Текст книги "Леди-интриганка"
Автор книги: Джеки Д'Алессандро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Что за глупости! – воскликнула леди Кэтрин. – Доктор Оливер вовсе не делает такого лица, он просто мой друг.
– Который заходит к нам каждый день.
– И вовсе не каждый. К тому же это просто дань вежливости.
– Такое впечатление, что в Литл-Лонгстоуне просто толпы вежливых джентльменов, – сухо заметил Эндрю.
Спенсер поднял глаза к потолку.
– Точно. И все они ухаживают за моей мамой.
– Если я не отвечаю, то это нельзя считать ухаживанием, – твердо заявила леди Кэтрин. – Их интерес тотчас пройдет, как только они осознают, что сама я ими ничуть не интересуюсь.
Эндрю разволновался.
– Судя по этому великолепию, – показал он рукой на ближайшее цветочное трио, – они пока этого не осознали.
– Лорд Бедингфилд уже осознал, – вмешался Спенсер. – Я сам ему объяснил, когда он вчера зашел тебя навестить.
– Господи, что ты ему сказал? – воскликнула леди Кэтрин.
– Я сказал, что моя мама им не интересуется.
С губ леди Кэтрин сорвался звук, очень напоминающий смешок, и она притворно закашлялась. Эндрю сам с трудом подавил улыбку. Все-таки Спенсер – отличный парень.
– И что ответил лорд Бедингфилд? – спросила леди Кэтрин.
Спенсер помолчал, затем пожал плечами.
– Вроде бы он сказал, что детей должно быть видно, но не слышно.
Милтон занервничал.
– Если позволите, его светлость сказали нечто крайне неприятное, едва ли это стоит сейчас повторять. Я попросил лорда Бедингфилда удалиться, прежде чем спущу на него собак.
Эндрю стиснул зубы, сообразив, что лорд Бедингфилд, очевидно, сказал что-то недоброе Спенсеру.
– У нас нет никаких собак! – с недоумением проговорила леди Кэтрин.
– Я полагал, что нет необходимости сообщать об этом его светлости, – как ни в чем не бывало отозвался дворецкий.
В глазах Спенсера до сих пор полыхала обида, но на губах уже играла улыбка.
– На чем лорд Бедингфилд и откланялся, лишь слегка споткнувшись о наш порог.
– Он нечаянно наступил мне на ногу, – бесстрастно продолжал Милтон. – Очень неудачно.
– Он стал просто бордовый, – усмехаясь во весь рот, заявил Спенсер. – Никогда раньше не видел такого оттенка. – Представляю, как бы он рассвирепел, если б узнал, что у нас нет собак.
– Да, боюсь, его светлость уже не вернется, – с абсолютно серьезным лицом произнес Милтон. – Простите мою неловкость, леди Кэтрин.
– Думаю, в моем сердце найдется для вас прощение, – так же серьезно отозвалась леди Кэтрин и, обернувшись к Спенсеру, подмигнула.
«Что ж, одним претендентом меньше», – усмехнулся про себя Эндрю.
Кучер остался возле экипажа, Кэтрин вошла в скромный холл Ролстон-коттеджа.
– Добрый день, Бакстер, – кивнула она представительному дворецкому Женевьевы и откинула голову, чтобы встретиться с его стеклянным взглядом. – Миссис Ролстон дома?
– Хозяйка теперь всегда дома, леди Кэтрин, – мрачным голосом провозгласил Бакстер.
Кэтрин передала свою бархатную шляпку и кашемировую шаль в окорокоподобные руки Бакстера. Она видела дворецкого множество раз, но он по-прежнему поражал ее своими габаритами. Шесть футов и шесть дюймов – не меньше. Под черными рукавами строгого платья горой вздымались мощные мускулы. Его огромные размеры в сочетании с абсолютно лысой головой, золотыми кольцами серег в мочках ушей и манерой давать на все вопросы односложные ответы, придавали ему самый устрашающий вид. Разумеется, никто из встречавших Бакстера и представить себе не мог, что этот грозный великан любит цветы, как курица-наседка, квохчет над кошками, в огромном количестве живущими в доме у Женевьевы, и печет вкуснейшие лепешки. Бакстер охранял Женевьеву и ее зверинец, словно это были драгоценности английской короны. О своей хозяйке он всегда говорил: «Та, что спасла меня».
