Текст книги "Зов странствий. Лурулу (ЛП)"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Гарвиг тоже наблюдал за отлетом ченов с верхней площадки трапа. Он позвал Малуфа: «Заходите к нам! Мы все пережили неприятный вечер, никому не помешает отдохнуть и что-нибудь выпить».

«Замечательная мысль!» – отозвался капитан. Команда тоже не возражала – все четверо промаршировали вверх по трапу в салон космической яхты.

4

Мирль заварил чай и принес в салон поднос с чашками и блюдо с ореховым печеньем. Вермира с благодарностью взяла у Тиббет чашку чая и сказала дрожащим голосом: «Они меня так напугали! Никогда в жизни со мной не случалось ничего подобного! Какой-то кошмар!»

Винго попытался ее успокоить: «Теперь все в порядке! Никаких приключений больше не будет, вы можете отдохнуть и собраться с мыслями».

«Вы называете это приключениями? – взорвался Джосс Гарвиг. – Это возмутительный бандитизм, вот что я вам скажу!»

«Как бы то ни было, нам повезло, – заметил Мирль. – Если бы не Тиббет и ее способность быстро соображать, все мы уже были бы на том свете».

«О, Мирль, пожалуйста! – взмолилась Вермира. – Я уже пытаюсь все это забыть!»

«Попытки спрятать голову в песок ничему не помогут, – заявил Гарвиг. – Нужно смотреть в лицо действительности».

«Тиббет – поистине героиня сегодняшнего дня, – прибавил Мирон. – Важно об этом не забывать».

Тиббет торжествующе воздела руки к потолку: «Ура! Наконец-то! Впервые за много лет я сделала что-то полезное! Мне придают какое-то значение! Теперь, может быть, матушка позволит мне гулять без присмотра?»

Вермира похлопала дочь по руке: «Не слишком возбуждайся, дорогуша. Всему свое время. Ты еще молода и неопытна».

Тиббет раздраженно отдернула руку: «Как я могу набраться опыта, если ты с меня глаз не сводишь?»

«Сегодня Тиббет приобрела кое-какой опыт, – поддержал сестру Мирль. – Это не следует сбрасывать со счетов».

Вермире не нравился такой разговор: «Все это не повод для шуток. Тиббет, тебе давно пора спать!»

Тиббет фаталистически пожала плечами: «Точнее было бы сказать, что мне пора вставать».

Вермира хотела было приструнить девушку, но в конце концов решила простить «героине дня» строптивое поведение.

Капитан Малуф, тем не менее, поставил чашку на стол и собирался уходить. «Одну минуту! – остановил его Гарвиг. – Вы о чем-то говорили с ченом перед тем, как они улетели. Если не секрет, чтó он сказал?»

Малуф улыбнулся: «Нет, не секрет. Меня интересовали «гонители призраков». Я спросил чена: живые они или мертвые? «Ни то, ни другое», – ответил он. Может быть, тем самым он имел в виду «и то, и другое». Я попросил пояснить этот вопрос подробнее. Чен сказал, что процесс изготовления каменных пугал известен «верховодам» с незапамятных времен. Подходящего субъекта приводят в бессознательное состояние гипнозом. Его пропитывают особыми растительными смолами и сиропами, стабилизирующими и замедляющими метаболизм. Затем его маринуют в течение двух лет – в растворе, покрывающем тело непроницаемым панцирем из нефрита. Субъект проходит испытания, после чего истукана устанавливают на пьедестале там, где требуются его услуги. Там он и остается – в тумане, под дождем, открытый ветрам и метелям – надо полагать, на веки вечные».

«Почему бы чен разболтался? – недоумевал Гарвиг. – Они не производят впечатление людей, охотно обсуждающих древние тайны».

Малуф снова улыбнулся: «Они хотели, чтобы им вернули лучеметы. Я хотел получить информацию. Таким образом, мы заключили своего рода сделку».

«Хммф! Что еще он успел рассказать?»

