Текст книги "Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио"

Автор книги: Джанни Родари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

6

Бандиты пробрались на остров разными путями – небольшими группами, переодетые. Одни взяли лодку напрокат в Паттенаско. Другие, в спортивной форме, притворились, будто приехали на прогулку из Домодоссолы. Третьи ещё до зари захватили в Оменье парусную лодку главного врача больницы.

А в Пелле кто-то видел двух весёлых и симпатичных монахов, которые переправились на остров на моторке и, уплатив хозяину лодки, благословили его. Тот ещё пошутил:

– А вот святой Джулио обошёлся в своё время без моторки. Он расстелил на воде свой плащ, встал на него и переплыл озеро без паруса и мотора.

– Мы не настолько святые, – ответили монахи. – И потом, как видишь, у нас нет плащей – не сезон.

На острове бандиты сначала собрались в старинной церкви, а потом поставили часовых с автоматами на берегу, на колокольне, и трое направились к вилле барона Ламберто.

Они постучали в дверь, и Ансельмо открыл им.

– У вас что там, дождь в доме идёт? – спрашивают его.

– Нет, а что?

– Мы видим, у тебя зонт...

– Я очень люблю его. Это память о моём бедном папе, он родом из Джиньезе и всю жизнь делал зонты.

– Умница, чтишь отца и мать. А теперь запри дверь, давай сюда ключ и зови барона.

– Как доложить о вас?

– Как хочешь – вот это пистолет, а это автомат. Ну, живо!

Ансельмо повиновался и поспешил к хозяину, который тренировался с «грушей». Тот обрадовался:

– Посмотри, Ансельмо, ты только посмотри, какой удар! Прямой штосс! А теперь я покажу тебе двойной... И полюбуйся, как ухожу от удара. Обрати внимание, как работают ноги. Завтра сгоняешь в Милан – дам тебе адрес одного спортивного клуба – найдёшь там стоящего боксёра, который возьмётся тренировать меня. Надо, наверное, среднего веса, как ты считаешь? Или, может, лучше тяжёлого? Предложи ему вдвое больше, чем запросит, но смотри, чтоб не слишком.

– Синьор барон, позвольте сказать вам...

– Слушаю, Ансельмо... Да что это с тобой? Отчего так дрожит твой зонт?

– Там внизу какие-то господа, синьор барон...

– Гони прочь, я никого не приглашал!

– Нельзя, синьор барон. Они вооружены.

– Вооружены... А как выглядят?

– Не знаю, синьор барон. Они в масках.

– В масках? Тут какая-то ошибка. Карнавал давно закончился.

– Если синьор барон пожелает укрыться в мансарде под крышей или в подвале, скажу этим господам, что вас пока нет, пусть придут завтра.

– Нет, Ансельмо, так не годится. Ты слишком стар, чтобы рисковать. Я сейчас спущусь. А ты предложи им пока апельсиновый сок, настой ромашки – что захотят.

Ансельмо вернулся к бандитам:

– Синьор барон сейчас придёт.

– Отлично. Именно это он и должен сделать.

Барон сменил спортивный костюм на джинсы и шёлковую голубую рубашку и вышел к своим гостям с широкой приветливой улыбкой.

– Здравствуйте, господа. Чем могу быть полезен?

Главарь подал знак, и двое бандитов отправились осматривать виллу.

– Синьор барон, – сказал главарь, – вы наш пленник.

– Что-то не припоминаю, чтобы я объявлял кому-нибудь войну, – ответил барон, – и не помню, чтобы проигрывал какое-нибудь сражение.

– Ваш ответ, – сказал главарь, – говорит о том, что вы человек отважный. Это приятно. Терпеть не могу иметь дело с теми, кто, едва завидев оружие, тут же кладет в штаны от страха. Но это нисколько не меняет сути. При всём вашем мужестве вы всё равно наш пленник.

– Чей, с вашего позволения? Не хотите же вы, чтобы я сдавался первому встречному! Представьтесь, представьте мне ваших друзей, а дальше видно будет.

– Вы, – ответил главарь, – пленник «Двадцати четырёх Л».

– Как вы сказали – «М»?

– Нет, «Л», синьор барон. «Л», как в слове «Ламберто».

– Какое совпадение! Это же моё имя!

– И наше тоже, синьор барон. Нас двадцать четыре человека, и всех нас зовут Ламберто.

