Текст книги "Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио"
Автор книги: Джанни Родари
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Понаставив множество вопросительных знаков и повторяя пословицу о том, что утро вечера мудренее, все отправляются спать на виллу в Миазино.
На следующее утро выясняется: кому-то снились белые кони, кому-то – Тихий океан, кто-то вообще ничего не видел во сне, а кто-то не помнит, что снилось. Старая пословица не сдержала своего обещания: никто так и не придумал совета, который пришёлся бы кстати.
– Получим вторую деталь, – предлагает самый осторожный из генеральных директоров, – тогда и решим.
Вторая деталь – это указательный палец правой руки.
Главарь «Двадцати четырёх Л», не получив положительного ответа на своё послание, присоединённое к отрезанному уху, извиняется перед бароном:
– Ваши служащие не слишком-то беспокоятся по поводу целостности вашего тела. Кто из нас более жесток – я, когда отрезаю вам ухо, или ваши двадцать четыре директора, когда не считаются с этим фактом?
– По-моему, – отвечает барон, – вы сыграли вничью.
– За дело, доктор! – командует главарь.
Бандитский врач с улыбкой подходит к барону и берётся за инструменты.
– Другое ухо? – интересуется барон.
Главарь объясняет новый план действий, и врач выполняет задание. А барон ещё успевает подсказать:
– Смотрите, не ошибитесь пальцем! Указательный вот этот – между большим и средним.
Ансельмо опять отворачивается, чтобы не страдать, и видит в зеркало, как барон подмигивает ему.
– Как поживает Дельфина, Ансельмо?
– Она в хорошей форме, синьор барон, – лепечет мажордом.
– А остальные члены семьи?
– Всё время трудятся, синьор барон. Сами знаете, когда надо заработать на жизнь...
Ансельмо поворачивается – операция окончена. Главарь банды облизывает края конверта, в который вложен отрезанный палец, а бандитский врач, перевязав барону руку, собирается сменить повязку на голове.
– Пусть меня хватит удар! – вдруг восклицает он. – Смотрите!
Барон изображает испуг:
– Что – плохо?
– Вот это да! Расскажи мне кто-нибудь такое в поезде, ни за что бы не поверил!
– Да в чём дело? – удивляется барон. – Что случилось?
– А то, что у вас выросло новое ухо! – объясняет бандитский врач. – Если б я не отрезал его сам, своими собственными руками...
– Если бы я сам не вложил его в конверт... – добавляет в растерянности главарь.
– А я, – говорит барон, – просто не понимаю, чему вы так удивляетесь! У ящерицы тоже отрастает хвост, если его оторвать. Подрежьте сучья дерева, и его ветви начнут расти ещё лучше. Осенью листья опадают, а весной распускаются вновь. Солнце вечером заходит на западе, а утром появляется на востоке. Всё это старо как мир.
– Возможно, возможно... – соглашается бандитский врач. – Но я впервые вижу, чтобы заново отросло ухо! Может быть, вы проводили недавно какое-нибудь специальное лечение?
– Да, я занимался восстановлением волос. Совсем, знаете ли, облысел, и один мой хороший приятель раздобыл мне восточный рецепт...
– Да, уж эти китайцы всегда что-нибудь придумают, – соглашается главарь. – Но не будем терять времени на болтовню!
И он пишет записку, которая должна сопровождать палец:
«ЭТО ВТОРАЯ ДЕТАЛЬ БАРОНА, ЗАВТРА УТРОМ, ЕСЛИ НЕ ПОЛУЧИМ ДЕНЬГИ, ПРИШЛЁМ ЦЕЛУЮ НОГУ».
Увидев отрезанный палец, падают в обморок двадцать из двадцати четырёх директоров. Остальные прячутся под стол. Секретари делают записи о происходящем, даже не моргнув глазом.
Врач, вызванный для экспертизы, заявляет:
– Палец указательный правой руки, превосходно сохранившийся. Разрез точный, ровно посередине фаланги. Палец принадлежит человеку с отменным здоровьем, в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти лет.
