Текст книги "Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 11
Презентация СуперСлова™

Сначала появилась система ТрадУст, которая через десять тысяч лет была усовершенствована путем введения рифмы (для облегчения запоминания) в систему ТрадУстПлюс. На протяжении многих тысячелетий существовала только Повествовательная операционная система, которая дожила и до наших дней. Она распалась надвое около двадцати тысяч лет назад: первая ветвь представляла собой Настеннопись (предшественник РисПлюс 2.3, ГрекАмфора 1.2, МрамоРез 1.4 и позднейшая всеобъемлющая СуперИзоХуд 5.0). Вторая ветвь, Пиктофонная повествовательная система, началась с КлиноПис 2.1 и развилась в группу конкурирующих систем (ВоскоПис, Папирус, ПергамПлюс), которые потом слились во всемирно признанную СВИТОК. Последняя усовершенствовалась восемь раз до версии 3.5, прежде чем ее вытеснила совершенно новая и явно превосходящая ее КНИГА 1. Стабильная, удобная для создания и передачи повествования, компактная, с удобным указателем, КНИГА открыла себе путь около восемнадцати столетий назад.

СЛОВОМАГИСТР Э. КС. ЛИБРИС

Повествовательная операционная система. Ранние годы

Маленький и довольно бледный человечек занял место на кафедре. Он был в белой рубашке с коротким рукавом, которую оттягивал набок набитый ручками нагрудный карман. Все мы снова уселись и с интересом уставились на него. СуперСлово™ уже много сотен лет служило в Кладезе излюбленной темой для пересудов, и всем очень хотелось узнать, верны ли слухи о его технической виртуозности.

– Всем доброго утра, – нервно начал Либрис. – В течение следующих тридцати минут я постараюсь рассказать вам о нашей новейшей операционной системе КНИГА, версия 9, которой мы присвоили кодовое имя СуперСлово™.

Повисла тишина. Агенты переваривали услышанное. Я кожей почувствовала, что это не просто важно, а очень важно. Как подписание мирного договора или что-то в этом роде. Даже Брэдшоу, отнюдь не фанат высоких технологий, подался вперед и с интересом слушал, нахмурив лоб.

Либрис вытащил из папки первый лист с изображением старой книги.

– Итак, – начал он, – когда мы впервые столкнулись с концепцией страницы при разработке КНИГИ 1, то подумали, что достигли потолка вместительности повествования – создали компактную, легкую для чтения модель и при помощи встроенных программ Нумератор и Заголовок получили систему индексирования, намного превосходящую все, что мог предложить СВИТОК. Много лет, – он перевернул лист, показав нам различные варианты книг, появлявшиеся в течение столетий, – мы совершенствовали систему КНИГА. Первым нововведением в версии 1.1 были иллюстрации, в 3.1 – стандартизация правописания, в 4.2 – стабилизация употребления гласных и неправильных глаголов. Сегодня мы используем систему КНИГА 8.3, одну из наиболее стабильных и сложных в истории технологий вымыслопередачи – никогда прежде написанное слово не передавалось в воображение читателя столь быстро и равномерно.

Он на мгновение остановился. Мы все знали, что КНИГА 8.3 превосходна. Если не считать попадающихся иногда опечаток и неровного качества повествования (что не относилось к системным ошибкам), система была действительно хороша.

– Сборка книг в подвальных этажах, хотя и требует времени, идет хорошо, пусть и несколько хаотично.

Агенты одобрительно зашептались: внизу, понятное дело, никому особенно не нравилось.

– Но, – говорил Либрис, – бесконечная переработка старых идей больше не может удерживать внимание читателя. Маркетинговые исследования Совета жанров показывают, что читателям надоедает схожесть сюжетных линий.

– По-моему, такое и прежде бывало, – вклинился Глашатай, но быстренько спохватился, извинился за то, что перебил выступающего, и позволил Либрису продолжать.

– Для того чтобы понять проблему, – развивал свою мысль словомагистр, – нам нужно обратиться к истории. Когда восемнадцать столетий назад мы впервые ввели систему КНИГА, то разработали ее прежде всего для записи реальных событий. Мы никогда и не думали, что появится такой спрос на беллетристику. В десятом веке выдуманные истории встречались так редко, что нам хватило сюжетов на целую тысячу лет. В семнадцатом столетии количество сюжетов снизилось до шестисот, но по-прежнему не подавало поводов для беспокойства. Затем произошло событие, которое исчерпало возможности операционной системы.