Кэтрин знала, что они с Женевьевой были знакомы еще в «прошлой жизни», до того как та поселилась в Литл-Лонгстоуне. Она всегда радовалась, что у Женевьевы есть такой сильный помощник. И защитник. Казалось, Бакстер способен голыми руками стереть в порошок скалу, а послушать Женевьеву, так он действительно это неоднократно проделывал. Кэтрин молила Бога, чтобы им снова не пришлось столкнуться с подобными испытаниями.
Бакстер проводил ее в гостиную и удалился. Через несколько минут в комнату вошла Женевьева. Зеленое муслиновое платье пастельного тона облегало ее безупречную фигуру, очень светлые волосы убраны в любимую ею простую прическу, которая лишь подчеркивала яркость голубых глаз и выразительность пухлых губ. В тридцать два года у Женевьевы все еще была нежная кожа молочного оттенка, и даже тоненькие линии морщинок вокруг глаз и на лбу не портили ее красоты.
– Какой чудесный сюрприз! – воскликнула хозяйка, осторожно ступая по кремово-голубому ковру. – Я думала, ты слишком устанешь с дороги и не сможешь сегодня меня навестить.
Женевьева, как всегда, послала ей воздушный поцелуй, прикоснувшись губами к кончикам пальцев в перчатке. Кэтрин возвратила ей поцелуй. Сердце ее сжималось от сочувствия: даже толстые перчатки не могли скрыть уродливость больных рук подруги.
– Ты ведь могла меня больше и не увидеть, – заинтриговала Кэтрин. – Нам надо кое-что обсудить.
Женевьева бросила на нее острый взгляд.
– Что у тебя с губой?
– Это часть того, о чем нужно поговорить. Давай присядем. Как только они устроились на мягкой парчовой тахте, Кэтрин рассказала подруге о выстрелах.
– Господи, Кэтрин! – воскликнула Женевьева. В ее глазах светилась тревога. – Какое чудовищное происшествие! Как ты теперь себя чувствуешь?
– Еще немного болит, но уже значительно лучше. Рана была поверхностной.
– Тебе повезло. Нам всем повезло. – На лице Женевьевы возникло гневное выражение. – Надеюсь, негодяй, который это сделал, будет арестован. Когда я думаю, каких бед мог наделать случайный выстрел... Ведь ты или кто-нибудь из гостей могли быть серьезно ранены. Или даже убиты. – Легкая дрожь пробежала по ее телу. – Ужасный, ужасный случай! Я так рада, что рана оказалась нетяжелой.
– Я тоже. Но... – Кэтрин глубоко вдохнула. – Я не верю, что это была случайность. – Она кратко пересказала Женевьеве разговор, который подслушала еще до выстрелов. Закончила она так: – Я молю Бога, чтобы это действительно оказалась случайность, но боюсь. Боюсь, что именно я могла быть настоящей целью. Кто-то, возможно этот сыщик, обнаружил мою связь с Чарлзом Брайтмором. А если так...
– Я тоже окажусь в опасности, – медленно проговорила Женевьева. На ее лице отразились глубокая печаль и сожаление. – О, Кэтрин! Мне так жаль, что наши отношения и моя книга поставили тебя в такое опасное положение. Это надо прекратить. Немедленно! Завтра же еду в Лондон и поговорю с нашим издателем. Я распоряжусь, чтобы мистер Байер раскрыл псевдоним и сообщил всем, что Чарлз Брайтмор – это я.
– Ты не сделаешь ничего подобного, – твердо заявила Кэтрин. – Это подвергнет тебя еще более грозной опасности и уничтожит твою репутацию.
– Дорогая, неужели ты думаешь, что это имеет хоть какое-то значение в сравнении с твоей жизнью? Я всегда могу уехать и устроиться в другом месте, а тебе надо думать о Спенсере.
– Ты не уедешь, – настойчиво произнесла Кэтрин. – Тебе, так же как и Спенсеру, нужны горячие источники, чтобы лечить руки и связки.
