Текст книги "Как я продавал виагру"

Автор книги: Джейми Рейди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Рейди Дж
Как я продавал виагру

Посвящается моим родителям, Ричу и Лоретте

Это они привили мне чувство юмора и убедили, что люди захотят узнать мою историю. Так что во всем можете винить их.

Не всем суждено стать ковбоями, кому-то приходится быть и клоуном.

Из песни Goodnight Elisabeth группы Counting Crows

Предисловие

Первую таблетку примите за час до начала полового акта! – из кабинета в конце коридора долетел голос уролога.

Он горланил так, что я и еще двадцать пять мужчин, набившихся в приемную, слышали все дословно. Я был поражен и подумал: «Ничего себе, как выписывают виагру!»

На тот момент я уже три года занимался продажей лекарственных препаратов и, конечно, не раз становился свидетелем нарушения конфиденциальности. Врачи всячески старались этого не допустить, но все же часто давали консультации в присутствии других пациентов. Когда речь шла о бронхите или аллергии, это было не так существенно. Но никогда раньше мне не доводилось слышать, как врач, по сути дела, оповещает всех людей в радиусе ста метров: «У этого парня не стоит!» Все просто с ума посходили из-за этой виагры.

Я должен был предвидеть всеобщее умопомешательство. Все признаки были уже налицо, когда два месяца назад мне позвонил отец.

Я рос в семье, где разговоры о сексе происходили с той же частотой и непринужденностью, что визиты Папы

Римского. Когда я был маленьким, отцу не терпелось поведать мне о «птичках и пчелках». В итоге маме пришлось вмешаться и самой рассказать мне, откуда берутся дети. Поэтому я был застигнут врасплох, когда в середине марта 1998-го (как раз за несколько дней до того, как виагра была одобрена Управлением по санитарному надзору) мне позвонил отец и шутливо намекнул на то, что недавно занимался с-е-к-с-о-м.

В январе того же года вместе с другими 119 торговыми представителями Pfizer я получил повышение: нас перевели в урологическое подразделение. Оно было создано специально для продажи виагры специалистам, которые чаще других имели дело с пациентами, жалующимися на эректильную дисфункцию. Первые два месяца мы занимались тем, что устанавливали контакт с нашими новыми клиентами. Сами понимаете, это довольно щекотливая тема – нельзя сразу навалиться на врача, которого видишь в первый раз в жизни, с рассуждениями о кровотоке в пенисе. Одновременно мы начали продавать три других препарата, находившихся в ведении нашего подразделения. Но урологи не желали и слушать ни о каких других средствах. Препараты для лечения воспаления предстательной железы или борьбы с частым ночным мочеиспусканием у мужчин были им теперь до лампочки. Их интересовало только одно: когда наконец поступит в продажу эта волшебная пилюля. По этому поводу я сказал отцу, что с нетерпением жду официальной презентации виагры.

– Мне известно лишь, что акции Pfizer так поперли вверх, что только держись, – бодро сказал он.

Да-да, папа. Я нетерпеливо покосился на телефон, как, случается, все мы делаем, общаясь с родителями. Если бы я тут же повесил трубку, у нас, наверное, никогда и не состоялось бы этого разговора. Немного помолчав, отец заговорил со странным вымученным хихиканьем, к которому мне пришлось привыкнуть в течение последующих месяцев.

– Что ж, Джейми, хе-хе, когда у тебя появится несколько пробных образцов, может, ты пришлешь своему старику парочку? Хи-хи-хи-хи.

