Текст книги "Лучшая жена на свете"
Автор книги: Джеки Д'Алессандро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 7
Алекс быстро перетасовала карты. Мало того, что она и так была взбудоражена тем, что пыталась обнаружить хриплый шепот, услышанный накануне в кабинете лорда Мэллорана, так теперь еще лорд Саттон сидит слишком близко. А леди Ньютреббл, маячившая где-то совсем рядом и с явной дрожью ожидавшая результатов предсказания, только добавляла беспокойства.
Все еще перетасовывая карты, она спросила:
– На какой вопрос вы хотите, чтобы я ответила, лорд Саттон?
– Тот, который сейчас у всех на уме. На ком я, в конце концов, женюсь.
Кивнув, она положила колоду на стол.
– Снимите один раз левой рукой.
– Почему именно левой?
– Она передает вашу энергию картам.
Потом молча разложила карты, чтобы предсказать его ближайшее будущее. И чуть было не задохнулась.
Обман. Предательство. Болезнь. Опасность. Смерть. Все то же, что и при первом гадании у него дома. А последняя карта, вокруг которой вращались все остальные, обозначавшая человека, указывала на женщину.
Темноволосую женщину.
Если бы она могла, она бы рассмеялась. Какая ирония! Ей не придется лгать, если на его будущее ляжет карта блондинки. Правда, плохой новостью было то, что эта брюнетка, весьма вероятно, станет причиной его смерти.
– Что вы видите?
Первым побуждением было сказать ему все, предупредить его, но, принимая во внимание окружавшую их толпу, здесь этого делать было нельзя. Тем более что его скептическое отношение к правдивости ее гадания означало, что он потребует от нее объяснений. Но все же она должна его убедить, потому что она не сомневалась, что он в опасности.
Она скажет ему об этом потом. Позже. А сейчас ей надо заработать соверен, который ей очень нужен.
– В вашем будущем я вижу женщину, – сказала она. Он раскинул руки и улыбнулся.
– Звучит многообещающе. Вы можете сказать, как ее зовут?
– Ни духи, ни карты не называют имен, но… – Она остановилась, как настоящая актриса, для более драматического эффекта.
– Но что? – в волнении воскликнула леди Ньютреббл. – Кто она?
– Ее считают красивой…
– Конечно, она красива, – торжествующим тоном сказала леди Ньютреббл.
– ….умна…
– Кто бы сомневался, – совсем не по-светски фыркнула леди Ньютреббл. – Продолжайте.
– Мне кажется, леди Ньютреббл, – холодно заметил лорд Саттон, – сейчас предсказывают мою судьбу.
– О! Разумеется. Продолжайте, мадам Ларчмонт, – ничуть не смутившись, сказала леди Ньютреббл.
– И она брюнетка с карими глазами. – Оглушительная тишина, наступившая после этих слов, была нарушена леди Ньютреббл:
– Что за чушь! Она совсем не такая. Она голубоглазая блондинка.
Алекс покачала головой:
– Боюсь, что карты говорят совершенно ясно, что предназначенная лорду Саттону девушка – кареглазая брюнетка. – Алекс посмотрела на Колина. – Вы знаете кого-нибудь, кто подходит под это описание?
– Этому описанию соответствует половина женщин Англии, так же как половина присутствующих на этом вечере. – Он внимательно посмотрел на Алекс и добавил: – Включая вас, мадам.
Если бы его слова и пристальный взгляд не лишили ее дара речи, она бы рассмеялась. Она была последней женщиной во всем королевстве, которая могла быть предназначена в жены этому человеку.
Она не успела сообразить, что же ей на это ответить, а у леди Ньютреббл уже был готов ответ:
– Надеюсь, вы помните милорд, что это гадание всего лишь невинное развлечение.
– Я буду иметь это в виду, когда буду искать себе в жены кареглазую брюнетку, – с серьезным видом сказал он. – Примите мою горячую благодарность за то, что позволили мадам Ларчмонт сообщить мне эту новость в вашем доме. Я уверен, что если в газете «Таймс» появится соответствующее сообщение, будут упомянуты и вы, леди Ньютреббл, и ваш восхитительный вечер.
