Текст книги "Изгнанница Муирвуда"

Автор книги: Джефф Уилер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Канцлер Валравен пожертвовал своим положением, высоким постом, будущим, и все ради того, чтобы Майя унаследовала трон. Ради того, чтобы сгладить последствия отцовского распутства, от которого страдал весь двор и вся страна. Майя не умела плакать. Ей не нравилась дрожь, бившая ее тело, было неприятно оттого, что течет из носа, ее смущала буря чувств, пробудившихся внутри. Она вытерла нос рукавом и постаралась успокоиться. Какая странная смесь чувств! Благодарность и грусть, надежда и отчаяние. Она не увидит свою мать. Она не увидит своего друга и наставника – человека, который учил ее читать, несмотря на то, что орден, которому он служил, наложил на это запрет. Она никогда об этом не позабудет. Она всегда будет его помнить. Майя вздохнула и вновь попыталась сдержать слезы. Наконец ей это удалось. Вытерев рот, она прочитала письмо еще дважды.

Прочно запечатлев в памяти написанное, она стала рассматривать кистрель. Медальон лежал у нее в ладони, и металлический край в переплетении чеканных лоз впивался в кожу. На медальоне не было лица. Он представлял собой кольцо из переплетенных ветвей и листьев; листья были выполнены довольно грубо, но найти среди них два одинаковых не сумел бы никто. Кистрель – это порода соколов, и название свое медальон получил в ее честь. Сверху к кистрелю крепилась тонкая цепочка цвета бронзы.

Майя смотрела на кистрель, вспоминая те далекие дни, когда канцлер у нее на глазах обратился к кистрелю и призвал в башню полчища крыс и мышей. Тогда он сказал, что Майя еще слишком мала, чтобы пользоваться кистрелем. Он говорил, что в пору созревания ее захлестнут неодолимые чувства – целая буря чувств, с которыми она должна будет суметь совладать, прежде чем получит кистрель. Он обещал, что подарит Майе кистрель, когда она станет взрослой. Но вот он, кистрель, лежит у нее на ладони – а значит, канцлер не надеется дожить до того времени, когда она станет взрослой. Мысль об этом была непереносима.

Майя распутала цепочку и накинула ее на шею. Какое-то время девушка прислушивалась к себе, пыталась уловить какое-нибудь новое ощущение – но нет. Все было как прежде.

Она сунула кистрель под нижнюю рубашку – прохладный металл коснулся кожи, – туго свернула записку и спрятала ее в складках пояса. Увидит ли она когда-нибудь Валравена?

Спустя две недели он будет мертв.

Майя встала как вкопанная. Глаза у нее расширились. Шепот, коснувшийся ее мыслей, был так же ясен, как если бы эти слова произнес стоящий рядом человек. По рукам побежали мурашки. Девушка содрогнулась.

Две недели спустя гонец принес весть о том, что Валравена нет в живых. Так Майя научилась верить Истоку.

Перед нами нессийцы испытывают великий страх, это дохту-мондарцы научили их бояться нас. Они поведали о том, как иссякает Исток, когда человек нарушает закон, забывает честь и утрачивает сострадание. Для того чтобы породить добро или зло, достаточно одной мысли, а мысль эта зависит от того, что возобладает в человеке. Более всего на свете нессийцев страшит крах, который они наблюдали, придя на наши берега, и мастоны, которые, твердо веруя в Исток, все же не сумели этот крах предотвратить. В будущем, дитя, ты узнаешь, что настроениями нессийцев управляют они, дохту-мондарцы. Они стремятся предотвратить новую Гниль. Но что станет с потоком, если разрушить удерживающую его плотину?

Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Бесчисленные

– Говорите, пароль – «Коморос»?

Задрав голову, Майя смотрела на высоко сидящего в седле капитана. Это был крупный мужчина с очень коротко остриженными светлыми волосами и ухоженной остроконечной бородкой. Улыбка у него была незлая, но глаза смотрели цепко, пронизывающе. Уголок рта дрогнул, но в остальном лицо оставалось непроницаемо.

Майя остро ощущала присутствие Бесчисленных. Они были повсюду, они тянули рыла к солдатам, принюхивались, вились вокруг. Маслянистая чернота окутала ее сердце. Далеко, на грани слуха, родился тягучий ноющий звук, тонкий вой тетивы, которую приложили к струнам лютни и повели под немыслимым углом. От этого звука в зубах рождалась тягучая боль, а в животе что-то сжималось.

