Текст книги "Твари в бархатных одеждах"

Автор книги: Джек Йовил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

2

Первые воспоминания Твари были болезненными, но захватывающими.

«Не трогай себя там! Это отвратительно!» Затем на нее обрушиваются удары. Тварь чувствует вкус крови во рту. Она смотрит в зеркало и видит лицо, покрытое синяками. Лицо, которое может стать любым и принадлежать кому угодно. Само по себе оно значения не имеет. Лицо исцарапанное и опухшее. Жалкое зрелище. Но это всего лишь мальчишеская оболочка. Впервые Тварь пробуждается и грозно рычит. У нее еще нет когтей, однако они обязательно вырастут.

Время идет. «Кис-кис, иди сюда, киска… Давай поиграем. Вот так, хороший котик… Мамочка любит тебя, да? Правильно, котеночек. Ну-ка помурлыкай для мамочки…»

В руках Твари появляется острый коготь. Проткнув мех и кожу, он вонзается в плоть.

Кот издает душераздирающий вопль.

«Давай, надевай брючки. Какой красивый и нарядный малыш. Твой отец будет гордиться тобой. Что у тебя в кармане? Осторожнее, ты порвешь одежду. Она дорого стоит. Это же бархат. Такую ткань носят вельможи при дворе Императора в Альтдорфе. Ну вот, ты порвал ее. Я же предупреждала тебя, мальчик!»

И снова удары. К этому времени Тварь привыкла, что ее бьют. Она не замечает побоев, несмотря на боль, которую испытывает мальчишеская оболочка. В конце концов, мальчик перестает плакать. Он боится боли и отступает, а Тварь лишь набирает силу.

Когда им исполняется по десять, Тварь совершает второе убийство с тех пор, как заколола котенка. Тварь умна. Она знает, что еще не вошла в полную силу. Поэтому онавыбирает Старого Николаса, бывшего привратника. Старик ушел в отставку после того, как его на охоте покалечил кабан. У него кривые ноги, и большую часть времени он проводит в гамаке рядом со сторожкой. Он двигается медленно, а значит, не сумеет спастись от Твари. Мальчишеская оболочка истончается, и Тварь выпускает когти. Она снимает со стены обоюдоострый меч, который отец привез из последнего похода. Клинок тяжеловат для Твари, но если она сможет высоко замахнуться, тяжесть оружия увеличит силу удара, восполнив слабость мальчишеских рук. Все происходит, как задумано. Меч обрушивается на шею Николаса и перерубает ее вместе с веревками, из которых сплетен гамак, подобно тому, как нож режет сыр.

Голова привратника катится по земле, и Тварь пинает ее, словно мячик.

«Это ужасно, ужасно, ужасно! Моему маленькому мальчику не стоит смотреть на это. Не смотри! Ты слышишь меня?»

Тварь решает затаиться, притворяясь мальчиком. Они вместе растут, получают образование, достойное юноши из благородной семьи.

В свой двадцатый день рождения Тварь снова выходит на волю. Она подстерегает с топором пьяного гостя в саду. Дядю Сергиуса, который некогда качал мальчишескую оболочку на коленке. Он выглядит странно с рассеченным лицом. Рана напоминает Твари о запретных местах на женском теле. И тогда Тварь совершает первую и единственную ошибку. Опустившись на колени рядом с дядей Сергиусом, она заставляет свою мальчишескую оболочку погрузить пальцы в кровь и прикоснуться к ране.

«Молот Сигмара!»

Это кричит Наташа, девушка, которая приехала с дядей Сергиусом. Отец мальчишеской оболочки называет ее содержанкой своего брата. Тварь знает, что это означает. Они считают такие вещи омерзительными.

Наташа стоит, не говоря ни слова, и только ее рот округляется. Она взмахивает руками, становясь похожей на пугало. У нее забавный вид. Юноша улыбается ей, а Тварь достает коготь из ножен, висящих на поясе.

«Все в порядке, Таша. Не плачь».

Юноша встает на ноги и обнимает Наташу за талию. Девушка трясется, но не двигается с места. Тварь лижет ее лицо шершавым языком. Девушка не уклоняется.

«Ей это нравится» – понимает Тварь. Женщины отвратительны, когда ведут себя так. Совершенно отвратительны.

