Текст книги "Спасенный любовью"
Автор книги: Дженнифер Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 5
Крик эхом разнесся по коридору и замер где-то под крышей дома.
А затем воцарилась тишина.
Но тишина ничего не означала.
Перескакивая через ступеньки, герцог поднялся этажом выше. Одна из дверей тут была приоткрыта, и Харт с такой силой распахнул ее, что она врезалась в массивное бюро, частично закрывавшее вход. Кто-то перетащил сюда излишки мебели, и комната теперь являлась нагромождением книжных шкафов, туалетных столиков, комодов и шифоньеров. А бархатный диван, покрытый слоем пыли, стоял посреди комнаты, наклонившись под странным углом.
Элинор Рамзи, окруженная пыльным облаком, подняла взгляд от диванных подушек, которые осматривала.
– О Боже, Харт… – произнесла она. – От тебя столько шума…
Он молча уставился на нее. Нет, Элинор Рамзи не могла находиться здесь, в этом ужасном месте, где даже ему становилось не по себе. Элинор была здесь подобно подснежнику в болотной трясине, нежному цветку, обреченному на гибель. Он не хотел, чтобы этот мир, эта часть его жизни даже соприкасалась с ней.
– Элинор, – проговорил герцог, едва сдерживая ярость, – я же просил тебя не приезжать сюда.
Она встряхнула диванную подушку и положила ее на место.
– Да, верно, Харт. Но я подумала, что должна продолжить поиски фотографий. И я знала, что если попрошу у тебя ключ, то ты мне его ни за что не дашь.
– И тогда ты за моей спиной обратилась к Йену?
– Конечно. Йен благоразумнее тебя, и он не мучает меня бессмысленными вопросами. Но я не рассказывала ему о фотографиях, если тебя это волнует. Ведь они, в конце концов, глубоко личное дело, даже интимное… Впрочем, это не важно, потому что он не спрашивает, зачем я сюда приехала.
Харт бросил на Элинор взгляд, от которого таяла улыбка Анджелины Палмер и лицо бледнело от страха. Но Элинор смотрела на него совершенно спокойно.
На голове у нее была шляпка-таблетка с абсурдно крошечной вуалью в горошек. Правда, она подняла вуаль, но не полностью, так что один край ее свисал, закрывая правую бровь. Пыль покрывала темно-коричневое платье Элинор и даже прилипла к влажным от пота щекам, а выбившаяся из прически прядь рыжей змейкой сбегала по лифу. Элинор выглядела сейчас просто обворожительно. И, Боже правый, он ее желал!
– Я говорил тебе, что не хочу, чтобы ты здесь появлялась, – проворчал Харт. – Ни сейчас, ни потом.
– Да, знаю. – Сохраняя спокойствие, насколько получалось, Элинор переместилась к бюро и наклонилась к нижнему ящику. – Я не такая дура, чтобы мчаться сюда одна, если тебя это беспокоит. Я встретила отца и Йена в музее, отправила отца с Мейгдлин домой в твоем ландо, а затем прогулялась сюда с Йеном пешком. Так что всю дорогу находилась под наблюдением.
– Меня беспокоит то, что я просил тебя не приезжать сюда, но ты самым возмутительным образом меня ослушалась, – заявил Харт.
– Ослушалась? О, ваша светлость, мне следовало предупредить вас, что у меня всегда были затруднения с послушанием. Хотя ты это и так знаешь. Если бы я сидела тихо и ждала от отца распоряжений, то давно бы превратилась в скелет на стуле. Папа очень нерешительный даже в таких мелочах, как, например, количество ложек сахара в чай. И папа никогда не помнит, любит ли он сливки. Я еще в раннем детстве научилась не ждать чьего-либо разрешения, а просто делать.
– Но теперь ты работаешь на меня, – заметил герцог.
Не глядя на него, Элинор рылась в ящике.
– Я тебе не слуга, Харт, и мои принципы – все те же. Если бы я ждала твоей команды, то сидела бы в кабинете вместе с Уилфредом и барабанила бы пальцами по столу в ожидании, когда ты соизволишь появиться. Даже Уилфред иногда недоумевает по поводу твоего отсутствия, хотя он очень немногословен.