Джон Тейт взвесил в руке топор. Аргус угрожающе зарычал.

Солдат была ровно дюжина, все – верхом, в королевских мундирах, вооруженные. У троих имелись арбалеты.

– Пропустите нас, – сказала Майя, но даже ей самой собственный голос показался неубедительным.

Командир всадников смерил ее горящим желанием взглядом.

– Собаку и охотника – прикончить. Эту – ко мне в палатку.

Джон Тейт мгновенно принял стойку и метнул топор в ближайшего к нему солдата с арбалетом. Лезвие топора раскололо арбалет, и в руках у всадника остались бесполезные щепки. Аргус, хрипя и захлебываясь лаем, бросился на лошадей, заметался то вправо, то влево, кусая их за ноги, а могучие скакуны храпели и брыкались.

Джон Тейт выхватил второй топор и послал его в грудь второго арбалетчика. Солдат сполз с седла.

Из теней на краю дороги ударил кишон. Едва заслышав приближение лошадей, он отпрянул в темноту, но теперь снова был тут как тут. Его кинжал глубоко вошел в ногу командира, и тот взвыл от боли.

Чья-то грубая рука ухватила Майю за волосы и потащила. Девушка ударилась о лошадиный бок и едва не упала. Было невыносимо больно голове. Майя забила руками, вцепилась в обтянутое перчаткой запястье у себя за спиной и попыталась стащить обидчика с лошади, однако добилась лишь того, что снова ударилась о конский бок.

– Попалась!

Не обращая внимания на боль, Майя извернулась, чтобы разглядеть нападавшего, и тут увидела болтающийся у него на поясе кинжал. Отпустив запястье, она схватила кинжал и рывком извлекла его из ножен.

Ее ударило в другой бок. Две руки подхватили ее под мышки и потянули вверх. Майя потеряла равновесие, зато нападающему пришлось отпустить ее волосы. Она билась и вырывалась, но ее легко бросили лицом вниз на конскую шею и дали коню шпоры. Быстро и отчаянно Майя ударила всадника кинжалом в голень, выдернула лезвие и ударила снова, в бедро. Всадник вскрикнул от боли, бросил поводья и схватил ее за руку, чтобы предотвратить третий удар. Он бранился, и в голосе его звучали ярость и боль.

Кто-то вцепился в ее башмак и стащил ее с лошади. Майя тяжело упала на дорогу, задохнувшись от удара. Над ней стоял Аргус. Он щелкал зубами и яростно рычал.

– Во имя Крови, всех убить! – взревел командир.

Майя с трудом встала на колени и сквозь разрывающую грудь боль попыталась дышать. Солдат было слишком много. Копыта били о землю в опасной близости от нее, одним лишь чудом не раздавив ей руки. Майя хватала ртом воздух и пыталась совладать с нахлынувшим ужасом.

Поднятая в воздух пыль ела глаза. Майя свернулась в комок, стараясь быть как можно меньше, но конские копыта по-прежнему были слишком близко. Ее затопчут. Рядом заскулил от боли Аргус.

Майя чувствовала, как, привлеченные страхом, стекаются к ней Бесчисленные, как жадно пожирают ее ужас. Их были сотни, нет, тысячи. Они были в лошадином безумии, в исходившем от солдат вожделении, в каждом клинке и каждой травинке вокруг, и не было конца и края их полчищам, нависшим над миром, как нависало звездное небо с серпом месяца у нее над головой. Майя чувствовала, как они тычутся ей в одежду, проникают под кожу, жадно стремясь завладеть ею, стать ее частью, проникнуть в каждый уголок ее души. Сердце Майи сжалось от ужаса, но тут на груди вспыхнул жаром кистрель.

Майя вскинула голову и призвала его силу.

Одним ударом она отбросила Бесчисленных прочь от себя, разметала их, словно листья, подхваченные ураганом. Отбросив режущую боль, она встала на ноги. Обхватив рукой живот, она подняла голову и посмотрела в глаза раненому командиру. Его ответный взгляд был исполнен ужаса. Она знала, что ее глаза светятся серебром, а значит, командир поймет: она взывает к кистрелю.