Тварь перехватывает твердый прямой коготь – восемь дюймов остро заточенной стали – и погружает его в живот девушки.

Та восторженно ахает, и на ее губах появляется кровь.

Тварь вытаскивает коготь из живота девушки и вонзает его в грудь своей жертве. Затем наносит еще один удар. И еще один.

Дядя Сергиус лежит, обратив рассеченное лицо к луне. Его любовница молчит.

Ничего лучше Тварь не испытывала. Отныне она будет охотиться только на женщин. Она будет убивать только женщин. Мальчишеская оболочка соглашается.

«Женщины, – наконец понимает она, – это моя естественная добыча».

Женщины. Мерзкие женщины.

3

Как всегда, при проверке груза недосчитались трех бочек. Приказчик Беннинг почесывал подбородок гусиным пером. Несколько капель чернил попало на бороду клерка, однако он не обратил на это внимания, с ленивым недоумением разглядывая грузовую баржу, принадлежащую торговому дому «Рейк и Талабек». Рупрехт, ночной сторож, демонстративно зевал, давая понять, что устал и хочет домой. Судя по его дыханию, можно было предположить, что жирный боров в одиночку опустошил три бочонка лангильского вина. Портовый пес, норовивший лизнуть Рупрехта в потную промежность, рисковал захмелеть, как жрец Ранальда в день Плута.

– Пересчитайте, – буркнул Харальд Кляйндест.

Беннинг, который явно побаивался смотрителя, послушно начал проверять груз по списку.

«Речная крыса», гордость компании «Рейк и Талабек», регулярно совершала рейсы из Мариенбурга в Альтдорф, доставляя вина из Бретонии, ткани с Альбиона и костяные безделушки из Норски. И за двадцать пять лет службы корабль ни разу не привез в Альтдорф весь товар, который погрузили на него в Мариенбурге. Вполне возможно, что до Альтдорфа груз добирался в целости и сохранности, но когда судно входило в порт назначения, часть перевозимых им ценностей таинственным образом исчезала до того, как ее успевали внести в реестр.

Сегодня Харальд намеревался изменить сложившуюся традицию.

– Пожалуйста, поторопитесь, – подал голос Варбл, представитель грузовладельца. – У меня неотложные дела в городе.

Варбл был хафлингом, но заметно отличался от своих слабых, по-детски непосредственных собратьев. Он сидел на скамеечке и, пожевывая самокрутку, спокойно ждал, когда Харальд отпустит его восвояси.

– Угомонись, Варбл, – отмахнулся Харальд. – Никто не покинет причал, пока не закончится проверка груза.

– Я сюда по делу пришел, а не шутки шутить, ловец воров, – огрызнулся хафлинг.

– Я тоже.

Сэм Варбл пожал плечами и принялся изучать свои остроносые ботинки.

Грузчики сидели вокруг, нетерпеливо переглядываясь. Крими, их молодой вожак, теребил веревку, к которой был привязан железный крюк, и бросал угрожающие взгляды на смотрителя, когда думал, что Харальд его не видит. Крими принадлежал к «рыбникам». Его куртку украшали нашивки с цветами банды, а на щеках было вытатуировано изображение рыбы – знаки старшинства, которые придавали молодому человеку уверенности в себе.

Харальд не питал иллюзий насчет парня. За свою жизнь он повидал немало людей, которые мнили себя грозными вояками, но в действительности оказывались безобидными, как котята.

«Крюки» постепенно теснили «рыбников», и последние пытались отвоевать свои позиции, поддерживая смутьяна Ефимовича.

Клерк продолжал пересчитывать товар, бубня себе под нос что-то неразборчивое.

Ночь была студеной, но день выдался теплый – вероятно, последний за эту осень. Однако из-за теплой погоды в доках смердело сильнее, чем обычно, тем более что неподалеку стояла баржа, груженная морской рыбой. Похоже, улов на ней копился лет десять, хотя Харальд не мог утверждать этого наверняка. Лед быстро таял под солнечными лучами, и грузчики спешили изо всех сил, чтобы закончить работу прежде, чем вонь станет невыносимой.

Уперев правую руку в бок, Харальд как бы невзначай погладил рукоятку метательного ножа. Время шло, а оружие по-прежнему удобно висело в ножнах у пояса.