– Появилась массовая грамотность, – вставила мисс Хэвишем.

– Именно, – подхватил Либрис – Спрос на литературу в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях вырос экспоненциально. За десять лет до публикации «Памелы» в тысяча семьсот сороковом у нас хватало новых идей, чтобы продержаться еще несколько сотен лет. Но ко времени Диккенса почти все идеи оказались использованы не по разу. Начиная с тринадцатого столетия мы время от времени прибегали к подобной практике, стремясь отсрочить неизбежное. Однако к тысяча восемьсот восемьдесят четвертому году, несмотря на все наши старания, запас оригинальных историй полностью истощился.

Агенты беллетриции зашептались.

– «Плоский мир», – выдал Брэдшоу после короткого размышления. – Это была последняя оригинальная идея, да?

– Именно так. Остатки поглотило движение научной фантастики в пятидесятых годах двадцатого века, но последние чистые идеи закончились в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Мы ожидали худшего – полного растворения Книгомирья и массового оттока читателей. И все же этого не произошло. Вопреки всем ожиданиям, повторяемые истории работали!

– А разве не так происходит при их изложении? – спросила Хэвишем своим непререкаемым тоном. – Пермутации рассказа беспредельны!

– Пределы эти огромны, но не бесконечны, мисс Хэвишем. Я пытаюсь донести до вас, что, когда все пермутации окажутся исчерпаны, нам окажется некуда двигаться. В двадцатом столетии книги писались и печатались в огромном объеме. Даже появление потусторонних вирусов Тормоз 1.3 и Стоп-писатель 2.4 не смогли остановить авторов. По Ту Сторону появились законы об авторском праве: авторы начали писать одинаковые книги! По моим прикидкам, нам остается год – в лучшем случае восемнадцать месяцев – до того, как литература иссякнет.

Либрис умолк, чтобы дошло до всех.

– Вот потому нам пришлось снова сесть за чертежную доску и пересмотреть всю ситуацию.

Он достал новый лист, и раздались ахи и охи. На чертеже была представлена тридцатидвухсюжетная система.

– Как вы знаете, – продолжал словомагистр, – любая Книжная операционная система построена на восьмисюжетной основе, унаследованной еще от системы ТрадУст. Мы обычно говорим: «Никому не понадобится более восьми сюжетов».

– Девяти, если учесть «взросление», – пискнула Беатриче.

– Разве это не «путешествие и приключение»? – возразил Твид.

– А что тогда «Макбет»? – спросил Бенедикт.

– Это сюжет «жестокое соперничество/месть», дорогуша, – просветила его Хэвишем.

– Мне казалось, что это скорее «соблазн», – задумчиво проговорила Беатриче, которая по возможности всегда и все делала в пику Бенедикту.

– Прошу вас! – воскликнул Глашатай. – Мы весь день можем об этом спорить! Дайте Либрису закончить, а потом, пожалуйста, ругайтесь на здоровье!

Агенты замолчали. Я поняла, что этот спор у них вечен.

– Итак, единственным путем для поступательного развития, – продолжил словомагистр, – является полная перестройка операционной системы. В результате перехода на тридцатидвухсюжетную базу появится куда больше идей, чем мы в силах применить. Книгомирье не знало такого прорыва со дня изобретения наборного шрифта!

– Я всегда была сторонницей новых технологий, мистер Либрис, – искренне сказала леди Кэвендиш, – но разве популярность книг не является объективным показателем работы системы?

– Это зависит от того смысла, который вы вкладываете в понятие «популярность». Только тридцать процентов потусторонников читают книги регулярно, а при помощи СуперСлова™ мы намерены радикально изменить эту ситуацию. Но я забежал вперед. Обилие новых идей лишь половина дела. Позвольте мне рассказать, какие еще преимущества дает новая система.

Он достал следующий лист. На сей раз заголовок гласил: «Улучшенные характеристики».

– Во-первых, СуперСлово™ полностью совместима со всей существующей прозой, драматургией и поэзией. Более того, книги, написанные при помощи этой системы, будут снабжены всевозможными бонусами.

– Интересно, – медленно произнес Брэдшоу, – как вы намерены улучшить книгу?

