Текст книги "Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио"

Автор книги: Джанни Родари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

12

Вынужденно проспав два дня и три ночи, раньше других просыпается Дельфина. И не сразу понимает, что проснулась. Ей даже кажется, будто началось какое-то новое сновидение – звучит оркестр, исполняющий триумфальный марш из «Аиды», и не совсем ясно, льются ли в окно солнечные лучи или звуки трубы.

Глаза её открыты, но это ещё ничего не значит – когда мы видим сны, глаза у нас тоже всегда открыты, кроме тех случаев, когда нам снится, что мы их закрыли.

– Ой! Какая жёсткая постель...

Дельфина осматривается и обнаруживает синьору Мерло, лежащую на полу, и голова её под столом. Наконец Дельфина соображает, что и сама тоже лежит на полу, и вскакивает как ужаленная. Бросается к окну и видит, что на озере большой праздник. Подбегает к столу и находит записку, оставленную Ансельмо: «Барон умер... Но виноваты вы... Уволены без предупреждения...»

– Что? Что? Синьора Мерло! Синьора Дзанци!

Шлепки, щипки, холодный душ из графина, крики – и вот наконец разбужены остальные пятеро её товарищей.

– Моя смена? – бормочет синьор Джакомини и сразу же, ещё зевая, принимается за работу:

– Ламберто, Ламберто, Ламберто...

– Стоп! – кричит Дельфина. – Стоп! Незачем больше ламбертарить – мы уволены. Смотрите! Возможно, нас даже обвинят в убийстве. Синьор Армандо, пожалуйста, не засыпайте!

– Который час? – интересуется синьор Армандо.

– Спросите лучше, который день.

Синьор Армандо смотрит на свои часы, показывающие не только время, но также день и месяц.

– Чёрт возьми! Сколько же мы спали? Что случилось, хотел бы я знать?

– Мне кажется, – говорит синьор Бергамини, – я слышу трубы берсальеров. Красивый звук!

– Это марш из «Аиды», – поправляет его Дельфина.

– Я знал когда-то в Тревизо одну синьору, которую звали Аида. Она держала остерию и очень неплохо готовила. Кстати, а вы не проголодались? Что у нас сегодня на обед?

– Синьор Бергамини, вы, видимо, ещё не поняли, что происходит. Честно говоря, я тоже не очень понимаю. Пойдёмте поищем кого-нибудь, кто бы нам объяснил.

Все соглашаются и спускаются в вестибюль, как раз в то время, когда ворота виллы распахиваются и во двор с радостными криками врывается толпа. Тут же полицейские, карабинеры, регулировщики уличного движения...

– О небо! – пугается синьора Мерло. – Неужели нас хотят арестовать?

– Не произнесу ни звука, пока не прибудет мой адвокат, – заявляет синьор Джакомини.

– А я, – объявляет синьора Дзанци, – ничего не знаю! Я спала.

– А мы что, не спали?

– Не знаю. Когда я сплю, я не смотрю по сторонам и не вижу, что делают другие.

Но вот и синьор Ансельмо. Он устремляется к Дельфине и обнимает её, больно задевая зонтом.

– Дорогая, дорогая синьора Дельфина! Это самый прекрасный день в моей жизни!

– А увольнение без предупреждения?

– Считайте, что его не было! Вы все вновь приняты на работу! Больше того, я нисколько не удивлюсь, если барон Ламберто на радостях в честь такого события увеличит вам зарплату.

– Минутку! Но синьор барон... Разве он не умер?

– Он жив! Он жив и здоров, как никогда!

– А эта записка?

– Считайте, что её не было!

– Тогда пойдёмте наверх, – предлагает синьор Бергамини. – Обед готов?

– Нет, подождите, – возражает Дельфина, – я желаю кое в чём разобраться.

– Если хотите видеть синьора барона, то вот и он! – с радостным волнением восклицает Ансельмо.

