Текст книги "Исчезнувший"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Да, я помню.

– Но на этот раз все будет иначе. Сейчас он разрешил мне выступить соло.

– Да что ты, милая!

– Чистая правда!

Мимо палаты по коридору проковылял мистер Гелдтер.

– Привет!

Кара рассеянно кивнула ему. Когда ее мать впервые приехала сюда, в Стьювсант-Мэнор, один из лучших в городе домов для престарелых, о ней с Гелдтером много шушукались.

– Они считают, что мы с ним живем, – шепотом сообщила она дочери.

– А разве нет? – спросила Кара, считая, что после пяти лет вдовства матери пора бы уже найти себе мужчину.

– Конечно, нет! – с искренним возмущением отрезала мать. – Как ты можешь предполагать такое! – Этот эпизод очень точно характеризовал ее: легкую непристойность она допускала, но, перейдя некоторую черту, человек становился Врагом с большой буквы – даже если он был ее собственной плотью и кровью.

Подавшись вперед, Кара продолжала рассказывать матери о своих планах на завтра. При этом она внимательно разглядывала ее. Для семидесяти пяти лет кожа матери была на редкость гладкой и розовой; в поседевших волосах все еще виднелись черные пряди. Штатная парикмахерша сегодня завила их и собрала в пучок.

– В любом случае, мам, кое-кто из моих подруг будет там; хорошо, если бы и ты приехала.

– Постараюсь.

Кара внезапно осознала, что кулаки ее плотно сжаты, тело напряжено, а дыхание участилось.

Постараюсь...

Кара закрыла глаза, наполнившиеся слезами. Черт побери!

Постараюсь...

Как это неправильно, со злостью подумала она. Раньше мать никогда не сказала бы: «Постараюсь». Это не в ее духе. Она могла бы или категорически заявить: «Все, дорогая, я буду там! В первом ряду», или холодно отрезать: «Нет, завтра не смогу. Тебе следовало предупредить меня пораньше».

«Постараюсь» – совсем не похоже на мать. Она или решительно за, или столь же решительно против.

Но не теперь – когда она вообще едва похожа на человека. В лучшем случае это ребенок, спящий с открытыми глазами.

На самом деле эта беседа происходила только в воображении молодой женщины. Правда, слова Кары были вполне реальны, а вот все, что якобы произнесла ее мать, начиная с «Прекрасно, дорогая. А как у тебя дела?» и кончая смутившим Кару «Постараюсь», молодая женщина выдумала.

Увы, сегодня ее мать вообще не произнесла ни слова. То же самое было вчера и позавчера. Она лежала в коме возле увитого плющом окна. Порой она приходила в себя, но несла полную чепуху, словно какие-то невидимые беспокойные мысли тревожили ее, понапрасну вороша память.

Иногда все же наступали моменты просветления, и хотя они длились недолго, отчаяние Кары проходило. Когда же молодая женщина уже была готова смириться с худшим – с тем, что ее мать ушла навсегда, – та вдруг возвращалась и становилась почти такой, как до кровоизлияния в мозг. И решимость Кары исчезала: так обманутая женщина прощает своего непутевого мужа, если тот проявляет малейшие признаки раскаяния. В такие минуты она убеждала себя, что мать выздоравливает.

Врачи, конечно, говорили, что надежды почти нет. Однако их не было рядом с Карой, когда несколько месяцев назад ее мать вдруг очнулась и сказала: «Привет, милая! Я съела те булочки, что ты вчера принесла. Ты положила побольше орехов – именно так, как я люблю. И черт с ними, с калориями. – Детская улыбка. – О, я так рада, что ты здесь. Я хотела рассказать тебе о том, что сделала вчера ночью миссис Брэндон с пультом дистанционного управления».