– Я вижу, ты не преуспел на службе, ловец воров,– заметил Варбл.

Верхняя губа Харальда чуть заметно дернулась.

– Когда я в последний раз приезжал в Альтдорф, ты был капитаном стражи, а теперь проводишь ревизию товаров в порту.

Харальд внимательно посмотрел на Варбла, пытаясь припомнить его лицо.

– Мы раньше встречались, хафлинг?

Варбл пожал плечами:

– Сомневаюсь. Я веду замкнутый образ жизни. И уважаю закон.

– Все равно не хватает трех бочонков, – сообщил Беннинг.

Клерк бросил быстрый взгляд на Крими и лишь потом повернулся к Харальду. В этом состояла его вторая ошибка. Первая, естественно, заключалась в том, что он решился обворовать компанию «Рейк и Талабек».

Рупрехт мог бы выкрутиться, но он был слишком туп для этого. Стражник стоял, прислонившись к хлопковым тюкам, отмахиваясь мясистой рукой от назойливой мухи, которая кружила около его лица.

– Я же сказал тебе, Кляйндест, никакой загадки тут нет. Крепления ослабли, и бочки скатились за борт. Они пошли на корм рыбам.

Харальд невозмутимо посмотрел на толстяка. В животе у него стало пусто и противно, как всегда бывало в присутствии глупых, посредственных людей.

– Забавно, сколько вещей просто падает в воду, не правда ли?

Рупрехт вспотел сильнее, чем обычно. Наверное, его мутило от выпитого лангильского. Вино было довольно крепким, и тучным людям быстро становилось от него плохо.

– На корм рыбам, да? Это похоже на правду.

Крими перестал возиться с веревкой и вопросительно вскинул бровь. «Рыбники» получили свое название именно потому, что большая часть вещей, «скатившихся за борт», попадала к ним в руки.

– Если не считать этих бочек, списки совпали, – продолжил приказчик.

– Беннинг, – заметил Харальд, – если твои списки совпали, ты либо ужасный счетовод, либо очень умный вор. А я не верю, что ты плохо умеешь считать.

Приказчик подскочил от неожиданности, чуть не свалившись с пристани. Он обернулся и вытаращил глаза.

В наступившей тишине было слышно, как скрипит баржа, которая покачивалась на воде, наваливаясь бортом на сваи причала. Портовый пес тяжело дышал, предчувствуя, что вот-вот разразится гроза. Остальные тоже гадали, что будет дальше.

– Ты хоть понимаешь, какую глупость совершил? Эти остолопы не умеют ничего, кроме как воровать. Но ты образованный человек. Тебе не следовало подделывать счета.

Приказчик затравленно огляделся, но Крими и Рупрехт не желали встречаться с ним взглядом.

Варбл сделал вид, что происходящее его не интересует, и выплюнул окурок за борт.

– Три бочонка, Беннинг. Опять три бочонка. Когда ты ведешь подсчеты, товар разгружает господин «рыбник», а на страже стоит Рупрехт, в партии груза всегда не хватает трех бочонков вина. Вам следовало бы менять числа. Ты полагал, что руководство компании не поверит, если все счета сойдутся, поэтому вы договорились, что каждый раз будете заявлять о пропаже трех бочек.

Рупрехт трясся так, словно вот-вот взорвется. Крими помахивал своей веревкой. Члены его банды расположились поблизости – кто на барже, кто на причале – и, облокотившись на тюки, ждали.

Хафлинг глянул за борт.

– Я просмотрел все отчеты, и всякий раз потери составляли гораздо больше, чем три бочонка. Ты добросовестный служащий, поэтому должен точно знать, на сколько ты обманул компанию.

Беннинг был близок к тому, чтобы сломаться. Харальд заметил, что на глазах у клерка выступили слезы.

– Я был… Меня за-за-заставили…

– Заткнись ты, писака! – рявкнул Рупрехт, наклоняясь вперед.

Он шлепнул себя по щеке, норовя прихлопнуть муху. Его жирный подбородок заколыхался, но муха благополучно улетела.

