Текст книги "Твари в бархатных одеждах"

Автор книги: Джек Йовил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Фаворит отвернулся.

– И моего тоже, дорогой мой Дани. – Леос впился в губы Дани и поцеловал его, впитывая страх семейного любимчика. – Может, и ты теперь попал в немилость?

Дани отшатнулся и, плюнув на шелковый платок, обтер им губы. Он дрожал, но постепенно уверенность возвращалась к нему.

– Я никогда не стану драться с тобой на дуэли, Леос.

Виконт улыбнулся:

– А я никогда не попрошу тебя об этом.

– В конце концов, – сказал Дани с горечью, – даже теперь, когда графиня бросила меня, разве я могу пожаловаться, что мне не хватает женской компании? – По губам молодого человека скользнула улыбка. – Ведь мою девушку по-прежнему зовут фон Либевиц.

Леос ударил тыльной стороной ладони Дани по лицу, разбив ему губы.

– Будь осторожен, любимец семьи. Если тебе когда-нибудь придет в голову рассказать другим то, что ты знаешь, – или думаешь, что знаешь, ты умрешь прежде, чем первое слово сорвется с твоих уст. Помни это.

Дани попятился и бросился ничком на кровать. Послышались негромкие всхлипывания.

Леос закончил одеваться. Йоганн, вероятно, ждет его в карете. Эммануэль, как обычно, опоздает.

Виконту хотелось провести некоторое время наедине с выборщиком Зюденланда. В этом человеке было нечто таинственное и интригующее.

К тому же он преследовал какую-то цель.

5

– Этьен,– послышался голос Милицы. – Так годится?

Бретонский посол окинул взглядом костюм танцовщицы. В одних местах наряд был заужен, в других – выставлял напоказ обнаженное тело. Удивительным образом он казался воздушным.

– Приятно посмотреть, сладкая моя, – ответил гном. – А теперь оставь нас одних. Нам, мужчинам, нужно обсудить свои дела. Хозяин заведения принесет тебе еду в гримерную, а я пришлю за тобой попозже.

Милица сделала реверанс, отчего ее телеса заколыхались, как желе на блюдце, и убежала. Де ла Ружьер почувствовал, как его охватывает любовное влечение, и подкрутил напомаженный ус.

– У этой дамы, – начал Диен Ч'инг, – весьма солидные пропорции.

Де ла Ружьер громко рассмеялся. Катаец был хитрой бестией.

– Готов поспорить, в вашем далеком Катае таких женщин, как Милица, нет.

– Вы правы. Действительно нет.

– Жаль, не правда ли? Скажите, а те истории, которые рассказывают моряки о восточных девушках…

Ч'инг взмахнул рукой, предлагая отложить антропологические изыскания на потом, и постучал пальцем по бумагам на столе:

– Этот договор, де ла Ружьер. Сегодня вечером я хочу видеть на нем печати всех наших гостей. Это дело крайней важности.

– Конечно, конечно, но нет ничего важнее любви, друг мой, ничего…

Катаец тонко улыбнулся:

– Как скажете. Но после любви наступает время войны, не так ли?

Де ла Ружьер выпятил грудь.

– Бретонцы славятся своей удалью и на поле боя, и в будуаре, друг мой. Враги дрожат, когда войска Шарля де ла Тет Д'Ора Третьего выступают в поход.

– Мне так и говорили. Я скромный чужестранец в этих землях, но даже мне доводилось слышать о высокой репутации бретонцев.

Гном захлопал в ладоши, как восторженный ребенок, и поднял кубок. Катаец был приятным человеком и хорошим дипломатом.

– Этот договор положит начало большой кампании против Темных Земель, кампании, которая позволит уничтожить гоблинов в их логове. Это будет великолепно!

– Разумеется, – согласился бретонец.– Когда в деле принимает участие де ла Ружьер, его исход не может быть иным.

– Все верно.

– Рад слышать, что вы разделяете мое мнение. Я прикажу подать еще одну бутылку лучшего кенелльского красного, и мы выпьем за победу над тьмой.

