Текст книги "Искатель. 1970. Выпуск №2"

Автор книги: Джеймс Грэм Баллард

Соавторы: Станислав Гагарин,Эдуард Корпачев,Петр Губанов,В. Меньшиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

ИСКАТЕЛЬ № 2 1970

П. ГУБАНОВ
КОЧЕГАР ДЖИМ ГАРМЛЕЙ

Рисунки А. ГУСЕВА

1

Уже несколько суток «Бостонец» находился в пути. Под осенним холодным небом во все стороны простирался океан. Капитан Сполдинг, надвинув на лоб фуражку, стоял на мостике и пристально всматривался в далекий горизонт по курсу судна. Старший штурман Дибл брал секстантом высоту негреющего солнца. Он щурил глаза и хмурил брови, крутя верньер. Светлые зайчики весело приплясывали на никелированной шкале секстанта и позолоченных пуговицах черной тужурки штурмана.

Выбравшись из душного кубрика, кочегар Гармлей дышал чистым воздухом и разминался перед заступлением на вахту. Два дня назад он заменил пострадавшего от ожогов Терри и теперь, помимо своего, обслуживал еще и его котел.

До заступления на вахту оставалось еще полчаса. Гармлей не торопился. Спускаться в «преисподнюю» ему не хотелось. В последние дни у него не прекращались головные боли. Пропал аппетит. Он чувствовал слабость во всем теле.

Но работать кочегаром Тармлею нравилось, он усвоил легко и быстро устройство котла со всеми кранами, питательными помпами и клапанами. Гармлей с благодарностью подумал о Вудсбери, работавшем рядом с ним, и стал вглядываться в океанскую хлябь. Вид бескрайних просторов воды и волн, крепкий соленый воздух подавляли головную боль. Мысли приобретали привычную ясность… Гармлей думал о том, что по этим перекрещивающимся морским дорогам плывут во все концы мира тысячи судов. Портовые таможни в дальних странах ждут прибытия назначенных грузов, которые потом превратятся в шуршащие кредитки. Хозяева пароходных компаний не знают грохота ураганов и запаха моря. Им знаком лишь шелест радужных бумажек.

Однако пора на вахту… Как быстро бежит время здесь, наверху! И как медленно оно тянется там, в кочегарке! Гармлей сделал еще несколько жадных, продолжительных вдохов и отправился в котельную.

* * *

На каждого кочегара приходилось по две топки, одна наверху – на уровне плеч, вторая – внизу, под котлом. Труднее всего было кидать уголь в верхнюю топку. Зачастую уже в передней части зева, откуда вырывалось крутящееся пламя, уголь высыпался с широкой лопаты Гармлея. Сердце его билось учащенно, толчками. Было нестерпимо жарко, хотя он и работал по пояс голый. На зубах у него скрипела угольная крошка, и весь он был напудрен черной пылью.

Чтобы поддерживать необходимое давление пара, требовалось раскидывать уголь ровным слоем по колосниковой решетке и следить, чтобы она не засорялась. Гребком и лопатой Гармлей разравнивал горящее топливо, шуровал изо всех сил. Случалось, он неосторожно ударял острым резаком о топочную раму.

– Не усердствуй, дружище! – весело кричал ему на ухо Вудсбери.. – Не то уплывут в топку твои доллары: придется с капитаном расплачиваться…

Едкая пыль разъедала кожу, забивала поры, проникала в легкие. Перед глазами Гармлея колыхались багровые отблески, лихорадочно плясали черные тени.

– Чаще поглядывай на манометр! – советовал Вудсбери.

Колосниковая решетка то и дело забивалась шлаком. Приток свежего воздуха задерживался – и горение уменьшалось. Гармлей хватал «резак» и принимался очищать им колосниковые промежутки.

Истошно гудели котлы. Ревел в топках огонь. А из-за переборки доносились ровные вздохи главных двигателей.

Иногда Гармлей успевал встать под раструб вентилятора, нагонявшего в кочегарку чистый воздух, ненадолго обретая бодрость и силу.

К концу вахты поддерживать давление становилось все труднее. Когда стрелка манометра опускалась ниже красной черты, Гармлей открывал ревущую топку, брал тяжелый лом и заостренным концом взламывал слой спекшегося угля. Сердце делало перебои. Дрожали руки и ноги.

