Текст книги "Слеза дьявола"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Джерри Бейкер положил на стол «Желтые страницы»:

– Только округ Колумбия?

Паркер подумал:

– Он шантажирует округ, а не Виргинию. Я бы ограничился округом.

– Согласна, – произнесла Лукас. – А также, исходя из расположения букв, отметаем отели, в названии которых слово «отель» на последнем месте, как в «Балтимор-отель». Заодно исключаем дешевые гостиницы и пансионы.

Кейдж и Харди присоединились к Арделлу и Бейкеру. Все склонились над справочником, отыскивая подходящие точки. Через десять минут они располагали списком из двадцати двух отелей.

– Прежде чем посылать туда своих людей, – предложил Паркер, – позвоните и выясните, не празднуют ли там нынче вечером дипломаты или политики. Такие отели можно сбросить со счета.

– Вооруженные телохранители? – подхватила Лукас.

– И Секретная служба в придачу.

Но даже без этих отелей сколько еще остается?

Много. Очень много. Слишком много вариантов ответа.

Три ястреба воровали у фермера кур…

Глава третья

14.45

Ему припудрили лоб, вставили в ухо микронаушник, включили слепящие лампы.

Сквозь яркий свет мэр Джерри Кеннеди едва различал лица в затемненной студии новостей Даблью-пи-эл-ти, расположенной совсем рядом с Дюпон-серкл. Здесь были его жена Клэр, его пресс-секретарь и Уэнделл Джеффриз.

– Три минуты, – объявил режиссер.

Кеннеди отмахнулся от гримерши и поманил к себе Джеффриза:

– ФБР давало о себе знать? Хоть как-нибудь?

– Никак. Ни единым словом.

Кеннеди не мог поверить. Операция шла уже несколько часов, а федералы связались с ним всего раз – был короткий телефонный звонок от какого-то окружного полицейского по имени Харди, который передал просьбу агента Маргарет Лукас обратиться к убийце по телевизору. Эта Лукас, со злостью подумал Кеннеди, даже не удосужилась сама ему позвонить. Судя по голосу Харди, федералы, можно сказать, заклевали полицейского. Тот ничего не знал о ходе расследования, или, что вероятней, ему приказали держать язык за зубами. Мэр попробовал связаться с Лукас, но ему заявили, что та занята и не может взять трубку. Кеннеди был в бешенстве.

– Черт возьми, я хочу сделать что-нибудь помимо этого. – Он махнул рукой в сторону камеры. – Можно подумать, столицы просто не существует, а я сижу и не желаю и пальцем пошевелить.

– Слышали комментарий Даблью-ти-джи-эн? – шепотом спросил Джеффриз.

Слышал. Популярная радиостанция только что прошлась по нему: дескать, Кеннеди и его команда клялись очистить улицы от преступников, а между тем согласились заплатить террористам многомиллионный выкуп.

– Мне придется проплатить заказные передачи, Джерри, другого выхода нет.

Помощник, как всегда, был прав.

– Сделай что нужно, – согласился Кеннеди.

Джеффриз склонился к уху мэра и прошептал, обводя рукой телестудию:

– Помните, если убийца смотрит сейчас телевизор, ваше обращение может поставить точку в этой истории. Может, он соблазнится на деньги, и его схватят. Делу конец, и вы становитесь героем.

Кеннеди не успел ответить – сверху раздался голос:

– Одна минута.

У Копателя новая сумка. Ярко-красная, блестящая, рождественская, на ней щенята с ленточками на шее. Такой сумкой он мог бы гордиться, хотя точно не знает, что это значит – «гордиться». Он много чего точно не знает – с тех пор как год назад пуля пробила ему череп.

Странно как приходят слова. Странно как…

Копатель сидит в удобном кресле в номере мотеля, рядом на столике – стакан воды и пустая картонная плошка из-под супа. Он смотрит телевизор. Рекламу. Что-то мельком возникает на экране, будит странное воспоминание.

Он тогда смотрел рекламу – щенята едят щенячий корм, как щенята на сумке, – и тот, кто ему приказывает, взял Копателя за руку и повел на долгую прогулку. Он сказал ему, что, когда Рут будет одна, Копатель должен разбить зеркало, выбрать осколок подлиннее и всадить ей в шею.

«Ты хочешь сказать»… – произнес Копатель и замолк.

«Я хочу, чтобы ты разбил зеркало, выбрал осколок подлиннее и всадил в шею Рут».