Сопровождаемый громкими аплодисментами, в вестибюль входит синьор барон. Он улыбается и выглядит свежим, как майское утро.

Шестеро служащих смотрят на него, вытаращив глаза от удивления. Это барон? А куда делся дряхлый старик, похожий на черепаху, с которым они познакомились несколько месяцев назад, когда поступали сюда на службу.

Они хорошо помнят его, этого жалкого синьора, едва шевелившего языком, который, казалось, вот-вот рассыплется. Он сказал им тогда, опираясь на палки с позолоченными набалдашниками и устремив на них свои крохотные глазки, спрятанные за тяжёлыми веками:

– Прошу вас... Моё имя следует произносить очень чётко... Без особого нажима... Не слишком громко, но и не шёпотом... Не растягивая... Каждый слог должен звучать отчётливо. Попробуем. Сначала все вместе, затем по очереди... Готовы? Начали... Ламберто, Ламберто, Ламберто...

– Как он помолодел, – замечает синьора Дзанци.

– Совсем другой человек! – добавляет синьор Армандо.

Дельфина становится ещё мрачнее. Она не улыбается, даже когда синьор барон с поклоном целует ей руку и сообщает:

– А знаете, вы очень похорошели!

– Мне кажется, – строго замечает Дельфина, – что сейчас вам следует кое-что объяснить нам, а не делать комплименты. Ведь нас обвиняют в вашей смерти.

– Это была временная смерть, – улыбается барон. – Ничего серьёзного!

– Рада за вас, – говорит Дельфина. – Но, видимо, пора сказать нам то, что вы не сказали в своё время.

– Вы слишком многого желаете, – вздыхает барон. – А если я удвою вам зарплату?

Синьора Мерло открывает было рот, чтобы с волнением поблагодарить, но Дельфина опережает её:

– Мы хотим знать смысл нашей работы. Для чего она? Какой в ней толк? Какое отношение она имеет к вашей жизни и к вашей смерти?

Барон снова вздыхает. Синьор Ансельмо, шокированный поведением Дельфины, готов вмешаться, но барон возражает:

– Милый Ансельмо,– говорит он, – синьора Дельфина права. Она не только хороша собой, но ещё и умна. Мне хотелось бы только знать, согласны ли с нею остальные?

Остальные опускают глаза, вздыхают. Они не знают, что сказать. Но в то же время не хотели бы перечить Дельфине.

– Ладно, – соглашается барон. – Сейчас всё объясню.

Но тут во двор входят двадцать четыре генеральных директора банка, за ними следуют их двадцать четыре секретаря с портфелями. Они двигаются колонной по трое, военным шагом. Они твёрдо намерены поближе рассмотреть барона.

Толпа расступается, пропуская их. Войдя в вестибюль, они окружают барона. Генеральный директор банка Ламберто в Сингапуре, старший по возрасту, берёт слово:

– Синьор, мы можем остаться с вами наедине?

Барон с удивлением разглядывает гостей. Похоже, они не очень довольны его воскрешением. Почему бы?

– Ансельмо, – обращается он к слуге, – проводи синьору Дельфину и её друзей наверх. Я поднимусь туда через несколько минут. Всем остальным дамам и господам моя сердечная благодарность и до свидания! Как видите, у меня деловое совещание... Ну вот, мы и одни. Нас, следовательно, сорок девять. Кто просит слово?

– Я, – отвечает генеральный директор из Сингапура.

– Прошу.

– Буду краток. Вернее, буду задавать вопросы. Почему это у вас вдруг два уха?

– Мне кажется, я имею на это право. Даже у кошки их два.

– Кому же, в таком случае, принадлежало ухо, которое прислали нам бандиты?

– Мне.

– Тогда, выходит, у вас было три уха, а не два?

– Дело в том, что...

– Покажите ваши руки, пожалуйста, – перебивает его генеральный директор.

Барон показывает руки и сам тоже с любопытством рассматривает их. Ого! На месте ампутированного пальца вырос новый!