Мы с отцом лишь однажды откровенно говорили об «этом». Случилось все на Рождество, когда мне было десять лет. Поздно вечером, когда гости уже разошлись, мы вдвоем сидели с ним на нижнем этаже нашего дома. Сквозь гудение посудомоечной машины было слышно, как мама ходила из комнаты в комнату, убирая со столов бесчисленные тарелки и бокалы. Отец обвел глазами гостиную и удовлетворенно кивнул. Глаза его заметно блестели: рождественские угощения и полдюжины выпитых коктейлей (виски с лимонным соком) не прошли даром. Так мы и сидели: два парня, наслаждающихся послепраз-дничным затишьем. Я понял, что мне вряд ли еще когда подвернется такая отличная возможность завести разговор о том, что беспокоило меня вот уже несколько дней. Громко кашлянув, я прервал молчание. Отец, разбалтывая льдинки в очередном бокале, удивленно посмотрел на меня. Осмелев, я спросил его, что произойдет, если во время совокупления пенис мужчины застрянет в женском влагалище. (С позиции десятилетнего мальчишки казалось, что более затруднительной ситуации и представить себе невозможно.) Он без малейшего колебания ответил: «Хорошо бы, чтоб тебе так повезло». К сожалению, остальные наши разговоры о сексе ни одному из нас особо не запомнились и были куда более натянутыми. В итоге мы молча условились больше этой темы не касаться.

И вот он сообщает мне по телефону, что занимается этим с моей матерью! Что я слышу?!Мысль о том, что мои родители занимаются любовью – все еще занимаются любовью, хотя оба уже на шестом десятке, – вызвала у меня состояние шока. Я не был столь наивен, чтобы думать, что они никогда этим не занимались. Я точно знал, что у них это было. Трижды. И для доказательства у них были дети по имени Джейми, Патрик и Анна-Мария. Я бы предпочел полчаса простоять на коленях на колоде дров, чем шутить с отцом о его половой жизни. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы этот разговор больше никогда не повторился.

– Знаешь, папа, – заговорил я, в то время как он все еще продолжал посмеиваться, теша себя нелепой идеей, что ему нужна виагра, – это так странно.

– Что странно?

– Понимаешь, мама звонила мне два месяца назад и попросила прислать тебе два образца виагры.

Наступила напряженная тишина, после чего отец быстро переменил тему. Отлично, миссия выполнена.

И все же, когда впервые за пятнадцать лет наш разговор коснулся секса и причиной всему была виагра, я должен был понять, что маленькая голубая пилюля от компании Pfizer изменит облик всего мира. Два месяца спустя, стоя в канцелярии урологического отделения, я получил первое представление о том, что такое ЖППВ – жизнь после появления виагры.

– Первую таблетку примите за час до начала полового акта!

Несколько минут назад, протискиваясь сквозь толпу к регистрационной стойке, я с удивлением подумал: а ведь сегодня же пятница. На всякий случай я мысленно себя перепроверил. Так и есть. Но я знал, что, как и торговые агенты фармацевтических компаний, пациенты обычно стараются не посещать врачей в последний день рабочей недели, да еще ближе к вечеру. Кому же хочется начинать уикэнд с визита к врачу? Но весной 1998 года на прием к урологу записалось много желающих, и для них не имело никакого значения, когда им удастся попасть к доктору: в пятницу или любой другой день недели. Стоило Управлению по санитарному надзору одобрить виагру, и урологи стали нарасхват. Даже если бы они работали, как американские сталелитейные заводы во время Второй мировой войны, круглые сутки и без выходных, то все равно не смогли бы удовлетворить спрос.

Я непринужденно болтал с местным персоналом через окошко регистратуры, когда мы услышали, что голос уролога постепенно переходит в крик. Я подумал: сейчас одна из медсестер побежит туда, чтобы узнать, в чем дело. Но они только обменялись понимающими взглядами и расхохотались. Когда врач начал громовым голосом давать указания насчет дозировки, я побледнел: меня возмущала мысль, что каждый, кто находится сейчас в приемной, будет знать, что этому мужчине прописали виагру. Я и не догадывался, что этому пациенту нечего стесняться.

– Если сегодня эффекта не будет, завтра вечером примете две таблетки!

Через мгновение дверь открылась, и врач размашистыми шагами направился в нашу сторону. Он снял очки, потер переносицу и тряхнул головой, широко улыбаясь. Вскоре после этого дверь отворилась снова – она тут же захлопнулась бы опять, если бы что-то ее не удержало. Я чуть было не упал, когда увидел это «что-то».