– Опять самозванец!
– Уплотнение на пальце, – продолжает врач, внимательно изучая его с помощью пятидесятикратной лупы, – представляет собой мозоль, типичную для боксёра.
– Что?
– Это значит, что хозяин пальца занимается боксом. Во всяком случае, тренируется с «грушей». Посмотрите сами.
– Синьор барон никогда не занимался боксом. Больше того, вот уже десять лет, как он является президентом общества, выступающего против силовых видов спорта. Он финансировал кампанию в печати против охоты и вольной борьбы. В Индии его наградили медалью «За кротость и смирение».
– Что ещё можно сказать о пальце?
– Тут имеются и другие заметные уплотнения. Они вызваны длительной работой на вёслах и трением о канат...
– Канат?
– Парус, господа. Парусный спорт.
– Моряк, значит?
Строятся и разные другие догадки о самозванце.
Когда врач, получив свой гонорар, уходит, остаётся основной вопрос – с какой стати этот самозванец даёт резать себя по частям вместо барона?
– Святой, может быть... Ведь остров носит имя святого, который приехал сюда, чтобы построить на нём свою сотую церковь.
– Барон Ламберто безусловно человек высоких достоинств, покровитель вдов и сирот, инициатор кредитования. Он, несомненно, набожен, боготворит финансы и так далее, и так далее. Но всё-таки мало вероятно, чтобы само небо заступилось за него. До этого ему ещё далеко.
– Надо бы поговорить со священником.
– Когда дело касается барона, то уж лучше с архиепископом.
– Господа, – призывает чей-то энергичный голос, – не будем смешивать земное и небесное. Для нас самозванец есть самозванец. Мы можем сделать сейчас только одно – отвергнуть его самозванство.
– Прекрасно! Вернём палец отправителю и напишем, что не признаём его собственностью барона Ламберто.
Предложение принято.
– Мы требуем, – добавляет ещё кто-то из самых смелых, – чтобы нам показали всего барона целиком!
– Очень правильное предложение!
– Сразу снимает все проблемы!
– Будем надеяться, что после этого требования барону не отрежут ещё что-нибудь.
– Но ведь речь идёт о самозванце.
– Ах да, я забыл.
И вот Дуилио уже вновь летит вверх по лестнице особняка мэрии и затем спускается обратно, преследуемый журналистами, фотографами и телерепортёрами обоего пола.
– Что происходит?
– К чему привели переговоры?
Дуилио показывает запечатанный конверт, в котором лежат палец барона, записка главаря банды и ответное послание двадцати четырёх генеральных директоров.
Снимок получается отличный, но конверт так и остаётся для всех загадкой.
Он слишком маленький, чтобы в нём могли уместиться двадцать четыре миллиарда.
Он слишком пухлый, чтобы в нём лежал только листок бумаги.
Со всех близлежащих холмов в морские подзорные трубы и астрономические телескопы тоже видны конверт, Дуилио с поднятой рукой и особняк мэрии. Вновь прибывшие (всё время ведь кто-нибудь подъезжает) наивно спрашивают:
– Кто это?
– Да это же знаменитый лодочник Дуилио, по прозвищу Харон.
– Интересно. А что он делает с конвертом в руках? Охотится за сокровищем?
9
Итак, Оттавио. Что делает милейший Оттавио? Как поживает?
С тех пор как на острове появились бандиты, он всё время как на иголках. Там, наверху, по-прежнему продлевают жизнь дяди. Значит, прощай наследство!
В кармане у него снотворное, с помощью которого он сам собирается завладеть виллой, захватив сначала мансарду. Но он ничего не может сделать. За ним повсюду, буквально по пятам, ходит бандит.
– Вы куда?
– Подышать воздухом.
– Прекрасная идея! Я с вами.
Оттавио прогуливается и про себя проклинает бандитизм. Чужой, разумеется.
– А теперь куда?
– Попить воды.
