к худу, процедурам, которые мы можем защитить, укрепить, как таковые того потребуют, да, демократическим демократическим демократическим.
Вот это то, что мы есть, наша независимость, самоуправление. Пойдем в наших рассуждениях дальше. Это мы можем в любое время. Почему бы и нет. Это время есть наше время. Все оно в нашем распоряжении. Все действия предпринимаются в наших городах, и селах, и территориях, в нашей сельской местности, на наших озерах, в долинах и взгорьях. Мы сами приводим их в действие. Владелец озверевшего обидчика, этого бешеного пса, вместилища всех пороков, совершенно не контролируемого, этот владелец начинает с отрицания, отрицает каждый эпизод этого дела шаг за шагом за шагом, особенно, что он ни какой такой собаки не знает, будь то злобная или укрощенная в домашних условиях, и ничего не знает относительно какого бы то ни было ребенка, женщины или мужчины, будь то укушенных или облизанных в самой дружелюбной манере. Владелец готов допустить, что он, так сказать, имеет пса, действительно, но что касается этого, три четверти населения данного участка, если не больше, все имеют асов, да, последний источник питания, мы же все голодаем, кто этого не знает, да, у меня есть собака, я ем собаку, может это и ненормально, может, сэр, и цыпленка есть тоже нехорошо, только мы все проголодались.
А теперь, если позволите, быстренько о том, что таковой пес существует в качестве собственности такового субъекта, установлено также, что существует таковое дитя, маленькая девочка и так далее, что она была покусана данным прыгучим злобным сильным безжалостным неразборчивым псом.
Пусть все свидетели сделают шаг вперед.
Мы думаем, что свидетели непременно найдутся, а это не так, не само собой разумеется, даже в таких, в густонаселенных местностях, в местах скопления публики. А если свидетелей и отыщут, выставят их, можно ли полагаться на их показания. С полной верой. Правдивость показаний. Или эти свидетели родственники дитяти, или имели с ней предварительное знакомство. Или с ее родителями, с расширенной семьей, памятуя также, что таковые семьи всегда озлоблены, очень озлоблены увечьем данного ребенка, какие же с них соберешь показания.
Если свидетели надежны в смысле непредубежденности к данному ребенку, тогда об их отношениях с владельцем данного пса. Здесь в участке все время ссоры и мелочность. Владелец данного пса может вспомнить некоторого сумасшедшего экстремиста террориста, который желал бы возможности донести на него. Он не любимый гражданин, он не хулиганствующий элемент, но скорее законопослушный, таким образом имеет врагов, многих и различных, поскольку наше общество населено хулиганами, мириадами. Таким образом, ребенок укушенный собакой, это тем врагам и нужно, так называемым свидетелям и их друзьям, именно так. Они бы солгали, сказали бы все, что хотят, заявив, что весь вред от собаковладельцев, в частности, от этого. Так что, если любой так называемый свидетель относится к таковой категории, их показания считаются поэтому сомнительными, разумеется.
А теперь о жертве-ребенке, говоря о ней, об этом образцовом дитяти, половозрелой девочке подросткового возраста, почему она шла домой из школы по этой улице, а не по другой. Каково ее происхождение. Она ребенок, женского пола. Она надежна. Многие девочки с трудом различают между фактами и фантазиями. Мы знаем детей, сами были детьми. Мальчики тоже, выдумывают фантазии. Взрослые, да, и они, это недостаток всех человеческих существ, рассказывают небылицы. Зрелые ответственные взрослые человеческие особи, кто станет обращать внимание на их болтовню, большое внимание.
Что касается некоторых детей, это правда, начальства уведомляют нас, что они очень озорничали в этом участке, и этот владелец собаки, как ответственный законопослушный гражданин, пытался исправить все антиобщественное поведение этих хулиганствующих элементов. Он сам взвалил на свои плечи это общественное бремя, миротворец и моральный стратег, кто хотите, и даже вознаграждения не просил. И что получил в награду. Клеветническое обвинение. Дело не только в ищущих мести детях, к числу которых почти определенно принадлежит эта образцовая девочка, или она имеет друзей, которым помогает в такой мести, от их лица.