Термометр на переборке показывал шестьдесят два градуса. Ни к чему нельзя было прикоснуться.

От усталости и духоты Гармлея кидало в разные стороны. «Только бы не упасть! – билась в нем упрямая мысль. – Упаду – все будет кончено!»

Он чаще, чем Вудсбери и Хейт, обслуживавший первый котел, бросался к медному чайнику, чтобы залить жар в груди. Вода была теплая и невкусная. Через несколько минут она выступала на теле обильным потом, и жажда начинала мучить с еще большей силой.

Стрелка на манометре все же опустилась ниже красной черты, и никакие усилия не могли поднять ее выше.

В котельную прибежал старший механик Тейт. Подняв над головой волосатый кулак, он заорал на Гармлея:

– Мусорщик вы, а не кочегар! Кухарка и та справилась бы с котлом лучше вас!

– Ухудшилась тяга, мистер Тейт, – заступился за Гармлея старший кочегар.

– Нужно как следует шуровать в топках! И чаще подрезать!

– Стараемся вовсю, сэр!

– Мух ловите, мерзавцы! – махнул рукой старший механик и стал подниматься по трапу наверх.

– Становитесь сами к котлу и покажите, как у вас получится! – крикнул вдогонку Вудсбери.

Гармлей поднял усталую голову и, встретившись глазами со старшим кочегаром, вымолвил:

– Спасибо, дружище!

Стрелка на манометре снова стала опускаться. Гармлей открыл топку и принялся с остервенением выламывать скипевшиеся угли. Пахнуло угаром. Кочегарка завертелась и начала опрокидываться. Гармлей выронил лом и медленно повалился на решетчатый настил. К нему подбежал Вудсбери. Опустившись на колени, старший кочегар приложил ухо к обнаженной груди и не сразу уловил слабое биение сердца.

– Тепловой удар!

Вдвоем с Хейтом Вудсбери поднял Гармлея наверх, но и на свежем воздухе тот не пришел в сознание.

2

Пароходный врач Джефферсон наклонился к Гармлею. Пульс у кочегара едва улавливался. Джефферсон попытался привести в чувство пострадавшего от теплового удара с помощью кислородной подушки. И не смог. Гармлей лежал без движения, бессильно раскинув руки и уронив набок голову.

Вудсбери и Хейт в нерешительности переминались с ноги на ногу и вопросительно смотрели на врача.

– Отправляйтесь в котельную, – сказал Джефферсон и стал вытирать полотенцем руки.

– А как же Гармлей? – в один голос спросили кочегары.

– Не ваша это забота! – сердито буркнул врач. – Идите, да поторапливайтесь. Не то задаст вам жару мистер Тейт. Уж я-то знаю его нрав.

Джефферсон поднес склянку с нашатырным спиртом к носу Гармлея. Тот пошевелился и застонал. Потом открыл глаза и мутным взглядом обвел незнакомое помещение.

– Где я? – слабым голосом произнес кочегар.

– В судовом лазарете.

– Как же так?

– Очень просто. Вас хватил тепловой удар…

3

В светлом салоне под штурманской рубкой сидели за обеденным столом капитан Сполдинг, старший механик Тейт и врач Джефферсон. Закончив обедать, они вели беседу о последних событиях.

– Какому дьяволу пришла в голову мысль послать наших парней в Россию! – возмущался прямодушный Сполдинг.

– Не мы первые полезли – англичане и в этот раз опередили нас, – пожал жирными плечами медлительный Тейт.

– На кой черт понадобился нам этот холодный Мурманск, – закуривая сигару, продолжал капитан. – Там даже крысы от холода дохнут, не то что люди.

– Государственные соображения несовместимы с обычными понятиями, сэр, – уклончиво возражал старший механик. – Сенату угодно было послать в Россию батальоны, и он принял такое решение.

– Но ведь в конституции Соединенных Штатов сказано, что без объявления войны сенат не уполномочен посылать вооруженные отряды ни в какое другое государство, – выпустив изо рта кольцо сизого дыма, возразил капитан. – Так кто же сенаторам это позволил?

– Вероятно, сами пришли к такому заключению.

– И для этого даже не понадобилось вносить поправки в конституцию! Восхитительно! – иронизировал Сполдинг. На бледном лице капитана выступили алые пятна.

