Текст книги "Улисс (часть 1, 2)"

Автор книги: Джеймс Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

Зоя (поправляя свою бархотку, равнодушно). Ты что, серьезно? Тогда пока. (Насмешливо.) Ты, видно, встал сегодня с левой ноги, а может, кончил слишком быстро со своей кралей. Я вас насквозь вижу.

Блум (с горечью). Мужчина и женщина, любовь, что это все? Бочка и затычка.

Зоя (вдруг рассердившись). Терпеть не могу этих вшивых ломак. Хоть и со шлюхой, а надо по-человечески.

Блум (с раскаянием). Правда, что-то я нелюбезен. Вы это необходимое зло. Так ты откуда? Из Лондона?

Зоя (словоохотливо). Из Свиндона, где свинки на органах играют. Вообще-то я из Йоркшира, то есть там родилась. (Отводит его руку, нащупывающую ее сосок.) Слушай, Томми-мышонок. Брось-ка это да займись чем похуже. У тебя есть с собой на короткий заход? Десять шиллингов?

Блум (улыбаясь, кивает медленно). Больше, моя гурия, больше.

Зоя. За больше любовь подольше. (Ласково похлопывает его бархатными лапками.) Ну как, пошли, поглядишь новую пианолу у нас в салоне? Я уж для тебя расстараюсь.

Блум (в нерешительности почесывая затылок с беспрецедентным изумлением уличного разносчика, внезапно оценившего изысканную симметрию ее сочных груш). Кой-кто смертельно бы ревновал, узнай она только. Чудище с зелеными глазами. (Серьезно.) Ты же знаешь, как это трудно, что тебе объяснять.

Зоя (она польщена). О том сердце не болит, чего глаз не видит. (Поглаживает его.) Ну, пойдем, пойдем.

Блум. Смеющаяся чаровница! Рука, что качает колыбель.

Зоя. Детка!

Блум (в рейтузиках и пальтишке, большеголовый, с шапкой темных волос, раскрыв широко глаза, зачарованно смотрит на ее переливчатую юбку, пухлым пальчиком считает пряжки на ней и лепечет, высовывая мокрый язычок). Лаз ва тли – тли тла тлаз.

Пряжки. Любит. Не любит. Любит.

Зоя. Молчание знак согласия. (Маленькие растопыренные коготки завладевают его рукой, указательный палец чертит на его ладони условный знак тайного наставника, влекущий к неотвратимому.) Руки горячие значит глотка замерзла.

Он колеблется, одолеваемый музыкой, запахами, соблазнами. Она ведет его за собой к ступеням, манит запахом подмышек, порочностью подведенных глаз, шуршаньем юбки, в змеистых складках которой таится едкий звериный дух всех самцов, обладавших ею.

Самцы (разя серной вонью похоти и навоза, с утробным ревом встают на дыбы в стойлах, мотают ошалелыми головами). Харрош!

Зоя и Блум подходят к дверям, у которых сидят две сестры-проститутки. Они с любопытством разглядывают его из-под нарисованных бровей, улыбаются в ответ на торопливый поклон. Он нечаянно спотыкается.

Зоя (вовремя подхватив его проворной рукой). Гоп-ля! Наверх не падать.

Блум. Праведник упадет семь раз. (На пороге останавливается, пропускает ее.) По правилам, после вас.

Зоя. Сначала дама, потом кавалер.

Переступает порог. Он медлит. Она оборачивается и тянет его. Он перескакивает порог. В прихожей на вешалке из рогов висят мужская шляпа и дождевик. Блум снимает свою шляпу, затем, увидев их, хмурится, затем улыбается, занятый какими-то мыслями. Дверь на антресолях распахивается. Мужчина в красной рубашке и серых брюках, в темных носках проходит вихлявой обезьяньей походкой, задрав кверху лысую козлобородую голову, обняв полный кувшин с водой, двухвостые черные подтяжки болтаются сзади до самых пят. Быстро отвернувшись от него, Блум наклоняется, чтобы разглядеть на столике в прихожей спаниельи глаза бегущей лисы; затем, подняв голову, принюхиваясь, идет следом за Зоей в салон. Свет люстры затенен абажуром из розоватой шелковистой бумаги. Мотылек кружит и кружит вокруг, стукаясь, отлетая. На полу линолеум с рисунком из ромбов цвета нефрита, лазурита и киновари. На нем отпечатки ног во всевозможных сочетаниях, пятка к пятке, пятка к середке, носок к носку, сомкнутые ступни, мавританский танец некогда ступавших подошв, бестелесных призраков в беспорядочном смешеньи. На стенах обои с просторным узором из ивовых ветвей. Перед камином экран из павлиньих перьев. Линч сидит на войлочном коврике у камина, скрестив по-турецки ноги и обернув картуз козырьком на затылок. Он медленно отбивает такт жезлом. Китти Риккетс, костлявая бледная проститутка в матросском костюме, в замшевых перчатках, отогнутых, чтобы показать коралловый браслет, сидит на краю стола, держа в руке сумочку из колец, качая ногой и поглядывая на свое отражение в большом зеркале, что висит в золоченой оправе над камином. Из-под блузы у нее болтаются кончики шнурков от корсета. Линч с насмешкой показывает на парочку у пианино.

