Текст книги "Искатель. 1970. Выпуск №2"

Автор книги: Джеймс Грэм Баллард

Соавторы: Станислав Гагарин,Эдуард Корпачев,Петр Губанов,В. Меньшиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

В. МЕНЬШИКОВ
КРАСНЫЙ СИГНАЛ[5]5
  Окончание. Начало в предыдущем выпуске.


[Закрыть]

Рисунки Г. НОВОЖИЛОВА

ТИРОЛЬСКИЙ РАЗЪЕЗД

Оскар Вайс и Роберт Дубовский быстро шли между двумя товарными составами. На путях голосисто перекликались паровозные гудки. Время от времени фигуры подпольщиков исчезали в клубах пара, вырывавшихся из-под колес вагонов: рядом, параллельно эшелону, где находились бронзовые скульптуры и бюст Ленина, маневрировал пристанционный локомотив. С минуты на минуту поезд с «бронзовым грузом» уже должен был отойти от вокзала Зальцбурга дальше, на запад.

Друзья торопились. Вагоны прикрывавшего их слева поезда внезапно дернулись. Звон буферных толчков цепочкой пробежал вдоль состава. Вайс и Дубовский торопливо высвечивали карманными фонарями сделанные на вагонах в Вене пометки мелом – своеобразные железнодорожные путевые листки. Где-то среди них должен быть и условный знак, оставленный ефрейтором Воком – к счастью, еще до того, как гестапо установило за ним постоянную слежку.

Над Зальцбургом сгущались сумерки. Невысокие, крутоголовые горы сразу приблизились к окраинам, черной тенью наваливались на дома.

Вайс оглянулся. В конце коридора, образованного двумя поездами, замелькали фонари патруля.

– Вот она, смотри! – прошептал в ту же минуту Роберт, обнаружив метку.

Подпольщики остановились перед открытым вагоном с высокими бортами.

Вайс вспрыгнул на нижнюю ступеньку железной лестницы, поднимавшейся по борту вагона, и протянул руку Роберту. Мигом перемахнув через борт и оказавшись в причудливом хаосе множества бронзовых скульптур, друзья затаили дыхание. За бортом несколько минут спустя послышались тяжелая поступь бегущих людей и злобное рычание овчарок. Потом шум затих. Где-то впереди простуженным хрипом дал сигнал отправления гудок паровоза.

…Поезд мчался по альпийским ущельям, едва не цепляясь за гранитные выступы скал, грозно нависавших над железнодорожным полотном. Возле крутых насыпей скрежетали о каменное ложе горные потоки. На поворотах, на высоте паровозной будки мелькали прикрепленные к скалам огромные щиты. Они предупреждали: «Осторожно, обвалы камня!» Сейчас их скрывала коварная темь. Но машинисты знали эти опасные участки так же хорошо, как и ступени своего дома.

Роберту могло показаться, будто он снова очутился в забое. Ползком, напрягая все силы, подпольщики карабкались по грудам бронзовых скульптур, ежесекундно рискуя оказаться придавленными каким-нибудь металлическим гигантом, – опрокинувшимся из-за внезапного толчка вагона.

Роберт на мгновение отчаялся было пробиться к цели среди хаоса сплетенных бронзовых рук и торсов изваяний, намертво сцепившихся и замерших, будто застигнутых колдовскими чарами в разгар жестокой схватки.

Случайно луч фонаря Вайса осветил скульптуру, лежащую поверх всех остальных у дальнего борта вагона.

– Он! – в один голос обрадованно воскликнули товарищи.

Тяжело дыша, несколько минут они лежали неподвижно, выжидая, когда чуть успокоятся бешено стучавшие сердца и пот перестанет застилать глаза…

И только когда подпольщики подобрались к бюсту, завернули его в брезент и обвязали веревками так, чтобы удобно было извлечь его из вагона и затем быстро унести – бронзовая скульптура весила более шестидесяти килограммов, – их вдруг поразила одна и та же мысль. Каким образом бюст Ленина оказался на самом верху? Ведь унтер-офицер Фегль говорил Воку, что гестаповцы приказали бросить бюст на самое дно вагона, завалить его другими скульптурами, и Вок передал это Альбатросу в разговоре у моста Шведенбрюкке… Кто же из рабочих, грузивших скульптуры из пакгауза в открытый вагон, так облегчил впоследствии подпольщикам их тяжелую задачу, словно догадываясь о том, как это им нужно? Сколько было нужно мужества и ловкости их неизвестному помощнику, чтобы под самым носом у гестаповских ищеек, очевидно, в самый последний момент положить бюст наверх!

