Текст книги "Холст (ЛП)"
Автор книги: Джейкоб Ченс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 9
Джош
Звук машинок для татуировки постоянно сопровождает меня эти дни. «Холст» был открыт две недели назад, и бизнес шел замечательно. Мы уже полностью забили свое расписание на шесть недель вперед, и я подумываю нанять еще одного татуировщика, чтобы удовлетворить спрос.
Когда я помогал разрабатывать дизайн салона, то знал, что для каждого татуировщика хочу отдельный кабинет, где он будет набивать татуировки. Более персонифицированный подход для клиентов, ведь они хотят пристального внимания. Не только для создания самой татуировки, но еще и для разговора. Люди часто рассказывают странные вещи, а иногда и печальные истории, объясняя смысл татуировки, которую им набивают. В любом случае, это личное дело каждого, и каждый клиент заслуживает конфиденциальности.
В салоне шесть кабинетов, в одной из них клиентам делают пирсинг. Нам нужен дополнительный персонал, но пока работаем только мы с Шоном.
– Джош, твой следующий клиент здесь, – объявляет Татум с улыбкой, просунув голову в дверной проем.
– Спасибо. Отправь его сюда, пожалуйста.
Она поднимает большие пальцы вверх, а затем исчезает. Я заканчиваю подготовку, сажусь на стул и жду.
– Не может быть, черт побери, – кричу я, вскакивая на ноги, чтобы обнять моего старшего брата, Джеймсона или Джема, как я его называю.
Он сжимает меня в руках размером со стволы деревьев, и сильно ударяет по спине, прежде чем поднять над полом. Его руки так сильно сжимают, что кажется, он сломает мне спину. Наконец ставит меня на пол с ухмылкой.
– Черт, чувак. Ты не такой легкий, как раньше. Ты явно занимался.
– Проклятье, Джем. Кажется, ты сломал мне спину.
– Не будь такой киской. Я едва тебя сжал, – он усмехается и смотрит на меня. – Ты отлично выглядишь, брат. Я рад, что ты теперь не выглядишь, как скейтбордист.
Я смеюсь.
– Отвали. Я никогда не был похож на скейтбордиста.
– Теперь это не имеет значения. Посмотри на себя, – он держит меня на расстоянии вытянутой руки. – Ты – чертов мужик. Я так тобой горжусь. Я не был таким эмоциональным с тех пор, как Гарри «Рыжий» Уинстон умер в «Сынах Анархии».
– Чувак, даже не упоминай. Я не могу делать татуировку со слезами на глазах.
Он смеется и пожимает плечами, снимает кожаный жилет, на котором изображен символ «Ублюдков», вешает его на спинку стула и садится.
– Зачем ты здесь? У тебя есть с собой рисунок, или хочешь, чтобы я набросал что-нибудь для тебя? – взглянув на его руки, я замечаю, что там нет места для новых татуировок. – Куда мы ее набьем? – спрашиваю я, подняв бровь.
Он стягивает через голову белую майку и поглаживает область над сердцем.
– Прямо здесь.
– Ладно, и что набить?
Он мгновение смотрит на меня, его глаза наполняются беспокойством, затем закусывает нижнюю губу.
– Лицо мамы. Я хочу, чтобы ты вытатуировал маму, как ты ее помнишь. Я уверен, что у тебя более четкое представление о ней, чем у меня. Твои глаза никогда не пропускают ни одной детали. Ты бы стал великолепным копом. На самом деле, чтоб его! Но нам в семье не нужны «свиньи». Ты был бы отличным активом для клуба.
– Бро, пожалуйста, скажи, что ты здесь не для того, чтобы попытаться заманить меня в клубную жизнь под видом создания татуировки. Это никогда не случится, черт подери, – разочарованный, я ерошу свои волосы. – Ну?
– Нет, я здесь не потому. Возможно, я и мудак, но не с членами моей семьи. Я действительно здесь, чтобы набить татуировку мамы. Хотел с тех пор, как мама скончалась, но я знал, что ни один татуировщик никогда не сможет набить как нужно... до сих пор. Я уверен, что ты превзойдешь мои ожидания.
