Текст книги "Незнакомцы на мосту"

Автор книги: Джеймс Донован

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Джеймс Донован
Незнакомцы на мосту

Предисловие

«Эта книга – нечто гораздо большее, чем захватывающий дневник одного из самых выдающихся в истории шпионажа дел, повествующих о том, как шла подготовка этого дела, как оно слушалось в суде и кассационных инстанциях и как, наконец, оно завершилось на Глиникер-брюкке. Всякий, кто увлекается рассказами о шпионах, о сложной, интересной работе следователей и искусных маневрах при разбирательстве дела в суде, несомненно, получит огромное удовольствие, прочитав эту книгу», – так начинает свое предисловие к американскому изданию книги «Незнакомцы на мосту. Дело полковника Абеля» Чарльз С. Десмонд, председатель суда штата Нью-Йорк. Далее он пишет об американском судопроизводстве, стараясь привлечь внимание читателей к демократичности и справедливости суда и исключительной гуманности системы адвокатской практики, делает ряд комплиментов в адрес защитника Дж. Донована и ни слова не говорит о личности осужденного – полковнике Р. И. Абеле.

Мы не беремся разбирать юридические тонкости дела (об этом см. подробнее в кн.: Тишков А. В. Рудольф Абель перед американским судом. М.: Юридическая литература, 1971), хотя и отметим ряд грубых нарушений в ходе судебного процесса. Наша цель – рассказать о легендарном разведчике-нелегале, его жизни и оперативной деятельности в рамках, дозволенных условиями конспирации. До сих пор и сама личность Абеля, и его дело окутаны тайной (хотя о нем уже много написано), и это рождает различные домыслы, слухи, которые или преувеличивают его заслуги (особенно в период Отечественной войны), или, к сожалению, ставят под сомнение все им сделанное. Мы надеемся, что краткие сведения из биографии разведчика и описание событий, связанных с его арестом в США, позволят восстановить истину и показать, кем на самом деле был человек, известный и в нашей стране, и во всем мире как Абель.

14 октября 1957 г. на здании Федерального суда Восточного округа Нью-Йорка появилась надпись, возвещавшая: «Здесь слушается дело № 45094 – Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Ивановича Абеля». Судебный процесс сопровождался шумной антисоветской кампанией, полковнику Абелю грозила смертная казнь или пожизненное тюремное заключение. Через месяц судья Байерс зачитал приговор суда: 30 лет тюрьмы. В то время Абелю было уже 54 года, и этот приговор означал практически пожизненное заключение.

Рудольф Иванович Абель – это имя взял себе, находясь в американской тюрьме, советский разведчик-нелегал Фишер Вильям Генрихович (оперативный псевдоним Марк).

Сложную жизнь прожил этот человек. Его отец, Генрих Матвеевич Фишер, родился в Ярославской губернии в семье немцев, выписанных в свое время из Германии князем Куракиным. В 16 лет он приехал в Петербург в поисках работы и сразу же активно включился в революционную деятельность, стал членом «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Встречался с В. И. Лениным, поддерживал дружеские отношения с В. В. Старковым, Г. М. Кржижановским. Был арестован и выслан полицией за границу. Вместе с молодой женой Любовью Васильевной (уроженкой Саратова) Генрих Матвеевич поселился в Англии в городке Ньюкасл-на-Тайне, но и там он продолжал революционную деятельность. 11 июля 1903 г. у них родился мальчик (второй ребенок в семье). По обоюдному согласию родители назвали его Вильямом, в честь великого Шекспира. В детстве он был молчуном, упрямым, настойчивым, упорным в достижении поставленной цели, исключительно правдивым и честным. Учеба давалась ему легко, но явное предпочтение мальчик отдавал естественным наукам. Самым большим его увлечением было чтение. Из-за финансовых затруднений в семье Вильям был вынужден оставить среднюю школу и поступить учеником чертежника в конструкторское бюро. Одновременно самостоятельно занимался по школьной программе. Незаурядные способности позволили ему в 16 лет сдать вступительный экзамен в Лондонский университет.

