Текст книги "Элла и Миша. Начало (ЛП)"
Автор книги: Джессика Соренсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Спустя несколько секунд реальность обрушивается на меня.
Боже мой, я только что поцеловала своего лучшего друга.
Воцаряется напряженная тишина, и меня охватывает волнение, что наш поцелуй все изменит между нами. Все испортит. Он больше не захочет быть моим другом, а если его у меня не будет, я останусь совсем одна.
Хотела бы я никогда не целовать его.
– Что ж, это было любопытненько, – усмехаясь, замечает Миша, прикасаясь пальцами к своим губам.
– Любопытно в плохом смысле? – спрашиваю я, нервничая не понятно почему.
Он быстро качает головой.
– Нет. Было со всем неплохо. – Это были его единственные произнесенные слова, прежде чем он разбегается и снова начинает качаться. – Ты слышала, что Итан встречается с Джейн.
Озадаченная резкой сменой разговора, я позволяю качелям медленно раскачиваться.
– Нет.
– Ага, он недавно мне сказал. – И он принимается болтать о том, кто с кем встречается, сообщая мне последние школьные сплетни. Но я не слушаю его, мыслями уплывая к нашему поцелую.
Это было так правильно, но и так неправильно. Настолько хорошо и в то же время так страшно. Изменятся ли после этого наши отношения? Неужели я выгляжу также неловко, как себя и чувствую? Что вообще со мной происходит? Обычно меня успокаивает Миша, но в эту самую минуту, находясь рядом с ним, я сама не своя. Хотя, это и хорошо, потому что я не знаю, как в таких случаях себя вести.
Когда мои мысли и эмоции перемешиваются, в голове творится полный бардак. Наконец, я прихожу к заключению: больше никогда. Я больше никогда не поцелую Мишу.
Никогда более я не стану снова рисковать нашей дружбой и прекрасным будущим.
Глава 2
16 лет...
Миша
В один момент моя жизнь круто изменилась. Тот случай выбил почву из-под моих ног, но если мне нужно вспомнить то, с чего все начиналось, я должен начать с этого. Все началось всего лишь с обычного проявления эмоций.
Я испытывал все больше эмоций из-за Эллы. Эта мысль приходит в мою голову ниоткуда, пока я сижу в фойе и жду Эллу, чтобы забрать ее из кабинета врача. Несколькими часами ранее она упала с крыши и потеряла сознание. Из-за пьяных выкриков моего друга Итана я целую секунду был уверен, что она умерла. Мое сердце, черт возьми, чуть не разорвалось, и что-то между нами изменилось в тот момент. Я был уверен, что она мертва, и осознал, что не смогу без нее жить.
Я не могу потерять ее. Господи, больно даже думать об этом.
Когда она, наконец, выходит ко мне c загипсованной рукой, еще одна мысль возникает в моей голове из ниоткуда.
Элла вызывает у меня такие сильные эмоции, что я с трудом соображаю в ее присутствии.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, вскакивая на ноги, когда она подходит ко мне. Я осматриваю свою подругу, ища другие раны, а сердце колотится в груди как бешеное.
Она устало кивает:
– Да, у меня обычный перелом, – Элла показывает мне руку в гипсе. – Ничего такого серьезного.
Я смотрю на нее не отрываясь, наверное, слишком долго.
– Не делай, пожалуйста, больше такого дерьма, – крепко прижав ее к себе, бормочу я. Мой голос охрип, но я слишком обеспокоен, чтобы обратить на это внимание.
Элла с усилием вытягивает свою милую ручку из моих объятий и хлопает меня по спине:
– Миша, подумаешь, большое дело. Я и раньше съезжала на сноуборде с этой крыши.
Она начинает высвобождаться из кольца моих рук, но я удерживаю ее.
– Меня это не волнует, – шепчу я, зарывшись лицом в ее волосы.
– Пообещай мне, что с сегодняшнего дня станешь осторожнее. И будешь держаться подальше от крыш.
Она вздыхает, уткнувшись в меня.
– Хорошо, мистер Спокойствие.
– Мистер Спокойствие? – переспрашиваю я, слегка отстранившись от нее, и заглядываю ей в глаза.
– Так я тебя называю, когда ты пытаешься заботиться обо мне, – пожав плечами, отвечает Элла.