…Прошло уже больше двух часов. Скоро должны были показаться огни тирольского разъезда Вергль. Там Дубовского и Вайса ждал Бруно Шмиц с товарищами из местной подпольной организации железнодорожников; разумеется, не на платформе станции, где сновали патрули и гестаповские шпики. Первое надежное пристанище для участников операции по спасению бюста Ленина было подготовлено в домике почтмейстера Клекнера, неподалеку от станции. Затем бюст другим поездом будет переправлен в Линц. Но раньше, по дороге к дому Клекнера, подпольщикам предстояло пересечь опасную зону железнодорожных путей, где на ночь гитлеровцы усиливали дежурные наряды полиции и жандармерии.

Вайс и Дубовский проверили оружие. Протяжный паровозный гудок возвестил о приближении к Верглю. Гулкое эхо повторило его в скалах и далеко за хвостом эшелона. Горы внезапно расступились, и впереди замигали пристанционные фонари. Бомбардировщики англичан и американцев почти никогда не тревожили эту узкую, протянувшуюся на несколько десятков километров ложбину, со всех сторон огражденную остроконечными пиками гор. Гитлеровцы в Вергле, не опасаясь воздушных налетов, высвечивали мощными прожекторами подъездные пути, водозаливные колонки, угольные бункера, платформы и склады тирольского разъезда.

Поезд стал тормозить…

* * *

Двое за ломберным столиком пристально следили за быстрым движением рук третьего игрока. Костлявыми, тонкими, как у пианиста, пальцами он сдавал карты, кидая их поверх разбросанных по столу пачек разноцветных акций.

Лихорадочный блеск глаз, пьяный румянец щек, капли пота, блестевшие на затылках и лоснящихся лысинах, выдавали азартное напряжение компании, уединившейся в боковом зале офицерского казино Линца.

Штурмбаннфюрер Вольт нервно вертел эсэсовский перстень на пальце правой руки, прижавшей акцию – единственную еще не проигранную им в этот вечер. Серебряный череп, впаянный в оправу перстня, то исчезал с глаз партнеров, повернутый эсэсовцем к ладони, то снова сверкал оскалом металлической челюсти.

Ратенау, коммерческий директор металлургического завода концерна «Герман Геринг» в Линце, сдав карты, взял рюмку с белым вермутом и медленно поднес ее к тонким бледным губам, скосив взгляд на последнюю акцию Вольта. Он вдруг вспомнил, как, захваченный биржевым бумом – это было летом сорок второго, – скупил целую пачку акций «восточных» нефтяных разработок. В те дни промышленным магнатам рейха и впрямь виделось: еще один рывок, еще один прорыв гитлеровских танковых клиньев – и через кавказскую брешь хлынет в их руки «черное золото» Грозного и Баку!

Сейчас коммерческий директор был крайне благодарен знакомому генштабисту, вовремя посоветовавшему ему «сыграть на повышении» и продать эти акции по высокой цене. Коммерческий директор приобрел взамен акции расположенных ближе к западу металлургических заводов.

После сталинградского поражения владельцы нефтяных акций в панике продавали свои биржевые бумаги по дешевке, словно макулатуру. Правда, зашатались и акции «восточных» предприятий металлургических концернов рейха. Но все-таки фронт отступавших зимой 1942/43 года гитлеровских армий до металлургических заводов еще не докатился, и их акции пока не потонули в биржевых водоворотах рейха.

…И снова не только на бирже, но и за ломберными столами офицерских казино, игорных домов и ночных клубов нацистской Германии бушевали штормы азартных схваток из-за акций «восточных» предприятий.