В 1920 году Фишеры возвращаются в Москву и становятся советскими гражданами. Но родителей не могла не тревожить мысль о том, как дети воспримут советскую действительность, поймут ли происходящие в стране перемены, разберутся ли в причинах временных трудностей, переживаемых государством, станут ли продолжателями дела, за которое они – родители – боролись всю жизнь. К счастью, оба сына – Генрих и Вилли – приняли родину родителей без колебаний. Имелась некоторая неопределенность относительно национальности детей. При поступлении на работу в органы безопасности Вилли однозначно ответил, что он русский. Его отец, хотя и немец по происхождению, родился и воспитывался в России, а мать – русская. Вскоре оба брата привлекаются в качестве переводчиков к работе в отделе международных связей Исполкома Коминтерна. Таким образом, им посчастливилось увидеть многих выдающихся деятелей мирового коммунистического движения.

В 1924 году Вилли поступает на иидостанское отделение Института востоковедения им. Н. Нариманова в Москве. Со свойственной ему увлеченностью и основательностью он успешно заканчивает первый курс. Но дальше учиться не пришлось. Вилли призывают на воинскую службу, зачисляют в 1-й радиотелеграфный полк Московского военного округа. Он получает профессию радиста, сыгравшую в его дальнейшей судьбе важную роль. В армии он подружился с Э. Кренкелем, будущим известным полярником, радистом экспедиции Папанина на Северном полюсе. После демобилизации Вилли поступает на работу в Научно-испытательный институт Военно-воздушных сил РККА. Вскоре он знакомится с Леной Лебедевой, хрупкой, грациозной блондинкой с большими серо-зелеными глазами и обворожительной улыбкой. Лена училась в балетной школе при Большом театре, но из-за полученной травмы была вынуждена прекратить занятия балетом и поступила в Московскую консерваторию в класс арфы. Любовь к музыке сблизила молодых людей. Вилли хорошо играл на пианино, гитаре, мандолине, одно время он даже был репетитором своей невесты.

Родители поначалу не одобрили выбор сына. Особенно переживала мать, женщина сильного характера, мечтавшая о невестке только из партийных кругов. Но Вилли был непреклонен, и скоро состоялось бракосочетание молодых, а через два года у них родилась дочь, которую назвали Эвелиной.

В органы госбезопасности Вилли поступил в 1927 году по рекомендации Московского Комитета ВЛКСМ. В беседе с начальником Иностранного отдела ОГПУ он признался, что только после обстоятельной беседы с отцом, старым большевиком, у него отпали многие сомнения относительно деятельности ОГПУ. Решение работать в органах было принято осознанно, с полным пониманием ответственности за выполнение стоящих перед ним задач. Вилли был назначен на должность помощника уполномоченного центрального аппарата. Он уверенно входит в чекистскую среду и становится полноправным ее членом, боеспособной единицей крепко сплоченного коллектива.

Через четыре года службы последовало предложение работать на полулегальном положении в одной из европейских стран. В его задачу входило обеспечение радиосвязи резидентуры с Центром. После соответствующей подготовки и получения необходимых документов он вместе с семьей выехал в страну назначения. Выдавая себя за радиоинженера и изобретателя, он открыл свою мастерскую и начал выполнять заказы на изготовление измерительных приборов для проверки и испытания радиоприемников. Жена преподавала балет в частной школе. В оперативном плане Франк (его псевдоним) исполнял обязанности радиста нелегальной резидентуры, деятельность которой охватывала несколько европейских стран. К сожалению, командировку вскоре пришлось прервать, так как местная полиция отказалась продлить Франку разрешение на работу.

Проанализировав деятельность и поведение Франка за кордоном, руководство ИНО сочло целесообразным направить его на выполнение аналогичного задания в страну со сложной оперативной обстановкой, правительство которой проводило в отношении Советского Союза враждебную политику. Но пребывание Вилли в Москве несколько затянулось из-за болезни дочери и кончины отца, которую семья перенесла очень тяжело. В июне 1935 года началась вторая командировка Франка. Прежде чем прибыть в страну назначения, семья Фишеров на два месяца остановилась в маленьком бельгийском городе. Пребывание в промежуточной стране было вызвано необходимостью подготовить дочь, чтобы она вновь приобрела облик «иностранки» и избавилась от «славянизмов», которых она набралась от бабушек и других родственников за шесть месяцев пребывания в Москве.

Въезд в страну назначения и устройство на жительство прошли нормально. Труднее было с организацией прикрытия: пришлось профессию радиотехника сменить на профессию свободного художника. Создав дома некое подобие студии, Вилли стал заниматься живописью, одновременно вел подготовку к организации оперативной работы: оборудовал радио квартиру, приступил к сборке радиопередатчика.

