Текст книги "Стена"

Автор книги: Джефф Лонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Этот монолог предназначался не для того, чтобы убедить в чем-то товарища, а лишь для того, чтобы заставить ночь идти быстрее и как можно лучше настроиться на работу на стене.

Хью натянул штаны. Спальные мешки были уложены в мешки со снаряжением. Хью завернул свой трофей, нож прямо-таки из каменного века, в какую-то тряпку – не то носки, не то платок – и сунул туда же.

Было темно, как в погребе. Они подтащили своих «кабанов», набитых всякой всячиной, необходимой альпинистам на серьезной стене, и прицепили к подготовленной веревке. Хью посветил на стену деревьев, возвышавшуюся справа от них, наполовину готовый увидеть глаза Джошуа и лицо, измазанное пятнами автомобильной смазки. Но безумец так и не появился.

Нижний конец веревки неподвижно висел в воздухе. Канат скрывался в темноте, и могло показаться, что он волшебным образом вырос из самой ночи. Они надели свою страховочную сбрую – Льюис нахлобучил еще и шлем – и сбежали из леса и от его треволнений.

10

Когда Хью начал свой путь вверх по веревке, лес вроде бы зашевелился. Послышался звук, напоминающий дыхание великана. Поскрипывали деревья. Он слышал шум крыльев – очень больших крыльев. Где-то наверху в кроне сломался сучок. Хью представил себе сову, ворочающуюся на своем насесте.

Медленно кружась на веревке, Хью светил фонарем на верхушки деревьев. Вообще-то, хотя, если подумать, это, скорее всего, покажется нелепостью, следовало опасаться копья, или стрелы, или что там еще было в арсенале пещерных людей. Хью выключил свет и продолжил подъем.

Луна зашла, а солнце должно было появиться еще не скоро. Видно было лишь на несколько футов. Он словно поднимался в потусторонний мир.

В каком-то смысле, пусть переносном, они действительно вступали в потаенные глубины Земли. Эль-Кэп был плутоническим образованием, созданным из расплавленной магмы, поднявшейся из земных недр подобно колоссальной капле воды, падающей снизу вверх. Ледники прорезали долины и изваяли то, что теперь является крупнейшей на планете цельной каменной глыбой.

Хью лез в темноте, следя за звездами, пока мог выдерживать это состояние, пока им не овладело ощущение, что он безудержно рушится вниз. Тогда он щелкнул выключателем и вновь оказался в трубе из камня и пустоты, по центру которой проходила веревка. Свет фонаря погасил звезды.

Темнота пожирала свет сразу же у него под ногами. Ему казалось, что по пятам мчится погоня, но это был не Джошуа. Джошуа уже ушел в сказку. Они прорвались через лес людоеда и вышли за его границу. Теперь они уже не могли снова встретиться. Когда они окажутся на вершине, чудище будет сидеть в прочной клетке.

И все же Хью не мог избавиться от ощущения погони. Сейчас он находился вне пределов досягаемости Джошуа, наедине со стеной. Но темнота была не пуста.

Прекратив движение, он направил свет вниз между ногами. Тени от ног легли на камень, изобразив подобие триумфальной арки. Хью пришел в себя. Бояться было нечего, если не считать обычных трудностей, сопровождающих любое восхождение.

Рассвет начался, когда он находился на середине четвертой, последней из провешенных накануне веревок. Камень обрел цвет угасающего огня. Вместо того чтобы увеличить темп, Хью, напротив, снизил его. Пора было переходить на время стены. Отсюда и до самой вершины их движением будет руководить Эль-Кэп.

Когда он добрался до верхней страховки, Льюис все еще отдыхал на уступе. Его бакенбарды насквозь промокли от струек пота, стекавших из-под шлема, запах пота наконец-то перебил действие его давнишнего дезодоранта. Рюкзаки были привязаны один под другим, как огромные сардельки в связке.

– У тебя не слишком-то гордый вид, – заметил Хью.

Льюис ухмыльнулся и похлопал по одному из мешков. На протяжении двух часов он четыре раза втаскивал в общей сложности двести фунтов груза на высоту пятидесятиэтажного дома. По мере восхождения альпинисты будут есть и пить, и мешки будут становиться все легче и легче. К вершине груза останется всего несколько унций, и они будут двигаться, словно на крыльях.