В ставке фюрера генералы передвигали на стратегических картах разноцветные фишки, имитируя направления танковых таранов, снова нацеленных на Восток. В ставке на карту швырялись судьбы миллионов немецких солдат, которые должны были взять реванш за Сталинград. А в ночных притонах нацистской знати с не меньшим азартом ставились на карту капиталы, нажитые грабежом, разбоем, убийствами, разрешенными и благословленными фюрером, рейхом, правителями фашистской Германии – фликами, круппами, герингами, гиммлерами. Игра велась на акции восточных заводов, шахт, рудников, на оккупационные марки. В дымном, спиртном угаре гитлеровцам снова мерещились дразнящие запахи кавказской нефти, краснодарской пшеницы. В медном звоне джазовых капелл им вновь слышался фанфарный рев грядущих победных маршей реванша за Сталинград.

Ратенау смаковал вино, прикидывая, до какой суммы можно позволить себе рисковать. Правда, за столом его визави был генерал СС Дальбрюгге! Вряд ли Ратенау выгодно его обыгрывать – скорее наоборот. Но и швыряться деньгами он не видел особого резона: гауляйтер Ширах, побывав в Линце, кажется, остался доволен положением дел на заводах концерна. Но бригаденфюрер Дальбрюгге почему-то задержался в Линце. Неизвестна была Ратенау и роль штурмбаннфюрера Вольта, сопровождавшего Дальбрюгге. Вот почему он так уговаривал Дальбрюгге провести приятный вечер в офицерском казино Линца, расхваливал отличные вина в его баре и самых красивых в Остмарке кельнерш. Коммерческий директор рассчитывал в интимной обстановке казино расположить к себе помощника гауляйтера и попытаться выведать, чем дышат в венских кругах гау. Но пока разговор за столом вращался вокруг общих целей летней кампании 1943 года.

– Согласно приказу фюрера наш концерн также принимает меры к эффективному и полному использованию оккупированных областей в интересах рейха, – сказал Ратенау, словно фокусник, одним быстрым движением пальцев веером расположив карты в руке.

– Вам, господин Ратенау, должна быть знакома. «Зеленая папка Геринга», – сказал Дальбрюгге.

– Разумеется!

– Помните, как верховное руководство рейха сформулировало основную задачу восточного похода еще перед вторжением в Россию? Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти – такова главная экономическая цель кампании.

– Она остается и сейчас?

– Директивы по руководству экономикой в оккупируемых восточных областях, сформулированные абсолютно точно и недвусмысленно в «Зеленой папке Геринга», никто не отменял, господин коммерческий директор. Наоборот, мы все должны неукоснительно руководствоваться этими директивами в нашей хозяйственной деятельности!

– О конечно, господин бригаденфюрер, – быстро ответил Ратенау. – Кстати, один наш уполномоченный, инженер-майор Бломберг, послан концерном в Россию за партией ценного стратегического сырья.

От внимательного взгляда Ратенау не ускользнуло, что Дальбрюгге и Вольт одновременно, словно условившись, на мгновение приостановили игру, услышав фамилию уполномоченного концерна. Но они не прервали Ратенау.

– Вам, господа, хорошо известно, что наш концерн наряду с другими крупнейшими индустриальными комплексами рейха принимает непосредственное участие в освоении экономических ресурсов оккупированных территорий Советской России. И наша деятельность на Востоке полностью скоординирована в штабе рейхсмаршала с усилиями наших доблестных армий. «Платина, магнезит, каучук, – процитировал Ратенау на память «Зеленую папку», – должны быть немедленно собраны и как можно скорее вывезены…» Другие важные виды сырья согласно этой директиве должны были быть сохранены до того, пока идущие вслед за войсками хозяйственные команды не решат вопроса о том, будет ли это сырье переработано в оккупированных областях или вывезено… Так вот, наш представитель, инженер-майор Бломберг, и занимался последнее время сбором крайне дефицитного сырья для концерна в тыловых складах Восточного фронта.

– Если не секрет, господин коммерческий директор, быть может, вы скажете нам, о каком сырье идет речь? – спросил Дальбрюгге.

– Медь, бронза…

Дальбрюгге и Вольт сосредоточенно изучали свои карты, словно подбор масти и козырей интересовал их в эту минуту больше всего на свете. Но думали они о Бломберге.