Однако по неизвестным причинам была прервана и эта командировка, и семья Фишеров возвратилась в Москву. Вилли получил очередное повышение, ему было присвоено звание лейтенанта государственной безопасности.

Новый, 1939 год принес Вилли неожиданную весть: ему объявили, что руководство НКВД СССР приняло решение об освобождении его от работы в органах. Это был тяжелый удар для Вилли. Коллеги пытались успокоить его, объясняя, что дело не в нем, не в его недостатках или промахах, а в особенностях переживаемого момента. Они высказали надежду, что времена переменятся и его опыт еще пригодится. Вилли ничего не оставалось делать, как вернуться к гражданской профессии. Но и здесь его поджидали непреодолимые трудности. Пять месяцев упорных поисков работы не увенчались успехом. Как только его документы попадали в руки работников отдела кадров, тут же следовал отказ со ссылкой на различные предлоги. Убедившись в бесполезности дальнейших поисков и чувствуя острую несправедливость по отношению к себе, он решился на крайнюю меру – обратился с письмом в ЦК ВКП(б). Ответ был положительным, и Вилли был принят во Всесоюзную торговую палату, позже он перешел на авиапромышленный завод, где проработал до начала Великой Отечественной войны.

В сентябре 1941 года с Вилли встретился сотрудник органов госбезопасности и предложил вернуться в НКВД. Нелегко было решиться принять это предложение, но его убедили, что обстановка в органах сейчас иная и его опасения совершенно излишни. Вилли был зачислен во вновь созданное подразделение, занимавшееся организацией боевых разведывательно-диверсионных групп и партизанских отрядов в тылу врага. Начались дни упорной, напряженной работы, требовавшей отдачи всех сил, опыта, знаний.

В «холостяцкой» квартире Вилли (семья эвакуировалась в Куйбышев) нашел временный приют его близкий друг, товарищ по работе Рудольф Иванович Абель, которому впоследствии суждено было стать двойником Фишера, когда тот попал в американскую тюрьму.

Вскоре после окончания войны Вильям Генрихович вновь становится сотрудником внешней разведки органов государственной безопасности СССР.

Не успели смолкнуть орудийные залпы на полях сражений с фашистской Германией, как вчерашние союзники, в первую очередь США и Англия, взяли курс на конфронтацию, на развязывание «холодной войны», чреватой опасностью возникновения нового мирового кошмара. Уже в 1945 году Пентагон разрабатывал конкретные планы атомного нападения на СССР. Документ «Основа для формулирования военной политики США», одобренный комитетом начальников штабов 19 сентября 1945 г. и представленный на рассмотрение президенту Г. Трумэну, рекомендовал проводить все приготовления, чтобы в случае необходимости нанести первый удар с применением атомного оружия. Позднее, в 1949 году, был разработан план «Дропшот», намечавший сбросить на Советский Союз 300 атомных и 250 тыс. тонн обычных бомб.

Резкое обострение международной обстановки и усилившаяся активность разведывательных органов противника потребовали от всех подразделений органов государственной безопасности, в том числе и внешней разведки, принятия мер противодействия, с тем чтобы своевременно выявлять замыслы противника, парализовать его действия и обеспечить безопасность нашей страны.

В этот сложный период ряд работников внешней разведки подали рапорт руководству о зачислении их в штат разведчиков-нелегалов для работы за кордоном. Среди них был и Вилли. В своем рапорте он писал: «Я, Фишер Вильям Генрихович, вполне осознавая важность для моей Родины – Союза ССР нелегальной разведывательной работы и отчетливо представляя все трудности и опасность этой работы, добровольно соглашаюсь стать в ряды нелегальных работников МГБ СССР.

Я обязуюсь, став нелегальным разведчиком, подчинить всю свою жизнь, все свои стремления и поведение интересам моей Родины.

Я обязуюсь строго соблюдать конспирацию, ни при каких обстоятельствах не раскрою врагам доверенную мне тайну и лучше приму смерть, чем предам интересы моей Родины».

Рапорт был принят, и сразу же началась интенсивная работа по программе подготовки разведчика-нелегала. Через 2 года он был готов к выполнению заданий с нелегальных позиций. Учитывая его личные и деловые качества, оперативный опыт и степень подготовки, руководство внешней разведки приняло решение направить Марка (новый псевдоним Фишера) на ответственный участок работы – в США, тогда страну главного противника. Еще четыре месяца напряженной подготовки, и в ноябре 1948 года Марк выехал в командировку, которой суждено было продлиться 14 лет.

