Текст книги "Пионеры, или У истоков Сосквеганны"

Автор книги: Джеймс Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА XXIII

Весна быстро вступала в свои права. Дни стояли теплые, ночью было свежо, но заморозки прекратились. Козодой[30]30
  Козодой – птица, по внешнему виду напоминает ласточку, почему и назван «ночной ласточкой». Величина его колеблется в пределах от величины жаворонка до вороны. Издает странный крик. (Примеч. ред.).


[Закрыть] издавал свои унылые крики на берегу озера. Кустарники и рощи оживились пением бесчисленных птиц. Американский тополь оделся дрожащей листвой. Склоны холмов утратили бурую окраску, а темная зелень хвойных деревьев резко выделялась на светлом фоне молодой листвы. Даже почки поздно распускающегося дуба набухли, предвещая близкое лето. Степная Цапля, подстерегая добычу, разгуливала по отмелям Отсего.

Это озеро славилось своей рыбой и, как только сошел лед, множество челнов было спущено на воду, и рыбаки закидывали удочки в самые глубокие омуты.

Но ловля на удочку нетерпеливым поселенцам казалась чересчур медлительной и неблагодарной. Как только наступило время, когда закон, проведенный судьею Темплем, разрешал ловлю неводом, шериф объявил, что намерен воспользоваться первой темной ночью, чтобы попытать счастья.

– Вы тоже отправитесь с нами, кузина Бесс, – прибавил он, изложив свой план, – и мисс Грант, и мистер Эдвардс. Я покажу вам, что такое рыбная ловля. Это – не та канитель, которой забавляется Дюк, когда ловит на удочку форель. Жарится по целым часам на солнцепеке или мерзнет зимою над прорубью, а глядишь, в награду за все мучения не поймает ни единой рыбки. Нет, нет, дайте мне хороший невод, хороших гребцов, чтобы завозить его, Бенджамена, в рулевые, и мы вытащим разом несколько тысяч. Вот что я называю рыбной ловлей!

– Ах, Дик! – воскликнул Мармадюк. – Ты не знаешь, какое удовольствие удить рыбу, иначе ты относился бы к ней бережнее. Я видел, как после одной из твоих ловлей неводом на берегу осталось столько рыбы, что ее хватило бы на прокормление десяти голодающих семей.

– Я не стану спорить, судья Темпль! Сегодня ночью я отправляюсь на рыбную ловлю и приглашаю всех отправиться со мною, а там пусть сами решают, кто из нас прав.

Весь остаток дня Ричард посвятил приготовлениям к этой экспедиции.

Как только угасли последние лучи солнца и луна бросила свой отблеск на землю, рыболовы отправились в лодке к назначенному пункту на западном берегу озера на расстоянии полумили от деревни. Мармадюк с дочерью, ее подругой и молодым Эдвардсом собирались отправиться туда пешком, так как почва к этому времени просохла, и прогулка обещала быть приятной и легкой. Они следили глазами за удаляющейся лодкой, пока она не исчезла в тени западных холмов. Расстояние от сборного пункта по берегу составляло не менее мили.

– Пора в путь, – сказал Мармадюк, – луна сядет прежде, чем мы будем на месте, а тогда начнется чудесная ловля Дика.

Вечер был теплый и после долгой и суровой зимы казался восхитительным. Довольные прекрасной погодой и предстоящим развлечением, молодые люди зашагали за судьею по берегу Отсего.

– Посмотрите, – сказал Эдвардс, – они уже разводят костер. Сейчас мелькнул огонек и тотчас же исчез, точно светлячок.

– Вот он разгорается! – воскликнула Елизавета. – Можно различить фигуры, движущиеся вокруг огня. Бьюсь об заклад, что это мой нетерпеливый кузен Дкж старается развести огонь, и этот огонь уже померк, как большинство его «блестящих» проектов.

– Ты угадала, Бесс! – сказал ее отец. – Он бросил на костер вязанку хвороста, которая сгорает так же быстро, как вспыхивает. Но это помогло им найти лучшее топливо, так как костер начинает разгораться не на шутку. Теперь это настоящий рыболовный маяк! Посмотрите, какой красивый круг света он бросает на воду.