– Да, именно в кабинете ты и должна сидеть!
– Зачем? Не понимаю… Я не нужна Уилфреду, чтобы печатать твои письма. Он поручает мне это, чтобы чем-то занять, вот и все. Но я с большей пользой провожу время, когда стараюсь выяснить, кто посылает снимки и с какой целью. И ты мог бы помочь мне в поисках вместо того, чтобы стоять в дверях и орать.
Тут Харт наконец не выдержал и прорычал:
– Я хочу, чтобы ты немедленно убралась из этого дома!
Элинор с невозмутимым видом выдвинула следующий ящик.
– Пока не закончу, не уйду. Здесь полно укромных уголков и всяких ниш. И очень много мебели.
Харт подошел к бюро, схватил Элинор за плечи и заставил выпрямиться. И теперь один ее глаз полностью скрылся за краем вуали.
Не успев сообразить, что делает, Харт взял ее за руки и отвел их за спину; он знал, как обездвижить руки женщины, как удержать ее.
Элинор посмотрела прямо ему в лицо, и ее алые губы чуть приоткрылись. И в тот же миг на Харта накатила волна желания, швырнувшая его в лапы животной похоти. Он скользнул взглядом по ее манящим губам, по вздымающейся под плотно застегнутым корсажем груди, по тонкой золотисто-рыжей прядке волос на щеке. А потом вдруг наклонился и ухватил завиток губами.
Элинор вскрикнула от неожиданности, а Харт внезапно прикусил зубами ее нижнюю губу – не больно, но чувствительно. Теперь ее дыхание обжигало его щеку, и она даже не пыталась высвободиться.
Укрощена? Нет-нет, только не Элинор! А если она сейчас затихла, то, значит, такое приняла решение.
Харт знал, что мог бы теперь с легкостью ею овладеть. Прямо на крышке комода за ее спиной. Быстро и мощно. Несколько движений – и все было бы кончено. Им даже не пришлось бы раздеваться. И Элинор снова принадлежала бы ему. Никуда бы не делась.
Харт прижался нежным поцелуем к тому месту, где только что находились его зубы. Ее губы были немного солоноватыми от испарины и шелковисто мягкими. Он снова легонько прикусил ее губу и тут же смягчил укус очередным поцелуем.
Элинор шевельнула губами, словно хотела поцеловать его в ответ. Но в следующее мгновение вдруг отпрянула и прошептала:
– Нет, не надо. – Ее шепот прозвучал очень тихо, и он не услышал бы ее, если бы она не стояла так близко. Но в глазах Элинор не было страха – только грусть и сердечная боль. – Это несправедливо, Харт, – добавила она со вздохом.
– Несправедливо?
– Да. По отношению ко мне. – Она снова вздохнула, и тут Харт вдруг увидел слезы на ее ресницах.
Он был абсолютно уверен, что Элинор Рамзи находилась сейчас в полной его власти. Да-да, он мог бы сделать с ней все, что хотел, – прямо здесь, в этой комнате, где они были наедине. Но все же…
Судорожно сглотнув, сделав над собой усилие, Харт отступил на шаг. И тут же, отвернувшись от Элинор, шумно выдохнул, упершись ладонями в бюро.
На несколько секунд воцарилась тишина.
– Ты в порядке? – спросила наконец Элинор, глядя на него с участием. Страха у нее по-прежнему не было – только беспокойство за Харта.
– Да, все в порядке. А что могло со мной случиться?
– Ну… ты такой странный…
Тут герцог повернулся к ней и закричал:
– Мне станет лучше, как только ты уберешься из этого дома!
Элинор развела руками.
– Как только закончу поиски, Харт.
Не выдержав, он схватил бюро и в ярости швырнул его на пол. В этот момент послышались шаги, и в комнату вошел Йен, смотревший на брата с осуждением.
Элинор повернулась к нему и с радостной улыбкой воскликнула:
– А вот и ты, Йен! Пожалуйста, отведи Харта вниз. Я скорее справлюсь, если он не будет крушить здесь мебель.
