Текст книги "Изгнанница Муирвуда"

Автор книги: Джефф Уилер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Буря в горах

Распахнув тяжелый деревянный сундук, Джон Тейт принялся торопливо выбрасывать из него одежду. Пес принюхивался, фыркал, яростно хлестал хвостом и тихо рычал.

– Бери самый длинный налучник! – скомандовал Джон кишону, указав на вбитые в стену колышки, на которых висело снаряжение. – И колчанов пару штук. Так, вот вам добрый плащ, – он сунул Майе шерстяную ткань и снова зарылся в сундук. – Шарф, перчатки… Знали бы вы, сколько народу поотмораживало себе пальцы в этих горах! Знавал я одного типа, так он в метель почесал себе ухо, а мочка хруп, и отвалилась. Клянусь Чишу, не шучу! Ну-ка, ну-ка…

Он порылся в сундуке и вытащил длинное шерстяное платье темно-вишневого цвета. Фыркнул:

– Может, даже по размеру будет. Надевайте. Времени мало.

Майя окинула взглядом тесную каменную хижину. Здесь едва хватало места для них троих. Вместо кровати у стены валялась груда медвежьих шкур.

Стыдясь раздеваться при мужчинах, Майя отвернулась и принялась возиться со шнуровкой платья, однако охотник остановил ее:

– Поверх надевайте! В горах чем больше одежды, тем лучше. Выглянет солнышко – тогда снимете. И два плаща надевайте. Эх, вам бы еще по два башмака на каждую ногу… Ну, теперь живо!

Кишон снял со стены налучник и два колчана. Джон Тейт окинул комнату хмурым взглядом.

– Фляги с водой у вас есть. Всю еду с подноса – в мешок, вон там возьмите. В бочонке сыр, тоже забирайте.

Охотник шагнул к стене, сгреб еще два метательных топорика, длинный нож и пращу с мешочком камушков. Надел кожаные охотничьи браслеты и перчатку для стрельбы из лука. Невзирая на немалый вес и общую грузность, двигался он на удивление проворно.

Аргус поднял уши и издал низкий рык. Пес смотрел на дверь.

– Либо медведь, либо гости пожаловали, – проворчал Джон Тейт. Кишон выхватил из ножен кинжал.

– Если хочешь нож покрепче, выбери там, – предложил охотник, кивнув на висящий на стене арсенал, а сам стал запихивать в заплечный мешок медвежью шкуру. За шкурой последовала веревка, небольшая железная сковорода, мешочек с трутом и еще несколько странных вещиц, предназначения которых Майя не знала.

Пес зарычал громче.

Майя затянула пояс поверх платья. Джон Тейт приказал:

– Чшшш! Туши свечу!

Кишон двумя пальцами сжал фитиль, и беглецов окутала темнота. Какое-то время кончик фитиля еще светился, красный, словно глаз яр-камня, а потом погас и он. Тяжелые башмаки охотника приглушенно простучали по утоптанному земляному полу – Джон подошел к двери и на волосок приоткрыл ее.

Лунный свет выхватил из темноты его лицо. Джон смотрел в черноту между деревьями и терпеливо ждал, стоя неподвижно, прислушиваясь к свисту рвущегося в щель ветра.

Что-то тяжелое ударило в дверь, и та отлетела в сторону. Охотник успел отпрыгнуть, и вовремя, потому что в домишко влетел человек. Судя по мечу и по тому, что осталось от куртки, это был солдат. Он упал на землю. Кишон молниеносно наклонился и беззвучно ударил солдата ножом. Тот содрогнулся и замер.

Держа наготове топор, Джон Тейт шагнул в дверной проем, замахнулся и метнул свое оружие. Кувыркаясь, топор полетел вперед и ударил в грудь второго солдата. Солдат упал. Аргус зарычал и бросился к деревьям, где обнаружился еще один солдат; прыгнув, пес сбил его с ног.

Вслед за Джоном из хижины выскочил кишон, и в следующее мгновение его нож уже летел в нападавшего.