Один миг – и похоть погасла в нем, как гаснет брошенная в воду свеча. Отвага, ярость, удалое молодечество – все поглотили переплетенные серебряные жилы кистреля. Конь его в ужасе попятился, и командир, лишенный всего, что делало его мужчиной, сполз с седла и упал на дорогу, оставшись лежать вздрагивающей, мучимой ужасом кучей.

Солдаты тоже увидели ее глаза и поняли, кто перед ними.

– Клянусь Кровью! – вскричал кто-то.

– Убейте ее! Убейте!

Один из арбалетчиков все еще был жив. Он вскинул свое оружие и прицелился девушке в сердце. Майя ударила страхом, исторгла его из своей души и веером швырнула вокруг, как разлетаются во все стороны осколки стекла от разбитой бутылки. Осколки страха пронзили солдат. Арбалетчик заморгал, отбросил арбалет и пришпорил коня, торопясь скрыться. Майя ударила по лошадям, заставила их поверить, что на них сейчас бросятся львы. Не подчиняясь ни шпорам, ни поводьям, охваченные ужасом лошади во весь дух помчались прочь.

Майя стояла, словно маяк, истекающий светом – плечи расправлены, плащ бьется за плечами. В вышине рокотал гром. Ветры стекались к девушке, как послушные псы, а от Бесчисленных не осталось и следа. Они бежали прочь, скрываясь от ее гнева.

Аргус заскулил и попятился. Заметив это, Майя разорвала связь с кистрелем и почувствовала, как сила медленно оставляет ее. Привычное уже изнеможение медленно вступало в свои права. Лежащие на земле солдаты слабо шевелились, и кишон ходил между ними, добивая раненых.

Джон Тейт мрачно собрал свои топоры. Покончив с этим грязным делом, он молча поглядел на Майю и пошел туда, где все еще скулил от ужаса командир всадников. Ростом Джон был невелик, однако, стоя над поверженным врагом, он выглядел великаном.

– Не трожь чужих собак, – ровно, без выражения сказал он и занес топор. Майя отвернулась.

* * *

Той ночью на привале Майе вновь снилось прошлое. Сон был так ярок, что, даже проснувшись, она чувствовала себя так, словно ей только что рассказали о смерти Валравена. И даже годы не в силах были стереть из ее памяти слова, написанные канцлером для нее.

«Служи я Истоку хотя бы вполовину так самоотверженно, как служил вашему отцу, мне не пришлось бы бессильным стоять перед врагом.

Прощайте. До встречи в Идумее».

По обычаю короли и королевы избирали советника из числа мудрейших и опытнейших своих подданных. Существование Тайного совета было традицией, овеянной веками, зародившейся в годы исхода мастонов из старых земель. Председательствовал в этом совете канцлер, и потому, хотя сила и влияние Валравена не всегда были очевидны, его рука ощущалась во всем происходящем. Он был самым могущественным дохту-мондарцем в стране… но это не главное. Ведь в первую очередь он был верным защитником и другом Майи.

Воспоминания несли с собой боль.

Майя открыла глаза и огляделась, чтобы отбросить сон. Она лежала в тени упавшего дерева, обнаженные корни которого свивались и переплетались подобно лозам. Рядом, в зарослях папоротников, сидел с закрытыми глазами кишон. Неглубокое дыхание срывалось с его губ. Неподалеку журчал ручеек.

День уже почти достиг полудня, но сон не принес Майе отдыха. Стремясь оставить место резни как можно дальше, они шли всю ночь. Несколько раз они слышали в лесу звуки охотничьего рога. Сомнений больше не было: королевская армия объявила на них охоту. Отыскав подходящее укрытие в папоротниках под упавшим деревом, Джон Тейт пошел назад, чтобы спрятать их след и проложить новый, фальшивый. Охотник до сих пор не вернулся.

Тихо, чтобы не разбудить кишона, Майя потерла глаза. Аргус лежал рядом, положив голову на передние лапы. Майя потянулась погладить его: ей было жаль, что прошлой ночью она так напугала пса.

В кронах деревьев пели птицы, пляшущие в воздухе мошки создавали иллюзию покоя. Майя знала, что в лесу солдаты короля. Но ведь лес такой большой! Поди еще найди в этом лесу человека, который очень старается спрятаться!