Они вошли в зону граненых выступов, где длинные вертикальные блоки были сложены, как в кубистической скульптуре. Трещины, как правило, проходили по стыкам этих фигур. Когда одна трещина закрывалась, Хью просто переходил боком к следующему двугранному стыку.

Среди этих углов он чувствовал себя защищенным. Они избавили его от ощущения чужого взгляда. Полдня он работал на трещинах, переходил зигзагами взад и вперед и, затратив не так уж много сил, поднялся на триста с лишним футов.

На каждом привале они перекусывали плитками пищевого концентрата «Метрикс биг 100», которые Льюис очень хвалил. Они весили меньше и были приятнее на вкус, чем рацион их молодости, состоявший из гранолы – смеси орехов, изюма и сухих яблок, – галет и вяленого мяса. Лишь одно не изменилось за все эти годы – зеленые и красные леденцы «Джолли рэнчер», которые они сосали почти непрерывно, как алкоголики, страдающие с похмелья.

Вскоре после полудня структура стены изменилась. Громадные раскрытые каменные книжки становились все меньше и меньше, пока поверхность не выровнялась совсем. Хью наладил страховку и крикнул Льюису, чтобы тот поднимался.

Пока Льюис тащил баулы, Хью попытался разглядеть уступы, до которых, как он помнил, оставалось несколько подъемов. Пройдя «книжки», он проникся было надеждой, что им удастся к сумеркам достичь Архипелага – так обычно называли эти уступы. Но теперь, глядя на тонкую, словно нитка, трещину, он вспомнил также, насколько медленно все происходит на Анасази.

Шли часы. Хью следил за игрой теней на камне. Несколько облаков по очереди набежали на солнце, и вдруг огромные облачные стада хлынули на просторы небесного Серенгети. Порывы ветра обрушились на лес, и в верхушках, далеко внизу, словно поплыли, извиваясь, гигантские морские змеи.

Затем альпинисты выбрались на маленький выступ, где когда-то они провели, сидя бок о бок, бессонную ночь и Льюис все время талдычил о восхождении как этическом акте в противовес эстетическому и о том, что такое искусство, и что такое мораль, и что любовь, возможно, должна иметь некоторое отношение к тому и другому.

Они могли бы использовать эту полку для ночлега и сегодня, но, к их глубокому отвращению, она оказалась настолько загажена человеческими фекалиями, что там было трудно даже дышать. Льюис долго проклинал преступников и всех их предков и потомков и под конец заявил:

– Нужно убираться отсюда, Гласс. Здесь нельзя остаться даже на минуту.

Они продолжали неторопливый подъем, стремясь уйти от смердевших под ярким солнцем куч испражнений. Льюис дышал открытым ртом, как собака, потеющая языком. В летние дни стены могли нагреваться до 110 градусов и даже больше. Пока что температура была очень далека от этого предела. Даже задолго до переселения в аравийские пустыни Хью переносил жару лучше, чем Льюис, но сейчас и он мечтал о том, чтобы опустилась тень и повеял прохладный ветерок. И можно будет вдоволь напиться воды. И нормально поужинать.

Стена начала понемногу поглощать их. Хью чувствовал, как начали меняться в этих огромных висящих каменных полях его зрение и слух. Миражи – большие, протяженные, выраставшие прямо над гранитом участки, в которых все плясало и искажалось, как в плохом стекле, – не позволяли верно определить расстояние. Башни и плоскости то казались четкими, то расплывались. Протянешь руку, и широченный пласт, громоздящийся вдали, окажется шестидюймовой прослойкой, находящейся возле самых кончиков пальцев. А каменный штырек, до которого вроде бы рукой подать, – бегемотом, торчащим за четверть мили отсюда. Привычные для человека масштабы здесь просто не существовали.