Леди Ньютреббл сначала заморгала, но при упоминании газеты в ее взгляде блеснула алчность.
– Да. В этой газете наверняка захотят узнать обо всем. – С этими словами она удалилась, и Алекс вздохнула с облегчением.
– Хорошая работа, – тихо сказал лорд Саттон.
– Спасибо. Вам понравилось?
– Да. Я заплачу вам завтра, когда вы придете ко мне домой для приватного гадания. – Он встал, но не ушел сразу, а оперся руками о столик и нагнулся к ней. – Могу я проводить вас домой после приема?
Он говорил тихо, его невероятно зеленые глаза не выдавали никаких неблаговидных намерений. Остаться с ним наедине в его карете, сидеть близко и в темноте – при мысли об этом у нее по телу побежали мурашки. Ей хотелось бы думать, что от дурного предчувствия, но на самом деле от предвкушения.
Ей надо бы отказаться, и она хотела это сделать, но ей было необходимо рассказать ему, что в действительности говорили карты. Ухватившись за эту отговорку, но не желая показать, как ей этого хочется, она сказала:
– В этом нет необходимости…
– Я знаю, мадам. Но как джентльмен я не могу позволить вам возвращаться домой поздно ночью в наемной карете. В таком неспокойном городе, как Лондон, не годится, чтобы леди ехала домой одна, без сопровождения, особенно ночью.
Леди.
Алекс проглотила подкативший к горлу горький ком и еле удержалась от того, чтобы не сказать, что ни сейчас, ни когда-либо в будущем она не будет леди.
– Вы очень галантны, милорд.
– И слишком привык получать то, что хочу.
– У меня велико искушение – только на этом основании – отказаться от вашего предложения.
– Надеюсь, вам удастся побороть это искушение. – Что-то в том, как он смотрел на нее, как произнес слово «искушение», заставило затрепетать ее сердце.
– С искушениями следует бороться, милорд.
– Да, в некоторых случаях.
– Разве не во всех? – Господи, неужели это ее голос с таким придыханием?
– Нет, мадам. Не во всех. Так могу ли я проводить вас домой?
– Хорошо. – Но гордость заставила ее добавить: – Я принимаю ваше предложение, так как я должна кое-что с вами обсудить.
– Надеюсь не повышение вашего гонорара? – улыбнулся он.
– Нет, хотя это и отличная идея.
– Я так не считаю. Впрочем, и у меня есть действительно отличная идея.
Поскольку он не стал вдаваться в объяснение, она продолжила:
– И что же это за отличная идея?
Заглянув ей в глаза, он улыбнулся так, что ей захотелось прикрыть лицо веером. Боже, что за человек… Соблазнять ему удается без всяких усилий. Да поможет небо той женщине, которая попытается ему противостоять, если он постарается ее соблазнить.
– Я не думал, что вы спросите, мадам. Я отвечу на ваш вопрос по дороге домой.
– А что мне делать до этого? Сгорать от любопытства?
– Нет. – Он наклонился к ней, и она почувствовала запах свежеотглаженной рубашки. – Вы должны думать обо мне и о том, что же это за отличная идея.
Прежде чем она успела что-либо ответить, он повернулся и смешался с толпой.
«Вы должны думать обо мне».
Она медленно выдохнула. В этом проблемы не будет, по правде говоря, с того момента, как она увидела его на вечере у Мэллоранов, она ни о чем и ни о ком, кроме него, не могла думать.
Она думала о лорде Саттоне спустя три часа, после того как закончила гадать последнему желающему. И пока гадала доброй дюжине гостей, тоже о нем думала. А прислушиваясь к голосам окружавших ее людей, она старалась уловить тот хриплый голос, который услышала в кабинете лорда Мэллорана. Но что она будет делать, если услышит его?
Когда лорд Саттон ушел, она заставляла себя выслушивать сидевших перед ней людей, не разрешала себе отвлекаться и искать глазами Колина. Но он, тем не менее, занимал все ее мысли, а мысли эти были странного свойства.