Кара изумленно заморгала. Она ведь действительно принесла вчера матери булочки с орехами. А сумасшедшая миссис Брэндон с пятого этажа действительно утащила пульт дистанционного управления и через окно посылала сигнал в холл четвертого этажа, целых полчаса хаотически переключая каналы, к ужасу всех обитателей дома престарелых, решивших, что взбунтовался полтергейст.

Нужны ли лучшие доказательства того, что ее энергичная мать все еще не исчезла и просто заключена в телесную оболочку, лежащую в палате номер 492, откуда может когда-нибудь выскользнуть?

Но уже на следующий день Кара обнаружила, что мать смотрит на нее с подозрением, спрашивая, кто она такая и что ей здесь нужно. Если мать беспокоится по поводу счета за свет на двадцать два доллара и пятнадцать центов, так Кара уже оплатила его и может предъявить квитанцию. Повторения сцены с булочками и пультом дистанционного управления Кара так и не дождалась.

Прикоснувшись к материнской руке, теплой, гладкой, по-детски розовой, Кара вновь испытала сложные чувства, посещавшие ее во время ежедневных визитов сюда: она то желала, чтобы мать наконец отмучилась и умерла, то надеялась, что больная вернется к полноценной жизни, а главное, хотела избежать этого ужасного выбора.

Кара взглянула на часы. Ну вот – как всегда, опоздала на работу. Мистер Бальзак будет недоволен. Допив кофе, она выбросила пластиковый стакан и вышла в коридор.

Крупная черная женщина в белой форменной одежде приветственно подняла руку.

– Кара! Давно ты здесь? – Ее лицо расплылось в улыбке.

– Минут двадцать.

– Я бы зашла навестить тебя, – сказала Джейнин. – Она в сознании?

– Нет. Когда я пришла, была без сознания.

– Очень жаль.

– Она говорила до этого? – спросила Кара.

– Совсем немного. Трудно было определить, с нами она или нет. Похоже на то, что... Какой сегодня прекрасный день! Мы с Софи собираемся чуть позже вывезти ее на прогулку во двор – если придет в сознание. Ей это нравится.

После прогулки она всегда чувствует себя лучше.

– Мне пора на работу, – сказала сиделке Кара. – Кстати, у меня завтра выступление. В магазине. Помнишь, где это?

– Ну конечно! В какое время?

– В четыре. Приходи.

– Завтра утром я заканчиваю рано. Я приду. Потом выпьем еще этого, с персиками, как в прошлый раз.

– Ну вот и отлично. Да, и приведи с собой Пита.

– Не обижайся, но он увидит тебя в воскресенье только в том случае, если ты будешь выступать на футбольном поле в перерыве между таймами и если это твое выступление покажут по телевизору.

– Твоими бы устами да Богу в ухо, – отозвалась Кара.

Глава 5

Сто лет назад здесь мог бы проживать более или менее преуспевающий финансист.

Или владелец небольшого галантерейного магазина, находившегося в роскошных торговых рядах на Четырнадцатой улице.

Или, возможно, политик с Таммани-холл[6]6
  Штаб-квартира демократической партии в Нью-Йорке.


[Закрыть], овладевший бессмертным искусством богатеть на службе обществу.

Нынешний владелец этого особняка, расположенного на Сентрал-парк, не знал и в общем-то не хотел знать его историю. Не волновало Линкольма Райма и то, что когда-то заполняло эти комнаты, а именно викторианская мебель и предметы искусства конца девятнадцатого века. Ему нравилось все, что окружало его сейчас: столы, вращающиеся кресла, компьютеры, научное оборудование – измеритель градиента плотности, газовый хроматограф, масс-спектрометр, микроскопы, пластмассовые ящики всех видов и оттенков, мензурки, колбы, термометры, защитные очки, черные или серые футляры причудливой формы, в которых, очевидно, находились экзотические музыкальные инструменты. И провода.

Провода и кабели были везде и покрывали чуть ли не всю комнату. Одни были аккуратно свернуты и подсоединены к какому-то оборудованию, другие внезапно исчезали в неровных отверстиях, безжалостно пробитых в столетних стенах.