Поглаживая Аргуса, Майя снова стала думать о Валравене. Воспоминания о канцлере были окрашены теплотой и печалью. Его действия – его жертва – привели к тому, что орден Дохту-Мондар был изгнан из страны. Валравен знал будущее. Он понимал, что все это очень плохо кончится.

С его смертью поползли слухи о пробуждении зла. Король призвал Валравена в Коморос, дабы судить за измену. Все понимали, что канцлер будет осужден и казнен, ибо король не простит ему предательства. Но по дороге в столицу Валравен заболел лихорадкой и умер, не достигнув цели своего путешествия. Его тело было помещено в костницу, над которой выстроили мавзолей. Поговаривали, что канцлера отравили, однако расследование этого не подтвердило. Он умер изменником, и его земли и богатства отошли короне. Прочие дохту-мондарцы под страхом смертной казни покинули страну в двухнедельный срок.

С их уходом начали твориться страшные вещи.

Пришла весть о том, что в самом сердце страны завелись дикие кабаны, которые стаей нападают на деревни и убивают детей. На борьбу с кабанами были отряжены охотники; охотники ничего не смогли поделать. В лесах свирепствовали волки. Многие яр-камни в отсутствие дохту-мондарцев не могли служить людям, и потому простолюдинам пришлось своими руками таскать воду и заготавливать дрова. Конечно, среди мастонов тоже были те, кто умел обращаться с яр-камнями, однако таких людей было значительно меньше, нежели дохту-мондарцев. Изнурительный труд озлоблял, и настроения в народе бродили самые мрачные.

Вскоре по всему королевству начали вспыхивать восстания, однако это было еще не самое худшее: поползли леденящие душу слухи, один страшнее другого. Какой-то крестьянин взялся за серп и вырезал полдеревни. Мать утопила в колодце троих детей. Мальчишка поджег общий амбар с зерном, один на всю деревню, – а ведь зима на носу! Страшные слухи ползли и множились, им не было числа, и придворные сплетничали о последних событиях, а король издавал все новые и новые законы, которые запрещали то и это. Но как ядовитый ручей отравляет любого, кто выпьет из него воды, так и безумие захватывало всех без разбора. Никто не знал, где оно расцветет в следующий раз, ибо безумие расползалось хаотично и предсказать, кого оно поразит, было невозможно. Все случившиеся трагедии объединяло лишь одно: при дохту-мондарцах ни о чем подобном и слыхом не слыхивали. Но дохту-мондарцы были изгнаны, и Коморос стал другим. Пошли слухи о новой Гнили.

Майя убрала назад волосы и прислушалась к стрекоту каких-то неизвестных насекомых, которые переговаривались друг с другом среди бескрайнего леса.

Вдруг Аргус поднял голову и навострил уши. Светлая шерсть на загривке вздыбилась. Пес низко, утробно зарычал.

Майя тронула кишона за колено.

Кишон сразу же открыл глаза.

– Прошу прощения…

Она прижала палец к губам в немом призыве: молчи.

Кишон потер глаза, перекатился на одно колено, вздернул голову, прислушиваясь. Жестом приказав Майе оставаться на месте, он ступил в мягкую грязь ручья. Не доходившая даже до колен вода скрадывала шум шагов; кишон пригнулся, прошел под упавшим стволом дерева и был таков. В горле у Аргуса клокотало; Майя погладила его, пытаясь успокоить. Но пес все так же прижимал уши и даже не пожелал вильнуть хвостом.

Очень скоро кишон вернулся и жестом велел Майе идти за ним по ручью. Схватив заплечный мешок, девушка ступила в холодную воду, и из-под башмаков у нее поднялись облака грязи. Пригнувшись и подобрав плащ и юбки, она пролезла под упавшим деревом и вышла на залитый солнцем берег по другую его сторону. Мимо с задорной трелью пронеслась какая-то птаха.

Кишон ждал ее за деревом.

– Я слышу голоса. Оттуда, – шепнул он ей на ухо. – Пригнитесь и идите за мной.