– Почему это у вас десять пальцев? – возмущается инквизитор.

– А у вас? У вас самого сколько пальцев? А у вас, господа? А у папы римского сколько?

– Оставьте папу в покое! Вы самозванец!

– Признаю, – улыбаясь, соглашается барон Ламберто, – что всё это несколько странно и необычно.

– И правильно делаете, что признаёте, – снова перебивает его генеральный директор из Сингапура. – Что касается нас, то мы не признаём вас бароном Ламберто, владельцем и президентом банков, которые представляем.

– А кто же я, по-вашему, такой?

– Это ваше дело, уважаемый синьор. Ваши документы нас не интересуют. А за исчезновение барона Ламберто ответите полиции.

– Очень хорошо сказано! – хором подтверждают остальные двадцать три генеральных директора.

Двадцать четыре секретаря спешат зафиксировать и это важное замечание.

Барон Ламберто улыбается. Не шутке и не угрозе передать его полиции. Ему пришла в голову другая мысль.

Она-то и заставляет его улыбаться.

– Господа, – говорит он, быстро вставая и направляясь к лестнице. – Будьте добры, подождите здесь минутку. Я забыл сделать одну очень важную вещь. А мажордом тем временем предложит вам какой-нибудь прохладительный напиток.

– Но что вы затеяли?

– Куда вы? Идите сюда!

– Задержите самозванца!

Двадцать четыре плюс двадцать четыре взволнованных синьора с криком бросаются вслед за бароном Ламберто, который, перескакивая через три ступени, мчится наверх, распахивает двери мансарды, влетает в комнату, где его ждут шестеро служащих, и сходу заявляет:

– Синьорина Дельфина, выходите за меня замуж!

– Что вы сказали, извините?

– Прошу вас выйти за меня замуж! Это было бы так прекрасно! Мне пришло это в голову только сейчас, когда я разговаривал с этими господами. С тех пор, как я увидел вас, сердце моё потеряло покой. Ваши зелёные глаза и ваши огненные волосы околдовали меня! Я чувствую, что мы созданы друг для друга, и потому будем жить счастливо и дружно!

От радости синьора Дзанци и синьора Мерло бросаются друг другу в объятия и признаются, что всегда об этом догадывались.

Синьор Армандо мрачнеет, потому что у него тоже имелись свои виды на синьорину Дельфину.

Синьор Бергамини и синьор Джакомини вежливо аплодируют и позволяют себе пошутить:

– И когда же свадьба?

– Да здравствует синьора баронесса!

– Минутку, – холодно возражает Дельфина, – я ведь ещё не ответила.

– Скажите – да, Дельфина! – упрашивает барон. – И это будет самый прекрасный день в моей жизни!

– А я скажу – нет!

Удивление, возгласы, комментарии: «Ну как же можно отказываться от такого счастья!», «Ей, видите ли, мало барона! Ей, наверное, нужен принц голубых кровей!», «Это просто невежливо – отказывать такому порядочному человеку».

– Неужели «нет»? А может, только «Нет, может быть»? Или «Нет, посмотрим» или даже «Нет, подождём немного»? – настаивает барон. – Оставьте мне хоть какую-нибудь надежду! Скажите хотя бы «Ни»!

– Ни за что! Пока что замужество совершенно не входит в мои планы.

– А что же входит? – интересуется синьор Армандо.

– Прежде всего, – говорит Дельфина, – я хочу понять кое-что во всей этой истории. Барон обещал нам всё объяснить.

– Более чем справедливо, – вздыхает барон (сколько раз ему пришлось вздыхать в этот день!). Так и быть!

– Давно пора, – замечают двадцать четыре генеральных директора, которые тоже поднялись в мансарду (двадцать четыре секретаря остались на лестнице, им не хватило тут места).

– В прошлом году в октябре я ездил в Египет...