Стоя скрестив руки на груди, я изучаю его лицо. Он выглядит искренним, и я надеюсь на это, ради него самого. Кровь – не водица, а семья – это навсегда. Настоящая семья, а не байкерская банда, к которой принадлежат они с отцом. Их так называемые «братья» заработали этот титул, присоединившись к банде. И нужно намного больше этого, чтобы я посчитал кого-то своей семьей. Для меня преданность зарабатывается временем. Я не последую слепо за кем-либо и никогда не планирую этого делать.
– Дай мне двадцать минут, чтобы ее нарисовать. Я хочу убедиться, что тебе понравится.
– Джош, не беспокойся. Просто набей мне татуировку.
– Ты хочешь, чтобы я просто набил портрет мамы на твоей груди?
– Да, именно этого я и хочу. Если она будет дерьмовой, просто вытатуируешь мне что-нибудь поверх нее.
Я улыбаюсь.
– Спасибо за вотум доверия.
– Позволяя тебе сразу набить татуировку на моей коже, показываю достаточно веры в твой талант.
– Мы делаем ее в цвете? Черную или серую? – спрашиваю я, уже зная, что предпочту.
– Я думал о черном и сером цветах. Как думаешь?
– Согласен. Я надеялся, что именно это ты и предпочтешь, – направляюсь к гранитной столешнице, надеваю перчатки и выставляю все, что мне нужно. – Располагайся поудобней, – жестом указываю на кресло. – Ты будешь сидеть неподвижно в течение некоторого времени.
Он садится и откидывается назад.
– Это похоже на посещение дантиста, – говорит он, ударяя ладонями о подлокотники кресла.
– Игла намного меньше и менее болезненно, – я поворачиваюсь к нему с одноразовой бритвой в руке. – Извини чувак. Я должен побрить твою волосатую грудь.
– Да, хорошая шутка. Сбрей все три мои волоска.
– Нет, здесь четыре.
Я заканчиваю все приготовления, и когда сажусь, чувствую тошноту. Не пойму, то ли от того что нервничаю из-за татуировки Джема, то ли потому, что это будет мучительным процессом. Нелегко будет смотреть, как на коже понемногу появляется красивое лицо мамы. Мы с ней были очень близки. Ее смерть десять лет назад от болезни Либмана перевернула мой мир вверх ногами несколько раз. Отец практически исчез из нашего дома, еще больше погружаясь в клубную жизнь, и Джем последовал за ним. Мама была якорем, удерживающим его от тусовки с членами «Ублюдков» двадцать четыре часа семь дней в неделю. Когда она ушла, мы с Оуэном чувствовали себя так, словно потеряли не маму, но и отца со старшим братом, которого мы оба уважали. Вмешалась бабушка со стороны мамы, и именно она стала взрослым в нашей жизни, но это было уже не то. Никто не мог заменить нашу маму, даже близко.
Сидя на табуретке с машинкой для татуировок в руке, я придвигаю к себе стул на колесах.
– Готов? Когда я начну, то передумывать уже будет поздно.
– Начинай, мужик.
Остановившись на мгновение, представляю себе улыбающееся лицо мамы, а затем я начинаю покрывать чернилами кожу.
Я придерживаюсь мягких изогнутых линий, когда прорисовываю поворот ее щеки и изгиб челюсти до кончика тонкого подбородка. Я продолжаю прорисовывать, пока не завершаю основной контур.
Теперь пришло время сосредоточиться на ее индивидуальных особенностях: на тонкой прямой линии носа, на миндалевидной форме глаз, которые искрились как драгоценные изумруды, и на мягких полных губах, которые обычно сцеловывали всю нашу боль. Я мог бы использовать один из ее поцелуев, чтобы вылечить свое разбитое сердце.
Держу пари, что она придумала бы способ, как облегчить то, что я переживаю. По крайней мере, дала бы мне полезные советы. Теперь мне некому доверять.
Наверное, я мог бы рассказать Дженни, но у нее и так достаточно переживаний связанных с беременностью. Уверен, она не захочет слышать, что я люблю ее лучшую подругу, или что у нас был горячий секс, и она ушла от меня. Это не один из тех моментов, которыми я горжусь, чтобы еще и поделиться им другими.
– Как дела, брат? Нужен перерыв? – спрашиваю я, не отрывая глаз от тени, над которой работаю. Для большинства людей это самая болезненная часть.
– Нет, продолжай. Не хочу останавливаться, если только тебе не нужно. Не могу дождаться, когда увижу готовую татуировку.