– В Англии есть и другие целебные источники, в Италии тоже. – Она опустила глаза на свои кисти и поджала губы. – Я столько раз проклинала эти увечные руки. Они отнимают у меня все средства. Отняли человека, которого я люблю. – По ее лицу пробежала невеселая усмешка. – В конце концов, кому нужна возлюбленная с такими руками?
Ни один мужчина не захочет, чтобы его касалось такое уродство. Но никогда я не проклинала их так сильно, как сейчас. Если бы я физически была способна писать, держать в руке перо, никогда бы не привлекла тебя к написанию этой книги.
– Пожалуйста, не говори так. Я хочу тебе помочь. Записывая текст, слушая, как ты диктуешь, я приобрела смысл жизни, которого столько лет у меня не было. Ты считаешь, что лишила меня чего-то, но на самом деле все было наоборот. Ты дала мне куда больше, чем я когда-либо смогу тебе вернуть.
– Ты сама мне все время помогала, но я невольно отняла у тебя ощущение покоя. Предприятие, в которое я тебя втянула, очень опасно.
– Мы пока не уверены, что это правда. Лондон кишит преступниками. Вполне вероятно, что это все-таки случайность.
– Но как узнать наверняка? – спросила Женевьева. – Не можем же мы сидеть и ждать, пока кто-то из нас пострадает. А если вообще случится что-то ужасное? Это надо прекратить. Сейчас же. Я должна поговорить с мистером Байером.
– Прошу тебя, не надо. По крайней мере потерпи день-два. Там был свидетель, который может опознать преступника. Отец обещал написать, если злоумышленника поймают. Тогда нам не о чем будет беспокоиться. Давай подождем известий.
Задумавшись, Женевьева прикусила нижнюю губу, потом наконец кивнула, соглашаясь:
– Хорошо, но если к завтрашнему утру от твоего отца не будет известий, то на следующий день я отправлюсь в Лондон. А тем временем надо что-то сделать для твоей безопасности. Бакстер проследит, чтобы со мной ничего не случилось. Но я вот чего боюсь: Милтон и Спенсер, конечно, храбры, но они не смогут обеспечить тебе должную защиту, если в ней действительно возникнет нужда.
– Об этом я уже позаботилась. В Литл-Лонгстоун меня сопровождал американский друг моего брата, мистер Стэнтон. Он у нас погостит.
– А он в состоянии тебя защитить? – с сомнением спросила Женевьева.
Кэтрин тут же вспомнила, как мистер Стэнтон нес ее на руках. К собственной досаде, она вдруг почувствовала, что жар заливает ей шею.
– Э-э... Да. Он, без сомнения, на это способен. Взгляд Женевьевы стал задумчивым, она приподняла безупречно очерченную светлую бровь.
– Правда? Ты меня очень успокоила. Я помню, ты упоминала этого мистера Стэнтона, но только мельком. Что он за человек?
– Он меня раздражает, к тому же рассуждая обо всем самоуверенно, – ответила Кэтрин без малейшего колебания.
Женевьева рассмеялась.
– Дорогая! Таковы все мужчины. А есть у него хорошие качества?
Кэтрин пожала плечами.
– Думаю, если поискать, то пара достоинств найдется. Например, вчера вечером, когда меня ранили, он оказался очень полезен. И... э-э... От него приятно пахнет.
В глазах Женевьевы мелькнул огонек, который подозрительно напоминал насмешку.
– Понимаю. Сообразительность и пристрастие к личной чистоте – это, безусловно, хорошие качества в мужчине. Расскажи мне, пожалуйста, чем именно он оказался полезен во вчерашних событиях?
Кэтрин снова обдало жаром.
– Он останавливал кровь, зажимая рану, пока не приехал доктор.
– Прекрасно. Он явно кое-что понимает в ранениях. – Ее глаза расширились. – А скажи-ка мне, пожалуйста, разве доктор не осмотрел тебя прямо в гостиной?
– Нет. – Черт возьми, как тут жарко! Зная, что Женевьева все равно выпытает у нее все подробности, Кэтрин постаралась как можно спокойнее встретить ее взгляд и ответила самым безразличным тоном: – Мистер Стэнтон был очень любезен и отнес меня в отцовскую спальню, подальше от глаз других гостей.
