Текст книги "Натуралист на мушке"

Автор книги: Джеральд Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Джеральд Даррелл
Натуралист на мушке

Поле, Джонатану и Эластеру с любовью и уважением

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вероятно, прежде всего мне следует принести рациональное объяснение несколько странного названия этого книги.

Если вы найдете слово «shoot» в словаре, то увидите, что среди многих его значений, включая такие, как «стрелять», «забивать гол» и «пускать но беги», есть определение «фотографировать, производить киносъемку». Оно и лежит в основе названия этой книги, представляющей собой хронику целого года съемок, которые проводили я и моя жена, Ли, для создания десяти получасовых серий телевизионной программы «Натуралист-любитель».

Не так давно ко мне обратились с предложением написать книгу под названием (оно уже было заготовлено) «Полный справочник натуралиста-любителя». Я сразу же отклонил определение «полный», сказав, что всякий, кто пишет руководство, претендующее на полноту, заранее напрашивается на неприятности и использовать это прилагательное в отношении мира живой природы – где открытия происходят с такой быстротой, что у нас едва хватает времени на то, чтобы их регистрировать, – будет, но меньшей мере, опасно. Вот почему было принято решение назвать справочник просто «Натуралист-любитель».

Первоначально эта книга замышлялась как небольшой путеводитель по Британским островам. Затем кто-то сказал, что будет неплохо включить туда остальную Европу; потом кто-то еще с большей убедительностью поведал о том, как ждут такую книгу в Америке, далее, нашлись и те, кто стал говорить об огромной потребности в таком справочнике в Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке, наперебой указывая на север, юг, запад и восток. Тут ситуация полностью вышла из-под контроля.

Я отдавал себе отчет в том, что не смогу написать такую книгу и провести для нее все необходимые исследования, в связи с чем предложил Ли перестать ограничивать себя ролью украшения моей особы, извлечь на свет свой диплом доктора философии (заброшенный со дня нашей свадьбы) и, хорошенько его проветрив, взять на себя вею исследовательскую часть, которая к тому времени, по размерам и широте охвата материала, грозила превзойти Британскую энциклопедию. Она послушно согласилась и, помогая мне в придании окончательной формы будущему сочинению (мы решили, что его структура будет основана на экосистемах вместо громоздкого и бессмысленного с точки зрения биологии деления по странам и регионам), приступила к титаническому труду по просмотру тысяч книг, проверяя и перепроверяя содержащиеся в них сведения (вы просто не представляете себе, как часто ученые противоречат друг другу), обращаясь за советом к целой армии деятелей науки.

Как только поток информации хлынул на мой письменный стол, я начал постепенно превращать его в то, что Ли, нарушая субординацию, иронично называет «высокой прозой».

Работа над книгой продолжалась более двух лет, и если вея эта затея не закончилась разводом, то это исключительно благодаря долготерпению и выдержке моей жены. Книга сразу же завоевала успех, и излучающие самодовольство авторы начали задумываться о том, как провести заслуженный отпуск. Однако все так восхищались нашей книгой, что незаметно для себя мы дали согласие на съемку основанного на ней телевизионного сериала; и вот через восемнадцать месяцев после выхода книги фильм был завершен.

Продюсером сериала была назначена Пола Куиглп, пли, как мы ее называли, Куиггере, наша хорошая знакомая, которую мы успели полюбить еще во время нашей совместной работы на Маврикии и Мадагаскаре, где проходили съемки многосерийного телефильма «Странствия ковчега». Это стройная, миниатюрная женщина с копной темных курчавых волос, курносым, как у пекинеса, носом и загадочными глазами, способными принимать то синий, то зеленый оттенок, в зависимости от того, что на ней надето. Она также обладает неправдоподобно длинными ресницами, которые можно сравнить разве что с жирафами. Кроме того, в дополнение к своему приятному женскому сопрано она обладает способностью издавать такой вопль, который мог бы принести ей первый приз на городском конкурсе крикунов, и этот ее талант оказался весьма полезным, поскольку наш скромный бюджет не позволял нам приобрести «уоки-токп» или мегафон. (При наличии в нашей команде такого человека, как Пола, эти средства коммуникации явно были бы излишними.)