Сам Линкольн Райм в основном обходился без проводов. Современные технические достижения позволяли надежно соединить компьютеры и климатическое оборудование с микрофонами, установленными в его инвалидной коляске и, конечно, в спальне. Почти все устройства выполняли команды, подчиняясь звуку его голоса: Райм мог ответить на телефонный звонок или же вывести изображение с микроскопа на монитор компьютера.

К таким устройствам относился и новый приемник «Хармон Кардон-8000», из которого сейчас в лаборатории звучало приятное джазовое соло.

– Приказываю – отключить стерео, – неохотно скомандовал Райм, услышав, как хлопнула входная дверь.

Музыка тотчас же смолкла, сменившись звуком шагов в парадном и гостиной. Райм сразу понял, что пожаловала Амелия Сакс – эта высокая женщина всегда ходила удивительно легкой походкой. Затем он различил тяжелую поступь больших, постоянно вывернутых наружу ступней Лона Селлитто.

– Сакс, – начал Райм, когда она вошла в комнату, – место преступления занимает большую площадь? Прямо-таки громадную?

– Не слишком. – Она недоуменно нахмурилась. – А что?

Райм не отрывал взгляда от серых ящиков, где содержались вещественные доказательства, принесенные сюда Сакс и другими полицейскими.

– Я пришел к такому выводу, потому что на осмотр помещения понадобилось очень много времени. Пожалуй, тебе стоит использовать на своей машине проблесковый маячок. Их ведь не зря изобрели. Сирены тоже небесполезны. – Когда Райма одолевала скука, он становился раздражительным. Скука была для него настоящим бичом.

– Мы столкнулись там с загадочными вещами, Райм, – не реагируя на его колкости, ответила Сакс, судя по всему, находившаяся в хорошем расположении духа.

Кажется, Селлитто называл это дело странным, вспомнил Райм.

– Изложи мне сценарий. Что там случилось?

Сакс изложила возможный ход событий, кульминацией которого стало исчезновение преступника из репетиционного зала.

– Очевидцы услышали выстрел, после чего ворвались внутрь. Сделали они это одновременно, через две двери в зал. Преступника там уже не было.

Селлитто сверился со своими записями.

– По словам патрульных, этому мужчине лет пятьдесят, он среднего роста, среднего телосложения, никаких особых признаков, кроме бороды, волосы каштановые.

Тамошний уборщик не видел, чтобы кто-нибудь входил или выходил. Но возможно, он врет. Школа должна сообщить имя и номер телефона уборщика. Посмотрим, удастся ли мне освежить его память.

– А что насчет жертвы? Какой здесь мотив?

– Там не было ни сексуального насилия, ни ограбления, – вставила Сакс.

– Только что говорил с близнецами, – добавил Селлитто. – В последнее время у девушки не было любовников. Это усложняет проблему.

– Она училась на дневном отделении? – спросил Райм. – Или работала?

– На дневном. Но скорее всего еще где-то выступала. Сейчас выясняют где.

Вызвав своего помощника Тома, Райм поручил ему, как часто это делал, переписать заметки из своего элегантного блокнота на одну из висящих в лаборатории больших белых досок. Взяв маркер, Том начал писать, но тут раздался стук в дверь, и помощник моментально ретировался.

– К вам посетитель! – объявил он из прихожей.

– Посетитель? – недовольно повторил Райм, не желавший сейчас никого видеть. Однако помощник немного слукавил. В комнату уже входил Мел Купер, худой лысеющий эксперт. Райм, бывший главой экспертов Нью-Йоркского городского управления полиции, познакомился с ним несколько лет назад во время расследования дела о похищении людей, проводившегося совместно с полицией штата Нью-Йорк. Купер тогда усомнился в выводах Райма относительно одного образца почвы и, как потом выяснилось, оказался прав. Это произвело на Райма большое впечатление, и он навел справки о новом знакомом. Оказалось, что тот, как и сам Райм, активный и весьма уважаемый член Международной ассоциации по идентификации личности, объединяющей экспертов, которые занимаются установлением личности человека по отпечаткам пальцев, ДНК, реконструкции черепа и остаткам зубов. Имея дипломы по математике, физике и органической химии, Купер также был первоклассным специалистом в области анализа вещественных доказательств.

