Текст книги "Духовное просветление: прескверная штука (ЛП)"

Автор книги: Джед МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Духовное просветление: прескверная штука

Джед МакКенна

Vitam impendere vero.

Отдай жизнь истине .

– Ювенал –

То, что не может быть проще

Останься эти день и ночь со мной,

и ты постигнешь источник всех поэм.

– Уолт Уитмен –

Закончив перечислять огромное число аспектов своего духовного пути, она смотрела на меня в ожидании ответа – с надеждой на одобрение, возможно даже на похвалу. Мне не очень-то нравится разбивать надежды красивых молодых девушек, но такая уж моя работа. Я – просветлённый.

– Итак, причина всего того, чем ты занимаешься, – я загибал пальцы, – медитации, молитвы, песнопения, йога, вегетарианство, посещение даршанов и сатсангов с просветлёнными существами, пожертвования в "Гринпис", "Международную амнистию" и "Свободный Тибет", чтение классической духовной литературы, очищение тела, воздержание от секса и так далее. Причина всего этого – в чём?

Она молча уставилась на меня, словно ответ был слишком очевиден, чтобы его излагать, но его необходимо было изложить. Я бы хотел, чтобы он был здесь, перед нами, где мы могли бы изучить его, поиграть с ним нашими остроумными мозгами.

– Ну, знаете, – начала она, всё ещё не веря, что я действительно хочу, чтобы она объясняла что-то очевидное, – духовный рост, наверное. Я бы хотела, э-э, знаете, стать лучше, научиться глубоко любить и, ну, повысить свою вибрационную… ну, вы знаете.

Я настаивал на каждом слове.

– Свою вибрационную что?

– Э-э, частоту? Я бы хотела, знаете, повысить свой уровень сознания, чтобы лучше контактировать с, ну, моим внутренним "я", моим высшим "я". Я хочу открыться божественной энергии, которая, знаете, везде.

– О, окей. Зачем?

– А?

– Зачем?

– Зачем что?

– Зачем всё это? Зачем ты хочешь повысить свои уровни, контактировать, открыться и прочее?

– Ну, вы знаете… духовное, э-э, просветление.

Аххххх…

– Окей, это и есть причина? Ты хочешь стать просветлённой?

Она смотрела на меня, как будто это был вопрос с подвохом, но нет – это главный вопрос. Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь? Куда это направлено? Если ты знаешь, тебя ждёт успех. Если нет, то нет. И это не просто красивые слова, это закон.

– Да, наверное так.

Я утешительно улыбнулся.

– Хорошо. Значит, ты занимаешься всем этим потому, что хочешь достичь духовного просветления. Я правильно выразился?

Пауза.

– Да… наверно.

– Хорошо, давай немного поговорим об этом и посмотрим, сможем ли мы что-нибудь прояснить. Как ты думаешь, что такое духовное просветление?

Она снова глядела на меня большими глазами, но теперь в них прокралась тень замешательства. Минуту назад это казалось таким очевидным, что не требовало объяснений. Теперь же, стало несколько туманным.

– Э-э, ну, это как Бог… божественный разум… единство, знаете, единое сознание?

Вот так всегда с новыми студентами. Они исполняют роль студентов, я исполняю роль учителя. Я никогда не знаю наверняка, зачем они пришли и когда уйдут. В этом процессе равные доли успеха и неудачи. Я говорю, они слушают. Они спрашивают, я отвечаю. Я высказываюсь, они… кто знает? … они что-то делают.

То, как воспринимаются мои слова, и что с ними происходит после того, как они покидают мои уста, находится вне моего контроля. Я говорю, вот и всё. Слова текут, словно песня, и это утешает меня. Это моё дело. Кивать головой и сохранять выражение лица, изображающее интерес и восприимчивость, это её дело. Я направляю своё внимание на слова и на то, как они выражают скрытые за ними мысли. Было бы приятно думать, что мои слова щёлкают в её уме, как костяшки на счётах, но я знаю, что это не так, и не волнуюсь по этому поводу. "Действуй, но не беспокойся о плодах своих действий", сказал Кришна Арджуне.