Копатель все сделал, как ему приказали.

Сейчас Копатель сидит в своем номере, держит на коленях сумку со щенятами и смотрит на пустую плошку из-под супа.

По телевизору начинают показывать новую программу. Он вслух читает с экрана:

– «Специальный репортаж». Хм-м. Это…

Щелк. Это что-то знакомое.

На экране появляется человек, Копатель видел его на снимках. Идут слова: «Вашингтон, округ Колумбия. Мэр Джеральд Д. Кеннеди». Он говорит, Копатель слушает.

Добрый вечер, сограждане вашингтонцы. Вы все уже знаете о чудовищном преступлении на станции метро «Дюпон-серкл». В настоящее время убийца или убийцы еще не задержаны. Но хочу вас заверить – наша полиция и федеральные власти делают все возможное, чтобы не допустить повторения подобной трагедии.

Я обращаюсь к лицам, ответственным за эту кровавую бойню, и прошу их от чистого сердца – пожалуйста, свяжитесь со мной. Нам необходимо возобновить контакты, чтобы продолжить диалог. Давайте откажемся от насилия в последний вечер уходящего года и договоримся, с тем чтобы положить конец смертям и увечьям. Мы можем…

Скучно… Копатель выключает телевизор. Реклама собачьего корма с хорошенькими щенятами нравится ему гораздо больше. И реклама автомобилей.

Копатель вызывает службу передачи телефонных сообщений, набирает свой код. Женский голос отвечает, что на его имя новых сообщений не поступало. Значит, пришло время сделать так, как велел тот, кто ему приказывает.

Он берет перчатки с бороздками на тыльной стороне пальцев. И запах приводит на ум что-то из прошлого, что именно – он не помнит. Он надевает перчатки из латекса, когда вставляет патроны в обойму «узи». Он носит кожаные перчатки, когда открывает двери, нажимает на спуск и смотрит, как люди падают, словно листья в лесу.

Копатель застегивает темное пальто. Он кладет оружие в сумку со щенятами, туда же опускает заряженные обоймы.

Выйдя из номера, Копатель тщательно, как положено, запирает дверь на ключ. Копатель все делает так, как положено. Ешь суп. Запри дверь. Найди новую яркую сумку для покупок. Такую, на которой щенята.

«Почему со щенятами?» – спросил Копатель.

«Так надо», – ответил тот, кто ему приказывает.

Ясно. Такую он и купил.

Сидя в сером вращающемся кресле, которое много лет тому назад он же и реквизировал у другого отдела, Паркер Кинкейд шесть раз перечитал документ. Тщательно изучил синтаксис – последовательность предложений, грамматические обороты, общие конструкции. Начал проступать образ автора письма – внутренний мир того, чье тело лежало в морге ФБР.

– Вот и он, – произнес Тоуб Геллер, подавшись к монитору. – Психолингвистический портрет из Квонтико.

«Данные говорят о том, что неизвестное лицо – иностранец, но проживает в Америке два или три года. Недостаточно образован. Коэффициент умственного развития равняется 100 пунктам плюс-минус 11. Содержащиеся в документе угрозы не имеют аналогов, зафиксированных в базах данных. Однако язык документа содержит угрозы, связанные с обогащением путем шантажа и актами терроризма. Рекомендуется считать это лицо крайне опасным».

Геллер распечатал копию и передал Паркеру. Тот скомкал листок и выбросил его в мусорную корзину.

– Что… – начала Лукас, но Паркер ее оборвал:

– Они правы лишь в одном – этот тип и вправду крайне опасен. Никакой он не иностранец, а его умственный коэффициент зашкаливает за 160.

– С чего ты взял? – поинтересовался Кейдж, указывая на письмо шантажиста. – Мой внук и то пишет грамотней.

– Был бы он глуп, – заметил Паркер, – все было бы не так страшно. – Он постучал пальцем по фотографии преступника. – Европейские корни – да, но, вероятно, в четвертом поколении. Блестящий ум, прекрасное образование в частной школе, думаю, большой опыт работы с компьютером. Да, и еще – законченный тип социопата.

– А это вы с чего взяли? – не без ехидства спросила Лукас.

– Оно мне рассказало, – ответил Паркер, указав пальцем на письмо.

– Но иностранцы именно так и разговаривают, – возразил Кейдж, – «я есть знающий», «заплотете для меня».