Китти (кашляет, прикрыв рот рукой). Она малость придурковата. (Крутит у виска пальцем.) Шарики за ролики. (Линч задирает ей подол своим жезлом, показываются белые нижние юбки. Она немедленно оправляет свой туалет.) Прошу не забываться. (Икнув, быстро наклоняет свою матросскую шляпу, из-под которой поблескивают крашеные хной волосы.) Ах, простите!

Зоя. Пупсики, свет на сцену. (Подходит к люстре и открывает газ до предела.)

Китти (глядя на газовое пламя). Чего это ей взбрело?

Линч (загробным голосом). Входят призрак и домовые.

Зоя. Все похлопаем Зое.

Жезл в руке Линча загорается блеском, это медная кочерга. Стивен стоит у пианолы, на которую брошены небрежно его шляпа и тросточка. Двумя пальцами он еще раз повторяет ряд чистых квинт. Флорри Толбот, толстая рыхлая блондинка в поношенном платье цвета заплесневелой клубники, лениво распласталась в углу дивана, слушая. Ее вялая рука свисает плетью за валик, на сонном веке большой набрякший ячмень.

Китти (снова икает и взбрыкивает ногой). Ах, простите!

Зоя (тут же откликаясь). Твой парень тебя вспоминает. Завяжи узелок на комбинации.

Китти Риккетс низко наклоняет голову. Ее боа размыкает кольца, скользит по плечам, спине, рукам, креслу на пол. Линч поддевает свернувшуюся гусеницу своим жезлом. Китти обвивает шею змеей, гнездясь в ней. Стивен оглядывается на фигуру, сидящую в картузе козырьком на затылок.

Стивен. На самом деле, вовсе не важно, сочинил ли это Бенедетто Марчелло или нашел готовым. Обряд – отдохновенье поэта. Это может быть древний гимн Деметре или сопровождение к "Coela enarrant gloriam Domini" [Небеса проповедуют славу Божию (лат.), Пс. 18, 2]. Это допускает столь разные тональности и лады как гиперфригийский и миксолидийский и столь несхожие тексты как галдеж священников перед алтарем Давида то бишь Цирцеи да что это я Цереры и наводка Давида главному своему тромбонщику насчет своего всемогущества. Mais nom de nom [но, черт побери (франц.)], все это из другой оперы. Jetez la gourme. Faut que jeunesse se passe [Прожигайте жизнь. Надо же почувствовать молодость (франц.)]. (Умолкает; с улыбкой показывая на картуз Линча, заливается смехом.) С какой стороны у тебя шишка мудрости?

Картуз (погрузившийся в мрачный сплин). Липа! Оно так, потому что оно так. Бабья логика. Жидогрек это грекожид. Крайности сходятся. Смерть высшая форма жизни. Липа!

Стивен. Ты как нарочно запоминаешь все мои ошибки, и ахинеи, и похвальбы. Сколько мне закрывать глаза на такое предательство? Оселок!

Картуз. Липа!

Стивен. Раз так, вот тебе еще. (Нахмурясь.) Причина заключается в том, что доминанта и тоника разделены наибольшим возможным интервалом, который...

Картуз. Который! Ну, чего дальше? Не можешь.

Стивен (с усилием). Интервалом, который. Есть наибольший возможный эллипс. Совместимый с. Финальным возвращением. Октава. Которая.

Картуз. Которая?

Снаружи, с оглушающим ревом, граммофон заиграл "Град Священный".