Джон Тейт бросился к убитому, наступил ему на руку и вырвал из груди топор. Майя побледнела, однако тотчас же взяла себя в руки и, подобрав край плаща, побежала за защитниками.

– Сюда, – шепотом велел охотник. Мимо него пролетела стрела и угодила не то в валун, не то в стену очередной каменной хижины.

– Аргус, взять! – приказал Джон Тейт, прыгнул к Майе, схватил ее за руку и потащил в лесную черноту. Пес с кровожадным рычанием бросился вперед. За лаем и рыком в лесу раздался крик боли.

В тени поджидали их еще два солдата.

– Оба твои, – бросил охотник кишону и потащил Майю куда-то вбок. Кишон понял все с полуслова, выхватил два клинка и бросился на врагов. На бегу Майя услышала, как кто-то прерывисто ахнул и застонал от боли, но потом едва не подвернула ногу, споткнувшись о камень, и с трудом устояла. Пригибаясь, они с Джоном бежали сквозь лес, забирая вправо, на бормотанье ручья. Сейчас темнота была им другом.

В ночи раздался пронзительный вопль, и через мгновение откуда-то выскочил тяжело дышащий Аргус.

– Теперь у них на одного охотника меньше, – угрюмо усмехнулся Джон Тейт. – Ну да у них наверняка еще есть, нам на беду. Как говорится, запас карман не тянет. А Аргус – он медведя может завалить. Думаете, шучу? А вот увидите, коли повстречается.

Они выбежали на берег небольшого ручья. Джон Тейт показал Майе цепочку округлых камушков, выступавших из воды, и велел переходить. Налетел ветер, раскачал сосны, завыл пронзительно, запуская под одежду ледяные щупальца. Кишон одним прыжком перемахнул ручей и побежал рядом.

– Пришлось снять еще двоих – они видели, куда мы побежали.

Охотник фыркнул:

– В этих горах уйма троп. Пойдем по этой, – показал он куда-то в сторону, – и нас сцапают у озера. А вот в горах я знаю одну пещеру, где можно отсидеться. Потом спустимся в Рок-Адамор, городишко такой. Стоит на перекрестке всех дорог этой Сотни. Если доберемся туда первыми, им ни за что не взять след.

– Далеко? – спросил кишон, в поисках преследователей всматриваясь в черноту за спиной.

– Если поспешим, к рассвету доберемся. К тому же там можно разжиться еще кое-какой провизией. И таверна есть, называется…

Небо прорезала внезапная яркая молния. Беглецы на мгновение ослепли.

– И ведь ни облачка, клянусь Чишу! – удивленно прищурился Джон Тейт и уставился в залитое призрачным звездным светом небо. Черноту над долиной прорезала еще одна молния. В лицо беглецам ударил ветер, который с каждой минутой становился все сильнее.

Кистрель обжег кожу на груди. Майя поняла, что буря это непростая и вызвана она с помощью Истока. В груди у нее похолодело. Молния ударила в дерево у них за спиной. Дерево вспыхнуло. Аргус взвыл и зашелся лаем.

– Тихо ты! – бросил Джон Тейт, хватая пса за загривок. По сосне заплясали языки пламени; вспыхнули ветки. Под порывами ветра языки пламени взлетали все выше и разбрасывали искры, грозя поджечь весь лес.

– Леди Марсиана! – крикнул из темноты повелительный голос. Майя узнала его: это он говорил с ней в мыслях у яр-камня, когда она призывала воду. – Немедленно сдавайтесь, иначе я сожгу эту деревню. Я гнался за вами слишком долго, и мое терпение на исходе. Если вы уйдете, все эти люди умрут.

Это был Корриво.

Ветер был так силен, что Майе приходилось сжимать в кулаке собранные на горле края чужого плаща, который так и норовил сорваться с ее плеч и улететь в ручей. Вокруг что-то шипело и стонало, вились невидимые тени. Страх в душе Майи боролся с яростью.

Вновь ударила молния, и новое дерево оделось языками пламени.

– Мне надоело ждать! – крикнул из темноты Корриво.