Ближе к вечеру Хью увидел крошечные точки – альпинистов – там, где не было ни одной живой души. Он нисколько не встревожился по поводу состояния своего рассудка. Они с Льюисом не раз видели точно такие же фантомы, махали им руками, а те даже жестикулировали в ответ. В Гималаях, выше классического порога в восемь тысяч метров, он пил чай в компании воображаемых альпинистов (это явление известно как третий человек в связке). Сейчас Хью решил списать иллюзии за счет магии места.

Эль-Кэп всегда был обманщиком. Несуществующие альпинисты, замеченные Хью, были лишь одним из многочисленных трюков, которыми стены защищались от пришельцев: следы струек воды, прикидывающиеся трещинами, и полки, внезапно превращающиеся из горизонтальных в вертикальные. И лесные звери, прикидывающиеся людьми. Горы прячутся за твоими собственными представлениями.

Льюис имел собственный подход к этим фантомам. Для него Эль-Кэп всегда был одной всеобъемлющей альтернативной реальностью. Нереальные альпинисты были реальными, но только не в эту минуту. Они являли собой астральные тела альпинистов, прошедших здесь ранее, вроде эха, висящего в воздухе, когда породивший его звук давно умолк. Он процитировал Фрейда о «бессознательном», умеющем свободно перемещаться, – живом, автономном и способном к телесному воплощению. Только это «бессознательное» не человека, утверждал он, а самого Эль-Кэпа. «Мы ничем не отличаемся от них, Хью. Воображаемые альпинисты! Задумайся об этом. Мы всего лишь сны Капитана. Не будь его, не было бы и нас». При этих словах он обычно похлопывал камень, как бок спящего кита.

Хью не соглашался с ним. Он читал многое из того, на чем сформировалось мировоззрение Льюиса, от даосистов до Борхеса, и отлично понимал идею всеобщей цикличности. «Значит, если мы только сон, то и они, возможно, тоже сон, только наш. Они машут, когда мы машем. Они кричат нам, когда мы кричим им. Что, если мы смотрим на нас, оказавшихся там? Или мы, оказавшись там, смотрим на нас сюда?»

Льюис всякий раз надолго задумывался. Потом соображал, что Хью дразнит его.

«Опять ты валяешь дурака, Гласс. А ведь речь идет об очень серьезных вещах».

«Что с тобой случилось, Луи? Ты споришь сам с собой. Ведь я только слова, сформировавшиеся в твоем мозгу. Проекция твоего бессознательного».

«Гарп, ты нас этим дерьмом в могилу вгонишь!»

«Мечту убить нельзя».

«Так я об этом и говорю», – рявкал Льюис.

«И я тоже», – эхом отзывался Хью.

Потом Льюис закусил бы сустав указательного пальца и задумался бы или же, напротив, расхохотался бы. Проходили часы или даже дни, прежде чем он снова затронет эту тему. Таким был старый Льюис. Во время же этого восхождения – если не считать атаки сокола на добычу во время его презрительного монолога по поводу троянок, который пришелся как нельзя более кстати для того, чтобы интерпретировать его в качестве предзнаменования, – он держал свою мистику взаперти в каком-то старом затхлом чулане.

Хью был обделен способностью так скоропалительно выдумывать всякую ерунду, вроде бы не имеющую под собой никакого логического обоснования. Обладание таким качеством позволяло затевать разговор на какую угодно отвлеченную тему в любой, подчас даже самый трудный момент восхождения. И делало восхождение чем-то большим, нежели просто проявлением ослиного упрямства.

К концу дня, усталые от восхождения и подъема снаряжения, они поняли, что достичь Архипелага до наступления ночи не удастся. Оттуда, где они находились, разглядеть выступы было невозможно, но Хью и Льюис знали по памяти, что от просторной полки их отделяет всего два подъема. Однако при их темпе на это потребовалось бы еще три часа, если не все пять, а им совершенно не требовалось путать дни и ночи. Погода была превосходной. Они были хорошо снаряжены всем необходимым, укладывались в график, группа – то есть они сами – находилась в прекрасной форме. Чего еще можно было хотеть?