«Я спросил про исходящие из глаз «верховодов» лучи голубого огня, заставившие нас потерять сознание. Чен объяснил, что миниатюрные лазеры хирургически вживляются в глазные мышцы таким образом, чтобы их можно было включать напряжением этих мышц и направлять туда, куда смотрит обладатель вживленных устройств. По мере необходимости поляризованный свет модулируется, обеспечивая максимально эффективное гипнотическое воздействие. Когда лазерные лучи контактируют с сетчатой внутренней оболочкой глазных яблок гипнотизируемого, модулированный сигнал вызывает коматозное состояние. Эти синие лазеры – сложные и капризные устройства, для управления ими требуется продолжительная интенсивная подготовка. Еще я спросил его, действительно ли «гонители призраков» отпугивают души умерших рабов. Чен сказал, что ему неизвестны какие-либо свидетельства обратного, и на этом наш разговор закончился. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи – нам пора возвращаться».

Гарвиг проводил четырех астронавтов к выходному шлюзу: «Спокойной ночи – и не сомневайтесь в нашей благодарности за оказанную помощь! Завтра мы прилетим в Медовый Цвет – Вермира и Тиббет смогут немного развлечься и, может быть, забудут обо всей этой отвратительной истории».

«Не сомневаюсь, что мы снова встретимся на фестивале, – отозвался капитан. – Завтра утром нам предстоит заниматься погрузкой-разгрузкой, так что в Медовый Цвет мы прибудем после полудня. До свидания!»

Перед тем, как уходить, Мирон задержался рядом с Тиббет и тихо сказал: «Ты не только храбрая, ты еще и прекрасно выглядишь».

Тиббет улыбнулась: «Хорошо, что ты заметил». Обернувшись, она прибавила: «Матушка за нами следит, сегодня нам не дадут поговорить. Завтра!»

«Завтра – надеюсь!» Мирон спустился по трапу и догнал капитана, шагавшего к своему кораблю.

~

Глава 8

Вскоре после полудня «Гликка» поднялась в стратосферу, пролетела несколько тысяч километров на юг и опустилась на космодроме Медового Цвета в предгорьях Ботанического хребта. «Фонтеной» стоял на том же поле, но в космической яхте не было заметно никаких признаков деятельности – семья Гарвигов уже отправилась знакомиться с городом.

Так же, как в Жирандоле, местные грузчики и складские рабочие ушли в праздничный отпуск: их возвращения можно было ожидать только на следующий день. Паломникам не терпелось побыстрее добраться до Бесовской Высадки; они настаивали на том, чтобы команда занялась разгрузкой трюмов самостоятельно, но астронавты пренебрегли их брюзжанием и сразу покинули корабль, оставив на борту кипящих возмущением пассажиров.

Команда «Гликки» бодро прошагала по взлетному полю в зал ожидания космического вокзала, где висел большой плакат, объявлявший о праздновании фестиваля Великой Лалапалузы на лугу Лилибанка. В объявлении перечислялись самые различные выступления, аттракционы и выставки, в том числе диковинные танцы, акробатические фокусы, балет на ходулях, ошеломительный карнавал-маскарад, гонки, турниры, соревнования и «парад чудовищ», гарантировавший ночные кошмары самым мирным и спокойным детям. По всему залу демонстрировались фрукты и овощи, получившие призы на местных сельскохозяйственных выставках и предлагавшиеся посетителям ближайших ресторанов.

Рядом с большим плакатом висело объявление поменьше, напечатанное бледно-зелеными, алыми и черными буквами:

«Приятный сюрприз на фестивале Лалапалузы!

Чародей Монкриф, его изумительная труппа и чудесные представления!

Станьте свидетелями славных подвигов, примите участие в доблестных играх, приносящих богатство и разорение во мгновение ока!

Играйте для развлечения – играйте, чтобы выиграть!

Не оставайтесь в пыли, пока Караван Мечты проносится мимо!

Смейтесь – вас от души развеселят Фрук, Плук и Снук!

Наслаждайтесь непревзойденным мастерством

ЧАРОДЕЯ МОНКРИФА!»

Шватцендейл воззрился на это объявление, как завороженный. Не могло быть сомнений: на фестиваль прибыл Проныра Монкриф собственной персоной – Монкриф, предложивший Шватцендейлу сыграть в «калиостро» и безжалостно опустошивший кошелек механика, содержавший сорок семь сольдо и шестьдесят грошей!