– Думаю, ты захочешь либо меня обнять, либо ударить.
– Чувак, не переживай. Я не беспокоюсь. Уверен, ты сделаешь замечательную работу. Это то – кто ты есть.
– И что это должно означать?
– Ты – тот человек, который все делает на сто процентов. А еще, ты преуспеваешь во всем, за что бы ни брался.
Мня раздражают его слова, хотя и являются комплиментом.
– Не будь слишком в этом уверен, чувак, – говорю я, и мои мысли автоматически устремляются к Эль. Я не преуспел в том, что касается ее. Если бы это было не так, то мы бы были сейчас вместе. А сейчас мы даже не видимся друг с другом. – Да, я вкладываю всего себя в то, что делаю, но это не значит, что меня окружают радуги и единороги. Есть много вещей, которые не сложились так, как я надеялся, но не позволяю себе зацикливаться на них.
До Эль. Она – единственная неудача, после которой я не могу двигаться дальше. Возможно, никогда не смогу.
– Радуги и единороги, чувак? – он поднимает бровь.
– Это такое выражение. Не я его придумал.
– Да ну, ни один чувак не должен его произносить. Не делай этого снова, – предупреждает он голосом в стиле: «старший брат знает лучше». Он использовал этот тон каждый раз, когда хотел меня чему-то научить. Я слышал его много раз.
– Моя мужественность в безопасности. Мне не нужно вести себя как пещерный человек, чтобы доказать что-либо другим.
– Напомню тебе, когда твою задницу надерут за то, что ты сказал такое глупое дерьмо, – он ухмыляется.
– В черту это. Мне не надерут задницу, и даже если это когда-нибудь случайно произойдет, то противник не уйдет на своих ногах.
– Это правда, брат. Тебе нужно причинить ему достаточно боли, чтобы он никогда не забывал об этом.
– Не знаю, как ты это делаешь, Джем, – говорю я, качая головой.
– Что делаю?
– Живешь с угрозой, что в любое время что-то пойдет не так. Разве ты не устаешь всегда быть начеку?
– Не знаю. Думаю, что буду таким, несмотря ни на что. Дерьмо может случиться с кем угодно в любое время. Не обязательно быть частью бандитской байкерской группировки, чтобы трагедия нанесла свой удар.
Я думаю о его словах. Он прав. Судьба – забавная вещь. Никогда не знаешь, куда она может тебя привести, и каким будет исход. Самая обычная вещь может навсегда повлиять на твою жизнь.
Мои мысли унеслись в ночь более пяти летней давности, на что я наткнулся, когда бродил по городу. В то время я не понимал, как сильно меня затронуло произошедшее, но сейчас хорошо это знаю.
– Да, думаю, ты прав. Плохое дерьмо происходит без причины.
– Конечно, я прав. Я – твой старший брат.
– Знаешь, я могу быть младшим братом, но думаю, что смогу обучить тебя изящному искусству быть скромным. Высокомерие через некоторое время устаревает, но люди никогда не устают от скромности.
– Не знаю, я уже устал от тебя, – смеется он.
Я улыбаюсь.
– Тебе есть о чем подумать, брат. Ты не обязан все время быть тщеславным. Наступит время, когда ты скажешь «прыгай», а окружающие не спросят: «как высоко», потому что они, наконец, устанут от твоего дерьма.
– Я поверю, когда это произойдет. Они все хотят кусочек меня, и не думаю, что когда-нибудь это прекратится.
– Знаменитые «последние слова», – бормочу я.
Он смеется.
– Не ревнуй, Джоши. Дамочки могли бы бегать за тобой, если бы ты отказался от своего бойскаутского поведения, – его слова жалят больше, чем должны (побочный эффект, оставшийся после Эль). Она думала, что я – бойскаут. Думаю, сейчас она понимает, что ее восприятие меня было неправильным.
– Мне не нужно, чтобы они бегали за мной, – только одна, и она не хочет иметь со мной ничего общего.
Через тридцать минут я завершаю портрет матери. Мое сердце сжимается, когда на меня смотрит ее заботливое лицо. Это сюрреалистическое зрелище на груди моего брата. Вытирая его кожу влажным полотенцем, я смываю лишние чернила и долго смотрю на конечный результат. Я очень доволен тем, как она получилась. Надеюсь, Джем согласится.