Ч'инг рассмеялся тихо, почти беззвучно.

На мгновение де ла Ружьеру показалось, будто кто-то пощекотал его пером птицы Рух. В помещении царил полумрак. Гном готов был поклясться, что нечто маленькое притаилось в углу, под потолком, таращась на него горящими глазами. Однако, приглядевшись, бретонский посол ничего не заметил.

Принесли вино.

– Наши гости скоро прибудут, – сообщил де ла Ружьер хозяину трактира. – Удостоверьтесь, что их без задержки проведут наверх. Все они – важные персоны.

Трактирщик, который получил за эту частную вечеринку больше денег, чем за три месяца работы, занервничал и подобострастно заверил бретонца, что сделает все возможное.

– А если что-то не заладится, – добавил хозяин, – я лично во всем разберусь и палкой проучу виновных.

Катаец мелкими глотками пил вино.

– Отличный букет, верно? Бретонцы делают лучшие вина в мире. И лучше всех умеют их пить.

Де ла Ружьер осушил кубок и наполнил его снова. Он думал о Большой Женщине.

Пробраться через весь город к дворцу оказалось непросто. Два главных моста были заблокированы. На мосту Императора Карла-Франца столкнулись две телеги и в придачу там засела вооруженная банда «крюков». Мост Трех Колоколов заняли Рыцари Храма и имперские войска, перекрыв движение, каждые со своей стороны, и заперев между постами несколько невезучих пешеходов.

В конце концов, Эльзассер нашел одинокого паромщика и заплатил ему за перевоз в несколько раз больше обычного.

Казалось, что за пеленой тумана все спокойно. Однако юноша видел зарево над Восточным кварталом и слышал крики гнева и боли.

– Плохой туман, – сказал перевозчик. – Хуже, чем в год коронации, а тогда туман был не лучше, чем обычно.

Мимо проплыла перевернутая шлюпка.

– Нет ничего хуже тумана, разве что проливной дождь с громом и молнией.

Послышался всплеск, потом другой и третий. Это нескольких человек сбросили в воду с одного из причалов.

Сегодня вечером все были заняты – и стража, и Рыцари Храма, и «крюки», и «рыбники», и войска, и пожарные.

Если Тварь выберется на охоту, ей никто не помешает.

– Конечно, вторжение чудовищных зверолюдей нанесло бы урон торговле и всем испортило бы настроение.

Теперь Эльзассер воспринимал поиски убийцы как свое личное дело. Ему казалось, что существуют только он и Тварь. Конечно, тут он ошибался. Были еще капитан Кляйндест и Розана.

– А огненный дождь с небес, вызванный черным магом, был бы просто ужасным.

И барон Йоганн: он был на их стороне или нет?

Эльзассер не сомневался, что барон не пытается защитить Тварь, иначе его действия просто не имели смысла. Даже если убийцей был его брат, фон Мекленберг хотел его остановить, пусть и не желал ему смерти.

– Вот и приехали, господин. Хорошего вам вечера.

Хельмут расплатился с паромщиком и бросился бегом во дворец. По дороге ему попался отряд рыцарей ордена Пламенного Сердца, бряцая оружием, марширующих из храма.

Подкрепление. Они говорили о враге, которого нужно обратить в бегство, однако ни один из них толком не знал, что это за враг. После недолгого спора воины решили, что их задача, вероятно, состоит в том, чтобы подавить выступления среди известной своей нерадивостью и ненадежностью дворцовой гвардии.

Решетка была опущена, однако Эльзассер помахал конвертом с императорской печатью (тем самым, что раздобыл Йоганн), и его пропустили. Никто из караульных у ворот не знал, куда направился барон. Слуга, на которого юноша наткнулся во дворе, тоже не мог сказать ничего путного.

Эльзассер никогда раньше не бывал во дворце, и его поразили размеры этого сооружения. За массивными каменными стенами мог расположиться целый город. Даже если бы над двором не висел туман, несведущий человек легко мог заблудиться.