Барон Ламберто открывает свой секрет. Рассказывает всё по порядку, и Ансельмо всё время кивает. А однажды даже прерывает барона, чтобы привести точные слова египетского святого, которого они встретили тогда случайно в тени Сфинкса: «Запомни, что человек, имя которого непрестанно на устах, продолжает жить».

Теперь двадцать четыре генеральных директора всё понимают. От подозрения они переходят к волнению. Когда барон рассказывает о том, как бандиты отрезали ему ухо, затем палец, они не выдерживают – падают на колени, целуют ему руки, особенно новый палец. Кто-то целует даже в ухо.

Когда барон рассказывает, как проснулся в гробу, синьора Мерло крестится, а синьора Дзанци чуть не падает в обморок.

Ансельмо плачет и несколько раз роняет зонт, который директора банков услужливо подают ему.

– Вот, – заканчивает барон, – вот и всё! А теперь что скажете, если я предложу тост за здоровье всех присутствующих?

– Кстати, о здоровье, – говорит Дельфина. – Если я правильно поняла, это мы вернули вам ваше здоровье?

– Конечно.

– И даже несмотря на то что мы не врачи, – продолжает Дельфина. – Мы даже лучше волшебников. Мы поддержали жизнь этого важного господина нашими голосами, нашей работой. Даже не понимая её смысла. Неделю за неделей, месяц за месяцем мы как попугаи повторяли там, наверху, его имя, не зная, зачем. Кстати, а пластинка или магнитофон разве не дали бы того же результата?

– Нет, синьора, – объясняет Ансельмо. – Мы пробовали, не получается.

– Нужен был живой человеческий голос, – заключает Дельфина, – нужны были наши лёгкие. Многие месяцы жизнь барона Ламберто находилась в наших руках, и мы не знали этого, даже не подозревали...

– В самом деле? – с удивлением восклицает синьор Армандо. – А ведь могли бы потребовать увеличения зарплаты.

– Больше того, – поддерживает его синьор Джакомини, – могли бы, наверное, запросить даже целый миллиард. Вы, синьор барон, дали бы нам миллиард, если бы мы попросили?

– Разумеется, – отвечает барон, – даже два!

– Но в таком случае, – теряется синьор Бергамини, – выходит, что нас в каком-то смысле обманули...

– Как это – обманули! – взрывается генеральный директор сингапурского банка. – Вам прекрасно платили! Нет, вы только послушайте их!..

– У рабочих, – замечает директор цюрихского банка, – всегда какие-то непомерные требования.

– Теперь, однако, – говорит Дельфина, – мы вам больше не нужны.

– О что вы! – спешит заверить её барон. – Будете нужны ещё больше, любой ценой! Все!

– Нет, синьор барон, – кричит с лестницы один из секретарей. – Не нужны!

– Как? Кто это там позволяет себе такое? Извольте знать своё место и помолчите!

Похоже, двадцать четыре генеральных директора сейчас все вместе набросятся на самого молодого секретаря и раздавят его своей тяжестью.

– Подождите, подождите! – останавливает их барон Ламберто. – Пусть скажет... Идите-ка сюда и говорите, не стесняйтесь.

– Синьор барон, – взволнованно объясняет самый молодой секретарь, – вам больше никто не нужен! Вот уже много часов, как никто не произносит ваше имя, а вы, насколько я могу судить, продолжаете жить, не испытывая никаких неприятных ощущений и нисколько не старея.

– Это верно! – восклицает Ансельмо. – Это действительно так, синьор барон!

– Верно, верно! – радостно соглашаются двадцать четыре генеральных директора.

Дельфина и её друзья переглядываются. Барон смотрит на Дельфину. Похоже, наступает решающий момент.

– Ансельмо, – говорит барон, – проверим.

Ансельмо достаёт из кармана свою записную книжечку и начинает проверять двадцать четыре болезни: скелет, мышцы, нервную и кровеносную системы и так далее. Всё в порядке. Ни одна клетка не капризничает. Циркуляция ретикулоцитов увеличена.