Его волосы… они такие густые и блестящие. Так и хочется их потрогать. Каково это будет, если пропустить пальцы между шелковистыми темными прядями?
А глаза… такие невероятно зеленые, но совершенно непроницаемые. И такие привлекательные, когда они искрятся от смеха. А как они будут выглядеть, когда будут полны желания?
Полны желания.
Это была опасная мысль, и она всегда, чаще, чем ей этого хотелось, гнала ее от себя.
Но как только ей удавалось отогнать мысль о его глазах, она начинала думать о его широких плечах и сильных руках. Что она почувствует, если он обнимет ее и прижмет к себе?
А его рот… такой прекрасный мужской рот, от которого нельзя было оторвать взгляд. Вот бы потрогать его губы. Какие они – мягкие или твердые? А что она почувствует, когда он прикоснется ими к ее губам?
Обо всем этом ей ужасно хотелось узнать. И она боялась, что если ей представится такая возможность, она не сможет противостоять.
Все ее женские чувства и желания, да и любопытство, которые она безжалостно подавляла в себе в прошлом, вдруг вырвались из своего заточения. Впервые ей захотелось освободиться от постылого обращения мадам и предаться тем фантазиям, которые пробудил в ней человек, встретившийся ей четыре года назад в Воксхолле.
Но какой толк попусту мечтать! Она стиснула зубы. Надо гнать от себя эти мучительные фантазии и те совершенно неуместные вопросы, на которые у нее никогда не будет ответов. И хотя здравый смысл не переставал напоминать ей об этом, чувственные образы продолжали атаковать ее, и это раздражало. Она не хотела думать ни об одном мужчине, но если уж так случилось, то почему она должна думать именно о нем? О человеке, который никогда ей не будет принадлежать, который не подходит ей ни в чем, которого она никогда не сможет поцеловать.
Чрезвычайно недовольная собой, она собрала карты. Последний желающий ушел уже несколько минут назад, а она все сидит как дура и мечтает о человеке, который настолько выше ее по положению, что просто смешно даже думать о нем.
Она завернула колоду в парчу и наклонилась, чтобы достать из-за длинной белой скатерти свой ридикюль. Не нащупав его, она наклонилась ниже и приподняла скатерть. Ей пришлось потянуться за ридикюлем, который оказался дальше. Она уже дотронулась до него, когда услышала хриплый шепот:
– Боюсь, что это невозможно.
Алекс замерла. По спине пробежали холодные мурашки. Она узнала голос. Никогда в жизни его не забыть. С бьющимся сердцем она быстро встала. Мимо проходила группа из четырех мужчин и двух женщин. Все они были в свете известными людьми. Когда эти люди прошли мимо, она заметила трех мужчин, стоявших совсем близко от нее. А рядом с ними – трех женщин, и опять же все они были уважаемыми аристократами. Слуги обходили гостей, забирая пустые бокалы. Алекс напрягала слух, но ни один из голосов не был хриплым. Очевидно, тот, кто говорил, замолчал или стал говорить нормальным голосом.
Откуда же раздался хриплый шепот? Она не была уверена, хочет ли об этом знать. Этот человек задумал убить кого-то на следующей неделе и, скорее всего, был ответствен за смерть лорда Мэллорана и его слуги, возможно, из-за записки, которую она написала. У нее не было желания стать трупом. Но эти безумные мысли можно остановить единственным способом – вычислить убийцу. Прежде чем умрет кто-то еще. А именно – она.
Ее охватил холодный страх. Она должна выяснить кому принадлежит этот хриплый голос. Она сунула карты в ридикюль и быстро обошла стол. Но наткнулась на кого-то, пахнувшего свежеотглаженным бельем и сандаловым деревом, кто схватил ее за локоть и сказал веселым голосом:
– Если натыкаться на меня у вас войдет в привычку, должен признать, что я предпочел бы уединение сада, а не переполненную людьми гостиную.