Стивен (с силой). То, что идет на край света, чтобы не пересечься с самим собой. Бог, солнце, Шекспир, коммивояжер, достигнув пересечения с собою в самой реальности обретают самих себя. Погоди. Погоди секунду. Этот окаянный рев на улице. Себя, какими они в себе были неотменимо предобусловлены стать. Eccol! [Вот! (итал.)]

Линч (с насмешливым гогочущим смешком подмигивает Блуму и Зое Хиггинс). Как вам прохвесор, а?

Зоя (с живостью). Уж береги мозги, он больше знает, чем ты успел позабыть.

Флорри Толбот глядит на Стивена с ожирелой тупостью.

Флорри. А мне сказали, этим летом светопреставление будет.

Китти. Да неужто?

Зоя (хохочет). Господь неправедный!

Флорри (обиженно). Про Антихриста даже в газетах было. Ой, нога зачесалась.

Проходят с выкриками оборванные мальчишки-газетчики, стуча босыми пятками, волоча хвостатого змея.

Газетчики. Экстренный выпуск! Результаты скачек на коньках. Морской змей в Королевском канале. Благополучное прибытие Антихриста.

Стивен оборачивается и видит Блума.

Стивен. Время, времена и полвремени.

Рувим Дж.Антихрист, вечный жид, выставив за спиной руку с цепкой раскрытой горстью, тяжко выступает вперед. У чресл его сума странника, откуда торчат долговые расписки и неоплаченные счета. Он держит длинный багор, с крюка которого разбухшею бесформенной грудой свисает на подтяжках тело его единственного сына, спасенное из вод Лиффи. В густеющем сумраке кувыркается домовой в обличье Панча Костелло, с черепом гидроцефала, скошенным лбом, бульдожьей челюстью и вздутым багровым носом, горбатый и кривобедрый.

Все. Что это?

Домовой (щелкает челюстями, прыгает во все стороны, пучит глаза и визжит, скачет как кенгуру, с раскинутыми хваткими лапами, потом, резко просунув безгубую личину в развилку ног, верещит оттуда). Il vient! C'est moi! L'homme qui rit! L'homme primigene! [Он грядет! Это я! Человек, который смеется! Первобытный человек! (франц.)] (Неистово кружится на месте с завываньями дервиша.) Sieurs et dames, faites vos jeux! [Дамы и господа, делайте ваши ставки! (франц.)] (Приседает, жонглируя. В руках у него летают крошечные планеты, как шарики рулетки.) Les jeux sont faits! [Ставки сделаны! (франц.)] (Планеты, слетясь, сталкиваются, раздается хрустящий треск.) Rien n'va plus! [Ставки больше не принимаются! (франц.)] (Планеты, вздувшись шарами, уплывают вверх и исчезают из виду. Он растворяется прыжком в пустоту.)

Флорри (в тупом оцепенении, крестясь украдкой). Светопреставление!

От нее исходят женские теплые токи. Темное облако заполняет вселенную. Снаружи, сквозь плывущий туман, ревет граммофон, заглушая кашель и шарканье ног.

Граммофон.

Иерусалим!

Отвори врата свои и пой

Осанна...

Ракета взлетает в небо и лопается. На ее месте является белая звезда, возвещая погибель всего сущего и второе пришествие Илии. По бесконечному невидимому канату, протянутому из зенита в надир, сквозь туман кубарем скатывается Светопреставление, двуглавый осьминог в охотничьих килтах, гусарском кивере и клетчатых шотландских юбках, обретая форму Мэнской Треноги.

Светопреставление (с шотландским акцентом). Кто нам спляшет по горам, по горам, по горам?

Перекрывая плывущий гул и звуки надсадного кашля, глас Илии, резкий, словно крик дергача, хрипло каркает в вышине. Сам он, с лицом церковного служки, высится на кафедре, покрытой американским флагом, потея в просторном батистовом стихаре с рукавами воронкой. Стучит по кафедре кулаком.

