Текст книги "Ты против меня (You Against Me)"

Автор книги: Дженни Даунхэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Детектив Томас спросила:

– И что было дальше?

– Я пошла спать.

– Тебе не пришло в голову, что Карин не стоит оставлять в одиночестве?

– Я думала, ей просто нужен отдых.

– Пунш был крепкий, ты сама только что сказала нам, что она была в полной отключке, и все равно пошла спать?

– Извините… я просто подумала… было поздно… Ее мать напряженно проговорила:

– Элли не обязана была оставаться с этой девушкой.

Детектив покачала головой:

– Миссис Паркер, если можно, без комментариев.

– Она еще ребенок. Она и так сделала все возможное. Вы что, не слышали? Она заставила Тома прогнать друзей.

Детектив устало улыбнулась:

– Но в итоге выяснилось, что не о друзьях Тома ей следовало волноваться, верно, миссис Паркер? – Она снова уткнулась в бумаги. – Давайте продолжим.

– Я принесла ей ведро на случай, если ее стошнит, – прошептала Элли, – и стакан воды. Сняла с нее туфли и укрыла одеялом.

Но детектив Томас, кажется, ее не слушала.

– А где в это время был твой брат, Элли?

– Внизу.

– И ты с ним больше не разговаривала?

– Тогда – нет.

– А потом? Элли кивнула.

Глупо, но в тот момент она гордилась тем, что спасла Карин. Ледяная улыбка Фредди, унижение на лице брата – все это стоило перетерпеть, лишь бы помочь ей. Вспомнит ли Карин об этом утром, поблагодарит ли ее? Подойдет ли к ней в школе в понедельник, предложит ли дружить? Может, у Элли в этом городе наконец появится родная душа?

А потом, наверное, она заснула, потому что вдруг услышала шум. Это был звук, похожий на те, что издают раненые животные, и поначалу ей показалось, что он ей приснился. Она села на кровати, сердце бешено колотилось в груди. Нет, это Карин плохо, ей нужна помощь. Элли соскочила с кровати и распахнула дверь.

– Господи! – воскликнул Том. – Ты какого черта тут делаешь?

Он стоял в коридоре у двери в комнату, где лежала Карин, и вид у него был такой, будто Элли запустила в него кирпичом.

– Я слышала шум, – пробормотала она.

– Да ты меня чуть заикой не сделала!

– С Карин все в порядке?

– Да все у нее нормально! Я пошел за спальным мешком.

– Ее тошнило?

– Да нет, все у нее нормально! Я же сказал.

Но в его глазах было что-то… дикое отчаяние – вот что, и когда Элли не пошевелилась, он сказал: иди спать, иди спать – и повторял это снова и снова, как будто достаточное число повторений могло заставить ее сдвинуться с места. Ей хотелось ему помочь. Что, если Карин стало очень плохо, он заглянул посмотреть, как она там, и теперь не знал, что с ней делать? Он же курил травку, так ли он в состоянии оценивать ситуацию? Элли сделала вид, что ушла в свою комнату, но, услышав, как он спустился вниз, досчитала до двадцати и, удостоверившись, что он внизу, открыла дверь и на цыпочках вышла в коридор.

Карин лежала на спине, укрытая одеялом почти с головой. Она выглядела даже мило, как будто ей со всех сторон подоткнули одеяльце. Но стоило Элли включить лампу, и она поняла: что-то не так. И дело не только в пятне от пролитой воды на ковре, и в туфлях Карин, валяющихся в разных углах комнаты, и в спальном мешке, преспокойно лежавшем на шкафу, где и обычно, – так почему Том соврал, что пошел за ним? Нет, в комнате тени падали под каким-то странным углом, и тело Карин лежало как-то неестественно.

– Я приподняла одеяло, – сказала она детективу Томас. – И тут же поняла: что-то не так.

– Что ты увидела?