Появление огня заставило всех ускорить шаги. Когда они остановились над местом, где пристали рыбаки, луна опустилась за верхушки сосен, и свет распространялся только от костра. По совету Мармадюка, его спутники приостановились на минутку послушать разговор собравшихся у костра рыболовов, прежде чем спуститься к ним на берег.

Все рыбаки сидели вокруг огня, за исключением Ричарда и Бенджамена. Джонс уселся на гнилом стволе, который притащили в качестве топлива, а дворецкий стоял, подбоченившись, так близко к костру, что дым по временам застилал его ликующую физиономию.

– Изволите видеть, сквайр, – говорил дворецкий, – для вас, может быть, рыба, которая весит двадцать или тридцать фунтов, кажется важной добычей, но для человека, которому случалось вылавливать акул, это жалкая рыбешка.

– Не знаю, Бенджамен, – возразил шериф. – Улов в тысячу окуней, не считая щук, плотвы, пеструшек, карпов, миног и другой рыбы, – недурной улов. Забавно, конечно, выловить акулу, но на что она годится? А любую из тех рыб, которых я назвал, можно подать на королевский стол.

– Но, сквайр, – возразил Бенджамен, – вникните-ка в философию вещей. Разумно ли ожидать, что в этой луже, где вряд ли найдется такая глубина, чтобы утопить человека, могут жить такие же рыбы, какие попадаются в океане, где, как известно всякому, – то есть всякому, кто был моряком, – водятся киты и кашалоты такой же длины, как самые высокие из здешних сосен?

– Полегче, полегче, Бенджамен! – сказал шериф. – Некоторые из этих сосен имеют в вышину двести футов и больше.

– Двести футов или две тысячи футов, это решительно все равно! – крикнул Бенджамен с таким видом, который показывал, что он не намерен уступать в этом пункте.

В это время Билли Кэрби, огромная фигура которого виднелась по другую сторону костра, покачал головой с очевидным недоверием к словам Бенджамена.

– Я уверен, – сказал он, – что в этом озере достаточно воды для самого громадного кита, какого только можно придумать. Что касается сосен, то по этой части, сдается мне, я кое-что мерекаю. Я думаю, Бенни, что если взять старую сосну, которая стоит в рытвине на горе «Видения», – вот она, вы можете ее видеть отсюда, потому что луна еще стоит над ее верхушкой, – так если взять эту сосну и опустить ее на дно в самой глубокой части озера, то над ней свободно пройдет самый большой корабль, не задев верхушки.

– А вы видели когда-нибудь корабль, мистер Кэрби? – заорал дворецкий.

– Да, видел, – гордо отвечал Билли.

– Вы видели британский корабль, мистер Кэрби? Английский линейный корабль? Скажите мне, если можете, где это вам случалось видеть правильно построенный, хорошо оснащенный палубный корабль?

Этот вопрос произвел глубокое впечатление на всю компанию, но Билли Кэрби нелегко было запугать, а в особенности иностранцу, которых он недолюбливал. Он выпрямился во весь рост, и когда дворецкий закончил, дал ему, к удивлению присутствующих, следующий энергичный ответ.

– Где? Да хотя бы на Шамплэнском озере. Там есть такие суда, которые дадут десять очков вперед самому крупному английскому кораблю. У них мачты в девяносто футов вышиной, из хорошей кондовой сосны, которую я сам рубил для них в штате Вермонт. Если бы я был командиром такого судна, а вы бы – командиром своей «Болвандицеи», которой вы так хвастаетесь, то я бы вам показал, из какого теста сделан хороший янки и у кого шкура крепче: у вермонтца или англичанина.

Эхо соседних холмов откликнулось на презрительный хохот Бенджамена.

– Спустимся на берег, – шепнул Мармадюк, – иначе у них дойдет до потасовки. Бенджамен бесстрашный хвастун, который никому не уступит, а Кэрби, при всем своем добродушии, беззаботный сын лесов, по мнению которого американец стоит шести англичан. Удивляюсь, что Дик молчит, пора бы ему пустить в ход полномочия шерифа.

Появление судьи Темпля с дамами вызвало если не примирение, то прекращение военных действий. Повинуясь указаниям Джонса, рыбаки приготовились занять места в лодке, где на площадке у кормы лежал приготовленный невод.