Сперва показалась нижняя часть алюминиевых протезов. Постепенно появился весь ходунок целиком, однако его владельцу понадобилось еще время, прежде чем он смог предстать перед нами во всем великолепии. Но жестоко было требовать от этого малого такой прыти. Вряд ли это легко – опираться на ходунок для инвалидов и одновременно натягивать кислородную маску. Ему было как минимум семьдесят, но трубки, свисающие у него из ноздрей, старили его еще больше. И этому доходяге назначили виагру?

Словно прочитав мои мысли, уролог заверил меня, что этот пациент – вполне достойный кандидат на прием препарата.

– Знаю, он выглядит так, будто через десять минут отправится на тот свет, – сказал доктор, возможно, несколько переоценивая внешние данные своего посетителя. – Но, поверьте мне, он в неплохой форме. Никаких проблем с сердцем, а что до кислорода, то он ему и вовсе не нужен: это скорее вопрос психики.

Мы, затаив дыхание, смотрели, как мужчина «входил» в приемную. Остальные пациенты онемели от изумления. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, о чем все они думали в эту минуту: шанс есть у каждого из нас.

Я повернулся к медперсоналу, рассчитывая услышать объяснения: как такой старикан может заниматься сексом, как он вообще может в своем возрасте этого желать.

– Да все этого хотят, – сказала медсестра, пожав плечами. И маленькая голубая пилюля могла им в этом помочь.

Я стоял в переполненном урологическом отделении, разинув рот. Вряд ли это была подобающая обстановка для чтения молитвы, но все же я стал молиться: «Боже, сделай так, чтобы я мог заниматься любовью после семидесяти». Проходя по парковке, я, смеясь, думал, какой чудной фортель выкинула моя судьба. Я спросил себя: какого черта меня сюда занесло? Как меня угораздило устроиться на такую работу?

Глава первая
Как меня угораздило

-Ты что, идиот?

Так отец отреагировал на мое решение досрочно завершить военную карьеру. В 1994 году благодаря сокращению численности вооруженных сил мне, одному из сотни лейтенантов, было позволено уйти из армии, не дожидаясь конца четырехгодичной действительной службы. Я предполагал, что мое решение удивит, а возможно, и немного расстроит папу, но не думал, что он станет сомневаться в моих интеллектуальных способностях. Это, как мне показалось, было уже слишком. Идиот?

Отучившись в университете Нотр-Дам по стипендии Учебного корпуса офицеров запаса, основную часть последовавшей затем действительной службы (которая для меня продолжалась три года) я провел на военной базе Зама в Японии, где особую неприязнь у меня вызывали нестроевые наряды. С того самого дня, когда мама пришила мне на плечи лейтенантские погоны, я мечтал только об одном: поскорее их сорвать. Как только это стало реально, я с жадностью ухватился за эту возможность, ну, а отец в свою очередь набросился на меня.

Что ты, папа, нет, я не идиот, просто…

Ради Христа, Джейми, я знаю, что ты не идиот. Но такое важное решение нельзя принимать с бухты-барахты. Ты вообще подумал, что это значит?

Может, он и вправду считал, что я идиот?

Да ладно тебе, папа. Конечно, я все тщательно обдумал. Я прекрасно понимаю, чего лишаюсь, и… – Но заканчивать предложения в этом разговоре было явно не моей прерогативой.

Ах, ты понимаешь! Да что ты понимаешь? Тебе всего двадцать пять; ты еще ничего не понимаешь, усвоил? Ты понятия не имеешь, от чего ты хочешь отказаться. Джейми, ты армейский офицер. А совершенно этого не ценишь. Да через полгода тебя повысят до капитана. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебе исполнится сорок два, и ты будешь преспокойно получать свою пенсию и каждый день играть в гольф.

Щелк! – услышал я в трубке. Звук захлопнувшейся дверцы нашего бара нельзя было ни с чем спутать, а через секунду я безошибочно распознал позвякивание льдинок в папином стакане для коктейлей.