– Очень приятно, – улыбнулся барон. – Больше того – в двадцать четыре раза приятнее. Не думал, что моё имя встречается так часто. Я знал ещё только троих Ламберто – одного в Милане, второго в Венеции и третьего в Константинополе, он, однако, оказался родом из Форли, а в Турцию приехал по делам. Торговал мармеладом. Помню, я спросил у него на улице, который час. И знаете, что он ответил? «Самое время пить пиво! Идёмте?» Так мы и познакомились. Кстати, о пиве. Ансельмо, ты ещё ничего не предложил этим господам?

– Спасибо, позднее, – возразил главарь. – Сначала вы должны внимательно выслушать меня. Пусть вас не беспокоит наше оружие, у нас нет намерений причинить вам зло. Если примете наши условия...

– Там всё в порядке (вернулись те двое, что осматривали виллу, и один из них, человек совершенно невоспитанный, прервал разговор). Только наверху, в мансарде, сидят какие-то странные люди. Говорят, они служащие барона и им велено повторять день и ночь его имя. Один сидит за столом и без конца твердит, как сумасшедший: «Ламберто, Ламберто, Ламберто...» Не замолчал даже при виде пистолета.

– Это, наверное, синьор Бергамини, – пояснил барон, – человек выдержанный и очень добросовестный.

– Как всё это понимать? – поинтересовался главарь.

– Причуда, – ответил барон, – каприз миллиардера. Мне приятно сознавать, что моё имя всё время у кого-то на устах. Это доставляет мне удовольствие, как бывает, например, когда почешешь там, где чешется. Словом, хобби. У вас есть возражения?

– И быть не может, – заверил главарь, – поскольку это не связано с нашими планами.

– Я рад, – заметил барон, подмигивая несчастному Ансельмо, бледному, точно призрак. – Впрочем, я хорошо плачу им. Надеюсь, вы не станете мешать их профессиональной работе?

– Я уже сказал вам – нет, – повторил главарь. – К тому же это приятно и нам – мы все ведь тоже Ламберто.

– Вот это меня и удивляет! Ни одного, кого звали бы Джузеппе, Реджинальдо или Станислао? Как вам удалось собрать вместе двадцать четыре тёзки?

– По объявлению в газете, – объяснил главарь. – А теперь – хватит болтать! Перейдём к делу!

– Лучше сказать – перейдём к сути, – уточнил барон.

– А суть в том, что этот остров захвачен, ваша вилла отрезана от всего мира и от Млечного Пути, и вы, синьор барон, наш пленник. Хотите обрести свободу, придётся вручить нам по миллиарду из каждого вашего банка. Всего, следовательно, двадцать четыре миллиарда.

– А также облигации? – спокойно поинтересовался барон. – И гербовые марки?..

Что ответил главарь, никто не слышал, потому что как раз в этот момент вошёл племянник барона Оттавио в сопровождении бандита, который встретил его на берегу, когда тот вернулся из Орты с полными карманами снотворного.

– Дорогой дядюшка, что здесь происходит?

– Ничего, Оттавио. Вернее, много шума из ничего.

– О, да за такую остроту я почти готов вернуть вам свободу, – заметил главарь.

– По-вашему, я похож на человека, который способен торговаться? – удивился барон Ламберто, не дожидаясь ответа, поднялся, и пояснив, что намерен продолжить тренировку с «грушей», покинул комнату.

Двое бандитов последовали за ним с оружием в руках.

– А вы сегодня же вечером, – обратился главарь к мажордому Ансельмо, – возьмёте лодку и отправитесь в Орту...

– Но я не умею грести! – взмолился Ансельмо.

– Научитесь по дороге, – успокоил его главарь.

Так началась оккупация острова Сан-Джулио.

Когда стемнело, Ансельмо сел в лодку, чтобы выполнить свою миссию.

Он так разволновался, что даже уронил зонт в воду. И как раз в это время синьор Джакомини, вытягивая удочку, подцепил его. Синьор Ансельмо категорически отказался ехать без зонта. Одному из бандитов пришлось сбегать за ним наверх.

– Он весь мокрый, – сокрушался Ансельмо, – подождите, пока высушу.

Он сходил за феном и высушил зонт изнутри и снаружи. И только тогда отплыл в Орту. Остальное вам уже известно.

7

Теперь спектакль в Орте идёт круглосуточно. Остров окружён цепочкой всевозможных плавучих средств, в которых сидят полицейские, призванные наблюдать за бандитами.

Вторым кругом стоят лодки, полные просто любопытных, а также специальных корреспондентов. Некоторые наблюдают за полицией.

По всему озеру в любую погоду шныряют туда– сюда моторки с осведомителями – профессионалами или дилетантами. Многие также охотно пользуются случаем позаниматься парусным спортом.

