Текст книги "Битва за опиум (Они называют меня наемником - 4)"

Автор книги: Джерри Эхерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Марино отвели роль второго пулеметчика, напротив Густава. Тропу, таким образом, поставили под перекрестный обстрел. Фрост и Лундиган образовали нечто наподобие мобильной группы, чьей задачей было увлечь неприятеля за собой и привести прямиком под пули. Дзиковский, лучший стрелок, расположился чуть поодаль, на возвышенности, дабы выбивать преследователей по собственному усмотрению и содействовать обоим пулеметам...

Затея Фарборна затрещала по швам в самом начале, думал Фрост. Генерал Чен проведал о вторжении. Перебить вражеский отряд означало просто получить временную – и весьма недолгую – передышку. А идти можно только вперед. Возвращаться через Лаос либо Таиланд равнялось бы самоубийству. Да и Фарборн, безусловно, свалит всю вину на командира наемников. А у Фарборна в руках видеопленка.

Лунный серп сочил сквозь листву жидкий свет.

Внезапно зашелестели ветви. Темная фигура в бейсбольной кепке и с "Калашниковым" в руках возникла на тропе. Фрост оскалился, навел штурмовую винтовку, перевел селектор на автоматический огонь.

Раздался вопль, солдат рухнул навзничь. Фрост выстрелил опять, уложив еще одного, поотставшего ярдов на десять. По другую сторону тропы стрелял Дик Лундиган. Ответная пальба не заставила себя дожидаться. Зазвучали выкрики, распоряжения. Фрост определил язык сразу и без труда.

Китайский...

Двумя очередями Лундиган уложил еще двоих. Фрост поглядел на светящийся циферблат. Следовало продержаться минут пять, затем пуститься наутек, снова залечь, опять завязать перестрелку и, в конце концов, привести китайцев под пули Густава, Марино и Дзиковского.

Кто-то – по всей вероятности, офицер, – махал зажатым в левой руке пистолетом, увлекая подчиненных вперед. Фрост выстрелил, и не промахнулся.

– Лундиган!

Вскочив на ноги, капитан опустошил винтовку, затолкал в приемник свежий магазин, ринулся вспять. АК-47 срезал несколько веток прямо над головою Фроста.

Затем раздался несомненный, ни на что иное не похожий вой. Китайцы, как выяснилось, тащили на плечах небольшой миномет...

Спасаясь от близкого разрыва, Фрост кубарем покатился по довольно крутому склону, очутился на дне пересохшего речного русла. Что-то раскаленное чиркнуло по правому бицепсу. Фрост непроизвольно вскрикнул. Трое китайских солдат бежали по склону, с каждой секундой приближаясь к затравленному противнику. Передний прыгнул. Фрост успел отшатнуться и пырнуть нападающего ножом. Удар угодил прямо в солнечное сплетение. Клинок завяз, ущемленный грудинной костью.

Выхватив у падающего китайца автомат, наемник выпустил длинную очередь...

Подхватил свалившийся берет, напялил на голову, опять пустился прочь. Правая рука невыносимо болела, а сзади быстро близились еще двое. Фрост успел застрелить первого, но патроны в "Калашникове" иссякли.

Второго пришлось бить прикладом по челюсти, полосовать по лицу штыком, наотмашь колоть в живот и грудь.

Он услышал вопли Дика Лундигана, и понял, что до засады на тропе уже рукой подать.

– Это Фрост! – во всю глотку орал Дик. – Не стрелять, это Фрост!

Капитан ринулся вверх по склону, где, как он помнил, находилась позиция Дзиковского. Поляк, подумал Фрост, поймет, в чем дело, и прикроет огнем.

Слева появился китаец. Фрост свалил его из нового, в рукопашной схватке добытого автомата, сделал еще три шага и споткнулся о Дзиковского. Тот лежал ничком и не шевелился.

Перевернув товарища, наемник увидел выходное отверстие 7,62-миллиметровой пули – выбитый кусок лобовой кости оказался величиною с чайное блюдечко. Фроста едва не вырвало. Он ухватил штурмовую винтовку поляка, сунул за голенище его вальтер-ППК, снабженный глушителем.

Перестрелка понемногу стихала, только оттуда, где залег Густав, еще слышались отдельные длинные очереди.