– Но я всегда пытаюсь заботиться о тебе, – я поворачиваю ее в сторону двери. Я по-прежнему обнимаю Эллу, и моя рука скользит по ее спине, категорически отказываясь отпустить ее когда-либо вообще.
– А теперь пойдем. Давай я отведу тебя домой и еще немного о тебе позабочусь, – говорю я.
Я надеялся, что на следующее утро мои чувства к Элле вернутся в прежнее дружеское русло, что все между нами продолжится, как было до этого. Но ничего подобного, все только усугубилось.
Ничто между нами больше не будет так, как прежде, по крайней мере, для меня.
Окончательное озарение снисходит на меня внезапно, когда я сочиняю песню в своей спальне. В шестнадцать лет слова изливались словно из некого светящегося отдельного тайника моей души и были определяющими ее и чертовски потрясными.
И штука тут была в том, что это был не первый раз, когда я писал об Элле в песне. Моя самая первая песня тоже была о ней. В то время я ничего такого не имел в виду, но сейчас я вынужден был спрашивать себя, что кроется за этими эмоциональными словами, посвященными ей.
Я пишу, а сам не могу перестать думать о том, что я почувствовал, когда услышал о том, что Элла умерла. Моя рука начинает трястись, и я, перечитывая написанное, нервничаю все больше. Откуда взялись эти стихи? Как, черт возьми, я пришел от графоманства об одиночестве к художественным текстам о человеке, который был для меня всем?
Я чертовски напуган.
Но вместе с тем возбужден.
– Ты в порядке? – спрашивает Элла с тревогой, заходя в комнату.
Непохоже на то, чтобы внешне что-то изменилось между нами с прошлого вечера. Она по-прежнему спала со мной в одной постели, полностью одетая, оставляя между нашими телами небольшой зазор, хотя каждый раз мой член жаждал сократить это расстояние. Мы просыпались и завтракали, болтали с моей матерью, а потом отправлялись обратно в мою комнату рисовать и писать стихи.
Она пристраивает свой раскрытый блокнот на колени, а я бренчу на гитаре и записываю карандашом мои сумасшедшие стихи. Но слова позволяют мне лишь частично отвлечься. Мой взгляд прикован к ней. Я не могу оторвать глаз от ее неповрежденной руки, смело двигающейся по листу, даже когда она замечает это и вскидывает на меня свои большие красивые зеленые глаза.
Когда я осознал, насколько у нее красивые глаза? И какие у нее стройные длинные ноги? И какой нежной выглядит ее кожа? Как же сильно я хочу дотронуться до ее бархатистой кожи... поцеловать ее губы… укусить ее... увидеть ее руку, ласкающую меня...
Внезапно ее рука останавливается, и Элла откладывает карандаш.
– Миша, в чем дело? – она выпрямляется, сидя на кресле-мешке. – Ты смотришь на меня как на привидение.
Я с трудом отрываюсь от своих черных фантазий и перебираю гитарные струны. Однако ее беспокойство отвлекает меня, и едва ли я могу сосредоточиться на том, что я делаю. С Эллой всегда так: когда она переживает обо мне, она смотрит на меня не отрываясь. Мне даже дышать становится трудно, когда я чувствую на себе ее тревожный взгляд.
Она морщит лоб и опирается на кровать, изучая меня.
– Ты что, под кайфом?
Я кайфую от тебя.
Что же мне теперь делать с этим дерьмом?
Я зажимаю гитару между коленями.
– Нет, с чего ты это взяла?
Она пожимает плечами, расслабляет их и заводит прядь своих рыжеватых волос за ухо. От этого движения мое сердце бьется сильнее, а кровь приливает к ушам.
– Ты выглядишь рассеянным, – заключает Элла, – а еще ты побледнел.
– Когда я под кайфом, я не бледнею. – Я сам пугаюсь слабости своего голоса. Мне всегда легко общаться с девчонками, а сейчас я волнуюсь, как оратор перед большой аудиторией.
– А еще я всегда немножко рассеян, когда работаю над песней, особенно когда близок к ее завершению.
Ведь она о моих чувствах к тебе.
– Это чудесно, – радостно улыбается Элла. Это было самое прекрасное зрелище, которое мне доводилось лицезреть.
– Я могу увидеть над чем ты так давно работаешь?