Харальд повернулся к ночному сторожу. Ухватив нож за острие, он обратил рукоять в сторону Рупрехта. Это было превосходное оружие – восемнадцать дюймов заточенной, как бритва, стали. Некоторые мужчины отдавали предпочтение кинжалам с резной рукояткой и приказывали выгравировать имена богов на лезвии. Простой клинок Харальда был лишен украшений, зато сочетал в себе плавность изгибов и четкость линий. В конце концов, Харальд носил его не для того, чтобы покрасоваться.

– Это традиция доков, Кляйндест… Никто не смеет лишить старину Рупрехта его доли…

Харальд ничего не ответил. Его всегда тошнило, когда воры теряли самообладание. Со всеми ворами рано или поздно это случалось.

– Евгений Ефимович говорит, что все имущество нажито нечестным путем, – встрял Крими.

– Да, но воровство остается воровством.

Харальд поднял свой нож.

– Этот клинок изготовил кузнец Мэгнин, – сказал он. – Это самый тяжелый метательный нож в Известном Мире. У хорошего оружия баланс выверяется до тысячной доли унции. Чтобы попасть в цель, его хозяину необходимы умение правильно рассчитать время, необыкновенная сила запястья и меткость сокола.

Рупрехт попятился, пытаясь укрыться среди тюков. Муха села стражнику на ухо, но он лишь нечленораздельно мычал, пуская пузыри, а его рубашка потемнела от пота.

– Тебе лишь остается надеяться, мерзавец, что пять бутылок вина, которые я выпил вчера вечером, не повлияют на мою меткость этим утром…

Рупрехт втянул в себя воздух и закрыл глаза. Нож сорвался с руки Харальда и полетел, переворачиваясь, как будто двигался сквозь густую жижу.

Раздался глухой удар. Рупрехт вскрикнул. Муха перестала жужжать.

Толстяк приоткрыл глаза и обнаружил, что нож вонзился между его правым ухом и виском, уйдя по самую рукоять в обитый хлопком тюк. Сторожа даже не задело.

– Итак, я услышу признание или мне придется прибегнуть к грубости?

Рупрехт ничего не ответил. Он был занят тем, что горячо благодарил всех богов за свое спасение. Однако «рыбники» не вняли предупреждению, совершив обычную ошибку для людей их типа. Увидев безоружного человека, они решили, что легко справятся с ним.

Крими многозначительно посмотрел на своих приятелей и двинулся на Харальда. Он взмахнул веревкой с привязанным к ней тяжелым крюком, метя своему противнику в голову.

Харальд ловко перехватил веревку в воздухе, намотал ее на руку и рванул на себя, сбив Крими с ног.

Когда вожак «рыбников» оказался в пределах досягаемости, воин с силой заехал бандиту в пах коленом. Крими взвыл от боли и выронил крюк.

Харальд отпихнул недотепу и с деланным участием спросил:

– Больно, правда?

Корчившийся от боли «рыбник» больше не доставлял хлопот. Харальд поднял веревку. Подойдя к парню, он заломил ему руки за спину и связал запястья.

– Рупрехт, – скомандовал стражник, – принеси мне нож.

Ночной сторож, не раздумывая, вытащил нож работы Мэгнина из тюка и подал его Харальду. Харальд убрал оружие в ножны и обвел взглядом остальных грузчиков. Те, очевидно, решили не лезть на рожон.

– Чего вы ждете? – поинтересовался досмотрщик.– Несите товары на склад да не забудьте о тех ценностях, которые вы успели припрятать.

«Рыбники» зашевелились, подхватили ящики и бочки и потащили поклажу, словно марионетки, управляемые ловким кукловодом.

Варбл спрыгнул с баржи на причал и посмотрел на Крими, который все еще катался по настилу, поджав колени к груди.

Дернув за веревку, Харальд заставил бандита сесть, а затем застегнул на его шее тугой железный ошейник. Шипы на внутренней стороне железного обруча вонзились «рыбнику» в кожу, оцарапав ее до крови. Если бы Крими попытался бороться, он нанес бы себе более серьезные раны. Харальд в шутку потянул за ошейник, и пленник застонал.

– Скажи, – полюбопытствовал Варбл, – не за это ли тебя прозвали Грязным Харальдом?

4

– Пропустите меня. Я иду по поручению Императора.