Хельмут заметил стройного молодого человека, который направлялся к пристройке и, судя по его уверенной походке, хорошо знал дорогу.

– Будьте так любезны, сударь, – окликнул его Эльзассер.

Мужчина обернулся. На нем был надет один из проклятых зеленых плащей, которые причинили столько хлопот.

– Прошу прощения, мы знакомы? – спросил он.

– Нет, – ответил юноша.

Дворянин презрительно усмехнулся, будто Эльзассер совершил неприличный поступок, заговорив с человеком, не будучи представленным.

Стражник припомнил лекции профессора Брустеллина. Красивый, но женственный, с молоком матери впитавший презрение ко всем, кто не мог похвастать длинной родословной, этот человек воплощал все болезни аристократии, которые диагностировал великий ученый.

– Я служу в городской страже,– объяснил Эльзассер. – Мне нужно увидеть барона Йоганна Мекленберга.

– Вы имеете в виду фон Мекленберга, я полагаю?

– Да, конечно, фон Мекленберга, – поправился Хельмут, сгорая от нетерпения. – Вы не знаете, где я могу его найти?

Казалось, незнакомец был удивлен.

– Я должен встретиться с бароном у нашей кареты. Вам действительно необходимо беспокоить его прямо сейчас?

– О да, он будет благодарен, если вы сообщите ему обо мне. Это имеет отношение к Твари.

Аристократ отбросил высокомерную манеру и принял серьезный вид. Между его изящными бровями пролегла морщинка.

– Виконт Леос фон Либевиц,– представился он, однако не протянул руку в перчатке. – Пойдемте, нам нужно спешить.

Они шли сквозь туман, и скоро впереди обрисовался силуэт кареты. Барон стоял рядом с ней.

– Эльзассер! – воскликнул он. – Что ты тут делаешь?

Виконт приотстал, слившись с туманом, и Эльзассер задумался, почему его провожатый так болезненно воспринял появление нового человека. Фон Либевиц не просто держал дистанцию, как полагается аристократу. Он вел себя, как ревнивая девчонка.

– Меня послал капитан Кляйндест. Я буду вашим телохранителем.

Барон добродушно рассмеялся:

– Ты не похож на телохранителя.

– Мне жаль, сударь.

– Нет, это хорошая идея. Ты сообщишь мне о ваших успехах…

Эльзассер понимал, что рано или поздно эта тема всплывет в их разговоре, и колебался, стоит ли рассказывать барону все, что они знали об отношениях его брата с последней жертвой.

– Ты повстречался с Леосом, как я вижу.

Виконт вышел из тумана, но его лицо превратилось в неподвижную маску.

– Мы с Эльзассером вместе охотимся на Тварь.

– Убийцу простолюдинов? Я удивлен, что вас это интересует, барон.

Эльзассер почувствовал, что между бароном и виконтом что-то происходит. Титулы всегда сбивали его с толку, а некая натянутость, которая им сопутствовала,– и того больше. Юноша порадовался, что ему приходится иметь дело только с «крюками», «рыбниками» и убийцами.

Барон проигнорировал скрытое неодобрение в словах виконта и повернулся к Эльзассеру.

– Леос – непревзойденный мастер клинка. Полагаю, нам пригодится такой спутник в тумане.

Виконт скромно улыбнулся и постарался не придавать значения комплименту.

– Леос, может быть, вы к нам присоединитесь? Хотите принять участие в нашей охоте?

Молодой человек явно чувствовал себя не в своей тарелке, разрываясь между противоречивыми порывами. Ему не хотелось вмешиваться в расследование, связанное с чередой отвратительных убийств среди черни, и в то же время он горячо желал заслужить одобрение барона. В конце концов, ему не пришлось принимать решение, поскольку появилось еще одно лицо, прервавшее импровизированное совещание.

– Эльзассер, – сказал Йоганн, – дозволь представить тебя сестре виконта, графине Эммануэль.