Она убирает блокнот в сторону на пол и опускается передо мной на колени.
Элла берет в руки мой собственный блокнот, а я выхватываю его и прячу за спину. От
этого резкого движения гитара падает на кровать.
– Какого черта, Миша? Неужели ты...? – Она смотрит на меня такими блестящими глазами, словно она еле сдерживает слезы. – Ты злишься на меня?
– Что! – восклицаю я, – Нет, это просто...
Я думаю о только что написанных словах, которые были будто продиктованы моим подсознанием. Оно нашептывало мне такие вещи, которые я до того не осознавал.
– Я не злюсь, я просто... я просто не хочу читать тебе это, пока не закончу.
Только тогда она немного расслабляется, а вместе с ней и я.
– Что ж, если захочешь со мной поделиться, – произносит она, сидя на пятках, – я всегда рядом. Я знаю, сегодня ужасный день.
Я нахмуриваюсь, опускаю блокнот на матрас и съезжаю к краю кровати, спустив ноги на пол.
– Почему? Что за день сегодня?
– Мм, десять лет назад твой папа ушел от вас. – Она осторожно кладет руки мне на колени и смотрит прямо в глаза. Этот контакт почти невыносим, хотя возможен.
Дыши, ты чертов придурок. Это всего лишь девушка, которая касается тебя, не больше, не меньше.
Но эта девушка, которая касается тебя, помнит, что сегодня десять лет, как твой отец оставил тебя. Это девушка, которая знает твое прошлое и бережет его.
– Со мной все нормально. Но нам сейчас надо пойти и повеселиться, – решаю отвлечь ее я.
– Пошли, – легко соглашается она.
Элла всегда не против потусоваться при любых обстоятельствах. Она вскакивает на ноги и закрывает блокнот.
– Что ты предлагаешь делать сегодня вечером? Гонки? Ужин в ресторане? Мы можем пойти на ту вечеринку в деловом центре, о которой все говорят, – щебечет она, потянувшись за кожаной курткой.
Я беру худи со столбика кровати.
– Вечеринка – это звучит неплохо, – я кошусь на ее гипс, – если, конечно, ты достаточно хорошо себя для этого чувствуешь.
Может быть, шум дискотеки сможет заглушить мои сумасшедшие тревожные мысли и чувства.
– С моей рукой все нормально. – Элла тянется к дверной ручке, но замирает. – Если мы пойдем на этот вечер, ты обещаешь не вести себя как мудак, которым ты был последнее время? Это выбешивает.
– Разве я когда-нибудь вел себя на вечеринках как мудак? – Спрашиваю я, надевая куртку.
Она искоса смотрит на меня через плечо.
– На последней вечеринке, на которой мы были, ты почти втащил в зад Джонни Мойлтону, потому что он, – она впускает в комнату воздуха, – тискал меня. Ну правда, Миша. Ты начал вести себя как ревнивый бойфренд.
Я хмурюсь, мне больно, когда понимаю, что она права. Я был очень взволнован, пока наблюдал, как Джонни прикасался к ней и вел себя, словно безумец. И я вновь сделаю это.
– Ну, он сам напросился, – отвечаю ей, не в силах сдержаться. – Ему не стоило так лапать тебя.
– Ну, это не тебе решать. – Она вновь поворачивается в сторону двери. – Парням разрешается прикасаться ко мне, Миша. Если ты не заметил, я – девушка.
О, я заметил. Я, ребята, ой как чертовски заметил.
– Это мне решать. Только я могу решать, кто смеет прикасаться к тебе, – бормочу я и тут же втягиваю голову в плечи, осознав, что сказал это вслух.
– Послушай, что все-таки с тобой происходит? Я не узнаю тебя. Последние несколько недель ты какой-то загруженный... и злой, – окинув меня убийственным взглядом, произносит Элла.
Я хочу заверить ее, что исправлюсь. Что я стану лучше контролировать себя и свои эмоции. Но сказав это, я совру ей. Чего я точно не хочу – так это кормить ее обещаниями как нерешительная скотина. Я точно знаю, что Элла таких повидала.
– Я что-то проголодался! – Нервно почесывая шею, я перевожу разговор в другое русло. – Мама испекла обалденный чизкейк к твоему дню рождения.