Они устроили привал прямо в пустоте. Тонкая, как волос, трещина, по которой они следовали с полудня, здесь почти совсем сошла на нет. Юго-восточная чаша долины Эль-Кэпа, над которой они висели, окрасилась синими тенями. Камень стал быстро остывать, и темп подъема сразу упал, как у часов с подходящим к концу заводом. Хью натянул свитер, пока в нем еще сохранялось тепло, и они начали устраиваться на ночь.

День выдался непростым. Сейчас они находились на высоте порядка тысячи ста футов, немногим более трети пути. Можно сказать, забрались на Эмпайр-стейт-билдинг. Поскольку здесь не было опоры, они собрали портативную платформу – раму из алюминиевых труб – и туго натянули широкое нейлоновое полотнище вместо пола. В получившуюся конструкцию с трудом, но помещался Льюис, ее хозяин. Хью подвесил свой гамак на несколько футов выше.

Когда опустилась ночь, они сидели вдвоем на платформе, глядя, как в долине сгущаются тени. Этим вечером Хью очень отчетливо чувствовал свой возраст. Тридцать лет назад у них болели бы мышцы, томила бы жажда, забивая даже голод, но не было бы настолько глубокой усталости. Кисти рук Хью пронизывала пульсировавшая боль, как будто он долго колотил кулаками по двери. Он не придавал этому особого внимания. Боль была честной.

– До сих пор не могу поверить, что они зас…ли всю нашу полочку, – сказал Льюис.

– Я слышал, что это настоящая проблема. Все остальные полки и карнизы в таком же состоянии. Наверно, виною здесь демографический взрыв. Мы, кстати, тоже когда-то так поступали.

– Мы не думали…

– И что, поэтому наше дерьмо не смердит?

– Ты сам знаешь, о чем я. Мир тогда был гораздо чище. Мы были невинными.

Хью поднял голову, а Льюис резко хлопнул по камню, не отводя глаз от леса, все еще смутно угадывавшегося внизу.

– Я и в самом деле знаю, о чем ты.

– Я думал, что нам удастся вернуться туда, – сказал Льюис.

– Обязательно удастся, – кивнул Хью. – Нужно только подняться выше.

– Да, – согласился Льюис, хотя и без всякого энтузиазма.

Это снова объявилась Рэйчел. Пожалуй, она полностью сожрет парня на пути к вершине, если только он, Хью, не положит этому конец.

– Я совершенно серьезно, – сказал Хью. – Вся штука в том, чтобы никогда не оглядываться назад. Что сделано, то сделано. Выкинь из головы утопию. Выкинь из головы дни, полные вина и роз. Выкинь из головы бесконечные шоссе и бесконечные каменные стены. И женщин. Их великолепных богинь-хиппи.

– Но ведь они были нашими женщинами.

– Попытка вернуть прошлое – это игра, – продолжал Хью. – А восхождение – работа. Мы лезем вверх. Потом залезаем еще немного повыше. А потом еще. Только это мы и делаем. И такие мы и есть – скотина с вершин.

– А когда твои пальцы устанут? Я имею в виду – полностью откажут. Скрючатся и перестанут работать.

– Погибать, так с музыкой! – возгласил Хью.

Это было их боевым кличем или одним из многих кличей. Всплеск юношеской ярости.

Лягушки завели свои ночные песнопения. Они звучали так, будто и исполнители были великанами, хотя на деле певцы были крошечными и обитали в трещинах. Время от времени по дороге далеко внизу проползали автомобильные огни. В небе одна за другой загорались звезды.

Хью залез в спальный мешок, лежащий в гамаке, не дожидаясь полной темноты. Еще полчаса они передавали друг другу воду и еду. Вскоре наступила настоящая ночь.

Обмен предметами происходил медленно, как будто бутылки с водой и пакетики с рационами были смазаны клеем. Таким образом проявлялся инстинкт скалолаза, а выглядело это наподобие перетягивания каната, только с осмысленной целью. Ты держишься за бутылку или банку с апельсиновым компотом немного дольше, чем нужно. Твой спутник должен потянуть за предмет с заметным усилием, и лишь после этого ты его отпускаешь. Здесь ничего нельзя считать само собой разумеющимся.

– Ты хочешь спать? – осведомился Льюис.

– Я уже наполовину сплю, – ответил Хью.