– Но, папа, это еще через семнадцать лет. Я не хочу оставаться в армии и лишних семнадцать дней, не то что лет, – сказал я, играя миниатюрным баскетбольным резиновым мячиком и тем самым демонстрируя ту самую незрелость, о которой только что говорил отец.

– А почему бы, черт возьми, и нет? Это серьезная карьера. Смотри, сколько всего дала тебе за это время служба: армия – это опыт, дисциплина, возможность путешествовать. Ты ведь сейчас в Японии, правильно я понимаю? Что бы ты сейчас делал, если бы не армия?

Тут он был прав. Должен заметить, эту мысль он внушал мне в каждом разговоре с тех самых пор, как я поступил на действительную службу. В самом деле, после окончания университета и получения степени бакалавра по специализации «английский язык и литература» мои перспективы на получение приличной работы были не ахти, тем более что студентом я был не самым сознательным. Я мог рассчитывать на место учителя английского или тренера по физкультуре в подготовительной школе где-нибудь на северо-востоке. В итоге я зарабатывал бы примерно доллар и 37 центов в час. И это до вычета налогов! Поэтому, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что в свое время армия определенно стала для меня отличной стартовой площадкой. Однако потом она утратила свою ценность.

Хорошо, – проскрежетал отец. – В конце концов, это твоя жизнь, и ты можешь делать с ней все, что тебе угодно. Но в таком случае скажи мне, как ты все-таки намерен ею распорядиться?

В смысле? – спросил я, сжимая в кулаке пористый мячик.

Я спрашиваю тебя: что будет, когда ты бросишь службу, – тут он повысил голос и стал говорить очень медленно, раздельно произнося каждый слог, будто имел дело с иностранцем. – Где ты собираешься работать, когда вернешься в Америку?

Щелк! Я живо представил, как он наливает себе второй бокал (на этот раз в нем наверняка было больше водки, чем тоника).

Умный парень был бы готов к такому вопросу. Он заранее отрепетировал бы свой ответ и нашел бы идеальный вариант. Но это был не мой случай.

Я не знаю.

Не знаешь?

Мне до сих пор становится не по себе, когда я думаю, с каким потерянным видом он повернулся к маме, чтобы сказать: «Он не знает». Тут возникла пауза. Возможно, отец в это время глотал нитроглицерин, опасаясь второго сердечного приступа.

– Ты не знаешь? Ты только что принял самое важное решение в своей долбаной жизни, но не знаешь, что делать дальше!

Самое время было сказать отцу что-нибудь обнадеживающее, дать ему понять, что я принимал это решение как разумный взрослый человек после основательного анализа всех «за» и «против».

– Черт возьми, папа, что ты так переживаешь? Все это ерунда.

Но мои слова его почему-то не успокоили.

– Я… я я больше не могу говорить с тобой. Я бы

сказал тебе: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь», но, ха-ха, ты уже довольно ясно дал понять, что ни хрена ты не знаешь. Все, можешь теперь говорить со своей матерью.

Я чуть не заплакал от благодарности. Сейчас мама подойдет к телефону! Она-то уж поймет мои чувства. Она оценит мой порыв и не станет ругать за то, что я действовал неосмотрительно. Мама все уладит.

Ты и вправду не знаешь, что будешь теперь делать?

О, все будет в порядке, мама. Не беспокойся. Я думаю, пусть все идет своим чередом и как-нибудь само собой образуется.

Не вдаваясь в нудные пошловатые объяснения, достаточно сказать, что большинство матерей (а мою в особенности) позиция типа «авось все образуется», мягко говоря, не устраивает. Матери любят, когда известен конкретный план действий и пункт назначения.

К счастью, единственное, что у меня было, – это как раз пункт назначения. Возможно, я не имел ни малейшего представления о том, чем буду заниматься, но зато уж точно знал, куда в ближайшее время направлюсь: в Чикаго, где живет моя любимая девушка Кэти.

По правде говоря, это было единственное, в чем я вообще был уверен. Я был по уши влюблен и обещал, даже гарантировал ей, что перееду в Чикаго, вот только в июне погощу в родительском доме (в сорока пяти минутах езды к северу от Нью-Йорка) и как следует отдохну.