Шватцендейл молча отвернулся от плаката. Винго задумчиво заметил: «Вообще-то мне нравятся ярмарки и фестивали. Не знаю, кто такая Лалапалуза, но почему бы нам не отпраздновать ее годовщину?»

«Действительно, почему нет?» – отозвался капитан Малуф. Ни Мирон, ни Шватцендейл не возражали, и вопрос был решен.

Городское маршрутное такси отвезло астронавтов на луг Лилибанка. Они заплатили за вход у турникета, прошли через него и оказались на пространстве метров двести в длину и в ширину, заполненном разноцветными шатрами и полотнищами, шумом и праздничным возбуждением. Некоторое время они бродили по выставке победителей конкурса фермеров, разглядывая знакомые и экзотические фрукты, груды больших и маленьких орехов, пирамидки шарообразных перечных стручков и трюфелей, зеленые и синие корнеплоды, копченую рыбу, выложенные артистическими орнаментами вяленые потроха, лотки со съедобными пиявками, клюквой, пастилой и паштетами, лоханки с так называемым «чертовым маслом», круги сыра и прочее, не сразу поддающееся опознанию съестное. Многие из тех же продуктов предлагались желающим закусить на ходу торговцами, орудовавшими поварешками и ухватами у кипящих котлов, дымящихся жаровен и вертелов. Работая, они нараспев расхваливали преимущества своих закусок и в то же время поносили кухню конкурентов.

Бродячие музыканты вносили свою лепту в ярмарочный гвалт. Одни разгуливали в причудливых нарядах менестрелей, другие вертелись и пританцовывали, хрипло распевая горестные баллады о полузабытых трагедиях прошлого. Время от времени толкавшие тачки сгорбленные старухи внезапно разражались пронзительными криками, напоминавшими перекличку тропических попугаев, тем самым надеясь привлечь внимание покупателей к своему товару. Торговали они, главным образом, поделками ремесленников с Ботанических гор. Винго, испытывавший слабость к антиквариату, приобрел дюжину миниатюрных шедевров, а также успел запечатлеть немало превосходных «настроений».

В свое время четыре астронавта набрели на площадку, огороженную мачтами с синими вымпелами, блестевшими на солнце серебряными узорами. Здесь величественно исполняли номера танцоры на ходулях. Команда «Гликки» пронаблюдала за сложным ходульным менуэтом, после чего начался турнир – соревновались четыре «гроссмейстера» на десятиметровых ходулях: двое в синих с серебром доспехах, двое других – в красных с золотом. В конце концов, под нестройный аккомпанемент фанфар, красным с золотом рыцарям было нанесено поражение, и ходульные мастера удалились на перерыв до вечера.

Астронавты перешли на соседний участок, где кордебалет детей-акробатов изображал живые мосты, башни и двухконсольные перекрытия, в то время как особая команда выполняла между ними очевидно невозможные трюки на нескольких высоких трамплинах: тела взвивались в воздух, многократно кувыркаясь и перелетая с одного трамплина на другой, не будучи ничем защищены от падения на землю.

Покинув акробатов, четыре астронавта приблизились к большому сооружению без окон, над входом которого было написано: «Чертог трех эонов». Внутри шатра царил почти непроглядный прохладный мрак, и только гигантские силуэты, темнее темноты, напоминали о том, что над головой посетителя высились громоздкие кромлехи, а другие тени, скользившие среди дольменов, имитировали легендарную расу существ, исчезнувших больше миллиона лет тому назад. В тишине, нарушаемой лишь зловещими шорохами и тихими вздохами ветра, посреди забрезжившего овала таинственного света ансамбль танцоров разыгрывал пантомиму «Рассветного ритуала».

Команда «Гликки» покинула «чертог» в угрюмом молчании. Постояв немного под открытым небом, чтобы привыкнуть к ослепительному солнечному свету, они прошли в находившийся напротив павильон, сплетенный из гибкой лозы, под крышей из сухих пальмовых листьев. Здесь им подали ледяной пунш в темных деревянных кубках, и мрачное очарование «Рассветного ритуала» постепенно рассеялось.