Полдюжины китайцев бесшумно возникли перед Фростом.

Капитан выпрямился, держа в руках штурмовую винтовку и автомат. Нажал обе гашетки.

Потом фростовские колени подогнулись, и наемник опустился на землю.

– ...Хэнк! Хэнк, очнись, человече! Уходим! Чья-то ладонь легла на плечо Фроста. Рядом стоял Густав.

– Ты уложил последнего почти минуту назад! Скорее, Хэнк!

Фрост поглядел на еще горячее оружие, зажатое в обеих руках, расслабил пальцы, уронил автомат и винтовку. Правое бедро наливалось болью – капитан и не заметил, когда получил новую пулю. Он шевельнулся. Кость, похоже, цела...

– Дзиковский убит, – сказал он хриплым голосом.

– Лундиган ранен в ногу, – отозвался Густав.

– А Марино?

– Перевязывает Лундигана и подбирает патроны, подходящие к смиту-и-вессону, – оскалился Густав, – Сам знаешь, револьвер, в отличие от пистолета, не слишком разборчив по части зарядов. Был бы калибр соответствующий...

Большой, лысеющий мужчина, Густав мог бы показаться тучным, покуда не тронуть его могучие, борцовские мышцы, которые казались под комбинезоном простыми наслоениями жира. Фрост оперся на стальную руку приятеля и медленно, с трудом, поднялся.

Глава восьмая

Фрост привскочил, уселся, уставился в темноту. Поглядел на циферблат "Омеги"...

Проспал он минут двадцать. И при каждом шорохе или, тем паче, звуке, тут же подымал правое веко, хотя Фрэнк Марино и стоял на страже неподалеку.

В нескольких футах от капитана тяжело дышал на полу хижины Дик Лундиган. Похрапывал Густав. Ему скоро заступать караульным, припомнил Фрост, сменять Марино. Снова проверил время, попытался задремать. Через четыре часа нужно подниматься самому, и охранять покой товарищей.

Ночь близилась к середине. Фрост любил предрассветные бдения и по собственной доброй воле вызывался сторожить последним. Никто не возражал. Так и повелось.

Уже миновала первая неделя после сражения в джунглях, и лихорадка, вызванная ранами, зачастую доводившая Фроста до самого настоящего бреда, перестала трепать наемника. Потом жар уменьшился, и вскоре исчез вовсе.

Днем позднее Фрост уже был вполне способен тихонько сидеть на поваленном древесном стволе, вслушиваясь в ночные шелесты, постоянно размышляя, который именно из жителей лесной деревни в конце концов донесет и выдаст...

Кусочки самородного золота, заранее и весьма предусмотрительно зашитые в денежный пояс Фрэнка Марино, пока что служили исправно, заставляли крестьян держать рты на замке, приносить постояльцам пищу и воду. Последняя, будучи пропущена сквозь тройной марлевый фильтр и очищена при помощи специальных таблеток, лишь незначительно отдавала вкусом буйволовой мочи и могла в известной мере утолять жажду. С убитого Дзиковского сняли полевую аптечку, а Густав – к несказанному и приятнейшему изумлению Фроста, – оказался отнюдь не плохим врачом-любителем.

В правом бедре Фроста засел осколок хитрой советской пули. По тщательном исследовании Густав заявил: нужно либо вынимать металлическую занозу, либо рисковать ногой. По горло накачавшись местным самогоном, от которого потом изрядно тошнило, Фрост вытерпел хирургическое вмешательство. Рана почти совсем закрылась.

И Лундиган сможет ходить – уже скоро. По фростовской оценке, они пробыли в деревне приблизительно две с половиной недели. Наемник поскреб отросшую бороду. О бритье он уже начинал забывать. А еще не пересекли границу Лаоса. Бирма еще впереди...

Капитан откинулся, закрыл глаз и подумал: только очутившись в Бирме, сможем чуток передохнуть. Самую малость...

Очередной бивуак они разбили главным образом из-за Лундигана. Да еще из-за лютой усталости. Каждый нес на плечах полную изначальную выкладку, плюс трофейный АК-47. Коль скоро дело с первых минут свернуло не туда, Фрост почел за благо сохранить про запас отличные коммунистические стволы и боеприпасы. Иди знай, когда настанет критическая минута и мощные автоматы сделаются незаменимыми...