Сердце Алекс гулко стукнуло, и она, вместо того чтобы отшатнуться или хотя бы замереть, уткнулась носом в грудь лорда Саттона. На несколько секунд она впервые в жизни почувствовала себя в безопасности. Словно ее обняли сильные руки, чтобы защитить. Это была безумная мысль, которую необходимо сразу же отмести.
Наконец она отступила, и их взгляды встретились. Он все еще держал ее за локоть, а ей было трудно дышать. Потом он нахмурился.
– Что-то случилось?
– Н…нет. Ничего.
Он еще крепче сжал ей локоть и, наклонившись, тихо спросил:
– Я же вижу, что случилось. Вы побледнели и дрожите.
Она все еще чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд – не его, – отчего у нее снова пробежали мурашки по телу. Она оглядела людей, стоявших около ее столика, но никто из них на нее не смотрел.
Он тоже быстро огляделся, а потом спросил:
– Кто-то сказал что-то, и это вас расстроило?
Он говорил спокойно, но в его голосе ей послышались нотки гнева, и на какое-то безумное мгновение она вдруг почувствовала себя женщиной. Он выглядел так, будто готов был сразиться с любым мужчиной, который посмел сказать ей что-то неподобающее, будто был намерен защитить ее.
Полно, мысленно оборвала она себя. Ничего подобного он никогда не сделает. Но даже если и сделает, ей не нужно, ни чтобы ее защищали, ни чтобы лезли в драку. Все эти годы она прекрасно справлялась сама. Она рассердилась на себя за ослабление самоконтроля, позволившее увидеть, что она расстроена. Она вскинула подбородок и вырвала руку. Он отпустил ее, но не отвел от нее пристального взгляда.
– Никто ничего мне не говорил. А если и сказал, то я не понимаю, почему это должно вас заботить.
– Не понимаете?
– Нет. Я способна дать отпор любому, если понадобится. А если я и бледная, то это оттого, что я устала. Такое количество гаданий, да еще подряд, меня просто вымотало.
– Значит, общение с духами утомительно?
Она проигнорировала его сухой тон и так же сухо ответила:
– Да, представьте себе.
– Тогда надо срочно ехать домой.
Меньше чем через пять минут она уже сидела напротив него в тесном пространстве его роскошной кареты. Она утонула в толстых бархатных подушках и закрыла глаза.
– Лучше, чем в наемном экипаже? – донесся до нее его голос.
Она открыла глаза и увидела, что он наблюдает за ней из-под полуопущенных век и улыбается.
– Немного, – ответила она в том же легкомысленном тоне. Несмотря на то что она напомнила себе, что такое погружение в роскошь мимолетно, она твердо решила насладиться этими моментами комфорта.
Правда, чувствовать себя спокойно под пристальным взглядом лорда Саттона было трудно, не говоря уже о нависшей над ним опасности, которая, возможно, угрожала и ей.
Наступила тишина. Чувствовал ли он такое же напряжение, что и она? Надо предупредить его о том, что предсказали карты, но он, как ей показалось, был занят своими мыслями. Нарушая молчание, она спросила:
– Как прошел ваш вечер?
Он почему-то задумался, прежде чем ответить.
– Он был утомительным, незапоминающимся. А ваш?
Сначала она хотела ответить то же самое. Но хотя ее вечер и был утомительным, незапоминающимся он отнюдь не был. И в этом был виноват он, а также тот факт, что некто, всего несколько минут бывший совсем рядом с ней, будет рад увидеть ее хладный труп.
– Мой вечер прошел… интересно.
– Как это?
– Мне нравится общаться с людьми. Узнавать о них через карты.
– Завидую. Может, и мне заняться гаданием? Боюсь, что я не нахожу интересным отбиваться от матерей или беседовать с их скучными, пресными дочерьми. – Он наклонился к ней, и у нее захватило дух от его близости. Их разделяло менее трех футов, это расстояние было одновременно и слишком близким, и недостаточно близким. Облокотившись на колени, он сжал руки, и его глаза заблестели каким-то дьявольским светом.