Ночью на лодках включают фары, большие фонари и карманные фонарики, зажигают свечи и факелы, а фейерверка нет только потому, что это всё-таки не праздник Святого Джулио.

Старинный городок переполнен туристами, предпочитающими отдыхать там, где происходит что-нибудь любопытное, а не там, где царит спокойствие.

В гостиницах Кузио, Вельбано и Оссолы нет ни одного свободного места. А в лесах и предгорных долинах палаточные городки растут как грибы после дождя.

Журналисты, радио– и телерепортёры прибыли сюда со всех пяти континентов, потому что барон Ламберто известен своими банками повсюду – от Южного до Северного полюса. Так что не только итальянцы, но и швейцарцы, немцы, французы, американцы, афроазиаты – все хотят в подробностях знать всё, что его касается.

Некоторые хроникёры приютились под портиками на площади, другие расположились на балконах или крышах.

Подзорные трубы и телескопы наведены на остров с каждого поворота каждой дороги на западных и восточных склонах прибрежных гор.

Мощные телеобъективы постоянно нацелены на остров с колоколен в селеньях Поньо, Сан-Маурицио Д’Опальо, Альцо, Пелла, Корконио, Лорталло и Ваччаго. Но, разумеется, не с самих шпилей колоколен, а из окон и смотровых щелей башен.

Вот другие, самые переполненные представителями масс-медиа пункты наблюдения:

СМОТРОВАЯ ПЛОЩАДКА В КВАРТО, ГДЕ ПИВО ВСЕГДА ХОЛОДНОЕ,

ЦЕРКОВЬ МАДОННЫ ДЕЛЬ САССО, СТОЯЩАЯ НАД САМЫМ ОЗЕРОМ,

ОСТЕРИЯ В ВАЛЬСТРОНЕ, ОТКУДА НИЧЕГО НЕ ВИДНО, НО ГДЕ ПОДАЮТ ОТЛИЧНУЮ ПОЛЕНТУ С КРОЛИКОМ,

БАШНЯ БУЧЧОНЕ, ПОСТРОЕННАЯ В ДВЕНАДЦАТОМ ВЕКЕ, НО ВСЁ ЕЩЁ КРЕПКАЯ,

МОНАСТЫРЬ НА ГОРЕ МЕСМА, ГДЕ МОНАХИ ИЗОБРЕТАТЕЛЬНО СОБИРАЮТ ДОЖДЕВУЮ ВОДУ, НО УГОЩАЮТ ГОСТЕЙ ЧУДЕСНЫМ ВИНОМ,

ЦЕРКОВЬ МАДОННЫ В БОЧЧОЛЕ

и, ЕСТЕСТВЕННО, САМАЯ ВЫСОКАЯ ТОЧКА МЫСА В САМОЙ ОРТЕ.

Во время грозы здесь, по крайней мере, всегда можно укрыться в капеллах, где раскрашенные, обветшавшие от времени терракотовые статуи молчаливо повествуют о жизни святого Франциска.

Японские фотографы занимают две самые высокие точки в окрестностях, а именно:

АЛЬПИЙСКУЮ ВЕРШИНУ КУАДЖОНЕ (1150 МЕТРОВ НАД УРОВНЕМ МОРЯ),

ХРЕБЕТ МОТТАГОНЕ (1491 МЕТР НАД УРОВНЕМ МОРЯ).

И всё же они недовольны, потому что оттуда, с этих точек, озеро видно только с севера на юг – из Оменьи в Гоццано, и нет такой же высокой точки, откуда открывалась бы панорама всего озера с юга на север.

Такой вид, правда, предстаёт с уже упомянутой башни Буччоне, но она занята силами мексиканского телевидения.

Один английский журналист раскинул палатку в лесу над Амено и каждое утро любуется оттуда самой высокой альпийской вершиной Монте Роза – освещённая солнцем, она величественно выплывает из облаков, когда все остальные ещё затянуты голубоватым туманом и лишь постепенно появляются одна за другой, по очереди располагаясь на своих местах в прекрасной горной панораме, заполняя наконец всё пространство под небом.

Журналист с восторгом описал эту картину в статье, которую редактор тут же отправил в корзину и немедленно продиктовал срочную телеграмму: «Оставь в покое пейзаж, людей интересует не то, что происходит в горах, а что делает барон Ламберто».

Каждое утро, полюбовавшись неповторимым пейзажем, английский журналист спускается на мотоцикле в Орту. Обычно он всегда успевает к началу пресс-конференции лодочника Дуилио.

– Что купили сегодня?