Майя посмотрела в глаза кишону. Он едва заметно качнул головой: нет. У Майи заныло в груди. Разве могла она бросить бедных сельчан на гибель? Разве заслужили они такой судьбы? Ведь они были так добры к ней. Майя знала: Корриво выполнит свое обещание, и от этого сердце у нее рвалось на части. Неужели она купит себе жизнь ценой чужих жизней?

Она обернулась к деревне. Она даст бой.

– Не надо, – сказал Джон Тейт, хватая ее за руку. – Я по голосу слышу: он так и так их убьет. Надо бежать в горы, моя госпожа.

– Я могу его остановить, – ответила Майя, стараясь совладать со страхом. Воздух вокруг начал густеть, наливаясь силой Истока.

Она повернулась к пылающим деревьям и воззвала к силе кистреля. Сжав зубы, она отпустила на волю свои чувства и излила в медальон все самое темное, что таилось у нее в душе, – ярость, унижение, отчаяние, страх.

Покорный ее зову и силе ветер тотчас же сменил направление.

– Не делай этого, леди Майя! – воскликнул Джон Тейт. – Ты наведешь его на нас!

Внутри у нее поднималась сила, могучая, как приливная волна. Майя поняла, что она может все. Голова закружилась, в ней родилось знакомое покалывающее ощущение, от которого всегда хотелось смеяться.

– Отойдите, – отрывисто бросила Майя.

Ветры схлестнулись. Под бременем творимой магии у Майи задрожали ноги. Рядом ударила молния, разлетелся на черные осколки валун. Но на сей раз молния не смогла ее ослепить. Майя всей душой рванулась вперед, посылая во врага удар энергии. Висящий на шее кистрель жарко пылал, и через него Майя чувствовала присутствие врага, видела, что он стоит совсем близко, на одинокой скале у озера. Глаза его светились серебром – совсем как у нее самой.

«Я тебя нашел».

Она чувствовала, как он торжествует. Его мысли давили, вламывались в ее сознание, словно окованный железом таран. Майе захотелось сдаться, но она сумела задавить это желание. Она оттолкнула чужие мысли, ударила изо всех сил. Рядом с разумом Корриво возник еще один и сковал ее, словно кандалы. И еще один. Против нее вышли сразу трое дохту-мондарцев.

«Я ее держу. Убейте ее немедленно, о протекторы!»

«Нет!» – закричала Майя и забилась в сотканной ими тюрьме. Плечи налились болью, будто она несла на себе немыслимую тяжесть. Сила швырнула ее на колени.

– Они нас увидели! – закричал Джон Тейт. От горящего леса к ним бежали солдаты с мечами наголо.

Майя застонала от непомерного усилия, и вдруг перед солдатами ударила в землю молния. Солдаты кинулись в разные стороны, но не все – несколько человек упали наземь, и лица их были черны, как головешки.

«Ты мне покоришься! – закричал у нее в голове голос Корриво. – Покорись мне!»

«Ни за что», – ответила Майя, но сопротивление отнимало так много сил! У нее потемнело в глазах, она почувствовала, как вены на лице наливаются кровью, лопаются, как кровь стекает по щекам. Чужая сила опустилась на нее камнем и давила, покуда Майя не упала наземь лицом. Она больше не могла противостоять врагам. Их объединенная воля многократно превосходила ее силы.

«Попалась! Попалась!» – уловила она ликующую мысль Корриво.

В воздухе свистнул топор и ударил в грудь бегущего солдата. Страшно завыл Аргус.

Чья-то рука ударила Майю в спину, и девушка упала в грязь. Откуда-то донесся едва слышный звон, тонкий, но явственно слышимый даже сквозь шум сражения.

«Нет! Нет!» – в отчаянии закричал Корриво, когда сознание покинуло ее и Майя стала свободна от его пут, из последних сил возблагодарив за это судьбу.