Они направились дальше по широкому проходу между киосками и палатками. Вскоре им повстречалась арена, посвященная категорическому утверждению духовных истин; напротив, на такой же арене, те же верования подвергались уничтожающему осмеянию и опровержению. Приверженцы каждого из эзотерических культов – метаморфов, парамистиков, футуриан, вегетариан и яга-ягов – собирались в отдельном секторе арены и по-своему праздновали собственную версию реальности. Иногда дело не обходилось без жертвоприношений: например, мальчик взбирался по колышущейся лестнице из змей, пока, испустив последний изумленный крик, не исчезал в небе на глазах стоявших внизу озадаченных родителей.

Ярмарочный бульвар огибал детский парк аттракционов и выходил на центральный огороженный двор, заполненный бурлящей толпой и окаймленный киосками, кафе и павильонами. Здесь астронавты остановились, чтобы сориентироваться. Сквозь просвет в толчее Мирон заметил семью Гарвигов; они о чем-то спорили у «Шутовского балагана», по-видимому обсуждая вопрос о том, следовало ли туда заходить. Тиббет стояла в стороне, почти отвернувшись, и не принимала участия в совещании. На ней были светло-бежевый пуловер, белые брюки в обтяжку и небольшая белая шапочка, вмещавшая большинство ее темных локонов. Мирон замер, глядя на нее в восхищении.

Тиббет почувствовала его взгляд. Обернувшись, она его увидела и улыбнулась. Украдкой покосившись на свою мать, она снова повернулась к Мирону и сделала загадочный вопросительно-приглашающий жест – что он означал? Мирон почему-то был уверен, что понимает его смысл.

Толчея теснилась и шевелилась; всевозможные плечи и торсы заслонили просвет – девушку больше не было видно. Мирон продолжал стоять, глядя скорее в пространство, нежели в каком-либо определенном направлении. Он снова заметил Гарвигов – теперь у парадного плаца, где зеленые дервиши-пигмеи устроили потешные маневры. Уже через мгновение, впрочем, семья Гарвигов снова скрылась в толпе.

Тем временем Винго обнаружил большой плакат, висевший на фронтоне довольно-таки претенциозного сооружения, представлявшего собой низкую широкую сцену, частично выступавшую из-под высокого остроконечного шатра из розовых и голубых полос. Плакат гласил:

«ЧАРОДЕЙ МОНКРИФ!

ЭКСТУИТИВНЫЕ ПРЕТОЛКОВАНИЯ!

СОКРОВИЩА ДЛЯ ВСЕХ, КОМУ СОПУТСТВУЕТ УДАЧА!

ЧТО НАША ЖИЗНЬ? ИГРА!»

Астронавты подошли к шатру, где несколько десятков зрителей ожидали появления Монкрифа и начала следующего розыгрыша. Судя по всему, представление должно было начаться с минуты на минуту. На авансцене стояли три цилиндрических постамента, примерно метровой ширины и полуметровой высоты, выкрашенных блестящей белой эмалью и повязанных розовыми, голубыми и золотистыми лентами – блестки лент радужно переливались под солнечными лучами. Астронавты ждали. Три девушки вышли из-под шатра и вскочили на постаменты, радостно улыбаясь зрителям – юные, стройные, с ясными сверкающими глазами, прекрасные, как ангелы. Их длинные волосы, одинакового золотисто-медового оттенка, ровно спускались на плечи, на них были белые платья до колен и белые сандалии без украшений. Каждая стояла, слегка расставив ноги, и держала в руке шест с факелом – желтое пламя плясало над их головами на высоте протянутой руки. Они походили на детей, изображающих какой-то древний мистический обряд. Удивительнее всего было то, что три девушки были неотличимы одна от другой, как однояйцевые близнецы.

В затененной шатром глубине сцены стояли две высокие женщины с суровыми лицами. Они тоже почти не отличались одна от другой – атлетически сложенные, с бугрящимися мышцами плечами и предплечьями, короткими шеями и начесанными копнами волос, напоминавшими охапки влажного сена. «Впечатляющая парочка! – подумал Мирон. – Хотя не слишком привлекательной внешности». Бедра и ягодицы этих женщин, тугие и жесткие, не уступали мускулистостью плечам и шеям. Их обнаженные груди словно ороговели от ветра и солнца.