Это было не совсем правдой, но зеленый плащ придворного сделал свое дело; встречные почтительно расступались, пока Йоганн продирался сквозь толпу на улице Ста Трактиров. Даже не считая праздных зевак и замызганных бродяг, в узком проулке между трактиром «Матиас II» и «Пивоварней Бруно» собралось больше народу, чем Йоганн мог себе представить.

– Капитан Дикон, – сказал один из солдат своему командиру. – Одного одеяла не хватит, чтобы укрыть тело.

– Молот Сигмара! – выругался капитан. Зрелище было такое, что у многих сводило желудок.

– Невероятно, – пробормотал стройный эльф в одежде менестреля. – Ее куски валяются повсюду.

– Заткнись, остроухий!

Назревала драка. И не в одном, а в нескольких местах. Йоганн подумал, что эти люди будут поопаснее последователей Ефимовича. Возбужденная толпа уже почувствовала запах крови, и он распалил ее жажду.

Солдаты задержали двух избитых моряков, и сержант вел допрос. Стражник достал пару ручных кандалов и угрожающе звенел ими перед лицом одного из матросов.

– Это тот самый моряк! – крикнул какой-то старик. – Он и есть чудовище!

– Вздернуть его! – подхватил один.

– Это слишком легкое наказание, – возразил другой. – Разрезать его на куски так, как он поступил с бедной старой Марги!

Стадо двинулось вперед, увлекая за собой Йоганна. Барон почувствовал, как чьи-то пальцы прикоснулись к его кошельку, и шлепнул воришку по рукам. Кто-то маленький извинился тонким, писклявым голоском и отправился на поиски другой добычи.

Капитан обернулся и громко рявкнул:

– А ну назад! Этот человек не подозреваемый. Он нашел тело.

Толпа разочарованно загудела. Ей нужно было на кого-то выплеснуть свой гнев, и теперь люди чувствовали себя обманутыми. Моряк облегченно вздохнул. Между тем его приятелю было слишком худо, и он даже не понял, что находился на волосок от гибели.

– Капитан, – окликнул Йоганн командира стражников.– Я барон фон Мекленберг.

– Выборщик Зюденланда?

– Да.

Капитан протянул руку:

– Дикон, командир портовой стражи.

Йоганн обменялся рукопожатием с офицером.

– Император приказал мне наблюдать за расследованием,– солгал он.– Он глубоко озабочен тем, что Тварь продолжает убивать.

Дикон притворился, что присутствие наблюдателя-аристократа доставляет ему удовольствие. Капитан, в длинном плаще и шляпе с пером, не носил формы, однако прикрепил к груди медную бляху стражника. У него был кривой нос, который ему, как видно, сломали в драке.

– В самом деле? – воскликнул Дикон. – Не могли бы вы передать во дворец мою просьбу? Я давно просил, чтобы сюда прислали войска. Портовая стража не справляется с этим делом. Нам не хватает людей.

У Йоганна мелькнуло опасение, что он увяз глубже, чем рассчитывал.

– Я сделаю все, что в моих силах, капитан.

Толпа снова стала напирать.

– Посмотрите, это ее рука!

– Какая мерзость!

– Я не вижу, мама! Подними меня.

– За это мало повесить!

– Где мой кошелек? Меня ограбили!

– Она была старой грязной коровой, эта Марги. Порочная шлюха.

– Отвратительно!

– За это следует сжечь у столба на Кёнигплац.

– Чертовы ублюдки. Их никогда нет на месте, когда кто-то хочет выпустить тебе кишки.

– Говорят, оно съедает сердца своих жертв.

– Готов поспорить, это сделал бретонец. Все бретонцы – мерзавцы.

– Не-а, это был гном. Все раны нанесены ниже груди. Он никогда не трогает их лица.

– Это проклятие!

– Мы обречены. Покайтесь, покайтесь! Боги разгневались на неправедных.

– Чертовы ублюдки!

– Заткнись!

Йоганна толкнули на Дикона. Собравшиеся начали вымещать зло друг на друге. Кое-кто уже пустил в ход кулаки. Гномоненавистник и женщина, поносившая бретонцев, приняли боевую стойку. Потрепанный жрец неведомых богов начал читать молитву.

– Что за ерунда! – не выдержал капитан. – Эй вы, прогоните отсюда этих бездельников.