Совершенно ясно, подумал Фрост, люди генерала Чена, переодетые красными, вооруженные "Калашниковыми", стремились уничтожить грозящую опасность в зародыше. Иного объяснения не подберешь. Полудикие приспешники марксистов, орудующие в Лаосе и Бирме, по-китайски не разумеют ни бельмеса...

Отдохнув, они вновь принялись карабкаться по довольно крутому склону к зубчатому гребню. Фрост не дозволял останавливаться, покуда маленький отряд не вступил в узкое ущелье, прорезавшее горную цепь на манер перевала.

Время близилось к полудню. Фрост объявил остановку.

Густав делил сухие пайки, Лундиган старательно сверялся с картой, Марино караулил со штурмовой винтовкой у входа в ущелье. Впрочем, о противнике ни слуху, ни духу не было.

Фрост присел на корточки, достал металлическое, никелированное зеркальце, прислонил к рожку собственной винтовки. Определил рядом фляжку, до половины наполненную проточной водой, намылил заросшее лицо и повел по щекам безопасной бритвой, морщась и тихонько охая.

Окинув командира недоуменным взглядом, Густав сказал:

– Фрост, если не перестанешь выставлять напоказ присущее тебе чувство юмора, потеряешь бойца. Ибо я подохну со смеху.

Лундиган оторвался от карты, поднял голову:

– По моим расчетам, вступили в Бирму!

Ухмыльнувшись молодому светловолосому наемнику, Фрост отозвался:

– Уже знаю.

Опять затрещала срезаемая бритвенным лезвием щетина. Фрост изо всех сил пытался не вздрагивать. Три недели не бриться, шутка ли?

– Уже знаю, Дик. Потому и привожу себя в порядок. Дабы явиться на древнюю и почтенную землю при полном параде.

Густав обреченно застонал:

– Он бреется по случаю вступления в Бирму! О, Боже!..

Глава девятая

Пролетели еще трое суток. Наемники отыскали чистый горный ручей – вернее, небольшую речку, – и, выставив пару часовых, поочередно искупались. И вовремя. Никто пока что не успел обовшиветь, но Фрэнк Марино обзавелся грибком на ногах, а гноящаяся, не вполне зажившая рана Лундигана так благоухала, что соратники невольно старались держаться от бедняги подальше.

Фрост вновь погрузился в воду с головой, вымывая из волос остатки мыльной пены.

Потом зашлепал к береговой кромке, по пятам сопровождаемый Марино. Громадное, мускулистое тело итальянца выглядело почти черным. И отнюдь не благодаря загару, но по причине изобильнейшего произрастания курчавых волос.

Усевшись на горячем прибрежном гравии, Фрост натянул мокрые трусы, повернул голову, обратился к Марино:

– Признаю и радуюсь. Ты отлично держишься, если учесть, что впервые ввязался в эдакую передрягу.

Фрэнк расхохотался – тоже впервые. По крайности, на памяти Фроста. Капитан уже сомневался, умеет ли вообще фарборновский громила смеяться.

– Если ты ходил в строю и носил форму, Фрост, не считай, будто выносливость – исключительная привилегия тебе подобных. Я вырос в южном Чикаго. И занимаюсь партизанскими, или полупартизанскими операциями сызмальства...

– Ты сумел окончить школу, Фрэнк? – осведомился Фрост. – Не сердись, я спрашиваю из чистого любопытства.

– Бросил в пятнадцать лет. Пришлось помогать маменьке. А в чем дело?

– Повторяю, чистое любопытство.

Фрост закурил сигарету, прислушиваясь к плеску воды на перекатах. Выкрутил оба носка, расстелил на прокаленных солнцем каменных плитах, чтобы поскорее высушить. Потом сказал:

– Диву даюсь, где тебя ремеслу наставляли. Ты стреляешь почти по-снайперски.

– Природные способности, – самодовольно ухмыльнулся Марино.

– А я проницателен по природе, – осклабился Фрост, незаметно подвигая руку к хромированному браунингу. Предугадать, как воспримет Фрэнк следующее замечание, было невозможно.

– В школе больше не пытался учиться? Даже экстерном ничего не засчитали?