– Интересно, – бормочет барон, – интересно... А я ведь и в самом деле чувствую себя как в самые лучшие дни молодости. Как же так?

– Синьор барон, – продолжает самый молодой секретарь, решивший сделать карьеру, – причина абсолютно ясна. Всё дело в том, что вы просто родились заново. Ваша прежняя жизнь, та, что еле теплилась в вас и зависела от голосов этих шестерых... этих господ, окончена. А там, на озере, началась ваша вторая жизнь. Вам теперь больше никто не нужен! Никто!

– Любопытно, – говорит барон. – Возможно, это и в самом деле так. Я действительно чувствую себя рождённым заново. Остаётся только взять новое имя, чтобы забыть прежнее. Как, по-вашему, имя Освальдо подойдёт?

– Я позволил бы себе посоветовать вам имя Ренато, – снова рискует вмешаться самый молодой секретарь.

– Почему?

– Ренато ведь означает рождённый заново. И кроме того... с вашего позволения, меня тоже зовут Ренато.

– Молодец! – восклицает барон. – Умный мальчик! Ансельмо, запиши адрес и фамилию. Заслуживает продвижения по службе. Итак, мне кажется, на этом можно закончить совещание.

– А мы? – спрашивает синьора Мерло.

– Мы уволены? – интересуется синьор Армандо.

– Без всякого вознаграждения? – хочет знать синьор Бергамини.

Двадцать четыре генеральных директора дружно протестуют:

– Ещё и вознаграждения захотели!

Барон Ламберто-Ренато, напротив, улыбается. Странной улыбкой, однако. Похоже, хочет над кем-то подшутить. Зло подшутить...

– Конечно, – говорит он, вдоволь наулыбавшись, – вознаграждение получите. Ансельмо, приготовь каждому из этих уважаемых господ и дам... по мешочку сушёной ромашки! Выбери лучший урожай.

Я бы посоветовал: Тибет, тысяча девятьсот семьдесят пятый год.

– Прекрасно! – одобряют директора банков и их секретари.

– Великолепно! – восклицает самый молодой секретарь Ренато, помня, что железо нужно ковать, пока оно горячо.

Дельфина и её друзья озабочены и молчаливы.

Даже растеряны. Более того – рассержены. Пять пар глаз устремлены на Дельфину. Может быть, она найдёт достойный ответ. Видно же, что она ищет его, – нахмурилась и постукивает пальцами по колену.

Барон Ламберто тоже с любопытством смотрит на Дельфину. Некоторое время она молчит, глядя куда-то в пространство, непонятно куда – то ли изучает потолок, то ли смотрит в окно на белое облако, величественно проплывающее там.

– Хорошо, – говорит она наконец. – Мы принимаем щедрый подарок синьора барона. Его ромашки ароматнее болгарских роз. Но мы тоже не хотим остаться в долгу, не так ли? – обращается она к товарищам. – Мне кажется, мы тоже можем кое-что подарить барону...

– Вот это правильно! – одобряет директор сингапурского банка. – Устройте складчину и подарите барону Ламберто какую-нибудь золотую или серебряную вещицу.

– Кофейный сервиз, – предлагает директор амстердамского банка.

– Часы с кукушкой!

– Брелок для ключей в форме острова Сан-Джулио.

– Тише! – призывает барон. – Послушаем Дельфину.

– Благодарю вас, синьор барон, – с лёгким поклоном отвечает она. – Итак, я предлагаю моим пятерым товарищам последний раз бесплатно показать синьору барону наше мастерство. Ведь он, если разобраться, так ни разу и не видел, как мы работаем, как произносим его имя. И теперь мы сделаем это все вместе. Готовы?

И даже не глядя на своих растерявшихся товарищей, Дельфина начинает:

– Ламберто, Ламберто, Ламберто...

Вскоре набирается смелости и присоединяется к ней синьор Армандо:

– Ламберто, Ламберто, Ламберто...