Мрак сгустился настолько, что неосвещенные предметы нельзя было различить. У берега вода искрилась и мерцала, озаряемая пламенем костра, бросавшим на нее местами красные дрожащие полосы; но на расстоянии ста футов от костра стоял непроницаемый мрак. Две-три звезды проглядывали сквозь облака, а огоньки в деревне чуть мерцали. По временам, когда огонь разгорался или прояснялся горизонт, можно было различить очертания гор на противоположном берегу озера, но их широкая и густая тень ложилась на озеро, усиливая темноту.

Бенджамен Помпа в подобных случаях исполнял обязанности рулевого и забрасывал сеть, если только сам Ричард не брал на себя этой обязанности. На веслах сидел на этот раз Билли Кэрби и один молодой человек, известный своей силой. Остальные рыбаки находились при неводе. Сделав все распоряжения, Ричард скомандовал: «отчаливать!»

Елизавета следила за лодкой, глядя, как она удалялась от берега, выбрасывая невод. Вскоре лодка исчезла в темноте, и только плеск весел позволял угадывать ее направление.

Из темноты слышался только хриплый голос Бенджамена, отдававшего приказания: «налегай на правое весло», «налегай на левое весло», «греби ровно, ребята», и распоряжавшегося выбрасыванием невода. Эта предварительная операция тянулась довольно долго, так как Бенджамен гордился своим искусством забрасывать невод, да и действительно успех дела зависел от правильного выполнения этой задачи. Наконец, громкий плеск деревянной плахи, служившей поплавком, и раздавшаяся за ним команда: «к берегу» возвестили, что лодка возвращается. Ричард, схватив пылавшую головню, побежал к пункту, где должна была пристать лодка, находившемуся на таком же расстоянии от костра, как и место, откуда она отправилась, только с противоположной стороны.

– Гребите на сквайра, ребята, – сказал дворецкий, – и мы увидим, что водится в этом пруде.

Теперь слышались только быстрые удары весел и шум выбрасываемой веревки. Вскоре лодка вступила в полосу света, а через минуту причалила к берегу. Несколько рук протянулось к веревке, и рыбаки принялись медленно и равномерно вытягивать невод с обоих концов. Ричард стоял в центре, отдавая приказания той или другой группе.

Все обменивались мнениями относительно результатов предприятия: одни уверяли, что невод легок, как перышко, другие, что он так тяжел, словно наполнен корчагами. Веревки были длиною свыше сотни футов, и вытягивание их шло медленно. Сомнение на минуту овладело шерифом, который попробовал сначала один конец, потом другой, чтобы составить собственное мнение.

– Что же это, Бенджамен? – крикнул он после первой пробы. – Вы плохо закинули сеть, я мог бы вынуть ее мизинцем. Веревка совсем не натягивается в моей руке.

– Вы, верно, хотите вытянуть кита, сквайр? – отвечал дворецкий. – Если сеть пуста, то, значит, в этом озере, кроме воды, нет ничего, потому что невод закинут, смею сказать, по всем правилам.

Но Ричард убедился в своей ошибке, увидев перед собой Билли Кэрби, который, стоя по колено в воде и нагнувшись, вытягивал сеть, напрягая свои исполинские силы, так что стоявшим позади него не приходилось ничего делать. Ричард замолчал и побежал к другому концу невода.

– Я вижу поплавки, – закричал он, – сходитесь, ребята! Сходитесь ближе, вылезайте на берег, на берег!

Услышав этот крик, Елизавета стала всматриваться и увидела две плахи, вынырнувшие из темноты. Между тем обе группы сблизились, так что невод образовал нечто вроде длинного и глубокого мешка. Голос Ричарда раздавался все время, подбадривая рыбаков, которым нужно было теперь напрячь все силы.

– Теперь пора, ребята! – кричал он. – Вытягивай концы на землю, и все, что там есть, будет наше!

– Вытягивай! – вторил Бенджамен. – Урра! Го, го, го, го, го, го!

– Вытягивай! – орал Кэрби, работая за четверых, так что задним оставалось только подхватывать веревку, скользившую в его руках.