Из сумрака вышла дама, укутанная в тонкую прозрачную ткань, которая защищала от тумана ее лицо и платье.

Эльзассер почувствовал необъяснимую слабость в коленках.

Он путешествовал в достойной компании. Интересно, что сказала бы теперь госпожа Бирбихлер. Несомненно, она предупредила бы своего постояльца, что он может умереть.

Тварь принюхалась к туману и, выпустив когти, начала освобождаться от мужской оболочки.

Она чуяла кровь в воздухе и выла от радости. Каждый вечер город встречал ее все радушнее.

Эта ночь будет великолепной…

6

Их повозка, запряженная двумя украденными лошадьми, громыхала по улицам Восточного квартала. Главарь встал, но ему больше не требовалось произносить речи. Толпа и так была с ним, послушно следуя за телегой. Позади Стиглиц сноровисто мастерил факелы, используя зубы вместо отрубленной руки. Обмакнув свои изделия в смолу, он передавал их Брустеллину и Клозовски, а они зажигали их. Когда факелы разгорались, они попадали к Ефимовичу и Ульрике, разбрасывающим их в разные стороны.

Вот факел завертелся в воздухе, как огненное колесо, и пропал в тумане. Ефимович услышал, как он приземлился, а затем – раз! – и пламя начало распространяться.

– Долой зеленый бархат! – закричала Ульрика. Ее длинные волосы струились по спине, а лицо пылало.

Ей вторили сотни голосов в толпе.

Настал ее день. Она была похожа на Мирмидию, богиню войны, которая вела армии против сил Хаоса.

Конечно, Ульрика, сама того не ведая, служила вышеупомянутым силам Хаоса.

Ефимович мог увлечь толпу словами. Как выяснилось, его пламенные речи придавали ему даже сексуальную привлекательность. Он мог повести людей за собой, подчинить их себе, внушить им любую идею. Перейди Ефимович на службу к Императору, и его последователи круто изменили бы свои воззрения, превратившись в приверженцев аристократии. Его лозунги вырывались из десятков глоток, как будто чернь дошла до них своим умом.

Однако у него никогда не будет того, что есть у Ульрики.

Эта женщина действительно была Ангелом Революции. В своем безумии она источала божественный свет. Она страстно верила в то, что делала, и заражала других своей верой.

Конечно, она была красива. Конечно, она была молода. И конечно, она много страдала, прежде чем превратилась из рабыни в ангела. В ней была искра, которая иногда есть у актеров, реже у политических вождей, и всегда – у богов.

Все мужчины на улице пошли бы за Ульрикой на смерть. Такие выдающиеся мужи, как Клозовски, Брустеллин и Стиглиц, были отчаянно, безнадежно влюблены в нее. Ходили слухи – хотя и безосновательные, – будто она одним взглядом могла покорить выборщиков, придворных и даже Императора.

Ульрика запела революционную песню, и ее высокий, чистый голос перекрыл гул толпы.

Легким движением она забросила факел в окно на втором этаже здания, и под радостные вопли бунтовщиков пламя начало разрастаться.

Толпа приветствовала бы своего ангела, даже если бы Ульрика подожгла их дома. Такая женщина могла добиться чего угодно.

Внутренний огонь Ефимовича рвался наружу. Лицо, которое Респиги раздобыл ему, сидело неудобно. Утром жрецу Хаоса потребуется новая кожа. Задержка его раздражала. У него было слишком много забот этой ночью.

– Они дрожат в своих дворцах! – воскликнул Клозовски. – Я воспою эту ночь в стихах. Мои произведения будут жить, даже когда сотрется память о Доме Вильгельма Второго.

Телега остановилась. Впереди началась давка.

– В чем дело? – спросил Ефимович.

– Храмовники, – ответил один из главарей мятежа, «рыбник» по имени Гед. – Они перекрыли мосты, чтобы не пустить нас на другой берег.

Ефимович усмехнулся. Едва ли их противники смогли собрать большие силы.