Майя послушно пригнулась и потрусила за кишоном. Он все так же шел по ручью, пряча звук своих шагов за журчанием воды. Росшие по берегам папоротники почти не скрывали беглецов. Сердце грохотало от страха. Бежавший за Майей Аргус вдруг завилял хвостом и уставился куда-то за деревья.

Через несколько секунд Майя услышала голос Джона Тейта:

– Говорю же вам, никогошеньки не видал, почитай уж три дня один брожу, вот разве что вас повстречал. Что я, врать буду? Лесоруб я, валю себе лес потихоньку, никого не трогаю. А вам лесоруб не нужен? Я и дрова колоть могу, у меня рука легкая…

– Помолчи! – грубо приказал кто-то. – Болтун!

– Как скажете, господин мой, как скажете. Мое дело маленькое, только ведь солдаты кострами не брезгуют, а где костер, там и дрова надобны. А уж я колоть умею, вы обуться не успеете, а у меня уж поленница готова…

Майя не смогла сдержать улыбки. Джона Тейта схватили, а он нашел способ их предупредить и стал болтать как можно громче.

– Молчать! – оборвал другой голос.

Аргус зарычал.

Майя попыталась схватить его за ошейник, но Аргус юркнул в густые заросли папоротника и бросился к хозяину.

– Собака! – закричал кто-то.

Кишон вполголоса выругался.

За спиной хрустнула ветка. Выхватив кинжал, кишон развернулся, но тут что-то просвистело в воздухе и ударило его в голову. Кишон упал и остался лежать. Майя бросилась на колени рядом с ним и перевернула бесчувственное тело. Она боялась увидеть стрелу, но стрелы не было. Кишон лежал неподвижно.

Снова раздался свист. Что-то ударило Майю в висок.

В глазах у нее потемнело, и девушка без крика упала в папоротник рядом с кишоном.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Дагомейский Проглот

Майю разбудила пульсирующая боль в виске. Еще прежде, чем ей удалось открыть глаза, девушка ощутила сильную качку, которая не позволяла понять, где верх, а где низ. Руки Майи были туго стянуты в запястьях, локти притянуты к телу, щиколотки связаны. Майя рванулась было из пут, но тотчас же взяла себя в руки и совладала с охватившей ее паникой.

Ее ложе раскачивалось из стороны в сторону. Недоумение Майи длилось недолго: она поняла, что ее несут на импровизированных носилках, сделанных из двух длинных палок или шестов с натянутым между ними одеялом. Один носильщик шел впереди, другой сзади. Майя моргнула. Небо успело побледнеть, лес наполнился фиолетовыми тенями. Процессия вилась между деревьев, а вокруг нее шелестели Бесчисленные. Они были повсюду.

Майя заставила себя успокоиться и сосредоточиться. Она не беспомощна: у нее есть магия. Сейчас она призовет…

Тут Майя поняла, что кистреля у нее больше нет.

Так вот почему Бесчисленные так льнут к ней – у нее нет больше защиты против них! Их привлекает беспомощность жертвы. Бесчисленные вились в сумерках вокруг, и она слышала их мысли: они ждали темноты, они готовились напасть, насладиться ее страхом, проникнуть ей под кожу, лишить ее воли и заменить ее своей собственной. С каждым ударом молота в груди ужас подступал к горлу, и Майя, не выдержав, отчаянно забилась в путах.

– А, очнулась, – проворчал один из солдат.

– Ты, девка, лучше молчи, – посоветовал другой. – Будешь болтать, так у нас кляп есть. Сам велел.

Майя изогнулась, пытаясь пересчитать солдат. Ей удалось увидеть дюжину или чуть больше, все – в мундирах Дагомеи. За носилками, спотыкаясь, брели кишон и Джон Тейт. Руки им сковали, а к оковам привязали веревку. У кишона половина лица была залита кровью. Заплывший глаз испытующе уставился на Майю, но кишон не произнес ни слова. Лицо его было бесстрастно, словно вырезанное из камня. Майя поняла: он планирует побег.

Джон Тейт шел, уныло понурив голову. Оружия у него не было. Как ни странно, пса солдаты пощадили, и Аргус трусил рядом с хозяином, поджав хвост. Пасть собаки была перевязана ремешком. При виде целого и невредимого Аргуса Майя облегченно вздохнула, однако тут же напомнила себе: пусть ее друзья живы, будущее их может быть ужасным.