Курчавые волосы на лобке. Сорванные трусики. Ноги, вывернутые под ненормальным углом. Спутанные волосы, разметавшиеся по подушке, как водоросли.

– Элли?

– Она… она была раздета.

– Карин была голая?

– Нет. Ее одежда… она вся была задрана или стянута вниз, в зависимости от…

– Боюсь, здесь придется описать поподробнее.

Но ее мать сидела рядом и слушала, скомкав в кулаке бумажный платок. И мужчина за ноутбуком… а ведь речь идет о Карин, абсолютно беззащитной Карин. Все, что она сейчас скажет, запишут на бумаге, на пленку, а потом зачитают в суде.

Детектив Томас стучала карандашом по столу. Детектив Брайс раскачивался на стуле. Под мышками у него расплылись крути от пота.

– Ее… ее трусики были спущены, а юбка задрана. Кофта тоже задрана, и она… она…

– Что она делала, Элли?

– Она как будто пыталась встать, опираясь на руки, но не могла… потому что ей было больно. Не думаю, что она знала… то есть не думаю… что она согласилась на то, что с ней сделали.

Детектив Томас повела плечами:

– Согласилась на что? Может, ей просто стало жарко и она сама попыталась раздеться.

– Да нет же, все было не так. С ней что-то произошло.

– Может, ты вошла в самый интимный момент и она предпочла притвориться спящей, потому что ей было неловко.

– Нет.

– Кажется, ты абсолютно уверена.

Да, потому что она сама придумывала те же самые отговорки неделю за неделей, и в итоге они все оказались неубедительными. Нет, Карин в ту ночь выглядела как жертва авиакатастрофы, не иначе. Детектив снова постучала карандашиком о стол, глядя на Элли так, будто все происходящее ей порядком наскучило.

– Ты в последнее время не ссорилась с братом?

– Нет.

– Может, ты завидуешь, что ему одному достается так много внимания?

– Нет.

– Чувствуешь себя обделенной? Хочется, чтобы и с тобой так же все носились?

– Что за бред, – вмешалась ее мать. – Думаете, она мечтает пережить то, что сейчас творится с ее братом? Вы хоть понимаете, как все это влияет на нашу семью?

– Миссис Паркер! – резко оборвала ее детектив. – Не встревайте!

– Прошу вас, – пробормотала Элли, – вы должны мне поверить, я говорю правду.

– То же самое ты утверждала и в прошлый раз.

– Но на этот раз это правда… правда.

Почему они не принимают ее всерьез ? Не зря же она сюда пришла. Должно же ей засчитаться, что она искренне призналась.

– Послушайте, – продолжала она, изо всех сил пытаясь дышать ровно. – У Тома были фотографии.

Он не знает, что я их видела, но он фотографировал ее.

– Нет, – покачала головой детектив. – Мы конфисковали его телефон и ноутбук и ничего не нашли.

– Я их стерла. " Детектив Томас слегка наклонилась вперед; ее глаза

сверкали от ярости.

– Давай-ка начистоту. Ты нашла фотографии, подтверждающие, что твой брат напал на Карин, и стерла их?

– Не хотела, чтобы Том отправил их Фредди… или выложил в Интернет. Это было бы ужасно… для Карин, я имею в виду. Поэтому я стерла их и отформатировала память.

– Опиши эти фотографии! Элли вздрогнула:

– Извините, я не думала… Я просто хотела помочь Карин.

– Уничтожив улики?

– Простите, – прошептала Элли в тишину.

– Прошу вас, – проговорила ее мать, – не говорите с ней в таком тоне.

Детектив Томас ударила ладонью об стол:

– Миссис Паркер, если вы еще раз вмешаетесь, я выпровожу вас отсюда силой, вам это ясно?

Ее мать закусила губу и кивнула. Детектив снова обратилась к Элли:

– Итак, я прошу тебя описать фотографии. Сколько их было?

– Шесть.

– И что на них было изображено?