…Обер-лейтенант Эйхенау сообщил фон Зальцу о том, как инженер-майор Бломберг рассказывал попутчикам в автобусе о бюсте Ленина. Эйхенау прокомментировал поведение Бломберга в чрезвычайно невыгодном для инженера, как немецкого офицера, свете. Эйхенау заподозрил Бломберга в политической нелояльности к нацистскому режиму. Фон Зальц доложил об этом Дальбрюгге. Кто знает, не был ли немецкий офицер связан определенными нитями с австрийскими подпольщиками, с ефрейтором Воком и со всеми, чьи имена еще не были известны гестапо, хотя оно и напало уже на след? Слежка за Воком в Пратере не дала никаких ощутимых результатов, и все-таки, вероятно, в Пратер ефрейтор ходил неспроста. Не прояснит ли что-нибудь наблюдение над Бломбергом?.. Щтурмбанн-фюрер Вольт, отправляясь вместе с гауляйтером Ширахом и его главным помощником в Линц, горел нетерпением раскусить особоуполномоченного концерна.

…Из соседнего зала доносились звуки фокстрота. Тяжелые бархатные портьеры колыхались, когда мимо проносились танцующие пары.

– Прошу прощения, господа, – неожиданно обратился к эсэсовцам Ратенау. – Я, кажется, вижу Бломберга… Только что я вам о нем говорил. Если вы не возражаете, я приглашу инженер-майора к нашему столу. Он наверняка полон самых свежих впечатлений и наблюдений, почерпнутых из поездки по оккупированным областям России. Право, инженер-майор очень наблюдателен!

Инженер-майор, облокотившийся на стойку бара, не замечал Ратенау. Повернувшись к залу, он не отрываясь следил за высокой, стройной брюнеткой, обходившей столики с серебряным подносом, на котором лежали пачки сигарет и открытые коробки сигар.

Мари Клекнер увидела Бломберга сразу, как только инженер-майор появился в большом зале казино. Они не встречались с Бломбергом уже несколько месяцев, с того самого вечера, когда Бломберг, уезжая в оккупированные области России, снова сказал Мари о своей любви и попросил ее руки.

Мари долго не отвечала взаимностью на чувства Бломберга, хотя и не отвергала полностью его ненавязчивого ухаживания. Слишком высокие социальные и кастовые барьеры отделяли высокопоставленного немецкого офицера, потомственного юнкера, от дочери скромного австрийского почтмейстера. Понимал это и Бломберг. В душе он мучился, не знал, как перешагнуть через эту преграду, заслонявшую для него надежду на счастье. Мари была так не похожа на своих сверстниц, работавших, как и она, в казино, где легкие и скоротечные связи с немецкими офицерами были узаконенной нормой поведения официанток.

Мари училась в Венском университете на филологическом факультете. С наступлением каникул, а иногда и в промежутках между семестрами девушка работала в кафе и летних ресторанах. Надо было зарабатывать на жизнь, собирать деньги на учебу и помогать своему отцу, на плечах которого лежала забота о многочисленной семье.

Спустя несколько месяцев после захвата Австрии гитлеровской Германией гестапо по подозрению в подпольной деятельности арестовало почти всех университетских товарищей Мари. Но один из оставшихся на воле, чудом избежавший подозрения, познакомил девушку с руководителем одной молодежной подпольной организации Сопротивления, Оскаром Вайсом. В организацию входила большая группа юношей и девушек, работавших в Дунайском пароходстве, на заводах, в различных учреждениях и на вокзалах Вены. Так Мари стала бойцом подпольного фронта. По приказу своей организаций она и пошла работать официанткой в офицерское казино в Лийце, где собирались военные и высшие чиновники администрации гау. Здесь можно было добывать важные для подпольщиков сведения.

Мари сумела поставить себя так, что ни один из гитлеровцев в казино не рисковал переходить по отношений к ней границ дозволенного. Удалось это Мари благодаря покровительству одного из высокопоставленных служащих завода в Линце, потерявшего дочь во время бомбежки Гамбурга. Он случайно увидел Мари в казино, и его поразило удивительное сходство австрийской девушки со своей погибшей дочерью. Они были словно близнецы. Мари начали приглашать обслуживать гостей на приемах в салонах местной нацистской знати. На банкете в дирекции металлургического завода с ней и познакомился инженер-майор Бломберг.