У отца, увы, были на мой счет другие планы. На участке выросла трава по колено. К тому же нужно было покрасить столовую и убрать листья, оставшиеся с прошлой осени.

– А почему траву не может скосить Патрик? Я ведь делал это в свое время, – захныкал я, имея в виду своего брата-подростка.

Отец помотал головой:

– У него аллергия на траву.

– Аллергия на траву? Папа, да он же играет в футбол!

Тем летом мне не особенно везло в спорах, но в работе у меня, официально безработного, недостатка не было. Я по полной программе косил, красил, орудовал граблями… И все это вдобавок к ежедневной порции тычков от отца из-за того, что у меня нет цели в жизни и я, бесстыдник этакий, сижу на шее у родителей.

Папа не испытывал особой радости по поводу того, что его старший сын, детина двадцати пяти лет, дрыхнет после одиннадцати часов утра в окружении спортивных и рекламных плакатов (наследие моих школьных увлечений), до сих пор украшавших стены моей спальни. Из-за своего вялого поведения я явно не был достойным примером для подражания в глазах младшего брата и сестры, а отец хотел от меня именно этого. Каждое утро, прежде чем отправиться в душ, он приходил ко мне в комнату и расшатывал мою постель с такой силой, что пробудила бы, наверное, даже из комы. Через двадцать минут, собираясь уходить на работу, он с грохотом открывал мою дверь, включал свет и начинал утреннее «тонизирующее внушение».

– Эй, краса и гордость американской армии, как насчет того, чтобы заняться сегодня поисками работы? – начинал, бывало, он, не дожидаясь ответа. – Ты здесь уже три недели, а до сих пор не сходил ни на одно собеседование. Я слышал, «Макдоналдс» сейчас набирает людей: нескучно, хорошая компания и вдоволь еды. Хотя бы покоси этот черт-о-о-в газо-о-н! Хорош-о-о?

Отец двадцать пять лет назад уехал из Бронкса, но до сих пор говорил с сильным южным акцентом.

В завершение всего, направляясь к выходу, мой любящий отец срывал с меня одеяло. Затем он отбывал на работу и по пути, думается мне, срывал злость на всем, что движется. Свет в моей комнате он, разумеется, оставлял. За этот месяц я открыл в себе способности, о которых раньше и не догадывался: оказалось, я вполне могу спать, дрожа от холода и плотно зажмурив глаза, чтобы не мешал свет.

На этом, однако, мои мучения не заканчивались. Придя на работу, папа принимался названивать домой, зная, что телефон стоит достаточно близко, чтобы действовать мне на нервы, но все же слишком далеко, чтобы можно было ответить, не вылезая из кровати. В любом другом американском доме мне на помощь непременно пришел бы автоответчик. Но только не в доме семьи Рейди. Мои родители поддерживали репутацию людей, которым нет никакого дела до технического прогресса (например, кабельное телевидение, видеомагнитофон и игровая приставка у нас появились последними в квартале), так что таких новомодных штучек у нас не было. И наш скромный телефон с дисковым набором мог надрываться, сколько было угодно мировым силам зла.

Таким вот веселым утром и началась моя карьера торгового агента.

Стойко выдержав несколько побудок, я наконец встал и, шатаясь, проковылял в ванную. Стоило мне открыть воду, как телефон зазвонил снова. Довольный собой, я тут же бросился к аппарату. Еще не пробило двенадцать, а я уже поднялся: ну, думаю, сейчас обрадую папу. Телефон успел прозвонить раз восемь, прежде чем я снял трубку.

– Алло? – проскрипел я. Если судить по моему охрипшему голосу, можно было подумать, что я только что встал и что у меня похмелье после долгих ночных возлияний. Удивительное дело, но так оно и было.

– Ну что ж, а как вы смотрите на годовой оклад в сорок тысяч плюс премиальные, оплата представительских расходов, служебный автомобиль и ноутбук?