Герцог шагнул к ней, Йен попытался его остановить, но Харт оттолкнул брата в сторону. Элинор попятилась и пронзительно взвизгнула, но Харт подхватил ее на руки, затем взвалил на плечо и прошел мимо брата к двери. Йен на сей раз не стал вмешиваться, и герцог вынес Элинор на лестничную площадку.
– Йен, захвати мой сверток! – крикнула она. – Харт, отпусти меня! Это же нелепо!
Экипаж герцога подкатил к дому и остановился под фонарем, от света которого туман приобрел болезненно-желтый оттенок. Харт наконец-то поставил Элинор на ноги и, положив руку ей на плечо, принудил спуститься по ступенькам, затем подтолкнул к карете.
Элинор подчинилась, но все же проворчала:
– В самом деле, Харт, ты… – Увидев случайного прохожего, она замолчала, решив не устраивать сцену на улице.
Харт усадил ее в карету, захлопнул дверцу и, усевшись рядом с ней, велел кучеру ехать на Гросвенор-сквер. Он прекрасно знал, что Элинор не останется в экипаже, если не удержать ее силой.
От фотографий, которые она нашла в магазине, просто дух захватывало. Харт во всем своем великолепии!
Надев халат, Элинор села за стол в своей комнате и разложила перед собой снимки. Новое бальное платье, которое она решила надеть сегодня вечером, лежало в изумрудном сиянии на кровати.
Йен – дай Бог ему здоровья – принес ей сверток, когда вернулся к Харту, и он даже не спросил, что в свертке. Элинор дождалась, когда Мейгдлин уйдет ужинать, и только после этого разрезала бечевку, развернула коробку и разложила на столе фотографии.
Всего их было двенадцать, и шесть из них были сделаны в той же комнате, что и снимок, на котором Харт смотрел в окно. Остальные шесть – в комнате поменьше, убранство которой напоминало дом в Хай-Холборне.
Элинор придвинула к себе одну из фотографий – не похожую на другие. Харт на ней не был голым. Глядя прямо в камеру, он стоял в килте в клетку клана Маккензи и весело смеялся. При этом одна его рука упиралась в бедро, а вторая была вскинута вверх с открытой ладонью, как будто он предупреждал фотографа: не фотографировать! Но затвор уже сработал.
В результате Харт получился таким, каким и был на самом деле, вернее – был когда-то. А был он озорным плутом с очаровательной улыбкой… Именно того Харта молоденькая Элинор Рамзи и полюбила много лет назад.
Харт частенько смеялся над ней, заставляя и ее смеяться. И он не боялся рассказывать ей обо всем – о своих амбициях, мечтах, о своих волнениях по поводу братьев и о злости на отца. Он приезжал к ней в Гленарден и, лежа среди роз в саду, положив голову ей на колени, делился своими секретами, а потом целовал ее, как пылкий любовник, а не скромный поклонник. И сегодня, вдыхая запах алых роз, Элинор вспоминала его губы, его поцелуи, его объятия…
– О Господи… – прошептала Элинор. Стоило ей отдаться воспоминаниям, как глаза наполнились слезами. Что ж, ничего удивительного. При всех своих недостатках Харт был полон жизни, был весел и энергичен, и она любила его.
Да, прежний Харт был окрылен надеждой и умел смеяться, но сохранил лишь свою одержимость. Увы, этим человеком владела одержимость… Элинор читала в газетах, как он последовательно перетягивал на свою сторону, одного политического деятеля за другим, вызывая у них желание следовать за ним. Но с восхождением к власти Харт менялся, становился совсем другим человеком. И то, что Элинор увидела в его глазах утром в вестибюле, когда он загородил ей выход на улицу, а также потом, когда он застал ее в доме в Хай-Холборне, наводило на размышления… Похоже, он стал жестким и одиноким человеком, склонным к вспышкам гнева по малейшему поводу. И никакой больше улыбчивой восторженности, никакого смеха…
Элинор отодвинула от себя этот снимок и придвинула другой. Здесь Харт все еще улыбался в камеру, но уже – деланно, неискренне. А килт с падающими на пол складками он держал в руке.