Съемки проводили два режиссера, Джонатан Харрне и Эластер Браун. Эластер снял семь серий, а Джонатан шесть. Эластер имел чопорный вид, отчасти потому, что расширяющиеся залысины придавали его лбу благородные пропорции. Его светло-голубые глаза, спрятанные за стеклами оч ков, излучали таинственный блеск, наводивший на мысли о Белом Рыцаре, а с лица не сходила ироничная улыбка. Он имел привычку медленно поворачиваться на месте, склонив голову набок, что вызывало в памяти изображение Висельника из колоды карт таро. Его манера выражаться не доконченными фразами, не имеющими очевидной связи друг с другом, сильно затрудняла общение, но, к счастью, с нами была Пола, бравшая ни на себя роль переводчика в тех случаях, когда Эластер приходил в сильное побуждение и нам начинало казаться, что он разговаривает на патагонском. В противоположность ему Джонатан был темноволос, несколько мрачноват и обладал демонической красотой в духе мистера Хиткдпффа, [1]1
  Персонаж романа Эмили Бройте «Грозовой перевал». – Прим. перев.


[Закрыть]что в сочетании с хриплым голосом и манерой тщательно выбирать слова поначалу позволяло принять его за педанта, пока вы не замечали скрытый и гго словах своеобразный черный юмор.

Мы так и не выяснили, хорошо или плохо иметь сразу двух режиссеров. Ясно лишь, что это пробуждает здоровый дух соперничества; но режиссеры, если дать им волю, начинают проявлять сверхэнтузиазм, и в нашем конкретном случае они соперничали в том, кто из них заставит нас выполнить самый опасный, леденящий душу трюк, и если бы не нежная забота Полы, мы бы не раз могли расстаться с жизнью. Ведь стоит только режиссеру мысленно представить себе какую-то сцену, как уже ничто не в силах его удержать, и очень скоро вы рискуете оказаться в графе неизбежных потерь. Эту позицию в свое время красноречиво сформулировал Альфред Хичкок: «Я никогда не высказывался в том смысле, что актеры и актрисы – скот, я лишь говорю, что с ними следует обращаться как со скотом». Как бы то ни было, теперь у меня есть возможность взять реванш.

Ко всем трудностям нашего рискованного предприятия следует добавить тот факт, что ни Пола, ни Эластер, ни Джонатан не были натуралистами. Как мы вскоре выяснили, их знания о природе могли уместиться в рюмочке для яйца, оставив там еще достаточно места. После долгих раздутии, затратив немало мысленных усилий, они, пожалуй, смогли бы отличить, мышь от жирафа, краба от акулы, лягушку от удава-констриктора и бабочку от орла, но это было бы для них настоящим подвигом. Однако в процессе съемок мы заместили, что они, незаметно для себя, начинают прекращаться в истинных любителей природы, и это вселило в нас надежду на будущий успех нашего сериала, основной целью которого было помочь любому человеку, в возрасте от девяти до девяноста, взглянуть на мир широко открытыми глазами натуралиста-любителя.

Мы рады тому, что завершили эти съемки, несмотря на все поджидавшие нас трудности. Я не знаю, взялись бы мы за эту работу, заранее зная, с чем нам предстоит столкнуться. К тому же что ни говори, а путешествовать по всему миру за чужой счет – ото всегда большое удовольствие, и хотя сам я уже видел много из того, что нам приходилось снимать, Ли раньше не имела такой возможности, и, наблюдая за непосредственной реакцией своей жены, я радовался вместе с ней.

Чтобы снять эти десять серий, мы за двенадцать месяцев преодолели сорок девять тысяч миль от Скалистых гор в Канаде до Панамы, от Южной Африки до северной оконечности Британских островов. В заключение для тех, кто думает, будто наша жизнь была сплошной экзотикой, хочу сказать, что если проводить жизнь в путешествиях интересно и приятно, то снять десять получасовых телефильмов – чертовски трудная и изнурительная задача, и если в конце пути вы все останетесь друзьями, это и будет одним из самых удивительных чудес на свете.