Через некоторое время в Нью-Йорке появился свободный художник Голдфус Эмиль Роберт, гражданин США, родившийся в Нью-Йорке 2 августа 1902 г. в семье немца-маляра, прибывший с Запада Америки в поисках лучших условий жизни.

Первые дни пребывания в чужой стране, период так называемой легализации, всегда трудны для нелегала. Помимо чисто психологических наслоений, связанных с волнением и естественной настороженностью, огромные усилия тратятся на быстрое вживание в среду, чтобы не выделяться, не обращать на себя внимания людей из своего окружения, что требует большого напряжения, внутренней мобилизованности, постоянного самоконтроля. В этот период решаются организационные вопросы, связанные с устройством на постоянное жительство, созданием прикрытия и отработкой каналов связи.

Почти три недели Марк потратил на то, чтобы подыскать квартиру, удобную по соображениям безопасности для выполнения возложенных на него задач. Посетив более сорока квартир, он, наконец, сделал выбор.

Сложнее обстояло дело с созданием прикрытия. Марк вскоре убедился, что звание «свободный художник», за которого он собирался выдавать себя, не внушает доверия. Поэтому он решил перейти на легенду «изобретателя», который, якобы имея небольшие сбережения, поставил целью разработать и запатентовать ряд изобретений, с тем чтобы открыть «свое дело» или добиться более выгодных для себя условий найма на крупном предприятии. Предприимчивым американцам такая легенда казалась более благозвучной. Для подкрепления этой легенды Марк составил описание одного электродного прибора и начал переписку с патентным отделом в Вашингтоне.

Одновременно с этим Марк приступил к отработке связи. Помимо почтового канала от него в Центр, который практически уже действовал, нужно было найти надежный почтовый адрес для ответной корреспонденции, организовать прием радиопередач, а также создать безотказный канал пересылки в Центр и из Центра к нему объемных материалов, в том числе различного снаряжения, оперативно-технических средств, денег, документов. Следовало разработать и условия личных встреч на случай возможного появления курьера или представителя Центра.

Марк очень быстро и уверенно вошел в местную среду, окружение его приняло как добропорядочного американца. К концу мая 1949 года все организационные вопросы были решены, и он доложил в Центр о готовности приступить к выполнению разведывательных задач.

Начался главный этап в жизни Марка. Через месяц он сообщает в Центр, что установил контакт с руководителем группы «Волонтеры» Луисом и связником Лесли. Сейчас по многочисленным публикациям, появившимся в нашей печати, мы уже знаем, что Луис и Лесли – сотрудники внешней разведки КГБ – граждане США Моррис и Леонтина Коэны, ставшие впоследствии известны всему миру под именами Питера и Элен Крогеров. Они сумели обеспечить передачу нашей разведке сверхсекретной информации о разработках атомной бомбы, проводимых в лабораториях американского атомного центра в Лос-Аламосе.

К сожалению, условия конспирации до сих пор не позволяют раскрыть многие операции, в которых участвовал Марк, но можно с уверенностью сказать, что велась активная разведывательная работа, полная трудностей и опасностей (недаром рабочий стаж нелегала исчислялся по коэффициенту год за два). В августе 1949 года пришло сообщение из Москвы, в котором его поздравляли с награждением орденом Красного Знамени.

Для того чтобы несколько разгрузить Марка, занятого выполнением большого объема текущей работы и многих специальных заданий, Центр в 1952 году направил ему в помощь Хэйханена (псевдоним Вик), кадрового сотрудника КГБ, прошедшего подготовку в качестве радиста нелегальной резидентуры. Он должен был организовать двустороннюю радиосвязь между Нью-Йорком и Москвой для быстрой передачи разведывательной информации в Центр.

Вик по национальности карел, гражданин СССР. Как финн американского происхождения по легенде, он въехал в США и поселился близ Нью-Йорка.