Из-под шатра появился еще один персонаж: невысокий полный субъект в скромном элегантном костюме. Монкриф? Мирон ожидал увидеть подтянутого аскета-циркача, но Монкриф – если это был он – скорее производил впечатление благодушного и доброжелательного, даже несколько рассеянного прожигателя жизни. Голова его была покрыта шапкой седеющих волос, бледный лоб возвышался над длинным мясистым носом, его «собачьи» карие глаза словно умоляли о доверии и снисхождении.

Монкриф обозревал собравшихся. Если он и узнал Шватцендейла, то ничем это не показал.

Шватцендейл пробормотал на ухо капитану: «Он обчистил карманы стольких простофиль, что уже не отличает одного от другого».

Монкриф сделал шаг вперед: «Дамы и господа! Меня зовут Марсель Монкриф. Я продолжаю величать себя «чародеем» и «толкователем тайн», но эти прозвища что-то значили, наверное, лет двадцать тому назад, когда мои глаза все видели, а мои нервы все выдерживали». Монкриф усмехнулся: «Увы, не я придумал этот мир! Такова жизнь, друзья мои – все мы не становимся моложе. Вполне может быть, что вы меня помните – я неоднократно бывал на Фьяметте, и мне особенно нравится выступать в Медовом Цвету». Монкриф возвел очи к небу и блаженно улыбнулся, словно предаваясь счастливым воспоминаниям. Скорбно покачав головой, однако, он заставил себя вернуться к действительности: «Увы! Такие отщепенцы, как я, прокляты неизлечимой болезнью бродяжничества – мы не можем не переезжать с места на место, то поднимаясь к светлым вершинам, то спускаясь в мрачные бездны, в никогда не покидающей нас тоскливой надежде на достижение невозможной мечты! Этим объясняется наша щедрость – щедрость не от мира сего! Выигрыш, проигрыш – какая разница? Все это всего лишь забава, все мы – игрушки в руках судьбы. Важно только то, чтобы зрителям было о чем вспомнить, и чтобы их воспоминания были приятными. Итак – игра начинается! Участие в игре обойдется дешево, а уж сколько вы намерены выиграть – зависит только от вас!»

Монкриф снова обозрел присутствующих: «Вы нетерпеливы. Вам хочется, чтобы игра началась скорее. Что ж, так тому и быть! Позвольте представить вам мою труппу. На белых барабанах – неотразимые Фрук, Плук и Снук, райские видéния, чистые и сверкающие красотой, как свежий снег под голубыми небесами. Их сторожат оставшиеся в тени Сиглаф и Хунцель из племени клутов, с Мутных холмов Нумоя, в высшей степени необычной планеты. По сути дела, они – простые деревенские девушки, по-своему робкие и скромные. Тем не менее, они твердо намерены заработать приданое, чтобы вернуться к своим суженым и жить с ними в мире и согласии до конца своих дней. Сегодня, чуть позже, они устроят волнующее соревнование, также способное обогатить отважного участника. Именно для этого приготовлен резервуар, который вы, наверное, заметили рядом с нашим шатром. Но достаточно болтовни! Пора заняться делом – чтобы кровь азартно бежала по жилам, чтобы монеты звенели в кошельках! Начнем одну из забавных игр, позволяющих каждому выиграть столько, сколько он пожелает! Вы мне не верите? Сыграйте с нами и убедитесь в том, что я говорю правду! Прежде всего обратите внимание на трех девушек, свежих, как утренняя роса! Как вы уже заметили, на пальце у каждой из них – кольцо, украшенное драгоценным камнем. В кольцо Фрук вставлен рубин, в кольцо Плук – изумруд, а в кольцо Снук – прекрасный темно-синий сапфир. Внимательно изучите этих девушек! Подмечайте их особенности, анализируйте их привычки! Например, когда Плук улыбается, иногда можно заметить, как поблескивает ее верхний правый клык. Фрук причесывается с пробором слева, тогда как Плук и Снук еще не переняли у нее эту привычку – и так далее! А теперь…»

«Постойте, постойте!» – в передний ряд зевак пробрался похожий на хищную птицу старик с длинными седыми волосами, покрасневшими выпуклыми глазами и неряшливой щеткой усов; наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, он оценивающе приглядывался к девушкам.

Монкриф вежливо настаивал: «Если вы завершили исследование, будьте добры, позвольте нам продолжать».