– Поплавок, ого! – крикнул дворецкий.

– Поплавок, ого! – крикнул Кэрби с другого конца.

Одни ухватились за верхнюю веревку, другие за нижнюю, вытягивая ее с величайшим усердием. Полукруг, образованный грузилами, благодаря которым невод удерживается в вертикальном положении, становился ясно виден зрителям по мере того, как он уменьшался в объеме; плеск и возня в воде обнаруживали присутствие большой добычи, старавшейся вырваться.

– Тащите, ребята! – орал Ричард. – Я вижу большую рыбу, которая старается вырваться. Тащите, тоня богатая; вознаградит за труды!

Теперь можно видеть рыб разных пород, запутавшихся в петлях невода. Вода на небольшом расстоянии от берега точно кипела от движения рыб. Сотни чешуйчатых тел показывались на поверхности воды и блестели при свете костра, но испуганная шумом рыба снова устремлялась на дно, пытаясь вырваться на свободу.

– Ура! – кричал Ричард. – Поддай еще немного, ребята, и победа наша!

– Веселей, ребята, веселей! – кричал Бенджамен. – Я вижу пеструшку величиной с китенка!

– Пошла ты, дрянь, – сказал Билли Кэрби, выбрасывая обратно в озеро мелкую рыбешку, запутавшуюся в петлях невода. – Тащи, ребята, тащи; тут всякой твари по паре, и пусть я прослыву лгуном, если мы не вытащим тысячу штук!

Возбужденный зрелищем добычи и забывая о времени года, Билли бросился в воду, достигавшую ему по пояс, и принялся толкать перед собой невод, наполненный рыбой.

– Тащи веселее, ребята! – крикнул Мармадюк, поддаваясь увлечению минуты и со своей стороны принимаясь вытягивать невод. Эдвардс опередил его, так как зрелище массы рыб, медленно подвигавшейся по песчаной отмели, заставило его присоединиться к рыбакам. Наконец, после больших усилий невод был вытащен на берег, и груда рыбы вытряхнута на песок.

Даже Елизавета и Луиза были взволнованы и обрадованы зрелищем двух тысяч рыб, извлеченных из глубины озера, и лежавших перед ними на песке. Но когда увлечение первого момента прошло, Мармадюк поднял окуня весом фунта в два и, поглядев на него с минуту в меланхолическом раздумье, сказал дочери:

– Это значит безумно расточать дары природы. Эта рыба, которую завтра вечером не захотят есть за беднейшим столом в Темпльтоне, обладает такими качествами, что в других странах считалась бы предметом роскоши. Нет рыбы на свете, которая могла бы сравняться с окунем Отсего в отношении нежности и тонкости вкуса. Впрочем, если можно найти какое-нибудь извинение подобному истреблению рыбы, то именно в отношении окуня. Зимою его охраняет от наших покушений лед, так как он не ловится на удочку; а в летние месяцы он куда-то исчезает. Предполагают, что он удаляется в более глубокие места озера, где вода холоднее; и только весною и осенью, да и то в течение лишь нескольких дней, показывается в таких местах, где его можно ловить неводом. Однако и он уже начинает исчезать благодаря хищническим наклонностям человека.

– Исчезать, Дюк, исчезать! – воскликнул шериф. – Ну, если ты называешь это исчезновением, то я не знаю, что называется появлением. Вон перед тобой добрая тысяча окуней, да столько же разной другой рыбы. Но это твоя обыкновенная манера; у тебя все исчезает, сначала лес, потом олени, потом сахарный клен, и так далее, без конца. Сегодня ты хочешь проводить каналы в стране, где на каждом шагу встречаются озера и реки, только потому, что вода течет не туда, куда тебе надобно; завтра собираешься разыскивать каменный уголь, хотя всякий, кто обладает хорошим зрением, – я говорю: хорошим зрением, – может видеть здесь столько леса, что его хватило бы на отопление всего Лондона в течение пяти лет. Правда, Бенджамен?

– Ну, сквайр, – отвечал дворецкий, – Лондон не маленькое местечко. Но все-таки, смею сказать, леса, который мы видим здесь, хватило бы лондонцам надолго, потому что они жгут главным образом каменный уголь.