– Это очень просто, – сказал я ей. – Просветление это реализация истины. А истина не просто проста, она – то, что не может быть проще; то, что нельзя далее упростить.

По выражению её лица я понял, что это нас никуда не привело. Моя вина.

Между нами на столе лежало издание Гиты, и я открыл его на удачу, с намерением найти подходящий к нашему предмету отрывок.

Это всегда срабатывает. Моё существо прониклось благодарностью, когда я читал ей слова Кришны:

"Я – Время, неотвратимый убийца, пришёл, чтобы свершить предназначенное этим людям. Воины враждебных армий, выстроившиеся в боевом порядке друг против друга, уже мертвы, независимо от того, подашь ли ты сигнал, или удержишь свою руку."

Я замолк, смысл слой за слоем проникал в меня, и благодарность вызвала лёгкое волнение в груди. "Прекрасно, – подумал я, – прекрасно, прекрасно, прекрасно."

Сидящая передо мной девушка кивнула, как-то по-своему поняв эти слова. Она знала, что эти слова Кришна говорил Арджуне, могучему воину, который сложил своё оружие, не желая подавать сигнал к началу войны, которая без сомнения сожжёт до тла землю и всю его семью. Она знала, что Кришна открыл Арджуне истину о том, как разворачивается мир, и она знала, что в конце этого разговора – в Бхагавад Гите – иллюзия Арджуны рассеется, и он подаст сигнал к началу войны.

Но, вероятно, дальше её знание не заходило. Сомневаюсь, что она отождествляла себя с Арджуной, застывшем в замешательстве в начале Гиты. Сомневаюсь, что она приравнивает просветление с прямым переживанием реальности в её бесконечности. Сомневаюсь, что она осознаёт, что в её жизни грядёт война, и что она в двух шагах от подачи сигнала, который послужит искрой для пожара, который превратит её мир в прах. Я смотрел на эту девушку и знал, что она понятия не имеет, куда на самом деле ведёт этот путь.

Я улыбнулся.

– Сознание единства это здорово, – сказал я, и, похоже, она расслабилась. – Мистическое единство, быть единым со вселенной, прямой опыт бесконечности. Блаженство, экстаз, райский вкус. Вне времени, вне пространства, вне любой возможности описать. Покой, превосходящий всякое понимание.

– Ух ты, – сказала она под впечатлением. Зовут её Сара. Она молода, двадцать с небольшим, и я только что нажал на все её духовные кнопки. Если бы я был гуру, это было бы моим основным занятием. Я вздрогнул от такой мысли.

– Да, – согласилась она, – именно так…

– Но это не просветление.

– Ох.

– Просветление это не когда ты идёшь куда-то, это когда то приходит сюда. Это не какое-то место, которое ты посетила и потом с тоской вспоминаешь о нём и пытаешься туда вернуться. Это не визит к истине, это пробуждение истины в тебе. Это не мимолётное состояние сознания, это перманентная реализация истины – пребывание в недуальном сознании. Это не то, куда ты должна пойти, ты пришла сюда оттуда. Например, сам я просветлённый, прямо здесь, прямо сейчас. Я свободен от иллюзий и от пут эго, и хотя я имел великое счастье несколько раз испытывать мистическое единство, в настоящий момент я не нахожусь в этом состоянии и не собираюсь вернуться туда. Никто не пребывает в состоянии постоянного блаженства, Сара, это просто не входит в пакет услуг.

– Охо… – только и смогла промолвить она.

– Всё, что я пытаюсь сделать, Сара, это привести в порядок твои мысли. Ты двигаешься – как и все остальные – в одном направлении, но просветление находится в другой стороне. Тебе сейчас необходимо чётко определить для себя, чего ты на самом деле хочешь. Хочешь ли ты посвятить всю свою жизнь преследованию достижения мистического состояния сознания? Или ты хочешь пробудиться к истине своего бытия?

Несколько мгновений она раздумывала над этим, а затем поразила меня своим ответом.