– Пойди, посмотри, – киваю на зеркало в полный рост на стене комнаты.
Он взволнованный вскакивает на ноги. Я наблюдаю за его реакцией в зеркале. Он пристально смотрит на татуировку с серьезным выражением лица. Я не могу понять, о чем он думает. Затаив дыхание жду, когда он что-то скажет. Улыбка вспыхивает на его лице, и я с облегчением выдыхаю.
– Джоши, ты – чертов гений. Я ее обожаю. Не могу поверить, что ты сделал ее без эскиза. Она даже лучше, чем я ожидал.
– Рад, что тебе нравится. Возвращайся сюда, нужно закончить, – я указываю на кресло. Как только он садится, я дезинфицирую кожу, смазываю татуировку мазью с витаминами А и D, наклеиваю стерильную марлю. – Уверен, что ты уже знаешь процедуру, но повторю: эта повязка должна покрывать татуировку не более трех часов. Когда ты ее снимешь, промой кожу теплой водой и небольшим количеством антибактериального мыла. Сначала вымой руки, чтобы не загрязнить эту область.
– Чувак, хватит. Я делал это несколько раз, – шутит он, указывая на обе руки.
– Да-да. Ты – эксперт. Опять же, разве ты – специалист во всем? – я ударяю его в грудь.
– Ты это знаешь, маленький бро. Я – старший брат, прокладывающий тебе путь через эту жизнь.
Я смеюсь.
– Прокладывающий путь к тупику.
– Эй, пошел на хер. Я понял. Ты не хочешь быть частью клуба, но это не значит, что тебе нужно поливать его дерьмом. Деньги клуба пошли на это место, не так ли? – он смотрит вокруг.
Я хмурюсь и качаю головой.
– Нет, это не так. Я сказал папе, что не хочу, чтобы клубные деньги проходили через это место.
– Джош, не будь наивным. Ты действительно думаешь, что папины деньги не имеют отношения к клубу тем или иным образом? Это невозможно.
– Мы с папой говорили об этом, Джем. Он дал мне слово. Ты говоришь, что слово нашего отца ничего не значит?
Он провел рукой по покрытой щетиной челюсти.
– Нет, я этого не говорю. Хотя, не думаю об этом, как о черном и белом, как думаешь ты. У отца хорошие намерения, но это не значит, что все не может измениться. Держи глаза широко раскрытыми, Джоши.
Я киваю, в животе узлы. Я должен верить, что отец не намерен действовать за моей спиной. Я не буду думать о нем самого худшего, пока у меня не будет твердых доказательств.
Глава 10
Джош
Торжественное открытие тату салона было месяц назад, и мы трое погрязли в приятной рутине. Шон – ценный и трудолюбивый сотрудник. Его татуировки говорят сами за себя, талант широко признан, и не имеет себе равного. Нанять его в салон – отличное бизнес-решение. Люди приезжают со всех шести близлежащих штатов, чтобы сделать тату у Шона, а женщины практически бросаются на него. Они не могут насытиться его внешностью плохого парня с большим количеством татуировок. Они попадают под его сочные флюиды, а он использует их для безумного флирта.
Мы с Татум находим поведение женщин чрезвычайно занимательным. Она придумала игру, в которой мы с ней делаем ставки, предполагая, как будет вести себя женщина рядом с ним: «облизывательница губ», «любительница наматывать волосы на палец», «любительница прикасаться» или, если она действительно смелая и прижмется к нему своими сиськами – «любительница прижиматься сиськами». Победитель должен купить проигравшему шот виски.
Должен признать, Татум гораздо лучше угадывает, чем я. Я никогда не умел предсказывать, что сделает женщина. Думаю, что моя собственная история отношений доказывает это лучше всего.
– Хорошо, Джош. Как думаешь, какой будет эта? – задает вопрос Татум, толкая меня локтем, чтобы привлечь внимание. Подняв взгляд с телефона, я наблюдаю, как Шон со своей клиенткой подходит к стойке регистрации.
– Номер один, – говорю я, имея в виду «облизывательницу губ». – А ты что думаешь?
Татум задумчиво сжимает губы.
– Хм, – она стучит своими черными ногтями по деревянной столешнице и сужает глаза.
– Я думаю, что она – твердая четверка.