– Кстати, по поводу каменного угля, судья Темпль, – перебил шериф, – я намерен сообщить тебе очень важную вещь, но отложу это до завтра. Я знаю, что ты собираешься в восточную часть патента. Я поеду с тобой и покажу тебе одно место, где можно осуществить некоторые из твоих проектов. Теперь мы не будем больше говорить об этом, потому что здесь есть посторонние слушатели, но сегодня вечером, Дюк, мне сообщили секрет, который может обогатить тебя больше, чем все твои владения.

Мармадюк, привыкший к таинственным заявлениям Ричарда, улыбнулся на это сообщение, а шериф, взглянув на него с достоинством, словно сожалея о его маловерии, вернулся к своему делу. Он разделил своих помощников на две группы, из которых одна занялась разборкой рыбы, а другая, под командой Бенджамена, – приготовлением невода для второй тони.

ГЛАВА XXIV

Пока рыбаки занимались раскладкой рыбы, Елизавета и ее подруга отошли на некоторое расстояние от них по берегу озера. Дойдя до места, куда не достигал свет от костра, они обернулись и загляделись на оживленную сцену возле костра, озаренную ярким светом.

– Вот сцена, достойная кисти художника! – воскликнула Елизавета. – Посмотрите на фигуру Билли, который с восторгом протягивает огромную рыбу моему кузену, шерифу.

– Вы знаете, что я ничего не понимаю в этих вещах, мисс Темпль!

– Называйте меня по имени, – перебила Елизавета. – Что это за церемония!

– Ну, если я должна высказать свое мнение, – робко продолжала Луиза, – то скажу, что сцена мне кажется действительно живописной. Самодовольство, с каким Кэрби рассматривает рыбу, представляет прекрасный контраст с выражением лица мистера… мистера Эдвардса. Я не знаю, как назвать это выражение, но в нем есть что-то… что-то… вы понимаете, что я хочу сказать, Елизавета!

– Вы приписываете мне слишком много, мисс Грант, – отвечала Елизавета. – Я не умею отгадывать мыслей или истолковывать выражения.

В тоне этих слов не было заметной резкости, или холодности, но тем не менее они положили конец разговору. Девушки пошли по берегу, по-прежнему рука об руку, но в глубоком молчании. Елизавета, быть может, сознавая, что ее последние слова были не совсем мягки, или пораженная новым предметом, представшим перед ее глазами, первая нарушила это неловкое молчание, воскликнув:

– Взгляните, Луиза! Мы не одни. По ту сторону озера, как раз напротив, какие-то рыбаки тоже развели костер. Это должно быть, перед хижиной Кожаного Чулка.

В темноте, которая окутывала восточный берег, ясно виднелся маленький и слабый огонек, который, по-видимому, готов был угаснуть. Они заметили, что он движется, как-будто спускаясь по склону к берегу озера. Здесь спустя некоторое время пламя постепенно разгорелось.

Этот огонь, загоревшийся под обрывом горы, в таком глухом и безлюдном месте, вдвойне заинтересовал зрительниц красотою и странностью своего появления. Он вовсе не походил на большой полыхающий огонь их костра. Он был гораздо светлее и ярче и сохранял свои размеры и форму почти неизменными.

Елизавета улыбнулась, когда ей внезапно пришли в голову вздорные росказни, распространившиеся в деревне насчет Кожаного Чулка. Те же мысли и в ту же минуту пришли на ум и ее спутнице, потому что Луиза прижалась к своей подруге и сказала вполголоса:

– Слыхали вы когда-нибудь странные рассказы о Кожаном Чулке, мисс Темпль? Говорят, будто в молодости он был индейским воином, или, что то же самое, белым союзником дикарей, и будто бы он следовал многим их обычаям в старинных войнах.

– В этом нет ничего невероятного, – отвечала Елизавета. – Он не один был в таком положении.

– Нет, конечно! Но не странно ли, что он принимает такие предосторожности относительно своей хижины? Он никогда не оставляет ее незапертой; и несколько раз, когда дети или даже мужчины из деревни искали у него приюта от бури, он прогонял их с угрозами.