Четверо солдат, один из которых выглядел болезненным, достали дубинки и двинулись на толпу. Недовольно ворча, люди разошлись. Трактиры были открыты. Очевидно, убийства способствовали торговле. По крайней мере, днем, когда Тварь пряталась. Священнослужитель замешкался, вешая солдатам о гневе богов. Но тут сержант заметил, что мужчина напоминает карманника, которого приговорили к отрубанию пальцев, едва он попадет в руки правосудия, и жрец немедленно ретировался в направлении «Черной летучей мыши».

– Где провидица, Эконому? – спросил Дикон сержанта.

– Она уже покинула храм, господин капитан.

– Черт, ей следовало бы поторопиться.

Йоганн и Дикон стояли у входа в переулок.

– Хотите осмотреть место преступления, барон? – предложил капитан. К привычному почтению, которое офицер испытывал к вельможам, облаченным в зеленый бархат, примешивались презрительные нотки.

– О да, – ответил Йоганн.

Он понял, что капитан принял его за любителя острых ощущений, который использует свое положение, чтобы взглянуть на последнее зверское убийство. Судя по всему, стражник был невысокого мнения о людях. Впрочем, в нынешних обстоятельствах барон не возражал: если Дикон счел его выродком, склонным к странным наслаждениям, значит, он не станет проверять во дворце басню о посланце Императора. Это все упрощало.

Дикон кивнул солдату, и тот нагнулся, чтобы приподнять покрывало.

За годы странствий Йоганн повидал немало мертвых тел, изувеченных и разлагающихся. Однако ничего подобного ему доныне не встречалось.

– Это была женщина?

Барону трудно было соотнести изуродованные останки с человеком, и тем более, он не смог бы определить его пол.

– Да, – подтвердил Дикон. – Ее звали Маргарет Руттманн. Она была шлюхой, воровкой и, вероятно, зарезала своего дружка несколько лет назад.

Капитан сплюнул. Солдат опустил одеяло, по которому расползлись красные пятна.

– Кстати, распутница неплохо владела ножом. Будем надеяться, она не сдалась без боя и пометила нашего убийцу.

В дальнем конце улицы, где вода вытекала из пролома в стене, на карачках ползал солдат. Внезапно он издал призывный возглас. Дикон и Йоганн направились к нему, осторожно обходя то, что осталось от Маргарет Руттманн.

– Это ее оружие, господин офицер, – сообщил стражник, демонстрируя большой карманный нож. – А это ее вторая рука.

– Милосердная Шаллия!

В ручье валялась отрубленная кисть руки, белая и чистая после долгого пребывания в воде и похожая на толстую ощипанную птицу.

– Положи это вместе со всем остальным. Пусть провидица посмотрит.

Стражник достал платок, обернул им руку и выловил обрубок из ручья. Затем, ухватив свою находку кончиками пальцев, торопливо отнес ее к тем кускам плоти, что лежали под одеялом. Когда парень выпрямился, тщательно вытирая свою руку платком, его трясло.

– Это тебе не пьяных дубасить и гонять продавцов «ведьминого корня», верно, Эльзассер?

Молодой солдат помотал головой.

– Вот с кем мне приходиться работать, барон, – пожаловался Дикон Йоганну. – Это портовая стража, а не гвардейцы. У этих людей не только бляхи медные, но и головы.

Солнечные лучи озарили злополучный переулок. Солнце стояло высоко в небе. Утро кончилось. Тени стали короткими, и вся мерзость, прежде скрытая от человеческого взора, оказалась на виду.

– Нож тоже спрячь в мешок, Эльзассер. Может, провидице удастся что-нибудь узнать по нему.

Барон со стражниками вышел из проулка. Дикон вытащил кисет. Набив трубку, капитан закурил, вдыхая густой вонючий дым. Предлагать табак Йоганну он не стал.

Мимо ехали телеги, в основном груженные бочками, предназначенными для местных трактиров и пивных. Жизнь продолжалась. На другой стороне улицы три молодые женщины приставали к мужчинам. Стражник, стоящий неподалеку, не обращал на них никакого внимания. Следовало понимать, что в этом месяце красотки внесли положенную мзду в участок на Люйтпольдштрассе. «Интересно, – подумал Йоганн, – сколько нужно заплатить, чтобы стража не заметила, что совершается убийство? Не слишком много, наверное».