– Мне кажется, важнее сначала выяснить, что истинно, иначе, какой во всём этом смысл? – сказала она. – Сперва самое главное, так ведь? То есть, когда я выясню, что истинно, тогда я так же смогу попытаться достичь состояния единства, верно?

– Браво, – засмеялся я оценивающе, – хороший ответ. Да, сначала выясни, что истинно, а потом можешь делать всё, что вздумается.

Несмотря на хороший ответ, в действительности Сара не приняла реального решения, как она думала. Человек не может выбрать между реализацией истины и мистическим единством, как выбирают между супом и салатом. Фактически, человек вообще не выбирает просветления. Скорее он является его жертвой, как если бы его сбил автобус. Арджуна не просыпался в то утро с надеждой увидеть вселенскую форму Кришны, у него просто был обычный тяжёлый день в офисе, когда вселенная свалилась на него.

Пора передать мяч Саре.

– Итак, ты занимаешься всеми этими вещами, потому что ты хочешь идти в определённом направлении, так?

Она кивнула.

– Ты хочешь духовного развития, быть ближе к Богу, попасть в рай, стать просветлённой, где-то рядом с этими основными направлениями?

Она снова кивнула, хотя выглядела несколько смущённой.

– Короче говоря, ты двигаешься – прогрессируешь, так? Ты направляешься от одной точки к другой?

Снова кивок.

– Но ведь, можно сказать, что практически каждый занимается тем же самым в том или ином смысле? Двигается к чему-то и от чего-то?

Опять настороженный кивок, будто я пытался её к чему-то склонить, что я, собственно, и делал.

– Я хочу, Сара, чтобы ты мне сказала чётко и определённо, от чего ты двигаешься и к чему. Не спеши, торопиться не надо. Отнесись к этому как определению своей персональной миссии, используя эти два элемента – по направлению к чему ты двигаешься и от чего. Окей?

На её лице застыло выражение паники от подобной идеи.

– Эй, – подбодрил я её, – не волнуйся так, милая. Всё, что мы делаем, это пытаемся получше рассмотреть то, куда ты идёшь и откуда. Это не астрофизика. Просто набросай план своего путешествия в наиболее сжатом виде. Это же не так сложно, правда?

– Наверное, нет.

– Это не соревнование, это просто жизнь. Нет финишной ленты, нет выигравших и проигравших. Подумай над этим хорошенько. Всё взаимосвязано. И приходи ко мне через несколько дней с тем, что у тебя получится.

Сара действует из той же неверной концепции, что и все остальные. Она верит, что, так или иначе, что-то неправильно, и она может это исправить. У всех различные понятия о том, что такое это "что-то", что с ним "неправильно" и как это "исправить", но в основе своей всё это одно и то же. Истина, однако, в том, что на самом деле всё правильно. Всё всегда правильно и ничто не может быть неправильным. Правильно даже то, что кто-то верит, что что-то неправильно. Неправильность просто не возможна. Как писал Александр Поуп, "Когда истина ясна, всё, что есть – правильно". Неправильность во взгляде наблюдателя, и нигде более.

Восприятие неправильности, однако, имеет решающее значение в продолжении непрекращающейся человеческой драмы, вместе с иллюзией отдельности и убежденностью в свободе воли. Драма требует конфликта. Нет конфликта, нет драмы. Если всё в порядке, тогда нечего исправлять, что может означать, что ничего не нужно делать. Не нужно покорять высот и измерять глубин. Не нужно достигать ни власти, ни благополучия. Не нужно зачинать будущие поколения. Не нужно ни создавать произведения искусства, ни возводить небоскрёбы. Не нужно придумывать ни религии, ни философии. И зубы не нужно чистить.

– Вера в то, что что-то не в порядке, это шило в заднице человечества, – так я объяснил это Саре.