Сорок тысяч долларов? За последний год, служа в звании лейтенанта, я заработал 31 тысячу. От силы. Сорок тысяч казались огромными деньгами двадцатипятилетнему парню в семейных трусах, стоявшему почти у порога своей детской. Моего скучающего тона как не бывало.

– О, вы сказали продажа фармацевтических товаров? Простите, мне послышалось агротехнических, – я немного помедлил, тряхнув головой. Что я несу? – Да, Джон, фармацевтическая торговля меня очень даже интересует.

Рыбка была у него на крючке, и Драйер продолжил:

– Отлично! Компания называется Pfizer. Уверен, вы о ней слышали.

Вообще-то нет. Для парня, занимающегося поисками работы, я поразительно мало знал о деловом мире. Помимо IBM, Microsoft да еще Abbott Labs, я почти и не знал никаких фирм. О существовании корпорации Abbott я знал лишь потому, что они взял на работу одного моего кореша по универу, что было довольно странно, потому что этот парень вечно ходил в числе отстающих и несколько раз чуть не вылетел, а на права сдал всего за две недели до собеседования.

– Э-э, да, то есть, я хотел сказать, нет. Нет. Мне кажется, я о ней не слышал. По правде говоря, я не особенно разбираюсь в фармацевтической промышленности. Как это пишется: F-y-z…?

Если бы на этом наш разговор и закончился, Pfizer бы крупно повезло.

Человек на другом конце провода оказался не моим Отцом. Он сказал:

О господи, я решил, что никого нет дома. Автоответчик не сработал.

Да что вы говорите? Как странно, – я принял звонившего за одного из тех парней, что рекламируют товары по телефону, и даже не подумал умерить свой сарказм. – Могу я узнать, с кем имею честь?

Парень сконфуженно прочистил горло.

– О да, конечно. Извините, что не представился сразу. Меня зовут Джон Драйер, я из кадрового агентства Orion Recruiters. Мне бы хотелось поговорить с неким Джейми Рейди.

Я изобразил перед телефоном некое подобие выправки:

– Это я.

Перед отъездом в Японию я направил свое резюме в фирму Orion Recruiters, специализирующуюся на трудоустройстве младших офицеров.

– Замечательно! Видите ли, мы получили ваше резюме, и, должен сказать, оно произвело на нас впечатление. Позвольте узнать: как вы смотрите на торговлю фармацевтическими товарами?

Хотя я еще не определился относительно своих планов на будущее, однако точно знал, что занятие торговлей в них явно не входит. Не хочу сказать, что я имел что-то против торговых агентов, просто я считал их всех скользкими низкорослыми типами, которые вечно пытаются впарить какую-нибудь дрянь, которая тебе на фиг не нужна,

– Вообще-то я об этом не думал, – без энтузиазма ответил я. Но господина Драйера это не испугало.

Нет, нет. Пишется: P-f-i-z-e-r. Поверьте, Pfizer – одна из лучших компаний в стране, и это большая честь, что они пригласили вас на собеседование.

О, Джон, конечно, это для меня большая честь. Я польщен.

Я был настолько польщен, что некоторое время даже не слышал, что он говорил, а только повторял, молча шевеля губами: «Сорок тысяч долларов, сорок тысяч долларов!» Мне было не совсем понятно, с какой радости такая выдающаяся компания вдруг решила пригласить на работу парня, который в школе чуть не завалил химию и к тому же не имел опыта работы в сфере продаж. Но эти мысли я предпочел оставить при себе.

Тогда договорились, Джейми. Пакет информационных материалов о компании Pfizer я сегодня же вышлю вам по почте. Вы сможете в следующую пятницу приехать в Чикаго к восьми утра на собеседование?

Э-э, минуточку. Надо свериться с ежедневником.

Положив трубку, я заглянул в свой «ежедневник», подозрительно похожий на спортивный раздел газеты New York Post. Я пошелестел страницами, чтобы казалось, будто я листаю записную книжку.

В следующую пятницу? Ага, думаю, меня это устраивает.

Превосходно. У меня предчувствие, что у вас все получится, Джейми. Если что, звоните.