Затем подхватывают и остальные, и вот они все говорят уже хором:

– Ламберто, Ламберто, Ламберто...

«Красивые голоса, прекрасное произношение!» – думает мажордом Ансельмо. Он очень доволен. Ведь это он выбрал в своё время этих шестерых из сотен желающих поступить на службу к барону Ламберто.

Барон слушает с лёгкой улыбкой, которая точно оса шевелится в уголке его рта. Затем улыбка исчезает. Её сменяет удивление.

Двадцать четыре генеральных директора, минуту назад лишь с любопытством наблюдавшие эту сцену, теперь поражены.

Дельфина ускоряет темп, отбивая ритм рукой по колену и жестом и взглядом побуждая своих товарищей говорить всё быстрее:

– Ламберто, Ламберто, Ламберто...

С тем опытом, что у них за плечами, они быстро переходят от шестидесяти слов в минуту к восьмидесяти, к ста, к ста двадцати... Когда же произносят двести слов в минуту, то становятся похожи на шестерых сорвавшихся с цепи, ругающихся дьяволов:

– Ламбертоламбертоламбертолам...

На глазах у присутствующих, всё более изумляющихся, барон Ламберто-Ренато начинает молодеть, молодеет и продолжает молодеть дальше.

Теперь ему можно дать лет двадцать пять. Это юноша, который мог бы принять участие в студенческих спортивных играх, или молодой актёр, который мог бы играть на сцене красавцев любовников.

А Дельфина и её товарищи всё продолжают выстреливать его имя со скоростью автомата:

– Ламбертоламбертоламбертоламберто...

Когда барон достигает семнадцати лет, он становится таким щупленьким, что одежда повисает на нём мешком, к тому же он теперь меньше ростом.

– Хватит! Остановитесь! – пугается Ансельмо.

Двадцать четыре директора, открыв от изумления рот, не могут вымолвить ни слова. Ламберто похож на ребёнка, который надел отцовский костюм, – рукава до колен, брюки гармошкой. С лица исчезли следы бороды. Сейчас ему лет пятнадцать...

– Ламбертоламбертоламбертоламбер...

– Хватит, ради бога!

Ламберто выглядит удивлённым. Он явно не понимает, что происходит... Он выпрастывает руки из рукавов, и трогает свои щеки...

Теперь ему уже лет тринадцать, не больше...

И тут Дельфина умолкает, жестом показывая товарищам, что можно остановиться.

Наступает необыкновенная тишина.

Вдруг Ансельмо срывается с места, куда-то убегает и почти сразу возвращается с хорошеньким детским костюмчиком.

– Синьорино [3]3
  Обращение к несовершеннолетнему хозяину или господину.


[Закрыть], не хотите ли переодеться? Это костюм, который вам подарили в тысяча девятьсот...

Вернее, в тысяча восемьсот девяносто шестом году. Он немного старомодный, но такой славный. Пойдёмте, синьорино, пойдёмте сюда...

Пока Ансельмо переодевает Ламберто в соседней комнате, все слышат чьё-то всхлипывание. Это рыдает секретарь по имени Ренато.

– Я думал, – говорит он Дельфине сквозь слёзы, – что вы больше не обладаете никакой властью над жизнью синьора барона! Увы, моя карьера окончена!

– Ну, ну, – утешает его Дельфина, – не расстраивайтесь, вы же так молоды, у вас впереди ещё вся жизнь...

– Скажите мне хотя бы, в чём я ошибся?

– В том, – терпеливо, как ребёнку, объясняет Дельфина, – что создали теорию, но не позаботились проверить её на опыте.

– Но ведь синьор барон действительно прекрасно чувствовал себя и тогда, когда никто не произносил его имени!

– Вполне возможно, что ещё сказывался эффект похорон, когда столько людей бесплатно произносили его имя. Во всяком случае, я решила проверить. И, кроме того, мне захотелось узнать, что получится, если в этом эксперименте изменить скорость. Теперь вам всё ясно?