– Я имею в виду – спать крепко, как ребенок. – Льюис громыхнул пластмассовым пузырьком и протянул его напарнику. – Снотворное. Одна таблетка, и тебя можно сбрасывать со счетов. Утром никакого последействия. Этот пузырек для тебя. У меня есть свой. Прежде чем проглотишь, устройся поудобнее. Действует очень быстро.

– И что – не будет ни дури, ни глюков, ни всякой прочей ерунды?

– Ты же сам только что отрекся от дней вина и роз. Одна аптека, и ничего больше.

Хью в последний раз проверил узлы и еще раз посветил на якорь – просто чтобы удостовериться, что все в порядке. Затем открыл пузырек и принял таблетку.

Льюис был прав. Еще минуту Хью пялил глаза на черный контур вершины. А на следующей минуте окунулся в сны.

Там его ждала Энни. Она цеплялась за веревки над его гамаком, словно какой-то пустынный хамелеон, снова красивая и молодая. Ветерок развевал ее волосы. Она лишь глядела на него. Не приглядывала за тем, как идут у него дела, такого чувства он не испытывал. Ее взгляд был слишком холоден для этого. Она словно испытывала его.

Он пробормотал ее имя. Она, не отвечая, быстро сбежала по скале. Он проснулся.

Гамак мягко покачивался. Внизу чуть слышно поскрипывала платформа Льюиса; она тоже раскачивалась, но не более чем на дюйм. Скрипели петли. Лягушечий хор смолк.

Чувствуя себя слегка одурманенным, Хью выглянул из своего нейлонового кокона. Из-за вершины показалась луна. Он приподнялся, чтобы оглядеться, и заметил призрачную тень, промелькнувшую по серебристому камню. Сова, решил он. Охотница.

Льюис говорил во сне.

– Я очень сожалею, Рэйчел, – шептал он. – Ужасно сожалею.

Ими пытались овладеть их женщины. Их воспоминания. Это было временное явление – здесь, у основания горы, земля все еще пыталась удержать их внизу. Завтра они, несомненно, вырвутся на свободу. Завтра они поднимутся выше – погрузятся глубже в Эль-Кэп.

Хью опустился в гамак. В южном небе рассыпался мириадами звезд Млечный Путь, это зрелище напомнило ему о ночах пустыни. Им снова овладел сон.

11

День начался без их участия.

Хью открыл глаза и почувствовал себя горошиной в зеленом стручке, просвечиваемом насквозь солнцем. В горле сильно першило. Он не простужался с… с каких же пор? Он порылся в памяти. С тех пор, как удрал из пустыни. Протянув руку, он перегнулся через край гамака.

Внизу Льюис раскинулся на своей подвесной платформе, его волосы были сильно взлохмачены. Из-за шлема половина лба загорела, а половина осталась белой. Несмотря на лекарство, он все же спал беспокойно и наполовину вылез из спальника. Так вот почему, понял Хью, их подвесной лагерь ночью так раскачивался.

– Льюис, просыпайся.

Льюис повернулся на бок, покрепче зажмурился, а потом внезапно пробудился.

– Боже, – хрипло каркнул он, – солнце!

– Вот тебе и пилюли.

Льюис поднялся, помотал головой. Платформа закачалась от его движений.

– Ночью я видел сон.

– Я слышал, как ты говорил.

– Рэйчел была здесь, прямо здесь, висела на веревках, ползала вокруг и рассматривала меня. Я не видел ее лица. Но совершенно уверен, что это была Рэйчел.

Хью промолчал. Ему не хотелось говорить о том, что он видел точно такой же сон, только в нем была не Рэйчел, а Энни. Он попытался вспомнить, видел ли он лицо Энни или просто домыслил его.

– У нее были длинные волосы.

– Рэйчел носит короткие волосы, Льюис.

– Она была гораздо моложе, как в старые времена.

– Нас манят наши музы, – сказал Хью.

– Не манят, – возразил Льюис, – а предупреждают. Было совершенно ясно, что она хотела сказать. Спускайтесь. Уходите отсюда.