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ

В книге периодически встречаются термины из мира кино. Рискуя на скучить читателю, я привожу здесь краткий словарь наиболее распространенных понятий, чтобы не перегружать текст дополнительными пояснениями.

1.  Герой. Ли, я либо кто-то еще, взявший на себя смелость представлять материал в очередной серии.

2.  Крупный план. Заполняющее весь экран лицо со следами разгульной жизни. Ли смотрится настоящей красоткой.

3.  Средний план. Ваш портрет, примерно до колена, на котором хорошо видно, к каким последствиям приводят годы потребления изысканной пищи и тонких вин. Ли выглядит стройной, как резвая рыбешка.

4.  Общий план. К счастью, нас почти не видно. Деревья, горы и другие детали пейзажа отвлекают внимание от наших недостатков.

5.  Панорамный кадр. Камера безжалостно следует за вами, слева направо или наоборот, пока вы идете (или бредете), стараясь удержать в памяти свой текст и не позволить проводу от микрофона запутаться в траве и кустах.

6.  Наезд камеры. Вы находитесь в полумиле от камеры, и тут, когда вы меньше всего этого ожидаете, камера делает наезд, словно бы приближаясь к вашему лицу на расстояние в два фута, из-за чего становится хорошо заметно, что вы не подровняли свою бороду. Кроме того, ввиду какой то странной особенности сильной оптики, вы выглядите значительно менее респектабельно, чем представляете себя сами. Что же касается Ли, то, хоть меня это и бесит, я вынужден признать, что она выглядит лучше, чем Джеки Онассис после продолжительного отдыха, джакузи и роскошного массажа.

?. Озвучивание сцены. Вы смотрите в камеру так, словно перед нами находится лучший друг, и говорите доверительным тоном, изо всех сил стараясь не забыть текст.

8.  Оговорка. Когда вы озвучиваете сцену и говорите в камеру: «Я хочу обратить вашу сову на то, как…» вместо; «Я хочу обратить ваше внимание на то, как сова…» или произносите еще какую-то чушь. К несчастью, оговорки обладают особенностью быстро плодиться, и когда к вам привяжется одна, за ней следует и другая, в результате чего вы замечаете, что несете полную околесицу. После этого, вызвав праведный гнев режиссера, вы спешите укрыться под сенью дерева и поискать утешения у своей жены.

9.  Бюджет. Сумма денег, тщательно рассчитанная для того, чтобы ее не хватило для выполнения стоящей перед вами задачи.

10.  Соринка в кадре. Когда вы только что (с пятнадцатой попытки) успешно завершили съемку очень трудной сцены, оператор вдруг сообщает, что в «кадровое окно» камеры загадочным образом попала некая нефотогеничная деталь окружающего пейзажа, испортив весь отснятый материал, из-за чего вам приходится делать очередной дубль, в ходе которого вы опять оговариваетесь и забываете текст. Известны случаи, когда незадачливый оператор становился жертвой разъяренного героя и режиссера фильма.

СЕРИЯ ПЕРВАЯ

Расположенный в Провансе город Ним задыхался от жары. Люди изнемогали, проникающий в легкие раскаленный воздух, казалось, был неспособен поддерживать жизнь. Город, с его широкими, обсаженными деревьями бульварами и сетью узких улочек, наполненных запахами свежего хлеба, фруктов, овощей, сточных канав и кошек, был залит яркими лучами солнца, поджаривающими его на медленном огне.

В центре города находилась огромная римская арена, похожая на извлеченную из морских глубин средневековую корону, покрывшуюся за много лет слоем кораллов. Она ярко сверкала под безжалостными лучами солнца, и во всех ее углублениях и трещинах прятались от жары полуживые голуби. От дерева к дереву бесцельно бродили собаки с ажурными лентами слюны, сбегающей с языка. Неугомонно стрекотали цикады, укрывшиеся на огромных пятнистых платанах, протянувшихся вдоль бульваров. Кубики льда в стакане таяли у вас на глазах. Вас интересует температура воздуха? Было достаточно жарко для того, чтобы запечь целого быка в песке римской арены, сварить всмятку яйцо в прудах и фонтанах Jardin de la Fontaine или приготовить тост на черепице любой из городских крыш – но крайней мере, нам так казалось. Температура в тени превышала 38 °C, отчего кожа походила на липкую резиновую оболочку, под которой не могло существовать что-либо живое. Сидней Смит как-то раз пожаловался, что однажды из-за сильной жары ему хотелось скинуть с себя плоть и обнажиться до костей. Мы прекрасно понимали, что он в тот момент чувствовал.