Герцог был очень красивым мужчиной, на редкость красивым. Элинор провела пальцем по его груди на фото, вспоминая, какая она на ощупь. Сегодня днем, когда Харт завел ей руки за спину, он снова дал ей возможность ощутить его силу. Она была всецело в его власти и знала, что не сможет уйти, пока он ее не отпустит. Но она не испугалась, а, напротив, испытала тайный восторг, усиливший пульсацию крови в ее жилах.
– Элинор, ты готова?!
Услышав за дверью голос Изабеллы, Элинор вздрогнула от неожиданности. Смахнув фотографии в коробку, она едва успела засунуть ее в нижний ящик стола, когда в комнату вошла Изабелла, шуршавшая серебристым атласом и тафтой.
Замкнув ящик, Элинор спрятала ключик в корсет.
– Прости, Иззи, – сказала она. – Я только что закончила одно дело. Ты поможешь мне одеться?
Харт точно уловил момент, когда Элинор влилась в толпу, заполнявшую бальный зал в его особняке.
На ней было изумрудного цвета платье с глубоким вырезом, турнюр – более скромный, чем у других дам, а верхняя юбка ниспадала к полу волнами атласа. Фасон платья сразу привлекал внимание к ее талии, обтянутой плотным корсажем, и к декольте, обрамляющему пышную грудь. Шею же украшало ожерелье в виде скромной золотой цепочки с изумрудной каплей, а в ушах, в тон платью, поблескивали изумрудные серьги.
До появления Элинор Харт думал о Дэвиде Флеминге – тот был в палате общин его глазами и ушами. Ведь сегодня Флемингу предстояло с помощью своего красноречия склонить на сторону Харта еще нескольких колеблющихся по вопросу вотума недоверия Гладстону.
Харт знал, что близится время, когда он сможет вынудить Гладстона уйти в отставку и либо признать, что коалиция Харта уже имеет большинство, либо объявить выборы, на которых он, Харт, постарается победить.
«Склони их на нашу сторону любыми способами», – сказал Харт Флемингу, и тот, очаровательный и коварный как змея, заверил Харта в успехе.
И вот теперь, стоило Элинор войти в зал, как все мысли о Гладстоне и выборах мгновенно вылетели у него из головы – теперь он думал только об Элинор.
А она, казалось, источала сияние… Харт впервые увидел ее в красивом наряде, а не в обычном для нее безобразном платье из хлопка или саржи; к тому же Элинор носила эти свои платья застегнутыми наглухо. А бальный наряд… О, он заставил ее блистать! Должно быть, это Изабелла одолжила ей одно из своих платьев или же купила для нее новое – но результат вышел ошеломляющим, и Харт не мог оторвать от нее глаз.
– Мне до смерти надоело, что ты просишь мою жену быть хозяйкой на твоих скучнейших вечерах, – проворчал Мак, остановившись рядом с братом. – Временами я ее почти не вижу из-за этих проклятых балов и музыкальных салонов. Да еще и декораторы на моей шее.
Потягивая солодовое виски, Харт по-прежнему не отводил от Элинор взгляда.
– Хочешь сказать, что у тебя нет возможности спать с ней так часто, как хочется?
– Можно ли вменять мне это в вину? Ты только посмотри на нее. Мне хочется убить всех мужчин, которые с ней разговаривают.
Харт с трудом оторвал взгляд от Элинор и посмотрел на Изабеллу. Следовало признать, что она выглядела восхитительно в своем серебристо-зеленом наряде, плотно обтягивавшем ее стройную фигуру. Впрочем, Изабелла всегда вызывала восхищение, и Мак влюбился в нее до безумия с первого взгляда. Но ему понадобилось целых шесть лет, чтобы научиться ее любить. Слава Богу, бури улеглись, и теперь семейная жизнь Мака протекала в тихой гавани. Они с Изабеллой были безоблачно счастливы, и она заботилась о муже, сняв с Харта ответственность за его благополучие.
К ним подошел официант с шампанским, но Мак отмахнулся от него. После многих лет пьянства – он чуть не свел себя в могилу – Мак стал абсолютным трезвенником.
– Что с твоим намерением подыскать себе жену? – спросил он брата, когда официант ушел.