– «Я есть знающий» и «заплотете для меня», разумеется, звучит на иностранный манер. – Паркер указал на фрагменты текста. – Сочетание формы глагола «быть» с причастием настоящего времени характерно для центральноевропейских языков и языков с германо-индоевропейской корневой основой. Скажем, для немецкого, чешского или польского. А вот сочетание «заплатить для меня» в этих языках не встречается. Их носители скажут так, как говорим мы, – «заплатить мне». Такая предложная конструкция более свойственна языкам азиатским. Он понатыкал «иностранные» фразы, чтобы нас одурачить.

– Не знаю… – начал Кейдж.

– Посмотрите, как он попытался это сделать, – стоял на своем Паркер. – Все обороты собраны кучно, словно он решил подбросить ложные «ключи» одним махом и двигаться дальше. Если б его родным языком и вправду был иностранный, он проявил бы больше последовательности. Взгляните на последнее предложение – он возвращается к нормальной английской конструкции: «Один я это знаю». И никаких тебе «Я есть знающий».

– А как быть с часами? – спросил Харди. – Он потребовал выкуп к двенадцати ноль-ноль. Так обозначают время в Европе, а из американцев – только военные.

– Еще одна обманка. До этого он называет часы по-нашему, там, где пишет, когда Копатель нанесет новые удары: «…в четыре, 8 и в Полноч».

– Ну, – высказался Арделл, – пусть он и не иностранец, но все равно тупой. Полюбуйтесь, сколько ошибок.

– Липа, – ответил Паркер.

– Но самая первая строчка, – возразила Лукас. – «Конец грянет». Он имел в виду «Конец грядет», но…

– Как раз эта ошибка не выдерживает проверки логикой. Бывает, говорят «суть да дело», хотя правильно говорить «суд да дело», но в этом есть своя логика. Однако «конец грянет» – чистой воды бессмыслица, и грамотность тут ни при чем.

– А как быть с орфографическими ошибками? – спросил Харди. – С прописными буквами и знаками препинания?

– С орфографией? – переспросил Паркер. – Взгляните на предложение «…его ни остановить». «Ни» и «не» – омонимы, слова, которые произносятся одинаково, но пишутся по-разному. Здесь должно было стоять «не». Большинство людей делают такие омонимические ошибки, когда быстро пишут, например набирают текст на компьютере или печатают на машинке. При этом они автоматически исходят из звучания слова, а не из написания. На письме от руки такие ошибки бывают редко. Что до прописных букв, их неверно используют, лишь когда для этого есть какие-то логические основания, скажем когда речь идет о таких категориях, как искусство, любовь или ненависть. Порой при обозначении рода занятий, должности или титула. Нет, автор письма просто хочет внушить нам, что он глуп, но он вовсе не глуп.

– Он, похоже, сперва неправильно написал слово «арестуют» и зачеркнул его. Что вы думаете? – спросил Харди.

– Выглядит именно так. А знаете, что он написал сначала? Я проверил текст в инфракрасном излучении.

– И что?

– Просто каракули. Ничего он не написал, он только хотел нам внушить, будто затрудняется написать это слово.

– Но зачем он любой ценой хотел нас уверить в собственной глупости? – спросила Лукас.

– Чтобы заставить нас искать либо тупого американца, либо иностранца чуть поумней. И чтобы мы все время его недооценивали. Конечно, он очень умен. Чего стоит одно место, где он велел оставить деньги.

– Место? – переспросила Лукас.

– Вы имеете в виду Гэллоуз-роуд? – подхватил Арделл. – Чего же в этом такого умного?

– Ну… – воззрился на агентов Паркер. – Вертолеты.

– Какие еще вертолеты? – спросил Харди.

– Разве вы не проверяете заказы на вертолеты?

– Нет, – ответила Лукас. – Не видим смысла.

– Поле, где следовало оставить деньги, неподалеку от какой-то больницы, верно?

– От фэрфакской больницы, – утвердительно кивнул головой Геллер.

Лукас выругала себя за недогадливость.

– Там есть площадка для вертолетов. Преступник выбрал это место, чтобы группа наблюдения привыкла к мельтешению вертолетов. Он заказал вертолет, намереваясь приземлиться, забрать деньги и улететь.

– Я об этом даже и не подумал, – с горечью признался Харди.

– Никто из нас не подумал, – заметил Арделл.

– У меня есть приятель в Федеральном управлении гражданской авиации, – сказал Кейдж. – Попрошу-ка его позвонить туда-сюда.

Паркер поднял глаза на часы:

– Обращение Кеннеди к чему-нибудь привело?