В нашем доме, расположенном на окраине города, там, где берет начало сухое, как трут, плато Гарриг, проводили косметический ремонт, – штукатурили стены, перестилали черепицу, меняли двери. В такой зной было крайне трудно спорить и взывать к совести оглушенных жарой каменщиков, плотников и водопроводчиков, доведенных до изнеможения простой необходимостью пропускать через легкие раскаленный воздух. Именно в этот момент мы услышали о том, что все контракты, связанные со съемками фильма «Натуралист-любитель», подписаны и мы можем приступать к ним немедленно. Первая серия нашего фильма была посвящена представителям животного мира, населяющим скалистые морские побережья, и мы собирались показать, что береговая линия, как и поверхность утесов, разделена на определенные зоны обитании.

Говорят, что резкая смена обстановки действует благотворно. Что ж, нам выпала прекрасная возможность проверить это утверждение на себе. Оставив залитый солнцем Мим с носовым провансальским говором Панча и Джуди, мы вылетели на крайний север Великобритании, на Шетландские острова, и вскоре оказались на острове Анст, где воздух был ласковым, не теплее, чем парное молоко, а речь смазанной и расплывчатой, словно мягкое жужжание шмеля.

После обычной неописуемой неразберихи, которая возникает всякий раз, когда вы доверяете организацию своей поездки так называемым экспертам из бюро путешествий, мы неожиданно для себя обнаружили, что уже летим над зелеными ландшафтами приглушенных пастельных тонов, и вскоре наш самолет приземлился на посадочной полосе аэропорта в Абердине, Здесь мы встретились с нашей съемочной группой. Оператор Крис, низкорослый бородатый крепыш, всем своим видом излучавший компетентность и уверенность, походил на добрейшего гнома с иллюстрации к детской книге сказок. Наш звукооператор Брайан, элегантный мужчина с темными вьющимися волосами и холеной внешностью, скорее напоминал банковского менеджера из Пепджа или Сербитона, чем того, кто готов часами лежать в кустарнике, магически удавливая звуки живой природы. Помощник Криса, молодой симпатичный парень по имени Дэвид, в первый момент заставил меня пережить настоящий шок. Приближаясь к нам по залу ожидания, он двигался, как человек, страдающий тяжелой формой нервного заболевания, даже более жестокого, чем пляска святого Витта. Мне показалось странным, что парня с таким серьезным недомоганием взяли работать помощником оператора. Только когда он подошел поближе, я обнаружил, что его судорожные движения вызваны какой-то дикарской музыкой, доносящейся из прицепленного к поясу «уолкмана», и мое сострадание к нему тут же пропало.

Абердин – красивый, чистый городок с величественными фасадами домов, чьи серые шиферные крыши напоминают прически в стиле «битлз», улицами, украшенными клумбами разноцветных роз с огромными шелковистыми лепестками, услаждающими взор и обоняние, Я был рад тому, что из-за возникших сложностей мы уже не успевали попасть на Шетландские острова к назначенной дате и поэтому были вынуждены вылететь из Абердина в Леруик, самую южную оконечность центрального острова, а потом добираться до Анста на микроавтобусе по шоссе и в качестве вознаграждения по пути дважды переправляться на морском пароме.