«Не спешите! Мое исследование не закончено! Я желаю изучить Фрук гораздо подробнее!»

Монкриф отозвался великодушным широким жестом: «Разумеется, как вам угодно! Прошу вас только не слишком задерживаться, вздыхая и пуская слюни – нам пора начинать игру».

Старец протиснулся к самому краю сцены и наклонился вперед: «Ха! Ха-ха! Хм!»

Фрук тут же пожаловалась: «Он ведет себя странно! Это никуда не годится! Он дышит на мое колено! Мне щекотно!»

«Нужно проявлять терпение к зрителям, – сказал ей Монкриф. – Возможно, у него плохое зрение».

«Он все прекрасно видит! Он считает волоски у меня на ноге!»

Монкриф нахмурился и подошел к старику: «Каковы ваши намерения, сударь?»

«Помолчите! Не отвлекайте меня, а то я собьюсь со счета!»

Монкриф погладил подбородок и заявил: «Наши правила не позволяют зрителям подходить к авансцене ближе, чем на два шага! Вы нарушаете это правило – будьте добры, отойдите!»

«Чепуха! Я не вчера родился! Покажите мне это правило!»

«Даже если оно не документировано, будучи владельцем предприятия, правила устанавливаю я. Могу ли я поинтересоваться: сколько вы желаете поставить?»

«Ничего я не желаю ставить. Я практикуюсь».

Чародей Монкриф развел руками: «В таком случае – уходите! Вон! Практикуйтесь на своей бабушке!»

Угрожая чародею кулаком и возмущенно огрызаясь, старик выбрался из толпы и, прихрамывая, поспешил прочь. Монкриф глубоко вздохнул и дружелюбно улыбнулся зрителям: «Насколько я понимаю, все готовы? В таком случае, одну минуту». Проходя за девушками, Монкриф собрал шесты с факелами и вставил их в гнезда перед боковой кулисой: «Вот так, теперь все в порядке! Девочки, девочки – внимание! Раз, два – три! Живей, живее!»

Фрук, Плук и Снук повернули кольца камнями внутрь, соскочили с барабанов, взялись за руки и принялись кружиться хороводом, то наклоняя головы вниз, то откидывая их назад подобно троице юных менад. Они разбежались в стороны, повернулись и, продолжая выделывать пируэты, заскользили одна мимо другой, приводя зрителей в замешательство путаницей гибких молодых тел, после чего снова разбежались, промаршировали на авансцену и выстроились, торжествующе ухмыляясь. Какая из них была Фрук? Или Плук? Или Снук?

Монкриф выступил вперед и пожаловался: «Что-то мне подсказывает, что сегодня удача от меня отвернется. Но я повинуюсь судьбе – отступать некуда! Так кто же поставит десять сольдо, чтобы получить почти гарантированный выигрыш? Достаточно лишь правильно указать одну из девушек – Фрук, Плук или Снук. Что может быть проще? Делайте ставки! Рекомендую ставить десять сольдо – или больше, по желанию».

Повернувшись к Малуфу, Винго пробормотал: «Крайняя справа – Плук! Вы тоже так думаете?»

Малуф пожал плечами: «Не могу знать – я за ними не следил».

«Если ты так уверен, поставь десять сольдо!» – сказал стюарду Шватцендейл.

Винго колебался; прежде, чем он принял решение, однако, один из зрителей протиснулся к авансцене и выложил пять сольдо у ног девушки, стоявшей посередине: «Это Плук! С вас пять сольдо!»

Средняя девушка повернула кольцо и показала рубин: «Я – Фрук!»

«Ха-ха! – воскликнул Монкриф, ловко подбирая монеты. – Боюсь, сударь, вы недостаточно внимательны. Для того, чтобы выиграть, нужно сохранять бдительность!»

Девушки снова вскочили на барабаны. Винго с гордостью обратился к капитану: «Я же говорил! Правая девушка, Плук, теперь стоит на среднем барабане».

«Твоей наблюдательности можно позавидовать», – похвалил его Малуф.

«Наблюдательность развивается художественным фотографированием».

Монкриф объявил о начале нового розыгрыша: «Живее, девочки! Танцуйте и кружитесь! Пусть в вашем танце отразятся, как в зеркале, закономерности судьбы!»