– Карин в разных… в разных позах… ну, знаете.

– Нет, не знаю, поэтому и спрашиваю.

– В откровенных позах…

– Если хочешь, чтобы я тебе поверила, придется постараться, Элли. Там были снимки полового акта?

Элли поежилась:

– Нет! На первой фотографии ее юбка была слегка приподнята, потом уже больше, а трусики немного… приспущены… и так дальше, а на последней фотографии она уже была голая.

– Ты, кажется, раньше сказала, что она не была раздета.

– Не была, не полностью…

– Эти снимки ничего не доказывают, понимаешь? Возможно, они плод твоего воображения, и даже если не так, Карин вполне могла бы сама позировать для них, почему бы и нет? Ты же сама сказала, что твой брат ей нравился, она флиртовала с ним, целовалась. Позировала перед камерой, потом занялась с ним сексом и пожалела об этом.

Элли выглянула в окно, посмотрела на небо. Похоже, ничего ее слова не изменят, все ее старания не засчитаются. Она подумала о Карин, которая сидит в квартире взаперти. Уже несколько недель мир для нее – сплошные тени.

Она сделала глубокий вдох и решительно проговорила:

– Я знаю, вы считаете, что я только что все это придумала, но нет. Я себя долго убеждала, что брат сфотографировал ее лишь для того, чтобы доказать своим друзьям, что он не слабак. Я сразу ничего не рассказала, а надо было. Мне жаль, что я не призналась сразу, но эти фотографии – не плод моего воображения, а реальность.

Детектив Томас безразлично посмотрела на нее:

– Вскоре ты узнала, что твой брат сделал несколько больше, чем пару снимков. На следующий день его арестовали, и он признался, что у них с Карин был секс. Заявил, что по обоюдному согласию, и также, сказал, что не знал, сколько ей лет. Если ты знала, что Карин не могла дать согласие на случившееся, что Том был в курсе ее возраста, почему не сообщила нам об этом на первом допросе?

– Не хотела верить, что это правда.

– Сокрытие улик не делает человека невиновным.

– Знаю.

– Это Том попросил тебя солгать?

– Нет. Я не видела его до того дня, как его выпустили под залог.

– Но он в курсе того, что ты солгала? У его адвоката должна быть копия твоего первого заявления, наверняка он ему показал. Таким образом, выходит, что Том рассчитывает на твою поддержку в суде, надеется, что ты продолжишь его защищать?

– Видимо, так.

Тут детектив Томас посмотрела на нее долго и пристально :

– Ты знаешь юношу по имени Майки Маккензи?

– Да.

– Насколько хорошо?

– Немного знакомы.

– Немного? Ты уверена?

Секундное молчание. Их взгляды встретились.

– Элли, честно признаюсь, я так жестко тебя сегодня допрашиваю лишь потому, что, когда все это повторится в суде, тебя ждет перекрестный допрос со стороны защитников брата, а эти сделают все возможное, чтобы тебя дискредитировать. На самом деле я считаю, что ты очень храбрая и Карин должна благодарить тебя по гроб жизни, однако твои показания неоднозначны. В определенной степени они совпадают с показаниями Карин, но стопроцентной уликой обвинения их считать нельзя. Это всего лишь твое слово против слова твоего брата. Сначала ты говоришь одно, потом передумываешь и утверждаешь другое. Говоришь, что есть вещественная улика, но ты сама же ее и уничтожила. Со стороны выглядит подозрительно, тебе не кажется? Поэтому очень важно, чтобы ты была со мной абсолютно откровенна. Нельзя говорить одно и рассчитывать, что мы тебе поверим, а в следующую минуту нагло врать. Итак, спрошу тебя снова: в каких отношениях ты с Майки?

Сердце в груди у Элли билось как барабан. Она почему-то не подумала, что они приплетут Майки. Идиотка. Ну, разумеется, Карин им все выложила, разумеется, теперь все обо всем узнают. Прятаться негде.

