Текст книги "Пленница гарема"

Автор книги: Джанет Уолч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Надеюсь, ты об этом никому не сказала, – сказал я.

– Кто-нибудь обратил внимание на твой живот? – спросила Накшидиль.

Я взглянул на пышное тело девушки и уже знал, каков будет ответ.

– Это было нетрудно, – честно призналась она. – Я не очень худая, а много слоев одежды позволили мне скрыть живот.

– И когда ты родила? – начала выяснять Накшидиль.

– Сегодня, рано утром.

– Кто-нибудь знает об этом? – спросил я.

– Вряд ли. Я изо всех сил старалась, чтобы все прошло тихо. Он… он заплакал раз или два до того, как я дала ему грудь.

– Если кто-то заметит ребенка, его задушат, – сказал я. – Тебе придется отказаться от него.

Девушка была так взволнована, что не слушала.

– Только представьте, дочь султана! – произнесла она.

– Он еще не султан и никогда не станет им, если это обнаружится, – сказала Накшидиль. – Махмуда за это могут убить. И тебя тоже.

Хуррем пыталась возразить, но Накшидиль не захотела ее выслушать. Она была права. Риск был слишком велик. Она дала мне знак пройти к ней в спальню. Накшидиль вся напряглась, она стояла опустив плечи и плотно прижав скрещенные руки к груди.

– Тюльпан, что нам делать? – простонала она. – Мы не можем оставить этого ребенка здесь.

– Я думаю, – ответил я, – и, похоже, уже нашел решение. Завтра сюда придет кира Эстер. Хуррем проведет ночь здесь и накормит ребенка, а потом я заверну ребенка в бочу. Дай бог, чтобы он не издал ни звука. Я передам новорожденную Эстер. Она пристроит ее в какую-нибудь семью.

– Ах, Тюльпан, ты всегда найдешь самый лучший выход, – сказала Накшидиль и поцеловала мне руку. – А что будет с этой девушкой? Если она кому-нибудь расскажет об этом, нам всем конец. О лучшем поводе устранить Махмуда Мустафа и мечтать не может. Он расскажет все имамам, а те вызовут палача.

– И вас ждет такая же судьба, поскольку Хуррем была вашей рабыней, – добавил я.

– Мы не должны допустить, чтобы эта девушка… – начала Накшидиль.

Я кивнул и поднял руку, прося ее не продолжать. Я знал, как следует поступить.

На следующее утро я проснулся рано, мне не терпелось поскорее завернуть ребенка и отнести его кире. Я вошел в комнату, где спала Хуррем. Девушка сжалась на полу и плакала.

– Скоро ты забудешь об этом, – сказал я и посмотрел вниз, но увидел лишь свернутое одеяло.

– Я дала ей грудь, я делала все, что могла, – рыдая, говорила Хуррем. – Ее больше нет, – жалобно сказала девушка. – Она умерла.

Я наклонился и развернул кашемировое покрывало. Девочка лежала неподвижно, ее крохотное тельце окаменело, дыхание остановилось. Она не прожила и ночи. У меня голова шла кругом от расстройства. На мгновение я всем сердцем посочувствовал рабыне, ведь она дала жизнь этому существу. А теперь, двадцать четыре часа спустя, ребенок умер. Однако должен признаться, что я почувствовал облегчение. Боги совершили свое дело.

– Моя малышка, моя малышка, – жалобно причитала Хуррем, качая на руках неподвижного ребенка. – Как же это могло случиться?

– Так часто бывает. Жизнь хрупка, – сказал я и пожал плечами. – Только сильные выживают. – Я поднял Хуррем с пола и встряхнул ее. – Не вздумай и слова промолвить об этом ребенке, – предупредил я. – Ты готова поклясться?

Она какое-то время стояла в нерешительности, затем кивнула.

– Клянусь, – прошептала она едва слышно. – Я клянусь. – Но ее слова звучали неубедительно.

Я подхватил мертвого ребенка на руки, снова завернул его в кашемировую бочу и отнес садовникам. Они также исполняли и обязанности дворцовых палачей, и им не придется ломать голову над тем, что делать с этим ребенком.

Позднее, вернувшись, я обнаружил, что Накшидиль сидит одна в своей комнате.

– Я слышала плач Хуррем, – сказала Накшидиль, – но подумала, что она горюет, потому что мы отдаем ее ребенка. Мне и в голову не пришло…

– Так будет лучше, – ответил я. – Где она сейчас?

– В другой комнате, – сказала она, указывая на небольшое пространство, где спала девушка. – Я понимаю, что Хуррем заслуживает наказания, но, может быть, она извлечет из этого хороший урок.

– На это уже не осталось времени, – ответил я, повернулся и ушел, зная, что скоро сюда явятся садовники.

17

Как молитвенный коврик со временем выцветает, Хуррем и малыш выветрились из памяти, и Накшидиль снова приспособилась к однообразному распорядку гарема: вставая на рассвете, она молилась, завтракала и одевалась; иногда она читала маленькие томики, которые припрятала в боче, находившейся в шкафу, а после обеда вышивала; она больше не играла на скрипке, но с полудня до сумерек болтала со мной или Бесме, единственной оставшейся у нее рабыней. Время от времени Бесме предлагала погадать ей по руке или разложить карты, но Накшидиль отказывалась, твердя, что самое лучшее ей уже нагадали на Мартинике.

– Меня коснулась царская милость, как и предсказала гадалка, – говорила она, – и сейчас я знаю, как это трудно вынести.