Райм развернул кампанию за переезд криминалиста в город, и в конце концов тот согласился. Учтивый, всегда вежливый эксперт, ко всему прочему чемпион по бальным танцам, работал в криминалистической лаборатории Нью-Йоркского управления полиции в Куинсе, но часто помогал Райму, когда с тем консультировались по какому-то сложному делу.

Когда приветствия стихли, Купер водрузил на нос толстые очки а-ля Гарри Поттер и окинул критическим взглядом коробки с вещественными доказательствами, словно шахматный игрок, взирающий на своего оппонента.

– И что же мы имеем?

– Сплошные загадки, – ответил Райм. – Так утверждает Сакс. Загадки.

– Ну что ж, попробуем разрешить их.

Пока Купер натягивал латексные перчатки, Селлитто наскоро ознакомил его со сценарием убийства. Райм подкатился поближе к нему.

– Вот это что такое? – спросил он, не отрывая взгляда от зеленой монтажной платы с прикрепленным к ней динамиком.

– Я нашла ее в репетиционном зале, – сказала Сакс. – Что это такое, не имею понятия. Судя по следам, ее оставил там невидимка.

Похоже на компьютерную микросхему, подумал Райм. Впрочем, это не слишком удивило его – преступники всегда находятся на гребне технического прогресса. Грабители банков вооружились полуавтоматическими «кольтами» сорок пятого калибра образца 1911 года уже через несколько дней после того, как их начали производить, хотя носить это оружие не имел права никто, кроме военных. Рации, телефоны с шифраторами, автоматы, лазерные прицелы, глобальная система навигации, сотовая технология, средства наблюдения, компьютерное кодирование – все эти средства зачастую попадали в арсенал преступников раньше, чем ими успевали воспользоваться правоохранительные органы.

Райм всегда был готов признать, что некоторые вещи находятся вне пределов его компетенции. Всякого рода компьютеры, сотовые телефоны и тому подобные устройства – то, что он называл насдаковскими[7]7
  НАСДАК – американская фондовая биржа, специализирующаяся на акциях высокотехнологичных компаний.


[Закрыть] уликами, Райм охотно уступал специалистам.

– Отвезите это Тобу Геллеру, – распорядился он.

Так звали талантливого молодого человека, работавшего в том отделе ФБР, который занимался компьютерными преступлениями. Геллер помогал им и раньше, и Райм был убежден: если кто-то и может сказать, что это за устройство и откуда оно взялось, так это Геллер.

Сакс отдала сумку Селлитто, а тот передал ее полицейскому в форме, поручив отвезти в центр города. Честолюбивая Амелия Сакс остановила его. Сначала она удостоверилась, что полицейский заполнил специальную карточку, как и все, кто имел доступ к вещественным доказательствам, начиная с момента обнаружения преступления и до суда. Только внимательно проверив карточку, Сакс отпустила его с миром.

– Да, а как прошли итоговые учения? – спросил вдруг Райм.

– Ну... – начала она и, помявшись, закончила: – Думаю, я справилась неплохо.

Такой ответ удивил Райма. Амелия Сакс обычно не любила похвал и еще реже хвалила себя сама.

– Я в этом не сомневался, – сказал он.

– Сержант Сакс... – задумчиво протянул Лон Селлитто. – Звучит, а?

И они вернулись к изучению пиротехники, найденной в музыкальной школе, – фитилям и шутихе.