Элла выглядит слегка растерянной от неожиданной смены разговора и удивленно моргает, соображая. Однако потом ее глаза засветились при мысли о чизкейке. Я знал, что так будет – Элла обожает мамин чизкейк.
– А что, там что-то осталось? – Спрашивает она.
Я киваю, застегивая молнию на куртке.
– Ага. Перекусим немного перед выходом?
Потянувшись к двери, Элла оборачивается, и я вижу на ее губах радостную улыбку. Давно не видел ее такой непосредственной. Когда она приоткрывает дверь наполовину, она неожиданно останавливается, и я почти врезаюсь в нее.
– Может, не стоит ничего есть перед вечеринкой, – размышляет она вслух, слегка развернувшись ко мне.
Наши лица оказываются совсем близко. Мне стоит невероятных усилий не наклониться к ней и не впиться в ее губы жадным поцелуем. Я сжимаю кулаки и начинаю дышать через нос, стараясь не выдать своего возбуждения.
– Если мы собираемся выпить, а я так понимаю, мы собираемся, то лучше было бы делать это не на полупустой желудок, только после кусочка чизкейка. Иначе нам поплохеет, как это было в том месяце, после какой-то вечеринки.
– Отличный план. Я немного проголодался. – Я с трудом формулирую мысли. Запах ванили от ее тела заглушает все мои желания, наполняя эмоциями, пугающими меня.
Элла медленно кивает, внимательно разглядывая меня.
– Ты уверен, что ты в норме? Ты снова как-то странно реагируешь.
Я медленно выдыхаю, стараясь не растерять остатки мыслей в голове и вымучиваю улыбку.
– Конечно, я в норме. Лучше, чем в норме. Я чувствую себя офигительно.
На самом деле я хочу заорать: «Нет, черт возьми, я не в норме. Я не чувствую себя офигительно. Я больше никогда не смогу так себя чувствовать. Я влюбился в свою лучшую подругу, а она, скорее всего, никогда меня не полюбит».
Через три часа мои мысли о любви к Элле звучат в моей голове еще громче, несмотря на музыку, грохочущую на весь, полный народу, дом. Громче, чем бурлит во мне море алкоголя, выпитого за вечер. Громче, чем биение моего сердца, вырывающегося из груди.
Несмотря на то, что домик кажется крошечным, в него набилась целая толпа пьяных, потных людей.
– Мне так весело! – Кричит запыхавшаяся Элла, из последних сил перекрикивая музыку. Она вся раскраснелась, глазища сверкают, улыбка буквально освещает все ее лицо. Такой счастливой я ее вижу только если мы около нашего озера или если она хорошенечко наберется, как и сейчас.
– Я рад. Ты заслужила повеселиться, – улыбаюсь и я. Я поворачиваюсь, когда она оказывается рядом, чтобы налить себе еще выпить здоровой рукой. Мой полупьяный взгляд блуждает по худеньким выпуклостям ее фигуры, и тут я неожиданно залипаю на ее попку. Черные джинсы идеально облегают ее попку. Черные джинсы идеально облегают ее идеальную попку. Когда она успела обзавестись такой идеальной попкой?
– Тебе налить? – Спрашивает Элла, оглядываясь на меня через плечо. – Эй, чего это ты пялишься на мою задницу?
Я пожимаю плечами, слишком пьяный, чтобы придумать хорошее оправдание:
– На нее приятно иногда попялиться.
Элла краснеет еще больше, хотя, казалось, дальше уже было некуда и посылает меня куда подальше. Однако, глядя на ее румяные щеки, я понимаю, что, кажется, ей приятно это слышать.
– У тебя офигенная задница. – Подтверждаю я, ухмыльнувшись.
Элла встряхивает волосами и смешивает в своем пластиковом стаканчике пунш с водкой, наполнив его до краев. Она делает большой глоток, потом снова поворачивается ко мне, опершись бедром на барную стойку.
– Мне позволено потанцевать? – спрашивает она, переводя взгляд с одного парня на другого.
Мысль о том, что может повториться ситуация с Джонни, заставляет мои кулаки сжаться.
– Тебе позволено делать все, что ты захочешь. – Цежу я сквозь стиснутые зубы.
Она снова пристально смотрит на меня.
– Ты опять какой-то странный. – Она отпивает глоток, продолжая буравить меня взглядом.