– Позвольте привести пример, – с энтузиазмом сказал Либрис. – В книгах, которые известны сейчас, диалог надо приписывать конкретным персонажам, поскольку иначе читатель не поймет, кто что сказал. При описании разговора многих людей задача многократно усложняется: очень легко увязнуть в «сказал Джордж», «ответил Майкл», «добавил Пол» и так далее. С помощью Улучшенных Речевых Характеристик™ СуперСлова™ читатель без труда поймет, кто говорит, будучи при этом избавлен от утомительных речевых указателей. К тому же к СуперСлову™ будет прилагаться СиноПлюс™, который предоставит читателю сжатый конспект на случай, если тот запутается или оставит книгу на несколько месяцев, не дочитав. Есть и другие опции – БыстроЧит™, СветоТекст™ и три музыкальные дорожки.

– А как читатель сумеет задействовать эти функции? – поинтересовалась леди Кэвендиш.

– Сразу же за фронтисписом будут находиться три страницы для выбора опций.

– Срабатывающие от прикосновения? – уточнила я.

– Нет, – восторженно отозвался Либрис, – от прочтения! Слова знают, когда их читают. На этих страницах также можно будет выбрать СловоВерт™, который приспосабливает словарь к читателю: никаких заумных слов или, если вы как раз любите заумные слова, повышение словарной заковыристости.

Воцарилось молчание. Все переваривали сказанное.

– Но, возвращаясь к вашему замечанию, леди Кэвендиш, могу сказать следующее: многие не читают именно потому, что чтение им кажется скучным и медленным. На сегодняшний день максимальная скорость вымыслопередачи составляет около шести слов в секунду. При помощи СуперСлова™ мы сможем увеличить скорость ввода в четыре раза, и это очень понравится современному читателю.

– А теперь карты на стол, Либрис, – громко сказал Брэдшоу. – Технология – это прекрасно, но если она не является абсолютно правильной, то может обернуться величайшим провалом.

– Вам и прежняя навигационная система не нравилась, командор, – ответил Либрис, – но никогда книжная навигация не была проще!

Они уставились друг на друга, пока тишину не разорвало громкое рыганье. Это был Фальстаф.

– В свое время, – произнес он, с большим усилием вставая на ноги, – я повидал немало и хорошего, и дурного. Я был свидетелем Великого чередования гласных и с теплотой в душе вспоминаю славные деньки, когда каламбуры, толстяки и чужестранцы были смешнее всего. Я видел возвышение романа и падение эпической поэмы, я помню те времена, когда на шесть пенсов можно было упиться до белой горячки, обожраться до смерти, и при этом в кармане оставалась еще мелочь на шлюх. Я помню времена, когда можно было отдать концы от воды и ожить от хмельного, я помню…

– Вы к чему это ведете? – с опаской спросил Либрис.

– А! – ответил Фальстаф, пытаясь припомнить, что он хотел сказать. – О да. Я видел это хваленое усовершенствование – четвертую версию в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. «Навеки изменит наше чтение» – так говорил Совет жанров. И что получили? Великий Абзац. Почти все произведения Еврипида, Эсхила и Софокла исчезли с концами, и мы создали граммазитов.

– Не доказано, что именно четвертая версия привела к появлению граммазитов, сэр Джон…

– Да ладно, Либрис, у вас что, мозги усохли? Я же был там. Я видел. Я – знаю.

Либрис воздел руки.

– Я пришел сюда не спорить, сэр Джон. Я просто излагаю факты. В любом случае граммазиты несовместимы с СуперСловом™. Текст будет запечатан – им просто нечего станет есть.

– Ну, надейтесь-надейтесь, сэр.

– Мы это знаем, – твердо ответил Либрис и добавил уже медленнее: – Послушайте, КНИГА 4 действительно была большой ошибкой, и мы откровенно в этом признаемся, именно потому мы так долго разрабатывали и жестко тестировали СуперСлово™. Она не ради рекламы называется высшечитабельной. – Он на мгновение умолк. – Она неизбежна, леди и джентльмены, – так что привыкайте.

Он ожидал очередных нападок со стороны Фальстафа, но старый приятель короля Хэла сел и печально покачал головой. Больше никто ничего не сказал.