– Хотя я и ценю высоко ваше убедительное предсказание – за которое, между прочим, я заплачу завтра целое состояние, – что моей суженой будет брюнетка, я на самом деле предпочел бы услышать что-нибудь более конкретное. Что угодно, лишь бы это уберегло меня от бесконечных обсуждений погоды с очередной хихикающей девицей. – Он покачал головой. – Неужели ни одна из них не может поддерживать разговор, хотя бы отдаленно напоминающий интеллигентную беседу?
– Просто они, наверное, нервничают в вашем присутствии, милорд.
– Нервничают?
– Неужели вы не можете понять, что молодая неискушенная девушка стесняется такого человека, как вы.
– Не могу. А что значит, такой человек, как я?
– Вы намеренно хотите казаться тупым, милорд. Одно только ваше положение в обществе может сделать многих косноязычными, не говоря уже о молодой девушке Особенно если рядом с ней стоит мамаша, озабоченная поиском подходящего мужа для нее, а она хочет на вас произвести впечатление.
– Но ведь вам я не внушаю страх, и в моем присутствии вы не стесняетесь? Между прочим, этот факт стоил мне сегодня вечером кучу денег.
– Но я не молодая и неопытная девушка, которая хочет произвести на вас впечатление.
– С точки зрения моих быстро убывающих капиталов это прискорбно. – Он наклонился и уставился на ее руки в перчатках, отчего ей сразу захотелось спрятать их в складках юбки. Потом он поднял голову и посмотрел на нее очень серьезно. – Значит, такой человек, как я, – это тот, кто титулован?
– Да.
– Понятно. И все? Больше ничего?
Он ждал, что она ответит, хотя и убеждал себя при этом, что ее ответ ему безразличен. Если ей важен в нем только титул и ничего более, это не имеет никакого значения.
– Вы напрашиваетесь на комплименты, милорд. При этом совершенно бессовестно.
Неужели? Черт побери, он и не знал. Обычно он этого не делал, но ведь еще никогда простое присутствие женщины не выводило его из равновесия.
– Дело не в комплиментах Я хочу знать ваше мнение. Но если оно окажется лестным, тем лучше.
– А если оно таковым не будет?
– Я все равно хочу его узнать. Это, конечно, уменьшит ваши шансы выманить у меня еще один соверен в ближайшем будущем.
– В таком случае я имела в виду человека с властной манерой держаться, необычайного ума и довольно привлекательного.
– Довольно привлекательного?
– Я, разумеется, имела в виду вашу исключительную красоту.
– А я думал, что исключительным вы находили мой ум.
– Наряду с вашей красотой.
– Две секунды назад вы назвали мою внешность сносной.
– Но в самом исключительном смысле.
Его взгляд остановился на ее губах, вдруг стало не хватать воздуха. Его переполняло страстное желание прикоснуться к ней. Он сцепил руки, потому что боялся, что если он поддастся своему чувству, одного прикосновения будет недостаточно. Правильным будет срочно переменить тему, решил он.
– Вы сказали, что приняли мое предложение сопровождать вас, потому что хотите что-то со мной обсудить.
Она сразу стала серьезной: смешинки исчезли из ее глаз, и он тут же об этом пожалел. Впрочем, она была привлекательной и соблазнительной и без них. Возможно, если бы он надел ей на голову мешок… Нет, он тогда все равно видел бы ее роскошные формы. Большой мешок – вот что ему нужно. Чтобы покрыть ее с головы до ног. А если мешок скроет и ее обольстительный апельсиновый запах, тем лучше.
– Я хотела обсудить с вами гадание.
– О! Какое? То, что было днем у меня дома, стоившее мне небольшое состояние, или вечернее, которое стоило еще дороже, или, может быть, завтрашнее – самое дорогостоящее из всех?
– Вечернее. Из-за присутствия леди Ньютреббл я рассказала вам не все, что увидела. Боюсь, карты поведали о тех же самых пугающих вещах, что и днем, милорд. Обман, предательство, измена. – Ее голос снизился до шепота. – Болезнь, опасность, смерть.
– Понятно.