– Думаешь? – я осматриваю фигуристую блондинку. Она не похожа на «любительницу прижиматься сиськами». – Думаю, ты ошибаешься.
Она качает головой, потом с жалостью смотрит на меня.
– О, Джош. Когда ты научишься?
– Татум, ты можешь поговорить с Келли, пожалуйста? Она хотела бы назначить еще одну встречу, – говорит Шон.
Конечно, она бы хотела. У Шона отличное качество: его клиенты женщины, всегда возвращаются.
– Конечно, как насчет четвертого сентября в два часа, это вам подходит? – спрашивает Татум самым профессиональным голосом.
Я проверяю свой телефон и усмехаюсь, но поднимаю глаза, когда Татум ударяет меня ногой. Как раз вовремя, чтобы мог увидеть, что Келли прижимает свои сиськи к руке Шона, когда он тянет руку над столешницей, беря лист с инструкциями по уходу.
Татум протягивает свой кулак, ударяет о мой, а потом разжимает пальцы, издавая звук взрыва, словно я разбился и сгорел. Сукин сын.
***
– Как дела? – я наклоняюсь и спрашиваю Либерти.
Мы у Тито. В это место мы приходим после окончания рабочего дня. И чаще всего друзья Татум присоединяются к нам. Они классные и с ними легко общаться.
Мы с Либерти много общаемся, становимся все ближе, как друзья, но она хочет большего. Даже я не могу пропустить те сигналы, которые она мне посылает, но не готов к чему-то большему. Многое лежит на кону в связи с открытием студии, а первые шесть месяцев имеют решающее значение. Если я облажаюсь – второго шанса не будет. Сейчас самое главное – сделать так, чтобы «Холст» преуспел.
– Как обычно: учеба и работа, – она пожимает плечами, избегая моего взгляда. Она водит пальцем по конденсату на своем стакане. Я вижу, что ее что-то беспокоит.
– Что сегодня с тобой не так? О чем думаешь?
Она плотно сжимает губы и не отвечает, подтверждая мои подозрения.
– Либерти, выкладывай, – подталкиваю я.
– Почему ты не приглашаешь меня на свидание? – ее голубые глаза пронзают мои. – Со мной что-то не так?
Я улыбаюсь.
– Нет, с тобой все в порядке. Это все из-за меня. Я люблю кое-кого другого.
– Где она тогда? – спрашивает она, нахмурившись.
– Мы не вместе, – я прикладываю край бутылки пива к губам и глотаю прохладную жидкость.
– Это та брюнетка, с которой ты разговаривал на открытии студии?
У меня в голове сразу же возникает образ Эль. Я так ясно ее вижу, от черных шорт на ее длинных ногах до розового блеска на губах, который мне хотелось слизать.
– Да, – мне не нужно описывать ее Либерти. Я уверен, что она могла понять по моему лицу, какая Эль особенная.
Я лишь надеюсь, что Эль не смогла этого увидеть.
– Почему ты не с ней?
– Это длинная история, о которой я не хочу говорить, – мой тон резкий. Я делаю большой глоток пива и задумываюсь над тем, что в этот момент делает Эль.
Она сейчас с кем-то другим?
У нее есть парень?
Блядь.
К черту это. Я потираю грудь в том месте, где обитает вызванная ею постоянная глубокая боль. Хотя, это хорошая боль – напоминание о том, что мы разделили; бесконечный дискомфорт, составляющий мне компанию во время одиноких ночей. Мы можем не стать чем-то большим, но у меня останутся воспоминания.
Молча поднявшись на ноги, я направляюсь в бар. Пиво сегодня не вставляет. Эль вновь проникла в мой мозг, и мне нужно что-то мощнее, чтобы заставить ее уйти.
***
Застонав от боли в голове, я натягиваю одеяло на лицо и неглубоко дышу.
– Ты в порядке? – голос Либерти неожиданно прорезает тишину утра.
Шокированный и удивленный, откидываю одеяло. Солнечный свет, проникающий через окна, вызывает пронзительную боль. Закрывая глаза, я снова накрываюсь одеялом.
– Что ты здесь делаешь? – говорю сквозь зубы, аккуратно потирая ладонью лоб. Все болит.
– Прошлой ночью ты пригласил меня к себе домой, – отвечает Либерти.