– А ты опять называешь меня странным. – Я наклоняюсь к ней. – это начинает больно ранить мои чувства, Элла Мэй.
Я стараюсь понизить голос и придать ему игривую интонацию.
– Бедный малыш. – Она отворачивается от меня и, прежде чем поставить стаканчик на барную стойку, отпивает еще.
– Если ты так странно относишься к тому, чтобы я пошла танцевать, то тогда тебе придется быть моим партнером. – Элла переплетает свои пальцы с моими. От этого прикосновения я так напрягаюсь, что чуть не опрокидываю свой стаканчик на пол.
Быстро придя в себя, я кидаю стаканчик в ближайшую мусорную корзину и ответно сжимаю ее руку, пока Элла тащит меня через толпу. Мы с Эллой никогда раньше не танцевали вместе, но я прекрасно знаю, как мы оба танцуем, когда напьемся. Думаю, она не будет осторожничать со мной максимум минут пять, а потом вдруг обязательно вспомнит что-нибудь и ни за что не захочет больше моих прикосновений. Но только пусть они будут, эти пять минут, не меньше...
Это будут, черт возьми, лучшие пять минут в моей жизни.
– Ты уверен, что все еще хочешь танцевать? – Элла осматривается, оказавшись в эпицентре хаоса. Несмотря на то, что в комнате совсем мало места, она каким-то образом ухитряется двигать руками и бедрами. Она поднимает руки над головой. От этого движения ее рубашка задирается, обнажая плоский нежный животик.
Мать вашу, катись оно все к чертям собачьим.
Я прикусываю губу, чтобы не стонать. Если вечер и дальше будет протекать в таком направлении, я точно не смогу держаться от нее подальше; иначе я просто взорвусь.
Полностью не принимая во внимание тот факт, что ее лучший друг сейчас возбужден как никогда прежде, Элла продолжает.
– Ты ведь знаешь, сколько всего я могу получить, когда начинаю танцевать. В моих силах смутить даже мистера Спокойствие.
Учитывая, как она усмехается, я точно знаю, что она дразнит меня. Но на самом деле то, что она делает, лишь добавляет масла в огонь. Она заставляет меня испытывать такое вожделение, которое я никогда не испытывал прежде.
– Мистер Спокойствие? – Я приподнимаю бровь. – В самом деле?
Она пожимает плечами.
– Эй, знаю, обычно это ты тут перед всеми выделываешься и задираешься. Я же просто подобрала то, что подходит тебе.
Протянув руку, я обвожу ее толпу.
– Ты видишь, чтобы я задирал кого-то прямо сейчас?
Сказанное мной обескураживает Эллу.
– Сейчас, именно в эту минуту, нет. – Она наклоняется и, прищурившись, смотрит на меня. – Ты хорошо себя чувствуешь? Ты выглядишь неважно.
– Я не такой бабник, как все думают. – Произношу я, отводя взгляд. Словно насмехаясь, Элла вскидывает брови. Я качаю головой, наставляя на нее палец.
– Знаешь, что? Сейчас я тебе покажу, что не стоит дразнить меня.
Не дав Элле ответить, я обхватываю ее за бедра и прокручиваю так, что она оказывается спиной ко мне. В считанные секунды я преодолеваю расстояние между нами и прижимаюсь к ней. Музыка пульсирует внутри меня, и я двигаюсь толчками, продолжая прижиматься к Элле всем телом. Я трусь об нее, осознавая, что есть всего два варианта, чем это закончится. Либо она решит, что все это хорошая шутка и мы продолжим танцевать в том же духе, либо она взбесится и убежит.
Все ее тело было напряженным и окаменевшим до тех пор, пока песня не закончилась. Зазвучала другая – "Ordinary World" – Red, и тут Элла внезапно расслабляется. Элла танцует, я и Элла – мы действительно танцуем. Я понятия не имею, чем вызвана такая перемена в ней, но она легко двигается и прижимается ко мне в недвусмысленной манере. Она наслаждается, раскачиваясь в ритме медленной мелодии, а я не могу оторвать глаз от плавных движений ее тела.
Я, черт возьми, не могу ничего с собой поделать.