– Я тоже хочу пить, пойдёмте.
Оттавио вынужден пить воду, которая ему не нравится, чтобы потянуть время.
И Ансельмо тоже следит за ним. Как только Оттавио подходит к лестнице, ведущей на мансарду, оба тут как тут – и приставленный к нему бандит, и Ансельмо. И оба в один голос интересуются:
– Вы куда?
– На крышу, полюбоваться панорамой.
– Незачем, – говорит бандит. – Спросите меня, и я опишу вам Орту и её окрестности лучше любого гида.
– А я могу это сделать по-итальянски, по-английски и по-немецки, – добавляет Ансельмо. – По-французски я читаю, но, к сожалению, не говорю. По-испански читаю, но не понимаю.
Барон между тем, поскольку ему запрещено выходить на озеро, почти всё время проводит в обществе племянника. Требует, чтобы он присутствовал на его тренировках со штангой. И как-то раз даже заставляет надеть боксёрские перчатки.
– Оттавио, давай проведём пару раундов, – предлагает он. – Мне надоело работать с «грушей».
– Слишком большая честь для меня, дядя.
– Брось! Я же не всерьёз буду бить тебя, а понарошку.
– Но я вообще против бокса из гуманных соображений.
Однако ничего не поделаешь, приходится вступить с дядей Ламберто в кулачный бой. После первого же удара Оттавио падает на ковёр и начинает считать:
– Один, два, три, четыре...
– Что ты делаешь?
– За отсутствием судьи считаю сам. Девять, десять. Я в нокауте. Теперь больше не имеешь права бить меня!
– С тобой неинтересно боксировать, – огорчается дядя.
К счастью, среди бандитов оказывается бывший чемпион страны по поднятию тяжестей в средней весовой категории. Он берётся тренировать барона, и после двенадцати попыток барон побеждает его. Он на седьмом небе.
Оттавио – на земле.
Потом происходит эта история с отрезанием уха. Затем отрезание пальца.
И Оттавио совершенствует свой план – он убьёт барона, а виноваты будут бандиты! Но, сколько ни пытается, никак не может найти подходящего момента.
Наконец происходит непредвиденное.
Вечером барон задерживает Ансельмо за шахматной доской.
– Уже поздно, – говорит мажордом, передвигая королеву. – Пора нести ужин в мансарду.
– Пусть отнесёт Оттавио, – рассеянно отвечает барон.
– Он не сумеет этого сделать, – возражает Ансельмо. – Он рассыплет соль.
– Я сказал тебе – пошли Оттавио!
– О чём это шепчетесь, эй вы там? – вмешивается главарь банды, отрывая взгляд от журнала с комиксами. – Потише, не то ваши шахматы полетят в озеро.
Ансельмо вынужден просить Оттавио отнести ужин шестерым труженикам наверху.
Он делает это со слезами на глазах и с болью в сердце. Страшное подозрение судорогой перехватывает ему желудок. Но он должен повиноваться барону.
А Оттавио вынужден умолять свои ноги, чтобы они не закружили его в вальсе и не выдали радость. Глядя, как он несёт поднос, можно подумать, будто он всю жизнь только и делал, что служил официантом в каком-нибудь большом отеле на Лаго Маджоре.
На лестничной площадке он на минуту задерживается, будто для того, чтобы поправить свёрнутые трубочкой салфетки, уложенные в стаканы.
На самом же деле насыпает в супницу столько снотворного, что хватит усыпить и паровоз.
– Ну вот, всё в порядке! Лиха беда начало! – напевает он, весьма довольный собой.
– О, у нас новый слуга! – восклицает синьор Армандо.
Улыбается даже синьора Мерло, которая в это время работает:
– Ламберто, Ламберто, Ламберто...
Улыбаясь, она сбивается, и два или три раза произносит:
– Альберто, Альберто, Альберто...
К счастью, никто не замечает, разве что племянник Оттавио, который тоже улыбается ей и шутит:
– Я не Ламберто и не Альберто. Меня зовут Оттавио.