Конечно, неправильность не совсем нами выдумана. Какое-то количество правильности и неправильности встроено в человеческий аппарат. Голод – неправильно, еда – правильно, воздержание – неправильно, сеять семя – правильно, боль – неправильно, удовольствие – правильно, и так далее. Но всё это лишь биологические указатели, имеющие силу только в контексте физического организма, нарушения которых приводят к прогрессирующему чувству дискомфорта и возможной смерти.

Где же может обитать неправильность за пределами физического организма? Очевидный ответ – нигде. Но если смысл всего этого существования в элементе драматизма, чтобы сохранить интерес, то нужен конфликт, поэтому в коктейль нужно добавить искусственной неправильности:

Страх.

Страх пустоты. Страх тёмной дыры внутри. Страх не-бытия.

Страх не-я.

Страх не-я это отец всех страхов, на нём все они основаны. Любой страх был бы маленьким и хорошеньким, если бы в его сердце не было страха не-я. Любой страх в конечном счёте это страх не-я.

– И что такое просветление, – спросил я Сару, – как не ныряние белого лебедя в бездну не-я?

Она не ответила.

Страх, не имеет значения, какое обличие он принимает, является тем орудием, которое движет человеком, как индивидуумом, и человечеством, как видом. Проще говоря, люди – существа страха. Может возникнуть соблазн сказать, что в нас присутствуют две равные части: рациональная и эмоциональная, балансирующие между правым и левым полушарием мозга, но это не так. Мы, прежде всего, эмоциональные существа, и нашей правящей эмоцией является страх.

– Смешно, да? – спросил я Сару, несколько ошеломлённую всем этим.

Когда я прошу студентов определить, откуда они направляются и куда, я делаю это не потому, что мне нужны эти подробности, и даже не для того, чтобы студенты прояснили их для себя. На самом деле я просто хочу, чтобы они пересмотрели направление своего движения, потому что если судьба или провидение поставили их передо мной слушать что я говорю, значит близится резкая смена курса, а это начинается с проверки направления их движения в данный момент.

Сара выслушала облегчённую версию монолога о страхе и неправильности, отчасти себе на пользу, отчасти мне. Не знаю, сколько из этого она действительно поняла, но ей не повредит послушать. Так я учусь, что говорить и как говорить. Я не получил "полный пакет знаний" вместе с просветлением, так что, если я хочу что-то понять, чтобы учить этому, я должен многое прояснять для себя сам.

– Должна ли я продолжать медитировать? – спросила она, в отчаянии цепляясь за что-то знакомое.

– О, да, конечно, – сказал я, и похоже, она почувствовала облегчение. Что касается просветления, то не имеет особого значения, будет ли она медитировать или нет, будет ли есть мясо или нет, будет ли набирать очки или терять их. Однако, я осознаю, что она уже достаточно выбита из привычного состояния за один разговор. Целью сегодняшнего урока было открыть ей новый взгляд на значение просветления. Если я начну разбивать её ложные концепции слишком быстро, она скоро сбежит обратно в свой индуистско-христианско-буддистско-ньюэйджевский мир, из которого она вышла для того, чтобы найти свой путь здесь.

Мы сидели на переднем крыльце моего дома посреди бескрайних полей в самом сердце Америки. Вообще-то, это раньше был мой дом. Теперь это скорее американский сельский проект ашрама, который принадлежит каждому, кто принимает в нём участие. Были времена, когда я сам убирал и ремонтировал его, делал все домашние дела, но теперь я здесь как принц во дворце. Уже много лет я не поднимал молотка и не выбрасывал мусора. Я никогда не собирался становиться принцем, это просто случилось, пока я отвернулся, но на такое положение трудно жаловаться.

Сара не единственный человек такого рода, ищущий свой путь здесь. Она пришла не чистым листом, поэтому первым делом следует помочь ей освободиться ото всего – взглядов, морали, от самых сокровенных и глубоко запрятанных верований. Короче, от эго структуры, от ложного "я". Никто не приходит на порог этого дома пустой чашкой, в ожидании, чтобы её наполнили знанием, и поскольку знание, которое представлено здесь, почти наверняка будет в остром противоречии с тем знанием, с которым они пришли, сначала всегда приходится готовить их к большой переписи.