– Это говорят наши тела, – не согласился Хью. – Мы испытываем нечто вроде культурного шока. Эль-Кэп – совсем иная планета. Они напоминают нам об осторожности. Как только мы приспособимся к стене, сны придут в норму. – Все это он выдал экспромтом, не задумавшись ни на секунду.

– Ты тоже видел сны?

– Это только усталость наших взбудораженных мозгов.

Льюис пронзил его взглядом.

– Ты сказал: «наши музы».

Хью уклонился от прямого ответа. Явившаяся во сне женщина, кем бы она ни была, встревожила его. Ее следовало воспринимать как какой-то симптом. Вот только он не знал какой. Погрузиться в воспоминания – это одно дело. А сейчас их сны оказались вроде бы взаимосвязаны. Это больше походило на умственное расстройство.

– Мы разоспались и потеряли уже много времени, – сказал он.

– Она указывала совершенно ясно, – заявил Льюис.

– Льюис, забудь о Рэйчел.

– Ничего себе ты сказал! Я вспомню о ней, как только лягу спать нынче вечером.

– Я говорю совершенно серьезно. Сосредоточься. Тебе необходимо очистить голову. Control-alt-delete. Перезагрузись, пока не поздно. Прежде чем она прикончит тебя.

– Но, Хью, ведь она моя жена.

Хью развил тему настолько, насколько Льюис был готов его услышать. Несомненно, они затронут ее еще не раз. Ну а пока что им нужно было нагнать потерянное с утра время.

Он обследовал стену выше. От начала чрезвычайно привлекательной для ручного подъема: трещины их отделял участок, выглядевший совершенно гладким. Однако гладкость на деле была не столь идеальной, какой казалась на первый взгляд. Они уже очень давно обнаружили, что в этом месте имеются какие-то поры. Они назвали его Чипсами Страха. В большинстве своем границы этих пор были не толще картофельных чипсов из пакетика, а их размеры только-только позволяли вставить закладку. На этом участке всегда лидировал Льюис.

Хью вылез из гамака и в одних носках перебрался на платформу. Они с волчьим аппетитом умяли завтрак из концентратов и разобрали почти весь свой лагерь, убрав вещи, использовавшиеся для ночлега, в большие рюкзаки. Льюис надел кожаные перчатки с отрезанными кончиками пальцев и начал выбирать крючья и все прочее, что понадобится ему на восхождении.

Хью обнаружил, что две веревки прямо под узлами прогрызены. Сквозь цветную оплетку просвечивала белая сердцевина.

– Нас навещали наши маленькие друзья.

Мыши, как и лягушки, обитали в самой стене, путешествуя вверх и вниз по трещинам. Хью неизменно изумлялся тому, насколько высоко зверьки забирались в поисках пищи. Он не возражал против того, чтобы подкормить их, – много ли они съедят. Но они, увы, имели неприятную привычку гадить в твой изюм – то еще удовольствие.

– Сильно они нас потрепали? – осведомился Льюис.

– Только концы веревок.

– Нужно было взять с собой рогатку.

Насчет рогатки была чрезвычайно старая шутка. Дело в том, что врага ты никогда не видел. В лучшем случае слышал, как скребут их крошечные когти и зубки. Пока продолжалась вьетнамская заваруха, Льюис называл их Чарли, потому что они всегда вылезали по ночам.

Хью перешел на дальний угол платформы и помочился, повозившись предварительно с ремнями безопасности и молнией. Мочи было немного, и она оказалась темной, как у верблюда. Такой она будет оставаться еще день-другой после того, как они выйдут на вершину, – до тех пор, пока почки не промоются неограниченным количеством воды. Жизнь скалолазов имела немало сходства с жизнью традиционного верблюжьего каравана, пересекающего пустыню. Дисциплина потребления воды имела здесь первостепенное значение. Некоторые альпинисты, ходившие на большие стены, страдали от мучительных болей из-за камней в почках, образующихся в результате многократного обезвоживания.

Лишь избавившись от последних капель, он увидел далеко внизу еще одну группу альпинистов.

– Откуда они взялись? – воскликнул он.

Льюис решил, что напарник обратил реплику к собственному члену.

– Только не говори мне, что до тебя добрались крабы!