Флиртовать для меня всегда было самым естественным занятием, но сейчас я чувствую себя полным дилетантом в этом деле. Я стараюсь взять себя в руки, но ее тело так близко, и я не могу сосредоточиться ни на чем другом. Я ощущаю ее дыхание, я не могу оторвать глаз от того, как она трясет попкой и как выгибает спинку. Я чувствую, что она крепко обхватила меня руками и за шею. Наши тела двигаются в унисон друг с другом. Они пребывают в идеальной гармонии друг с другом, и, казалось, могут оставаться так вечность.
Я стараюсь обуздать себя и не позволить своим рукам коснуться ее груди, но я умираю от желания сделать это. Когда Элла наклоняет голову набок, открывая мне вид на ее вздымающуюся грудь, я полностью утрачиваю контроль над собой. Мои руки скользят по ее телу и приближаются к животику. Мои пальцы теребят край ее рубашки в нерешительности, пока не набираются достаточно храбрости, чтобы проникнуть под тонкую ткань.
Боже, ее кожа, она чертовски гладкая.
Она напрягается, и мы оба застываем, словно примерзнув к месту.
Она в замешательстве, не моргая, смотрит на меня.
Я смотрю на нее не отрываясь, а мой пульс буквально заходится. От желания? От волнения? От страсти? От жары? От жажды? От любви? От всего сразу.
Элла начинает тереться об меня.
Черт возьми, неужели она хочет меня поцеловать.
Я трусь об нее.
Наши губы совсем рядом.
Мы оба жаждем этого поцелуя. Возможно, мой страх перед моими чувствами был неоправданным. Может быть, я зря волновался, что она не ответит взаимностью. Может быть, она сможет понять мои желания. Очень может быть, что она сама испытывает ко мне что-то подобное.
Когда наши губы почти встречаются, Элла вдруг широко распахивает глаза. Реальность словно обрушивается на меня.
– О боже! Мы же только что не… это…? – Недоговорив, она отскакивает от меня, как испуганная лань, увидевшая фары автомобиля.
Я раскрываю было рот, чтобы ответить, но, одному дьяволу известно, что бы я мог сказать. Очень может быть, мои слова усугубили бы ситуацию еще больше. К счастью, подруга Эллы – Рени – подбегает к нам и прерывает разговор.
– И чем это сейчас вы двое занимались? – Подозрительно вопрошает она, переводя взгляд с меня на Эллу и обратно.
– Ничем! – Шипит Элла, отпрыгивая от меня подальше.
У меня внутри от этого как будто все леденеет.
– Ну, хорошо, – протягивает Рени, оценивая обстановку. Потом она встряхивает головой и обращается к Элле.
– Итак, как бы то ни было, ребятки, вам бы не мешало немного повеселиться. – Она хватает Эллу за руку. – Нам нужны еще участники для игры в правду или действие.
Элла бросает на меня мимолетный взгляд, прежде чем позволяет Рени, стучащей каблуками, увлечь нас обоих через всю комнату.
– Правда или действие? – Переспрашивает Элла. – Будто мы снова восьмилетки?
Рени фыркает.
– Да, Элла, все так. Ты самая большая оторва из всех, кого я знаю, так что не делай вид, что тебе не нравится идея.
Мы протискиваемся по направлению к спальням, и тут Элла разворачивается и нашаривает мою руку в толпе. Я не знаю, зачем она это делает, но меня и не волнует. Я просто счастлив.
– Кто играет? – Звонкий голос Эллы перекрывает музыку.
Рени выпускает руку Эллы, только когда мы добираемся до закрытой двери в другой части дома рядом с кухней. Она убирает волосы, стриженные под каре, с глаз и тянется к дверной ручке.
– Мара, Джонни, Грэнтфорд, Тамми, – орет она в ответ, перечисляя игроков.
Элла корчит гримасу, услышав о Тамми, и подозрительно смотрит на меня. Возможно, она вспомнила, что я переспал с ней несколько недель назад. Я могу ошибаться, но мне показалось, что я уловил слабый отблеск ревности в ее взгляде, и это сразу заставляет меня воспарить.
Рени распахивает дверь, и мы входим в комнату. В ней абсолютно нет мебели, зато она забита людьми. Ребята, о которых говорила Рени, сидят на оранжевом пушистом ковре. Кроме них, тут еще несколько незнакомых для меня и мой друг Итан Грегори.