– Ах, так он еще и благоразумен! – одобрительно кивнула Женевьева. – Как я поняла, ты установила, что его тело не издает неприятного запаха, пока он нес тебя на руках?
– Да.
– И он, очевидно, обладает незаурядной силой. Кэтрин бросила на подругу быстрый взгляд.
– Ты намекаешь, что я вешу больше, чем надо? Женевьева расхохоталась.
– Разумеется, нет. Я просто имею в виду, что только очень сильный мужчина способен отнести женщину из гостиной в спальню. Ведь надо было подняться по лестнице и при этом еще зажимать рану. У него есть состояние?
– Никогда этим не интересовалась. Женевьева покачала головой.
– Моя дорогая, ты все равно должна что-то об этом знать. Как он одевается?
– Очень изысканно. И дорого.
– А где живет?
– Снимает комнаты в Честерфилде. Я понятия не имею, в каком они состоянии, потому что, естественно, никогда там не была.
– Это фешенебельный район, – одобрительно заметила Женевьева. – Пока звучит многообещающе.
– Многообещающе? Для какой цели?
На лице Женевьевы появилось ангельски невинное выражение.
– Как «для какой»? Для твоей охраны, разумеется.
– Элегантные костюмы здесь не помогут. Мистер Стэнтон – очень умелый фехтовальщик и опытный кулачный боец, к тому же выглядит физически сильным, так что сам его вид может служить защитой, а большего мне и не надо.
– Разумеется, ты права. Значит, говоришь, кулачный боец? Тогда у него должно быть множество шрамов и залеченных переломов. Очень жаль. – Женевьева вздохнула. – Полагаю, он очень непривлекателен?
Пальцы Кэтрин беспокойно вертели бархатный шнурок ридикюля.
– Честно говоря, я бы этого не сказала.
– Ах вот как! А что бы ты сказала?
«Сказала бы, что этот разговор меня порядком утомил», – подумала Кэтрин, и перед ее глазами промелькнул образ мистера Стэнтона, когда он сидел на противоположном сиденье кареты. Его темные глаза смотрели прямо на нее, на губах играла дразнящая улыбка. Она прокашлялась.
– Мистера Стэнтона ни в коем случае нельзя назвать красивым в классическом смысле этого слова, тем не менее я понимаю, что женщины определенного типа вполне могли бы счесть его... вполне приемлемым.
– Какого типа женщины?
«Живые, земные женщины». Слова сами собой возникли у нее в мозгу. Кэтрин почувствовала досаду. Господи, она совсем теряет голову!
– Не могу ответить на этот вопрос. – Голос Кэтрин прозвучал куда более скованно, чем ей бы хотелось. – Может быть, близорукие?
К несчастью, Женевьева не обратила внимания на ее сдержанный тон.
– О Господи! Бедный мистер Стэнтон! Так как он все-таки выглядит?
– Как выглядит?
В глазах Женевьевы промелькнула тревога.
– Дорогая, ты уверена, что тот удар по голове не может оказаться серьезнее, чем ты думала? Ты как-то странно разговариваешь.
– Со мной все в порядке. – Кэтрин сделала глубокий вдох, воображая, как мистер Стэнтон выглядит: «У него темные властные глаза, от которых так трудно оторваться, завораживающая улыбка. Одна мысль о ней необъяснимым образом заставляет колотиться сердце. Сильные челюсти и рот, который выглядит одновременно твердым и нежным. Темные шелковистые волосы, их пряди часто падают на лоб. И тогда пальцы начинают ныть от желания провести по ним и убрать на место».
– Так что у него есть, дорогая?
Голос Женевьевы вернул Кэтрин к действительности. Она вздрогнула. Господи, ее мысли просто сорвались с цепи! Возможно, она действительно повредила голову сильнее, чем решила сначала.
– У него темные волосы, темные глаза и... э-э... приятная улыбка. – Сладенькое словечко «приятная» не очень-то подходило для описания улыбки мистера Стэнтона, но Кэтрин приказала внутреннему голосу умолкнуть.
– То есть он выглядит совсем обычно?