– Двенадцать кур, семь кроликов, макароны, рис, сыр пяти сортов, тридцать килограммов фруктов, кофе, сахар, соль.

– Сколько соли?

– Два пакета мелкой и два крупной.

Когда Дуилио усаживается в лодку, собираясь отвезти продукты на остров, его провожают аплодисментами, а фотографы кричат:

– Посмотри сюда, Дуилио!

– Улыбнись!

– Подними повыше эту связку бананов! Фотографы всегда ко всем обращаются на «ты».

Когда Дуилио возвращается в Орту, его сопровождают лодки, переполненные репортёрами. Они засыпают его вопросами:

– Что сказали бандиты?

– Видели барона?

– А синьора Ансельмо?

– Вы служили в армии?

– В каком возрасте вы женились?

– Сколько у вас детей?

– Сколько вина выпиваете за день?

И так далее, самые разные вопросы. Журналисты, в отличие от фотографов, всегда ко всем обращаются на «вы».

Мальчишки провожают лодку вплавь к острову и обратно. На берегу кто-то продаёт неизвестно почему виды Колизея. И кто-то даже покупает их.

Всегда ведь находится кто-то, кто что-нибудь покупает в любую погоду.

Бары, кафе и магазины открыты всю ночь, потому что всё это скопище людей не может найти пристанища, не знает, куда деться и продолжает бродить по улицам или располагается на ночлег где попало, жуя бутерброды и запивая их пивом.

Ночью на берегу собирается также народ из Гоццано, Боргоманеро, Оменьи и Гравеллоны. Днём этим людям некогда – они работают. Зато теперь им удаётся узнать всё самое главное – сколько кур купил Дуилио и сколько выпил вина.

В субботу и воскресенье на всех видах транспорта сюда съезжаются миланцы, туринцы и промышленники из Бусто Арсицио.

Иногда Дуилио провожает в его путешествие на захваченный остров жена, которая сокрушается так, словно он отправляется на войну.

– Не езди, Харон! (Она тоже так ласково зовёт его.) Они убьют тебя! При чём здесь ты? Какое тебе дело до барона Ламберто! Подумай о своих детях, которые могут остаться сиротами.

– Да они уже взрослые, у них свои семьи!

– Подумай о внуках!

– А чего о них особенно беспокоиться?

У причала всегда находятся мальчишки, ныряющие в воду. Журналисты выуживают их за волосы и тоже интервьюируют перед телекамерой:

– Кто тебе больше нравится – Зорро или Человек-паук?

– А что тебе лучше даётся – информатика или структурная антропология?

– Сколько будет трижды восемь?

Словом, кино не кончается. Торговцы носят мэра на руках, словно всё это его личная заслуга. В местном банке открыли дополнительно три окошечка для финансовых операций.

Журналистам тоже работы хватает. Всё время есть о чём рассказать – то миланский адвокат организует соревнования по ночному футболу, то бродячий продавец устраивает демонстрацию своего товара – пробкоизвлекателей, которые крайне необходимы, когда пробка проваливается в бутылку.

Кроме того, в программе дня концерты исполнителей на клавесине или духовых инструментах, выступления хоровых ансамблей, бег в мешках...

Местные крестьяне просят телерепортёров:

– Позвольте нам сказать пару добрых слов о наших винах – «Гаттинара», «Гемме», «Сиццано», «Фара»...

На третий день в Орту прибывает автобус с кондиционером. По особому разрешению местного регулировщика уличного движения, сражённого видом пассажиров, шофёр ставит автобус на площади, где обычно движение дозволено только пешеходам.

На номерном знаке автобуса стоят буквы «МI», что значит Милан. Первыми из него выходят двадцать четыре синьора в тёмно-серых костюмах. Затем появляются ещё двадцать четыре, помоложе, в синих костюмах. В общем, сорок восемь белоснежных рубашек и сорок восемь различных галстуков. Все вместе они производят исключительное впечатление.

Кто же это такие? Это двадцать четыре генеральных директора банков, принадлежащих барону Ламберто, каждый со своим секретарём, которому надлежит делать записи, звонить по телефону и носить портфель с документами.

Толпа затаила дыхание. Разве кто-нибудь видел когда-либо сразу две дюжины генеральных директоров банков? Живые, во плоти, в блестящих ботинках, некоторые в очках, и все как один с непроницаемыми лицами.

– Дорогу, дорогу, – вежливо просят секретари.

В толпе с трудом образуется узкий проход, по которому двадцать четыре директора, а затем ещё двадцать четыре секретаря гуськом следуют к берегу, откуда хорошо виден остров Сан-Джулио. Вот они снимают в знак почтения все сорок восемь шляп. Надевают. И некоторое время недвижно стоят, глядя на остров.