– Не было времени. Однажды совсем было сдался на уговоры, да только мы с той девкой...

– Никогда не служил в полиции, – задумчиво произнес капитан. – И в армию не вербовали. На стрелка-спортсмена тоже не смахиваешь... Об охоте, наверняка, понятия не имеешь... Хватать необходимые навыки в последнюю минуту, когда решил устроиться профессиональным охранником, бессмысленно. Значит, обучался в единственно возможном месте... Бывший гангстер, а?

Правая рука Марино метнулась было к валявшейся на гравии наплечной кобуре, но капитан уже поднял блестящий ствол браунинга, предупредив:

– Если начнем пальбу, Фарборн окажется в полном нокауте. Кто бы из нас двоих ни победил...

Медленно убрав руку, Марино в упор уставился на Фроста и промолчал.

Капитан загасил окурок, засыпал его пригоршней песка.

– Я же не говорю, что ты остался гангстером, Фрэнк, – промолвил он примирительно. – Не утверждаю, что ты по сей день связан с шайкой, либо синдикатом, либо черт его знает, чем еще. Держишься ты, повторяю, великолепно. Лучшего бойца и желать невозможно. Мы просто выяснили, откуда взялись такие исключительные достоинства. И давай забудем об этом.

– Забудь, одноглазый, – осклабился Марино. – А то...

Правый кулак Фроста прянул вперед, угодил прямо в челюсть Фрэнку, отбросил крепыша-итальянца и опрокинул в ручей. Тот же час Фрост вскочил на ноги и прыгнул следом, словно собирался нырнуть.

Больно задел коленкой о плоский камень под самой поверхностью воды.

Сграбастал не успевшего подняться противника за горло и принялся, не жалеючи сил, молотить по физиономии. Великан попытался вывернуться, встать. Фрост соскользнул в поток, очутился на коленях, отвесил подымающемуся Марино сокрушительный левый хук.

По-прежнему оставаясь на коленях, капитан ухватил упавшего за волосы, ударил еще раз. Марино откатился.

Фрост поднялся, балансируя на скользких камнях, и, когда итальянец почти принял боевую стойку, со всего размаху наградил его апперкотом, пришедшимся прямо в подбородок.

Фрэнк рухнул, точно подрубленный. Фрост, в свою очередь, потерял равновесие, опять шлепнулся на колени, однако проворно уперся руками в склизкие валуны и вскочил.

Перевернувшись, Марино уселся, со злобой поглядел на капитана, выплюнул в поток несколько алых сгустков. Держась вне пределов немедленной досягаемости для противника, Фрост выжидал.

– Хорошо, – прохрипел, наконец, Марино. – Беру "одноглазого" назад... А как ты, кстати, глаза лишился?

Мокрый, как мышь, с разбитыми в кровь суставами пальцев и правой коленкой, Фрост смотрел на Марино и секунду-другую безмолвствовал. Затем произнес:

– Я, понимаешь ли, не все время служил в армии. Довелось и на флоте лямку тянуть. Бывший офицер по общественным связям, прошу любить и жаловать... В один прекрасный день спускали со стапеля новую подводную лодку – атомную. Все большие шишки собрались – адмиралы, сенаторы, конгрессмены, судостроительные заправилы... Бутылку шампанского доверили разбить о борт жене самого президента. А первая леди возьми, да и окажись бывшей баскетболисткой...

Фрэнк начинал слушать с видимым любопытством.

– Что за подводная лодка? – спросил он.

– "Piscis Aurum"5, – отозвался Фрост. – Да, так вот... Взмахнула она бутылочкой на славу, содержимое вскипело, пробку вышибло – и точнехонько мне в глаз! Не по-цезло: угодил, можно сказать, на линию огня...

Фрост подергал черную повязку.

– Снедаемый невыносимой болью, страждущий и скорбный, достоял я навытяжку до конца положенной церемоний...

– Однако! – с недоверием произнес итальянец.

– ...А теперь, – докончил Фрост, поливая саднящую коленку водой, – каждый раз, когда вижу в журналах фотоснимки этого непревзойденного ныряющего дредноута, пред коим трепещут супостаты, ищу вмятину посреди благородного, рассчитанного на давление в сотни атмосфер корпуса.

– Вмятину?