В доме всегда живёт пятнадцать или двадцать студентов. Они останавливаются ненадолго, говорят со мной, ухаживают за чем-нибудь. Они приходят и уходят. И ещё сотня или около того "дневных студентов", в противоположность постоянно проживающим. Они не живут здесь, они просто приходят, когда могут или когда захочется. Они могут прийти и уйти, и я даже не узнаю об этом. Они появляются, ухаживают за садом, готовят еду, участвуют в строительстве пристроек, болтают друг с другом, рисуют, оставляют подарки, едят, словом, делают всё, что угодно. Вот так здесь всё и происходит. Это просто поток, и каждый чувствует себя в нём вполне комфортно.

Был погожий весенний денёк, близился вечер. Солнце клонилось к закату, и дневная жара спáла. Нежный ветерок гладил волнистую траву. Время посидеть в удовольствие. Я молчал, наслаждаясь благостным совершенством момента, и был удивлён, что Сара была в таком же состоянии, по крайней мере, не портила его болтовнёй.

Наконец, время проглотило настоящий момент, и я наблюдал, как он уходит с благодарностью. Какой-то парень высунулся и сказал, что для тех, кто желает, готова еда. Я чувствовал её запах. Кто-то вынес мне поднос с тарелкой риса, дал, гарам масала* и набор палочек. Как только аромат еды достиг моего носа, я понял, что готовила Сонайа, и что я голоден.

Я ел и наблюдал, как закат рисует больше оттенков розового, чем можно было себе представить. Постепенно розовый становился красным и золотистым, облака отражали каждый нюанс, раскрашивая небо райским великолепием. Я был бы не прочь и умереть сейчас, подумал я, на закате дня. Но потом вспомнил – я ещё должен написать книгу.

–

*индийские блюда

Парадокс

Ты никогда не достигнешь духовного просветления.

Тот "ты", которым, ты думаешь, что являешься – не есть ты.

Тот "ты", который думает о тебе, как о себе – не есть ты.

Тебя нет, так кто же хочет стать просветлённым?

Кто не просветлён?

Кто станет просветлённым?

Кто будет просветлённым?

Просветление это твоя судьба – вернее, чем восход солнца.

Ты не можешь не достичь просветления.

Разве тебе говорили иначе?

Непреодолимые силы вынуждают тебя. Вселенная настаивает.

Не в твоей власти потерпеть неудачу.

К просветлению нет дороги:

Оно простирается во всех направлениях, во все времена.

На пути к просветлению ты создаёшь

и уничтожаешь свой путь каждым своим шагом.

Никто не может идти по пути другого.

Никто не может вести другого.

Никто не может остановиться.

Никто не может сойти с пути.

Никто не может вернуться.

Просветление ближе, чем твоя кожа,

внезапнее, чем следующий вздох,

и навсегда вне твоей досягаемости.

Его не нужно искать, так как нельзя найти.

Его нельзя найти, так как нельзя потерять.

Его нельзя потерять, так как это

ни что иное, как то, что ищет.

Парадокс в том, что никакого парадокса нет.

Ну не прескверная ли это штука?

Джед МакКенна

Большие идеи

Для встречи с сотнями своих обличий

Я странствую по миру;

И грязная трава

Мой солнечный загар стирает.

Стою я, сам, в потоке и смеюсь.

– Руми –

Легально я являюсь владельцем дома. Это величественный и богато украшенный дом сельского джентльмена со множеством комнат, построенный в 1912 году. Его история такова, что два преуспевающих джентльмена имели вид на одну даму, и каждый из них построил прекрасный дом, какой только мог. Они оба сделали ей предложение, положив, что она выйдет за того, чей дом окажется лучше. Впервые я услышал эту историю в офисе моего адвоката перед подписанием бумаг. Его секретарь был полностью посвящён в историю моего дома. Я с нетерпением ждал, чтобы узнать, чем же закончилось это дело, выиграл ли мой дом. Он выиграл. В спортивных интересах другой дом был сожжён несколько лет спустя.