Остальные, не занятые работой, принимаются за еду.
– Странно, – замечает Дельфина, попробовав суп, – пахнет капустой и в то же время веником.
– А по-моему, – говорит синьора Дзанци, – сюда добавлена смородина. Но вкусно!
– Кстати, – интересуется Дельфина, – позавчера в доме появились какие-то странные вооружённые люди. Кто это?
– Охотники, – с готовностью поясняет Оттавио.
– А что, на острове водятся зайцы? – удивляется синьор Джакомини. Он ведь не только настоящий рыболов, но и настоящий охотник.
– Нет, они тут проездом, – сквозь зубы цедит Оттавио. – На второе, как видите, говяжье филе с фисташками и гарниром из цветной капусты, а также баклажанная икра. На третье – персиковый пудинг и суфле по-сицилийски.
– Опять суфле? – ворчит синьор Бергамини. – Нет, чтобы приготовить хоть раз кукурузную кашу!
– Приготовить вам завтра кукурузную кашу, синьор Бергамини? – заботливо интересуется Оттавио.
– Да! На первое, на второе и на третье!
– Синьор Бергамини говорит только о себе, – уточняет синьора Дзанци. – Нас вполне устраивает то, что готовит синьор Ансельмо.
Оттавио смотрит, как они едят, и мысленно потирает руки.
После второго блюда синьор Армандо сменяет синьору Мерло, и она принимается за свой суп.
– Вкусно, – решает она, – похоже, что сюда добавлены абрикосы. Надо будет взять рецепт у синьора Ансельмо.
Оттавио давно уже пытается завязать разговор с синьориной Дельфиной.
– Мне бы хотелось, – говорит он ей, – пригласить вас на прогулку.
– Куда? На крышу?
– О, нет! В Милан на виа Монте Наполеоне... В Рим на виа Венето... В Барселону на бульвар Рамблез... В Париж на рю Риволи...
– И на Капри?
– Капри... А где это?
– Ну вот, сразу видно, что плохо знаете географию!
– Синьорина, вы всё шутите, а я говорю серьёзно. Мне бы хотелось подарить вам ожерелье...
– Из сушёных каштанов? – насмешливо завершает его фразу синьорина Дельфина.
– Мне бы хотелось унести вас в горы...
– На руках? Смотрите, я ведь вешу шестьдесят килограммов, хотя на вид можно подумать, будто всего лишь сорок семь.
– Вы бы поехали со мной в Сингапур?
Какой подлец! Только что подсыпал ей в суп снотворное и вовсю любезничает.
Но теперь пора спуститься, чтобы успокоить подозрительного Ансельмо. Партия в шахматы окончена победой барона. Теперь они играют в карты. Барон и Ансельмо против двух бандитов. Опять побеждает барон. Но от бесконечных побед ему, очевидно, захотелось спать. Он широко зевает и смотрит на часы.
– Поздно, – заявляет он. – Я пошёл спать.
– А мне интересно, – говорит главарь банды.
– Что интересно?
– Вырастет ли у вас завтра новый палец, так же, как ухо.
– Возможно. Хотите поспорить?
– Нет, мне некогда спорить. Мне предстоит решить, послать ли вашим директорам вашу правую ногу или, может быть, пригласить кого-нибудь из них сюда... Чтобы убедились, что вы живы.
– А почему бы меня самого не отправить в Орту? – улыбается барон. – Даю вам честное слово – вернусь. Могу переправиться вплавь, если хотите.
Оба внимательно изучают друг друга. Бандит видит в глазах барона высокомерное спокойствие, которое объясняет многолетней привычкой властвовать.
Барон видит в глазах бандита холодную решимость. Этот человек не задумываясь раздавит его, как муху. Его вежливость – лишь тонкий слой ванильной пудры на тротиловой бомбе.
Барону становится не по себе. «К счастью, – думает он, – я неприкосновенен. Важно, чтобы не сдали нервы». Зевок... Ещё зевок...