Бесчисленные ликовали, упиваясь ее поражением и беззащитностью.

– Вы нашли ее? – спросил голос откуда-то спереди. Майя вывернула шею, пытаясь разглядеть говорившего, но у нее ничего не вышло. Качка прекратилась.

– Так точно, капитан. Охота увенчалась успехом. Мы ее загнали.

– Значит, мы опередили Корриво. Она жива?

– Так точно, капитан. Все как приказал его величество. Она потрепана, но невредима. А с предателями что делать? – сплюнул солдат.

– В петлю. На заре. Они нам дозор перерезали, забыл? Уведите. Не кормить. Охранять как зеницу ока. За попытку побега – убить на месте. Медальон у вас?

– Вот он, капитан.

Зашуршала цепочка, и кистрель лег в руку капитану. Бесчисленные возликовали, кольцо их сжалось, рыла с фырканьем тыкались в грубую ткань носилок. У Майи похолодело в животе.

– Поставьте ее.

Носилки опустились на землю. Один из носильщиков рассек кинжалом веревку, которая связывала ее щиколотки. Двое солдат поставили Майю на ноги. Она пошатнулась. Кто-то придержал ее, не дав упасть. У капитана в руках был факел, и в свете огня Майя разглядела светлую бородку и кривые зубы. Капитан поднял факел повыше и с нескрываемой неприязнью впился глазами в Майю. Свисавшая из кулака цепочка кистреля ярко блестела, отражая пламя.

– Ее правда хочет видеть сам король? – с любопытством спросил кто-то из солдат.

– Да, – самодовольно подтвердил капитан. – С ним Финт Кольер. Кольер ее уже видел раньше, и король хочет, чтобы он подтвердил ее личность. По описанию сходится.

Сузив глаза, он рассматривал Майю от макушки до щиколоток.

– Темно-красное платье. Темные волосы. Красотка. Вот только глаза не светятся.

Он хищно улыбнулся.

– По-моему, это она. Иди за мной, девка, тебя хочет видеть сам король.

С ними отправился отряд из десяти солдат. Майя слышала, как они топают у нее за спиной. Ее внимание было приковано к цепочке, свисавшей из кулака командира. Руки и ноги у нее болели и дрожали, в голове стучала кровь. Оглянувшись, Майя увидела, что Джона Тейта, кишона и Аргуса уводят в противоположном направлении. Больно было сознавать, что они идут на смерть. Правда, Майя намеревалась умолять короля пощадить их, но разве король станет ее слушать?

Лагерь был наводнен Бесчисленными. Они дымом вились над многочисленными кострами, на которых солдаты готовили себе еду. Лагерь готовился ко сну – вокруг костров виднелись пятна остывшего жира, слышался звон кружек, пахло вином. Всюду – на земле, на одежде – лежала грязь. От вони Майя сморщила нос. Когда она проходила мимо, солдаты таращились на нее с неприкрытым интересом, кое-кто тыкал друг друга в бок и показывал на нее пальцем. От страха Майю мутило, но она гордо вздернула подбородок. Надо как-нибудь вернуть кистрель, а уж с ним она ударит в полную силу и прогонит солдат. Увы, без кистреля Майя была бессильна.

Посреди лагеря раскинулись высокие шатры. Собраны до конца были еще не все, но главный – королевский – шатер уже стоял, и на торчащем из центра крыши шесте развевалось знамя. У входа стояли стражники, а за их спинами Майя разглядела освещенное фонарями убранство шатра. Воздух был тяжел и жарок, по щеке девушки скользнула капля пота. Призвав на помощь всю свою отвагу, Майя приготовилась встретиться с человеком, которому она еще ребенком была обещана в жены.

Капитан показал стражникам у входа кистрель. Майя отвернулась, чтобы не видеть свой медальон в чужой руке, и взгляд ее упал на лошадей у коновязи. Был среди них и соловый жеребец Финта Кольера. Мысль о встрече в таких обстоятельствах пугала Майю, но, возможно, Кольер поможет ей сбежать? При воспоминании о танце она вновь ощутила легкое головокружение. Джон Гейт говорил, что Кольеру нельзя доверять, но Майя втайне надеялась на то, что охотник ошибся. В беседе с королем придется следить за каждым своим словом. Не хочет же она выдать Кольера.