Илия. Прекратите-ка там треп в помещении. А вы, Джейк Крейн, Креолка Сью, Дав Кемпбелл и Эйб Киршнер, извольте кашлять с закрытым ртом. Так вот, эта вся линия обслуживается мной. Ребятки, самый момент сейчас. Божье время – ровно 12:25. Скажи мамаше, что будешь там. Живо сдавай заказ, и козырной туз твой. Бери до Вечность-Сортировочная прямым экспрессом! Немедля в наши ряды! Только еще словечко. Ты божий или ты хрен в рогоже? Если второе пришествие состоится на Кони-Айленд, готовы мы или нет? Флорри Христос, Стивен Христос, Зоя Христос, Блум Христос, Китти Христос, Линч Христос, все вы должны почувствовать эту космическую силу. Мы что, сдрейфим перед космосом? Дудки! Будь на стороне ангелов. Будь призмой. У тебя ж есть эта вещичка внутри, высшее я. Ты можешь общаться со Христом, с Гаутамой, с Ингерсоллом. Ну как, чувствуете эти вибрации? Ручаюсь, чувствуете. Братия, стоит только однажды ухватить это, и дело в шляпе, бодрая прогулочка на небо за вами. Дошло до вас? Это прожектор жизни, я вам говорю, самое забористое зелье из всех, пирог с самой лакомой начинкой. Лучшая и удобнейшая из всех внешних линий. Великолепная, сверхроскошная штука. Приводит вас в форму. Дает вибрации. Уж я-то знаю, я малость понимаю в вибрациях. Ладно, по боку шутки, вернемся к сути. А.Дж.Христос Дауи и гармониальная философия, вам это ясно? О'кей. Шестьдесят девятая западная улица, семьдесят семь. Записали? Порядок. И в любое время можете мне звонить по солнофону. Экономьте на марках, старые алкоголики. (Рявкает.) А теперь все разом славную нашу песню. Вместе, дружно, с огоньком, запе-вай! Плохо, еще раз! (Ревет.) Иеру...

Граммофон (ревет куда громче). Ххиерусаврасвоиосаосаосаххх... (Игла со скрежетом царапает по пластинке.)

Три проститутки (закрывая уши, визжат). Ияааай!

Илия (в рубашке с засученными рукавами, чернолицый, кричит что есть мочи, воздевая руки). Старший наш братец в вышних, масса Президент, послушай, что моя твоя говори. Моя крепко вери в твоя, масса Президент. Моя крепко думай, мисс Хиггинс и мисс Риккетс уже забери себе религия в сердце. И моя крепко сдается, моя никогда не видала такой перепуг, как у тебя, мисс Флорри. Масса Президент, твоя приходи, помогай моя спасать наши дорогие сестры. (Подмигивает слушателям.) Наша масса Президент, она все знай-понимай, но она помалкивай.

Китти-Кейт. Я потеряла голову. В минуту слабости поддалась, тут вот оно и вышло, что вышло на Холме Конституции. А меня сам епископ конфирмовал. Моя тетка по матери замужем за Монморанси. Я была невинная, этот водопроводчик сгубил меня.

Зоя-Фанни. А я взяла и дала, интересно было.

Флорри-Тереза. Пили три звездочки, французский, а после еще портвейн, из-за этого и получилось. Хилан ко мне залез в постель, ну я и согрешила.

Стивен. В начале было слово, в конце же мир без конца. Блаженны восемь блаженств.

Блаженства – Диксон, Мэдден, Кроттерс, Костелло, Ленехан, Баннон, Маллиган и Линч в белых халатах медиков, по четыре в ряд, маршируют в бодром темпе, гулким гусиным шагом.

Блаженства (вразнобой). Бутылка, бифштекс, бабец, бронедог, бульджон, барнум, бардакум, богослужакум.

Листер (в серых квакерских коротких штанах и широкополой шляпе, вежливым тоном). Он из наших друзей. Мне незачем называть имена. Взыскуй света.

Шагом куранты удаляется. Входит Супер, одетый парикмахером, накрахмаленный и отглаженный до блеска, кудри накручены на папильотки. Он ведет за собой Джона Эглинтона, на котором желтое нанковое кимоно мандарина, испещренное буквами-ящерицами, и высокая шляпа в виде пагоды.

Супер (улыбаясь, приподнимает пагоду, открывая выбритый купол, на маковке которого торчит косичка с оранжевым бантиком). Я тут, понимаете, навожу на него красоту. Красота тоже блаженство. То, что причастно красоте, понимаете. Как выразился Йейтс, я хочу сказать, Китс.

Джон Эглинтон (извлекает тусклый фонарь с зеленой заслонкой и светит им в угол, сварливо). Эстетика и косметика годятся для будуара. Я ищу правду. Простую правду для простого человека. Тандераджи желает фактов и намерен их получить.