– Ага. Бутылку высокопоставленная дама запустила столь удачно и сильно, что наверняка осталась неизгладимая отметина...

Сокрушенно вздохнув, наемник заковылял к берегу.

Глава десятая

– Дай-ка ему еще комочек золота, Фрэнк, и поторопись! – распорядился Фрост, поворачиваясь к итальянцу.

Марино поглядел на капитана, потом – на согбенного годами сельского старосту, пошарил под маскировочной курткой, нащупывая денежный пояс. Мгновение спустя рука Фрэнка возникла вновь, являя обозрению бирманца маленький самородок. Денежных расчетов лесные обитатели не признавали.

– Вручи! – велел наемник.

Марино протянул самородок старцу, тот поспешно передал его темноволосой, темноглазой девице, топтавшейся рядом. Розовый ротик приоткрылся, обнажая неровные, порченые зубы. Зубы исправно и крепко впились в золото. Удовлетворившись итогом инспекции, девушка молча кивнула старосте, возвратила презренный металл новому и почтенному владельцу.

– Итак? Полковник Цзинь? Где искать его? – спросил Фрост.

Старец согласно закивал, затараторил, и девушка перевела неожиданно дребезжащим, гнусавым голосом:

– Дед говори, люди, который твоя ищи, долина ходи. Отсюда, однако, много километра! Десять!

Она показала направление, кивнула и опустила веки. Сидевший на корточках Фрост поднялся, растирая затекшие ноги, поглядел на Марино и Лундигана.

– Значит, господа хорошие, будем искать люди, который долина ходи...

– А теперь я заберу золото! – возвестил Марино и потянулся к старику. Фрост успел ухватить итальянца за руку и оттащить.

– Ты же слыхал: староста продал нам ценные сведения. Долина. Десять километров отсюда. Вон там... Черт возьми, не так уж и много здесь долин, да еще больших, способных настоящую армию вместить! Парень уже у нас в кармане. Ведь не разминемся же мы с целым войском!

– А если старикашка врет? – зарычал Марино.

– Тогда вернешься и заберешь золото, – ухмыльнулся Фрост. – Не сомневаюсь: достойный джентльмен зарабатывает на жизнь, торгуя любопытной информацией. И просто обязан блюсти профессиональную честь, иначе быстро прогорит... Видишь ли, он и про нас любому выложит все до словечка, только бы заплатили прилично.

Фрост подмигнул Дику Лундигану и спросил:

– Я прав?

– Марино, этот человек совершенно прав! – торжественно произнес Лундиган и засмеялся, натягивая козырек форменного кепи на самые брови.

– Чушь! Дерьмо!

– О ужас, какой невоспитанный субъект, – осклабился Фрост и зашагал вдоль пыльной деревенской улочки.

– Эй! – окликнул Марино. – Как же Густав? Он остался караулить с другой стороны!

– А встретит нас по эту, – сообщил Фрост. – Густав – отличный часовой и толковый малый. Он следил за разговором, не сомневайся.

Фрост закурил "Кэмел", поправил свой десантный берет, защищая уцелевший глаз от падавших почти отвесно солнечных лучей. Последние два дня они шли в невыносимой жаре, и Фрост почти ностальгически вспоминал прохладу горных отрогов, а особенно – прозрачные ручьи, где можно было на славу искупаться. Запах собственного пота начинал раздражать наемника.

За околицей, примерно милю спустя, к товарищам присоединился Густав.

Четверка шла без отдыха до пяти часов пополудни. Затем сделали краткий привал, Густав поделил и роздал армейские пайки. Марино, сидевший, свесив ноги, на берегу пересохшего ручейка, закурил и обратился к Фросту:

– Все-таки, сдается мне, движемся прямиком в ловушку!

Поднося ко рту острие герберовского ножа, на котором красовался ломоть консервированной ветчины, капитан ответил:

– Именно, Фрэнк. Прямиком в ловушку. Это единственный способ встретиться с полковником Цзинем.

– А что потом?

– Совершенно справедливый вопрос. Я все дожидался, когда ты задашь его. Слушай внимательно. Врать мы не будем – вернее, будем, но самый чуток. Цзинь вовсе не обязан верить нашим словам, и уж подавно не обязан оказывать содействие... Разумеешь?

Марино отрицательно мотнул головой.