Первое, что здесь поражало, это цвета. Они были такими нежными, что казалось, будто поверх зеленой или коричневой краски нанесли тонкий слой мела, а низкие, скульптурно вылепленные облака имели те же самые серые и бледно-кофейные тона, что и овечья шерсть, развешанная на заборах и живой изгороди. Мягкие, молочио-изумрудные оттенки низких, округлых холмов переходили в шоколадные и розовато-лиловые там, где рос вереск. Тянувшиеся вдоль дороги живые изгороди украшал золотой орнамент из лютиков и одуванчиков, местами охваченный языками пламени пурпурного вербейника, а в сырых низинах лепестки ярко-желтых ирисов поднимались, словно знамена, среди армии зеленых листьев-мечей. По какой-то причине эта местность напоминала мне Новую Зеландию с ее холмистыми просторами, дорогами, почти полностью лишенными транспорта, и тем же самым чувством уединенности. Кое-где вереек был скошен и из земли вырезаны куски торфа. Эти кирпичи торфа, пряного и темного, словно кекс с коринкой и изюмом, были выложены для просушки огромными беспорядочными кучами рядом с крохотными домиками ферм. Наконец мы добрались до нашего мотеля, расположенного на берегу моря, и едва успели устроиться в своих номерах, как к нам присоединился Джонатан, предусмотрительно прихвативший с собой бутылку божественного нектара – бледно-желтого «Гленморанжа».

– Итак, – сказал Джонатан, сделав первый пробный глоток, – завтра мы отправляемся на белые скалы – те, что у мыса Германес. Там живет большая колония бакланов. Вначале мы спускаемся с утеса…

– Минуточку, – вмешался я. – Какой утес? Мне ничего не говорили про утесы.

– Обычный утес, – небрежно бросил Джонатан. – На нем гнездятся самые различные виды птиц – кайры, тупики, моевки и прочие. Это одна из самых больших гнездовых колоний морских птиц в Северном полушарии.

– Так что же все-таки насчет утеса? – вновь спросил я, не позволяя сбить себя с толку.

– Ну, нам потребуется спуститься с него, – сказал Джонатан, – иначе мы не сможем снять птиц.

– А он высокий?

– Нет, не очень, – уклончиво ответил он.

– И все-таки, какова его высота?

– Что-то около… четырехсот-пятисот футов, – ответил он, а затем, увидев выражение моего лица, поспешно добавил: – Вниз ведет отличная тропа; ею постоянно пользуются смотрители.

– Кажется, я говорил, что высота вызывает у меня сильное головокружение, не так ли, мистер Харрис?

– Говорил.

– Я понимаю, глупо страдать от такой слабости, но что поделаешь. Я не раз пытался ее побороть – ничего не помогает. Стоит мне на секунду потерять под ногами твердую почву – и я потом две недели страдаю от головокружений. Вот до чего доходит.

– Понимаю, – произнес Джонатан с притворным сочувствием, – но на сей раз все будет в полном порядке. Это проще, чем с бревна упасть.

– Не могу поздравить тебя с удачным выбором метафоры, – едко заметил я.

Ко всеобщему удивлению, за ночь облака рассеялись, и наутро мы оказались под голубым небом, чья яркость была почти под стать средиземноморской. Джонатан кипел от радостного возбуждения.

– Восхитительный день для съемок, – сказал он, пристально посмотрев на меня сквозь стекла очков. – Как самочувствие?

– Если тебя интересует, не прошла ли чудесным образом за ночь моя болезнь, то ответ будет отрицательным.

– Я уверен, все будет хорошо, – произнес он с некоторым беспокойством. – Тропы там и в самом деле просто отличные. Ими пользуются много лет, и еще не было ни одного несчастного случая.

– Мне бы не хотелось создавать прецедент, – признался я.

Мы проехали на машине так далеко, как смогли, после чего пошли пешком по склонам, заросшим вереском и изумрудно-зеленой травой, к величественным утесам Германеса. В зарослях невинные липкие личики росянки поворачивались в сторону любого оказавшегося поблизости насекомого, готовые поймать и проглотить его, – эти крохотные спруты буквально кишели среди переплетенных, как ведьмино помело, корней вереска. Над зелеными полянами, гладко выстриженными пасущимися овцами, словно лужайки для игры в шары, возвышалась пушица, росшая здесь в изобилии. Издалека ее скопления напоминали заснеженные поля, но стоило вам приблизиться и пройтись по этому снегу, как к небу поднимались миллионы белых кроличьих хвостиков, беспорядочно мельтешащих на ветру.