– Это, конечно, не слишком гостеприимно, но надо иметь в виду его отвращение к привычкам цивилизованной жизни. Вы слышали рассказ моего отца несколько дней тому назад о том, как приветливо принял его Кожаный Чулок.

Елизавета помолчала немного и продолжала с лукавой улыбкой, которую ее спутница не могла заметить в темноте:

– Кроме того, у него часто бывает мистер Эдвардс, который, как вам известно, не дикарь.

Луиза не отвечала на эти слова, но продолжала смотреть на предмет, подавший повод к этому разговору. Теперь появилось новое пламя, более бледное, приблизительно такого же диаметра на верхнем конце, но постепенно сходившее на нет внизу. Между ними находилось темное пространство; и второе пламя было на несколько футов ниже первого. Вскоре стало ясно, что это только отражение первого пламени в воде, и что первое пламя двигалось над озером на расстоянии нескольких футов от его поверхности.

– Это что-то непостижимое, – прошептала Луиза, отступая на несколько шагов.

– Прекрасное зрелище! – воскликнула Елизавета.

Теперь ясно можно было различить яркое пламя, плавно скользившее над озером.

– Эй, Натти! Это вы? – крикнул шериф. – Ползите сюда, старина! Я вам дам рыбы, которая годится и для губернаторского стола.

Свет внезапно изменил направление. Длинный, легкий челнок вынырнул из мрака, и красное пламя осветило высокую фигуру Кожаного Чулка, который, стоя в челне, с искусством опытного лодочника действовал длинным багром, пользуясь им, как веслом. На другом конце лодки виднелись смутные очертания человеческой фигуры, действовавшей веслом с уверенностью привычного гребца. В эту минуту Кожаный Чулок пошевелил концом багра сосновый хворост на железной решетке, и вспыхнувшее пламя осветило смуглые черты и черные блестящие глаза могикана.

Лодка скользила вдоль берега, пока не поравнялась с костром, а затем переменила направление и причалила к берегу так быстро и плавно, как будто двигалась сама собой. Движение челна почти не взволновало воды, и когда Натти отступил шага на два к заднему концу, чтобы облегчить высадку, легкое суденышко выдвинулось на песок почти до половины совершенно беззвучно.

– Сюда, могикан, – сказал Мармадюк, – сюда, Кожаный Чулок, нагрузите вашу лодку рыбой! Стыдно бить ее острогой, когда здесь наловлено такое множество, что вся деревня не в состоянии будет съесть ее!

– Нет, нет, судья, – возразил Кожаный Чулок, подходя к тому месту, где была навалена грудами рыба. – Я не хочу участвовать в таком разбое. Я бью острогою угря или форель, когда мне захочется поесть рыбы, но не стану помогать такому бессовестному способу ловли даже за лучшее ружье, которое когда-либо было привезено из старых стран. Если бы у них был мех, как у бобра, или если бы вы могли снимать с них шкуры, как с оленя, у вас было бы хоть какое-нибудь оправдание, но они годны только для еды, а не для каких-нибудь других человеческих нужд, и я нахожу, что бессмысленно ловить больше того, что вы можете съесть.

– Мы с вами рассуждаем одинаково, старина, и я желал бы от души, чтобы мы могли убедить в том же шерифа. Невод в половину этой величины доставил бы в одну тоню запас рыбы на целую неделю для всей деревни.

Кожаный Чулок, по-видимому, вовсе не обрадовался этому сочувствию и, с сомнением покачав головой, ответил:

– Нет, нет! Мы с вами не одинакового мнения, судья, иначе вы не превратили бы охотничьих угодий в расчистки. Притом у вас нет никаких правил в охоте и рыбной ловле; для меня же мясо слаще, если животное имеет шансы спасти жизнь; оттого-то я и бью всегда пулей, хотя бы даже птицу и белку. К тому же и свинец сберегается, потому что, если человек умеет стрелять, то одной пули достаточно для всякого зверя, кроме разве очень живучих.

Шериф с негодованием слушал эти рассуждения и, уложив наконец огромную форель, которую последовательно прикладывал к четырем кучам рыбы, стараясь сделать их ровными, дал волю своему раздражению.