Ее мать в растерянности озиралась по сторонам:

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Детектив Томас бросила на нее хмурый предупреждающий взгляд.

– Элли, – повторила она, – как близко ты знакома с Майки Маккензи?

– Очень близко.

– Осмелюсь предположить, что он попросил тебя изменить показания и вместе вы состряпали новую версию истории…

– Это не так!

– .. .а твои первоначальные показания на самом деле были правдой. Ты ничего не видела и не слышала. Но Майки оказывает на тебя давление, может, даже угрожает с целью помочь сестре. Что скажешь?

– Бред.

– Давно ты с ним знакома?

– Почти восемь недель.

– Он твой бойфренд?

– Был им, кажется.

– Был?

– Между нами все кончено. Я больше не намерена с ним видеться.

– Но у вас были близкие отношения?

– Вроде как.

– Элли, я хочу услышать «да» или «нет». Прости, если тебе кажется, что я слишком жестко с тобой разговариваю, но поверь, адвокаты защиты будут намного жестче. Я должна быть на сто процентов уверена, что ты сильный свидетель.

Мать Элли напряженно подалась вперед на стуле. Она была похожа на статую. Едва дышала, так внимательно слушала.

Элли повернулась к ней; слезы катились по щекам.

– Извини, мам, что тебе вот так приходится узнать об этом. Извини, что я тебе первой не сказала.

– Мы можем попросить твою маму выйти, – проговорила детектив Томас, – если тебе так будет удобнее. Хочешь, чтобы она подождала за дверью?

– Нет, хочу, чтобы она осталась. Надоели секреты. Детектив задумалась.

– Вы не против, миссис Паркер?

Та грустно улыбнулась, взглянув на Элли, и крепко сжала ее руку:

– Я остаюсь.

Сорок три

Карин покосилась на Майки, вышедшего из лифта.

– А… – протянула она, – это ты.

Она вышла из квартиры! Вышла на воздух и больше не прячется под одеялом или грудой свитеров. На ней были легинсы и футболка, и она сидела на балконе, греясь на весеннем солнышке! Холли сидела рядом, и обе были в солнечных очках, как голливудские старлетки. Они вынесли шезлонги, взяли чипсы и разложили печенье на тарелке.

– Привет, – сказал Майки. – Ну, как дела? Карин сдвинула очки на нос, чтобы разглядеть его как следует:

– Да потрясно просто. Я же тебе раньше уже говорила.

Холли улыбнулась:

– Чипсов хочешь? Мы празднуем.

– Да нет, спасибо. Где мама?

– Дома, пьет чай.

Он сел на ступеньку, достал сигареты и попытался свыкнуться с мыслью, что это совершенно нормальное зрелище – Карин на балконе, развалившаяся в шезлонге, задрав ноги на перила; у нее был розовый педикюр. Когда это она успела его сделать? А то ведь уже несколько недель даже не причесывалась. Правда, лицо у нее было бледное, как после долгой болезни. А еще она похудела – странно, что он заметил это только сейчас. Может, под одеялом и кучей свитеров было не видно?

– Ну, Холли, – сказал он, – как дела в школе?

– Ужасно.

– Научилась чему-нибудь сегодня?

Холли покачала головой -у нее был полон рот чипсов. Он вдруг понял, что чувствует себя неловко рядом с собственными сестрами, что приходится придумывать какие-то темы для разговора, чтобы не было смущенного молчания.

– Должна же ты была хоть что-то узнать.

– Да ничего я не узнала. Нашего учителя не было, а тот, который вместо него, вообще никудышный. – Она рассмеялась; чипсы полетели во все стороны. – Зато я знаю тайну. Хочешь, скажу?

– Конечно.

– Кто-то поселился под нашей елкой. Угадай – кто?

– Даже не догадываюсь. Гоблин?

– Да нет же, дурачина.

– Крыса? Волк? Медведь?