Он смотрел на нее несколько секунд. Внешне она казалась спокойной, но она явно была расстроена. Неприятное ощущение холода поползло у него по спине. Внутренний голос подсказывал ему, что он столкнется с теми же проблемами, о которых говорили карты. Неужели она действительно это прочитала, или это был какой-то фокус или совпадение?
Он покачал головой. Эта женщина умна, и он дурак, что недооценил ее. Если бы она предсказала ему розовое будущее, их встречи на этом и кончились бы. Предсказывая ему измену и болезнь, она, без сомнения, надеялась заинтересовать его. Достаточно, чтобы и дальше тянуть из него деньги.
– Если учесть, что мы с вами согласились в том, что женщины говорят одно, а имеют в виду другое, следует ли мне считать, что слова «обман, предательство и измена» на самом деле означают, что мне скоро достанется огромное богатство и я найду женщину своей мечты?
– Вы зря смеетесь. С этим нельзя шутить, милорд.
– Не стоит так расстраиваться, мадам. У меня нет желания оскорбить вас, но я с самого начала сказал, что я не очень-то верю гаданиям.
Она нахмурилась и подалась вперед.
– Вы должны быть осторожным, осмотрительным.
– Я всегда осторожен, так что не надо расстраиваться из-за меня. А теперь скажите: вы сделали так, как я предложил?
– Предложили?
– Да. Я сказал, чтобы вы думали обо мне, – Увидев, что она недоумевает, он мягко добавил: – И о том, что за отличная идея пришла мне в голову.
– Я была так занята гаданием, что у меня не было времени задуматься над этим вопросом.
Он покачал головой:
– Жаль. А я так надеялся уговорить вас. Но как я понял, вы не из тех женщин, которые поддаются искушению.
– Угадали.
Он достал небольшой сверток.
– Добродетель, достойная восхищения, мадам. Я приветствую вашу решимость. Однако я слеплен не из столь твердого материала.
Он развернул сверток и увидел ее удивленные глаза.
– Что это?
– Миниатюрные пирожные. С шоколадом и смородиновым кремом внутри. Потом это творение обмакивают, в шоколад и покрывают сахарной глазурью.
– О Боже… – Она непроизвольно облизнула губы кончиком языка. – Как эта прелесть оказалась у вас в карете?
– Их приготовил мой повар. Я стащил четыре штуки и спрятал в карете, чтобы съесть их по дороге домой. Моя отличная идея заключалась в том, чтобы разделить пиршество с кем-нибудь, кто тоже обожает сладкое. К сожалению, – он притворно вздохнул, – раз вы об этом не думали, значит, вам это неинтересно.
– Ах, но…
– Кроме того, вы женщина, которая не поддается искушению. – Он помахал свертком у нее перед носом. – Какая жалость!
Ее ноздри раздулись, губы приоткрылись. Потом она откашлялась.
– Милорд, по-моему, мы согласились, что не всегда разумно бороться с искушением.
– Да, я помню, что мы с вами это обсуждали, но я что-то не припомню, что вы со мной согласились.
– Я определенно хотела. Особенно если дело касается глазированных пирожных, таких прелестных, хорошо пахнущих пирожных. Полагаю, что идея насладиться ими в компании кого-либо, кто разделяет вашу любовь к сладостям, поистине отличная идея. Я бы даже сказала гениальная.
– Значит, мне все же удалось прельстить вас.
– Да. Моя твердость перед искушением рухнула словно карточный домик.
– Дорогая мадам Ларчмонт, имея в руках такие пирожные, даже я мог предсказать, что произойдет. – Он достал одно пирожное и протянул его ей. Но когда она хотела его взять, он отдернул руку и покачал головой. – Вы испачкаете перчатки. Позвольте мне. – Он поднес пирожное к ее губам.
Он заметил ее испуганный взгляд и почти увидел, как приличие борется в ней с желанием получить пирожное. Потом она наклонилась и откусила кусочек.
Ее губы коснулись его пальцев, и его обдало жаром, но этот жар был ничто по сравнению с тем адом, который она вызвала, когда закрыла глаза и тихо застонала от удовольствия. Как завороженный он следил за движениями ее губ. Проглотив кусочек, она провела кончиком языка по губам, чтобы подобрать сладкие крошки. Ему пришлось сжать губы, чтобы самому не застонать, – такое он испытывал напряжение.