Печать и другие средства массовой информации устремляются на приступ банкиров, стреляя вопросами по крайней мере на двадцати различных языках, но получают ответ лишь от одного из двадцати четырёх секретарей, выполняющего обязанности пресс-атташе. Он отвечает только одно:

– No comment! [2]2
  Без комментариев! (искаж. англ.).


[Закрыть]

Спустя несколько минут двадцать четыре банкира и двадцать четыре их секретаря направляются в мэрию, заходят в кабинет мэра, и тот вручает им послание барона Ламберто, которое тайно передал ему Дуилио.

Послание гласит:

«ЛЮБЕЗНЫЕ ГОСПОДА,

БЛАГОДАРЮ ЗА ВАШУ ЗАБОТУ ОБО МНЕ. НАДЕЮСЬ, ВЫ ВСЕ ЗДОРОВЫ. Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ПРЕКРАСНО. ДВА ЧАСА В ДЕНЬ ЗАНЯТИЙ ГИМНАСТИКОЙ – ЭТО ДЛЯ МЕНЯ СЛИШКОМ МАЛО. ПОЭТОМУ Я ПОПРОСИЛ БЫ ВАС ДОСТАТЬ МНЕ ШТАНГИ, НЕОБХОДИМЫЕ ДЛЯ ЗАНЯТИЙ ТЯЖЁЛОЙ АТЛЕТИКОЙ. ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ВИД СПОРТА, КОТОРЫЙ РАЗРЕШЁН МНЕ В ДАННОЙ СИТУАЦИИ. ЖЕЛАЮ ВАМ ПРИЯТНОГО ПРЕБЫВАНИЯ НА ПРЕКРАСНОМ БЕРЕГУ ОРТЫ.

ЛЮБЯЩИЙ ВАС ЛАМБЕРТО».

После подписи барона главарь бандитов крупными печатными буквами приписал:

«P.S. В ОБМЕН НА БАЮНА ЛАМБЕРТО, НАШЕГО ЗАЛОЖНИКА, ТРЕБУЕМ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ МИЛЛИАРДА, ПО ОДНОМУ ИЗ КАЖДОГО ЕГО БАНКА. ЧЕКИ, ОБЛИГАЦИИ, ВЕКСЕЛЯ И ТЕЛЕФОННЫЕ ЖЕТОНЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ».

Двадцать четыре генеральных директора переглядываются, и то же самое делают двадцать четыре секретаря.

Банкиры не знают, возмущаться ли требованием выдать двадцать четыре миллиарда или огорчаться из-за штанги, которая нужна для занятий тяжёлой атлетикой.

Лёгкое покашливание выдаёт их смущение. Более сильное покашливание говорит об их полной растерянности.

Один из секретарей шепчет на ухо своему соседу:

– Барон, бедняжка, наверное, сошёл с ума от страха.

– И что же вы ответите на это? – спрашивает мэр.

– Ответа не будет, – заявляют генеральные директора.

Они встают все сразу, как один, прощаются и, преследуемые двадцатью четырьмя своими тенями и двадцатью четырьмя секретарями, выходят на площадь и садятся в автобус.

Автобус быстро отвозит их в Миазино, где для них приготовлена вилла семнадцатого века с фресками восемнадцатого века, картинами девятнадцатого века и бытовыми электроприборами двадцатого века.

Здесь они проводят ночь, укрывшись от внезапной грозы, которая обрушилась на несчастных, застигнутых врасплох в обширной долине, безжалостно пронизываемой молниями.

Но одному человеку не спится в эту ночь по другой причине. Это самый молодой из двадцати четырёх секретарей. Взяв напрокат машину, он мчится в Милан, намереваясь раздобыть то, что просит барон.

Двадцать четыре генеральных директора долго обсуждают за ужином этот деликатный вопрос. В конце концов двадцатью четырьмя голосами решают слепо повиноваться непонятным приказам хозяина.

– Очевидно, у него свои планы.

– Может быть, он готовит ловушку? Мы не должны мешать ему.

На следующее утро, когда Дуилио собирается отправиться на остров с грузом продуктов, самый молодой секретарь успевает вручить ему спортинвентарь, приобретённый на вес золота в одном из спортивных клубов ломбардской столицы, который открыт и ночью.

– Что в этих пакетах? – спрашивают полицейские, которые обязаны проверять груз.

– Спортинвентарь, бригадир.

– А может, пистолеты, пушки, атомные бомбы? Откройте, откройте, покажите!