Взгляд Харта снова обратился к Элинор, здоровавшейся с маркизом и маркизой как со старинными друзьями. Минуту спустя, звонко рассмеявшись, она повернулась, чтобы приветствовать какую-то хмурую даму, и та тотчас же расплылась в улыбке. Это была одна из особенностей Элинор – она могла очаровать и покойника.
– Ты меня слышал? – проворчал Мак.
– Слышал. И просил оставить эту тему.
– Элинор у тебя под носом, Харт. Бога ради, зацелуй ее до бесчувствия и вызови викария. Тогда она сможет принимать гостей на твоих праздниках, а Изабелла будет сидеть со мной дома.
– Потерпи еще немного, – ответил Харт, продолжая наблюдать за Элинор. – Вы с Изабеллой скоро умчитесь в Беркшир, где сутки напролет сможете не вылезать из постели.
– Но тогда ты сделаешь своими хозяйками Эйнсли и Бет. А ты знаешь, что братья готовы тебя придушить?
– Очаровательная женщина, встречающая моих гостей, – составная часть моего плана, – пояснил Харт. – И Изабелла это понимает.
На Мака слова брата не произвели должного впечатления.
– Послушай, Харт, может, ты и время второго пришествия Христа назначишь и велишь Уилфреду составить для него маршрут следования? Пойми, невозможно все контролировать. – Тут Мак вдруг отвернулся от брата и сквозь толпу ринулся к Изабелле.
Значит, невозможно все контролировать? Харт глотнул виски и усмехнулся. Мак не понимал, что сам он, а также Кам с Йеном жили сейчас так, как хотели, только потому, что он, Харт, отказался отступать и пускать все на самотек. А если бы он не управлял каждым их шагом, то Кам и Мак, возможно, до сих пор пытались бы наскрести на проживание где-нибудь в малярийных джунглях или в холодной Шотландии, обрабатывая каменистую землю. Скаковые лошади, искусство, женщины, дорогое виски – все это было бы для них невиданной роскошью. Ну, а Йен… Йен бы скорее всего умер.
Нет, братья не понимали, что он сделал для них, и Харт молил Бога, чтобы никогда не поняли. Единственным человеком, имевшим об этом представление, была улыбающаяся женщина в изумрудном платье, беседовавшая сейчас с гостями и заражавшая всех своей жизнерадостностью. Только она знала правду о Харте Маккензи.
Элинор видела, как Мак отошел от брата и на освободившееся место хлынули поклонники Харта.
Цель этого бала состояла в том, чтобы поощрить стойких сторонников Харта и привлечь еще больше людей в сформированную им коалиционную партию, забрав их голоса у Гладстона, с одной стороны, и у тори – с другой.
Но вот две дамы, что вились вокруг Харта, не имели, по мнению Элинор, никакого отношения к политике. Дама слева – леди Мерчисон, жена виконта, а дама справа – жена командующего военно-морским флотом. Жена командующего крепко вцепилась в согнутую в локте руку Харта, а леди Мерчисон украдкой поглаживала его по спине.
«Она хочет с ним переспать!» – промелькнуло у Элинор.
Да, конечно, хочет. А кто мог бы устоять перед Хартом Маккензи?
Но герцог, разговаривая с собравшимися вокруг него людьми, как будто не замечал, что эти две дамы льнут к нему все ближе и ближе.
Элинор заставила себя отвернуться и снова с улыбкой заговорить с гостями. У нее неплохо получалось создавать непринужденную обстановку, находить партнеров для желающих потанцевать и развлекать пожилых гостей. Гостей же собралось очень много, хотя Элинор знала, что желавших попасть на этот бал было гораздо больше.
Йен сегодня отсутствовал, но в этом не было ничего необычного. Йен ненавидел сутолоку. Правда, Изабелла говорила, что с Бет он мог пойти хоть в огонь, хоть в воду, хоть в толпу – лишь бы Бет находилась с ним рядом.
«Не могу его винить», – думала Элинор, болтая с гостями. Многим нравилось глазеть на Йена, указывая на него пальцем. «Безумный Маккензи, – говорили люди, – женился на какой-то несчастной полуфранцуженке… А ей, бедняжке, должно быть, отчаянно хотелось замуж».