Сильные руки подняли ее с земли. Больше она ничего не помнила.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Леди Деорвин

Чем ближе становилась башня Пента, тем труднее было сидеть смирно, не разглаживая поминутно складки платья. Колеса кареты постукивали по гладко вымощенной улице, и, хотя уличная суета замедляла продвижение, конный эскорт в мундирах Комороса упорно расчищал ей дорогу. Почти четыре года прошло с тех пор, как Майя в последний раз видела этот замок, была дома. Сердце ее пело от радости. Живя в Бриджстоу, она выучила язык Прай-Ри, и теперь ей не терпелось продемонстрировать свое новое умение отцу. Ей исполнилось почти тринадцать, и за время отлучки она выросла и повзрослела. Теперь она знала, как работает Тайный совет, умела оценить по достоинству мудрую подсказку и почтительно выслушать наставление опытного царедворца. Порой ее решения бывали противоречивы, но ни одного из них отец не отменил. Майя втайне надеялась, что он гордится ее успехами.

Разлука с матерью далась ей тяжело. Поскольку писать женщинам не дозволялось, Майя получала от матушки лишь устные послания либо письма, которые та диктовала писцам. Майе читали эти письма вслух. Сообщения, распоряжения и предписания от отца приходили постоянно. На людях Майе приходилось притворяться неграмотной, однако в сундучке у себя она хранила несколько посланий, и, оставшись одна, находила в них утешение, перечитывая написанное и водя пальцем по выведенным чернилами буквам.

Когда солнце коснулось главной башни, карета прогрохотала по широкому подъемному мосту и остановилась так внезапно, что Майя едва не покатилась кубарем с сиденья. Во дворе, в гуще спешивающихся рыцарей-мастонов, которые сопровождали карету, Майя разглядела черную рясу и взъерошенные волосы канцлера Валравена. Поверх рясы канцлер надел коричневый меховой плащ, усыпанный драгоценными камнями, и церемониальную накидку, говорившую о его высоком положении. Майя помахала ему из кареты. Канцлер улыбнулся. Лакей из числа зевак поспешно поднес ей скамеечку и помог сойти на землю.

– Превайли, приа хоспиа, черу Марсиана, – приветствовал ее канцлер и глубоко поклонился.

– Превайли, канцлер, – ответила Майя, присев в низком реверансе. – Вы боитесь, что я забыла родную речь? Я не забыла.

Канцлер окинул ее сияющим от гордости взглядом.

– Как вы выросли! Вам впору танцевать у майского дерева!

От радости, наполнявшей его взгляд, Майя смущенно покраснела.

– Вы уже почти взрослая. Я получал донесения обо всем, что происходило во время вашего визита в Прай-Ри, и должен заметить, что ваши решения делают вам честь. Ваш благородный отец гордится вами, это несомненно. Он послал меня встретить вас и препроводить к нему в покои.

– Спасибо, канцлер, – сказала Майя. – Я скучала по вам.

Он улыбнулся и предложил ей руку. Майя расправила платье, оперлась о локоть канцлера и пошла через двор. Из темных конюшен выскакивали конюхи, подхватывали поводья, распрягали лошадей. Майя кивнула им и улыбнулась, заметив неприкрытое удивление на их лицах. Она еще в Прай-Ри поняла, что благодарность лишней не бывает, и даже самый последний слуга, если отметить его заслуги по достоинству, преисполнится к хозяйке искреннего уважения и будет служить не за страх, а за совесть.

Они вошли в главную башню. Глаза Майи не сразу привыкли к темноте, но у входа стояли, освещая путь, несколько яр-камней. Внимание Майи привлекли их лица – древние, выщербленные, полустертые, они все так же улыбались входящему. Виды и звуки Комороса утишили мучавшее ее чувство голода, и ей до боли в руках хотелось трогать все вокруг, от дверных косяков до деревянных панелей на стенах. Дворец был прекрасен и устроен с глубочайшим вкусом, ибо отец ее был человек утонченный и не терпел неряшества и неопрятности. Усилием воли Майя заставила себя успокоиться.

– Ваше возвращение пришлось на нелегкие времена, леди Майя, – тихо, чтобы никто не подслушал, шепнул ей канцлер. – Впрочем, вскоре вы и сами все узнаете. Я только не хотел, чтобы для вас это стало сюрпризом.