На глазах у тысячи любопытных развязывается верёвка, разворачивается бумага, и появляются штанги и диски. Бригадир, в прошлом чемпион по поднятию тяжестей, официально удостоверяет, что вес их точен.

– Кому всё это нужно?

– Синьору барону, бригадир. Он занимается тяжёлой атлетикой.

– Сколько лет синьору барону?

– Девяносто четыре.

Бригадир в сомнении. Но в конце концов решает, что «никогда не поздно», и ставит штамп на подозрительный товар.

Орта и окрестности получают прекрасную тему для обсуждения на всё утро. Передаваемая из уст в уста новость неизбежно претерпевает некоторые изменения.

В полдень в Стрезе, по другую сторону гор, официант в гостинице сообщает своему шефу, что барон Ламберто участвует в будущей Олимпиаде на соревнованиях по бросанию молота.

Часа два спустя в Лавено, на берегу Лаго Маджоре, продавец мороженого сообщает своему покупателю, немецкому туристу, что барон Ламберто тайно побил мировой рекорд по прыжкам с шестом.

– О, йа, йа! – говорит немец и надкусывает мороженое.

8

Двадцать четыре генеральных директора банка вместе с двадцатью четырьмя своими секретарями расположились в мэрии и ведут отсюда переговоры с бандитами.

Мэрия занимает старинный особняк шестнадцатого века, который, как уверяют путеводители, «возведён над четырьмя пилястрами и мощными гранитными колоннами между ними».

Короче, внизу галерея, где можно переждать дождь, а на втором этаже – зал, в который надо подниматься по наружной лестнице.

Это очень удобно, так как позволяет наблюдать передвижение чиновников вверх и вниз, а также разглядывать посыльных из кафе, которые время от времени – в соответствии с расписанием – доставляют наверх аперитивы или прохладительные напитки. Обычно сразу сорок восемь заказов – неплохой куш!

Чтобы никого не обидеть, мэр отправляет заказы на напитки то в один бар, то в другой. Оплата наличными по доставке.

Двадцать четыре генеральных директора платят по очереди, и телевидение имеет возможность показать непосредственно ассигнации то банка Ламберто в Гонконге, то банка Ламберто в Монте-Карло, то в Монтевидео.

Труднее всего приходится Дуилио, который должен перевозить послания на остров и обратно.

Бандиты выставили ультиматум:

«ЕСЛИ В ТЕЧЕНИЕ СУТОК НЕ ПОЛУЧИМ ВЫКУП, НАЧНЁМ ПОСЫЛАТЬ ВАМ БАРОНА ЛАМБЕРТО ПО ЧАСТЯМ: СНАЧАЛА УХО, ПОТОМ ПАЛЕЦ И ТАК ДАЛЕЕ, ПОКА ОТ НЕГО НИЧЕГО НЕ ОСТАНЕТСЯ».

Банкиры отвечают, что им нужен приказ барона Ламберто, причём письменный, иначе они не уполномочены выплачивать деньги ни в лирах, ни в сольдо.

Главарь банды сообщает об этом барону Ламберто и предлагает ему написать соответствующее распоряжение.

– Сию же минуту, – охотно соглашается барон Ламберто и пишет по-английски:

«ЛЮБЕЗНЫЕ ГОСПОДА! ЧТО СКАЖЕТЕ, ЕСЛИ ПРЕДЛОЖУ ВАМ ПРОШВЫРНУТЬСЯ НЕМНОЖЕЧКО И ПОКАТАТЬСЯ НА КАРУСЕЛИ? ЖДУ ВАС В ВЕНЕ, В "ПРАТЕРЕ", В БУДУЩЕЕ РОЖДЕСТВО».

– Почему написали по-английски? – спрашивает главарь, который не изучал этого языка.

– С этими господами я всегда объясняюсь только по-английски. Этикет!

– Я вижу тут слово Вена. При чём здесь этот город?

– Я приказал перевести фонды из моего венского банка, где сейчас скопилось особенно много мелких итальянских банкнот.

Двадцать четыре генеральных директора долго обсуждают послание.

– Почерк безусловно синьора барона.

– Да, но стиль совсем не его!

– Вы правы, коллега. Не помню, чтобы барон употреблял когда-либо слово «карусель».

– И потом это вульгарное выражение «прошвырнуться» вместо «погулять» или «пройтись» совершенно не в его духе. Ему абсолютно не свойственны вульгарность и возвратные частицы!

– Послание, – замечает другой директор банка, – содержит также ошибку, которая никак не вяжется с точностью, с какой барон обычно выражает свои мысли. Вы же знаете, что венский «Пратер» всегда называют «Большим колесом», а не каруселью.