Марк отнесся к приезду Вика положительно. Он помогал ему в легализации, создании прикрытия, освоении с обстановкой и включении в работу. Марк полностью доверял Вику как кадровому работнику, но старался не выходить за рамки инструкций, касавшихся отношений резидента с подчиненными. Поэтому Вик не знал ни действительных, ни легендированных данных Марка, ни его домашнего адреса, ни номера домашнего телефона. Ему было лишь известно, что Марк – резидент нелегальной разведки, кадровый работник органов госбезопасности в звании полковника, легализованный в Нью-Йорке под видом американца, занимающегося живописью и цветной фотографией.

Связь Марк и Вик в основном осуществляли через тайники. Для обсуждения важных вопросов проводили личные встречи, как правило, в городе в безлюдных местах и районах, удаленных от их квартир. Лишь однажды, когда Вик не смог выполнить порученную работу из-за отсутствия фотоматериалов, Марк привел его в район расположения своего ателье в Бруклине, попросил подождать на улице, а сам отлучился минут на пятнадцать и принес нужные материалы. Данное обстоятельство, как мы увидим дальше, имело для разведчика-нелегала роковые последствия.

Вик оказался слабым человеком. Четыре года, проведенные в Америке, оказали на него пагубное влияние. Падение Вика началось с малого, с обыкновенной рюмки спиртного, пристрастие к которому постепенно переросло в постоянную потребность. Вследствие этого он стал испытывать нехватку денег, залезать в карман государства, тратя на личные нужды оперативные средства. Весной 1955 года он присвоил пять тысяч долларов, выданные ему для передачи семье одного агента. Это было уголовное преступление, о котором, как понимал и сам Вик, со временем узнали бы в Центре. Пьянство повлекло за собой и моральную распущенность. Втайне от Центра Вик женился и, по существу, самоустранился от выполнения заданий разведки. Особенно пагубными для него оказались девять месяцев 1955 года, когда Марк по вызову Центра находился в Москве на отдыхе и переподготовке. Оставшись один и почувствовав отсутствие должного контроля, Вик спился окончательно. На этой почве в семье часто возникали ссоры, порой доходившие до драк, из-за которых соседи были вынуждены вызывать полицию.

Возвратившись в январе 1956 года в США, Марк с трудом восстановил связь с Виком. Выяснилось, что разведывательной работой последний практически не занимался. Очень скоро Марк убедился в бесполезности дальнейшего пребывания своего помощника в стране и поставил перед Центром вопрос о его отзыве.

Приказ о возвращении в СССР Вик воспринял очень болезненно, под всяким предлогом уклонялся от выезда и даже сообщил, что ФБР будто бы осуществляет его повторную проверку.

Центр радировал Марку, что ему необходимо принять надлежащие меры безопасности: прекратить контакты с Виком и связь с агентурой, перейти на другие документы и переехать из Нью-Йорка на юг страны, а если он заметит что-либо подозрительное, немедленно покинуть США, выехав в третью страну по известному ему предусмотренному на такой случай маршруту. Марк четко выполнил указания Центра.

В Дейтон-Бич во Флориде он пробыл 18 дней, выдавая себя за Мартина Коллинза. С большим трудом ему удалось прочитать только одну телеграмму Центра, где сообщалось о встрече с Виком в Париже по пути его в Москву, который заявил, что у него все в порядке и обстановка вокруг него спокойная. Полагая, что опасность миновала, Марк на свой страх и риск решил вернуться в Нью-Йорк, но до установления связи с Центром и получения дальнейших инструкций пользоваться документами на имя Коллинза и на своей квартире не появляться.

По почтовому одностороннему каналу Марк информировал Центр о своем возвращении в Нью-Йорк и намерении взять из квартиры радиоприемник и находившиеся там в тайнике оперативные материалы. Однако, несмотря на все предпринятые им в течение этого времени усилия, из-за помех в эфире ответа из Центра получить не удалось.

Марк стал вынашивать план посещения квартиры. Во время первой своей попытки, несмотря на то что ничто не вызывало у него подозрений, он, подойдя к дому, все же не решился на осуществление своего плана. Прошло три недели, а помехи в эфире все еще не позволяли принимать радиограммы Центра. Тогда Марк решил предпринять вторую попытку. Поздно вечером, улучив удобный момент, он незаметно вошел в дом. Убедившись, что в квартире ничего не тронуто, он взял безотказно служивший ему портативный радиоприемник и вышел на улицу. Внимательно осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, Марк вернулся в отель «Латам». На другой день, приняв все меры предосторожности, он снова посетил квартиру и изъял из тайника необходимые ему материалы. Рассматривая их содержимое, Марк случайно уронил контейнер с мягкой пленкой на пол. Пошарив в темноте по полу и не найдя его, он подошел к окну и взглянул вниз на улицу. Не заметив там ничего, что бы могло его насторожить, он зажег свет и спустя две-три минуты нашел контейнер. Выключив свет и еще раз понаблюдав из окна за происходящим внизу, Марк покинул квартиру. И на этот раз он не обнаружил ничего подозрительного.