В снопе света за угольным ведром – оллав, святоокий и бородатый Мананаун Мак-Лир, погруженный в раздумье, уткнувший подбородок в колени. Он медленно выпрямляется. Из его друидовых уст веет студеным морским ветром. Вокруг головы его обвиваются миноги и угри. Он облеплен ракушками и водорослями. В правой руке его велосипедный насос. Левой он держит за две клешни огромного краба.

Мананаун Мак-Лир (гласом волн). Аум! Гек! Вал! Ак! Люб! Мор! Ма! Белые йоги богов. Оккультный поймандр Гермеса Трисмегиста. (Посвистами морского ветра.) Пунарджанам балдапенджауб! Меня не проведешь. Сказано было некогда: берегись левого, культа Шакти. (Кликами буревестника.) Шакти, Шива, во тьме сокрытый Отец! (Велосипедным насосом крушит краба. На кооперативном циферблате у него знаки зодиака. Стенает рыком океанских валов.) Аум! Баум! Пижаум! Я свет усадьбе, я первосортные сливки и масло.

Протянувшаяся рука иудиного скелета душит свет. Зеленый свет блекнет до розоватого. Газовая струя свистит жалобно.

Газовая струя. Пфуаа! Пфиииуфф!

Зоя подбегает к люстре и, поджав ногу, поправляет сетку горелки.

Зоя. Кто даст курнуть, раз уж я тут?

Линч (кидает на стол сигарету). Держи.

Зоя (вздергивает голову с видом оскорбленного достоинства). Даму угостить сигаретой – это не палку кинуть! (Она тянется прикурить от горелки, медленно вращая сигарету у пламени, показывая каштановые пучки под мышками. Линч своей кочергой нахально задирает ей подол сбоку. Под сапфировой тканью ее тело, нагое выше подвязок, отсвечивает русалочьей зеленью. Она невозмутимо затягивается.) Ну как, родинку разглядел на жопе?

Линч. А я не смотрю.

Зоя (невинной овечкой). Это правда? Да, конечно, вы бы не стали. А вы не пошли бы куда подальше?

Изображая стыдливость, она в то же время искоса поглядывает на Блума и, сделав быстрый поворот в его сторону, освобождает юбку от кочерги. Волнистая голубизна снова струится по ее телу. Блум стоит, крутит большими пальцами, в его улыбке желание. Китти Риккетс, послюнив средний палец, приглаживает брови, глядясь в зеркало. Липоти Вираг, базиликограммат [царь букв (греч.)], стремительно скатившись по каминной трубе, важно делает два шага влево на негнущихся розовых ходулях. Он плотно запакован в несколько пальто и одет в коричневый макинтош, под которым держит свиток пергамента. В левом глазу у него монокль Кэшела Бойла О'Коннора Фицмориса Тисделла Фаррелла. На голове возвышается египетский псхент. За каждым ухом торчит гусиное перо.

Вираг (каблуки вместе, кланяется). Меня зовут Липоти Вираг, из Сомбатхея. (Покашливает раздумчиво, сухо.) Здесь явно налицо распутные обнажения, э? Непредвиденным образом, из зрелища задних ее частей обнаружился тот факт, что она отнюдь не носит тех интимных предметов, к которым у тебя особая тяга. След от инъекции у нее на бедре ты, надеюсь, заметил? Пойдем дальше.

Блум. Granpapachi [дедушка (идиш.)]. Но...

Вираг. С другой стороны, номер два, с вишневой помадой и в белой шляпе, ее волосы немало обязаны эликсиру нашего племени, из древа гофер, она в платье для прогулки и, если не ошибаюсь, слишком туго затянута, судя по тому, как она сидит. Проглотив аршин, так сказать. Ты можешь поправить меня, но я всегда полагал, что игривые манеры особ, приоткрывающих интимные части туалета, привлекают тебя своей эксгибиционинистистичностью. Если выразиться одним словом. Гиппогриф. Надеюсь, я прав?

Блум. Она довольно худа.

Вираг (с удовлетворением). В высшей степени! Замечено справедливо, а эти накладные карманы на юбке, как и уширенный сверху покрой последней, рассчитаны, чтобы создать впечатление полных бедер. Последняя покупка на какой-нибудь сомнительной распродаже, ради которой общипали не одного птенца. Поддельный шик для обмана глаз. Отметь также, какое внимание ко всем мелочам. Не откладывай на завтра, что можно надеть сегодня. Параллакс! (Нервически дергая головой.) Тебе слышно, как у меня трещат мозги? Полисиллабакс!

Блум (охватив локоть ладонью, пальцем подперев щеку). У нее грустный вид.