[48]48
  Фальстаф
  Храни тебя господь, король мой Хэл!
  Храни тебя господь, мой милый мальчик!
  Король Генрих
  (верховному судье)
  Милорд, ответьте этому безумцу.
  Верховный судья
  В уме ль вы, сэр? С кем говорите вы?
  Фальстаф
  (королю Генриху)
  С тобой! Король! Юпитер! Жизнь моя!
  Король Генрих
  Старик, с тобой я незнаком. Покайся!
  Седины вовсе не к лицу шутам…
  Шекспир, Генрих IV.
  Часть II, акт V, сцена 5.
  Перевод Е. Бируковой.


[Закрыть]

Либрис отступил на шаг и посмотрел на Глашатая, который позвонил в колокольчик.

– Ну-с, спасибо, что выслушали словомагистра Либриса, и я, со своей стороны, хотел бы поблагодарить его за то, что он пришел к нам и обо всем рассказал.

Он начал аплодировать, и мы присоединились – за заметным исключением Фальстафа и Брэдшоу.

– Презентационные буклеты вскоре доставят, – сказал Глашатай. – Через десять минут получите личные задания. И помните: осторожность и еще раз осторожность. Все. Заседание закрыто.

И он снова позвонил в колокольчик.

Либрис спустился с кафедры и затерялся в толпе прежде, чем Брэдшоу успел его еще о чем-нибудь спросить. Мисс Хэвишем положила руку командору на плечо. Брэдшоу был единственным мужчиной, к которому мисс Хэвишем питала хоть какие-то дружеские чувства. Наверное, это было следствием долгого сотрудничества по работе.

– Я уже слишком стар для таких игр, малышка, – прошептал он.

– Я тоже, Траффорд. Но кто будет учить молодежь?

Она кивнула в мою сторону. Меня уже десять лет как не относили к категории молодежи.

– Устал я, Эстелла, – грустно сказал Брэдшоу. – Хватит с меня новых технологий. Я возвращаюсь в свою книгу. По крайней мере, не придется терпеть всю эту чушь в «Брэдшоу из Конго». Прощай, старушка.

– До свидания, командор. Кланяйтесь от меня миссис Брэдшоу.

– Спасибо. А вам, мисс… простите, напомните мне ваше имя?

– Четверг Нонетот.

– Да, конечно. Ну что же, удачи вам.

Он улыбнулся, приподнял шлем и удалился.

– Старый добрый Брэдшоу, – усмехнулась мисс Хэвишем. – Начиная с тридцать восьмого года он уходил на покой раз десять. Думаю, мы его увидим на следующей неделе.

– А! – воскликнул, подходя к нам Глашатай. – Хэвишем и Нонетот! – Он сверился со своими заметками. – Вы ведь не пытались поставить рекорд скорости По Ту Сторону или в ином мире?

– Я?! – возмутилась Хэвишем. – Конечно нет!

– Ладно, – пробормотал Глашатай, ни на йоту ей не поверив. – Совет жанров извещает, что любой агент беллетриции, злоупотребляющий своими привилегиями, будет подвергнут суровому наказанию.

– Насколько суровому?

– Очень суровому.

– Не посмеют, – отмахнулась Хэвишем. – Так что вы там для нас припасли?

– Вы председательствуете на разбирательстве по поводу напряженности в «Грозовом перевале».

– Я уже отсидела свои шесть разбирательств. Теперь очередь Фальстафа, – возразила Хэвишем.

– А вот это неправда, – ответил Глашатай. – У вас только третье разбирательство. Менять адвокатов каждую неделю не лучший способ уладить дело. Все должны отработать свое, мисс Хэвишем. Даже вы.

– Ладно, – вздохнула она.

– Вот и хорошо. И лучше не затягивайте!

И Глашатай быстренько ретировался, прежде чем мисс Хэвишем успела ответить. Она несколько мгновений стояла молча, словно вулкан, который думает, взорваться ему или нет. Потом сверкнула глазами на меня.

– Ухмыляемся? – рявкнула она.

– Никак нет, мисс Хэвишем, – ответила я, старательно пряча веселье по поводу того, что персонаж вроде нее станет консультировать кого бы то ни было по какому-либо вопросу – особенно по части ярости.

– Пожалуйста, объясни, что тебе показалось таким забавным, – наступала на меня она. – Мне очень интересно!