Над нашими головами, раскинув огромные крылья, кружили темно-шоколадные поморники, внимательно приглядывавшие за нами, поскольку в зарослях вереска укрывались их птенцы. Вскоре мы нашли одного малыша, размером с небольшого цыпленка. Покрытый светло-коричневым пухом, с черными щеками и клювом и пронизывающим взглядом огромных темных глаз, он был очаровательным ребенком. Когда мы с Ли бросились за ним сквозь вересковые заросли, его родители тут же начали пикировать на нас – воистину незабываемое зрелище. Раскинув напряженные крылья, они устремлялись на нас с высоты, со свистом рассекая воздух, похожие на причудливые светло-коричневые «Конкорды». В самое последнее мгновение, всего лишь в нескольких футах от наших голов, они резко сворачивали в сторону и, сделав круг, повторяли все снова. Ли вскоре удалось поймать птенца, после чего родители сосредоточили на ней свои атаки. Я знал, что поморники способны сбить человека с ног ударом крыла, и поэтому поскорее забрал у нее малыша. Родители тут же переключили свое внимание на меня, подбираясь все ближе и ближе с каждым новым заходом, и ветер гудел у них в крыльях, когда они пикировали вниз. Вначале я инстинктивно пригибал голову, но вскоре обнаружил, что если подпустить их на дюжину футов, а затем резко взмахнуть руками, то они тут же отклоняются от курса.

– Давайте снимем несколько кадров о поморниках, с этим очаровательным малышом у тебя на коленях, – предложил Джонатан.

Итак, камера была установлена и микрофон спрятан у меня на шее, Наша подготовительная деятельность усилила волнение родителей-поморников, и они начали проводить свои атаки с удвоенной энергией, пикируя то на меня, то на камеру, каждый раз пролетая в опасной близости от нас. Когда камера была готова, я присел на корточки в зарослях вереска, устроив толстого птенца у себя на коленях. Я только открыл рот, чтобы начать свою увлекательную лекцию о поморниках, как малыш привстал, неожиданно клюнул меня в большой палец, заставив упустить нить повествования, а затем начал громко и обильно испражняться прямо на мои колени.

– Природа естественна во всех своих проявлениях, – прокомментировал Джонатан, пока я очищал носовым платком свои брюки от липкой, пахнущей рыбой жижи. – Хотя вряд ли мы сможем использовать такой кадр в будущем фильме.

– Когда закончишь смеяться, – сказал я, обращаясь к Ли, – можешь взять этого проклятого птенца и выпустить его. Мне кажется, с меня уже хватит на сегодня интимного общения с поморниками.

Она взяла моего толстого, пушистого друга и, отойдя в сторону на два десятка футов, посадила его в вереск. Он тут же бросился наутек, низко припав к земле и выбрасывая в стороны ноги, живо напоминая своей манерой бега пожилую полную даму в меховой шубе, пытающуюся успеть на отъезжающий автобус.

– Какой он милый, – с сожалением произнесла Ли. – Мне бы так хотелось, чтобы он у нас остался.

– А мне ничуть, – признался я. – С ним все наши деньги уходили бы на оплату счетов из химчистки.

Безусловно, поморники одни из самых грациозных хищников неба. Подобно бронзовым от загара пиратам, они неотступно проследуют других птиц, заставляя их бросить пойманную рыбу. После этого поморник камнем бросается вниз и подхватывает добычу прямо на лету. Известны даже случаи, когда эти наглые морские разбойники щипали бакланов за кончики крыльев, заставляя их выпустить рыбу. Поморники едят вес подряд, и они не побрезгуют украсть рыбу у взрослой птицы, будь то баклан или кайра, а затем полакомиться яйцами или даже птенцами из ее гнезда.