Теперь насчет больницы скорой помощи и обследовании этой образцовой пострадавшей, убедился ли так называемый врач или врачи в существовании так называемого укуса, что за него несут ответственность зубы, что ответственны собаки, каково время укушения, эти зубовные ранения, не могли ли они появиться раньше.
Другие врачи, наблюдательные начальства, были ли они поблизости, проверяли ли медицинские заключения. Возможно, первый врач ненадежен. Не провел ли он непрерывно три, четыре, пять дней на рабочем месте, кофе и медикаменты, табак, алкоголь, прочие вещества, такое напряжение, да, и что за опыт у этого врача, сексуальные обыкновения с мужчинами, женщинами, о чем они нам говорят, может он молод годами, лишен познаний о зубовных ранениях. Возможно, он не способен отличить укус одной собаки от другой. Указывают ли зубовные ранения на пса в частности или это может быть зубовная рана любой другой собаки на планете Земля, от таксы до ротвейлера. Может первый врач отличить зубы собаки и каждого другого вида животных, известного человечеству. И не может ли в затерянных джунглях к югу от Борнео водиться какое-то неизвестное животное с зубами, оставляющими схожие отпечатки. Не было ли в тот день поблизости от поселка девочки замечено одно или более странных животных. А если ни одного еще не заметили, то почему, провели ли эксперты по заблудшим животным систематические поиски.
Итак, вне всяких разумных сомнений, этот пес является полукровкой. А вот насчет нападений на образцовых девочек, тут нет, не это послушное и дружелюбное животное, которое всегда любило детей человека. Этот пес заслуживает доверия, на него нередко оставляли младенцев. Все расширенные семьи и друзья владельца этого помесного пса дадут показания о его добропорядочности. Также и о владельце этого дворового пса, о его добропорядочности. Доказано, что любые или все животные, владеемые таким образцовым гражданином, должны быть послушными и дружелюбными. За это поручаться и другие владельцы собак. Далее, они расскажут нам, как много-много в этом участке помесных псов, большинство из которых обладают физическим сходством с подозреваемым. И люди этого участка не могут отличить одного помесного пса от другого. А те, которые могут различить этих помесных псов, лично с ними знакомы. Таков ли этот ребенок, знакома ли она с помесными псами своей общины настолько, что способна отличить одного от другого, даже когда они наскакивают на нее неизвестно откуда.
А теперь о свидетелях со стороны так называемой жертвы, распространённо, что в таких делах, как эти, люди принимают ту или другую сторону из собственных целей и интересов. Некоторые не любят помесных псов или владельцев помесных псов и проводят кампании за прекращении всякой такой активности. Такие свидетели руководятся своекорыстием. Возможно, они состоят в отрядах сумасшедших экстремистов, впадающих в неподобающие крайности по вопросам общественного порядка и собачьих нечистот, выбирая в качестве первой мишени для нападок помесных псов и владельцев помесных псов. Не попал ли ребенок под таковое влияние – эксцентричных учителей школы с их собственным эксцентричным безумным своекорыстием. Обладающие сильной волей учителя способны влиять на впечатлительную юность, на всю нашу молодежь. Не является ли желаемой целью нашего общества
И также об отдельных членах семьи этой образцовой женщины, чья давняя враждебность к домашним животным засвидетельствована местными жителями, соседями и другими. Их влияние могло оказать существенное воздействие на этого ребенка, так что теперь она предубеждена против собак, тогда как раньше любила играть с этими пушистыми зверушками. Каков ее опыт в связи с дворнягами. Или она всех животных боится.