Она повернулась и приподняла горшок:

– Мокрицы. Смотри, сколько их тут! Сотни.

Она подцепила одну и показала ему. Мокрица на ее ладони развернулась и засеменила прочь, но Холли перевернула ладонь, и та побежала по тыльной стороне. И так могло продолжаться вечно – а многоножке казалось, что она куда-то бежит.

– На динозавра похожа, – проговорила Холли. – На анкилозавра, как думаешь?

– Наверное.

– Да вылитый анкилозавр. Ты хоть знаешь, как они выглядят – то?

– Как мокрицы? Холли улыбнулась:

– Какой же ты глупый.

Мама выглянула из-за балконной двери:

– Я, кажется, слышала Майки? Ты вернулся?

– Похоже на то.

– Все нормально?

– Ну да.

– Хочешь чаю? Как раз завариваю.

Он покачал головой, и она нахмурилась. Мол, что это значит? Что не так с моим чаем? Карин вышла на улицу. .. что, не заметил? Так не надо ее расстраивать. Держи свой рот на замке. Все эти безмолвные сигналы были для него в новинку, и он не до конца их понимал.

Внизу, во дворе, какой-то мальчишка бил мячом об стену, а в одной из квартир кто-то фальшиво насвистывал. Холли стала кормить мокриц чипсами, а Майки докуривал сигарету и тайком наблюдал за Карин, которая читала журнал. Точнее, притворялась, что читает и разглядывает картинки. Все это было странно и неловко.

– Давно ты тут сидишь? – наконец спросил он.

– Да прилично уже.

– Погодка ничего, да?

Она не ответила, и он вдруг совсем растерялся, не зная, как же с ней теперь разговаривать.

– Знаете, – сказал он, – пойду, наверное, все-таки выпью чаю.

Холли вскочила с шезлонга:

– Скажу маме!

Вообще-то, он не хотел оставаться с Карин наедине, но Холли уже встала, протиснулась мимо него и скрылась за дверью.

Карин перелистнула следующую страницу.

Майки закурил новую сигарету от предыдущей и глубоко затянулся. Он знал, что надо попробовать помириться с ней, но понятия не имел, с чего начать. Ему так многое ей хотелось рассказать – о том, что только недавно он понял, какой груз Карин тащила на своих плечах все это время, всегда. Она ведь уже несколько лет водит Холли в школу и забирает после уроков, ходит в магазин, стирает, следит за матерью, чтобы та совсем не расклеилась. А он все это время только работал, зависал с Джеко да цеплял девчонок. Даже его грандиозный план стать шеф-поваром ничем не увенчался. За последние несколько недель кто-то словно разобрал его жизнь по косточкам и показал что к чему. Он осознал, что вовсе не был старшим братом -героем, способным решить любую проблему и сохранить семью, он был идиотом, и совершенно неудивительно, что теперь родная сестра не желает с ним говорить.

Он глубоко вздохнул. Сейчас или никогда.

– Карин, – проговорил он, – прости меня… Она взглянула на него поверх очков.

– Я хотел тебе помочь, но все сделал не так. Карин улыбнулась. Это была всего лишь тень улыбки,

мелькнувшая на ее губах.

– Я подумаю об этом.

– О чем?

– Прощать тебя или нет. – Она снова надела очки и перевернула страницу.

Мать принесла чай. Села в шезлонг, подставив солнцу голые ноги. Холли притащила мандарин и аккуратно почистила его, потом высосала мякоть из каждой дольки и побросала ошметки на ступеньку рядом с Майки.

– С косточками, – поморщилась она. – Ненавижу косточки.

Карин улыбнулась:

– Из них можно браслет сделать. Я один раз в школе сделала. Покрасить красками и нанизать на нитку. Стейси скоро в гости придет, можем вместе заняться, если хочешь.

– Круто. – Холли поднесла к свету мандариновую дольку, внимательно разглядывая ее.