Хорошая история. Если она была выдумана или исправлена, я не хочу об этом знать. Мне она нравится такая, какая есть.

Дом расположен в на востоке центральной Айовы, около двадцати миль от Айова-сити и в получасе езды от реки Миссиссиппи. Нам повезло, что здесь есть немного красивых холмов, в отличие от совершенно плоских, присущих Айове, ландшафтов. У нас несколько акров леса и дюжина голых акров, небольшая речушка (приток Миссиссиппи), маленький пруд, и мы со всех сторон окружены сельскими угодьями. Остров в море кукурузы.

Дом обёрнут верандами, глядит широкими окнами и красуется множеством декоративных деталей, которым я не знаю правильных названий. Внутри полным-полно встроенных шкафчиков со стеклянными полочками, дубовые полы, потолочные балки и множество деталей ручной работы, которых, говорят, уже нигде не сыщешь. Во всяком случае, это великолепный старый дом, и я не видел ничего подобного за все двенадцать, или около того, лет в Айове. Нельзя сказать, что он самый большой или самый лучший или что-то в этом роде, просто он особенный и уникальный. А самое главное, тихий. Ближайший сосед находится более чем в миле отсюда, а ближайшее шоссе в пяти милях – далеко за пределами поля зрения и слуха.

Я сказал, что являюсь легальным владельцем дома, чтобы отметить, что я, тем не менее, чувствую себя здесь, как гость. Королевский, но всё же гость. Это дом Сонайи, и он стал им с первого дня её появления в нём. Она управляет им с чердака до подвала. В её руках пища, обслуживание, уборка и деньги. Она ведёт список гостей. Если б не Сонайа, этот дом, возможно, давно превратился бы в ветхую развалину.

Сейчас утро. Я сижу в зале с телевизором и смотрю мировые новости. Мне нравится смотреть телевизор. Я больше наблюдатель, чем участник. Фильмы, программы, новости, шоу (типа Chauncey Gardener), я люблю смотреть. Я не принимаю ничью сторону, не беспокоюсь ни о чём, я наслаждаюсь драмой. Я не смотрю спорт или мыльные оперы, потому что для меня таковыми служат новости: свежий урожай шутовских выходок.

Вошёл Мартин и сел в соседнее кресло. Он пришёл не для того, чтобы смотреть новости. В переоборудованном подвале есть другой зал с телевизором для гостей. Мой находится на втором этаже, и он устроен намного более удобно, чем тот, внизу. И здесь и там есть спутниковые тарелки, но там, в подвале, не совсем темно, тогда как мой зал наверху – спасибо Сонайе – устроен как домашний кинотеатр, которые устраивают у себя богатые люди. Здесь только два кресла с туго набитыми спинками, и двойные занавески, чтобы было темно; широкоэкранный телевизор, видео, DVD плэйер, консоль для игр, система "звук вокруг" и всякие электронные штуки для управления всем этим. Правда, классная комната, и уж точно необычная для сельского дома Айовы.

В основном принято, что каждый может зайти, если дверь открыта, и сесть на другое кресло, если оно не занято. Другое дело – расположен ли я к разговору или нет, что в сущности зависит от того, расположен я к разговору или нет. Закончился интересный эпизод о независимости Тайваня, и я стал листать каналы в поисках чего-нибудь интересного. В это время дня много финансовых новостей. Мне неинтересны финансовые новости, да и любые новости, где не происходит ничего грандиозного. Ничего грандиозного не происходило. Я посмотрел канал погоды на предмет тайфунов, ураганов или наводнений, но всё было спокойно. Ну, ладно.

– Ты в обуви, – сказал я Мартину.

– О, госсп, – пробормотал он и снял сандалии. Он задвинул их за кресло, чтобы Сонайа не заметила, если вдруг заглянет, но Сонайа замечает всё, и Мартин это знает. Может я и известный просветлённый, к которому все приходят, но Сонайа всевидящая и всезнающая хозяйка дома, и даже я в её присутствии всего лишь ещё один безмозглый пацан.