– Что случилось? – спросила Майя, и сердце ее пустилось вскачь. В письмах, которые писал отец, повелевая ей вернуться, не было ничего тревожного!

– Это случилось не враз, моя госпожа, а шло понемногу, постепенно. Так уж устроен мир: если люди недовольны друг другом, неприязнь между ними растет, словно плесень на сыре. Нынче все зашло уже далеко, и, боюсь, вы будете неприятно удивлены тем, что увидите. Покуда вы были в Бриджстоу, ваши родители несколько… охладели друг к другу.

– Как же это, канцлер?

– К их ссорам все давно уже привыкли, однако поначалу присутствовавшие бывали шокированы. Особенно когда размолвка произошла прямо в главном зале, у всех на глазах. Я уговаривал их избегать ссор в людных местах, и они прислушивались к моему совету, но… Дитя мое, брак ваших родителей рушится на глазах.

Майя встала как вкопанная и посмотрела канцлеру в лицо неверящим взглядом. Ее мутило.

– Не может быть, – хрипло прошептала она.

Канцлер участливо похлопал ее по руке и повел дальше. Майя поняла, что ее удивление не осталось незамеченным. Прочитав во взглядах окружающих сочувствие, она поняла, что все знали: дома ее ждет беда.

– Идемте, леди Майя. Не стоит мешкать.

Неимоверным усилием она совладала с собой и заставила себя идти. Шорох юбок отвлекал ее, мешал думать. Внутри у нее все бурлило, словно крутой кипяток в котелке над огнем.

– Но ведь их брак был заключен под нерушимым обетом, – прошептала Майя сквозь сжатые зубы.

– Мне знаком этот мастонский обычай, – кивнул канцлер. – Но обет лишь усугубил ситуацию. Ваши родители стали отвратительны друг другу. Мать еще пытается что-то исправить, но ваш отец непоколебим. Он упрекает ее на людях, а язык у него ядовитый, о да. Укрепите свое сердце, дитя мое. Приготовьтесь к встрече. Прежде вы, помнится, не любили слез – не переменили ли вы свое отношение? Ваш отец всегда гордился тем, что вы, в отличие от других детей, не плачете.

Майя сжала свободную руку в кулак и ощутила, как в душе поднимается темная волна.

– Я никогда не плачу на людях, канцлер. Слезы – признак слабости. Что меня ожидает?

– Я и так сказал больше, чем следовало бы. Но я не мог не предупредить вас заранее. Ваш отец часто гневается. Я знаю, что вы любите его. И догадываюсь, что вы будете его бояться. Будьте тверды, леди Майя. Укрепите свое сердце.

– Благодарю за предупреждение, канцлер, – ответила Майя, с трудом проталкивая в горло слова. Рука об руку канцлер с принцессой пошли вверх по лестнице. Еще минуту назад Майя непременно захотела бы провести рукой по холодным выступам каменных стен, но теперь лишь сжала покрепче зубы, прогоняя тошноту, которая высасывала из нее все силы. В горле у нее пересохло, однако она поднималась легко, как будто каждый шаг не требовал от нее напряжения всех сил. На вершине лестницы их встретили покои, выстеленные ароматным тростником. С хрустом ступая по тростнику, вдыхая сладкий запах, канцлер с принцессой пошли к королевским покоям.

В холле они увидели женщину, которая шла им навстречу. Приблизившись, женщина вскинула голову и посмотрела на гостей. Майя узнала ее – это была леди Деорвин из Честерской Сотни. У леди были длинные золотые волосы, глаза, голубизной соперничающие с ясным небом, и очаровательная улыбка. Майя все еще уступала ей в росте, однако помнила: леди Деорвин принадлежала к числу матушкиных фрейлин. У нее были две дочери, ровесницы Майи. Их звали Мюрэ и Иолесия. Майя по праву гордилась отличной памятью и помнила дочерей леди совершенно точно, но их рядом с ней не было. Только маленький мальчик, застенчиво выглядывавший из-за материнских юбок.