– Я улыбнулась от удивления, – сказала я.

– Да? – не поверила она. – Что ж, прежде чем ты придешь к ошибочному выводу, будто меня хоть в малейшей степени волнуют чувства кучки напыщенных идиотов, заруби себе на носу: мне просто приказали сделать эту работу, все равно как если бы меня призвали на службу в Защиту Хитклифа. По мне, лучше б он сдох, но приказ есть приказ. Принеси мне чаю, и встретимся у меня за столом.

Споры по поводу усовершенствования СуперСлова™ не утихали долго. Я улавливала обрывки разговоров, в которых оценка варьировалась по всей шкале от полного неприятия до горячего одобрения. Это не играло роли: беллетриция – единственное полицейское агентство, которое не имеет никакого веса в политике. Все решали высшие силы в Совете жанров. Прямо как в ТИПА. У стола с закусками я наткнулась на Вернхэма Дина.

– Ну, – спросил Дин, накладывая себе пирожных, – что думаете?

– Брэдшоу и Фальстаф немного выбиты из колеи.

– Осторожность – преимущество, которое порой недооценивают, – взвешенно заметил он. – А какого мнения Хэвишем?

– Точно не знаю.

– Верн! – окликнула Беатриче, подходя к нам вместе с леди Кэвендиш. – Итак, какой сюжет в «Винни Пухе»?

– «Триумф неудачника»? – предположил мой собеседник.

– Я же тебе говорила! – повернулась Беатриче к Кэвендиш. – Медвежонок с опилками в голове побеждает превратности судьбы! Ну, убедилась?

– Нет, – ответила та. – Это исключительно «путешествие и приключение».

– Да у тебя все «путешествие и приключение»!

– Именно.

Они продолжали пикироваться, а я взяла чашку и блюдце.

– Вы еще не знакомы с миссис Брэдшоу? – спросил Дин.

Я сказала, что нет.

– Когда познакомитесь, не смейтесь и не хихикайте.

– Почему?

– Увидите.

Я налила чаю для мисс Хэвишем, не забыв добавить молока. Дин съел канапе и спросил:

– Как вы поживали эти дни? На момент нашей последней встречи у вас дома были неприятности.

– Я сейчас живу в Кладезе, – сообщила я, – благодаря Программе по обмену персонажами.

– Правда? – удивился он. – Забавно. Как идет последний роман Фаркитт?

– Думаю, неплохо, – ответила я, помня об испытываемой Верном неловкости по поводу его роли картонного злодея. – Рабочее название – «Бесстыдная любовь».

– Вполне в духе Фаркитт, – вздохнул Дин. – И там наверняка будет кто-нибудь вроде меня – как обычно. И деревенская служанка, которую изнасиловал кто-то вроде меня, а потом жестоко вышвырнул, чтобы она родила в лачуге и отомстила десять глав спустя.

– Ну, я не знаю…

– Это несправедливо, – продолжал он, мрачнея. – Почему я при каждом прочтении должен всегда спиваться и скатываться до ничтожества и умирать в одиночестве за одиннадцать страниц до конца?

– Потому что вы – отрицательный персонаж, а они в романах Фаркитт всегда должны получать заслуженное возмездие.

– Все равно нечестно. – Он нахмурился. – Я тысячи раз обращался в отдел внутренней регулировки сюжета, но они мне все время отказывают. Вы не замолвите словечко мисс Хэвишем? Говорят, она входит в подкомитет регулировки сюжета при Совете жанров.

– А это будет корректно? – усомнилась я. – В смысле, обращаться к ней через меня? Может, лучше по обычным каналам?

– Ход конечно сомнительный, – ответил он, – но я хочу испробовать все. Поговорите с ней, ладно?

Я обещала попытаться, но про себя решила, что вряд ли стану это делать. В беллетриции Дин был весьма приятным человеком, но в «Сквайре из Хай-Поттерньюс» представал сущим чудовищем, и одинокая смерть в нищете и пьянстве являлась для него самым правильным концом – в рамках повествования, конечно же.

Я передала чай мисс Хэвишем, которая резко прервала беседу с Перкинсом, как только я подошла. Наставница скорчила мне рожицу и исчезла. Я отправилась за ней на второй этаж Великой библиотеки, где и обнаружила ее в секторе Бронте, уже с экземпляром «Грозового перевала» в руках. Мне подумалось, что, возможно, она и правда неравнодушна к Хитклифу: скорее всего, страстно жаждет узреть его в трясине под Пенистон-Крейг.