Мы продвигались вперед, встречавшиеся нам по пути стада овец походили на взбитые сливки, разбрызганные по зеленой скатерти дерна, над головой ярко сияло солнце. Наслышанные о суровом климате Шетландских островов, мы предусмотрительно укутались с головы до ног, и теперь, почувствовав, что пот стекает с нас ручьями, начали скидывать с себя куртки и пуловеры. Вскоре поверхность земли пошла под уклон к отвесным скалам, за которыми раскинулся Атлантический океан, синий, словно ннеты горечавки. Повсюду порхали каменки-попутчпки, и их хвостики вспыхивали, словно маленькие белые огоньки, когда они танцевали в воздухе прямо перед нами. Два ворона, черных, как траурные повязки, медленно летели вдоль края обрыва, скорбно каркая друг другу. Высоко в небе завис жаворонок, и на нас журчащим ручейком лилась его дивная песня. Если бы падающая звезда могла петь, мне кажется, она бы пела, как жаворонок.

Вскоре мы подошли к краю утеса. Примерно в шестистах футах под нами гигантские голубые волны, поднимая тучи брызг, прокладывали себе путь среди скал, похожие на клумбы белых хризантем. Воздух был наполнен ревом прибоя и криками тысяч и тысяч морских птиц, подобно снежной буре круживших между скал. Их количество поражало воображение. Тысячи бакланов, моевок, глупышей, гагарок, чаек, поморников и десятки тысяч тупиков. Неужели в море хватает рыбы, чтобы прокормить эту разноголосую воздушную армию с ее многочисленными семействами, заполонившими поверхности утесов?

У края утеса, там, где земля достаточно мягкая, чтобы ее копать, находится особая зона расселения тупиков. Здесь они роют свои норы с помощью сильных клювов и лап. Тупики расположились плотными группами, и они почти позволяли на себя наступить, прежде чем броситься с края утеса и улететь прочь, быстро взмахивая крыльями, при этом их лапки болтались сзади, словно маленькие оранжевые ракетки для пинг-понга. Стоило посмотреть на зеленые вершины скал, усеянные многими сотнями этих важно расхаживающих птиц в аккуратных черно-белых смокингах, с огромными клювами в оранжево-красную полоску, напоминавшими карнавальные носы. Возникало впечатление, что присутствуешь на съезде клоунов. В дополнение к такому изначально забавному виду у многих птиц, только что вернувшихся с рыбной ловли далеко в море (порою в поисках добычи они отлетают от берега на триста километров), по обеим сторонам ярко раскрашенных клювов свисали аккуратно собранные пригоршни песчанок, похожие на усы из рыбы. Самое удивительное в том, что песчанки всегда ориентированы головой к хвосту, как сардины, аккуратно сложенные в консервной банке. То, как эти птицы умудряются ловить мелкую рыбешку и складывать ее в своем клюве столь тщательным образом, несомненно, является их величайшим искусством.

Пройдя дальше вдоль края утеса, мы наткнулись на двух человек, занятых крайне любопытным занятием – ужением тупиков. Я знаю, что в отдаленных уголках земного шара аборигены порой ведут себя весьма экстравагантно, но никогда ранее мне не доводилось видеть что-либо подобное. Присев на ягодицы, они медленно съезжали к краю обрыва, где расположилась группа степенных тупиков, настороженно наблюдающих за их приближением. Один из мужчин держал в руках длинный шест с петлей на конце. Наметив себе жертву, он осторожно подкрался к ней, ловко манипулируя петлей, набросил ее на одну из оранжевых лапок тупика, а затем подтащил к себе бьющую крыльями, кудахчущую птицу; и, оказавшись в пределах досягаемости его напарника, она попала к нему в руки. Я подумал, что это достаточно странная манера обхождения с птицами в месте, которое, в конце концов, является заповедником. Однако, когда мы подошли поближе, я понял, что они прикрепляют кольцо на лапку тупика. Такие кольца служат для тупика своеобразным паспортом пли идентификационной карточкой. Если птицу потом найдут больной или мертвой либо она просто попадет в сеть, кольцо на ноге скажет о том, где и когда она была окольцована. Разумеется, для птицы эта процедура является своего рода бюрократией, но она позволяет нам узнать много нового о загадочной жизни морских птиц вдали от берега, в перерывах между брачными сезонами.