Животные чувствуют страх и часто реагируют на него. Если ребенок гуляет по улице, видит такового и действует под его давлением, это может расстроить собаку. Даже самые послушные и дружелюбные из этих существ среагируют, ощутив угрозу со стороны других существ, человеческих существ. Реакция будет только естественной. Мы говорим о выживании. Можно сказать, что если животное необоснованно провоцируется, его реакция оправдана, даже если в глазах человека эта реакция неразумна. Люди это люди, а звери это звери, и мы не можем представить себе животное, которое будет действовать разумно. Как человеческие существа мы ответственно относимся к членам царства животных, относимся по доброму, помогая им выжить. Мы не можем и не должны пытаться приводить им резоны, даже самым интеллигентным псам, поскольку даже эти, наиболее интеллигентные из псов, не являются разумными существами, да, самые интеллигентные псы, даже они не способны вести себя разумным образом. Мы не в состоянии привести псу такие разумные доводы, что они заставят его отказаться от своей псовости. Таким образом, мы, человеческие особи, принимаем ответственность за них, где это по возможности человечно. Углубляться же в вопрос, что есть по возможности человечность, это уже не наше дело, это пусть другие, если им захочется, путь так и поступят.
Опять-таки, никто не может предвидеть все непредвиденные обстоятельства. Бык-производитель, когда крестьянин уходит в поле, если его не приковать цепью к железному столбу, волен бродить где хочет, однако таковой бык может при этом нанести ущерб себе, либо иному скоту. Не в меньшей мере то же самое и с помесными псами и их ответственными владельцами, которые принимают все меры предосторожности, чтобы гарантировать, что, когда они уходят на такое расстояние, что их не видно и не слышно, это животное не имеет возможности нанести ущерб себе или другим. Могут произойти неразумные, непредсказуемые события, именно поэтому владельцы собак огораживают свою садовую собственность и запирают калитки, как в обсуждаемом нами ныне настоящем случае. К несчастью, вследствие неизвестных раздражителей, собака оказывается под воздействием провокации или угрозы. Мы не можем знать всей полноты фактов, будучи неспособными проникнуть в голову собаки. Однако в данном конкретном случае, ведущие эксперты по дворнягам готовы показать всем членам суда, что раздражители, испытанные псом, были действительно велики, что и породило в нем прыгучую силу, которая обычно не ассоциируется с животными несобачьих видов, и которую рядовой собаковладелец не мог разумным образом предсказать, тем более, что родословная помесных псов остается открытой для спекуляции и, возможно, где-то один из его предков оказался членом древнего вида собакоподобных существ, плодившихся, быть может, в неизведанных джунглях к югу от Борнео и обладавших необычайной прыгучестью, поскольку чем еще все это можно объяснить, мы сказать не способны.
Такие вопросы вероятны. Действия любящих родителей в отношении их пораненного ребенка-жертвы женского пола тоже оправданы. Родители вправе горевать, когда на их дитя набрасываются безжалостно и неразборчиво. И все-таки, дети переживают процесс развития, обучения, приобретают разумные навыки, навыки суждения, те навыки, которых мы можем разумно ожидать от более зрелых личностей, приближающихся к демократической ответственности. Следует ожидать, что такой опыт, пусть и довольно противный, послужит полезным уроком как для отдельного ребенка, так и для других детей участка. Владелец дворняги не заслуживает порицания вне рамок того, чего можно ожидать, разумно, от собаковладельца, предосторожности, им предпринятые, были разумными в данных обстоятельствах, целиком уникальных, целиком единичных, в этом особом, конкретном случае. Международный суд дает полностью непредвзятые, основанные исключительно на фактических данных рекомендации, чтобы в дальнейшем собаковладельцы, прилагали все усилия для выяснения генеалогии любой дворняги, в обладание которой они могут вступить, прежде чем они согласятся принять на себя ответственность за сказанное обладание. Настоящий суд не сомневается в том, что данный собаковладеющий человек воздвигнет, при наличии должных оснований, еще более высокий забор и/или калитку. И далее, международный третейский судья указывает всем собаковладельцам помесных псов на разумность того, чтобы все животные, пребывающие в любых территориальных владениях, содержались лучше на их задах, а не фронтально. Благодарю вас, сэр.