Девушки, как прежде, начали с хоровода, рассыпались в стороны и сошлись, приводя зрителей в замешательство вихрем рук, ног и гибких тел, сливающихся в быстротекущий переплетенный орнамент. Наконец они выстроились вдоль переднего края сцены, отдуваясь и ухмыляясь.

Монкриф воззвал: «Так что же? Кто отважится рискнуть десятью сольдо?»

Винго храбро прошествовал вперед: «Бьюсь об заклад, что я знаю, как зовут эту девицу!» Он осторожно положил монету на сцену. Монкриф нагнулся и пригляделся: «Что я вижу? Один сольдо? Это все, что вам платят за неделю?»

«Не совсем так! Учитывая обстоятельства, однако, это все, чем я готов рискнуть».

Монкриф со вздохом уступил: «Что ж, как хотите! Назовите ту, на кого вы показываете».

Винго похлопал по колену крайней правой девушки: «Ее зовут Плук!» Взяв ее за руку, Винго убедился в том, что у нее на пальце было кольцо с изумрудом: «Так оно и есть!»

«Судя по всему, вы правы», – проворчал Монкриф. Уплатив стюарду сольдо, он заметил: «Вам следовало действовать смелее и поставить больше».

«Возможно».

«Как бы то ни было! Мы теряем время. Девочки – на барабаны! На них вы смотритесь лучше всего!»

Начался третий розыгрыш. Винго решил обогатиться за счет Монкрифа и поставил пять сольдо. На этот раз, однако, девушка, которую он опознал под именем «Плук», показала ему кольцо с сапфиром и объявила, что она – Снук. Винго мрачно проследил за перемещением своих пяти сольдо в карман «чародея».

Монкриф объявил четвертый раунд. После обычных хороводов и пируэтов девушки снова выстроились на авансцене, и Монкриф предложил зрителям делать ставки.

Мирон внезапно повернулся к Шватцендейлу: «Я их разгадал! Девушка справа – Плук!»

«Даже так? Откуда ты знаешь?»

«Она усмехается, и у нее поблескивает правый верхний клык!»

«Чепуха! – Шватцендейл махнул рукой. – Все они ухмыляются и скалят зубы. Это не разгадка».

Мирон нахмурился: «А ты сможешь отличить одну из них от других?»

Механик взглянул на девушек: «Пожалуй, смогу».

«Тогда почему ты не играешь?»

Шватцендейл беззаботно повертел пальцами в воздухе: «В свое время, может быть, и сыграю. Смотри-ка, на зеленых дервишей глазеют Джосс Гарвиг и его семья – в том числе Тиббет. Насколько я понимаю, ты в нее влюбился».

«В какой-то мере», – пожал плечами Мирон.

Гарвиги отошли от дервишей, распевавших монотонный гимн гнусавыми дрожащими голосами, подпрыгивая и быстро вращаясь в воздухе. Джосс и Вермира заметили команду «Гликки» и подошли к шатру Монкрифа. Астронавты и Гарвиги обменялись приветствиями, после чего Винго, отвечая на вопрос Вермиры, пояснил сущность игры Чародея Монкрифа. Вермира была зачарована танцем девушек. Повернувшись к Джоссу, она воскликнула: «Их действительно не отличить! Ты можешь сказать, кто из них кто?»

Гарвиг самоуверенно рассмеялся: «Если бы я захотел, конечно, я проследил бы за одной из них». Он повернулся к Малуфу: «Вы уже пробовали, капитан?»

«Только не я. Вероятность слишком мала – скорее всего, они меняются кольцами, когда танцуют».

«Разумный подход! Надеюсь, вам нравится фестиваль Лалапалузы?»

«Да, здесь чисто и никому не позволяют безобразничать. Единственным очевидным свидетельством низости человеческой природы здесь, судя по всему, является Проныра Монкриф».

Гарвиг кивнул, довольный тем, что Малуф подтвердил его собственное заключение.

Вермира с энтузиазмом воскликнула: «Цветочная выставка просто великолепна, и мне понравились эти маленькие дервиши, они такие прыткие и вправду зеленые!»