Блядь. Это нехорошо. Посмотрев вниз, я понимаю, что на мне только боксеры, а еще у меня нет воспоминаний о прошлой ночи. Последнее, что я помню – это мысль об Эль, а затем я выпиваю шот.
Еще раз сбрасываю одеяло с лица, и осматриваю Либерти, лежащую рядом со мной. Ее голубые глаза, ясные в утреннем свете, смотрят прямо на меня, руки сложены под правой щекой, как у невинного ребенка. Опускаю глаза, и с удивлением обнаруживаю, что ее груди в розовом кружевном бюстгальтере выставлены на показ. Отведя взгляд в сторону, я закусываю нижнюю губу. Какого черта мы делали прошлой ночью? Почему я не могу вспомнить? Раньше никогда так много не пил, и меня никогда не было провалов в памяти.
Усаживаясь, я кривлюсь от резкой боли, вонзающейся в мои виски.
– Прошлой ночью мы сделали что-нибудь, о чем я должен знать?
– Что ты имеешь в виду? Мы много чего делали, – отвечает она. Ее уклончивый ответ такой же расплывчатый, как и выражение лица.
Сделав глубокий вдох, я провожу руками по лицу.
– У нас был секс или что-то близкое к нему? – я изучаю ее реакцию на мой вопрос.
Она качает головой.
– Нет, мы даже не целовались. Ты сказал, что устал спать один, и попросил меня прийти сюда с тобой.
– Ты уверена? Ты в нижнем белье, и я тоже.
– Да, я уверена. Когда мы займемся сексом, хочу, чтобы ты об этом помнил, и я определенно не стала бы спать с тобой, после того как ты в баре два часа рассказывал об Эль.
– Блядь. Извини, Либерти, – я с отвращением качаю головой. – Прошлая ночь – размытое пятно.
Свесив ноги с края кровати, я поднимаюсь и осторожно пробираюсь в ванную. Закрывшись внутри, я подхожу к раковине. Взглянув на свое отражение в зеркале, замечаю налитые кровью глаза и торчащие в разные стороны волосы. Включив холодную воду, я складываю вместе руки, набираю воду и брызжу ею на свое лицо. Мне нужно просыпаться, черт подери. У меня голова как будто в тумане. Став под душ, включаю воду, меня пронзает холод, а затем вода быстро нагревается. Намылив себя, я вдыхаю бодрящий аромат. Сочетание обжигающе горячей воды и свежего запаха помогает прочистить голову.
К тому времени, как выхожу из душа с полотенцем, обмотанным вокруг бедер, почти чувствую себя самим собой.
Возвращаюсь в спальню. Никаких признаков Либерти, не удивлюсь, если она ушла. Мое поведение прошлой ночью было несправедливо по отношению к ней. Она не должна думать, что когда-нибудь станет заменой Эль, и, если быть честным, никто не может ей стать.
Одев боксеры, беру из шкафа чистую пару джинсов и натягиваю их. За любимой футболкой «Genesis», я направляюсь в прачечную, она в сушилке. Слышу, как Либерти разговаривает на кухне. Она по телефону или кто-то пришел?
Огибаю угол, прохожу в комнату и обнаруживаю Дженни, сидящую за кухонным островком с бутылкой воды. Либерти сидит рядом с ней.
Я улыбаюсь и направляюсь в сторону Дженни.
– Эй, чем обязан этому сюрпризу?
Она медленно поднимается с места, ее спина изгибается под тяжестью огромного живота.
– Сегодня утром мы собирались позавтракать вместе. Не говори мне, что ты забыл, – она с разочарованием сжимает губы.
Я притягиваю ее в объятия и целую в макушку.
– Извини, я забыл. Я только надену рубашку, и мы сможем пойти.
Ее руки сжимаются на моей спине.
– Я скучала по тебе, но понимаю, насколько ты занят с «Холстом». Извини, что мы с Кайлом не пришли на торжественное открытие.
– Я не хотел, чтобы ты приходила. Ой, прости, позволь перефразировать мои слова. Если бы ты не была беременна, я бы взбесился, если бы тебя не было рядом. Но очередь была очень длинной, и был жаркий, душный день. Я рад, что Кайл заставил тебя остаться дома, – я делаю шаг назад, глядя на нее. Она выглядит красивой и счастливой.