Она открыла глаза и посмотрела на него слегка затуманенным взглядом.
– О Боже… это было так… приятно.
Черт побери! Приятно. Этим словом ничего нельзя описать. С полураскрытыми влажными губами она выглядела привлекательнее любого пирожного. И да поможет ему Бог, но ему захотелось попробовать ее на вкус.
Он сидел и смотрел на нее, потеряв счет времени, но она, наконец, очнулась и сказала:
– Не надо так на меня смотреть, милорд.
Ему пришлось сглотнуть, чтобы к нему вернулся дар речи.
– Я просто вами восхищаюсь. – Не спуская с нее глаз, он переместился на место рядом с ней. – Это вам, – сказал он, протягивая ей оставшуюся половину пирожного.
– А вы не хотите?
Видит Бог, в данный момент все его существо сосредоточилось на слове «хотеть».
– Я хочу, чтобы его съели вы.
Он коснулся пирожным ее губ, и она их разомкнула. Он медленно протолкнул пирожное ей в рот, а потом указательным пальцем провел по ее нижней губе, размазывая шоколад.
Она сжала губы, захватив его палея. Это эротическое движение и ощущение ее губ вокруг его пальца заставило его замереть.
Потом он осторожно высвободил палец, наблюдая за тем, как меняется выражение ее лица, когда она ест, и все больше возбуждаясь. Черт побери, неужели зрительный процесс наблюдения за тем, как кто-то ест, может вызывать такие чувственные ощущения?
Она продолжала жевать, тихо постанывая от наслаждения. Потом облизала испачканные шоколадом губы и открыла глаза.
– Это было восхитительно, – пробормотала она.
– Я тоже получил удовольствие.
– Но вам же ничего не досталось, – удивилась она.
– Я предпочитаю ваши губы. – Он слегка коснулся губами ее рта. Она задержала дыхание, боясь пошевелиться – Восхитительно. Я хочу еще.
Обхватив ладонями ее лицо, он попеременно поцеловал каждый уголок ее рта, а затем – полную нижнюю губу. Она чуть разомкнула губы, и он тут же этим воспользовался, просунув внутрь язык.
И сразу же забыл обо всем.
Разве какая-нибудь женщина была такой сладкой и ароматной на вкус? Нет… только эта женщина. Та, образ которой преследовал его четыре года. Женщина, которую он не надеялся больше встретить, к которой мог прикасаться только в своих мечтах. Но в глубине души он всегда знал, что на вкус эта женщина будет именно такой.
Он запустил одну руку в ее мягкие волосы, а другой обнял ее за талию и прижал к себе, при этом его язык не переставал изучать бархатистую сладость ее рта. Желание прокатывалось по нему волнами и все увеличивалось, особенно когда она, осмелев, коснулась своим языком его языка, лишая остатков самоконтроля.
Еще никогда в своей жизни он не испытывал ничего подобного. С большим трудом он сдерживал желание без всяких церемоний просто задрать ей юбку и припасть к ее горячей плоти. Он всегда полагал, что его воспитание позволяет ему контролировать свои чувства. Но этой женящие удалось одним поцелуем лишить его самообладания и заставить дрожать от вожделения.
Однако остановиться он не может… пока не может. Пока его пальцы ласкают ее шелковистые волосы. Пока он вдыхает аромат апельсинов, которыми пахнет ее кожа.
Ему захотелось, чтобы она была ближе. Еще ближе Прямо сейчас. Не прерывая поцелуя, он приподнял ее и усадил себе на колени. Когда ее бедро коснулось его твердой разгоряченной плоти, он зарычал и раздвинул ноги в надежде ослабить напряжение, однако это движение еще больше его воспламенило.
Понятия времени и места перестали существовать. Были лишь горячее желание и отчаянная, невыносимая необходимость как-то с этим справиться.
Он вынул шпильки из ее волос и бросил их на дно кареты. Длинные пряди рассыпались каскадом по ее плечам и спине.