Не такая уж она была несчастная. И вовсе не бедняжка. Бет – когда еще не вышла за Йена замуж – унаследовала большое состояние. Но Элинор знала, как устроен свет. Просто кто-то пустил слух от досады, что Бет породнилась не с его семьей и не ему принесла свои денежки.
Элинор была рада возможности увидеться с некоторыми из подруг юности. Но теперь эти дамы уже стали замужними матронами. Поскольку же Элинор замуж еще не вышла, все они стремились найти ей жениха.
– Дорогая Эл, – говорила одна из дам, – ты непременно должна поехать с нами кататься на лодке. – Мой брат со своим ближайшим другом только что вернулся из Египта. Загорели как негры, ты бы их едва узнала. А какие истории рассказывают! Совершенно захватывающие. Уверена, им было бы любопытно на тебя взглянуть.
– Моему отцу было бы интересно послушать их рассказы, – сказала Элинор. – Ему нравится путешествовать, если для этого не требуется далеко уходить от любимого кресла.
Дама рассмеялась, но тут же решительно заявила:
– Что ж, тогда приводи с собой и отца. Мы и по нему соскучились.
Поступали и другие предложения провести вместе время, и при этом обязательно упоминались холостые братья, кузены и даже овдовевшие пожилые дядюшки подруг. Казалось, почти все знакомые Элинор задались целью выдать ее замуж до конца сезона.
А вот виконтесса Мерчисон по-прежнему льнула к Харту. Мистер Чарлз Дарвин, может, и утверждал, что человек произошел от обезьяны, но предками леди Мерчисон, очевидно, были рыбы-прилипалы.
На глазах Элинор леди Мерчисон все ниже опускала руку, пока ее ладонь не оказалась на ягодицах герцога, прикрытых килтом. Харт, разумеется, не сделал резкого движения, лишь слегка повернулся к своей соседке слева, что заставило леди Мерчисон убрать руку.
Выглядела ли она разочарованной? Ничуть. Напротив, рассмеялась, глупая корова!
Элинор направилась к Харту, то и дело останавливаясь по дороге, чтобы поболтать с гостями и послушать, о чем они говорят. В центре зала во множестве кружили пары, но Харт упорно держался в стороне – герцог, как всем было известно, на собственных балах никогда не танцевал.
«Светские сборища так обременительны… – думала Элинор, прижимая к себе юбки, чтобы протиснуться между двух разодетых дам; мода этого года повелевала светским дамам украшать длинные рукава огромными бантами и бархатными розами. – Не хватает только чайных сервизов и рядов книг», – размышляла Элинор, проталкиваясь сквозь еще одно скопление женщин.
Она вынырнула из толпы уже неподалеку от Харта, и ей оставалось пройти еще чуть-чуть, когда она наконец-то нашла то, что искала. Собравшись с духом, Элинор подтолкнула под руку высокого господина с полным бокалом красного, как кровь, вина. Его пальцы тотчас разжались, и бокал, выскользнув из них, устремился к полу, а рубиновая жидкость, описав в воздухе дугу, выплеснулась прямо на атласное платье леди Мерчисон.
Леди Мерчисон пронзительно взвизгнула, а высокий джентльмен начал, заикаясь, извиняться. Приблизившись к даме, залитой вином, Элинор прижала к щекам ладони и воскликнула:
– О Боже! Бедняжка, как же вам не повезло!
Лицо леди Мерчисон приобрело зеленоватый оттенок, и она тихо застонала. Харт извлек из кармана носовой платок и, протянув ей, сказал:
– Пожалуйста, миледи…
– Нет-нет, ничего не трогайте, иначе останется пятно. Мы сейчас найдем свободную комнату, а потом пошлем за вашей горничной и содовой водой. – С этими словами Элинор взяла леди Мерчисон под руку и увела ее.
Высокий джентльмен, продолжая извиняться, то и дело повторял:
– О Господи, какой я неловкий…
Герцог же, проводив Элинор пристальным взглядом, в раздражении подумал: «Чтобы сделать мужчину неловким, требуется очень ловкая женщина».