В Восточном квартале, самом маленьком из трех треугольных секторов, составляющих Альтдорф, начались пожары. Другой сектор включал в себя императорский дворец и храм, а третий – порт и университет. План Ефимовича состоял в том, чтобы занять порт и, пройдя по улице Ста Трактиров, соединиться с радикально настроенными студентами из школы Улли фон Тассенинка. Вожак повстанцев предвидел блокаду мостов, если не сказать, что рассчитывал на это.

– Стиглиц, – обратился он к однорукому воину, – ты хороший тактик. У нас численное преимущество. Мы сможем прорваться?

Бывший наемник потер культю и проворчал:

– Лодки. Нам нужны лодки. И лучники.

– Отлично,– сказал Ефимович.– Гед, достань все, о чем он просит.

– А ты? – спросил Клозовски. – Что ты будешь делать?

– Я переправлюсь через реку, и подготовлю все к тому, чтобы мы смогли ударить храмовникам в спину. Ульрика поедет со мной. С ее помощью мы получим поддержку в доках.

– Хороший план, – заметил Брустеллин. – Он напоминает тактику Кровавой Беатрисы в ее кампании против тринадцати восставших выборщиков.

Ульрика их не слышала. Она продолжала петь, наслаждаясь единением с народом. Ефимович потянул ее за руку и помог слезть с повозки. Люди уступали девушке дорогу, выказывая свое уважение. Молодой человек упал перед ней на колени и поцеловал край ее платья. Ульрика улыбнулась, навсегда превратив его в сторонника радикальных взглядов.

У Ефимовича чесались руки под перчатками. Этим вечером его внутренний огонь неистовствовал.

– У меня есть лодка, – сказал жрец Хаоса. – Она находится в укрытии. На другом берегу нас встретят друзья.

Ульрика позволила, чтобы он вел ее, как ребенка, сквозь ликующую толпу. Они двигались медленно, но, к счастью, Ангел Революции останавливалась не слишком часто, чтобы благословить и обнять товарищей по борьбе.

Пять или шесть кварталов уже горело, и пожар быстро распространялся среди близко стоящих домов. Тзинч получит много жареного мяса.

Наконец Ульрика и Ефимович добрались до места переправы. Убив владельцев лодки, Респиги приказал накрыть ее парусиной и привязать в тихом месте у полузаброшенного причала. Людская масса текла мимо, направляясь к мостам. Между тем Ефимович сбросил ткань и помог Ульрике спуститься в утлое суденышко. Пламенная революционерка крикнула что-то воодушевляющее, но ее почти никто не услышал. Девушка и ее спутник чувствовали себя странно одинокими среди толпы.

– Пригнись, не нужно, чтобы тебя видели.

Ульрика опустилась на корточки, взглянув на Ефимовича с обожанием. Вождь повстанцев был доволен.

– Вот, – сказал он, протягивая ей плащ, – используй это вместо подушки.

Ульрика взяла сверток.

– Это зеленый бархат! – воскликнула она.

– Когда революция свершится, мы все будем носить зеленый бархат.

Девушка рассмеялась.

– Когда революция свершится…

Ефимович начал грести. Перчатки натирали ему руки, когда он ворочал веслами. Он предпочел бы остаться пассажиром, но Респиги был занят в трактире «Матиас II».

Весла шлепали по воде, а вокруг висел туман. За спиной Ульрики Ефимович все еще различал зарево пожаров.

– Скоро уже? – спросила девушка.

– Мы миновали буй, отмечающий середину реки.

Теперь они находились далеко от мостов. Ефимович не видел ни одного фонаря ни с левого, ни с правого берега.

Пора.

Он поднял весла.

– В чем дело?

Ефимович достал крюк из-под сиденья.

– Тварь, Ульрика…

– Где? Где?

Ефимович встал.

– Тебя убьет Тварь, – сказал он и нанес удар.

Брызнула кровь. У Ефимовича заломило в плечах.

Удивление не исчезло из глаз девушки, даже когда крюк вонзился ей в лоб.