– Добро пожаловать в Коморос, леди Марсиана, – сладким голосом приветствовала ее леди Деорвин. Глаза ее блеснули, но Майя, не имея опыта в подобных делах, не смогла разобрать мелькнувшего в них странного выражения. А между тем под маской подобострастной улыбки таилась ненависть. Убрав с плеча золотую прядь, леди подошла ближе и сверху вниз посмотрела на Майю.

– А вы подросли, если мне не врут глаза. Конечно, мои девочки выше вас, но вы вполне хорошенькая. Мне всегда нравились ваши глаза, Марсиана. Честерская Сотня лежит на морском побережье, и мне всегда казалось, будто в ваших глазах играют волны. Как я вам завидую.

Она протянула руку, взяла Майю за подбородок и повертела ее лицо туда-сюда. Ее фамильярность была унизительна, и Майе захотелось сбросить чужую руку, однако во взгляде леди Деорвин она прочла явственную угрозу.

– Спасибо, леди Деорвин, – сказала Майя.

– Мама, прогони ее, – сказал мальчик. Он прятался в материнских юбках, но один взгляд ему в лицо – и Майя застыла, оледенев.

– Не бойся, Эдмон, – пожурила мальчика мать и потрепала ему волосы. – Это леди Марсиана, она вернулась из Прай-Ри. Наша Сотня тоже граничит с Прай-Ри. Правда, леди Марсиана красивая?

Мальчик недоверчиво, исподлобья уставился на Майю. При виде его личика горло у нее сжалось. Так мог бы выглядеть в детстве ее отец – та же форма носа, те же каштановые волосы с золотистым отливом… Даже глаза у него были отцовскими – точь-в-точь как у самой Майи.

– Сколько… сколько тебе лет, юный Эдмон? – спросила Майя, и голос ее дрогнул. Она сжала зубы: не плакать! говорить ровно!

Мальчик насупился и промолчал.

– Моему утеночку почти четыре, – сообщила леди Деорвин, играя с локонами сына. В глазах у нее был неприкрытый вызов, словно она хотела, чтобы Майя сама произнесла то, что было ясно без слов. Не дождавшись, леди нагнулась и легонько поцеловала сына в голову. – У Эдмона есть младший братик, – произнесла она так, словно нанесла удар кинжалом.

– Король ожидает свою дочь, – чопорно произнес канцлер Валравен. – Не будем заставлять его ждать.

Леди Деорвин сверкнула глазами:

– Разумеется. Я вовсе не хочу вас задерживать. Добро пожаловать домой, Марсиана.

Слова ее были невинны, дыхание – напоено ядом.

Канцлер Валравен провел Марсиану к двери королевских покоев. Могучую дубовую дверь украшали бесчисленные резные квадраты, которые кое-где накладывались друг на друга. То были символы мастонов. Майя позволила себе оглянуться, и сердце ее сжалось – мальчик и его мать сверлили ее безжалостными взглядами.

Отец ходил по комнате, сцепив руки за спиной. Майя всегда думала, что ее отец – самый красивый мужчина в мире. Он был строен, подтянут, тело его было телом охотника и спортсмена. О нем шла слава искусного мечника, дипломата и правителя. При виде дочери от уголков его глаз побежали тонкие морщинки и улыбка озарила лицо, но под скулами залегли тени, которых раньше там не было, а короткие – отец всегда стригся на южный манер – волосы тронула первая седина. Улыбаясь, он становился так хорош собой, что сердце Майи растаяло, и все же… все же она не могла не увидеть за его радостью горечь и страдание.

– Майя! – воскликнул отец и распахнул объятия.

Майе захотелось броситься к нему, повиснуть на шее, как в детстве. Пусть бы он подхватил ее, закружил, расцеловал, успокоил и поклялся, что все повергнувшее ее душу во мрак было лишь сном и этот сон никогда не вернется.

Отпустив руку канцлера, она подошла к отцу и сделала вежливый реверанс.

– Это еще что за глупости? – неожиданно сурово спросил отец. – Майя, ты дома! Я рад тебя видеть. Не будь такой чопорной, обними отца, ну же!