Он имел в виду мышиных вшей. Они были одной из напастей, преследовавших человека на стенах, наряду с плохими зубами, перхотью и запорами, непрошибаемыми никакими слабительными.

– Льюис, ты только взгляни!

– Я лучше воздержусь, дружище. Когда я вижу маленький член, мне бывает до слез жалко его хозяина.

– Я не шучу. Посмотри вниз.

Их было двое, с белым рюкзаком для снаряжения. Они находились на пятьсот или шестьсот футов ниже. Судя по тому, как они преодолели границу света и тени, эти альпинисты были вовсе не призрачными.

Злость Льюиса, как обычно, проявилась очень многословно.

– Как их угораздило из всех необъятных просторов выбрать именно это место? Зачем наступать на пятки именно нам?

Хью прикинул разделявшее их расстояние. Обычно пятьсот футов гарантировали некоторую приватность, обеспечивая разрыв, самое меньшее, в один день. Но эти парни не были обычными скалолазами.

– Они очень быстро идут, – сказал он. – Вчера вечером там никого не было. Они, судя по всему, вышли сегодня утром, пока мы с тобой дрыхли. И как высоко успели забраться. Они намерены пролезть прямо по нашим головам.

– Не пролезут, если только я смогу им помешать, – грозно заявил Льюис.

– Возможно, они сбросят скорость и останутся на дистанции, – предположил Хью.

– Очень сомневаюсь. Мы должны сохранить отрыв.

– Они прямо-таки несутся по трещинам. Ты только посмотри на них.

– В таком случае мы их остановим, – прорычал Льюис.

– Перестань, мы же не хозяева этой стены.

– Они тоже. Ты слишком давно не бывал здесь и многого не знаешь. Эти скорохваты… среди них попадаются настоящие головорезы. Они пойдут на все, чтобы прорваться через наш участок. Будут цепляться за твои крючья, полезут по твоим веревкам, в общем, натянут твое ва по самые уши.

– Мое – что?

– Твое ва, дурень. Инь и ян.

Хью наотрез отказался принимать его опасения всерьез.

– Нет, до моих инь и ян они не доберутся.

– Давай продолжай хохмить в том же духе. А я вовсе не хочу, чтобы они оказались у нас над головами. Сам же знаешь, что там такое. Эта диоритовая прослойка – просто хлам. От нее откалываются куски, стоит только посмотреть на нее попристальнее. Тебе так хочется лезть под осколками, которые они будут сбрасывать тебе на голову? Мне – нет. Это пацанье, они и глазом не моргнут, если тебе прямо у них под ногами проломит башку.

– Ты слишком уж разозлился, Льюис.

– Я этого не допущу! Они не пройдут!

– Я тебя очень хорошо слышу.

Хью поневоле разделял его негодование. Казалось бы, только вчера они во всей своей славе прокладывали здесь головоломно трудную дорогу, тощие и неистовые. Они владели Капитаном. А теперь какие-то юные извращенцы решили опозорить их с Льюисом, указать им на их место – двоим старперам, впавшим в детство и желающим попробовать, удастся ли им совладать со своим собственным изобретением.

Продолжая бормотать себе под нос что-то о всяких проходимцах, Льюис зацепил карабин за их лучшую веревку. Внезапно оказалось, что у них нет времени, чтобы попусту тратить его на разговоры о призрачных женщинах и наглых мышах. Приближалась война, а на войне не до разговоров.

В доброе старое время Большую Обезьяну знали также под именем Крюк. Крюк и Гарпун слыли единым целым. Хью и Луи – мафия Большого валуна.

Восхождение по большей части осуществлялось по методу крюка и лестницы, сохранившегося почти неизменным с буйных средневековых времен, когда таким способом штурмовали замки. Пристраиваешь точку опоры в скалу или на скалу, прилаживаешь стремена – лестницу – и поднимаешься с помощью имеющихся приспособлений. В данном случае следовало использовать самые настоящие крюки.

Льюис распахнул чехол, содержимое которого непосвященный, скорее всего, принял бы за рабочий инструмент палача – набор металлических когтей, закладок и крюков, пару-тройку из которых он изобрел сам. Выбрав подходящий, он прицепил к нему стремя, всадил закладку в щель и снова поглядел вниз.