– С какой такой стати он станет помогать незнакомцам разыскивать генерала Чена, дабы торжественно спровадить его к праотцам? А?

Густав, Лундиган и Марино молча ждали продолжения.

– А я вот придумал, с какой. Изобрел своего рода отмычку. Точнее, волшебную палочку.

– Что за легенду ты намерен скормить полковнику? – не выдержал Дик Лундиган, сидевший немного поодаль.

– Не легенду, – засмеялся Фрост, – а чистую, девяносто шестой пробы... нет, пожалуй, не столь высокой... Короче, я намерен сказать правду.

– Поясни! – изменившимся голосом потребовал Марино.

– С удовольствием. Я поведаю полковнику Цзиню, что один из моих друзей – а именно: Фрэнк Марино, – представляет интересы огромного преступного синдиката, главарь которого стремится пробить себе торную дорогу на международный рынок опиума-сырца. Притом, вытеснить всех европейских и американских соперников. Этот глава – точнее, босс; а еще вернее – саро di tutti capi...6

– Ax ты, дерьмо свинячье! – взревел Марино, запуская руку под левую мышку и начиная подыматься. – Ах ты, скотина лживая!..

Фрэнк осекся, ибо дуло заранее извлеченного и удобно припрятанного Фростом браунинга уже целилось прямо ему в лоб.

– Угомонись, Фрэнк. Я не собирался тебя оскорблять. Просто изложил присутствующим истинное положение вещей.

– Это паскудное, четырежды паскудное, и злопаскудное вра...

– Нет, Фрэнк. Увы и ах, это не вранье... Фрост еле заметно улыбнулся:

– Любимое изречение преподавателей английского языка: увы и ах!

Он с демонстративным спокойствием прикурил, держа зажигалку в левой руке, а браунинг – в правой.

– Видишь ли, я заподозрил это еще в Америке, узнав, как бесится ФБР по поводу фарборновских миллионов, а заодно гадает об их происхождении. Тогда забот набрался полон рот, и я плюнул на умственные усилия, в которых не было немедленной нужды... А вот после засады нужда возникла – и какая нужда! В бессонные ночи, на посту, рассуждается особенно хорошо и складно. Там, в деревеньке, где мы раны зализывали...

Зеленый, блестящий глаз Фроста буквально сверлил Фрэнка Марино безотрывным взглядом.

– Я начал подсчитывать: сколько будет дважды два? Человеку со средствами Фарборна проще простого убедить Государственный Департамент, что убитый горем богач вознамерился отомстить погубителям единственного сына, и заодно в корне пресечь опиумную торговлю. Экое благородство... Экая галиматья! Дельце, разумеется, семейное, только оно к совсем иной семейке относится... К той самой, верно, Фрэнк?

Марино сидел не шевелясь.

Фрост неторопливо докурил "Кэмел", растоптал окурок левым каблуком.

– Фарборн метит в опиумные царьки сам. Не в царьки, что я такое несу? – в самодержцы! Чикагские и нью-йоркские "семьи" не могут полностью подмять торговлю марихуаной, из-за колумбийской и кубинской конкуренции. Опиум совсем иная статья!.. Можно даже цены сбить и поддержать национальную экономику... Инфляцию замедлить... О, сколь патриотично!

– И что ты намерен предпринять, Фрост? – осипшим от ярости голосом осведомился Марино. – Пленочка-то по-прежнему в руках Фарборна. Или прячься в стране, которая не выдает преступников Штатам, или готовься... Тройное убийство!

Густав и глазом не моргнул. Дик Лундиган рассеянно жевал веточку.

– Да выполню я обещанное, Фрэнк, – засмеялся Фрост. – И выполню гораздо основательнее, чем намеревался. Мне требуется пленка. Лундигану и Густаву нужны двадцать пять тысяч на брата. Плюс, конечно, премиальные... Знаю. Поэтому и намерен положить почти все карты на стол полковнику Цзиню. Единственный способ заинтересовать бандюгу и склонить его на нашу сторону.

– Как?