Подавив обуревавшие ее чувства, она шагнула к отцу и оказалась в его объятиях. От него пахло чем-то родным, не какой-нибудь корицей или сложными благовониями, а его кожей, его дыханием. Позабытые детские чувства захлестнули Майю, грозя нарушить ее с трудом обретенное самообладание. Она почти позабыла о материнском позоре, о маленьком Эдмоне с глазами ее отца – почти, но не совсем.

– Так-то лучше, – усмехнулся отец и от души обнял дочь, а потом отодвинул ее на расстояние вытянутой руки и с удовольствием оглядел. – Ты стала красавицей, Майя, хотя, конечно, для каждого отца его дочь – красавица. Погляди-ка, Валравен. Хороша!

– О да, ваше величество. И дело, которое вы поручили леди Майе, было выполнено удивительно успешно, особенно учитывая ее возраст. Вы можете доверить ей любое поручение. Она верна вашему величеству.

– Знаю, – ответил отец и, в точности как леди Деорвин, взял дочь за подбородок. Майя вздрогнула, но отстраниться не посмела. Отец смотрел с любовью, но что-то в его взгляде отдавало чувством вины и стыда.

– У тебя прекрасная портниха. И цвета тебе эти идут. Стиль мне нравится – даже после долгой дороги ты выглядишь аккуратно и пристойно. Это достойно уважения. А скажи-ка, Майя, сильно ли изменили тебя эти годы? В Прай-Ри умеют вскружить девушке голову. Но ты, похоже, вовсе не изменилась. Я вижу тебя такой, как прежде.

– Я ничуть не изменилась, отец, – смиренно ответила Майя. – А где матушка? Я полагала, что найду здесь вас обоих.

Она ударила по больному и задела отца за живое, но поняла это слишком поздно. Отец явственно вздрогнул.

– Ах да, конечно… я должен был тебе сказать.

Он зашагал по комнате, собираясь с мыслями, подбирая подходящие слова, как будто слова могли смягчить смысл сказанного.

– Твоя матушка здесь больше не живет.

Майя ощутила укол в груди.

– Понимаю, – сказала она и сглотнула.

Отец медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.

– Не будем ходить вокруг да около, – он повернулся и одарил Майю холодным взглядом сузившихся глаз. – Я отослал твою мать.

Майя содрогнулась, но промолчала. Щеки ее горели.

– Где же она теперь? – чуть слышно спросила девушка. Отец не расслышал ее слов; пришлось переспросить.

– Должно быть, где-то в Муирвуде, – небрежно бросил отец. – Захудалая Сотня, сплошные болота да топи. Все в руинах, никому не нужное, что-то отстраивают, но чрезвычайно медленно. Боюсь, аббатство уже не возродится. Но дело не в этом, Майя. Твоя мать изгнана. Я намерен расторгнуть брак с ней. – Он бросил на Майю острый взгляд: – И тебя я тоже должен теперь изгнать.

Сердце глухо застучало у нее в груди. Майя уставилась на отца как на незнакомца.

– Но почему? – спросила она, чудом не утратив голос. – Разве вы мною недовольны, отец?

Он замахал руками.

– Нет-нет! Ничего подобного! Ничего более далекого от истины и придумать невозможно. Ты моя любимая дочь и навсегда будешь моей дочерью. Ты мне дорога. Но ты не можешь наследовать мне. А я не могу передать власть над королевством в руки иноземца. Это волки, Майя, и они уже заприметили тебя. Знаешь, сколько женихов с радостью примут твою руку и мой трон в придачу? Нет! Я этого не допущу. Наше королевство – старейшее из всех. Наша знать – самая древняя, наши Семейства – самые сильные. Вот только я не молодею, а твоя мать так и не смогла выносить наследника, сколько бы обетов я ни приносил. Когда ты родилась, что-то в ней… сломалось. Я не могу оставить трон дочери. Если станет известно, что мне наследует женщина, нессийцы тотчас же вторгнутся в страну и захватят трон.