Взаимоотношения с инженером складывались для Мари сложно. Девушку заинтересовал этот немецкий майор, отличавшийся от многих офицеров гитлеровского вермахта эрудицией, независимостью взглядов и, главное, антипатией к фашистской идеологии, которую Бломберг умело прятал под маской равнодушия к политике и подчеркнутой увлеченностью своей штатской профессией металлурга.

Встречаясь с Мари, Бломберг нередко делился с ней тем, что волновало его ум, порождало сомнение и желание вырваться из кровавого омута войны. Мундир гитлеровского офицера тем более тяготил Бломберга, что цели и средства, с помощью которых велась эта война нацистской Германией, вызывали у инженера все нараставший внутренний протест.

Возвращаясь из поездок по оккупированным территориям Советской России, Бломберг рассказывал Мари совсем не то, что писалось в нацистских газетах, и не так, как говорили обычно о своих фронтовых впечатлениях гитлеровцы, с которыми Мари сталкивалась в казино. И это радовало и волновало Мари. У нее постепенно зародилась смелая идея.

Как-то при очередной встрече с руководителем их подпольной организации Мари предложила Оскару Вайсу попробовать вовлечь инженер-майора Бломберга в антифашистскую борьбу. Но Вайс категорически запретил ей предпринять столь рискованный, как он считал, шаг.

Мари продолжала настойчиво убеждать Вайса позволить ей использовать свое влияние на Бломберга, чтобы помочь ему сделать выбор и порвать с нацистским режимом.

– От антипатии к фашизму до борьбы с ним – дистанция огромная! – предостерегал Вайс девушку. – Слишком глубоко въелась в душу прусского офицерства привычка к кастовому послушанию и повиновению властям. Ты не имеешь права раскрывать себя, не будучи твердо уверена в готовности Бломберга к практическим действиям против нацистов, к борьбе за нашу победу. А наша победа – это тотальное поражение гитлеровской Германии, нацистской военной машины! Будет ли твой немецкий офицер сражаться за разгром нацистского Берлина? Не забывай, дорогая Мари, ведь Бломберг заколебался только тогда, когда увидел неизбежность военного поражения фашизма…

И Мари пришлось отступить.

– Ты, Мари, имеешь, однако, полное право вести борьбу за то, чтобы Бломберг из вольного или невольного пособника фашизма стал таким человеком, знания и опыт которого в области металлургии помогут строить будущую новую, демократическую, социалистическую Германию!

Больше они к этой теме не возвращались, хотя по глазам девушки Вайс видел, что судьба Бломберга все больше волнует Мари.

Вот почему тогда на перроне вокзала, провожая Бломберга на Восток, она просила не торопить ее с окончательным ответом, когда он прямо спросил, согласится ли Мари стать его женой. Мари словно предчувствовала: вскоре сама жизнь заставит Бломберга подвести черту под своим прошлым и окончательно решить, с кем он пойдет дальше.

…Мари уже хотела подойти к Бломбергу, как ее опередил Ратенау.

Бломберг с трудом скрыл досаду. Он многое хотел сказать Мари. Всю дорогу в рейх Бломберг думал о ней. Говорят, любовь ослепляет, но она же делает и ясновидцем. Бломберг понял, что именно мешало Мари ответить взаимным чувством на его любовь.

Он все время убеждал себя, что инженеру-металлургу нет дела до политики, что моральная сторона войны, вопрос о ее справедливости, наконец, ответственность за все, что творили гитлеровцы на оккупированных нацистской Германией землях чужих стран, совершенно не касаются его профессии, его места в служебном механизме рейха, не должны отвлекать его от математических расчетов и формул, химических анализов, заводских проб литья, производственных процессов… Но вот не так давно утром, надевая перед зеркалом свой мундир, Бломберг поймал себя на мысли, что эта серебристая вышивка с черным пауком свастики клеймит его той же каиновой печатью, что и гестаповских и эсэсовских убийц! Как он раньше этого не видел? Или не хотел замечать? И быть может, последним толчком к этому прозрению послужила та запавшая в его душу сцена у полуразрушенной котельни в Харькове. Быть может, именно тогда Бломберг понял, на чьей стороне правда, когда увидел, за какие идеалы отдали свои молодые жизни те шестеро неизвестных красноармейцев, защищавших до последнего дыханья бюст Ленина…

– Наконец-то вы снова с нами, дорогой Бломберг! – Ратенау, улыбаясь, подошел к инженер-майору.