– Командир, – заговорил один из матросов. – Можем мы теперь идти? Мы должны были вернуться на корабль утром. Нам влетит, если мы опоздаем. Капитан Сенденаи – суровая женщина.

Дикон хмуро взглянул на моряка, и тот сник.

– Нет, вы не можете идти, – возразил капитан. – Я не позволил этой толпе растерзать вас, поскольку не хочу, чтобы вы умерли, пока я не буду абсолютно уверен, что это не вы зарезали старую Марги. Ясно?

Второй арестант держался за живот, а его лицо представляло собой один сплошной синяк. Он стоял в луже свой блевотины, испытывая время от времени позывы к рвоте, хотя в желудке у него было пусто.

– Ну, разве это не удивительно, барон? Этот парень так привык к морской качке, что его тошнит на твердой земле.

Никто не засмеялся шутке.

– Какое отношение эти люди имеют к убийству, капитан?

– Бес его знает! Прошлой ночью они отправились в увольнительную и устроили беспорядки у трактира «Печальный рыцарь». Кстати, если вам вдруг захочется подраться, обязательно загляните туда. Пара наших солдат разняла их и подвергла уличному наказанию…

– Это как?

Дикон криво усмехнулся:

– Когда камеры набиты битком и сажать таких идиотов некуда, их следует пару раз стукнуть дубинкой по голове и оставить в таком месте, где люди не будут о них спотыкаться. Наутро забияки проснутся с парой синяков и чувством уважения к законам Империи.

– Будь проклята эта портовая стража,– пробормотал моряк, который чувствовал себя получше.– Все они ублюдки.

Солдат, охранявший задержанных, двинул арестанту локтем под ребра и хихикнул. Матрос согнулся пополам, живо вспомнив вчерашние побои.

– Отведите их в камеру,– скомандовал Дикон,– и накормите завтраком.

Моряк, которого тошнило, наконец, изверг из своего пустого желудка сгусток слизи с кровяными прожилкам.

– А потом подготовьте их к новому допросу. Да, и найдите травника для этого чемпиона по рвоте.

Матросов увели, невзирая на их слабые протесты.

– Все они подонки, барон. Вы видите, кто меня окружает.

Йоганн увидел достаточно, чтобы уразуметь методы Дикона. Капитан принадлежал к старой школе. Столкнувшись с преступлением, по которому не было явных подозреваемых, он хватал первого безвестного и беспомощного бедолагу, а затем бил его до тех пор, пока тот не сознается. На бумаге все выглядело гладко, но такой подход мало способствовал решению настоящей проблемы. А против Твари он был вообще бесполезен. Посмотрев на то, что осталось от Маргарет Руттманн, Йоганн ясно понял: они имеют дело с убийцей, который наслаждается своей ночной охотой и не остановится до тех пор, пока кто-нибудь его не остановит.

– Ульрик! – вздохнул Дикон. – Я бы не отказался от чашки чаю.

Затем капитан направился к скамейке и схватил за уши двоих стражников, которые ночью избили матросов. Судя по всему, Тварь была где-то рядом, когда эти двое несли дежурство, однако солдаты не видели и не слышали ничего подозрительного. Они скулили, как щенята, пока офицер расспрашивал их.

– Бесполезные мерзавцы! – наконец выругался Дикон и сплюнул.

– Простите, капитан, – жалобно промолвил один из стражников.

Дикон залепил ему пощечину.

– Ты месяц будешь мыть полы в камерах, Джуст.

Йоганн огляделся вокруг, гадая, способен ли хоть один из этих служак справиться с заданием, требующим не только грубой силы и тупого упрямства.

Большинство стражников из порта выглядели одинаково: густые, низко посаженные брови, разбитые костяшки пальцев и трехдневная щетина. Большие, твердые мышцы рук от ежедневных упражнений с дубинкой и большие, мягкие животы от ежедневных упражнений с пивной кружкой. Двое солдат постарше смеялись и шутили, стремясь произвести на остальных впечатление своим жестокосердием. Они вспоминали, доводилось ли им когда-нибудь пользоваться услугами убитой проститутки.

– Знаешь что, Томми,– сказал один из них,– я ее плохо помню.