По крайней мере одну загадку Сакс все же разгадала. Убийца, пояснила она, наклонил стулья так, чтобы они стояли на двух ножках, и связал их хлопчатобумажной нитью. Иначе они не удержались бы в этом положении. К средней части веревок он привязал фитили, после чего зажег. Примерно через минуту огонь пережег нить, и стулья упали на пол. Вот почему создалось впечатление, что убийца все еще внутри. Одновременно он поджег фитиль, который в конечном счете привел в действие петарду – ее хлопок ошибочно приняли за выстрел.

– Вы можете установить их происхождение? – спросил Селлитто.

– Фитиль самый обычный, а петарда разрушилась. Ни производителя, ничего. – Купер покачал головой. Как видел Райм, здесь остались лишь крошечные обрывки бумаги с выгоревшей металлической сердцевиной петарды. Тонкая нить, сделанная из стопроцентного хлопка, тоже оказалась самой обычной, поэтому ее происхождение проследить невозможно.

– Была еще вспышка света, – просматривая свои записи, добавила Сакс. – Когда офицеры увидели преступника возле жертвы, он поднял руку, и последовала ослепительная вспышка. Как осветительная ракета. Она ослепила их обеих.

– Следы какие-нибудь есть?

– Я ничего не нашла. Они сказали, что все словно испарилось.

– Пойдем дальше. Следы обуви есть?

Купер сразу же открыл базу данных по отпечаткам обуви, представлявшую собой оцифрованную версию того, что составил еще Райм, когда возглавлял экспертов управления полиции Нью-Йорка.

– Это черные туфли без шнурков фирмы «Экко», – после нескольких минут поисков сообщил он. – Вероятно, десятого размера[8]8
  Соответствует нашему сорок третьему.


[Закрыть].

– Трассологические доказательства? – осведомился Райм, и Сакс достала из коробки несколько пластмассовых мешочков, в которых находились полоски липкой ленты.

– Вот эти взяты с тех мест, где он ходил, и рядом с телом.

Купер вытащил из мешочков куски липкой ленты и разложил по отдельным подносам, чтобы избежать взаимного загрязнения. В основном к ним пристала пыль с контрольных участков, где не могло быть следов преступника и жертвы, однако на отдельных частях ленты виднелись волокна. Их Сакс нашла там, где ходил преступник, или на предметах, к которым он притрагивался.

– Давайте посмотрим их.

Ловко взяв образцы пинцетом, эксперт положил их на предметное стекло бинокулярного микроскопа, лучшего инструмента для исследования волокон, и нажал кнопку. Изображение, которое он видел через окуляр, тут же появилось на большом плоском мониторе компьютера.

Волокна выглядели здесь как толстые нити сероватого цвета.

Волокна очень важны в криминалистике, поскольку буквально перескакивают с одного предмета на другой; к тому же их легко классифицировать. Собственно, они разделяются на две большие категории – природные и искусственные. Райм тотчас же заметил, что эти нити не похожи на вискозу или полимеры, а значит, имеют природное происхождение.

– Но какая именно это разновидность? – произнес Мел Купер.

– Взгляните на клеточную структуру. Готов поспорить, что это экскрементные волокна.

– Что такое? – удивился Селлитто. – Экскрементные? Как в дерьме?

– Экскрементные – как в шелке. Это выходит из пищеварительного тракта червей. Серый матовый краситель. А что на других образцах, Мел?

Пропустив через микроскоп остальные образцы, Купер выяснил, что там находятся идентичные волокна.

– Злоумышленник был в сером?

– Нет, – ответил Селлитто.

– И жертва тоже нет, – сказала Сакс.

Новая загадка.

– А! – прильнув к окуляру, воскликнул Купер. – Это, наверное, волос.

На экране появился длинный предмет коричневого цвета.

– Это человеческий волос, – заявил Райм, заметив на нем сотни чешуек. Волосы животных имеют максимум несколько десятков. – Но он фальшивый.