Она пошевелилась, вызвав у него еще один приступ вожделения. Проклятие! Он чувствовал себя так, словно распадается на отдельные части, причем со все увеличивающейся скоростью.
Еле слышный шепоток разума пробился сквозь густой туман похоти, предупреждая его: «Надо прекратить это безумие», – но он не внял ему, а наоборот, одной рукой еще крепче прижат к себе ее бедра. Другой он стал гладить сначала ее шею, потом бугорки ее грудей над вырезом платья. Какая она невероятно мягкая. А его плоть, черт возьми, невероятно твердая. И что ему с этим делать?
Карета вдруг остановилась, и он разом очнулся. Он поднял голову, взглянул на нее и еле сдержался, чтобы не застонать. Она сидела с закрытыми глазами, неровное дыхание срывалось со все еще полуоткрытых губ, влажных и припухших от поцелуев. Волосы разметались по плечам. Она выглядела грешной, но от этого еще более желанной. Он провел пальцем по ее лицу. Неправильные, в сущности, черты почему-то казались ему идеальными. Она открыла глаза, и их взгляды встретились.
Он поднял ее руку в перчатке к своим губам и поцеловал.
– Мы приехали.
Она несколько раз моргнула, а потом, словно на нее вылили ушат холодной воды, вскочила. В ее глазах стоял ужас.
– Господи… Что я наделала?
Она оттолкнула его, а потом стала лихорадочно оглядываться, пытаясь найти шпильки, чтобы как-то заколоть распущенные по плечам волосы. Он схватил ее за руки.
– Успокойтесь, – мягко сказал он. – Я помогу вам собрать ваши шпильки.
Но она вырвала руки и схватила свой ридикюль.
– Мне надо идти, – сказала она, собираясь выйти из кареты.
– Подождите.
Она обернулась, ее глаза были полны отчаяния и гнева. Он не понял, сердилась ли она на него, или на себя, или на них обоих.
– Подождать? Зачем, милорд? Чтобы я могла и дальше позориться?
– Вы не сделали ничего постыдного.
– Разве? Разве мы оба…
– Я не понимаю.
– У вас привычка страстно целовать замужних женщин?
– Нет. Я еще ни разу в жизни не целовал замужнюю женщину. – Он смотрел на нее в упор, силой воли заставляя ее сказать, что этого не случилось и сейчас. Но она молчала, и он добавил: – А у вас есть привычка страстно целовать других мужчин?
– Нет и никогда не было. Я не понимаю, что на меня нашло. Я знаю только, что это никогда не может – не должно – повториться. Я искренне прошу у вас прощения Я забуду о том, что произошло, и предлагаю вам сделать то же самое.
Она рывком открыла дверцу кареты и выскочила с такой стремительностью, словно за ней гнался дьявол. Как и прошлой ночью, он подождал, пока она завернет за угол, вышел из кареты и велел кучеру ехать домой. Он шел за ней по темным улицам, морщась от боли в ноге и стараясь не отставать. Убедившись, что она дошла до своего дома, он спрятался в тени и подождал, пока засветится третье от угла окно второго этажа.
Он подождал еще несколько минут и уже собрался уходить, когда почувствовал, что за ним следят. Он быстро достал из сапога нож и огляделся, но ничего необычного не заметил. Ощущение слежки исчезло, и интуиция подсказала ему, что наблюдение прекратилось. С ножом в руках он быстро пошел в направлении своего дома.
Домой он добрался без приключений. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней спиной и потер больную ногу. В ушах у него все еще стояли ее слова: «Я забуду о том, что произошло, и предлагаю вам сделать то же самое… Это никогда не может – не должно – повториться».
Он не умел предсказывать будущее, но был уверен, что она не права. Она так же, как и он, никогда не забудет этого поцелуя. Более того, он теперь знал, что значит удар молнии. Эта женщина навсегда отпечаталась в его памяти, равно как и то, как она на него реагировала. И как бы неразумно это ни было, это повторится опять.
Он об этом позаботится.