Вираг (оскалив желтые зубы хорька, цинично оттягивает вниз пальцем левый глаз, хрипло, лающе). На дурака! Берегись тех, которые работают под невинность и под глубокую скорбь. Лилия панели. У каждой имеется кнопка холостяка, которую открыл Руальдус Колумбус. Бери ее. Приколумбь ее. Хамелеон. (Смягчается.) Ну хорошо, позвольте нам перейти к номеру три. Здесь невооруженному глазу представляется весьма крупная масса. Отметим, прежде всего, на ее черепе значительное количество окисленного растительного вещества. Хо-хо, она пойдет скакать! Гадкий утенок в компании, длинные колоды и корма в два обхвата.

Блум (с сожалением). Как выйдешь без ружья, вся дичь на тебя.

Вираг. Здесь тебе предоставляются все сорта, слабой, средней и высшей крепости. Плати – выбирай по вкусу. Как ты счастлив можешь быть с любою...

Блум. И с...?

Вираг (причмокивает). Ммам! Взгляни на ее могучие холмы. Она окутана внушительным слоем жира. Несомненно, относится к млекопитающим, с учетом объема груди, как видишь, спереди у нее выдаются две выпуклости солидных размеров, грозящие за обедом окунуться в тарелку с супом; тогда как в нижней тыльной области расположены две дополнительные выпуклости, наводящие на мысль о мощной прямой кишке и выступающие самым благоприятным для пальпации образом, они поистине не оставляют желать ничего, кроме упругости. Подобная мясистость – следствие тщательного питания. При откорме в небольших клетках их печень может достигать слоновьих размеров. Шарики свежего хлеба с пажитником и бензоем, сопровождаемые порциями зеленого чая, за их короткий век успевают их оснастить природными подушками колоссальных размеров. Вполне в твоем вкусе, э? Вожделенные котлы с мясом в земле Египетской. Барахтайся в них вволю. Ликоподий. (У него подергивается шея.) Тарарах! Вот, опять началось.

Блум. Все-таки ячмень мне не нравится.

Вираг (поднимает брови). Говорят, что надо прикладывать золотое кольцо. Argumentum ad feminam [аргумент от женщины (лат.), вариация формулы "аргумент от человека" в логике], как мы выражались в Древнем Риме и в Древней Греции в консульство Диплодока и Ихтиозавра. Что же до всего остального – непревзойденное средство Евы. Не для продажи. Исключительно напрокат. Гугенот. (Опять нервический тик.) Странные звуки. (Хмыкает одобряюще.) А может быть, это бородавка. Надеюсь, ты помнишь, чему я учил тебя на сей счет? Пшеничная мука с медом и мускатным орехом.

Блум (задумывается). Пшеничная мука с ликоподием и силлабаксом. Не так-то легко найти. Мне выпал страшно утомительный день, сплошная цепь происшествий. Постойте. Ведь бородавочная кровь сама разносит бородавки, а вы говорите...

Вираг (строгим голосом, нос его делается более крючковатым, косящий глаз мигает). Перестань крутить твои пальцы и подумай как следует. Вот видишь, ты забыл. Используй твою мнемотехнику. La causa e santa. Тара-тара. (В сторону.) Я уверен, он вспомнит.

Блум. Вы еще говорили, розмарин, если я верно понял, и действовать самовнушением на паразитические ткани. Или нет, не это, теперь я припоминаю. Исцеляет прикосновение руки мертвеца. Мнемо?

Вираг (обрадованно). Именно. Именно. Она. Техника. (Энергически хлопает по своему свитку пергамента.) Вот здесь говорится, как нужно действовать, с описанием все подробности. По указателю можно справиться обо всем, аконит при навязчивом страхе, соляная кислота от меланхолии, для приапические цели разлапушник. А сейчас Вираг расскажет об удалении. Наш старый знакомец каустик. Нужно их выморить. Срезать конским волосом у самого основания. Однако обратимся к болгарам и баскам, ты решил наконец, нравятся ли тебе женщины в мужском платье? (С сухим смешком.) Ты собирался посвятить год на изучение религиозных вопросов, а лето 1886 года на то, чтобы найти квадратуру круга и заработать тот миллион. Ну и бредни! От великого до смешного один шаг. К примеру, пижамы? Или, скажем, расклиненные закрытые трикотажные панталоны? Или, допустим, это сложное одеяние, комбинация вместе с панталончиками? (Насмешливо кукарекает.) Кукареку!