Тот вытянулся по стойке «смирно» и щелкнул каблуками.

– Путешествие на Восток заметно подтянуло вашу выправку, майор, – пошутил Ратенау и, взяв Бломберга за локоть, чуть понизил голос: – Помощник гауляйтера Шираха бригаденфюрер Дальбрюгге и еще один высокий эсэсовский чин любезно приглашают вас присоединиться к нашей компании. Игра в разгаре, и вы можете отличиться, Бломберг!

Инженер достаточно хорошо знал коммерческого директора, чтобы понять его намек. Но сейчас у него решительно не было ни настроения, ни тем более желания присоединиться к игрокам.

– Вы же знаете, господин Ратенау, я плохой партнер в карты, – попытался уклониться Бломберг от встречи с гостями Ратенау.

– Вот это как раз и хорошо! – рассмеялся коммерческий директор.

Бломберг поискал глазами Мари, но она уже куда-то исчезла.

– Вы кого-нибудь ждете? – спросил Ратенау..

– О нет!

– Ну тогда пошли…

– Позвольте представить, господа. Уполномоченный нашего концерна майор Бломберг! – Ратенау подвел инженера к столу, где сидели Дальбрюгге и Вольт.

Помощник гауляйтера с интересом окинул статную фигуру Бломберга. «…А он располагает к себе и, должно быть, нравится серьезным женщинам», – подумал Дальбрюгге и с любезным видом пригласил Бломберга занять место за их столом.

«…Интеллигент с опасно умными для офицера глазами. Такой вряд ли способен выполнять приказы, не задумываясь об их последствиях», – вписал в свою память первый штрих гестаповской характеристики на Бломберга штурмбаннфюрер Вольт.

– Мы слышали, господин майор, у вас были любопытные приключения в России, – обратился к инженеру Дальбрюгге.

Бломберг растасовал карты и, стараясь быть внешне спокойным, ответил:

– К сожалению, господин бригаденфюрер, я не имел возможности конкурировать с нашими храбрыми фронтовиками.

– Например, с обер-лейтенантом Эйхенау?

Бломберг быстро повернулся к Вольту.

– Если то, что мне рассказывал по дороге в рейх обер-лейтенант Эйхенау, дошло до вас, господин штурмбаннфюрер, то, безусловно, мои «восточные эпизоды» покажутся вам скучными и малозначительными.

– Странно, господин майор, но обер-лейтенант придерживается иного мнения. Он утверждает, будто вам удалось заинтриговать одним рассказом целую аудиторию фронтовых офицеров и чиновников из генерал-губернаторства.

Вольт в упор смотрел на Бломберга.

«Эйхенау донес о бюсте Ленина! Как я тогда был неосторожен!» – Инженер мгновенно оценил всю опасность этих многозначительных намеков.

– Я охотно, господа, повторил бы этот рассказ. Но, право, в поездах коротаешь время в постоянных разговорах, и я, к сожалению, не припоминаю, какой именно эпизод моей, увы, отнюдь не фронтовой биографии так заинтересовал обер-лейтенанта.

– Нам бы хотелось услышать из ваших уст, господин майор, историю большевистской защиты ящика с бюстом Ленина, – сказал бригаденфюрер тоном, прозвучавшим как приказ.

– Откровенно говоря, я уже вычеркнул эту страничку из своей памяти, господа. Тем более что бюст уже не существует…

– То есть как? – резко спросил Бломберга штурмбаннфюрер.

– Ровно час тому назад, – инженер посмотрел на часы, – на одном из наших заводов в Брегенце этот бюст переплавлен!