Обычно? Кэтрин попыталась соотнести это слово с образом мистера Стэнтона, но потерпела сокрушительную неудачу. Она даже не успела придумать ответ, как Женевьева продолжила:
– Что ж, тем лучше. Он здесь для того, чтобы тебя защитить. Если бы ты считала его привлекательным, то могла бы решиться на связь с ним, а такие вещи могут иметь самые непредсказуемые последствия и отвлечь его от выполнения долга.
– Я тебя уверяю, что связь с мистером Стэнтоном или кем-либо другим – последнее, о чем я сейчас думаю.
Женевьева улыбнулась.
– Тогда будем благодарить Бога, что ты ни в малейшей степени не считаешь его привлекательным.
– Да, именно так.
Но, произнося эти слова, Кэтрин уже слышала, как внутренний голос кричит ей другие: «Ложь, ложь, ложь».
Глава 6
Многие мужнины испытывают нежелание дать женщине то, что она просит, если она набирается дерзости прямо заявить об этом. Кроме того, многие мужчины способны отвергнуть здравую идею только на том основании, что ее предложила женщина. Следовательно, для современной женщины самый надежный способ получить желаемое или осуществить свои замыслы – это убедить нужного мужчину, что идея принадлежит именно ему.
Чарлз Брайтмор. Руководство для леди по достижению личного счастья и полного удовлетворения.
В гостиной Эндрю прислонился к белой мраморной панели камина, стараясь не смотреть на чудовищное цветочное сооружение, которое, казалось, заполняло собою всю комнату. Очевидно, получалось у него это не очень успешно или Спенсер оказался уж слишком проницательным. Так или иначе, но мальчишка спросил:
– Ужасно, правда?
Эндрю повернулся к Спенсеру, который уселся на мягкую парчовую тахту у камина. Все внимание мальчика было приковано к трем пирожкам с фруктами. Они остались на серебряном блюде, поданном к чаю услужливым Милтоном.
– Ужасно, – с чувством согласился Эндрю. – Тот, кто прислал этот букет, должно быть, опустошил все цветочные магазины в округе.
– Это герцог Келби, – пояснил Спенсер и потянулся к украшенному клубникой пирожку. – Чудовищно богатый. Хотя я уверен, что эти цветы из его собственной оранжереи, а не из местного магазина.
Проклятие! Значит, этот похожий на карпа спортсмен с моноклем в глазу чудовищно богат! Да еще собственная оранжерея. Но не успел Эндрю вслух прокомментировать эту информацию, как Спенсер поднял глаза и с тревогой посмотрел на него.
– С мамой все в порядке? Эндрю насторожился.
– Что ты имеешь в виду?
– Она как будто о чем-то беспокоится. В Лондоне ничего не случилось, что могло бы ее огорчить?
Черт возьми, ему совсем не хочется врать мальчишке, но в то же время нужно выполнить просьбу леди Кэтрин и умолчать о стрельбе.
– Думаю, ее утомила дорога в Литл-Лонгстоун, – осторожно ответил он.
На лице Спенсера отразилось явное облегчение, и Эндрю почувствовал себя последним негодяем из-за того, что солгал мальчишке. Господи, за последние годы ему столько раз приходилось врать не моргнув глазом, а с этим парнем он хочет быть абсолютно правдивым, другое его не устраивает. Эндрю решил сменить тему, чтобы мальчик не задал еще какого-нибудь неловкого вопроса, на который он не сможет честно ответить.
– Расскажи, пожалуйста, что он за человек, этот герцог? – попросил Стэнтон.
– Я не очень-то его знаю, – отозвался мальчик, – но он похож на карпа. Думаю, ему место в вашем музее вместе с другими экспонатами. – И Спенсер засунул в рот сразу половину пирога, откусив его с таким аппетитом, что Эндрю едва удержался от смеха. Спенсер проглотил кусок и добавил: – И дело даже не в том, что он похож на карпа. Ему нет дела до моей мамы.
– Откуда ты знаешь?
Спенсер мотнул головой на вазу с цветочным монстром.
– Потому что он прислал ей такое. Она ненавидит такие нарочитые демонстрации. Если бы он хоть что-то знал о моей маме, то понял бы, что ей приятнее получить единственный цветок.