– Им показалось, по всей вероятности, что в этом нет нужды, – скривил Тейт пухлые губы.

Джефферсон молча вслушивался в разговор капитана со старшим механиком и курил свою трубку. Он считал, что все это лично его никоим образом не касается.

– Для чего нам надо вмешиваться в дела русских? – продолжал свои рассуждения капитан Сполдинг. – У нас у самих своих забот – во! – он провел костистой ладонью по горлу.

– Да, у нас у самих неспокойно, – по-своему понял капитана старший механик. – Социалистическая зараза разносится, словно чума! Рабочие бастуют, а красные газеты печатают о безобразиях бунтовщиков как необходимом благе. И все это пришло к нам из Европы. Теперь Россия подала, столь пагубный пример, что и в Америке может начаться резня.

– По-моему, вы сгущаете краски, мистер Тейт, – остановил старшего механика Сполдинг.

– Меньше следовало бы уговаривать этих красных смутьянов и побольше отправлять за решетку.

– Ну, это вы слишком! Я не думаю, чтобы социалисты сумели натворить в Америке то, что стряслось в России.

Старший механик молчал, насупя клочкастые редкие брови.

Джефферсон, выкурив трубку, хотел встать и уйти, но его остановил Тейт.

– Скажите, любезный доктор, вы долго собираетесь держать у себя в лазарете моих бездельников?

– У меня больные, я не совсем понимаю, о ком вы меня спрашиваете, – отрезал Джефферсон.

– Два моих кочегара не выходят на вахту, – пояснил Тейт. – У одного – ожог на руке, второй симулирует тепловой удар…

– Никакой симуляции нет! У кочегара Гармлея настоящий тепловой удар!

– Но он уже отлежался, и, я полагаю, ему пора на вахту, – не отступал Тейт.

– Позвольте мне поступить с пациентом, как я считаю нужным, – побагровел Джефферсон. – Извините меня, капитан, – он обернулся к поднявшемуся из-за стола Сполдингу и пояснил: – Но кочегар Гармлей всего месяц назад перенес сложнейшую операцию. У него удалили почку, его никак нельзя было ставить к топке.

– Меня это не касается! – взорвался механик.

– Не мелите вздор, мистер Тейт! – остановил его капитан Сполдинг.

– Я готов молчать, но скажите, сэр, кто будет стоять у котлов, если свалится кто-либо еще из моих кочегаров? Может быть, вы позволите мне застопорить машины и положить судно в дрейф, пока эти бездельники находятся на излечении? А может, мне самому встать к котлу и начать шуровать?

– Вам я не советую подходить близко к топкам: там слишком жарко, – невозмутимо отозвался Сполдинг. – Застопорить машины я вам тоже не позволю. Пароходная компания не захочет терпеть убытков. А я не Рокфеллер. Мне платить издержки нечем. Так что обходитесь пока теми людьми, которые здоровы и могут нести вахту. А доктор Джефферсон, я полагаю, никого не станет зря держать в своем лазарете.

Капитан первым покинул салон, чтобы сменить на ходовом мостике старшего штурмана Дибла. Следом за ним вышли на верхнюю палубу Джефферсон и Тейт.

Волны яростно обрушивались на железную скулу парохода, косо летели вверх и белой пеной падали на палубу. Тейт твердо ступал по ней толстыми, крепкими ногами, направляясь в носовой кубрик, где жили кочегары. После разговора с капитаном и Джефферсоном механик испытывал едкую злобу. Он не мог понять даже сам, к кому питает это чувство, к капитану ли, доктору или кочегару Гармлею.

В тесном помещении стоял смрадный дух: вентиляции в кубрике не было, и чистый воздух туда почти не попадал. В самом дальнем углу на подвесной койке спал больной кочегар Терри. Обмотанная бинтами его правая рука лежала поверх одеяла. «Дрыхнет, скотина!» – заметил Тейт.

Койка Джима Гармлея пустовала. Дверка его рундука была наполовину открыта и словно магнитом притягивала Тейта. Кочегар Гармлей вызывал в нем все нарастающее жгучее любопытство.