Ефимович высвободил оружие и принялся за отвратительную работу.

7

Участок на Люйтпольдштрассе напоминал приют безумных. Когда Харальд заходил сюда днем, сразу после драки с Джустом Рейдмейкерсом, снаружи болталась разрозненная группа хулиганов, которые осыпали стражников ругательствами и швыряли камни в фасад здания. Теперь перед участком собралась сплоченная толпа, состоящая из разъяренных людей, которые бросались не камнями и словесными оскорблениями. Окна были выбиты, а внутрь помещения летели горящие факелы. Когда импровизированные зажигательные снаряды падали на пол, кто-нибудь из стражников бросался их затаптывать. Харальд пожалел, что потратил уйму сил, проталкиваясь сквозь толпу к участку. По сути дела, он сам загнал себя в ловушку и, что было верхом беспечности, притащил за собой провидицу, подвергнув ее бессмысленной опасности. Наверное, именно так выглядела Вторая осада Праага.

– Проклятие, – буркнул Томми Хальдестаак, старый твердолобый стражник. – Я намерен достать арбалеты. Это отпугнет ублюдков.

Томми бросил взгляд на Дикона, который угрюмо забился в свой угол, словно ему было наплевать на все происходящее. Перед капитаном стоял горячий чайник. Время от времени офицер наполнял кружку и вливал в себя содержимое.

Дикон молчал, поэтому Томми взял связку ключей с его стола и двинулся к оружейной, намереваясь открыть двойной замок.

– Нет, – сказал Харальд.

Томми остановился и обернулся, смерив Харальда взглядом.

Кляйндест выпрямился, потер шишку на лбу, оставшуюся после стычки с Рейдмейкерсом, и опустил руку на рукоять мэгнинского ножа.

Когда Харальд впервые попал в стражу, его поставили в пару с Томми. Старый служака показал новичку все способы, посредством которых стражник может увеличить свое жалованье. Молодой человек узнал, как заработать крону-другую, закрыв глаза на преступление, и как стребовать свою долю с сутенеров, игроков в кости, торговцев «ведьминым корнем» и карманников, которые хотят вести дела на его территории. Харальд отправился прямиком к капитану Гебхардту, предшественнику Дикона, и представил доказательства против бесчестного напарника, но, к его удивлению, командир просто выставил его за дверь.

Томми насмешливо сообщил, что забыл упомянуть одну деталь: помимо извлечения прибыли, стражник должен был отдавать десятую часть заработанного капитану. Затем Томми попытался проучить нахального сосунка, избив его до крови.

Это случилось давно, и тогда Томми был моложе. Но даже в то время ни тот, ни другой не могли претендовать на победу в поединке. У Томми по-прежнему была свернута скула, а у Харальда через бедро тянулся шрам от ножа.

Томми вставил первый ключ в замочную скважину и повернул его. Механизм замка скрипнул.

– Томми, я сказал тебе: нет.

Старый стражник развернулся и, зарычав, пошел на него по-борцовски.

Эта схватка станет решающей. Но Харальд не мог терять время на рукопашную, поэтому выбрал, короткий путь.

Вытащив нож работы Мэгнина, воин подбросил его в воздух, поймал за лезвие и бросил.

И все-таки он пожалел противника. Рукоять ножа ударила Томми в лоб, прервав яростную атаку. Стражник сделал несколько шагов вперед, но скорее по инерции, чем сознательно. Харальд поднял нож. Томми погрузился в глубокий сон, растянувшись прямо на грубом дощатом полу.

Дикон не стал возмущаться. Опрятный мирок с регулярными взятками и благоприятными условиями для мздоимства рушился вокруг него. Капитан отрешенно глотнул чаю.

В окно залетел факел, но Харальд поймал его в воздухе и, мощно размахнувшись, бросил обратно на туманную ночную улицу.