– Фальшивый? – переспросил Селлитто.

– В принципе волос настоящий, но он из парика, – пояснил Райм. Это совершенно очевидно. Взгляните на его кончик. Это не луковица, а клей. Скорее всего волосы не преступника, но стоит это записать.

– Записать, что он не шатен? – спросил Том.

– Нас интересуют только факты, – отрезал Райм. – Запиши, что невидимка, вероятно, носил каштановый парик.

– Хорошо, мой господин.

Продолжая изучение частей ленты, Купер вскоре обнаружил на двух из них небольшое количество грязи и какой-то растительный материал.

– Давай сначала растительный материал, Мел.

Купер быстро подготовил образцы.

При анализе материалов с места преступления, совершенного в Нью-Йорке, Линкольн Райм всегда придавал большое значение всему, что связано с геологией, а также с растительным и животным миром. Дело в том, что на североамериканском материке расположена лишь одна восьмая территории города, тогда как большая ее часть находится на островах. Отсюда вытекает, что те или иные минералы и образцы флоры и фауны зачастую характерны только для определенных частей Нью-Йорка или даже отдельных районов, а это дает возможность сделать территориальную привязку.

Мгновением позже на экране появилась красноватая веточка с кусочком листа.

– Это хорошо! – обрадовался Райм.

– И что же тут хорошего? – осведомился Том.

– Хорошо то, что это редкое растение – красный земляной каштан гикори. В городе их трудно найти. Мне известно два места, где они растут, – это Центральный парк и парк Риверсайд. К тому же... о, посмотрите-ка вот на это! Видите эту сине-зеленую массу?

– Где? – спросила Сакс.

– Разве не видишь? Вон там, справа! – Райм пришел в отчаяние от того, что не может вскочить с кресла и постучать по экрану. – В нижнем правом углу. Если веточка напоминает Италию, то это похоже на Сицилию.

– Вижу.

– Что ты думаешь, Мел? Ведь это лишайник? И мне кажется, что это пармелия консперса.

– Возможно, – осторожно сказал эксперт. – Вообще-то лишайников много.

– Но только не сине-зеленых и серых, – сухо заметил Райм. – Точнее, их совсем мало. А именно этот в изобилии встречается в Центральном парке... Теперь у нас сразу две привязки к парку. Что ж, хорошо. Давайте взглянем на грязь.

Купер установил новый образец. То, что удалось увидеть через микроскоп – куски грязи, похожие на астероиды, – было не особенно познавательным, и Райм распорядился:

– Пропустите образец через ГХ.

ГХ/МС – газовый хроматограф/масс-спектрометр – это соединение в одно целое двух приборов для химического анализа. Первый из них разделяет неизвестное вещество на составные части, второй определяет, что они собой представляют. Например, кажущийся однородным белый порошок можно разделить на дюжину различных химикалий: пищевую соду, мышьяк, детскую присыпку и кокаин. Принцип действия хроматографа вполне сопоставим со скачками: вещества начинают двигаться через прибор одновременно, но, поскольку их скорость различна, постепенно разделяются. На «финише» масс-спектрометр сравнивает каждое из них с обширной базой данных известных веществ и таким образом идентифицирует.

Проведенный Купером анализ показал, что грязь, добытая Сакс, пропитана каким-то маслом. Идентифицировать его, однако, не удалось: прибор только показал, что оно минерального происхождения – не растительного и не животного.

– Отправьте это в ФБР! – распорядился Райм. – Посмотрим, справятся ли с ним тамошние спецы. – И покосился на пластмассовый пакет. – Это и есть та черная тряпка, которую ты нашла?

Может, это ключ к разгадке, а может, вообще ничего не означает...

Сакс кивнула.

– Она валялась в углу того помещения, где задушили жертву.

– Это ее вещь? – поинтересовался Купер.