– Очень милый союз, что и говорить! Судья Темпль, землевладелец и собственник местечка, и Натаниэль Бумпо, бродяга, скваттер и заведомый браконьер, толкуют о сохранении дичи в стране! Но, Дюк, по-моему, коли ловить рыбу, так ловить, а потому, ребята, отправляйтесь за второй тоней, а утром мы пришлем телеги и фургоны за добычей.

Мармадюк, по-видимому, убедился, что спорить с шерифом бесполезно, и отошел от костра к тому месту, где стоял челнок охотников и куда уже подошли дамы и Оливер Эдвардсс.

Любопытство привлекло девушек к челну, но юношей руководили другие причины. Елизавета рассматривала легкие ясеневые планки, обшитые корою, удивляясь, как может человек доверять свою жизнь такой хрупкой скорлупке. Но молодой человек объяснил ей достоинства челна и его полную безопасность при умелом управлении, и с таким жаром распространялся о прелестях охоты с острогой, что ей захотелось испытать это развлечение. Она даже рискнула обратиться с этим предложением к отцу.

– Если молодая леди желает посмотреть, – подхватил Бумпо, – как старик будет бить острогою рыбу, то милости просим садиться. Джон скажет то же самое, потому что он-то и соорудил этот челнок. Я же не мастер в этих индейских работах из коры и прутьев.

Натти закончил это предложение своим характерным смехом и приветливым кивком головы. Но могикан с прирожденной ловкостью индейца подошел к Елизавете и, взяв ее руку в свою смуглую морщинистую руку, сказал:

– Садитесь, внучка Микуона, Джон рад вашему обществу! Доверьтесь индейцу: его голова седа, но рука еще не ослабела. Молодой Орел отправится с нами и позаботится о безопасности своей сестры.

– Мистер Эдвардс, – сказала Елизавета, слегка краснея, – ваш друг могикан дал обещание за вас. Вы ручаетесь за безопасность?

– Своею жизнью, если понадобится, мисс Темпль! – с жаром воскликнул молодой человек. – С виду челнок может показаться опасным, но опасности нет никакой. Во всяком случае, я отправлюсь с вами и мисс Грант, чтобы вам было спокойнее.

– Со мной! – воскликнула Луиза. – Нет, не со мной, мистер Эдвардс! Конечно, вы не доверитесь такой ненадежной лодке?

– Я доверяюсь, так как все мои опасения рассеялись, – сказала Елизавета, входя в лодку и усаживаясь на место, указанное ей индейцем. – Мистер Эдвардс, вы можете оставаться! Троих пассажиров совершенно достаточно для такой скорлупки.

– Она выдержит четверых! – воскликнул молодой человек, вскочив в лодку, которая чуть не опрокинулась от этого толчка. – Простите, мисс Темпль, что я не позволяю этим ночным гребцам переправить вас без вашего доброго гения.

– Доброго, а не злого? – спросила Елизавета.

– Доброго для вас.

– А для моей семьи? – спросила девушка с полудовольным, полуобиженным видом.

Но движение челна отвлекло ее мысли и дало молодому человеку повод переменить разговор.

Елизавете казалось, что лодка скользит по воде, – так искусно и плавно вел ее могикан. Кожаный Чулок легким движением остроги указывал направление, по которому нужно было двигаться, и все хранили глубокое молчание, так как это было необходимо для успеха ловли. В этом месте дно озера понижалось очень равномерно, в противоположность тем частям его, где горы спускались почти отвесно. Там мог бы свободно стоять самый большой корабль, здесь же камыши возвышались над водою, и их верхушки, колеблемые ветром, слегка рябили ее поверхность. Только здесь, в мелководье, водились окуни, и можно было с успехом ловить рыбу неводом.

Елизавета видела тысячи этих рыб, сновавших в мелкой и теплой воде, так как при ярком свете огня все тайны озера были видны, как на ладони. Каждую минуту она ожидала, что острога Кожаного Чулка вонзится в какую-нибудь из этого множества рыб, которые так расхваливал ее отец. Но у Кожаного Чулка были свои привычки и, по-видимому, свои вкусы. Его высокий рост и вертикальное положение давали ему возможность видеть дальше сидевших на дне челна, и он осторожно поворачивал голову во все стороны, наклоняясь по временам вперед и внимательно всматриваясь в неосвещенную часть озера. Наконец его поиски увенчались успехом, и, сделав знак острогой, он сказал вполголоса:

– Выезжай за окуней, Джон! Я вижу рыбину – не им чета. Такие редко попадаются в мелководье, где их можно достать острогой.