– Я пошёл спать, – снова говорит он. – Приятных сновидений всем.
– Спокойной ночи, дядя, – улыбается Оттавио, коварный, как Иуда.
– Спокойной ночи, синьор барон, – это пожелание мажордома Ансельмо.
Бандит ничего не говорит.
Барон Ламберто ложится в постель, мгновенно засыпает и видит множество разных путаных снов.
Ему кажется, будто он на ринге и сейчас начнётся бой. Его противник – Оттавио, но он же и главарь банды. Он коварно улыбается. В одной перчатке сжимает серебряный резак, в другой – автомат. Затем бросает оружие, хватает штангу. «Что ты делаешь? – хочет спросить Ламберто. – Это же не по правилам». Оттавио приближается, всё выше поднимая штангу. Его улыбка превращается в пугающую гримасу – лицо искажается злобой.
– Оттавио, ты сошёл с ума!
Но барон не может произнести ни слова. Язык онемел, что-то мучительно сжимает ему горло, он задыхается...
– Будем считать, что игра окончена, – говорит Оттавио. – К чёрту настой ромашки!
И нет Ансельмо. Барону кажется, будто в начале раунда он изображал судью. Ну да, вот он играет в лото с главарём банды. «Ансельмо, Ансельмо», – хочет позвать барон, но имя мажордома застревает в горле, опускается в трахею и невыносимой тяжестью ложится на сердце. Барону Ламберто кажется, будто он с мучением просыпается в какой-то липкой и очень горячей воде, в ней невозможно плыть, а вынуть из неё руку так же трудно, как поднять гору. И всё же он тянет руку, она вся облеплена водорослями, дохлыми рыбами, какими-то мокрыми грязными бумагами...
Наконец, барон просыпается в своей постели. Но кошмар не проходит. Барон чувствует мучительное удушье, острая боль пронзает грудь, он пытается дотянуться до колокольчика, чтобы позвонить, но не может. Хочет позвать Ансельмо, но не в силах даже шевельнуть губами.
Последним усилием он суёт руку под подушку и нажимает на кнопку. Из динамика доносится громкое храпение. Никто больше не произносит его имя. «Спят, – думает барон, – и я умираю». Испугаться он не успевает – он уже мёртв.
Ансельмо обнаруживает его уже остывшее тело в шесть утра, когда приносит кофе. Он не предаётся отчаянию и не устраивает сцен, а только нажимает одну за другой все кнопки. Ничего не слышно. Похоже, работа в мансарде прекращена.
Ансельмо бросается наверх, вбегает, запыхавшись, в одну комнату, в другую... Служащие барона Ламберто лежат в разных позах на полу, на кроватях, где попало, и спят.
– Предатели! Убийцы! Вот как вы соблюдаете договор! – кричит Ансельмо.
Он расталкивает их, тормошит, пытаясь разбудить, но безуспешно. Они спят так крепко, что их можно было бы принять за убитых, если бы не равномерное и немного затруднённое дыхание.
Ансельмо бьёт по щекам синьору Мерло, брызгает водой на лица других, дёргает их за руки. Ничего не помогает. Они не проснутся, даже если палить из пушек.
«Снотворное! – думает Ансельмо, оглядываясь, чтобы найти зонт, который уронил где-то. – Это работа Оттавио!»
– Проснитесь! Проснитесь! – снова кричит он, обливаясь слезами. – Продолжайте работать!
Его крики настораживают часовых, и они прибегают наверх, узнать, в чём дело.
– Барон умер! – плачет Ансельмо. – Он умер во сне. И вам тут больше нечего делать. Уходите отсюда!
– Спокойствие! – говорит главарь бандитов, которого позвали часовые. – Спокойствие, и ещё раз спокойствие! Осмотрим труп.
Сомнений нет. Барон скончался. Смерть констатирует бандитский врач.
– По-моему, – говорит он, – смерть наступила в результате сердечно-сосудистого коллапса.