«Меня больше впечатлили танцоры на ходулях, – возразил Джосс Гарвиг. – Я никогда еще не видел подобного мастерства! Как ни в чем не бывало, они разгуливают на четырехметровых шестах, бегают вприпрыжку, танцуют и делают пируэты на одной ходуле! А чего стóят одни их костюмы! Алые и лиловые, расшитые золотом, с длинными юбками и шароварами, свисающими чуть ли не до самой земли! Они выглядят, как сумасшедшие принцы из Бьёркланда! Причем исполняют самые сложные танцы – польки, сальтареллы и тому подобное – с точностью и грацией необыкновенной. Иногда во главе их труппы танцует пара гроссмейстеров на десятиметровых ходулях! У нас на глазах они исполнили «Пляску пьяного Формби» – непостижимо!»

«В самом деле, великолепное зрелище!» – заявила Вермира.

«В общем и в целом, устроители фестиваля заслуживают похвалы, – прибавил Гарвиг. – Они придерживаются самых высоких стандартов».

Вермира хмыкнула: «Не сказала бы, что их пошлый «Грот любви» соответствует моим стандартам. Я туда не заглядывала, конечно, но, судя по описанию, их вульгарные вольности не пришлись бы мне по вкусу».

«Все может быть, – рассмеялся Гарвиг. – Может быть, нам следует послать туда Мирля, пусть разведает обстановку».

«Вот еще! – возмутилась Вермира. – Мирль не сможет находиться в таком месте хотя бы из самоуважения!»

«Давайте, я туда схожу! – вызвалась Тиббет. – У меня нет никакого самоуважения».

«Помолчи! – оборвала ее мать. – Стыдно говорить такие вещи даже в шутку! Когда-нибудь какой-нибудь уважаемый человек услышит, что ты говоришь такие глупости, и ты потеряешь самое драгоценное, что у тебя есть».

«Что именно?»

«Я имею в виду твою репутацию!»

«Об этом следует подумать», – Тиббет отвернулась.

2

Монкриф потребовал от девушек, чтобы они снова исполнили свой лихорадочный танец. Некий господин поставил небольшую сумму, утверждая, что ему известно, какая из танцовщиц – Фрук. Он угадал – на кольце девушки красовался рубин.

«Ну почему мне так не везет! – в отчаянии возопил Монкриф. – Если так будет продолжаться, я умру в нищете! Девочки, танцуйте! Не волочите ноги, живей, с огоньком!»

Один за другим азартные игроки подходили к авансцене, чтобы выложить на нее свои деньги и назвать ту или иную из трех девушек. Иногда они выигрывали, но чаще ошибались, о чем могли судить все присутствующие, когда сверкал рубин Фрук, изумруд Плук или сапфир Снук. Некоторые относились к поражению со спокойным разочарованием, другие возмущались потерей денег и угрожающе поглядывали на Монкрифа – тот продолжал излучать благодушие. Иногда мошенник пытался утешить жертву, клятвенно заверяя проигравшего в том, что невезение не может вечно преследовать одного и того человека, и что следовало продолжать делать ставки хотя бы для того, чтобы продемонстрировать непреклонность перед лицом судьбы. Один из участников забавы, муниципальный чиновник по имени Эван Достой, потерял ставки три раза подряд, но каждая неудача, по-видимому, лишь разжигала в нем стремление выиграть. Крепко сложенный коротышка средних лет с драчливой угловатой физиономией, украшенной кудрявыми рыжими бакенбардами и бородой, Достой не сдавался. Три раза он выложил на сцену пять сольдо, утверждая, что опознал Снук, но указанной им девушкой дважды оказывалась Фрук с ее рубином, и один раз – Плук с изумрудом. Потерпев третье поражение, чиновник медленно поднял голову, устремив на Монкрифа пронзительный взор голубых глаз. «Здесь что-то нечисто! – заявил Эван Достой. – Но я никак не могу понять, что именно».

«Многоуважаемый! – вежливо отозвался Монкриф. – У нас все делается открыто, без обмана, буквально у вас на глазах!»

«На первый взгляд. Но – предположим – если бы вы пользовались каким-то механическим устройством, подменяя кольца, вы могли бы выигрывать достаточно часто, чтобы извлекать прибыль, не так ли?»