Таковые требования закона, имеющие целью осуществление судебного правосудия, определение действий взаимно предпринимаемых физическими лицами, наделить их свободой, но при этом не за счет других. По-видимому, равенством наделяются все физические лица, однако это равенство загадочно и имеет все больше отношение к существенному условию или условиям, принимаемым как общие всеми физическими лицами.
Нам затруднительно принимать «всех физических лиц» в качестве определения человечества, что приводит нас, как оно и следует, к неверному пониманию и путанице. Касательно человечества, как одной широкомасштабной общности физических лиц, где различия начинаются с одного единственного факта, с общности, к которой может применяться единое право. Экономические и общественные различия суть физические, индивидуальные качества, как иногда и обладание собственностью, а они должны включаться в рассмотрение индивидуальных дел.
Нам указывают, что мы говорим не о том праве, совсем о другом. Общества отличаются, законы отличаются. Коллеги раздражают международных экспертов неспособностью отличить одно от другого. В качестве примера, поясняющего, иллюстративного, можно взять нашу историю. И все же в ранние времена, наше «защитное формирование» было восприимчивым к этим доводам и примерам, коллеги вступали в такие дебаты, соглашались на предложения, выдвигаемые в конференц-залах, в коридорах политических палат, да, мы принимали такие каналы.
В тех случаях, которые касаются политических преступлений, ужасов, жестокостей, прецеденты имеют минимальную ценность, к тому же, добившись в одном случае, мы не можем исходить из предположения, что создан прецедент, который изменит реакции будущего Государства. Каждое дело подготавливается как уникальное, единичное, вот именно, феноменальное явление. Да, разумеется. Сэр. А успех в одном деле, всегда чем-то ограничен, так что Государство и сообщество более широкое, международное сообщество, определяют будущие победы, ныне упреждаемые, исходя из повседневной деятельности демократически избранных правительств (должным образом назначенных), действующих от имени своих хозяев, отправляющих всю соответственную законодательную деятельность, соответствующую, как она есть, и по возможности, вырабатываемую при посредстве проблем, по мере, когда и как они возникают, и как тогда можем мы определить свидетельства, что тогда является доказательством, как можно установить истину, чьим бременем это должно стать, скажите мне, вот жертва, я сразу соглашусь. Если они пропитывают все и неотъемлемы, так объясните нам, как это может быть. Да, и еще, что именуется всеобщим, хотя бы с точки зрения властей.
11. «приевшиеся примеры»
Кому оно нужно, сочувствие – сочувствие это забота о будущем, а я никакого будущего не вижу. Настоящее, да, но за его пределами для меня нет ничего. Кто попадает в капканы, животные в них попадают, а люди те же животные. Это моя страна и все-таки не моя. Почему я здесь. Вопрос из прошлого, в настоящем он смысла не имеет. Старик пришел со своим помощником, с правой рукой, опасным человеком. Мы их имена хорошо знали, я, и другие коллеги.
Теперь все внимание было на этой демонстрации, все на старике, так что его роль была самая главная. Мы находились в зачищенной зоне той секции, нашей, можно сказать, секции. Нас была дюжина, сидели на полу, прислоняясь к стенам, но, непринужденно, ноги вытянуты. Могли и другие подойти. Я думал сесть поближе к окну, но все места были заняты, и я сел, где смог.
Там вокруг была зона и некоторые вернулись из нее, прихватив воду, дрова, вина не было, бренди тоже, может у кого и были сигареты, я так не думаю. Разговоров почти не велось. Я не мог уловить слов, приходилось приглядываться к жестам, к выражениям лиц. Люди были измотаны, я тоже, и как бы старался сосредоточиться, вслушивался, ну и приглядывался тоже. Нет, меня не считали чужим. Может я так и думал, но я знаю, не считали. Холодность, да, холодность была. Это я сказать могу, а отчего такое, не знаю, да, что-то, что-то такое было, да, чувствовал это, я чувствовал, что-то должно случиться, но что?