– Забудь о них, – сказал Хью.

– Хью, они меня нервируют.

– Чипсы, Льюис. Впереди Чипсы.

Льюис вставил в стремя левую ногу и неожиданно изящным движением перенес на нее 210 фунтов своего веса. Стремя заскрипело. Что-то было не так. Он опустил правую ногу на платформу. Нашел другую впадинку и вставил туда вторую закладку. Попробовал снова. И снова протестующий скрип стремян. Хью явственно слышал, как микрокристаллы гранита хрустят под зацепами крюка. Ячейка выдержала. Они продвинулись на двадцать дюймов вверх. Это заняло десять минут.

– Главное – чтоб яйца были целы! – нараспев произнес себе под нос Льюис.

У Хью немного отлегло от сердца. На стене работал старина Крюк.

– Вперед, толстяк, – сказал он.

Стоявший в стременах Льюис походил на молящегося перед алтарем. Он выбрал крюк другой формы для следующего ряда и медленно перенес вес тела на верхнее стремя. Хью вытравил через страховочное устройство еще несколько дюймов веревки, стараясь сделать это так, чтобы слабины было как можно меньше. Им обоим следовало тщательно соблюдать все предосторожности.

Солнце плавно скользило к зениту. Льюис прокладывал путь через Чипсы. Потратив около часа, он ушел всего на двадцать футов. Хью устроился поудобнее на платформе, упершись ногами в стену, и аккуратно, дюйм за дюймом потравливал веревку.

Специфика этого места вынуждала Льюиса подниматься без дополнительной страховки. Тревожило также то, что на этом отрезке маршрута имелось лишь ограниченное количество каменных сот, пригодных для закрепления крюка. Стоит нескольким из тех ячеек, которыми они пользовались прежде, прийти в негодность, и Чипсы Страха окажутся непреодолимыми. Тогда им придется либо самим строить «цыплячью лестницу» для преодоления своего собственного классического и все еще не оскверненного на этом отрезке маршрута, либо сдаться и оставить Анасази дожидаться альпинистов получше.

Льюис начал насвистывать – хороший признак. Для работы на крюках требуется не так уж много физических усилий, а скорее сильное напряжение нервов, переходящее затем, как правило, в полную беспечность. Стадию нервного напряжения он уже миновал. Хью уловил мелодию «Зеленые рукава». Конечно же, пятая гармоника. Пройдено тридцать футов.

Льюис сорвался.

Без всякого предупреждения вроде хруста ломающегося камня или звона падающего металла, никакой брани шепотом или вслух.

Возможно, пятнадцать фунтов мышц, которые он нарастил за эти годы, оказались чрезмерной тяжестью для Чипсов. Или же яд, впрыснутый Рэйчел, все так же действовал на него, несмотря на «Зеленые рукава». А может быть, настигающие незнакомцы отвлекали его, не давая сосредоточиться.

То ли крюк, то ли камень – что-то не выдержало. Льюис упал.

Его тело ударилось о край платформы и полетело дальше. Веревка, проходившая сквозь якорный крюк, резко натянулась. Хью швырнуло вперед, лицом прямо в скалу. Он увидел звезды – точь-в-точь как те, что сыплются из глаз персонажей мультфильмов.

И все кончилось.

Несколько секунд тишину нарушал лишь скрип натянутой веревки и страховочных ремней. Рюкзаки со снаряжением, свисавшие с якоря, прижали Хью к стене, как пара хулиганов. Хью держал Льюиса на весу, дожидаясь, пока он заговорит или хотя бы пошевелит ногами.

Льюис только что находился на тридцать футов выше платформы, а теперь оказался на тридцать футов ниже. Болтаясь в своей страховочной сбруе, он руками в кожаных перчатках прижимал веревку к груди. Когда он медленно поднял голову и посмотрел на напарника широко раскрытыми глазами, Хью показалось, что на его лицо надета маска енота. Шикарные солнечные очки, прикрывавшие от загара участок вокруг глаз, сорвались во время падения и канули в бездну.