Тейт оглянулся на спящего Терри и открыл рундук. Там лежал брезентовый матросский мешок. Старший механик обернулся еще раз и нерешительно протянул руку…

Капитан Сполдинг, забравшись на сигнальный мостик, смотрел в бинокль по курсу судна, когда, запыхавшийся и взбудораженный, взбежал к нему старший механик.

– Господин капитан, на судне скрывается социалист! Этот Гармлей – опасный преступник! – не переводя дыхания, выпалил Тейт.

* * *

Новый приход в лазарет врача Джефферсона прервал тревожные мысли больного.

– Как вы себя чувствуете, мистер Гармлей? – вежливо спросил доктор.

– Благодарю вас, превосходно! – последовал ответ.

– Мне кажется, вы преувеличиваете…

– Нет, я вполне здоров.

– Пробудете в лазарете еще денька два, и тогда я, может быть, вам поверю, – любезно улыбнулся Джефферсон, – и признаю годным для несения вахты в котельной.

– Вы так добры ко мне, мистер Джефферсон, но я не могу находиться здесь, когда Вудсбери и Хейт по двенадцать часов в сутки стоят у топок.

– Ничего не поделаешь, – упорствовал врач.

Пробыв в лазарете до следующего утра, Гармлей все же уговорил Джефферсона, и тот отпустил кочегара.

Прежде чем отправиться в котельную, Гармлей забежал в кубрик. Там находился один Терри. Оторвав от подушки кудлатую голову, кочегар буркнул вместо приветствия:

– Зря ты, парень, торопишься…

– Как зря? – удивился Гармлей.

– Лежал бы ты лучше, как я… Или боишься потерять половину жалованья? Так все одно – в кабаке оставишь свои доллары.

– Да нет, я просто-напросто не желаю, чтобы вместо меня парились в котельной другие.

– Э… да брось, парень, – махнул Терри здоровой рукой. – Вудсбери и Хейт – ребята ко всему привычные. Они и не такое видели.

Гармлей полез в рундук, достал свой матросский мешок и начал расстегивать кнопки.

– Пока ты в лазарете валялся, Бульдог в твоем рундуке шуровал, – безразличным тоном произнес Терри.

– Как шуровал?

– Да очень просто. Рылся в твоем мешке. Искал что-то. Только зачем ему это потребовалось? Прежде никогда такого не случалось.

Так и не отстегнув клапана, Гармлей уставился на Терри.

– Он сказал тебе что-нибудь?

– Нет. Я храпел как слон. Бульдог, видно, думал, что я сплю.

– Ну и как же?

– Порылся он немного в твоем мешочке, нашел там какую-то книжку, перелистал ее и сунул обратно. Взял пачку бумаги, повертел в руках и швырнул назад…

4

Соленый ветер свистел в судовых снастях, протяжно завывал в раструбах палубных вентиляторов. С треском пузырилась парусина на мостике. Прерывисто гудели натянувшиеся до предела железные ванты. Перегруженный «Бостонец» с надрывным ропотом вскарабкивался на водяные холмы, зарывался носом в глубокие впадины. Временами гребные винты обнажались и работали вхолостую. Корпус судна содрогался от ударов встречных волн. Вода свободно гуляла по всей верхней палубе. Холодные брызги долетали до мостика.

– Следует изменить курс, мистер Дибл, – спокойно произнес капитан Сполдинг, войдя в штурманскую рубку.

– Вы полагаете, сэр, судну грозит опасность? – спросил старший штурман.

– Да, боюсь, пароход может переломиться. Вы слышите, как вибрирует корпус?

– Слышу, господин капитан.

– Волна и качка судна вступили в резонанс, – негром-ко проговорил Сполдинг. – Я наблюдал однажды, как, попав в такой же переплет, надвое переломился миноносец. В то время я служил на крейсере «Саутгемптон»: не прошло и трех минут, как два обломка перевернулись вверх килем и пошли на дно.

Старший штурман поднял глаза от путевой карты.

– А моряки?

– Мало кому удалось спастись…

* * *

«Бостонец» взял на тридцать градусов вправо. Встречные волны стали ударять в левую скулу судна. Вибрация корпуса прекратилась.