Мгновение за мгновением я становился бодрее, набирался откуда-то, да, сил, все больше. Старик пришел, чтобы выступить, с лекцией, конечно, изложить это все, все аспекты, но только в какой форме, как это будет происходить.
Наш коллега представил его. Это была еще дань признательности, те двое прибыли в нашу секцию издалека. Старик поблагодарил. Коллега продолжал говорить, теперь такие вступительные замечания, тоже вроде лекции, оно так бывает, когда речь о философии или принципах деятельности, конечно, какие они могут быть для человека, для всех, и для нас, теперь, в это время, которое еще более трудное, может наши убеждения не устоялись, не в силе, а ведь существуют всякие вещи, которые мы обязаны охранять, однако какой ценой, любой ценой, это наша бесценная собственность, не золото, не серебро и не более современные инструменты и оружие, всякая технология, ей доверять нельзя, предаст, ну, и другие родственные этому вопросы, только более первостепенные.
Я наблюдал за правой его рукой, тот у входа, оглядывается, оглядывается, как будто хочет нас запугать. Да, и меня. Это он мог, он был опасный человек, и все это знали, одного его присутствия хватало, чтобы испугаться. А кто не знал, тот слушал вступление нашего коллеги, который уже уступил ему место. И старик встал вместо него и продолжал говорить, насчет убеждений или принципов, и какие действия мы делаем и должны делать. Я еще раньше закрыл глаза, да, я уже говорил, усталость, но ее больше не было, только настороженность, вслушивался в голос старика и понимал, что он приближается к трудному заключению, к тому, что хочет развить и изложить в заключение.
Я думал, он будет рассказывать. Но он не рассказывал. Я видел, некоторые посматривают на меня. Знакомые, да, мы все были знакомы. Мы пришли вместе, первая группа, и из трудной ситуации, из неблагоприятной, более чем неблагоприятной, с неприятностями. Даже в таких условиях.
Нервозность была. Если мои коллеги и ожидали знака, так это касалось меня, как глядеть на меня, потому что я только про себя думал. Может я вовсе не тот.
Да, такая другая мысль у меня, что я не тот.
Был ли я в страхе. Почему. Не думаю. Я мог и улыбаться. Мы были моложе, но не так уж, чтобы совсем без ума, и потом, мы же все вместе попадали в эти ситуации, я уже говорил, в неблагоприятные. Беспокойство, и как его скрыть, нет, не друг от друга, раз уж мы в этих делах вместе. За себя не тревожишься. Я улыбался им, чтобы подбодрить. Ничего неожиданного. Можно ли этому научиться, и когда, насчет их представлений, взаимной связи, какой в ней смысл.
Если существует отбор, то это наш, мы сами, мы в нем участвуем, мы были отобраны. Если я, то и они тоже должны принимать ответственность, если, конечно, существуют императивы, да. Ну, вот, например, наши родители, они не примкнули, и потому отвернулись от нас. Может наши родители от нас и отвернулись, а мы так делать не станем.
Я надеялся, они поймут это во мне. Думал, что поймут. Ну и напоминал им об этом. В последнем деле они следили за мной, и я за ними, один за другим, как всегда. Задания же всегда делегируются, и это тоже было.
Они увидели, что я не волнуюсь, и ничего не сказали. Все они, каждый, не думали, что смогли бы, он или она, вынести такие мучения, они или их родственники. Но они также обязаны были хранить верность. Если я говорил, они слушали, а когда я говорил об этом, то уж тем более. Как один из нас, другой, как все мы, нам следует учиться, еще многому научиться, мы это знали, и я знал, в самой глубине души, сердца, сердца тоже, да, я так и говорю.