Лукас набрала номер, с кем-то переговорила и положила трубку.

– Было шесть звонков. Все от психов. Ни один не знал о крашеных пулях.

Дверь распахнулась, и появился Тимоти, тот самый курьер, что доставил письмо.

– Я принес материалы от коронера.

Лукас взяла отчет и передала Харди, чтобы тот зачитал вслух. Детектив прочистил горло и начал:

– «Белый мужчина примерно сорока пяти лет. Рост – метр восемьдесят шесть. Вес – семьдесят восемь килограммов. Особые приметы отсутствуют. Из ювелирных изделий одни наручные часы „Касио“ с будильником. – Харди поднял глаза: – Обратите внимание: будильник поставлен на четыре, восемь и полночь. – И вернулся к отчету: – Одежда. Синие джинсы без обозначения фирмы. Ветровка из синтетического волокна. Рабочая рубашка из универмага „Джей-Си Пенни“. Нижнее белье марки „Жокей“. Хлопчатобумажные носки. Кроссовки из универмага „Уол-март“. Сто двенадцать долларов, немного мелочи. Кирпичная крошка в волосах. Грязь под ногтями. Содержимое желудка: кофе и говядина (вероятно, дешевый стейк), поглощенные в последние восемь часов». Вот и все.

Харди прочитал еще одну памятную записку, приложенную к отчету коронера:

– О сбившем его автофургоне никаких данных. – Он взглянул на Паркера. – Просто злость берет. У нас внизу преступник, но он ничего не может нам рассказать.

– Он-то нет, – возразил Паркер, – а вот письмо может.

Он выключил проектор и вернул письмо на смотровой стол.

Кейдж посмотрел на свои часы и натянул пальто.

– Осталось всего сорок пять минут. Пойдем-ка лучше, – он кивнул на дверь, – поможем проверить отели.

Паркер отрицательно покачал головой:

– Думаю, нам нужно поработать здесь. С письмом. Мы еще не все выяснили.

– У них там каждый человек на счету, – упорствовал Кейдж.

На секунду повисло молчание. Затем Паркер поднял глаза и произнес ровным голосом:

– Не думаю, что нам удастся своевременно его обнаружить. В сорок пять минут мы не уложимся. Как ни прискорбно, но мы используем наши возможности наилучшим образом, если останемся здесь и продолжим работать над письмом.

– Вы хотите сказать, что готовы смириться с жертвами? – спросил Арделл.

Паркер подумал и произнес:

– Пожалуй, да. Да.

– А ты что думаешь? – обратился Кейдж к Лукас.

Она посмотрела на Паркера, их глаза встретились.

– Я согласна с Паркером. Остаемся здесь и продолжаем работать.

Лен Харди подошел к Лукас и попросил:

– Позвольте мне хотя бы пойти помочь с отелями.

Она посмотрела на его открытое молодое лицо.

– Мне жаль, Лен, но я не могу тебе этого разрешить.

– Агент Кейдж прав. У них там каждый человек на счету.

Лукас жестом предложила Харди пройти с ней в угол лаборатории.

– Расскажите, что вас гонит отсюда.

– Хочется делом заняться, – ответил детектив. – Знаю, я тут на третьих ролях. Всего лишь из Управления, всего лишь из исследований и статистики.

– Вы здесь всего лишь связной. Этим исчерпываются ваши обязанности.

– Связной? Здесь я просто-напросто стенографист.

– Вы ведь сами вызвались? Поэтому к нам и попали.

– Да, сам.

– Из-за жены?

– Эммы? – Он вздохнул и уперся взглядом в пол. – Понимаете… тяжело.

– Оставаться дома?

Он кивнул.

– Понимаю, – со всей искренностью ответила Лукас.

И правда, появись в этот день в качестве офицера связи из Полицейского управления округа не Лен Харди, а любой другой детектив, Лукас мигом бы отправила его назад в штаб-квартиру полиции. Она не терпела межведомственных схваток за сферы компетенции. Эта операция находилась полностью в ведении ФБР. Но Лукас знала про тайну Харди – его жена пребывала в коме после того, как ее джип занесло и он врезался в дерево. Харди несколько раз приходил в местное отделение Бюро за статистическими данными о преступности в округе Колумбия и познакомился с ее помощником. Лукас нечаянно услышала, как он с горечью рассказывал тому о жене и ее страшной травме.