Он говорил все злее, лицо его было искажено яростью.

– Я не имею права выказывать слабость. Если трон Комороса унаследует женщина, к нашим границам тотчас же подступят враги. С этим согласен даже канцлер Валравен. Мне нужен сын. Он вырастет воином. Он защитит нас, когда я постарею.

Майя подумала о робком маленьком мальчике, который прятался за материнскими юбками.

Она услышала так много, что молчать больше не могла. Вновь обретя дар речи, она обрушилась на отца:

– Как вы могли, отец? Вы же мастон! Когда вы женились на матушке, вы дали нерушимый обет. Нерушимый! Вы не имели права изгнать матушку. Она благородного рода, у нее есть титул, есть права. Она принадлежит к правящему Семейству!

Лицо отца исказилось от ярости. Он резко шагнул к Майе.

– Не смей со мной так говорить! – выплюнул он. – Ты – моя дочь, так будь любезна молчать и повиноваться. Как ты смеешь швырять мне в лицо мои же собственные клятвы! Я знаю, что я делаю. Я должен сберечь королевство, и иного пути у меня нет. Ты – всего лишь ребенок. Откуда тебе знать о том, что такое брак?

– Пусть я юна, но вы все равно неправы, отец! И вы сами это знаете. Чем мы навлекли на себя вашу кару? Разве это справедливо? Муж может изгнать жену, если она совершит прелюбодеяние, но ведь это вы…

Взгляд его полыхнул такой яростью, что Майю окатило ужасом. Отец хлестко ударил ее по губам, не позволив продолжить. Майя пошатнулась.

– Молчать, я сказал! – страшным голосом загрохотал он. – Думай, что говоришь! Я не потерплю таких речей от собственного ребенка. Смирно стоять!

Он навис над дочерью. Майя ощутила боль в щеке и вкус крови на языке. Колени у нее дрожали так сильно, что ей показалось, будто она упадет, однако она устояла. Она подняла на отца сухие глаза и одарила его презрительным взглядом.

Глаза отца горели гневом. Он приставил палец к ее носу.

– Слушай меня внимательно, дочь. Я изгоняю тебя из своего дома. Ты мне больше не дочь. Я отринул мастонские клятвы и больше не ношу кольчужницу. Я говорю тебе об этом открыто, дабы между нами не было недоговоренности. Я больше не верю в милость Истока. Я знаю, Исток существует, но он жесток и коварен, – отец выставил руки, словно боясь возражений. – Однако больше об этом не узнает никто. Во имя блага королевства, во имя живущих в нем людей я буду притворяться, будто по-прежнему верен ордену. Я не стану преследовать мастонов и не перестану восстанавливать аббатства. Я сделаю все необходимое, дабы они были восстановлены и в них вновь свершались службы. Но ^с твоей матерью я остаться не могу. Я ненавижу ее – ты не знаешь всей меры моей ненависти и презрения к ней. Я не могу выносить даже ее вида. Потому я ее и отослал.

Майя встретила взгляд отца с неприкрытым вызовом.

– Что ж, хорошо! Тогда отошлите и меня вместе с матушкой, – потребовала она. – Раз уж я изгнана, я отправлюсь к ней, в Муирвуд.

Отец покачал головой.

– Нет, тебя я отпустить не могу. Можешь сколько угодно жечь меня взглядом – ты слишком ценная добыча для моих врагов. Если кто-либо попытается встать на защиту интересов твоей матери, я всего лишь отберу его земли в казну, а самого его лишу права наследования. Но тот, кто попытается похитить тебя и вертеть тобой, будет обвинен в измене. Ты останешься здесь, в Коморосе.

Взгляд отца был тверд и холоден.

– Твое изгнание начнется здесь, Майя. Я отсылаю тебя в башню Пент.

– Можно мне повидать матушку? – прошептала Майя, ибо говорить уже почти не могла.

– Позже. Возможно. Если ты будешь мне верна. Не тревожь меня больше, дитя, покуда я сам не призову тебя. Эй, канцлер, отведи ее в башню.