Вот я и учился теперь, от старика и того, другого, и молодые коллеги тоже могли начать с этого. Он говорил о предательстве. Спросил, известно ли нам, какой длинны у человека кишки. А этот, правая рука, все время смотрел на меня. В ответ на вопрос старика я пожал плечами, я был не уверен. А его коллега продолжал смотреть на меня, и я сказал, Да, и мой голос как-то вдруг бухнул. Я гадал про других. Верность, предательство. Может и они про меня гадали.
Потом старик сделал знак, обратившись с тем же вопросом к другим. Ему ответила женщина, неловко ответила, пыталась пошутить. Он оставил ее без внимания и продолжал говорить. В прошлые недели я слушал его два раза и заметил в нем это. Он не был любезен, скорей безразличен, безличного интереса. Конечно, он много кого повидал. Люди приходят, уходят, некоторые просто исчезают. Те же гости. Старик знал многих гостей, заграничных. Некоторые из них были коллегами. Он говорил об этом.
И теперь опять говорил. Тут я сосредоточился, потому что точно знал, что он скажет.
Только это, ничего другого. А что еще он мог сказать? Я думаю, больше нечего.
Я уже чувствовал, от меня ждут понимания. Тут я не ошибался. Да и как я мог? Такое я занимал положение. Он говорил об очень сложном примере, который был во время очень сложного и неблагоприятного случая, очень неблагоприятного. Сказал, как эти вещи следует рассматривать в качестве примеров, что нам следует это понять, очень важно, чтобы все мы это усвоили. Он снова и снова объяснял это, спрашивал, усвоили мы суть примера, не усвоили. И снова, все ли поняли? Я заметил, его коллега, правая рука, снова глядит на меня, и опять сказал, Да.
И от этого наступило молчание. Никто даже не шевелился, только старик, который уставился на меня. Вы поняли, спросил он.
На этот раз я промолчал. Он кивнул и пошел на меня. Схватил за шею, сзади и сбоку, слишком крепко сначала, почти придушил, мне пришлось вцепиться в его руку. Старик потянул меня на пол, и я позволил опрокинуть себя, на плечо, другого выбора у меня не было, вот я и позволил. Он похлопал меня по голове, два раза, стянул с меня рубашку, провел пальцем по моему животу, от ребер к пупку. И снова заговорил, резко и слишком быстро, чтобы я смог что-то понять. Я уже не мог сосредоточиться, просто смотрел на его руку, на плечо, на узловатые вены ладони, на запястья, вся сила в них. Он вытащил нож, да, с толстым лезвием, резак, чтобы втыкать и вспарывать. Я видел, его помощник стоит, скрестив руки, и смотрит.
Да, настороженно, бдительно, это верно. У меня была своя роль, чтобы играть. Я видел, что и у этого коллеги, у правой руки, у него тоже своя, я был в этом уверен, ну и что из того?
И кто будет потом разбираться?
Я хотел научиться. Которые помоложе, могли бы увидеть это, [как] некоторое проявление терпения, насчет других не знаю. Но я не мог уловить все, что излагал старик, может ему следовало говорить помедленнее. И эта его резкость, она тоже. Я же говорю, в нем была резкость.
В голосе, в манерах.
Я ожидал безразличия, но резкость мешала моему постижению. И потом я видел его коллегу, он теперь наблюдал за другими в комнате, да, как они смотрят на старика, на меня, он был насторожен, очень насторожен, не просто внимателен, больше. Я должен был контролировать себя, чтобы не дергаться, и не мог. Сознавал это. И снова голос старика. Коллеги, сказал он, это для вас, вы должны этому научиться.
Он сжимал мою шею, душил, глаза его я видеть не мог, цеплялся за запястья, да, наверное, не думаю, что нет, и потом темнота, в глазах, и иголки света, брызги, голубые, какие-то такие. Я наверное повалился. Коллегу его я почти и не видел, только одна вспышка, да, и он щурился на меня. Это я увидел. Увидел его и понял, ему интересно мое происхождение, родители, откуда я. Он этого не знал, и старик тоже, хотя ему-то было все равно. Ни одному из них, ни одному. Я им ничего не сказал. Они ничего не узнали. Ничего я им не сказал, особенно старику. Нет, и правой руке, который вынюхивал все. И ничего не нашел. Да, и ничего не нашел. А я ждал, когда научат. Очень хотел научиться и ничего не видел, кроме этой минуты, потому как, что я могу сказать, я весь отдался, может и смерти, так я и сделал.