– И все же, мы надеемся, вы удовлетворите наше общее любопытство, майор? – Дальбрюгге пододвинул к себе синюю акцию, проигранную Вольтом, и выжидающе посмотрел на Бломберга.

* * *

Перед закрытием казино Мари вызвали к телефону. Она ждала этого звонка все последние сутки, начиная с того самого часа, когда мимо Линца в сторону Зальцбурга и разъезда Вергль должен был, не останавливаясь, пройти эшелон с «бронзовым грузом».

«…Дочка, дорогая, – ловила Мари каждое слово отца, прилетавшее с разъезда Вергль по проводам, казалось, звеневшим так хорошо знакомым эхом гор, альпийских ущелий и повторявшим захлебывавшийся ропот водопадов, срывавшихся с ледниковых круч. – Письмо Гансу опустил в почтовый вагон… Как у тебя дела? Не переутомляешься ли? Мы все очень скучаем по тебе, Мари…»

Мари вздрогнула. В потоке обычных для разговора отца с дочерью слов она наконец услышала заранее условленную фразу, которую почтмейстер произнес, не меняя интонации и тембра голоса.

«…Письмо Гансу опустил в почтовый вагон…» Несколько раз мысленно повторила Мари эту фразу, не отрывая руки от телефонной трубки, давно уже опущенной на рычаг аппарата.

«…Бюст Ленина спасен! Они везут его сюда! Предупредить, как можно быстрее предупредить Кернау…»

Мари пришлось взять себя в руки и неторопливо закончить свою работу. Но внутреннее напряжение у девушки было так велико, что она боялась выдать свое волнение неосторожным движением, уронить хрустальный бокал или прибор, неловко сдернуть скатерти или не так изящно сложить салфетки…

Наконец все было убрано, и вместе со старшей официанткой Мари вышла на улицу. Светало. Мимо казино проехал фургон с молоком, а вслед за ним к булочной, находившейся напротив, подъехала телега с ящиками, в которых желтел свежеиспеченный хлеб.

Мари вежливо простилась со спутницей и быстро пошла в сторону своего дома. Где-то вдалеке прозвенел первый трамвай. Но Мари не стала его ждать. Она хотела проверить, не следит ли кто-нибудь за ней. Переулками она вышла на свою улицу. Кажется, все было спокойно.

Мари подошла к небольшому двухэтажному дому, где она снимала маленькую однокомнатную квартиру у старой вдовы. Единственный подъезд с улицы закрывала листва двух могучих каштанов, от которых на окна всегда падала прохладная тень.

Из-за угла, загораживая дорогу, перед Мари возник силуэт немецкого офицера. Девушка в испуге отпрянула, но в ту же секунду офицер схватил ее за плечи и заглянул в лицо.

– Прости, дорогая, ради бога, прости! Я тебя так напугал, – заговорил Бломберг. – Я не смог договориться с тобой о встрече там, в казино, будь оно проклято. Бросился сюда и решил дожидаться твоего возвращения.

– Пусти, Герман, – ответила Мари сухо.

«…Как некстати он оказался возле моего дома. Наверху – Кернау! Дорога каждая минута, а Иозеф еще не знает ничего о спасении бюста…»

– Я понимаю, получилось все страшно глупо, но у меня не было другого выхода, Мари!

– Давай встретимся попозже, Герман. Я смертельно устала и хочу спать. Ты же знаешь, у меня утомительная работа. К тому же нас могут увидеть соседи. Что они подумают обо мне? Вернулась под утро с незнакомым офицером. Прощай, Герман. Ну, иди же… Я тебе потом позвоню.

– Хорошо, Мари, – сразу сникнув, ответил Бломберг. – Прощай!

Он подождал, пока Мари отперла дверь парадного и, щелкнув замком, скрылась в темном коридоре. Тогда Бломберг медленно побрел к центру города. Ему казалось, будто на него свалилась неимоверная тяжесть. Он так и не смог сказать Мари самого важного. А ведь теперь он чувствовал себя другим, совсем другим человеком…

Бломбергу сегодня решительно не везло. Сначала этот неприятный разговор в казино, похожий на допрос, потом такая нелепая встреча с Мари… Инженер шел как в тумане, спотыкаясь, словно пьяный, не замечая появившихся на улицах прохожих, удивленно оглядывавшихся ему вслед…

– Господин майор! Инженер Бломберг! Вот так неожиданная встреча…

Бломберг вздрогнул и обернулся, удивленно уставившись на подбегавшего к нему офицера. И только тут он заметил, что забыл надеть очки.