Итан кивает было мне, как вдруг замечает, что мы с Эллой держимся за руки. Он в недоумении приподнимает брови, а я ответ лишь пожимаю плечами. Я, может, и был бабником, но при этом никогда не появлялся нигде с девчонкой за ручку. У меня никогда и не было девчонки, я только спал с ними. Сейчас же мы с Эллой со стороны выглядим как влюбленная парочка, а это мне более чем на руку.
– Элла, – Рени подталкивает ее в направлении Грэнтфорда, и мы расцепляем руки, – садись вот здесь.
– Миша, а ты садись сюда, рядом с Тамми. – Рени пихает меня в противоположную сторону.
Я бросаю взгляд на Тамми. Что-то в том, как она опустила ресницы, меня настораживает, и я замечаю пустую бутылку из-под пива в центре круга.
– Секунду, – я оборачиваюсь на Рени, – мне казалось, что ты говорила о "правде или действии".
– Серьезно? – Она прижимает палец к губам. – Ты, должно быть, неправильно расслышал.
Чертова Рени. Вечно она врет и толкает людей творить всякий треш. Хотя, у меня мааленькое подозрение, что Тамми тоже здесь замешана. С тех пор, как мы переспали, она караулит меня около школы после уроков и спрашивает, когда мы еще проведем время вместе.
Обреченно выдохнув, я опускаюсь на свободное место около Тамми. Элла уже сидит подле Грэнтфорда, скрестив ноги и уронив голову на руки, а тот пялится на ее грудь. Она таращится на голые стены и дверцу шкафа, погруженная в свои мысли.
Даже когда игра начинается, Элла, как ни странно, так и остается отстраненной. Я почти ждал, что Элла сейчас встанет и уйдет. Не то, чтобы она против игры в "бутылочку", но она точно была против того, чтобы Рени ее обманывала. Она тот человек, которого может это выбесить. Однако она спокойно сидит, покручивая волосы, и наблюдает за тем, как Итан целуется с Марой.
Настала очередь Грэнтфорда. Становится очевидно, что у него виды на Эллу. Элла даже не замечает, как Джонни раскрутил бутылку, и та указывает на Итана. Итан, конечно же, передергивается, и Джонни дает ему еще шанс. Однако Элла резко просыпается, когда Тамми, в свою очередь, раскручивает бутылку и возбужденно подскакивает, когда ее кончик указывает в мою сторону.
– Ес! Я целую Мишу! – С гаденькой улыбочкой она встает и поворачивается ко мне, виляя бедрами.
На лице Эллы такое выражение, которое я не могу прочесть: я никогда ее такой не видел. Однако в ее глазах что-то такое, что заставляет адреналин бурлить в моей крови немного быстрее. Чем дольше мы смотрим друг на друга, тем больше возрастает напряжение. Хотя Элла знает, что я сплю с девчонками, она никогда не видела, чтобы я с кем-то целовался. Думаю, эта мысль сейчас тревожит ее.
– Миша, я тут, – Тамми щелкает пальцами перед моим носом. Я перевожу взгляд с Эллы на Тамми. Она стоит, поставив руки на бедра, а в ее глазах плещется раздражение.
– Ты должен меня поцеловать, – хрипловато произносит она, облизывая губы.
– Поцеловать... конечно, без проблем, – бормочу я.
Я встаю и целую ее, наверно, самым быстрым, антисексуальным и небрежным поцелуем в истории. Сделав это, я уклоняюсь от нее и придвигаюсь к бутылке, лежащей в середине круга.
– Какого черта, Миша! – Тамми буквально кипит за моей спиной – Так нечестно!
Игнорируя ее протест и нахмуренные брови Рени, я обхватываю пальцами стеклянную бутылку. Я достаточно играл в "бутылочку", чтобы быть точно уверенным, что мне удастся сделать так, как я захочу. Вот чего я не могу предугадать – так это реакцию Эллы.
Но я все равно сделаю это.
Я раскручиваю бутылку, прикладывая ровно те необходимые усилия, чтобы она провернулась на полный круг и еще на немного и указала прямо на Эллу.
Ее глаза расширяются, когда бутылка указывает на нее, и она смотрит на меня. С ее губ почти срывается протест, но я быстро пожимаю плечами, словно вопрошаю, что она собирается делать. Я становлюсь перед ней на колени. Я чувствую такое волнение, как будто мне снова четырнадцать. Я никогда не испытывал таких чувств перед поцелуем. Никогда до этого. Оба этих раза были с Эллой.