Эндрю отметил для себя эти полезные сведения. Поборов чувство вины, что выпытывает у Спенсера домашние секреты, он спросил:
– А что еще любит твоя мама?
Спенсер нахмурился, обдумывая ответ со всей серьезностью.
– Девчоночьи вещи.
– Девчоночьи?
– Ну да. Знаете, всякие наряды, ленты, цветы, но только все простое, а не такое чудовище. – И он снова кивнул на огромный букет в вазе.
Да-а-а... Тут ничего полезного узнать не удалось.
– А что еще? Наверное, драгоценности? Спенсер покачал головой.
– Нет. Во всяком случае, я думаю, что не очень. Она редко их надевает. Мама любит животных, любит гулять в саду, ухаживать за цветами, любит принимать целебные ванны, а еще любит клубнику. Очень любит. – Он засунул вторую половину пирога себе в рот и ухмыльнулся: – Я тоже.
Эндрю улыбнулся в ответ.
– А я – третий. – И он наклонился к блюду, взял пирог и съел его почти с таким же удовольствием, как и Спенсер. Мальчик весело рассмеялся.
– А я доволен, что герцог не знает, как угодить маме, – проговорил Спенсер, и лицо его стало серьезным. – И все остальные джентльмены, которые ищут ее расположения, тоже. Ей они не нужны. Нам они не нужны. – Его взгляд опустился на увечную ногу, губы сжались плотнее. Когда мальчик снова поднял глаза, у Эндрю заныло сердце. Он прочитал в детском взгляде тысячи прежних обид, которые пришлось перенести Спенсеру. – Хотел бы я заставить их забрать все эти цветы, приглашения и подарки и оставить маму в покое! – с жаром воскликнул Спенсер, но голос его немного дрогнул. – Хотел бы я быть сильным, уметь драться, как вы. Тогда бы они оставили ее в покое.
– Я сражался с джентльменами на ринге, – мягко возразил Эндрю. – У меня нет привычки лупить герцогов кулаком по носу, даже если они посылают такие ужасные цветочные композиции. Хотя в этом случае я бы мог изменить свои привычки.
Но Спенсер не улыбнулся в ответ, как рассчитывал Эндрю.
– Дядя Филипп говорил, что вы еще и отличный фехтовальщик.
– Приличный.
– А правда, что вы всегда его побеждаете? Ведь дядя Филипп он настоящий мастер. – Эндрю не успел ничего на это сказать, как Спенсер с жаром спросил: – Кто научил вас кулачному бою?
– Кое-что мне показал отец, после того как однажды я вернулся домой с разбитым носом, распухшими губами и двумя синяками под глазами. И боюсь, что остальное пришлось осваивать на собственном горьком опыте.
У Спенсера отвалилась челюсть.
– Вас кто-нибудь стукнул?
– Стукнул – это очень мягкое выражение для той трепки, которую я получил.
– Кто мог сделать такое? И почему? Разве они вас не боялись?
Эндрю расхохотался.
– Вот уж нет. Мне тогда было всего девять лет. Был я тощий, как воробей. Шел себе домой после успешной рыбалки на озере. Тут на меня налетели двое местных ребят. Оба были примерно моих лет, но не такие худые. Сначала дали мне в глаз, а потом отняли рыбу.
–Думаю, сейчас бы они не решились, – заметил Спенсер.
– Сейчас я устроил бы им представление получше, чем тогда, – согласился Эндрю.
– А потом они на вас нападали?
– О да. Поджидали меня каждую неделю на том же самом месте, по дороге с озера к дому. Я стал ходить другим путем, но они быстро поняли, что к чему. Они отравляли мне жизнь несколько месяцев. – На Эндрю нахлынули воспоминания. Он будто бы снова почувствовал стыд перед отцом за то, что являлся без рыбы, и ощутил унижение, что расплакался перед своими мучителями, хотя изо всех сил пытался сдержаться. Спокойный, проницательный взгляд отца, его слова: «Сколько еще ты будешь позволять этим щенкам лупить тебя и отбирать наш обед?» – с прежней болью отозвались в его сердце.
– А что случилось потом?