Блум в нерешительности оглядывает трех девок, потом останавливает взгляд на затененной розоватым люстре, слушает неутомимого мотылька.

Блум. Тогда я хотел сейчас иметь заканчивать. Ночные рубашки никогда не были. Отсюда следует. Но завтра это новый день будет. Прошлое было есть сегодня. Что сейчас есть сейчас то завтра будет как сейчас было быть вчера.

Вираг (нагибается к его уху и шепчет, возбужденно прихрюкивая). Насекомые-однодневки проводят свое эфемерическое существование в многократных соитиях, привлекаемые пахучей радиацией любой посредственно презентабельной самки, у которой половой жар распространяется в дорсальную область. Попка хороший! (Его желтый попугаячий клюв гнусаво каркает.) На Карпатах была одна поговорка примерно в пять тысяч пятьсот пятидесятом году нашей эры. Ложка меду влечет братца Мишку сильней чем полдюжины бочек лучшего солодового уксуса. Полет медведя печет пчел. Однако оставим это. Может быть, в другой раз мы продолжим. Нам, с нашей стороны, было очень, очень приятно. (Кашляет, наклоняет голову и задумчиво потирает нос согнутой ладонью.) Ты будешь заметить, что этих ночных насекомых привлекает свет. Но это есть заблуждение, раз вспомни их сложный неадаптируемый глаз. О все эти каверзные вопросы смотри том семнадцать мои "Основы сексологии, или Любовная страсть", которые доктор Л.Б. назвал самая сенсационная книга года. Один пример, имеются опять-таки некоторые, чьи движения происходят автоматически. Вглядись. Для него это его солнце. Ночные птицы, ночное солнце, ночные игры. Прижмись. Джимми! Ж-ж-ж-ж!

Блум. Помню муха или пчела таранила свою тень на стене ошалев, а потом ползала ошалев по мне под рубашку еще хорошо что...

Вираг (с бесстрастным выражением, посмеиваясь сдобным женским смешком). Превосходно! Шпанская мушка у него в штанишках или горчичник на его колышке! (Возбужденно болбочет, болтая индюшиными сережками.) Голды-болды! Голды-болды! Где же мы? Сезам, откройся! Грядет! (Торопливо развернув свиток, начинает читать, нос светляком и коготь быстро бегают по строчкам справа налево.) Сейчас-сейчас, мой дружок. Я дам тебе ответ, который ты ищешь. Скоро у нас будут устрицы с Ред-бэнк. Я наилучший повар. Эти сочные двустворчатые нам будут полезны, как и трюфли из Перигора, клубни, которые извлекает из почвы всеядный мистер хряк, они таки исключительно эффективны в случаях нервной слабости и мужеподобия. От них хоть и вонь, разожгут как огонь. (Трясет головой, болбочет, подтрунивая.) Шутник в своей тарелке. Монокль в его гляделке.

Блум (рассеянно). Гляделки нам говорят, что женщина – это худший случай двустворчатости. Всегда открытый сезам. Раздвоенный пол. Почему они и боятся паразитов, ползающих тварей. Но Ева и змий этому противоречат. Хотя не исторический факт. Явная аналогия с моей идеей. Кроме того, змеи падки до женского молока. Ползет целые мили через всеядные леса высосать до капли груди сочной двустворчатой. Как те римлянки на полянке, про которых у Элефантулиазиса.

Вираг (выпятив губы, собравшиеся резкими складками, каменно и отрешенно закрыв глаза, заунывно, как псалмы, тянет чужеземным речитативом). И коровы с набухшими выменами, как известно...

Блум. Я сейчас взвою. Простите, пожалуйста. Что? Вот. (Словно отвечая урок.) Сами разыскивали логово гада, дабы предоставить сосцы свои его алчному сосанию. Муравей доит тлей. (Глубокомысленно.) Инстинкт правит миром. В жизни. В смерти.

Вираг (склонив голову набок, ссутулив спину и выставив горбом лопатки, уставился мутными выкаченными глазами на мотылька, скрюченным когтем показывая на него, кричит). Кто это Джер-Джер? Кто такой милый Джеральд? О, я боюсь, он будет очень-очень обшигаться. Пошалуста не окашет ли кто милость таки помешать эта катастрофа, помахав лучшая чистая салфетшио? (Мяукает.) Кис-кис-кис, поди сюда. (Вздыхает, откидывается назад и смотрит искоса в пол, неподвижно, с отвисшей челюстью.) Что ж, ладно. Скоро он отдохнет.