Штурман Дибл не был вполне уверен в точности прокладки на путевой карте и испытывал смутное беспокойство. Третьи сутки подряд небо было закрыто громадами низких туч. И за все это время ему ни разу не удалось «взять» высоту луны, звезд, либо солнца. Местонахождение судна Дибл вынужден был определять только по показаниям электрического лага. «Бостонец» входил в неспокойный всегда Бискайский залив. В нескольких сотнях миль находился португальский берег. «Как бы не напороться на рифы», – не покидала тревога штурмана Дибла.

Капитан Сполдинг думал о том же, но взять левее было опасно.

В это время к нему на сигнальный мостик и взбежал запыхавшийся механик.

– Господин капитан, на судне скрывается социалист! Этот Гармлей – опасный преступник!

– Какой преступник! Где? Вы с ума спятили, мистер Тейт! – изумился капитан.

– Кочегар Джим Гармлей, оказывается, весьма опасная личность, – задыхаясь, рассказывал старший механик. – У него в мешке я случайно обнаружил программу коммунистов Америки и книжку о революции в России.

– Ну и что же? – невозмутимо спросил Сполдинг.

– Как что! На судне вредный социалист!

– Так разве «Бостонцу» грозит какая-нибудь опасность по этой причине?

Тейт на минуту растерялся, ошеломленный таким неожиданным поворотом дела.

– А если узнают федеральные власти? – наконец вымолвил механик.

– Откуда же они могут узнать, если об этом известно только вам да мне, насколько я понимаю.

– Да… но…

– Идите, мистер Тейт. Занимайтесь своими делами. А когда мы закончим рейс, пришлите ко мне кочегара Гармлея. В Бергене я решу, как с ним быть.

5

Гармлей постепенно осваивался. Все чаще ему удавалось встать под раструб вентилятора и подышать чистым воздухом, Он неторопливо пил из медного чайника подкисленную воду, не опасаясь, что стрелка на манометре опустится ниже красной черты. Иногда Гармлей сталкивался с Вудсбери у привинченного к железной переборке столика, где стоял чайник с водой, и вступал со старшим кочегаром в минутный разговор.

– Куда ты намерен податься, Гармлей, когда придем в Берген? – спрашивал Вудсбери, сверкая в полумраке белками глаз.

– Наверно, в Финляндию. Отправлюсь искать своих родственников.

– Оставайся-ка ты лучше у нас, на «Бостонце», – уговаривал его Вудсбери. – Платят здесь неплохо, и капитан – моряк что надо!

– А старший механик каков?

– Собака – не человек! Но он пришел к нам недавно. Я думаю, капитан не станет его долго терпеть…

– Трудно сказать…

– Но ты все же подумай на досуге, может быть, и останешься.

– Хорошо, я подумаю, – отвечал Гармлей и бросался к своему котлу.

Отстояв до конца последнюю вахту, он поднялся по железному трапу наверх и выглянул из люка. От усталости и волнения все кружилось перед глазами; Гармлей полной грудью вдохнул в себя опьяняющий воздух, огляделся.

В разрывах между последними тучами синели лоскутки чистого неба. Справа от судна виднелся гористый берег. Ветер постепенно стихал, но океан продолжал бесноваться.

«Бостонец» упрямо продвигался вперед, ломая железной грудью тяжелые волны.

6

На одиннадцатые сутки пришли в Берген.

Пароход отдал якорь на внутреннем рейде Карантинной гавани и принял на борт таможенных чиновников.

В Норвегии была уже поздняя осень. День стоял ясный и ветреный. Холодное солнце живым золотом заливало черепичные крыши разноцветных домов на берегу. Они сбегали вниз по кручам гор, обступившим с трех сторон широкую бухту.

Одетый в дорожный костюм, с перекинутым через плечо матросским мешком Гармлей вышел на верхнюю палубу. Никто его не остановил. Он попрощался с друзьями-кочегарами, теперь оставалось только получить жалованье и уйти с судна. Гармлей вошел в каюту казначея, находившуюся рядом с салоном, предъявил матросскую книжку. Старый казначей отсчитал ему сорок семь долларов и пятьдесят восемь центов, предварительно вычтя из общей суммы жалованья стоимость выданной Гармлею спецодежды. Поблагодарив его, Гармлей направился на корму. Там уже спускали на воду баркас.

Веселые и оживленные толпились на юте матросы. Они отправлялись на берег, чтобы встряхнуться и покутить.