– Заткнитесь, ублюдки, – вмешался Эльзассер. – Вы говорите о человеке, а не о куске мяса.

– Ты недавно стал стражником, сынок? – спросил Томми.– Ничего, привыкнешь.

Молодого солдата передернуло от отвращения, и, отвернувшись, он снова принялся выискивать что-то на земле.

Послышался хлопок, и факел над дверью «Матиаса II» вспыхнул. Очевидно, хозяин трактира использовал газовое освещение или у него свой собственный домашний чародей. Трактирщик принес поднос, на котором стояли кружки с бесплатным элем для стражников. Дикон первым взял угощение.

– Это не чай, – заметил он, – но тоже сгодится.

Только Эльзассер не проявил интереса к выпивке. Йоганн стоял рядом с молодым человеком и наблюдал за его работой. Юноша перебирал мусор, разбросанный там, где Тварь напала на свою жертву. Он поднимал один предмет за другим, изучал его и клал на место.

– Это твое первое расследование? – поинтересовался барон.

– Нет, – ответил Эльзассер. – Третье. Я был принят на службу месяц назад. Первые четыре убийства произошли до моего появления здесь.

– Ты не из Альтдорфа?

Эльзассер взял осколок пивной кружки, посмотрел на клеймо изготовителя и вернул черепок туда, где он лежал.

– Нет, барон. Я из Рейквальдского леса.

– Ты из лесничих?

– Нет. Я недавно закончил университет.

Юноша бросил взгляд на обрывок промасленной бумаги, в которую когда-то заворачивали еду.

– Ты получил ученую степень?

– Да, в правоведении. Плюс немного военной истории и основы алхимии.

Стражник поднял длинную тонкую полоску зеленой материи и принялся разглядывать ее на свет. Ткань была перепачкана грязью и кровью.

– Тогда что ты делаешь в портовой страже? Мне кажется, эта служба не вполне подходит образованному человеку.

– Я попросил направить меня сюда, барон. Здесь всегда нужны люди.

– Ты сам попросился в портовую стражу? Но…

– Это самое развращенное подразделение стражников в городе? Я знаю. Но Тварь охотится в порту. И я хочу ее поймать.

Эльзассер, несомненно, был хорошим парнем. Солдат встал и отряхнул колени. Обернув полоску материи вокруг руки, он уставился на Йоганна.

– В чем дело, Эльзассер?

Молодой человек, казалось, был озадачен.

– Посмотрите, – ответил он, поднеся свою находку к плечу Йоганна.

Ткань была того же оттенка, что и зеленый плащ барона.

Йоганн взял обрывок в руки и почувствовал мягкое прикосновение бархата. Знакомое ощущение.

Йоганн заглянул в глаза Эльзассеру, и мир вокруг них перевернулся. Барон мял полоску ткани в руках, стремясь что-нибудь увидеть. Он не обладал даром провидения, однако не мог не попытаться. Впрочем, не требовалось никаких особых талантов, чтобы сделать логический вывод.

– Ефимович был прав,– пробормотал Йоганн.– Убийца – придворный Императора.

Эльзассер покачал головой:

– Мы не знаем этого наверняка. Возможно, этот кусок ткани валялся здесь много дней.

– Нет, он новый. Посмотри на края. Его оторвали недавно. К тому же здесь видна кровь.

Йоганн рассматривал лоскут, который имел форму узкого треугольника. Один его край был обработан, а два другие были рваными. Очевидно, его отодрали от нижней кромки одежды. Лоскут был прошит золотой нитью, и бархат немного износился там, где ткань касалась земли.

К барону и стражнику подошел Дикон.

– Что это? – спросил он.

– Зеленый бархатный лоскут, капитан, – сообщил Эльзассер. – Он из той же ткани, что и плащ барона.

Дикон вскинул бровь и рассмеялся.

– Стало быть, мы нашли преступника, а, барон?

– Зеленые бархатные плащи традиционно носят во дворце. Выборщики, придворные, послы, жрецы. Даже члены императорской семьи, – пояснил Йоганн.

В первый раз на лице офицера появилось беспокойство. Его зубы нервно стиснули трубку.

– Вы хотите сказать, что убийства совершает кто-то из придворных. Милосердная Шаллия, если это так, то неприятностей не оберешься.