Я родился, чтоб летать,

Чтоб весною ликовать

И кружиться и порхать.

Был я царь, не стану лгать,

Но ничто не вечно, глядь,

И пора уже кончать.

Ать!

(С налета ударяется в абажур, бурно трепыхая крылышками.) Преле преле преле преле преле прелестные юбочки.

Из двери наверху слева выходит Генри Флауэр и, сделав два скользящих шага, останавливается левей середины салона. На нем темная накидка и низко опущенное сомбреро с пером. В руках среброструнные цимбалы из наборного дерева и трубка Иакова в виде глиняной женской головки с длинным бамбуковым чубуком. Черные бархатные панталоны в обтяжку и бальные туфли с серебряными пряжками. Романтический облик Спасителя, с волнистыми локонами, усиками и редкой бородкой. Журавлиные ноги с маленькими ступнями принадлежат тенору Марио, князю Кандийскому. Он поправляет кружевные манжеты, проводит по влажным губам сладострастным языком.

Генри (низким и томным голосом, перебирая струны своей гитары). Вот прекрасный цветок весь в цвету.

Вираг с угрожающим видом, сжав челюсти, смотрит на свет люстры. Блум углубленно созерцает Зоину шею. Галантный Генри с болтающимся двойным подбородком поворачивается к пианино.

Стивен (бормочет про себя). Играй с закрытыми глазами. Как папочка. Я наполнил чрево рожцами, что едят свиньи. Уже сверх меры. Встану, пойду к моему. Можно подумать, это этот. Стиви, ты на скользкой дорожке. Надо зайти к старине Дизи или отбить телеграмму. Наша сегодняшняя встреча оставила у меня неизгладимое впечатление. Хотя наш возраст. Подробнее напишу завтра. Кстати, сообщаю, что я в подпитии. (Снова трогает клавиши.) Теперь минорный аккорд. Да. Впрочем, не слишком.

Альмидано Артифони протягивает свернутые трубкой ноты, грозно шевеля густыми усами.

Артифони. Ci rifletta. Lei rovina tutto [Подумайте. Вы все разрушили (итал.)].

Флорри. Спой что-нибудь. Спой "Старую сладкую песню любви".

Стивен. Нет голоса. Я совершенно законченный художник. Линч, я показывал тебе то письмо про лютню?

Флорри (с тупой ухмылкой). Кто петь умеет, да не поет.

В окне появляются сиамские близнецы, Филип Трезв и Филип Пьян, два оксфордских профессора с газонными косилками. Оба замаскированы лицом Мэтью Арнольда.

Флип Трезв. Послушай, что дурак умному говорит. Дело неладно. Прикинь-ка сухим пером на мокрой бумаге. Как примерный юный кретин. Получка была три фунта двенадцать, два фунта бумажками, один золотой, две кроны, если бы молодость знала. Муни en ville, Муни sur mer, у Мойры, у Ларчетта, с медиками на Холлс-стрит, у Берка. Все правильно? Я за тобой присматриваю.

Филип Пьян (с нетерпением). Да брось ты эту муть к богу в рай! Я никому не должен. Дай только сообразить про октавы. Вторичное раздвоение личности. Кто же мне сказал его имя? (Его косилка начинает стрекотать.) Ага, вот. Зоэ му сас агапо [жизнь моя, я тебя люблю (греч.)]. Как будто бы я здесь был раньше. Когда только, может, с Аткинсоном, где-то у меня его карточка. Какой-то Мак. Или Тумак. Все мне талдычил про кого же, постой, про Суинберна?

Флорри. Так будет песенка?

Стивен. Дух бодр, плоть же немощна.

Флорри. А ты не кончал Манут? Ты похож на одного моего знакомого оттуда.

Стивен. Я с ним покончил. (Про себя.) Ах, как умно.

Филип Трезв и Филип Пьян (их косилки стрекочут, травинки порхают в ригодоне). Умно-заумно. Покончил по кочкам. А кстати, книга, и вещь, и тросточка при тебе? Да-да, вот они. Умно-заумно, кончил-покончил. Будь в форме. Бери пример с нас.

Зоя. Запрошлой ночью приходит один священник, известно за каким дельцем, а сам весь застегнут наглухо, пальто не снимает. А я ему, да что вы таитесь, я и так знаю, вы католический поп.