Вечером следующего дня состоялась очередная передача из Центра. Несмотря на безотказный в прошлом радиоприемник, на этот раз сигналы проходили плохо из-за сильных помех телевизионных передатчиков. С большим трудом и множеством ошибок разведчик все же принял телеграмму Центра, но ее расшифровка заняла очень много времени и текст полностью прочесть не удалось. Почувствовав после напряженного дня и изнурительной жары сильную усталость, Марк поздно ночью лег спать.

Конечно, он даже не мог предположить, что моральное падение, а фактически перерождение Вика приведет его к самому позорному для человека поступку – предательству. Он добровольно явился в посольство США в Париже, сообщил о своей принадлежности к советской нелегальной разведке и попросил политического убежища, пообещав, в свою очередь, сотрудничать со спецслужбами противника. На военном самолете Вик был тайно доставлен в США, где поступил в распоряжение ФБР. Э. Гувер, директор Федерального бюро расследований, бросил все силы своего ведомства на поиски Марка. Его девятилетнее пребывание на территории США, под боком ФБР, рассматривалось как большое упущение в деятельности американской контрразведки. Поэтому впоследствии, когда Марк был осужден, Гувер не пожалел красок, чтобы представить свое ведомство в самом выгодном свете.

«Упорная охота за мастером шпионажа полковником Рудольфом Ивановичем Абелем является одним из самых замечательных дел в нашем активе…Это такая история, о которой я рассказываю с гордостью, потому что она свидетельствует об умении ФБР вести расследование, когда наша задача состоит в поимке советского шпиона.

…Хэйханен дал нам ключ к тайне. В одном лишь случае Марк поступил неосторожно и позволил раскрыть себя. Хэйханену не хватило фотоматериалов, а они требовались срочно, и Марк привел его в Бруклин, где хранил эти материалы. Хэйханен не мог вспомнить адреса кладовой, но знал, что она располагалась на четвертом или пятом этаже. Он знал, что это здание расположено где-то рядом с Фултон– и Кларк-стрит. ФБР наводнила этот район сотрудниками, и вскоре их поиски привели к дому № 252 по Фултон-стрит, в котором на пятом этаже располагалась студия Эмиля Р. Голдфуса. Но она была закрыта. От жильцов узнали, что Голдфус исчез в конце апреля, примерно в то же время, когда Хэйханен отправился во Францию. За домом № 252 по Фултон-стрит было установлено постоянное наблюдение»[1]1
  This Week. I960. Oct. 23.


[Закрыть].

Как следует далее из статьи Гувера, 28 мая агенты ФБР заметили человека, по внешним данным походившего на описанного Виком советского резидента, сидевшего на скамейке как раз напротив входа в дом № 252. В 6 часов 50 минут этот человек ушел. Установить его личность не представилось возможным. Сотрудники ФБР продолжали круглосуточное наблюдение за всеми подходами к дому № 252, подъездом, ведущим на пятый этаж, где находилась комната № 505, и за окном этой комнаты, выходившим на улицу. Одновременно были взяты под усиленный контроль все места встреч Вика с Марком и проведения тайниковых операций в надежде на возможное появление там Марка или поступление от него сообщений.

Длительное безуспешное наблюдение за домом, очевидно, притупило бдительность сотрудников, и они не заметили, как Марк прошел в ателье. Лишь когда в его комнате на некоторое время вспыхнул электрический свет, со стационарного поста на двенадцатом этаже отеля «Турэйн» (напротив дома № 252), откуда сотрудники вели наблюдение за окном с помощью бинокля, дающего десятикратное увеличение, по рации последовала команда наружным постам начать слежку за находящимся в ателье человеком. Усиленная бригада службы наружного наблюдения, соблюдая меры предосторожности, довела Марка до отеля «Латам», секретно сфотографировала его, установила личность. Когда фотографию предъявили предателю, он сказал: «Вы нашли его, это Марк».