Как же здорово сидеть вот так и пить чай, подумал Майки. Ему казалось, что такими вот простыми вещами он не занимался уже много месяцев. Холли возилась с косточками, Карин листала журнал, мать ела печенье. Неужели для того, чтобы почувствовать себя счастливее, достаточно просто извиниться? Он до сих пор не придумал, как объяснить Карин все, что его терзало, но сейчас это было уже не важно. Может, если он просто посидит здесь с ней рядом, она и так поймет. А позже нужные слова придут.

– Эй, – сказала мать, – знаешь, что я тебе забыла сказать? Помнишь женщину из соцслужбы, которая приходила, когда никого не было дома?

Холли нахмурилась:

– Вообще-то, мы с Карин были дома. Я открыла дверь, и та женщина меня отругала.

Майки протянул руку и погладил ее по спине:

– И что?

– Ей удалось записать Холли в кружки после школы.

– Буду ходить в футбольную секцию и на танцы, – довольно выпалила Холли.

– Одновременно?

– Да нет же, дурила! А если дождь пойдет, мы будем делать кукол.

Карин повернулась и взглянула на Майки:

– А мне подарят компьютер.

Его так и подмывало спросить, а что подарят ему, но он решил помалкивать.

– Это все благотворительное общество, – объяснила мать. – Они чинят старые компьютеры, а потом раздают их неимущим, они как новенькие. А еще женщина из соцслужбы сказала, что нам могут подарить стол в комнату девчонок, надо только письмо написать и рассказать, зачем он нам нужен.

Майки рассмеялся:

– Помнишь, ты раздобыла краску для Холли?

– Мне – краску? – Холли просияла. – Какую? Когда?

– Да ты тогда только родилась, – ответил Майки. – И городской совет выделил маме из бюджета деньги на ремонт комнаты, но они сказали, что дадут только белую краску. А она хотела желтую.

Мать рассмеялась:

– Желтую и голубую. Помню, стою там у них в кабинете и говорю: никуда я не уйду, пока мне не дадут желтую краску! Дурацкие правила – почему у всех должны быть белые стены? Что за бред? Так я им и сказала – с какой стати мои дети должны целыми днями пялиться на унылые белые стены, когда можно раскрасить их в цвет солнца и неба?

Холли села к матери на колени и обняла ее. Этот жест был таким импульсивным и несвойственным их семье, что Майки невольно захотелось сделать то же самое. Карин робко улыбнулась ему, и его захлестнула волна теплоты ко всем ним – может быть, это была любовь? Или чувство вины? Ему показалось, что он вот-вот расплачется. Глупость какая – в кои-то веки они вчетвером вместе, им весело, а у него глаза на мокром месте.

– Ой, – сказала вдруг мать, – что-то сейчас будет. Майки перегнулся через перила – он только рад был отвлечься от своих мыслей. Во дворе Джеко парковался у мусорных баков.

– Ему там сейчас машину заскобят, – сказала мать. – Беги скажи ему, Холли, что там вчера уже на три машины скобки поставили.

– Давай я схожу, – проговорила Карин. – Мне прогуляться не мешает.

Она надела сандалии, а они втроем вытаращились на нее во все глаза. Она встала с шезлонга и медленно, будто училась ходить, зашагала к двери лифта. Когда она нажала кнопку, Холли бросилась вслед за ней и взяла ее за руку. Они вместе вошли в лифт.

Мать закурила и предложила сигарету Майки. Поднесла ему зажигалку, и их взгляды встретились.

– Ты смотри, – проговорил он, – вышла на улицу.

– Сразу после того, как Джиллиан уехала.

– Невероятно.

– А еще пригласила друзей в гости. Мне кажется, в ней что-то переменилось с тех пор, как твоя подруга встала на нашу сторону.

– На нашу сторону? Мать пожала плечами:

– Ну, ты понимаешь, о чем я.

Они смотрели на Карин. Та стояла, заглянув в окно машины, и болтала с Джеко. Холли тем временем направлялась к парнишке с мячом.