– Что я должен был молоть по замыслу Фарборна? "Ах, ваше высокопревосходительство, все эти годы вы сражаетесь против Чена, безуспешно сражаетесь; но я приволок целых полтора десятка заморских фокусников, способных сказать "оп-ля!" и тем сокрушить неприятеля..." Добро бы еще полтора десятка! Опытные наемники, профессионалы – иди знай, может и клюнул бы Цзинь... Только теперь-то нас четверо! И говорить следует не об эпических подвигах, а о простой и честной сделке. Включающей, среди прочего, уничтожение генерала Чена. В этом случае, мы сохраняем надежду выиграть.

– Когда все останется позади, когда вернемся в Штаты... – угрожающе начал Фрэнк.

– Если, друг мой. Так звучит разумнее и сдержаннее.

– ...Я тебе назначу свиданьице! Не явишься – из-под земли достану!

Фрост захохотал.

– Фрэнк, но ты совсем не в моем вкусе! Какие могут быть свидания? Окстись.

Марино вновь ухватился за револьвер, но Лундиган уже стоял сбоку, прижимая винтовочное дуло к виску итальянца.

– А ну-ка, довольно паясничать! – заревел громадный Густав. – Это к обоим относится! Давайте собирать пожитки да к полковнику Цзиню поспешать! Это свиданьице похлеще вашего будет...

Фрост опять рассмеялся. Отнюдь не над словами Густава, в которых и остроумного-то ничего не замечалось. Он смеялся над Фарборном и Марино.

Получить пленку он решил твердо. Каким образом – пока не знал и сам. А Фарборн обязательно и непременно займет выдающееся общественное положение. В преисподней...

Фрост шагал по тропке, предварительно вручив оставшемуся позади Густаву все свое оружие, за вычетом браунинга, демонстративно держа поднятыми обе пустые ладони. Ощущение было не из приятных.

Из-за каждого куста или валуна глядели черные бусинки азиатских глаз. По левую сторону струился в чаще маленький ручей, и Фрост услыхал, как шлепают вброд чьи-то ноги.

"Лишь бы полковник разумел по-вьетнамски! – тоскливо размышлял наемник. Сам он кое-как, понимал китайский язык, однако разговаривать не умел. – И лишь бы оказался на месте..."

Иметь дело с подчиненными Цзиня равнялось бы самоубийству.

Фрост еще больше развел поднятые руки, подчеркивая свое полнейшее миролюбие. Потом принялся орать на вьетнамском:

– Большая сделка для полковника Цзиня! Он захочет со мной говорить! Кто меня пристрелит, провинится перед командиром! Важное известие для полковника Цзиня!

"Пожалуй, для них мой вьетнамский звучит примерно так же, как для меня звучал английский в устах той деревенской девки", – мельком подумал Фрост. И завопил пуще прежнего:

– Я безобиден! Вас гораздо больше! Возьмите меня на прицел! Я пришел говорить...

Фрост непроизвольно ухмыльнулся, представив своих англосаксонских предков, которые довольно похожим образом шли на переговоры с тихоокеанскими дикарями, суля тем в подарок охотничьи ножи, разноцветные бусы и грошовые зеркальца.

Меняются времена, меняются посулы... Внезапно три человека шагнули на тропу впереди Фроста, и стали в ряд, заслоняя капитану путь. Средний из них казался офицером. Все трое были вооружены штурмовыми винтовками М-16, вероятно, трофейными, оставшимися после вьетнамской кампании.

– Твоя говорит по-английски.

В устах офицера фраза прозвучала не вопросительно, а чисто утвердительно.

– Да, кажется, – с деланной беззаботностью ответил Фрост. – Иду предложить хорошую сделку полковнику Цзиню. Помощь в борьбе с генералом Ченом.

Офицер внимательно слушал, но понимал, видимо, с трудом.

– Генерал Чен умри, полковник Цзинь делайся, однако, большой-большой вождь, – пояснил Фрост. – А ты бери мой пистолет. Вот.

– Не надо. Твоя касайся револьвер – шибко быстро умирай. Другой твой люди где?

– Там, – кивнул Фрост, – в начале тропы. Так моя приказывай.

– Их сюда ходи – тоже умирай, – сказал офицер.

– Какая жалость, что ты явный китаец! Какая бы звезда индейских фильмов получилась!

– Моя не понимай.

– Не страшно, я просто болтаю... Светский разговор веду.

– Твоя ходи за мной, мало-мало болтай, однако.