Они с Розаной хотели, чтобы Дикон распространил сообщение, что Вольф фон Мекленберг разыскивается для допроса. Однако капитан оказался не способен выполнить простое задание. Вернее сказать, его вообще не интересовало расследование, которое вел Харальд. Этим вечером поимка Твари не относилась к числу приоритетных задач.

– Дикон, – окликнул капитана Харальд. – Это здание скоро загорится. Выводи своих людей.

Дикон поднял голову, плохо сознавая, где находится. Харальд нагнулся и похлопал мужчину по щеке. Капитан промямлил что-то бессмысленное.

Розана подошла ближе. Она взяла полупустую чашку Дикона и понюхала напиток, который в ней плескался.

– Сок «ведьминого корня», – объявила она.

Харальд откинул голову Дикона назад и заглянул ему в глаза. Капитан смотрел перед собой невидящим взором.

– Болван! – с чувством выругался Харальд.

Дикон улыбнулся, пуская слюни.

Послышался треск, и в здание влетело колесо от телеги, снеся большую часть оконной рамы. К колесу были привязаны горящие тряпки, пропитанные маслом из светильников.

Томми застонал и попытался встать. Связка ключей так и осталась в замке оружейной. Харальд взял ее и бросил Розане.

– Найдите кого-нибудь поприличней и попросите открыть камеры. Там только проститутки, пьяницы и бродяги. Пусть заключенных выведут на улицу. И всем стражникам тоже скажите, чтобы уходили.

Провидица отправилась выполнять поручение, не задавая вопросов.

Харальд посмотрел на Томми и Дикона. От него зависело, спасутся эти туши или сгорят в огне пожара.

Искушение бросить их здесь было велико, но он преодолел его.

Огонь перекинулся с горящего колеса на другие предметы. Загорелись цветы в горшках, которые разводил Дикон, а затем пламя охватило кладовку, где хранились свитки с приказами об аресте. Участок на Люйтпольдштрассе был похож на корабль, идущий ко дну, и задача Харальда состояла в том, чтобы всех эвакуировать.

Снаружи доносились крики:

– Смерть страже!

Просто здорово.

Он взвалил Томми себе на плечи. Старый хапуга брал слишком много взяток кремовыми пирожными. У Харальда подогнулись колени, но он устоял на ногах.

– Смерть Императору!

В узком коридоре толпились пьянчуги и стражники, которые бранились и толкались, прорываясь к двери.

Между тем на улице их ждал град камней и деревянные дубинки.

Лейтенант имперских войск пытался навести порядок, скороговоркой отдавая распоряжения, но его никто не слушал.

– Долой зеленый бархат!

Сняв форму и сорвав нашивки, двое стражников торговались из-за гражданского плаща. Что же, это был один из способов уйти в отставку.

– Смерть Сигмару!

Харальд протолкался наружу и сбросил обмякшее тело Томми, так что тот скатился по ступенькам под ноги собравшимся. Камень ударил Кляйндеста в руку, и в вое толпы он услышал жажду крови.

– Смерть… Смерть… Смерть…

Войсковой офицер вышел из здания, не подумав, что блестящий нагрудник представляет собой отличную мишень. Камни оставили вмятины на железном панцире, и лейтенант пошатнулся. Харальд дернул его в сторону и толкнул в толпу.

Все происходящее сильно смахивало на игру. Став частью толпы, человек переставал быть врагом. Харальд услышал, как лейтенант кричит вместе с худшими из головорезов: «Смерть страже!»

Проложив себе путь сквозь поредевший поток стражников и мелких жуликов, Кляйндест вернулся в участок. Почти все ушли. Огонь распространился на все внутренние помещения, продолжая усиливаться. Одна из стен рухнула, подняв тучу пыли.

– Смерть всем!

Розана вернулась из тюремной пристройки.

– Все камеры пусты,– сказала она.

– Уходите, – велел Харальд. – Я найду Дикона и догоню вас. Мы закрываем это заведение. В любом случае, оно было полным дерьмом…

Дикон, спотыкаясь, брел по коридору. Рукав его куртки загорелся, но у капитана не было сил поднять руку и затушить пламя. Одурманенный стражник потерся о стену, но одежда продолжала гореть.