Стражники развели в стороны полотнища занавеса. Первым, пригнувшись, чтобы не задеть головой складки ткани, вошел капитан. Обернувшись, он втащил следом Майю, мимо установленных у входа шестов. К удивлению Майи, шесты эти оказались не чем иным, как яр-камнями с зажатыми в зубах фонарями. От камней исходила сила. В шатре Давящее чувство присутствия Бесчисленных поблекло.

Пол был устлан медвежьими шкурами. Посреди комнаты стояла небольшая жаровня с потрескивающими углями. По Центру крыши имелось отверстие для выхода дыма. Ткань стен была светлого цвета с пурпурной отделкой и узором из странных цветов и рун.

В шатре были люди, но первым Майя заметила Финта Кольера. Судя по всему, казнь за измену ему не грозила. Человек, с которым он стоял рядом, имел с ним несомненное фамильное сходство – оба они были почти равного роста (Финт немного превосходил короля), красивые, темноволосые, широкоплечие. Вот только король выглядел немного моложе, одет был ярче и не скупился на украшения для собственной персоны, от серьги в правом ухе до колец на пальцах и усыпанной самоцветами шпаги на боку. Пояс, и тот был богато расшит драгоценными камнями.

Майя почтительно опустилась на одно колено и поклонилась. В животе у нее засосало. Ее мучили противоречивые чувства. Она знала, как следует вести себя при дворе в Дагомее, и гадала, сколько еще сможет умалчивать о своем истинном происхождении, не опускаясь при этом до прямой лжи.

– Мой господин, – сказал стражник, – по вашему приказу пленница доставлена. С ней были двое убийц. Они приговорены к смерти и ждут лишь вашего приказа. Мы и дерево подходящее нашли.

– Благодарю, капитан.

Даже голос короля удивительным образом походил на голос Кольера. Даже в этом они были схожи.

– По вашему приказу мы первым делом сняли с нее вот это.

Зашуршала цепочка. Подняв глаза, Майя увидела кожаную перчатку, на которой покачивался кистрель. Будь ее руки свободны, сумей она избавиться от веревок, она могла бы в отчаянном прыжке схватить амулет. Витые края кистреля пели, взывали к ней. Эта магия принадлежала ей. Иной надежды на побег у Майи не было.

Король шагнул вперед. Он смотрел на кистрель с опаской, словно на ядовитую змею. Осторожно, едва касаясь его затянутой в перчатку рукой, король принял кистрель у капитана, отошел к небольшому складному столику и убрал амулет в шкатулку. Кистрель ярко блестел в свете светильников. От желания обладать им у Майи заныло сердце. Девушка заставила себя опустить глаза.

– Оставьте нас, – приказал король.

– Мой господин? – опасливо спросил капитан, нервно дернув остроконечной бородкой.

– Капитан, пленница надежно связана, а если она задумает какую-нибудь глупость, со мной ведь мой кольер. Вы свободны.

– Как прикажете, ваше величество, – поклонился капитан и вышел, уводя за собой солдат. Сгущались вечерние сумерки, но в шатре было светло. Здесь не чувствовалась лагерная вонь, а на краешке жаровни, как подметила Майя, курились палочки с благовониями. Король и Финт уставились на Майю. Она ждала, стараясь не замечать боли в колене.

– Что ж, ваше величество, – хмыкнул король, – я вас оставлю, чтобы не мешать вам говорить.

Забыв о сдержанности, Майя недоуменно вскинула глаза. Король погладил подбородок, подмигнул Финту Кольеру, шагнул к противоположной стене шатра, отодвинул неприметное полотнище и вышел.

Майя не верила своим глазам.

Кольер несколько смущенно почесал уголок глаза, подошел к Майе и помог ей встать.

– Вы?.. – дрожащим шепотом произнесла Майя и потрясенно умолкла.

– О, я могу быть кем пожелаю, – ответил Кольер. – У короля множество привилегий, и это лишь одна из них. Для тебя я Финт Кольер. Для многих других – дагомейский Проглот, хотя, должен заметить, мне это прозвище не по вкусу. Люди сами решают, во что им верить.

Достав из ножен охотничий кинжал, он зашел Майе за спину. Не успела она испугаться, как веревки, притягивавшие ее руки к телу, были перерезаны и упали на пол. И хотя запястья по-прежнему были связаны, в душе у Майи вспыхнула надежда.