– Конечно, карусель – это понятие, которое подходит скорее для ярмарки в селении Крусиналло, чем для Вены.

Ассамблея единодушно решает отвергнуть послание и требует нового – на немецком языке.

– Почему на немецком? – удивляется главарь бандитов, показывая барону ответ.

– Очевидно, директор моего венского банка, а именно он должен выплатить деньги наличными, хочет быть уверен, что правильно понял меня.

– Ну так пишите!

– А ручка?

– Вот же она!

– Нет, извините, этой ручкой я писал предыдущее письмо. Я никогда не использую ручку больше одного раза. Ансельмо, принеси новую.

Ансельмо повинуется, и барон пишет по-немецки:

«ЛЮБЕЗНЫЕ ГОСПОДА!

ЭТИМ ПИСЬМОМ ПРИКАЗЫВАЮ, ЧТОБЫ ИЗ ВСЕХ МОИХ БАНКОВ НЕМЕДЛЕННО УВОЛИЛИ ВСЕХ СЛУЖАЩИХ, КОТОРЫЕ НЕ УМЕЮТ ТАНЦЕВАТЬ ТАНГО. ЛАМБЕРТО».

– При чём тут танго? – спрашивает главарь «Двадцати четырёх Л», указывая на единственное в письме слово, которое ему удалось понять.

– Это шифр. Означает – миллиард. Не думаете же вы, что я стану писать о деньгах в открытую. А если эта записка попадёт в руки шпиону?

– Более чем справедливо, – сочувственно соглашается главарь.

Послание доставляют по назначению. Двадцать четыре генеральных директора громко читают его вслух, и начинается обсуждение.

– Опять то же самое – почерк несомненно барона Ламберто. И подпись его. Могу доказать. – Говорящий демонстрирует почтовую открытку, которую барон прислал ему в прошлом году из Майами, штат Флорида.

Открытка переходит из рук в руки. Все рассматривают её и сверяют подпись на ней с той, что на записке.

– Стиль, однако, выявляет характер весьма отличный от знакомого нам.

– Это верно. Синьор барон не любит танго.

– Возможно, не любит теперь, потому что ему девяносто четыре года, а в молодости, может быть, и любил.

– Исключено. Синьор барон с незапамятных времён всегда любил только активный баланс, проценты с доходов, чековые книжки и золотые слитки.

Присутствующие аплодируют. Двадцать четыре секретаря тоже на минуту отрываются от своих записей, чтобы похлопать в ладоши.

Ассамблея единодушно решает, что записки недостаточно, и теперь необходимо достоверное доказательство, что барон Ламберто ещё жив. Бандиты должны прислать его теперешнюю фотографию.

– Ну что ж, пошлём фотографию, – вздыхает главарь банды.

– Ансельмо, – зовёт барон, – возьми из моей коллекции фотоаппаратов тот, который делает моментальные снимки, и сделай всё что надо.

Ансельмо снимает барона, пережидает секунду-другую и вынимает из аппарата готовый снимок.

Барон Ламберто вышел прекрасно. Ну прямо кинозвезда! Улыбается так, что видны все зубы. На лоб спадает светлая прядь.

– Теперь, – говорит главарь, – у них есть всё, что они хотели. Если не выложат денежки, то, как я вам ни сочувствую, – следующая глава будет намного болезненней.

– Не беспокойтесь, – отвечает барон Ламберто, – всему своё время.

Ещё одно путешествие Дуилио с острова Сан– Джулио в особняк мэрии.

Двадцать четыре генеральных директора передают друг другу фотографию. Их лица непроницаемы. Они ждут, пока лодочник выйдет из зала. И едва он уходит, разражается буря:

– Предательство! Это не барон Ламберто!

– Мошенничество! Наглое мошенничество!

– Этот человек – самозванец!

– Он слишком красив для барона!

– Хорошо, что потребовали снимок!

Постепенно буря стихает и начинается более спокойное обсуждение вопроса.

– Вообще-то, если присмотреться, – говорит кто-то. некоторое сходство с бароном есть.

– В чём?

– Ну вот, например, уши.

– Но наш барон гораздо старше. Посмотрите! – Говорящий достаёт из бумажника фотографию, на которой он изображён вместе с бароном Ламберто на балконе гостиницы в Лугано.

Барон Ламберто опирается на две палки, лицом похож на черепаху, глаз не видно вообще – они похоронены под тяжёлыми веками. Он скорее мёртвый, чем живой.