– Почему ты так уверен, что это он меня заставил? – она с пыхтением опускается на стул.
Я поднимаю бровь, глядя на нее, затем поворачиваюсь и сделаю несколько шагов назад в коридор.
– Ты действительно спрашиваешь меня об этом? Я знаю тебя лучше, чем ты сама, – я повышаю голос, чтобы она могла слышать.
– Верно подмечено, – я слышу ее ответ, когда копаюсь в одежде в сушилке. Найдя черную футболку, я разглаживаю складки и держу ее перед собой – неплохо для одежды, которой тридцать лет. Это еще одна футболка, которую купила мне Дженни. Она лучше всех знает о моей одержимости музыкой восьмидесятых и футболками с изображением этих групп. Одев футболку, я ищу носки и захлопываю сушилку.
– Ты знаешь, у тебя будет девочка или мальчик? – спрашивает Либерти, когда я надеваю носки, балансируя то на одной, то на другой ноге.
– Нет, мы хотим, чтобы это было сюрпризом. Сначала я хотела знать, но мой муж Кайл – нет. И если бы узнала, то не смогла бы удержать это в секрете от него, – она улыбается, уставившись на живот, а ее рука движется по нему вверх-вниз. – Я не могу долго хранить секреты.
– Вы больше хотите, чтобы родилась девочка или мальчик?
– Мы только хотим, чтобы ребенок был здоров. Но, скажу честно, муж будет в восторге, если родится дочь. Хотя, она, вероятно, будет его ненавидеть в подростковом возрасте.
– Думаю, так будет в любом случае, не важно, сын родится или дочь, если отец – детектив, – напоминаю я, возвращаясь на кухню, и опираясь на гранитную столешницу островка.
Дженни фыркает.
– О, да! Кайл будет проверять подноготную всех подружек или парней нашего ребенка.
Я смеюсь. Трудно поверить, что они женаты и скоро у них будет первенец. Моя жизнь движется совсем в другом направлении. Я начал заниматься татуировками, когда еще учился в колледже. После окончания, продолжал развиваться как татуировщик, но работая и над созданием репутации художника. Теперь большую часть моего времени занимает «Холст». Сейчас отношения, не являются для меня приоритетом.
Странно анализировать то, как сильно изменилась жизнь Дженни за последние два года, с тех пор, как мы расстались как пара. Она в мгновение ока перестала быть студенткой, теперь она – жена, а скоро будет и матерью.
– Я бы поставил на кон любую сумму, что он искал на меня компромат, когда вы двое начали встречаться, – говорю я.
Она убирает волосы за ухо. Это присущее ей движение, когда нервничает или если ей неудобно.
– Да, глядя на тебя, могу сказать, что так и было.
– Проклятье. Ты слишком хорошо меня знаешь.
– Он не хотел быть агрессивным, но хотел убедиться, что ты не будешь психованным бывшим.
– Подождите, – прерывает Либерти, – вы двое встречались?
– Да, год. Лучший год жизни Дженни, – шучу я, подмигивая ей.
Она кивает.
– Это был отличный год, пока Джош не разбил мне сердце.
– Это ты выбила меня из колеи. Обрушилась на меня, говоря, что уходишь.
На ее лице появляется стыд.
– Извини за то, как все произошло.
Я кладу руку поверх ее руки.
– В самом деле? Разве мы не оставили это в прошлом?
Она улыбается.
– Ты прав. Мы это пережили и сейчас в лучшем месте. Мы – лучшие друзья, и это лучше, чем время, когда мы были парой.
– Со временем, все становится лучше. Это закон больших чисел, – я только надеюсь, что это подтвердится в отношении моих чувств к Эль. Независимо от того, что произойдет, мне нужно верить, что результат будет положительным.
***
– Итак, расскажи мне о Либерти, – говорит Дженни, прокалывая вилкой омлет.
– Мне нечего рассказывать, – я пожимаю плечами, вытирая о салфетку жир с бекона. – Мы друзья.
Она поднимает бровь.
– Друзья с привилегиями?
– Совсем нет, – я делаю глоток кофе, глядя на нее поверх чашки.
– Не оставляй меня в подвешенном состоянии. Почему она открыла твою дверь, пока ты был в душе, если она ничего для тебя не значит?