– Ты со своей подругой сегодня разговаривал? – спросила мать.

– Звонила мне из автомата, когда ее выпустили из участка.

– И как она?

– Не очень. Ей теперь нельзя жить в одном доме с братом, она же свидетель полиции.

– Переживаешь за нее?

– Она говорит, ее отец с ума сойдет, когда узнает. Они с матерью пошли в кафе и будут думать, как ему обо всем сказать.

– Хоть мать ее поддерживает.

– Нуда, наверное.

Хотя на самом деле Майки сомневался, что худощавая женщина, которую он видел несколько недель назад, реально чем-то поможет Элли. Он глубоко затянулся и медленно выпустил дым. По телефону Элли была спокойной до жути, а когда попрощалась, у него возникло чувство, что она прощается навсегда. Никогда раньше он ни по кому не скучал, не испытывал отчаянного желания вновь увидеть конкретного человека. Стоило закрыть глаза – и он видел ее: закинутые за голову руки, ноги, обхватившие его так, что становилось тепло.

Он вытер лицо рукавом и сделал еще одну затяжку.

Мать пристально смотрела на него.

– Что?

– Если бы ты не познакомился с этой девушкой, Карин так и сидела бы дома. Подумай об этом.

– То есть это хорошо, по-твоему, что я встретил Элли?

– Я лишь хочу сказать, что ты пытался помочь сестре, и это хорошо. Окажись кто-нибудь из нас на месте твоей знакомой, мы вряд ли поступили бы иначе.

– Не думаю, что Карин с тобой согласится.

– Дай ей время.

Он потер нос и задумался над ее словами. Оглядел двор дома, в котором жил, потому что не знал, что делать дальше. Во дворе недавно посадили саженцы – тонкие палочки, огороженные проволочными заборчиками. Песочница, качели, футбольная площадка с воротами, нарисованными на стене красной краской. Парнишка с мячом все еще ошивался у стены; Холли стояла рядом и смеялась. Майки докурил и затушил сигарету в елочном горшке, потом взял камушек, найденный на дороге, и зажал его в кулаке. Тот согрелся в ладони.

– Меня уволили, мам.

– Ох, Майки!

– Слишком часто опаздывал или не приходил вовсе. Она покачала головой и затушила сигарету:

– А ты объяснил начальству, как тяжело тебе было в последнее время?

– Не совсем.

– А надо было. Может, они бы и передумали.

– Нуда. Может.

– Мне очень жаль. – Кажется, она действительно жалела его. – И что теперь будешь делать?

Он понятия не имел. Его поражало, как быстро меняется мир и уходит привычное. Сидя здесь, на ступеньках, он вдруг понял, что вчера все – абсолютно все – было совсем иначе. Вчера он был с Элли, а сегодня между ними все кончено. Вчера Том еще мог выкрутиться, а сегодня ему уже ничего не светит. Вчера Карин сидела на диване как приклеенная, а сегодня вот гуляет во дворе. Вчера у него была работа. Он вздохнул и вытянул ноги. Даже погода странным образом изменилась: беспрестанный дождь кончился, и вышло солнце "низко нависшее над горизонтом.

– Пойду, наверное, погоняю мяч с Холли, – сказал он. – А то давно ей обещал.

– Давай-давай, – ответила мать. – А потом знаешь, что сделаем? Приготовлю-ка я вам настоящий ужин. В холодильнике есть курица, можно запечь с картошкой и овощами, как вы раньше любили. Хочешь? – Она потянулась и погладила его по плечу.

– Спасибо, мам, – ответил он. – Было бы здорово. Он понимал, что это продлится недолго, что это всего

лишь временный период и скоро все снова вернется на круги своя, но не мог не оценить ее доброту. Может, именно это и важнее всего – ценить хорошее, когда есть возможность. Возможность погонять мячик с Холли и увидеть майское солнце.