– А ты, кстати, не встречала трех ведьм? – спросила она.

– Да, – ответила я. – Они мне сказали…

– Пропускай мимо ушей все, что они тебе скажут. Вспомни о неприятностях, в которые они вовлекли Макбета.

– Но они сказали…

– Слушать не хочу. Чепуха и шарлатанство. Они просто смутьянки и ничего больше. Понятно?

– Конечно.

– Никогда не говори «конечно»! Это слишком по-плебейски! Чем тебя не устраивает: «Да, мисс Хэвишем»?

– Да, мисс Хэвишем.

– Ну вот, уже лучше. Идем, нам надо в Бронте! И мы вчитались в «Грозовой перевал».

Глава 12
Грозовой перевал

«Грозовой перевал» – единственный роман, написанный Эмили Бронте. Одни называют его великолепным произведением, а другие – вопиющим безобразием. Остается только догадываться, что еще могло бы выйти из-под ее пера, проживи она дольше. Судя по сильному и пылкому характеру Эмили, ей было под силу создать еще несколько подобных романов. Но какие бы чувства ни возбуждал роман в душах читателей, как бы они ни сожалели о неподходящих друг другу любовниках, ни злились на капризный характер Кэтрин или даже на тупость жертв Хитклифа, которые ведут себя как робкие овечки, одно можно сказать точно: описание пустынного и продуваемого ветрами пейзажа отражает разрушительную страсть двух центральных персонажей просто великолепно. Можно сказать, непревзойденно.

МИЛЬОН ДЕ РОЗ

«Грозовой перевал»: шедевр или напыщенная дрянь?

Когда мы прибыли на место, шел снег, и сбиваемые ветром снежные хлопья напоминали большое облако пугливых зимних мотыльков. Дом оказался куда меньше, чем мне представлялось, а ветхость его бросалась в глаза даже под мягким покровом снега. Ставни висели криво, изнутри пробивался слабый свет. Было ясно, что мы посещаем дом не в славные времена мистера Эрншо, но в период владения Хитклифа, чья варварская хватка отражалась в угрюмом и бесприютном виде жилища, к которому мы приближались.

Под нашими ногами скрипел свежий снег. Мы подошли к передней двери и постучали по изъеденному временем дереву. После очень долгой паузы нам открыл жилистый мужик, смерил нас недовольным взглядом, но затем на его усталом лице отразилось узнавание, и он тотчас же возбужденно зачастил:

– Куда как достойно – слоняться в полях за полночь с богомерзким чертовым цыганом Хитклифом! Они думают, я слеп. Но я не слеп! Ни чуточки! Я видел, как молодой Линтон пришел и ушел, и видел, как ты – ты, подлая, шкодливая ведьма! – прошмыгнула в дом, едва заслышала на дороге стук копыт хозяйского коня![49]49
  Перевод Н. Волытин


[Закрыть]

– А ну, кончай! – рявкнула мисс Хэвишем, не знакомая с таким понятием, как терпение. – Впускай нас, Джозеф, иначе твой зад познакомится с моим ботинком!

Слуга что-то проворчал, но дверь открыл. Мы вошли внутрь в облаке ворвавшихся следом снежинок и потопали ногами по коврику у порога, а Джозеф запер за нами дверь.

– Что он там бормочет? – спросила я, слушая, как ворчит себе под нос старик.

– Понятия не имею, – ответила мисс Хэвишем, стряхивая снег с поблекшей подвенечной фаты. – Да и никто не знает. Идем, познакомишься с остальными. Раз уж разбираем дело о взаимной ненависти, надо, чтобы все главные персонажи присутствовали.

Прихожей или коридоров тут не водилось. Передняя дверь открывалась сразу в большую гостиную, где у очага собрались шестеро. Один из мужчин вежливо кивнул в знак приветствия. Как я позднее узнала, это был Эдгар Линтон, супруг Кэтрин Эрншо, которая сидела рядом с ним на деревянной скамье с высокой спинкой и задумчиво смотрела на огонь. Дальше развалился неопрятного вида человек, не то сонный, не то пьяный, или, вполне вероятно, и то и другое сразу. Они явно ждали нас и так же явно не испытывали энтузиазма по поводу заседания, со всей очевидностью не представлявшего для них первостепенного интереса.