У него, похоже, было мало знакомых, как и у самой Лукас. Она изменила своему правилу и поговорила с ним на личные темы – об Эмме. Несколько раз они ходили выпить кофе в соседний парк. Он чуть-чуть приоткрылся, но, как и Лукас, не давал воли чувствам.

– Хочется делом заняться. Я хочу найти этого типа.

Лукас понимала, что на самом-то деле он ищет Бога или Судьбу.

– Лен, я не могу отправить на операцию человека, который… – она подыскала щадящее слово, – который думает о другом.

Ищет смерти, имела в виду она.

Харди разозлился, однако кивнул и вернулся за стол.

Бедняга, подумалось ей. Но, зная его ум, присущие ему чувство достоинства и стремление во всем достичь совершенства, она верила, что он переживет эту чудовищную трагедию. Правда, выйдет из нее другим человеком. Да, другим.

Как в свое время стала другой и сама Лукас.

В свидетельстве о рождении Маргарет Жаклин Лукас говорилось, что она появилась на свет в последний день ноября 1963 года. Однако в глубине души она знала, что родилась пять лет тому назад, когда закончила академию в Квонтико и получила назначение в вашингтонское отделение ФБР. Однажды утром она шла на службу – кольт «питон» удобно закреплен на бедре, под мышкой – папка с документами, – и вдруг ее озарило: да ведь я подмененное дитя, меня подкинули при рождении взамен похищенной девочки, как в детской сказке. Джеки Лукас работала библиотекарем на полставки в исследовательском центре в Квонтико, была модельером-любителем, шила лоскутные одеяла, вязала кружева, коллекционировала вина и в местных забегах на пять километров всегда приходила к финишу первой. Но этой женщины давно не существовало на свете, ее место заняла спецагент Маргарет Ж. Лукас – блестящий криминалист, следователь и «опекунша» тайных осведомителей. Теперь же, в отсутствие непосредственного начальника, она руководила расследованием самого громкого дела в истории Вашингтона.

– Эй, – вторгся в ее размышления мужской голос. К ней обращался Паркер Кинкейд: – С лингвистическим разбором закончено. Сейчас я хочу заняться физическим анализом документа, если у вас нет других предложений.

– Это ваша игра, Паркер, – отозвалась она.

Сперва он изучил бумагу, на которой было написано письмо. Размер листа – пятнадцать на двадцать три сантиметра, соответствующий конверт. Самый стандартный размер, который ровным счетом ничего не говорил Паркеру о происхождении листа. Состав бумаги тоже был самый обычный.

– Нет, бумага нам не поможет, – наконец заключил он. – Стандартного типа. Водяные знаки отсутствуют, установить производителя невозможно. Поглядим на чернила.

Он осторожно взял документ и поместил под один из двух микроскопов. По бороздкам, оставленным на бумаге пишущим инструментом, нерегулярным пробелам и неровному цвету Паркер определил, что писали дешевой шариковой ручкой.

– Такие ручки продаются по тридцать девять центов.

– И? – спросила Лукас.

– Установить место приобретения невозможно. Ими торгуют едва ли не в каждом недорогом магазине.

Паркер начал извлекать письмо из-под микроскопа, но остановился, заметив нечто любопытное. Часть листа оказалась выцветшей. Весьма интересно. Он пригляделся.

– Видите, как выцвел уголок? Думаю, из-за того, что бумага, да и конверт тоже частично обесцвечены солнцем.

– Где, у него дома или в магазине? – спросил Харди.

– Могло быть и там и там, – ответил Паркер. – Но, учитывая когезию бумажной массы, я думаю, что бумага до самого недавнего времени находилась в конверте.

– Значит, окна магазина должны выходить на юг.

Верно, подумал Паркер. Умница. Он это упустил.

– Почему? – спросил Харди.

– Потому что сейчас зима, – объяснил Паркер. – Падай солнечный свет с востока и запада, у него не хватило бы яркости обесцветить бумагу.

Он подошел к шкафу и достал из него предметный лоток и несколько листов гладкой лабораторной бумаги. Держа письмо за уголок, он провел по нему кисточкой из верблюжьего волоса, чтобы снять микроэлементы. Таковых практически не оказалось, что его не удивило. Бумага – один из лучших абсорбентов, она поглощает вещества, которые на нее попадают, и те, как правило, накрепко увязают в ее волокнах.

Из своего «дипломата» Паркер извлек большой шприц и с помощью иглы вырезал из письма и конверта несколько крохотных кружочков с образцами чернил и бумаги.