Я смотрел в телевизор, а Мартин смотрел на меня. Он хотел поговорить. Быть может, я должен был ответить отрицательно на его уловки, но по телеку ничего не было, а Мартин временами бывает интересен. Я кивнул слегка сердито, и он начал.

– У меня получилось выполнить ваше задание, – стартовал он с энтузиазмом. Мне не понравилось слово "задание", но оно и вправду довольно точное, так что я ничего не сказал.

– Напомни-ка мне, – сказал я, хотя не нуждался в напоминании.

Мартин провёл больше двадцати лет в рабстве у одного из самых известных духовных лидеров запада, и вышел оттуда с головой полной псевдо-индуистской белиберды, туго завязанной в гордиев узел. Я пытался облегчить ему задачу, предложив александрово решение – разрубить узел одним ударом, вместо того, чтобы потратить ещё пару десятков лет на то, чтобы пытаться развязать его, но Мартин не спешил отбрасывать свою систему верований, куда входила также и преданность.

Во время нашей прошлой встречи Мартин принёс книгу и прочёл мне пару дюжин станций из учений его бывшего гуру. Слова принадлежали, конечно, огромному уму, излагающему на тему о вечных тайнах, и я легко смог понять, почему искатели столпились вокруг столь безграничного понимания, но когда Мартин закончил чтение, я абсолютно не представлял себе, о чём только что говорилось. Но что ещё важнее, Мартин тоже не знал этого, хотя и думал иначе.

Чтобы прояснить это для него, я дал ему "задание" ужать то, что он прочёл мне, до одной связной мысли – одного ясного предложения. Идея этого задания пришла мне в голову, когда я слушал, как Мартин с дрожащим энтузиазмом читал непонятные слова своего бывшего гуру. Я был потрясён экзальтированной способностью такого мудрого человека смешивать несколько простых концепций вместе таким образом, что они звучали возвышенно и глубоко, не выражая при этом ничего особенного.

В отрывках, прочтённых Мартином, говорилось о тройственности воспринимающего, акта восприятия и воспринимаемого объекта; о трёх гунах индуизма; о преимуществах спокойного ума, и что-то о восхождении по уровням сознания, один прекрасней другого. Наверное, была какая-то общая тема, связывающая всё это в единое целое, что заставляло Мартина трепетать, но что это была за тема, я не могу сказать, поскольку это потребовало бы, видимо, более внимательного прослушивания. Было ясно, что Мартин пытается продемонстрировать свою осведомлённость в Больших Идеях. Он, похоже, ещё думал, что обучает меня, или, может быть, действует в качестве самостоятельного посланника от своего прежнего учителя. Но, как я уже сказал, я не знаю, потому что потерял нить повествования практически в самом начале.

Всё, что мне действительно нужно от студента вначале разговора, это маячок – знак, определяющий его местонахождение. Студент путешествует оттуда, где он сейчас находится, к состоянию пребывания в недвойственном сознании. Я помогаю ему в этом путешествии, потому что я располагаюсь на высоте и имею ясный вид на всю местность. Я всегда знаю, в каком направлении идти, но мне нужно, чтобы студент послал сигнал, указывающий на его текущее положение. Мне нужен ключ к его местонахождению, и обычно я получаю его при первых же произнесённых словах или предложениях.

К примеру, я вижу, где находится Мартин, и понимаю, что он запутался в кустах ежевики. Может быть, он чувствует потребность исчерпывающе описать своё теперешнее положение, но я уже знаю всё, что нужно, чтобы вывести его оттуда. Мартин может желать провести следующие двадцать лет в изучении местной флоры, но я убеждаю его достать мачете, прорубить себе дорогу и продолжить путешествие.