Внимание всех других сосредоточилось на старике, на его демонстрации. Коллегу его я больше не видел, но и он смотрел, не изменившись лицом.
Теперь я сглатывал, думаю, хотел заговорить, если бы вышло, сглатывал, пытался заговорить, но старик держал меня за горло, отгибая голову, пережимал трахею, давил ладонью на грудь, и я только сглатывал, он нажал посильнее, вдруг, и я увидел его глаза, и меня там не было, ничего от меня, я для него не существовал, просто кусок мяса, который надо разрезать. Нож прижимался к моему животу, давил на него, нажим острия, я различал его и думал, как долго еще, пока не услышал голос, пока он не прозвучал. Откуда-то, я не смог понять откуда. Но старик все глядел на меня, нажимая на грудь. Очень сильно. Коллега его тем временем переходил комнату, я мог бы взглянуть на него, мог улыбнуться, но не видел его, не мог. Старик вслушивался, только вслушивался, и все. Я следил за ним, он это видел. И видел, что я жду. Я знал, как ждать, ну и ждал. Старик, его коллега. Ответственность на них. И тут вдруг заговорил кто-то другой. Кто-то другой. Я знал это, знал. Заговорил. Друзей не бывает, сказал он, других не существует.
Скрипучий голос, потом молчание. Никто в комнате, похоже, и пошевелиться не мог. Я подождал, потом перевалился на бок, потому что старик держал уже не так крепко. Я думал понять, чей это голос. Я знал, он еще прозвучит, и я признаю его. Знал, что так и будет.
Огонь уже угасал, света было немного, но был запах, да, сладковатый, грязный уголь, сырость, что-то так. Я вглядывался туда, где светло, видел на себе их глаза. Как будто они думали, что я не из них. Теперь они знали истину, лежавшую в этой демонстрации, все молодые коллеги. Возможно, раньше они могли ее отрицать. Примеры, их можно учитывать не учитывать. Я увидел в другом конце комнаты коллегу старика, как он сидит, вроде бы развалясь. Да нет, не развалясь. Увидел, как он глядит на меня, с любопытством. И с надменностью. Вот это он зря. Я знал это, и мог это сказать, оспорить, я видел это, да, надменность, высокомерие, еще бы, правая рука. Интересно, почему старик выбрал его. Я был бы лучше. Я способен на все, мог преуспеть, и без всякой надменности.
Все тот же заговорил. Я узнал его. Он обращался сразу ко всем. С другой стороны, сказал он скрипучим голосом, вы обязаны знать и это.
Но он не закончил, а просто оглядел комнату, как будто смиряясь со всем. Вошли другие. Я почувствовал, что-то сместилось в атмосфере. Старик начал двигаться и так методично, что рука его представилась мне старыми клещами, проржавевшими изнутри, всегда немного запаздывающими. Таким клещам вовсе не надо думать о том, того они стискивают, не того. Они вцепляются, и избавиться от них уже невозможно. Он похлопал меня по плечу, бормоча что-то про то, что я свою роль отыграл.
Правой руки в комнате уже не было. И третьего тоже, который говорил.
Я бы сказал так, никто настоящей возможности не получает. Мне ее не дали. Поэтому я бы сказал, что со мной обошлись не по честному. И закрыл глаза. Я только надеялся, молодые это поймут, увидят, что я пришел в наш мир не по выбору, сделанному в результате вот такой демонстрации. Если кому интересно мое мнение, так я бы лучше и не жил. Конечно, старик мог это знать, мог не знать, какая разница.