Он уже произносил прощальные реплики, как вдруг у меня в памяти всплыло лицо Кэти.

– Постойте, Джон! Вот еще что. Помню, когда я заполнял вашу анкету, то в разделе «Предпочтительное место работы» написал «Чикаго». Это и есть работа

в Чикаго, так? Потому что, видите ли, это единственный город, где я хочу жить.

Он, нимало не сомневаясь, ответил:

– Конечно, Джейми, у них масса вакансий в Чикаго. Вам нужно только сразить их на собеседовании, и все будет тип-топ.

Я с облегчением повесил трубку и тут же набрал номер отца.

– Рейди.

Он всегда представлялся так, будто работал агентом ФБР, а не финансовым консультантом.

– Здорово, отец. Послушай, что ты знаешь о компании Pfizer? – спросил я его, не будучи даже уверен, что правильно произношу название фирмы.

Он с минуту промолчал, прежде чем ответить.

Соглашайся на эту работу! Соглашайся! – загорячился он, колотя кулаком по столу, и я подумал, что от волнения у него, наверное, начались боли в груди.

Папа, успокойся, мы только договорились о собе-седо…

Соглашайся! Это прекрасная компания. Лучшая! В этом году мы присвоили их акциям высший рейтинг в отрасли. Послушай, Джейми, ты идиот, если не устроишься на эту работу.

Ну вот, опять он обзывает меня идиотом! Я, между прочим, выпускник университета Нотр-Дам, к тому же, ношу звание офицера вооруженных сил Соединенных Штатов. А старик ведет себя так, будто я отучился на диплом низшей ступени в каком-нибудь задрипанном ПТУ западного Техаса и последние три года работаю на мойке автомобилей. Когда отец в первый раз назвал меня идиотом, я пропустил это мимо ушей. Но на этот раз я ему поверил. По правде говоря, я уже и сам начинал нервничать, что у меня до сих пор нет работы. И я сдался.

К счастью, таким бесхарактерным людям, как я, везет. На выходных, за неделю до собеседования, я был на свадьбе у друзей, и один приятель рассказал мне, что его однокашник работает в компании Pfizer.

– Ты должен ему позвонить, – решил Майкл.

Тут же выбросив это из головы как обычный пьяный бред, я кивнул и заказал нам еще по рюмочке. Однако Майкл не шутил: на следующий день он позвонил мне и сказал номер своего кореша.

– Знаешь, торговые агенты заколачивают неплохие бабки, – сказал Майкл. – Можно срубить сотню кусков.

Внезапно я весь обратился в слух.

– Он ждет твоего звонка. Чтобы показать класс на собеседовании, нужно знать кучу всякой медицинской фигни, так что пусть этот паренек тебя поднатаскает. Ты сам-то как-нибудь готовишься?

Хорошая шутка.

– Да, ты обязательно должен ему позвонить.

Я позвонил. Ничего не скажешь, помог он мне и вправду капитально.

Тут все дело в рецах, – сказал он невозмутимо. По моему молчанию он догадался, что я в некотором замешательстве.

Рецы. Рецепты. В этом суть всей работы: убедить врачей выписывать рецепты на лекарства нашей, а не конкурирующей фирмы.

Я закивал, корябая в блокноте: рецы!

Потом он стал рассказывать о страховых компаниях, бесплатных лекарственных образцах, служебных автомобилях, медсестрах, режиме работы и т. д. Он подсказал, какие вопросы мне могут задать на собеседовании. Точное попадание: в пятницу меня и вправду спросили: «Не могли бы вы сказать, чего вы долго и мучительно старались достичь, но в итоге все же потерпели неудачу?»

Но, главное, он научил меня дожимать клиента.

Что значит «дожимать»? – спросил я. В голове у меня промелькнула мысль о питчерах вроде Дэнниса Эккерсли, отлично умевших дожимать команду противника. Я услышал, как он издал разочарованный вздох.

Дожать клиента – значит навязать сделку, то есть загнать врача в угол и выбить из него обещание выписывать своим пациентам именно наше лекарство.