Гармлей собрался уже спуститься по веревочному трапу, чтобы прыгнуть в отправлявшийся на берег баркас, но в этот момент к нему подошел боцман Лоббинс.

– Вас зовет к себе чиф, – сказал он.

– Зачем я ему вдруг понадобился? – растерянно произнес Гармлей.

– Пастор Чезаре, родной дядя нашего капитана по матери, прислал своему племяннику два ящика виски, когда мы уходили в море, – совершенно серьезно ответил Лоббинс. – Вероятно, он приглашает вас затем, чтобы распить за компанию с вами пару бутылок. А виски – скажу по секрету – отменное! Хватишь кружку, и сам Иисус Христос голыми пятками в животе защекочет!

Войдя в салон, Гармлей увидел капитана Сполдинга. Тот был один, но словно ждал кого-то.

– Вы звали меня, мистер Сполдинг? – спросил Гармлей.

– Да. Садитесь, пожалуйста, – пригласил капитан.

Он достал из ящика стола коробку с сигарами, раскрыл ее и протянул Гармлею.

– Простите, я не курю…

– Как хотите.

Сполдинг щелкнул зажигалкой, неторопливо закурил и, выпуская дым изо рта, обратился к Гармлею:

– Если верить старшему механику Тейту, вы социалист?

– Не… совсем.

– Кто же вы?

Гармлей на миг замялся. Он был ошеломлен неожиданным вопросом, но тут же где-то в глубине сознания возникла уверенность, что Сполдинг не затем его вызвал к себе, чтобы вернуть в Америку. Что-то другое заставило капитана затеять эту беседу с кочегаром.

– Я коммунист, – решительно ответил он.

– Значит, вы считаете необходимым национализировать в нашей стране промышленность, железные дороги и судоходство, как это сделали в России? – задал новый вопрос Сполдинг.

– Да. И если большинство населения в Штатах нас поддержит, мы этого добьемся.

– Законным путем?

– Любым путем.

– Так вы стоите за революцию?

– Безусловно, – ответил Гармлей.

– Значит, вы пропагандируете насильственное свержение власти?

– Если нет другого выхода, народ вправе осуществить свою волю и с помощью силы.

– Но ведь под словом «сила» следует подразумевать открытое насилие и применение оружия? – допытывался Сполдинг.

– Да.

– Но это безумие.

– Я также против бесцельного и бессмысленного кровопролития. Я считаю преступлением, когда во имя меньшинства населения страны кто-либо предлагает большинству свергнуть правительство.

– В ваших доводах, мистер Гармлей, есть доля здравого смысла, но я решительно не могу согласиться с вами в том, что мы, американцы, так же как русские, должны прибегнуть к насилию, чтобы усовершенствовать государственное правление, – стоял на своем капитан.

– Мне трудно вас убедить, мистер Сполдинг, – вздохнул Гармлей.

Они молчали оба какое-то время, в упор разглядывая друг друга. Светлые и проницательные глаза Гармлея смотрели на капитана изучающе, пристально.

– Я не собираюсь сделать вам ничего дурного, мистер Гармлей, – стряхнув пепел с сигары, сказал Сполдинг. – Весьма признателен вам за вашу откровенность… Вы получили свое жалованье?

– Благодарю вас. Получил.

– Что собираетесь делать теперь?

Гармлей молчал.

– Вы можете не говорить мне этого, если считаете, что так нужно. Что ж, в добрый путь! – Сполдинг поднялся. – И если придется нам встретиться где-нибудь, то я хочу продолжить наш разговор.

– С удовольствием, – охотно согласился Гармлей.

Он уже взялся за ручку двери, когда капитан снова окликнул его:

– Да, кстати, Гармлей!

– Что такое?

– Вы знаете, что у вас есть двойник?

Кочегар недоумевающе смотрел на Сполдинга.

– Я только что вспомнил, – продолжал капитан, – перед рейсом мне попала в руки газета. Там была фотография одного журналиста, между прочим, тоже коммуниста. Удивительно похож на вас. Как же его звали, дай бог память? Да, конечно же – Джон Рид! Не встречали такого?

Гармлей, не мигая, смотрел в глаза капитана, потом, словно взвесив все в уме, коротко ответил:

– Встречал. И достаточно часто.

Гармлей вышел, плотно затворив дверь.