– И ничего подозрительного? Никаких следов уколов? Может, кто-то отравил его?
– Я абсолютно исключаю это. Барон умер своей собственной смертью.
– Интересно, – говорит главарь банды, – а как поживает палец?
Бандитский врач разбинтовывает руку и говорит, заикаясь:
– Палец вырос наполовину. Доживи барон до утра, у него стало бы два указательных пальца, а всего, следовательно, десять, как и прежде. Двадцать, считая пальцы на ногах.
– А вы, – обращается главарь банды к синьору Ансельмо, – отправляйтесь в свою комнату и сидите там. Двое будут сторожить вас. А где тот, другой?
Оттавио ещё спит в своей постели ангельским сном. Когда ему сообщают, что дядя Ламберто отошёл, как говорили прежде, в лучший мир, он велит подать платок и прикрывает глаза, чтобы никто не заметил, что у него нет слёз.
Бандиты запирают его на ключ и поднимаются наверх, в мансарду. Тут беспокоиться не о чем. Все спят как сурки, и нет никакого способа разбудить их. Достаточно запереть дверь и поставить рядом часового.
– Теперь, – решает главарь банды, – подумаем о себе. Живой барон Ламберто являл для нас перспективу получить двадцать четыре миллиарда. За его труп нам не дадут и сольдо!
– У нас есть его племянник, – замечает кто-то из бандитов.
– Он стоит ещё меньше. В своём последнем завещании барон оставил ему только парусную лодку. Он этого ещё не знает, но мне известно доподлинно.
– Так что наша затея провалилась. Нам остаётся только дать дёру.
– Ну да – и попасть прямо в лапы полиции, которая окружает остров.
– А лётчик, который должен прилететь за нами?
– И не подумает лететь, потому что ничего не заработает.
Главарь банды оценивает положение.
– Надо что-то придумать, чтобы уйти отсюда незаметно.
– Может, превратиться в невидимок...
– Не говори глупостей.
– Пророем туннель под островом, под озером, под горами и выйдем прямо в Швейцарию!
– Помолчи, дай подумать.
– А что, разве только ты умеешь думать?
– Думайте и вы, все думайте, только про себя и не болтайте глупостей.
Главарь думает, думает, но это всё равно что царапать мрамор: ничего не получается – ногти не берут его.
Время от времени кто-нибудь вдруг оживляется, будто готов выдать идею, но тут же сникает. И сам понимает – не то...
– Да нет, не годится...
К тому же почти все двадцать четыре Ламберто всё время отвлекаются от главного – кто мысленно переносится на пляж на Балеарские острова, кто видит себя на балконе гостиницы в Макиньяна...
Только главарь умеет сосредоточиться на главном, причём так, что даже зубы ныть начинают. Однако нужная мысль всё-таки не приходит.
– Возьмём-ка словарь, может, он что-нибудь подскажет, – решает главарь.
Не все знают, что такое словарь, но молчат, чтобы не выдать своё невежество. Впрочем, главарь уже достал из шкафа какую-то толстенную книгу, открыл и наугад ткнул пальцем в страницу.
– Светопреставление, – читает он. – Да, если б наступил конец света, в суматохе мы, конечно, могли бы удрать даже в Сицилию. Попробуем ещё.
Теперь его палец останавливается на слове «рысь».
– Плотоядное млекопитающее, распространённое в Европе, – читает он. – Ловкий, подвижный хищник с очень мягкой шерстью, с кисточками на кончиках ушей.
Далее попадается слово «тальк».
– А вот это нам годится, – говорит кто-то из бандитов. – Закажем двадцать четыре мешка талька, спрячемся в них и отошлём обратно. Мол, вы нам прислали белый, а нам нужен розовый тальк. По дороге спрыгнем с грузовика...
– Трапеция, – читает главарь, продолжая в поисках подходящей подсказки наугад тыкать пальцем в жёлтые страницы.