– Добро пожаловать в Дагомею, принцесса Марсиана, – произнес король, коснувшись локона у ее шеи. – Или, как мне сообщили, вы предпочитаете, когда вас называют Майей?

Непрошеная интимность его прикосновения заставила Майю вздрогнуть и резко увернуться.

– Вы меня обманули.

– Приятно это слышать, – гордо улыбнулся он.

– И вы все это время знали, кто я такая? – возмутилась Майя.

– О вашей красоте слагают песни, моя госпожа. Ее не скрыть ни синяками, ни царапинами, ни грязью. И потом, будьте же справедливы – я пытался сказать вам правду.

– Когда? – спросила Майя, лихорадочно припоминая их встречу.

– Я положил вам в седельную суму цветок. Дагомейскую лилию. Это символ правящего дома. Я хотел, чтобы вы знали, что я знаю, кто вы такая, и дал вам небольшую подсказку. Вас тщательно охраняли, и свободно говорить я не мог, не то кишон перерезал бы горло – не мне, так вам.

– Он должен защищать…

– Он убийца, ему за это платят.

Король неторопливо подошел к стоящему на столе подносу, взял с него несколько соленых орешков и бросил в рот.

– По всей вероятности, ваш отец платит ему за то, чтобы вы не попали ко мне в руки. Как неделикатно! А ведь я, как-никак, ему почти зять.

Майя смотрела потрясенно.

– Да, я обманул вас самым беспардонным образом, – насмешливо поклонился Кольер. – Но ведь вам понравилось, не так ли? Мне, например, понравилось, и очень. Никогда не забуду того танца в Бриеке. Все было так невинно и так коварно. Вы не знали, кто я, а я делал вид, будто не знаю, кто вы.

На губах его заиграла самодовольная усмешка. Майе очень хотелось дать ему пощечину.

– Мне редко удается так поразвлечься, – он доел орешки и аккуратно отряхнул руки. – Итак, что дальше? Теперь вы у меня в руках, моя госпожа. Я не собираюсь требовать за вас выкуп, о нет. И казнить я вас не стану, и дохту-мондарцам этого тоже не позволю. Нынче же вечером я отпущу вас на все четыре стороны – ступайте куда хотите, плетите свои интриги, делайте то, зачем посланы. Я же хочу от вас лишь одного – всего одного, моя госпожа. Я хочу заключить с вами брак. Прямо сейчас.

– Да вы с ума сошли, – задохнулась Майя.

– О нет. Я хитер, умен, коварен – а многие дамы считают, что еще и красив, – но отнюдь не безумен. Скажем так, – продолжал он, садясь на край небольшого грубо сработанного столика, – я стремлюсь исполнить клятву, данную нашими отцами, когда мы были детьми, и заключить союз по законам ордена Дохту-Мондар, ибо ни вы, ни я не являемся мастонами.

Он торжествующе улыбнулся.

– Брак с вами даст мне законное право захватить ваше королевство и объявить его своим от вашего имени, свергнуть вашего бестолкового, безжалостного и даже, вполне вероятно, безумного отца и объединить Коморос и Дагомею. На этом я, конечно, не остановлюсь: объединенными силами мы захватим и другие королевства, а затем вторгнемся в земли нессийцев, – он задумчиво потер подбородок и подмигнул Майе. – К Духову дню, пожалуй, управимся. Что думаете?

Майя смотрела на него, не в силах произнести ни слова, и лишь моргала, пытаясь собраться с мыслями. Неужели он говорит серьезно? Или он попросту играет с ней? Как будто мало ей было лжи и обмана!

– Что-то вы примолкли, – вздохнул король, покачивая головой. – Чудеса, да и только. Должно быть, вы предпочитаете более тонкую игру. Ну, а я редко что принимаю всерьез. Впрочем, сейчас, леди Марсиана, я серьезен как никогда, – он шагнул к ней, и она попятилась. – Мой тон может показаться вам легкомысленным, однако я совершенно серьезен. Если вы желаете сохранить жизнь своему отцу, мы можем заключить его в башню Пент – пусть доживает там свои дни. Вас ведь он в эту башню отправил, и надолго.