Обер-лейтенант Эйхенау шел слева от инженер-майора Бломберга, как это предписывал Дисциплинарный устав вермахта, и оживленно рассказывал о счастливой перемене в своей судьбе. Бломберг не вслушивался в торопливую речь обер-лейтенанта. Тот расхваливал своего нового шефа фон Зальца и свое успешное продвижение по службе в аппарате гауляйтера. И только когда Эйхенау упомянул имя генерала СС Дальбрюгге, инженеру вдруг показалось, что он понял, зачем обер-лейтенант примчался в Линц.

«…Может быть, следить за мной… Я, кажется, действительно скомпрометировал себя разговором о бюсте, и гестапо в чем-то меня подозревает».

Заметив свободное такси, Бломберг простился с Эйхенау и приказал шоферу отвезти его на виллу, которую он занимал в служебном пригородном поселке рядом с металлургическим заводом.

* * *

– С кем ты была внизу? Кто этот офицер?

Мари почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Вопросы прозвучали, словно пощечины! Но Кернау был вправе так ее спрашивать: он ничего не знал о Бломберге.

– Просто один мой хороший знакомый… Я давно рассказала о нем Вайсу. Столкнулась же я с ним возле дома совершенно случайно. Он только что вернулся из России…

– Ты меня извини, Мари, что я вмешиваюсь в твою личную жизнь. Но ты сама понимаешь..

– Да, да, конечно, Кернау, – оправившись от смущения, поспешила ответить Мари. – Ночью мне позвонил отец. Они уже везут бюст Ленина к нам, в Линц!

Кернау с неожиданной для его возраста силой подхватил Мари и закружил девушку в воздухе.

– Ура! – шепотом крикнули они оба, радостные и взволнованные удачным завершением первой фазы операции по спасению бюста Ленина.

Поезд, который вела паровозная бригада, целиком состоявшая из коммунистов-подпольщиков, приближался к Линцу. В тендере паровоза, под толстым навалом угля, Роберт Дубовский и Оскар Вайс надежно спрятали ящик с бюстом. Теперь отважную эстафету должны были продолжить подпольщики Линца.

– В котором часу тебе позвонил отец? Мы должны вовремя встретить товарищей.

– Вскоре после полуночи.

– Значит, в нашем распоряжении около полутора часов. Стефан должен прийти с минуты на минуту. Не забудь выставить условный сигнал.

Мари схватила цветочный горшок с красной геранью и поставила его на подоконник к крайнему окну комнаты, выходившей на улицу.

Вскоре они услышали стук в дверь. Это, должно быть, пришел Стефан, молодой слесарь из железнодорожного депо, выполнявший самые ответственные и трудные поручения руководства подпольщиков-железнодорожников Линца.

Мари приоткрыла дверь, не снимая цепочку. Стефан был бледен и чем-то взволнован.

– Только что сообщили из Вены: гестапо вчера поздно вечером арестовало ефрейтора Вока и его невесту Эльзу, – с трудом выговаривая слова, хрипло произнес Стефан, войдя в комнату. – Возможно, они напали и на наш след.

– Наши спасли бюст Ленина, – быстро сказала Мари Стефану. – Он скоро будет здесь… Неужели нам не удастся его укрыть от гестапо!

– Успокойся, Мари! – сказал Кернау. – Будем встречать бюст согласно разработанному плану. Никакой паники! Мы знали о том, что гестапо следит за Воком и Эльзой, и пытались их об этом предупредить. По-видимому, они не успели скрыться! Наша операция должна быть проведена во что бы то ни стало. Гестапо, возможно, действительно нащупало какое-то новое звено – от Вока ко всем нам. Поэтому нам надо срочно изменить план операции. Необходима смелая, решительная, я бы сказал, дерзновенная импровизация, которая бы сбила фашистов со следа нашей организации, если они действительно на него напали.