Одно за другим в хаотическом беспорядке следуют:
«Мирмекология. Наука о муравьях»,
«Ёрш. Приспособление для чистки трубок, бутылок и т. п.»,
«Качотта. Плоский овальный нежный сыр, который изготовляют в Центральной Италии».
– Превосходен к ужину, но совершенно не годится для побега, – замечает разозлённый главарь, продолжая лихорадочно листать страницы.
Дальше он уже не читает пояснения, а только выстреливает словами, как пулями:
– «Додекаэдр», «метафора», «закись», «пролегомена», «окно».
При слове «окно» бандиты облегчённо вздыхают. Хоть это они, слава богу, понимают без объяснений.
Затем вдруг слышат слово «пи-пи» и громко хохочут. Кто бы мог подумать, что и такое слово есть в этом словаре!
Главарю не смешно. Он опять наугад открывает книгу, да так и замирает, прижав палец к странице и вытаращив глаза. Даже вроде бы слышно, как гудит его напряжённо думающий мозг. Все замерли в ожидании.
– Кретин! – говорит наконец главарь.
– Ах, вот как! Тут и оскорбления имеются! Чем дальше, тем интереснее.
– Кретин – я, что не подумал об этом раньше, – уточняет главарь.
– О чём же ты не подумал?
– Вот читай.
– Ладно, не мучай.
– Футбольный мяч! – торжественно произносит главарь.
Остальные двадцать три Ламберто смотрят на него, ничего не понимая, но явно подозревая, что от слишком большого умственного напряжения их главарь теряет рассудок.
– При чём здесь футбол? – спрашивает один из Ламберто своего соседа.
– Соскучился, наверное.
Но в мыслях у главаря не футбольное поле. Слово «мяч» нарисовало в его сознании шар, и ему вспомнилось то, что он видел вскоре после захвата острова.
– Мы спустились в подвал, я, барон и его мажордом. Знаете, какой тут огромный винный подвал! Я осмотрел его тогда метр за метром, этаж за этажом. Вы ведь и не знаете, что здесь ещё пять подземных этажей.
– Ты ничего не говорил об этом. Откуда же нам знать?
– На пятом, то есть на самом глубоком этаже, у барона находится личный музей. Он показал его только потому, что я пригрозил пистолетом.
Он хранит там колясочку, в которой его прогуливала няня, трёхколёсный велосипед, на котором научился крутить педали, сейф из своего первого банка, фотокопию первого миллиарда, короче, разные свои мелкие сувенирчики. Одна из комнат музея забита какими-то огромными тюками, перевязанными толстыми верёвками. И знаете, что в этих тюках? В тот день барон объяснил: «Тут лежит самая дорогая мечта моей жизни. Здесь всё, что требуется для постройки воздушного шара, на котором я хотел слетать на Северный полюс, ведь там ещё никто никогда не бывал. Полотнища, детали корзин, баллоны с газом. А в этой папке чертежи и инструкции по сборке. Даже ребёнок при желании может собрать его за несколько часов».
Я слушал его тогда одним ухом, потому что всё это мне было до лампочки. Хорошо, что вспомнил сейчас! Вы меня поняли?
– Нет, – упавшим голосом признался кто-то из бандитов.
– Мы улетим на воздушном шаре!
– Ну да, а полиция пальнёт в него разок, и фьюить – шар лопнет!
– А мы ночью!
– Осветят прожекторы...
– А мы скажем полиции, что прожекторы беспокоят барона Ламберто. Их свет попадает в окна и мешает ему спать.
– И куда полетим?
– В Швейцарию.
– А потом?
– А потом мама подоткнёт тебе одеяльце, даст конфетку и поцелует в лобик. Хватит болтать! За дело!
Не все Ламберто убеждены, что это правильный путь. Но главарь, похоже, опять вполне уверен в себе... Не остаётся ничего другого, как следовать за ним.
Кто-нибудь может предложить что-то более подходящее? Никто. Есть другой способ выбраться отсюда? Нет. Значит, надо действовать именно так: собрать шар и улететь на нём за горы.