Элла испуганно смотрит на меня, и я понимаю, что должен что-то сказать, чтоб ее подбодрить.
– Обещаю, что не будет больно, – произношу я, наклонившись к ней. Возможно, мне стоит притормозить и не быть таким эгоистом. Ей придется через столько пройти.
Но я так хочу этого поцелуя, я хочу ее. Я хочу сделать это, несмотря на то, что мы перед толпой людей, а те глазеют на нас так, будто мы порноактеры.
– Миша... – шепчет Элла, когда ее губы оказываются напротив моих, – мне кажется...
Я приближаюсь, и она затихает. Ее грудь жадно вздымается, словно ей не хватает воздуха. Она обхватывает меня руками, пальцами, впиваясь ногтями в тело. Наше горячее дыхание становится одним на двоих, по мере того, как наши губы приближаются друг к другу.
Когда между нами остается последний кусочек воздуха, Элла нежно скулит, отчего я буквально воспаряю к небесам. Я могу касаться ее везде, ее тело будет под моими руками. Я крепко хватаюсь пальцами за ковер, чтобы не потерять контроль. Черт возьми, я до сих пор не коснулся ее, а все мое тело уже готово взорваться.
Остынь.
Не делай этого.
Остановись...
О, Боже мой...
Наши губы соприкасаются, она обнимает меня крепче, словно умоляя прижать сильнее. Я хочу сделать это, но чувствую, что почти взрываюсь изнутри, потому что вот так запросто целую своего лучшего друга. Я целую лучшую подругу, которую люблю, и которая, возможно никогда не полюбит меня, по крайней мере, не так, как я ее. Сейчас меня это не волнует. Я хочу большего. Я хочу целовать ее, положить на спину, раздвинуть ее ноги, чтобы мои бедра терлись об ее, как это происходило на танцполе всего полчаса назад.
Мы целуемся невинно, без языка, но даже такой поцелуй поглощает, опьяняет так, что сердце останавливается. Я мечтаю о том, чтобы это блаженство длилось вечно, но также быстро, как оно начинается, оно прерывается, когда Элла отшатывается.
–Черт бы тебя побрал! – выругавшись, Элла вскакивает. Она выбегает из комнаты, хлопнув за собой дверью.
– Боже, ну и психопатка, – бормочет Тамми. Когда я оглядываюсь на нее, она сужает глаза и произносит:
– Чего? Да так и есть.
Помотав головой, я устремляюсь за Эллой, игнорируя крик Итана, что ей просто надо дать немного остыть. С того момента, как мы ушли в комнату, толпа на танцполе удвоилась. Воздух такой спертый, что я еле дышу. Я ищу Эллу в этом море из тел, мне нужно найти ее, мне нужно все исправить.
Как ты собираешься это сделать?
После того, как я бесчисленное число раз обежал весь дом, я останавливаюсь посреди кухни, чувствуя свою беспомощность.
– Черт! – Я готов рычать. Найти Эллу в такой огромной толчее становится чем-то почти на грани фантастики.
Злясь на себя, я проталкиваюсь среди людей, устремляясь к задней двери. Я хочу выйти прочь отсюда и покурить. Может быть, свежий воздух и никотин прочистят мой мозг. Когда я оказываюсь за дверью, я внезапно нахожу то, что искал.
Элла сидит на холодном крыльце, на нижних ступеньках с чашкой в руках. Она без куртки, и ее голое тело покрывается гусиной кожей. Пару секунд я стою наверху, глядя на нее, и пытаюсь понять, что бы такого сказать. Прости меня? Но я совсем не думаю так, я далек от того, чтобы просить прощения. Этот поцелуй заставил меня осознать, что я потерял. За простым соприкосновением губ таились эмоции, страсть, жар и напор вместо скуки.
– Что ты тут делаешь без куртки? – Я бесшумно оказываюсь за ее спиной и расстегиваю молнию на своем худи. – Ты рискуешь до смерти замерзнуть.
Элла вздрагивает всем телом и роняет стаканчик. Светлая жидкость выливается на снег, растекается по ступенькам и дорожке. Ее ресницы бешено трепещут, когда она поднимает глаза на меня.