– Не исключено, – ответил Райм, – но давайте сначала предположим, что тряпка принадлежит убийце.

Осторожно подняв кусок ткани, Купер тщательно обследовал его.

– Шелк. Подшито вручную.

Хотя ткань можно было сложить в крошечный комок, в развернутом виде ее площадь была довольно большой – семьдесят два на сорок восемь дюймов.

– Из расчета времени следует, что убийца дожидался жертву в вестибюле, – сказал Райм. – Уверен, он спрятался в углу и накрылся этой тканью. Таким образом, убийца стал невидимкой. Вероятно, он забрал бы ткань с собой, если бы офицеры не спугнули его.

Что почувствовала бедная девочка, когда убийца как по волшебству материализовался из воздуха и накинул веревку ей на шею!

Обнаружив, что к черной ткани пристало несколько частиц, Купер положил их под микроскоп. Вскоре на дисплее появилось их изображение. При увеличении они походили на телесного цвета кусочки салата. Купер потрогал их крошечным зондом – материал слегка пружинил.

– Что за чертовщина? – пробормотал Селлитто.

– Какой-то сорт резины, – ответил Райм. – Кусок воздушного шара... нет, для этого она слишком толстая. И посмотри на изображение, Мел. Что-то тут смазано. И опять же телесный цвет. Пропусти это через ГХ.

Пока они дожидались результатов, в дверь позвонили. Выйдя из комнаты, чтобы открыть, Том вскоре вернулся с каким-то конвертом.

– Скрытые улики! – провозгласил он.

– А, это хорошо, – сказал Райм. – Наконец-то у нас есть отпечатки пальцев. Пропусти их через САИОП, Мел.

Находящиеся в Западной Виргинии мощные серверы фэбээровской системы автоматической идентификации отпечатков пальцев проведут поиск по федеральным и штатским базам данных, выдав результаты за считанные часы или даже минуты, если служба скрытых улик нашла хорошие, четкие отпечатки.

– Как они выглядят? – спросил Райм.

– В целом неплохо. – Сакс показала ему снимки. Многие представляли собой лишь фрагменты, однако имелся и добротный отпечаток всей левой ладони. Первое, что отметила Сакс, у убийцы на этой руке деформированы два пальца, мизинец и безымянный. Казалось, они срослись и заканчивались совершенно гладким участком кожи, без каких-либо отпечатков. Райм неплохо разбирался в патологии, но все же не мог сказать, врожденное ли это отклонение или результат травмы.

«Что за ирония судьбы, – думал Райм, глядя на изображение, – у преступника левый мизинец поврежден, а у меня ниже шеи это единственная часть тела, способная двигаться».

– Задержи-ка это на минутку, Мел... – неожиданно нахмурился он. – Подойди поближе, Сакс. Я хочу внимательно разглядеть это. – Когда Амелия подошла, Райм снова стал изучать отпечатки пальцев. – Заметила что-нибудь необычное?

– Нет. Хотя подождите... – Она засмеялась и провела пальцем по снимкам. – Они одинаковые. Все его пальцы одинаковые. Вот этот маленький шрам везде находится в одном и том же положении.

– Должно быть, он носит особые перчатки, – сказал Купер, – с фальшивыми папиллярными линиями. Никогда такого раньше не видел – только в телевизионных шоу.

Кто же, черт возьми, этот преступник?

На экране компьютера появились результаты, полученные на ГХ/МС.

– Отлично, это чистый латекс и... что же это такое? – недоумевал Купер. – Компьютер определяет это как альгинат. Никогда не слышал о...

– Вспомни о зубах, – посоветовал Райм.

– Что? – удивился Купер.

– Это порошок, который смешивают с водой, чтобы сделать пломбу. Им пользуются дантисты. Возможно, наш убийца – зубной врач.

Купер снова обернулся к экрану.