Сейчас, сидя рядом со мной, Мартин напомнил мне о тех отрывках, которые он прочёл, и о моей просьбе свести их к одному предложению. Я кивнул и спросил, к чему он пришёл. Интерпретация текста и её ценность с самого начала не была целью этого задания, и вообще это маленькое упражнение было не для того, чтобы прояснить смысл текста для Мартина. Скорее, оно было для того, чтобы мягко уговорить его мыслить самостоятельно, вместо бессмысленного повторения мудрёных концепций и отказа от собственной ответственности в пользу авторитетов. В процессе этого Мартин, возможно, развил бы более глубокий взгляд на знание, которым он крутит и вертит, как каким-нибудь чудесным пистолетиком, но дело не в этом.

Мартин, как я уже говорил, может быть довольно интересным. Ему примерно лет сорок пять, он побывал во многих экзотических местах и занимался многими интересными вещами. Он очень большой человек ростом около двух метров и весом килограмм сто сорок. Он эксперт в строительстве и неплохой повар, когда Сонайи нет на кухне. Он полностью, или частично, американец, играл за Северо-западный колледж, шесть лет был Зелёным Беретом и десять лет духовным отступником. В общем, он впечатляющий и приятный парень. Он живёт в доме несколько месяцев, и в основном быстро ухватывает суть, приступая к делу. Я с самого его приезда сюда знал, что он застрял на внешнем авторитете, но никогда прямо не указывал на это. Меньше всего мне хотелось вступать в дурацкое соревнование "у кого круче знания" с его бывшим учителем, который занимает совершенно иное положение в иерархии гуру, чем ваш покорный слуга, то есть, если я не буду осторожен, я нечаянно могу отослать Мартина обратно к человеку, у которого в запасе есть две тысячи слов и пятьсот ссылок на древние тексты на трёх языках.

То, что получилось у Мартина с "заданием", придуманным мной за пару секунд, было в основном ничем иным, как упрощённым перефразированием оригинального текста. Он объяснял его, а не прояснял и не уменьшал.

– Стоп, – сказал я. Он остановился.

– Ты просто используешь другие слова, чтобы сказать то же самое.

– Ну, да, – согласился он, – но я использую меньше слов и объясняю это в более западном духе.

Я пощёлкал каналы и остановился, чтобы посмотреть, как Саманта пытается утихомирить разгневанного Ларри Тейта.

– Почему ты думаешь, что я просил тебя комментировать те отрывки, которые ты мне читал, Мартин?

– Я думал, что вы, ну, заинтересовались этим и, возможно, у вас были трудности, ну, знаете, с пониманием, – сказал он.

Ларри отбушевал, и теперь Саманта звонила доктору Бомбею, верный знак, что что-то не в порядке, возможно доктор что-то напортачил. Может быть, он превратил Дэррина в пони, и теперь Ларри нужен Дэррин, чтобы срубить капусту. Доктор Бомбей, однако, не доступен, потому что он в каком-то экзотическом месте едет верхом на Дэррине, чтобы победить в финальном заезде. Конечно, не мне судить, но наверно нелегко быть Дэррином.

– Да, у меня были трудности с этим, Мартин. Определённо. Давай-ка попробуем ещё раз. Я бы хотел, чтобы ты свёл весь этот сложный набор изречений гуру к одной ясной концепции. Подытожь его. Обтеши его, пока не достигнешь сердцевины. Сократи, как алгебраическое уравнение. Сожги всё лишнее и увидь, что останется.

– Ну, – начал Мартин, и я тут же понял, что мы бьёмся головой об его упрямство в опоре на внешние авторитеты. – Я думаю, что он имеет в виду…

Я перебил его.

– Почему имеет значение то, что он имеет в виду, Мартин?

Он уставился на меня с полуоткрытым ртом.

– Это твоя голова на плахе, Мартин, это твои часы тикают.

Я попробовал зайти с другой стороны.

– Как ты обозначил свою миссию, Мартин? Что является целью? Чего ты надеешься достигнуть в своей жизни?

– Свободы от уз, – ответил он без колебаний. – Освобождения. Единства со всем, что есть. Единое сознание.

Я удержался, чтобы не выброситься из окна.

– Окей, окей, всё это замечательно, но можешь ли ты представить, что всё это разные способы выражения одного и того же?