Могикан сделал утвердительный жест, и в ту же минуту челнок выдвинулся «за окуней», в такое место, где глубины было не менее двадцати футов. Рыболовы подбросили хвороста на решетку, и озерная вода осветилась до дна. Елизавета увидела рыбу, стоявшую между затонувшими корчагами. Ее можно было различить на этом расстоянии только по движению плавников и хвоста. По-видимому, она была обеспокоена неожиданным разоблачением тайн озера, так как слегка приподняла голову и хвост, но тотчас же приняла прежнее положение.

– Тс! Тс! – чуть слышно произнес Натти, услыхав легкий шум, произведенный Елизаветой, наклонившейся над бортом лодки. – Это боязливое животное, и в него не так-то легко попасть острогой. У моей древко в четырнадцать футов, а до рыбы будет добрых восемнадцать; но я попытаюсь, так как она весит фунтов десять.

Говоря это, Кожаный Чулок нацелился острогой. Елизавета видела, как светлое, блестящее лезвие медленно и бесшумно погрузилось в воду, причем вследствие преломления казалось, что оно направляется на несколько градусов в сторону от рыбы. Елизавете показалось, что намеченная жертва также заметила острогу, так как сильнее зашевелила плавниками и хвостом, не меняя, впрочем, положения. В следующую минуту высокая фигура Натти нагнулась к самой воде, и древко исчезло в озере. Можно было различить длинную, тонкую полоску скользящей остроги и круги на воде. Когда древко показалось обратно и Натти, поймав его, выхватил свое оружие из воды, Елизавета убедилась в успехе удара. Огромная рыба была проколота зубчатым острием, и через минуту лежала на дне лодки.

– Этого довольно, Джон, – сказал Натти, поднимая свою добычу и рассматривая ее при свете огня. – Я не сделаю другого удара сегодня ночью.

Индеец снова сделал утвердительный жест и ответил лаконически:

– Хуг!

Елизавета очнулась от впечатления, произведенного на нее этой сценой и необычайным зрелищем дна озера, неожиданно услыхав хриплый голос Бенджамена и плеск весел. Лодка рыбаков приближалась к челну, забрасывая невод.

– Отплывайте, отплывайте, мистер Бумпо, – кричал Бенджамен, – ваш марсовый огонь пугает рыбу! Она видит сеть и уплывает прочь. Рыба так же понятлива, как лошадь, да, пожалуй, и еще сообразительнее! Отплывайте, мистер Бумпо, отплывайте, говорят вам, и дайте место для невода!

Могикан отвел свой маленький челнок в такое место, откуда можно было наблюдать за действиями рыбаков, не мешая им, и здесь остановился. По-видимому, на лодке ссорились, так как голос Бенджамена, отдававшего приказания, звучал раздраженно.

– Налегайте на левое весло, мистер Кэрби, налегайте на левое весло. Лучший адмирал британского флота не сумеет как следует закинуть невод, если судно вьется, как штопор. Налегайте на правое весло, ребята, налегайте на правое весло, черт вас дери!

– Послушайте, мистер Помпа, – с сердцем отвечал Кэрби, переставая грести, – я такой человек, с которым требуется учтивый разговор и приличное обращение, как водится между добрыми людьми. Если надо повернуть лодку, так и скажите, и я поверну ее к удовольствию всей компании; но я не привык, чтобы мною помыкали, как бессловесной скотиной.

– Кто это бессловесная скотина? – гневно крикнул Бенджамен, поворачиваясь так, что огонь с челна осветил его лицо, каждая черточка которого дышала негодованием. – Если вы не повернете немедленно, то плывите, куда хотите, и будьте прокляты! Остается выкинуть только конец невода, и дело будет кончено. Гребите, говорят вам, и если я когда-нибудь соглашусь ловить рыбу с такой морской коровой, как вы, то пусть меня назовут ослом!