Два смотрителя рассказали нам о том, что на скалах мыса Германес сотни тысяч тупиков выводят свое потомство, и только в течение периода размножения птицы выходят на берег и их можно отловить для кольцевания. Они передали мне своего пленника, чтобы я сказал несколько слов в камеру о тайнах, связанных с жизнью тупиков, и мне очень быстро пришлось испытать на себе, что при всей своей комичной внешности и кажущемся тупоумии тупики отлично знают, как за себя постоять. Я достаточно беспечно взял тупика на руки, и через мгновение толстый, похожий на бритву клюв, словно гигантская крысоловка, защелкнулся на моем большом пальце, а острые, как иглы, когти, ничуть не уступающие кошачьим, начали раздирать мне руки. Закончив произносить перед камерой свой монолог, я был счастлив поскорей освободить воинственного приятеля и позволить Ли оказать первую помощь моим израненным рукам.

– Теперь, после того как меня чуть не разорвал на части туник, – обратился я к Джонатану, – какие еще испытания для меня заготовлены?

– Теперь нам предстоит спуститься вниз, – ответил Джонатан.

– И где же? – поинтересовался я.

– Прямо здесь, – сказал он, показывая на край утеса, который, насколько я мог видеть, почти отвесно обрывался к морю, плещущемуся у его основания шестьюстами футами ниже.

– Но ты обещал мне спуск по тропе, – запротестовал я.

– Так вот она, – сказал Джонатан. – Если ты подойдешь к краю, то сможешь ее увидеть.

Соблюдая максимальную осторожность и борясь с начинающимся приступом тошноты, я приблизился к краю. Петляя среди пучков травы и армерий, вниз сбегала едва различимая линия, выглядевшая так, словно в далеком туманном прошлом этот извилистый путь протоптало стадо одурманенных козлов, которые, шатаясь, спускались по отвесной стене, чтобы предаться у ее подножия пьяной оргии.

– И это ты называешь тропой? – поинтересовался я. – Если бы я был серной, то, возможно, согласился бы с тобой, но ни один человек, рожденный женщиной, не сможет здесь спуститься.

Пока я говорил, Крис, Дэвид и Брайан со своими тяжелыми рюкзаками, нагруженными съемочной аппаратурой, прошли мимо меня и исчезли внизу на покрытой тенью тропе.

– Только и всего, – сказал Джонатан. – Здесь нет ничего страшного. Нужно лишь расслабиться. Я буду ждать вас внизу.

С беспечным видом он начал спускаться по почти отвесной скале. Ли и я посмотрели друг на друга. Я знал, что она тоже страдает от головокружений, но не в такой острой форме, как я.

– Ты не помнишь, в наших контрактах где-нибудь говорится о том, что мы обязаны заниматься скалолазанием? – поинтересовался я.

– Вероятно, в каком-то из примечаний, – печально ответила она.

Сотворив быстренькую молитву, мы начали свой путь вниз. Путешествуя по всему свету, мне не раз приходилось испытывать страх, но спуск с этого утеса по остроте ощущений с лихвой перекрыл весь мой прошлый опыт. Остальные шагали по едва различимой тропе так, словно это была широкая, ровная автострада, в то время как я сползал на животе, отчаянно цепляясь за пучки травы и маленькие растения, которые, конечно же, легко расстались бы с поверхностью скалы при более значительном усилии с моей стороны, мелкими шажками продвигаясь по тропе шириной в шесть дюймов, изо всех сил стараясь не смотреть в ту сторону, где скала почти отвесно уходила вниз, мои руки и ноги отчаянно дрожали, а тело стало липким от пота. Это было постыдное зрелище, и я чувствовал себя ужасно неловко, но поделать с собой ничего не мог. Страх высоты невозможно вылечить. Когда я все-таки добрался до подножия утеса, мышцы на моих ногах дрожали так сильно, что мне пришлось присесть на десять минут, прежде чем я снова смог ходить. Я позволил себе несколько резких высказываний в адрес предков Джонатана и предложил ему совершить над собой несколько процедур – к несчастью, трудновыполнимых.