Эндрю вздохнул, и воспоминания моментально рассеялись, словно унесенные легким бризом.
– Я научился драться, научился себя защищать и расквасил им носы. Хватило одного раза.
Спенсер плотно сжал губы.
– Могу спорить, отец гордился вами, когда вы сумели справиться с этими негодяями, – в его словах слышалась печаль.
В словах мальчика явно слышалась боль. Сердце Эндрю наполнилось состраданием к этому мальчику, чьи душевные раны были очень глубоки. Несмотря на всю материнскую любовь леди Кэтрин, он все еще жаждал любви отца, хотел, чтобы его принимали таким, какой он есть.
– Да, мой отец гордился, – негромко произнес Эндрю, стараясь преодолеть спазм в горле и не желая давать волю чувствам. – И был очень доволен, что рыба больше не пропадает.
– Почему отец не ходил с вами на озеро, чтобы мальчишки на вас не нападали?
– Я сам себя об этом спрашивал. И его тоже. Я навсегда запомнил его слова. Он сказал мне: «Сынок, мужчина никому не позволяет драться вместо него. Если за твое достоинство должен драться кто-то еще, то оно вовсе не твое». – Эндрю улыбнулся. – Мой отец был очень мудрым человеком.
– Был? Эндрю кивнул.
– Он умер, когда мне исполнилось шестнадцать.
Лицо Спенсера подернулось печалью. Он-то понимал, что значит потерять отца.
– Вы часто... думаете о нем?
По тону мальчика было ясно, что вопрос имеет для Спенсера большое значение, а потому Эндрю задумался, прежде чем ответить.
– После его смерти я думал о нем все время. Пытался не думать, но не мог. Заставлял себя больше работать, чтобы утомить тело и мозг, чтобы не думать о нем. Но каждый раз, когда я вспоминал отца, было очень больно. Он был моим лучшим другом. И клянусь, ближе у меня никого не было.
– А где была ваша мать?
– Умерла родами.
– Значит, вы с отцом были одни? – пробормотал Спенсер. – Как я и мама?
– Да, наверное, так и было. С годами боль притупилась. Знаешь, как тупится лезвие у ножа. Нож все еще режет, но он уже не такой острый. Я и сейчас думаю о нем каждый день. Теперь уже не так больно.
– Как он умер?
В мозгу Стэнтона вспыхнул еще один образ. Он понял, что был не до конца честен со Спенсером, когда говорил, что со временем боль ушла.
– Он утонул. Однажды ночью на гавань упал густой туман. Он потерял ориентацию и упал с причала. – У Эндрю перехватило горло. – Он был здоровым и сильным, умел делать тысячи дел, но не умел плавать.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
Взгляд Спенсера снова переместился на больную ногу. В комнате воцарилась тишина. Целую минуту слышалось только тиканье часов на каминной полке. Наконец мальчик поднял взгляд.
– Правда странно: единственное, что я умею, – это как раз то, чего не мог ваш очень здоровый отец.
– Спенсер, ты ведь умеешь не только плавать.
Мальчик покачал головой:
– Нет, я не умею ни драться, ни фехтовать, ни ездить верхом. – В его голосе появились горькие, безнадежные нотки, которые ранили Эндрю прямо в сердце. – Ничего этого я не умею. Потому мой отец меня и ненавидел.
Эндрю отошел от камина и сел рядом со Спенсером. Он хотел найти нужные слова, хотел возразить, убедить, что отец любил его и заботился о нем, но ведь Спенсер уже не ребенок. Он слишком умен, чтобы поверить в пустые заверения.
Наконец Эндрю решился взглянуть на Спенсера.
– Мне очень жаль, что между тобой и отцом было такое отчуждение, что он так и не узнал, какой ты замечательный. На самом деле это его потеря и его решение, ты сам от этого ничуть не стал хуже.
Во взгляде Спенсера промелькнуло удивление, потом благодарность, но затем его глаза снова погасли.
– Он не стал бы меня ненавидеть, если бы я был такой, как другие дети.
– Тогда ты должен учиться на его ошибках. Внешность обманчива. Человека трудно узнать лишь по внешним качествам. Если человек красив и не имеет физических недостатков, это еще не значит, что он обязательно честен и обладает благородным сердцем, а о людях следует судить именно по этому.