Харальд сорвал с Дикона куртку и выбросил ее. Капитан расстроился.

– Это была хорошая куртка, – промямлил он, – Сшита братьями Брич с Шварцвальдштрассе.

Как послушный ребенок, начальник портовой стражи пошел вслед за Харальдом.

Когда Розана, Харальд и Дикон выбрались на улицу, крыша здания рухнула. Облако горячего воздуха, дыма, пыли и пепла ударило им в спину, сбросив их с лестницы.

Толпа попятилась. Несколько избитых стражников валялись на улице. Харальд заметил одного из рядовых, который несколько ранее переоделся в гражданскую одежду. Бок о бок с беснующимися горожанами парень избивал ногами своего бывшего сержанта.

– Смерть тиранам!

Весь квартал был охвачен огнем.

Харальд огляделся в поисках Розаны н увидел, что провидица отбивается от хулиганов. Двое военных и один «рыбник», чью одежду украшала эмблема революционного движения, передрались из-за девушки, как собаки из-за куска мяса.

«Все здесь желают кому-нибудь смерти»,– осознал Харальд.

Он оглушил одного из дерущихся и вытащил Розану из потасовки. Повстанец-«рыбник» поднял дубинку, но встретился взглядом с Харальдом и попятился.

– Грязный Харальд, – испуганно пробормотал он.– Грязный Харальд вернулся!

Мятежник, которого Кляйндест так и не смог вспомнить, повернулся и бросился бежать, сообщая новость всем встречным.

Харальд испытал прилив сил, видя инстинктивный страх «рыбника». Под влиянием общего настроения ему тоже хотелось кричать и вопить.

Толпа рассеялась и начала отступать.

– Я вернулся! – заорал Харальд. – Грязный Харальд вернулся!

Туман по-прежнему был густым, но пожар давал много света, поэтому видимость стала лучше. Человеческая масса откатывалась от горящего участка, перетекая, как расплавленный свинец, в боковые переулки.

На земле валялись плащи и куртки. Выходя из дому, люди одевались в расчете на промозглую погоду, но оказались рядом с гигантским костром. Многие из них подхватят насморк и простуду, когда пожар потухнет.

Розана пыталась что-то сказать.

– Здесь не одна Тварь… Они все твари…

Зачинщики беспорядков перекочевали на новое поле битвы. Следующей под удар попадет улица Ста Трактиров. Затем толпа направится через реку к дворцу или двинется на север к университету. А может, человеческий поток разделится надвое. Возможно, массовые волнения не были привязаны к определенному месту. Не исключено, что события развиваются аналогичным образом по всему городу.

Люйтпольдштрассе опустела, и на улице воцарилась гнетущая тишина. Харальд услышал треск горящих домов и стоны людей, страдающих от боли. Он почувствовал привкус крови во рту и сплюнул.

Томми лежал лицом вниз, истекая кровью. Вероятно, он был жив. Дикон сидел, скрестив ноги, посреди улицы и перебирал брошенную одежду, ища, чем бы заменить куртку от братьев Брич.

Туман пришел в волнение и, клубясь, торопливо заполнял пространство, которое раньше занимала толпа.

Харальд повернулся к Розане.

Девушка стояла прямо, опустив руки по бокам, словно ее внезапно парализовало. Вена на ее лбу пульсировала, зрачки расширились.

Кляйндест потянулся к провидице, желая встряхнуть ее, но передумал, и его рука замерла на полпути. Стражник опасался прервать ее контакт, с кем бы он ни был.

– Что ты видишь? – спросил он Розану.

Ее губы шевельнулась, но вместо слов с них сорвался хрип. Харальд не понял.

– Что происходит?

Несмотря на пожары, ночь была холодной. Мужчину зазнобило.

Розана захрипела снова, но на этот раз ей удалось выдавить из себя нечто более осмысленное.

– Рядом, – сказала она. – Совсем рядом.