– Еще мы имеем очень слабые следы касторового масла, пропиленгликоля, метилового спирта, слюды, окиси железа, двуокиси титана, дегтя и кое-каких нейтральных пигментов.

– Некоторые из них используются в косметике. – Райм припомнил случай, когда убийца губной помадой жертвы написал на ее зеркале похабную фразу; пятна этой помады потом обнаружили у него на рукаве. Расследуя это дело, Райм многое узнал о косметике.

– Это ее? – спросил Купер.

– Нет, – ответила Сакс. – Я взяла мазки с ее кожи. Она не пользовалась косметикой.

– Что ж, занесем это на доску. Посмотрим, значит ли это что-нибудь.

Внимательно рассмотрев кусок веревки – орудие убийцы, Мел Купер окинул взглядом присутствующих.

– Это белая веревка с черной сердцевиной. И то и другое сделано из шелка, легкого и тонкого; вот почему она выглядит не толще обычной веревки, хотя, по существу, это две веревки, связанные вместе.

– И зачем это нужно? – поинтересовался Райм. – Сердцевина делает веревку прочнее? Ее легче развязывать? Или, напротив, труднее? В чем тут дело?

– Не имею понятия.

– Дело становится все загадочнее. – В голосе Сакс прозвучали драматические нотки, что чрезвычайно возмутило бы Райма, если бы он сам не был с ней согласен.

– М-да, – смущенно подтвердил он. – Это для меня ново. Но давайте продолжим. Мне хотелось бы натолкнуться на что-нибудь знакомое, то, чем мы могли бы воспользоваться.

– А узел?

– Завязан специалистом, но я не могу его опознать, – ответил Купер.

– Отправьте снимок узла в бюро. И... мы никого не знаем в Морском музее?

– Они несколько раз помогали нам с узлами, – сказала Сакс. – Я им тоже отправлю снимок.

В этот момент позвонил Тоб Геллер из отдела компьютерных преступлений.

– Это довольно забавно, Линкольн.

– Рад, что мы позабавили тебя, – пробормотал Райм. – Сообщишь ли нам что-нибудь полезное насчет нашей игрушки?

Геллер, молодой человек с вьющимися волосами, на колкости Райма обычно не реагировал, особенно в тех случаях, когда дело касалось компьютеров.

– Это цифровой магнитофон. Впечатляющая штучка. Ваш невидимка что-то записал на него, сохранил звук на жестком диске и запрограммировал так, чтобы он воспроизвел его с задержкой. Что именно записал преступник, сказать нельзя – он запустил программу, которая стерла всю информацию.

– Там был его голос, – пробормотал Райм. – Когда он говорил, что взял заложника, это была лишь запись. Как и стулья. Преступник хотел убедить нас, что он еще в помещении.

– В этом есть смысл. Это особый динамик – маленький, но с прекрасными басовыми и средними тонами. Он очень хорошо воспроизводит человеческий голос.

– На диске преступник ничего не оставил?

– Не-а. Стер навсегда.

– Черт! А я хотел получить запись его голоса.

– Прости, но тут уже ничего не поделаешь.

Райм огорченно вздохнул, предоставляя Сакс возможность самой сообщить Геллеру о том, как высоко они ценят его помощь.

После этого бригада обследовала наручные часы жертвы, разбитые преступником по какой-то непонятной причине. Им удалось выяснить только одно: время, когда они были разбиты.

Преступники иногда разбивают часы на месте преступления, предварительно установив их на другое время, чтобы направить следствие по ложному пути. Однако эти часы остановились приблизительно в то время, когда наступила смерть. Что все это означает?

Снова загадки...

Когда помощник занес все их наблюдения на белую доску, Райм взглянул на пакет, где находился листок регистрации.

– Там недостает одного имени, – размышлял он вслух. – Записались девять человек, а в списке только восемь... Думаю, нам нужно обратиться к эксперту. – Приказываю позвонить, – сказал Райм в микрофон. – Вызови Паркера Кинкейда.