– Угу, – согласился Фрост, улыбнулся, повиновался. Но едва лишь руки наемника начали успокоенно расслабляться и опускаться, за спиною щелкнул ружейный предохранитель.

– Да у меня просто бок чешется! – посетовал Фрост, предусмотрительно воздерживаясь от взгляда через плечо.

– Твоя иди...

Прогулка вдоль незримого ручья отняла несколько минут. Солнце уже опускалось, но жара не спадала. Впрочем, под особо раскидистыми древесными кронами распаренного Фроста обдавало нежданно заметным сырым холодом, от которого по-настоящему знобило.

Они повернули направо, поднялись на пологий откос, направились по гребню. Отсюда Фрост уже различал военный лагерь. Множество палаток, одна из них заметно крупнее и поместительнее прочих. Над нею возносилась труба, из трубы шел жидкий синеватый дымок.

Фрост заключил, что это и есть генеральный штаб полковника Цзиня.

Остановившись неподалеку от входа и не оборачиваясь, офицер сказал капитану:

– Твоя ожидай тут.

Китаец исчез в командирской палатке, ответив на приветствие часовых. Те опять вытянулись по стойке "смирно" и застыли, словно деревянные.

– Сигарету? – спросил Фрост у своих провожатых, указывая глазами на карман.

Один из бойцов – улыбчивый и толсторожий – согласно кивнул. Фрост очень медленно засунул руку в куртку, извлек пластиковый портсигар, зажигалку, оделил "Кэмелом" обоих стражей и не забыл о себе. Когда портсигару настало время вернуться на место, второй охранник приблизился и попытался выхватить у капитана курево. Поспешно сделав полшага назад, Фрост затряс головой.

Китаец красноречиво приподнял штык американской штурмовой винтовки.

Но вдруг и сам он, и его скалящийся товарищ вытянулись, взяли винтовки "на караул", щелкнули каблуками.

Фрост обернулся.

Высокий, худощавый, прямой, точно шомпол, китаец стоял на пороге. Седые виски. Маленькие, будто приклеенные к верхней губе, усики. Фрост улыбнулся.

– Вредно для здоровья! – подмигнул он своим провожатым и спрятал избавленный от грабительских лап "Кэмел" поглубже.

– Кто вы? – спросил незнакомец.

– Хэнк Фрост, капитан – вернее, отставной капитан, – американских войск особого назначения. Прибыл сюда по делу.

Фрост говорил, не выпуская горящей сигареты изо рта.

– Я – полковник Цзинь Чжао-Ню. Главнокомандующий этими отрядами. По какому делу прибыли?

Фрост рассудил за благо немедленно выплюнуть окурок.

– Прибыл, чтобы помочь вам одолеть соперников и стать предводителем всех прочих предводителей, – отчеканил он, буквально переводя принятую среди гангстеров итальянскую фразу. – Не удивляйтесь такому решительному заявлению. Это вполне в моих силах. Согласны побеседовать наедине?

Полковник Цзинь еле заметно усмехнулся.

– Вы – или законченный безумец, или большой мудрец. Последнего я пока не думаю, но время покажет... Прошу в палатку. Пожалуй, не откажетесь от чашки черного кофе? Угадал?

Фрост осклабился:

– Весьма приятно после хорошей сигареты.

И последовал за полковником.

Он ожидал невыносимой жары, однако в палатке было почти прохладно по сравнению с окружающей духотой. Усевшись напротив Цзиня, в складном шезлонге, за импровизированным, составленным из пустых бочек столом, явно служившим полковнику для делопроизводства, Фрост постарался устроиться поудобнее.

Полковник сделал то же самое.

По-китайски велел адъютанту подать обещанный кофе, и чисто по-американски положил ноги в до блеска зеркального начищенных ботинках на закраину "стола".

– Стало быть, капитан Фрост, вы явились мне помочь. Весьма любезно с вашей стороны.

Цзинь закурил странную овальную сигарету без фильтра, происхождение коей было для Фроста полнейшей загадкой. Внесли кофе.

Подняв металлическую кружку, Фрост пригубил напиток. Черный кофе оказался на удивление хорош.

– Так точно, господин полковник. Явился вам помочь. Если быть предельно точным, – прибыл, дабы устранить генерала Чена. Разрешите говорить с полной откровенностью?