– Добрый вечер всем, – произнесла мисс Хэвишем. – Хочу поблагодарить вас за то, что вы все пришли на заседание беллетриции по урегулированию взаимной ненависти.

Она говорила почти дружелюбно. Это настолько выбивалось из характера моей наставницы, что я с интересом прикидывала, на сколько ее хватит.

– Это мисс Нонетот, на сегодняшней встрече она будет наблюдателем, – представила она меня. – А теперь давайте возьмемся за руки и образуем круг доверия, дабы включить ее в группу. Где Хитклиф?

– Понятия не имею, где носит этого мерзавца! – сердито заявил Линтон. – Да хоть бы в болоте утонул, дьявол его забери, – самое время!

– О! – воскликнула Кэтрин, отнимая руку у Эдгара. – Почему вы так ненавидите его? Его, который любил меня так, как вам и не снилось?

– Ну-ну, – примирительным тоном перебила ее Хэвишем. – Помните, что мы говорили прошлый раз по поводу ругани? Эдгар, думаю, вам следует извиниться перед Кэтрин за то, что вы обозвали Хитклифа мерзавцем, а вы, Кэтрин, на прошлой неделе обещали не говорить в присутствии своего мужа о том, как сильно вы любили Хитклифа.

Они оба неохотно извинились друг перед другом.

– Хитклиф может прийти в любой момент, – сказала служанка, которую я определила как Нелли Дин. – Его агент передал мне, что у них сейчас рекламная акция. Может, начнем без него?

Мисс Хэвишем глянула на часы.

– Думаю, вводную часть можно опустить, – ответила она, явно желая поскорее покончить с делом и вернуться домой. – Давайте представимся мисс Нонетот и одновременно сформулируем свои чувства. Эдгар, начнете?

– Я? Да, конечно. Меня зовут Эдгар Линтон, я настоящий владелец мызы «Скворцы». Я ненавижу и презираю Хитклифа, потому что, несмотря на все мои усилия, Кэтрин до сих пор его любит.

– Мое имя Хиндли Эрншо, – невнятно пробормотал пьяный, – я старший сын старика Эрншо. Я ненавижу и презираю Хитклифа потому, что мой отец предпочел Хитклифа мне, а еще потому, что этот мерзавец обманом лишил меня моих природных прав.

– Хорошо, Хиндли, – сказала мисс Хэвишем, – пока ни одного нецензурного слова. Мы делаем успехи. Кто дальше?

– Я Гэртон Эрншо, – произнес мрачный молодой человек, глядя в стол. Это собрание, очевидно, раздражало его больше всех. – Я сын Хиндли и Фрэнсис. Я ненавижу и презираю Хитклифа за то, что он обращается со мной немногим лучше, чем с собакой, а ведь я ему ничего не сделал. Он унижает меня потому, что мой отец обращался с ним как со слугой.

– Я Изабелла, сестра Эдгара, – сказала приятной внешности женщина. – Я ненавижу и презираю Хитклифа потому, что он лгал мне, оскорблял меня, бил и пытался извести. Затем, после моей смерти, он выкрал нашего сына и использовал его для того, чтобы захватить наследство Линтонов.

– Эту прямо распирает от злости, – прошептала мне мисс Хэвишем. – Видишь? Дело начинает вырисовываться.

– Они все терпеть не могут Хитклифа, – прошептала я в ответ.

– Неужели это так очевидно? – удивилась моя наставница, несколько обескураженная тем, что ее примирительные попытки оказались не столь плодотворны, как она надеялась.

– Я Кэтрин Линтон, дочь Эдгара и Кэтрин, – представилась самоуверенная и упрямая молодая девушка лет шестнадцати. Я ненавижу и презираю Хитклифа потому, что он не отпустил меня к умирающему отцу и продержал под замком пять дней, чтобы заставить меня выйти за Линтона только ради получения «Скворцов», имения настоящих Линтонов.

– Я Линтон, сын Хитклифа и Изабеллы, – кашляя в платок, подал голос очень болезненного вида юноша. – Я ненавижу и презираю Хитклифа потому, что он лишил меня возможности быть счастливым и уморил, держа под замком и сделав пешкой в своей игре ради того, чтобы всем отомстить.