Я был крайне озадачен:

– Как же я смогу показать на собеседовании, что способен дожимать клиентов, если в жизни ничем не торговал?

И тогда он дал мне в буквальном смысле золотой совет. Благодаря этой фишке мне, а также некоторым моим знакомым, с которыми я поделился своим секретом, удалось заработать кучу денег.

– Все просто: нужно только заставить собеседника поверить в тебя, убедить его, что у тебя есть для этого все данные.

Он многозначительно помолчал. Потом заговорил снова.

– В конце собеседования тебя спросят: «Ну что, Джей-ми, есть ли у тебя какие-нибудь вопросы?» Ты, как водится, выдашь им стандартный вариант: «Сколько будет

продолжаться обучение? Каковы перспективы карьерного роста? Будут ли мне выдавать в качестве поощрения опционы на акции?» Когда интервьюер тебе ответит, тут-то ты его и возьмешь тепленьким.

Я записал три вопроса, которые, по мнению моего собеседника, были мне и без того прекрасно известны (на самом деле они никогда не приходили мне в голову). Но как это – возьмешь тепленьким?

– Подвинешься на краешек стула, посмотришь ему прямо в глаза и скажешь: «Господин Как-вас-там Интервьюер, я знаю, что я тот, кто вам нужен. Я знаю, что продажи у меня пойдут на ура и я отлично справлюсь с работой. Хотелось бы знать: разве хоть что-нибудь – хоть что-нибудь – мешает вам нанять меня прямо сейчас?»

Это звучало, пожалуй, нагловато даже для такого самовлюбленного типа, как я. Так я и сказал своему инструктору.

– Так в этом-то и вся соль! – ответил он мне. – Торговый представитель должен считать, что он лучше всех. Постарайся, чтобы до интервьюера дошло, что ты и есть такой парень. Иначе пиши пропало. Даже если все собеседование пройдет паршиво, в конце ты все-таки должен дожать интервьюера. Видишь ли, наша работа в значительной степени состоит из умения навязать сделку. Ты спрашиваешь врача: «Док, вы будете выписывать своим пациентам наш препарат для лечения бронхита?» Если он согласится, что ж, отлично. Если откажется, это тоже нормально, потому что тут-то и начинаются настоящие продажи.

Когда я повесил трубку, голова у меня шла кругом. Собеседование состоялось в восемь часов утра в пятницу. Стоял конец июня. Я явился в назначенную гостиницу в 7:45 в синем костюме, белой рубашке, красном галстуке и полуботинках. Я моментально заметил еще десять коротко остриженных парней, которые были одеты в точности, как ваш покорный слуга. Тогда у меня создалось впечатление, что в Pfizer любят военных. Впоследствии оно подтвердилось. В связи с открытием нового направления «педиатрические препараты» Pfizer нужно было нанять 150 новых коммерческих агентов до начала августа.

Я заполнил стандартные анкеты, и меня препроводили в номер, где меня ждал директор местной кадровой службы Брендон Такой-то. Он оказался подозрительно похож на Ника Тортелли, бывшего мужа Карлы из сериала «Ваше здоровье».[1]1
  Телесериал «Ваше здоровье»  – комедия ситуаций телекомпании NBC, действие которой происходит в бостонском баре. Шла с 1982 по 1993 гг. Ник Тортелли – весьма потешный персонаж, гнусный, аморальный тип. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть] Его так и распирало от сознания собственной значимости: я, мол, бог кадровой службы. Сделав торопливый жест рукой, он дал мне понять, что каждая минута его драгоценного времени на вес золота. По всей видимости, в такую рань ему уже успели испортить настроение, и он поздоровался со мной довольно резко.

– Итак, вы бы хотели работать где-нибудь на Среднем Западе, я прав? – отчеканил он.

– Что, простите?

Его снисходительный взгляд выражал нелестное мнение о моем умственном развитии. Что это они все, сговорились что ли? Решительно все мужчины средних лет последнее время принимают меня за тупицу!

Вздох.

– Я сказал: Средний Запад. Вы хотите работать где-нибудь на Среднем Западе, верно?