Около семи часов утра в номер гостиницы «Латам» внезапно ворвались агенты ФБР. Не дав Марку даже одеться (была жаркая ночь, и он спал, все с себя сняв), они начали допрос, стараясь всячески его унизить, сломить морально. Один из агентов, назвав Марка полковником, заявил, что им известно, что он советский разведчик, и предложил ему сотрудничать с ФБР, в противном случае он тут же будет арестован.

Внезапное вторжение не вывело Марка из равновесия, он сумел сохранить внешнее спокойствие, держался с достоинством и категорически отказался отвечать на какие-либо вопросы. Умело действуя, он сумел избавиться от шифрблокнота и радиограммы, принятой прошлой ночью, но некоторые вещи, указывающие на его принадлежность к разведке, все же во время обыска попали в руки сотрудников ФБР. В этот же день Марк из Нью-Йорка был тайно переправлен в лагерь иммиграционной службы в Мак-Аллен и помещен в одиночную камеру. Начались бесконечные допросы. Казалось, было сделано все, чтобы склонить его к сотрудничеству. Щедрые посулы сменялись угрозами, шантажом, но Марк держался твердо. Хотя нелегалы, как правило, готовы к подобным экстремальным ситуациям, арест всегда является тяжелейшим испытанием для разведчика. Провал не сломил Марка. Он помнил о данном им обязательстве соблюдать конспирацию и ни при каких обстоятельствах не раскрывать врагам доверенных ему служебных тайн. Его решение всеми доступными средствами выполнить это обязательство было непреклонным. Вера в то, что Центр обязательно предпримет все от него зависящее для оказания помощи и ни при каких обстоятельствах не оставит в беде, придавала ему силы.

Стремясь показать свою осведомленность, сотрудник ФБР невольно выдал источник поступившей к ним информации: Марку сразу же стало ясно, что Вик предатель, ибо только он знал о присвоении ему звания полковника. В этой тяжелой ситуации разведчика беспокоила не только его судьба, но и то, что ФБР может начать с советской разведкой игру, с тем чтобы втянуть ее в какую-либо провокационную авантюру с последующей компрометацией. Для предотвращения провокаций со стороны ФБР надо было как можно скорее уведомить Центр о своем аресте. Он понимал, что имеющиеся у ФБР улики и показания Вика убедительно свидетельствуют о его советском гражданстве и принадлежности к советской разведке. После долгих и мучительных раздумий он приходит к выводу, что единственной возможностью сообщить в Центр о провале явилось бы официальное обращение в консульство СССР в Вашингтоне. Но для этого ему надо было признать себя гражданином СССР. Кроме того, вставал вопрос, за кого себя выдавать. Он неожиданно вспомнил о своем близком покойном друге Рудольфе Ивановиче Абеле и решил воспользоваться данными его биографии. В Центре хорошо знали об их дружбе, и он рассчитывал, что, как только появится сообщение об аресте Абеля, его коллеги сразу же поймут, что речь идет о Марке.

На следующий день он дал следователю показания, сообщив, что жил по фальшивым документам, а на самом деле он советский гражданин Рудольф Иванович Абель, что во время войны нашел в разрушенном блиндаже 50 тысяч долларов и ушел на Запад. В Копенгагене купил американский паспорт и в 1948 году через Канаду прибыл в США в поисках лучшей жизни. Затем он заявил о своей готовнос-ти ответить на все интересующие следствие вопросы при условии, что ему будет позволено сообщить о себе в советское консульство. После ряда проволочек разрешение на письмо было получено, и Марк сообщил в посольство обстоятельства своего ареста. В полученном вскоре ответе его не признали гражданином СССР. Это было правильно с точки зрения политики Советского Союза, другого ответа он и не ждал. Но так случилось, что советский консул не счел нужным довести содержание этого письма до сведения Центра, а просто подшил его к делу. Таким образом, цели, которую преследовал Марк, достичь не удалось.

А тем временем ежедневные изнурительные допросы продолжались. В течение трех недель бились сотрудники ФБР и работники иммиграционной службы (судя по тому, как было организовано дело, они рассчитывали на успех), но им не удалось склонить советского разведчика к сотрудничеству. Так как поставленной цели добиться не удалось, Марку был предъявлен ордер на арест, и им занялись уже судебные органы. Для предъявления обвинения и предания суду его доставили в Нью-Йорк.