– Конечно, – вздыхает Ренато, – у вас просто научный склад ума. Не хотите ли вы выйти за меня замуж?

– Нет, разумеется.

– Почему?

– Потому что нет.

– А, понимаю...

Но вот возвращается мажордом Ансельмо. Он ведёт за руку синьора Ламберто. Теперь это растерянный, смущённый ребёнок, который останавливается, не зная что делать, и смотрит на окружающих так, словно видит их впервые. При взгляде на Дельфину робкая улыбка появляется у него на лице.

– Дельфина, – говорит он, – будь моей мамой!

– Только этого не хватало! – восклицает Дельфина. – Сначала хотел жениться на мне, а теперь хочет, чтобы я стала его матерью. Видно, ему всё время надо цепляться за меня, чтобы держаться на ногах.

Ламберто, похоже, вот-вот расплачется. Но тут генеральный директор сингапурского банка, уже успевший посовещаться с коллегами, берёт слово и заявляет:

– Синьор барон... Вернее... Гм... Гм... Синьорино... Положение, на наш взгляд, в корне изменилось. Вы уже не в том возрасте, чтобы возглавлять двадцать четыре банка в Италии, Швейцарии, Гонконге, Сингапуре и других городах... Нужно назначить вам опекуна, потому что вы несовершеннолетний. Мы позаботимся об этом на ближайшем совещании генеральных директоров... А пока нам пришла неплохая идея... Ваш юный и привлекательный облик... Нам кажется, вы словно созданы радовать публику. Нужно снять рекламный фильм для телевидения, в котором будет фигурировать сейф банка Ламберто и вы... Сейчас придумаем... Вы будете забираться в сейф и, улыбаясь, говорить: «В нём я чувствую себя так же спокойно и уверенно, как в своей детской!» Вы согласны?

Ламберто смотрит на Ансельмо, на Дельфину, ожидая от них совета. Но Дельфина молчит. Он сам должен принять решение. Он сжимает кулаки и стискивает зубы... Некоторое время раздумывает, затем встаёт и твёрдо заявляет:

– И не подумаю! Моим опекуном будет Ансельмо. Он привык слушаться меня. А не кто-нибудь из вас, старые банковские хрычи! А я... Я буду учиться...

Его лицо освещается улыбкой. Наконец-то Ламберто улыбается весело и открыто. И принимается бегать и прыгать по комнате. Как ребенок.

– Я хочу стать циркачом! – заявляет он. – Это моя давняя детская мечта! И теперь у меня впереди целая жизнь, чтобы осуществить её!

– Вот умница! – растроганно восклицает синьора Дзанци.

– Это глупо, это невозможно и просто неприлично! – возражает директор сингапурского банка.

– Это вы дураки, неприличны и противны! – отвечает ему Ламберто.

– Молодец! – кричит синьора Мерло.

Директора банков говорят все наперебой.

Дельфина и её товарищи тоже говорят все сразу. И Ансельмо тоже что-то объясняет, пока Ламберто танцует, кричит и показывает синьору из Сингапура язык.

– Я стану акробатом, стану летать на трапеции, жонглировать, ходить по канату, укрощать львов, придумывать клоунады, играть на трубе и барабане, буду дрессировать моржей, слонов, собак, блох, двугорбых верблюдов...

Он будет!.. Он будет!.. Что он будет делать? Это никому не известно. Зато Дельфина теперь вполне довольна подарком, который преподнесла ему.

Как раз в этот момент синьор Джакомини, который просто так, чтобы не терять времени понапрасну, забросил удочку из окна, вытаскивает рыбу с килограмм весом.

– Кто сказал, – радостно восклицает он, – что это мёртвое озеро! Ансельмо, готовь сковородку, давай жарить. А кто вздумает ругать озеро Орта, будет иметь дело со мной!