– Иисусе. Что это… инквизиция? Кайл тебя поднатаскал? – я ставлю чашку и скрещиваю руки на столе.
Она сурово смотрит на меня, сузив глаза.
– Мы действительно только друзья. Она хочет большего, а я – нет. Я был пьян вчера вечером, и она провела у меня ночь, но ничего не было.
– Она кажется милой. Возможно, у вас получится.
Я провел рукой по волосам.
– Она замечательная, и если бы я все еще не был увлечен другой, то набросился бы на нее.
– Ты же знаешь, что не сможешь покончить с Эль, если не будешь с ней видеться. Расстояние совсем не поможет в этой ситуации.
Мои брови поднимаются от удивления. Не могу поверить, что она знает, что я чувствую к Эль.
– Да, я это понимаю, – я не отрицаю своих чувств. Поворачиваюсь к окну и смотрю, как машины проезжают через оживленный перекресток, чтобы успеть на зеленый. – Я не уверен, что что-то может помочь в нашей ситуации. Не знаю, что с ней делать, – мой взгляд возвращается к Дженни.
– Что ты имеешь в виду? Ты либо хочешь что-то предпринять, либо нет. Мне кажется, в этой ситуации выбирают либо черное, либо белое, – она подносит к губам стакан с апельсиновым соком и делает небольшой глоток.
– Это звучит здорово в теории, но для меня это нелегко. Хотелось бы, чтобы все было не так, – я провожу рукой по щетине на подбородке.
– Почему это нелегко? Ты сам выбираешь уровень сложности.
– Эль – как выстрел в небо. Я уже в нее влюблен. Если я позволю себе увлечься ею еще больше, а она не ответит взаимностью, то это уничтожит меня. Умнее держаться на расстоянии, пока я не смогу двигаться дальше.
– Безопаснее, а не умнее. А что, если ты никогда не сможешь двигаться дальше? – спрашивает она, наклоняя на бок голову.
– Я не знаю, что делать. Сейчас я сосредоточен на салоне, что кажется лучшей мерой.
– В жизни есть большее, чем бизнес, Джош. Я очень хочу, чтобы рядом с тобой была женщина твоей мечты.
– Хотя, Эль может ею и не быть.
– Да, может это не она, но ты никогда не узнаешь, если не дашь себе шанса.
Остальное время мы общаемся, и по негласному соглашению больше не говорим на тему Эль. Я скучаю по тому времени, когда видел Дженни каждый день, но теперь мы взрослые, у каждого свои обязанности.
Кладу деньги на стол, жестом показывая Дженни, что не нужно вытаскивать свой кошелек.
– Даже не думай об этом, – мой голос тверд. – Ты знаешь, что я ни за что на свете не позволю тебе заплатить.
Она смущенно улыбается.
– Я думала, что ты позволишь беременной женщине действовать на свое усмотрение.
– Прекрати, пошли отсюда, – взяв ее за руку, я медленно выхожу с ней на улицу. Мы припарковались в квартале отсюда, и солнце так сильно печет, что я беспокоюсь о Дженни. – Хочешь подождать внутри, пока я подгоню машину?
Она хихикает.
– Я в порядке. Беременность не так изнурительна, как ты думаешь. Я двигаюсь медленнее, но все еще двигаюсь.
– Просто проверяю. Не хочу, чтобы Кайл надрал мне задницу. Не могу позволить ему испортить мое прекрасное лицо.
– Я думаю, опасность того, что он набьет тебе морду, давно позади.
– Да, сейчас чувак меня любит.
– Я думала, после помолвки, он перестанет быть пещерным человеком, но ошиблась. Затем я думала, что беременность поможет уменьшить его потребность «помечать территорию». А скоро у нас будет ребенок. Но нет, – она качает головой, – он все еще чертовский собственник. Мы женаты, связаны всеми возможными способами, и этого все еще недостаточно. Однажды он рявкнул на парковщика за то, что тот посмотрел на меня. Бедняжка, вероятно, пыталась понять, как я не падаю с таким большим животом, – она закатывает глаза.
– Ну же. Кого ты обманываешь? Ты любишь эту его собственническую сторону. Не похоже, что тебе приходится сомневаться в том, что он к тебе чувствует. Черт, ради тебя он поставил на кон свою жизнь. Если это не говорит: «я тебя люблю», то не знаю…