– Вот-вот, – прошептала Кэтрин Линтон.

– Я Кэтрин Эрншо, – произнесла последняя из присутствующих дам, с отвращением обводя взглядом остальных, – и я люблю Хитклифа больше жизни!

Раздался всеобщий стон, некоторые печально закачали головой, и младшая Кэтрин демонстративно сунула два пальца в рот.

– Никто из вас не знал его так, как я, и если бы вы относились к нему с лаской вместо ненависти, всего бы этого не произошло!

– Лживая шлюха! – вскричал Хиндли, вскакивая на ноги. – Не выскочи ты за Эдгара ради положения и денег, у Хитклифа не поехала бы крыша! Нет, ты сама все это на свою голову навлекла, самовлюбленная дрянь!

Все зааплодировали, несмотря на попытки Хэвишем навести порядок.

– Он настоящий мужчина! – продолжала Кэтрин под улюлюканье прочих. – Он байронический герой, который выше морали и общественных законов! Моя любовь к Хитклифу крепче вечных скал! Слушайте, вы! Хитклиф – это я! Он всегда, всегда в моем сердце. Не как любовь – он больше, чем моя любовь к себе самой. Он – моя суть!

Изабелла стукнула по столу и сердито погрозила Кэтрин пальчиком.

– Настоящий мужчина любил бы ту, на ком женился, и заботился бы о ней! – крикнула она. – Он не стал бы бросать в нее мясницкий нож и не осыпал бы бранью всех вокруг в бесконечном своем стремлении отомстить за то, что двадцать лет назад к нему отнеслись неуважительно! Что с того, что Хиндли обращался с ним плохо? Добрый христианин давно простил бы и научился бы жить в мире со всеми!

– Ах! – воскликнула младшая Кэтрин, также вскакивая с места и перекрывая вал обвинений и всплеск дотоле сдерживаемых чувств. – Вот в чем суть дела! Хитклиф настолько далек от христианина, насколько это возможно! Это дьявол в человеческом обличье, который стремится разрушать все вокруг себя!

– Я согласен с Кэтрин, – вяло протянул Линтон. – Этот человек порочен и испорчен, он прогнил насквозь!

– А ну выйдем поговорим! – вскричала старшая Кэтрин, размахивая кулаком.

– Хочешь, чтобы он простудился и умер? – строптиво ответила младшая Кэтрин, гневно глядя на мать, умершую при ее рождении. – Эта идиотская неразбериха – в первую очередь результат твоего высокомерия и испорченности! Если ты любила его так, как говоришь, то почему не вышла за него замуж?

– МОЖЕТ, МЫ ВСЕ ЖЕ БУДЕМ СОБЛЮДАТЬ ПОРЯДОК? – прокричала мисс Хэвишем так громко, что все аж подпрыгнули.

Спорщики расселись по местам с несколько сконфуженным видом, ворча себе под нос.

– Спасибо. Итак, вопли делу не помогут, и если мы нацелены хоть немного снизить накал страстей в «Грозовом перевале», давайте вести себя как цивилизованные люди и обсуждать наши чувства благоразумно.

– Ну-ну, – послышался голос из темноты.

Все замолчали и повернулись к новоприбывшему, который вышел на свет вместе с двумя телохранителями и еще кем-то, судя по виду агентом. Новоприбывший был смугл, черноволос и очень красив. До этого я никак не могла взять в толк, почему персонажи «Грозового перевала» ведут себя порой столь иррационально, но, узрев воочию эту сногсшибательную красоту, эти пронзительные черные глаза, я поняла, в чем дело. Хитклиф обладал почти электризующей харизмой: он мог очаровать даже кобру и заставить ее завязаться узлом.

– Хитклиф! – вскричала Кэтрин, бросаясь к нему и крепко обнимая. – О Хитклиф, дорогой мой, как мне тебя не хватало!

– Ха! – воскликнул Эдгар, взмахнув тростью так, что она свистнула в воздухе. – Немедленно отпусти мою жену, или, Богом клянусь, я…

– Что – ты? – насмешливо спросил Хитклиф. – Ты, хлыщ бесхребетный! У моего пса в члене больше твердости, чем у тебя во всем теле! А ты, слабак Линтон, ты что там говорил насчет моей порочности и испорченности?