Все сразу же начинают доставать из бумажников свои фотографии, на которых и они сняты вместе с бароном, но на них он тоже нигде не похож на молодого спортсмена с непослушной прядкой на лбу, а всюду выглядит стариком, который держится на ногах лишь потому, что не дуют муссоны.

– Посмотрите внимательно. Разве у барона Ламберто были когда-нибудь такие волосы?

– Может, он надел парик... – робко замечает кто-то.

– А морщины? Куда делись его морщины?

– Грим, – поясняет тот же голос, – грим может творить чудеса! Я знал одного тенора, оперного певца, которому было семьдесят лет, но выглядел он на двадцать пять.

– Барон не тенор!

– Но он любит хорошую музыку.

– Что верно, то верно...

После целого часа обсуждения ассамблея решает затребовать ещё одну фотографию, на которой барон Ламберто должен быть изображён не анфас, а в профиль.

– Почему в профиль? – недоумевает главарь банды, прочитав ответное послание.

– Единственное, что действительно красиво на моём лице, – потупившись объясняет барон Ламберто, – это мой нос. Наверное, на том снимке он плохо виден.

– Возможно, – заключает главарь, – но я не позволю водить меня за нос! Сейчас мы сфотографируем вас в профиль, но отправим этот снимок вместе с ухом.

– С каким ухом? – интересуется барон Ламберто.

– Одним из ваших. Будьте спокойны, у нас свой хирург. Он сделает операцию по всем правилам искусства. Вам нисколько не будет больно.

– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны!

Главарь не шутит. И бандитский врач тоже. Он так правит бритву на кожаном ремне, что не остаётся никаких сомнений относительно его истинной профессии.

– Извините, – говорит барон Ламберто, – вы случайно не парикмахер?

– К вашим услугам, синьор барон!

– А, ну тогда всё в порядке – усы не испортите!

Барон Ламберто совершенно спокоен. Он подмигивает бедному Ансельмо, который не падает в обморок лишь потому, что опирается на зонт.

– Как поживает Дельфина?

– Спасибо, хорошо, синьор барон.

– А остальная компания?

– Прекрасно, синьор барон.

Убедившись, что работа в мансарде под крышей идёт нормально, барон становится ещё спокойнее и даже позволяет себе пошутить.

– Доктор, – говорит он, – посмотрите, не надо ли удалить заодно и серную пробку?

– Будет сделано, синьор барон!

Когда бандитский врач начинает операцию, Ансельмо отворачивается. Но вскоре, не услышав ни возгласа, ни шума, оглядывается и видит, что доктор уже забинтовывает барону голову. А главарь бандитов кладёт отрезанное ухо в конверт.

– Совсем тёпленьким получат! – радуется он.

Вместе с фотографией барона в профиль двадцать четыре генеральных директора получают также его правое ухо и записку, в которой главарь двадцати четырёх Ламберто сообщает:

«ЭТО ПЕРВАЯ ДЕТАЛЬ. ЗАВТРА – ИЛИ ДЕНЬГИ, ИЛИ ВТОРАЯ».

Девять генеральных директоров падают в обморок, еще столько же спешат облить себе лицо холодной водой, а оставшиеся шестеро теряют дар речи.

Двадцать четыре секретаря делают записи о происходящем, не смея позволить себе проявление эмоций.

Фотография в профиль вызывает противоречивые мнения. Нос несомненно барона Ламберто. Но шея? Такая, гладкая, тугая, загорелая, она нисколько не походит на дряблую свисающую на галстук кожу, что видна на снимках у досточтимых директоров.

Для экспертизы уха приглашают врача.

– Хорошо отрезано, – говорит он. – Профессиональная работа! Можно пришить на место за несколько минут, и даже следа не останется.

– Что ещё можете сказать?

– Ну что... По-моему, это ухо принадлежало здоровому человеку, который много времени проводит на воздухе и много двигается. Возраст? Где-то между тридцатью пятью и сорока пятью.

– Вы уверены?

– Готов сунуть руку в огонь!

– А ногу в кипящее масло?

– Не колеблясь!

– В таком случае, это ухо не барона. Это ухо какого-то самозванца.

– А это меня уже не касается, – говорит врач. – Я сделал, что от меня требовалось.

– Какая-то загадка! – говорят друг другу двадцать четыре генеральных директора. – У нас есть все основания полагать, что самозванец занял место барона Ламберто. Его выдаёт фотография, его выдаёт ухо! Но какого чёрта этот самозванец соглашается подвергать себя такой мучительной операции? Зачем притворяться бароном, когда уже нет никакого смысла это делать и всё потеряно?