Спенсер отвел глаза и застенчиво дернул себя за рукав.
– Хотел бы я, чтобы все так думали, мистер Стэнтон. Эндрю заколебался, но потом поддался порыву и погладил Спенсера по плечу.
– Я тоже. Но к несчастью, мы не можем определять действия других людей, да и слова можем контролировать только наши собственные. Кстати, Спенсер, ты не прав. Ты мог бы все это делать, если б захотел.
Спенсер взглянул на него глазами ребенка, который не в состоянии справиться со всей обидой и болью, которые жили в его сердце.
– Я не могу.
– А ты пробовал?
Изо рта мальчика вырвался невеселый смешок. – Нет.
– Мой мудрый отец говорил мне: «Сынок, если ты всегда будешь делать только то, что уже умеешь делать, то навсегда останешься там же, где и был». – Эндрю не отводил от Спенсера глаз. – Ты этого хочешь? Сетовать на то, что не умеешь чего-то делать, вместо того чтобы научиться?
– Но как я все это смогу? Разве вы не заметили? – И он показал на свою ногу.
– Разумеется, заметил. Но ведь это не мешает тебе ходить или плавать. У тебя больная нога, а не голова. Я не говорю, чтобы ты мечтал стать лучшим в Англии фехтовальщиком, или боксером, или наездником. Я говорю только о том, чтобы ты стремился делать это как можно лучше. Скажи-ка, какое твое любимое блюдо? Что ты больше всего любишь?
Мальчика смутила внезапная перемена темы, но он ответил:
– Свежие лепешки с малиновым вареньем.
– Откуда ты знаешь, что любишь их?
– Потому что я пробовал... – Его голос внезапно замер, в глазах появилось понимание.
– Вот именно. Ты не узнал бы, какое твое любимое блюдо, если б не попробовал его в первый раз. Я не знал бы, что сумею поколотить тех негодяев, если бы тоже не попробовал, не захотел, не решился. Единственная сила, которая мешает тебе сделать то, что ты хочешь, – это ты сам, Спенсер. Потому что думаешь: «Я не могу».
В глазах Спенсера загорелась невообразимая смесь сомнения, растерянности и надежды.
– А вы думаете, я смогу?
– Знаю, что сможешь.
– Вы меня научите?
__ Ты только попроси!
– Но... вдруг у меня не получится?
– Не получиться может, только если ты не будешь пытаться. Если не сделаешь первого шага, то никогда не узнаешь, как далеко ты способен уйти. Если сделаешь хотя бы попытку, это уже будет победа.
– Что, это тоже мудрые слова вашего отца?
– Нет. Это я понял на собственном горьком опыте.
Спенсер нахмурился. Он снова в задумчивости стал крутить рукав своей рубашки, явно борясь с сомнениями. Наконец он проговорил:
– Знаете, маме это не понравится. Она будет бояться, что я могу навредить себе. – На его щеках вспыхнул яркий румянец. – Если честно, то я и сам могу испугаться.
– Мы не будем спешить. Очень многое в этом деле зависит от равновесия. У меня есть кое-какие мысли насчет того, как тебе в этом помочь. И если в какой-то момент ты захочешь прекратить уроки, мы сразу же прекратим.
Мальчик глубоко вздохнул и выпрямил спину. У Эндрю потеплело на душе, когда он заметил в глазах Спенсера решительность и жгучее желание учиться.
– Когда мы начнем? – спросил он. – Завтра?
– Если хочешь.
– Лучше, когда мамы не будет поблизости, – заявил Спенсер, для конспирации слегка понижая голос. – Мне кажется, после завтрака – самое то. В это время мама сидит у себя в спальне и пишет письма.
– Договорились.
– А потом я отведу вас к нашим горячим источникам. После упражнений будет особенно хорошо полежать в ванне.
Эндрю выдавил из себя неубедительную улыбку.
– Горячие источники! Звучит заманчиво.
Про себя он решил, что надо срочно придумать какое-то неотложное дело, чтобы избежать похода к источникам. Он не собирается и близко подходить к воде. Яблоко от яблони...