– Умеете с ним работать? – спросил он Геллера, кивком указывая на газохроматограф.

– А то. Как-то раз я из чистого интереса даже разобрал такой аппарат.

– Прогоните раздельно – начните с письма, потом конверт, – сказал Паркер, отдавая ему образцы.

Газохроматограф разлагает вещества, взятые с места преступления, и определяет их состав. В сущности, аппарат сжигает образцы и анализирует получаемые газы.

Паркер вновь смел кисточкой частицы с письма и конверта и поместил соответствующие предметные стекла под микроскопы. Посмотрел в один, потом в другой, подкрутил фокусирующие винты и сказал Геллеру:

– Требуется оцифровать изображения этих частиц. Это можно устроить?

– Проще простого.

Молодой агент подсоединил волоконно-оптические кабели к основаниям микроскопов. Другим концом кабели уходили в большой серый ящик, из которого в свою очередь торчали другие кабели. Их Геллер воткнул в гнезда одного из компьютеров и щелкнул выключателем. Через пару секунд на экране возникло изображение частиц.

Он вызвал меню и сказал Паркеру:

– Нажмите на эту кнопку – и все. Изображения сохранятся в виде файлов.

– Их можно отправить по электронной почте?

– Скажите кому.

– Минутку. Сперва мне нужно сделать несколько увеличений.

– У меня есть эксперты-химики, – сообщила Лукас.

– Пусть идут домой, – сказал Паркер. – Я хочу обратиться к другому эксперту. Из Нью-Йорка.

– Из Полицейского управления? – осведомился Кейдж.

– Служил там. Сейчас на гражданке. Он лучший криминалист Америки.

– Но сегодня канун Нового года, – возразил Харди. – Его, скорее всего, нету дома.

– Он почти не выходит из дому.

– Даже по праздникам?

– Даже по праздникам.

– Паркер Кинкейд, – раздался по громкоговорящей связи голос Линкольна Райма, – я ожидал вашего звонка.

– Так вы в курсе нашей проблемы? – спросил Паркер.

– Я в курсе всего на свете. Но мне казалось, Паркер, что вы в отставке.

– Был в отставке еще два часа тому назад.

– Забавно, правда? Нам не дают ни отдыха, ни срока.

Паркер один раз встречался с Раймом. Это был красивый брюнет примерно одного возраста с Паркером. Парализован от шеи и ниже. Сейчас он разговаривал из своего дома на Сентрал-парк-уэст.

– Я с большим удовольствием прослушал ваш курс, Паркер, – заметил Райм. – В прошлом году.

Паркер помнил Райма, сидевшего в первом ряду аудитории в своей невероятной инвалидной коляске, ослепительно красной, как леденец на палочке. Паркер читал тогда в Колледже уголовного судопроизводства имени Джона Джея курс судебной лингвистики.

– Попробую догадаться, – продолжал Райм. – Там у вас неизвестный стреляет людей в подземке, и единственный «ключ» к его личности… что именно? Письмо с угрозами? С требованием денег?

– Как он мог узнать? – вырвалось у Лукас.

– Очень просто: это единственная причина, по которой Паркер Кинкейд мог позвонить мне, – ответил Райм. – Кстати, кто задал вопрос?

– Спецагент Маргарет Лукас, – ответила та. – Вы правы. Это шантаж с вымогательством. Мы попытались заплатить, но главный преступник погиб. Сейчас мы почти на сто процентов уверены, что его напарник, стрелок, будет убивать дальше.

– И моим запоздалым рождественским подарком станет участие в этом деле.

– Я газанул фрагменты письма и конверта, – сказал Паркер. – Хотел бы отправить вам результаты и изображения кое-каких частиц. Можно по электронной почте?

– Да, конечно. Когда истекает срок?

– Каждые четыре часа, начиная с четырех и до полуночи.

– В четыре дня? Сегодня?

– Совершенно верно, – ответила Лукас. – Думаем, стрелок выберет какой-то отель, но не знаем, какой именно.

– Хорошо. Присылайте свои конфетки. Свяжусь с вами, как только будет что сообщить.

Паркер записал электронный адрес Райма и передал Геллеру. Агент тут же отправил изображения.

– Он и есть лучший криминалист Америки? – спросил Кейдж.

Но Паркер ему не ответил – он смотрел на часы. До него наконец дошло, что уже половина четвертого. Людей, которыми он и Маргарет Лукас были готовы пожертвовать, отделяло от смерти всего тридцать минут.