* * *

Видно, новый век оказался для нас удачным. Прошел еще год, и дела наконец-то стали улучшаться. Снова объединившись с Англией, Оттоманская империя выдворила французов из Александрии. На востоке Бонапарт потерпел поражение, и в марте 1802 года Турция подписала в Амьене[78]78
  Амьен – главный город французского департамента Соммы. 27 марта 1802 г. там был заключен Амьенский мир между Францией, Англией, Испанией и Батавской республикой.


[Закрыть] соглашение о заключении мира с Францией и восстановлении нашей власти в Египте.

Вскоре после этого французский консул, выпущенный из тюрьмы, вернулся в посольство. Французским торговцам разрешили активно вести торговлю, а Накшидиль перестала считаться врагом. Нет, ее сразу не пригласили в постель к султану, подобного удостаивались другие, если у султана появлялось свободное время. Но она хотя бы смогла наслаждаться книгами, музыкой и обществом других женщин.

Меня заставляли выполнять не только привычные обязанности, но и выступать в качестве переводчика, когда дипломаты прибывали с визитами. Каждую неделю кто-нибудь из них наносил визит во дворец. Однажды, идя на заседание Дивана, главный чернокожий евнух Билал-ага заметил, что никто никогда не утверждал, будто управлять империей легко. Как он объяснил, султану приходилось лавировать между Францией, Британией, Австрией и Россией, причем каждая из этих стран жаждала отхватить кусок Оттоманской империи. Недавно русскому царю удалось получить влияние над Молдавией, и только с помощью Алемдара, одного из лучших военачальников, нам удалось не дать им захватить нашу территорию.

– Словно фокуснику, жонглирующему шариками, Селиму приходится настраивать одну державу против другой, – говорил Билал-ага. – Всякий раз, когда одна из этих стран пытается выбить султана из седла, ему приходится обращаться к помощи ее врагов, чтобы смягчить удар.

И когда 18 мая 1804 года Бонапарт стал императором Франции, Селим посчитал, что лучше заручиться поддержкой Британии и России, и отказался признать того новым правителем. Это оказалось ошибкой. Год спустя французская армия разгромила русских у Аустерлица, и султан наглядно убедился, что прогадал. Бонапарт снова начал военные действия, и на этот раз султан признал, что лучше быть на его стороне, и в феврале 1806 года заявил о том, что признает его императором.

* * *

Вскоре после восстановления нашего союза с Францией от Розы пришло письмо.

Март 1806 года

Моя милая кузина,

Меня бесконечно радует то обстоятельство, что твой султан возобновил дружбу с Францией. Хотя должна сказать, что мои отношения с Бонапартом уже не те, что были прежде.

После нашего последнего обмена письмами произошло так много событий. Ты, конечно, знаешь о том, что я вышла замуж и в декабре 1804 года стала императрицей. Видишь, гадалка оказалась права!

Но тебе, той, с кем меня связывают кровные узы, могу признаться, что нелегко переносить мелкие заигрывания мужа с дамами при дворе. Богу известно, я делаю все, чтобы Бонапарт был счастлив. Тем не менее множатся слухи, будто он в скором времени потребует развода, и я готова смириться со всем, что произойдет. Несчастье следует по стопам счастья.

– Как мне это знакомо, – заключила Накшидиль, когда мы оба прочитали письмо.

– Взгляните на это с другой стороны, – сказал я. – Вы уже пережили много лет печали. Теперь наступает пора радоваться.

Но мои предсказания редко сбывались.

* * *

Селиму приходилось не только лавировать, между иностранными державами, но и внимательно следить за собственными владениями. Местная знать, подстрекаемая Россией, Британией или Францией, могла в любое время поднять восстание.

– Возможно, Оттоманская империя уже не столь велика, как прежде, – однажды сказал главный чернокожий евнух, когда мы ждали прибытия очередного посла, – но ее владения все еще простираются до Сербии, Румынии и Греции на западе и до Сирии, Аравии и Египта на востоке. Султан все время перетасовывает местных губернаторов и бросает армию с одного места на другое, чтобы подавить бунты.

С востока стал беспокоить Дамаск. Мамлюки, военный класс, однажды правивший Египтом и Сирией, попытались взять власть в свои руки, однако губернатору провинции удалось снова восстановить порядок. Но ваххабиты[79]79
  Ваххабиты – последователи религиозно-политического течения в исламе, распространившегося в Центральной Аравии в конце XVIII в. Его основоположником был Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб. Главный догмат – вера в безусловно единого Бога. Ваххабиты боролись с пережитками доисламских культов, придерживались суровой простоты нравов, большое внимание уделяли джихаду (священной войне против иноверцев).


[Закрыть] Аравии представляли серьезную угрозу. Эта консервативная секта решила не допускать, чтобы ислам отклонился от их жестких постулатов, и отказалась признать султана халифом и хранителем священных городов. Эти реакционеры, называющие себя «правоверными», нанесли поражение нашим солдатам и захватили Мекку и Медину.

– Захват ваххабитами священных городов нанес нам всем оскорбление, – говорил Билал-ага. – Не забывай, что в мои обязанности, как главного чернокожего евнуха, входит управление Меккой и Мединой. Не секрет, что налоги с тысячи верующих, совершающих паломничество к месту рождения пророка, дают возможность пополнять казну. А теперь ваххабиты кладут деньги от хаджа в свои карманы, и у нас скоро не хватит средств, чтобы выплачивать жалованье янычарам. Янычары уже обвинили султана в благосклонности к Армии нового порядка, а пустеющая казна даст им новый повод для недовольства. Попомни мои слова, Тюльпан, надвигается беда. Я боюсь, что янычары перевернут свои котлы и поднимут бунт. Как-никак, – добавил главный чернокожий евнух, – в Сербии они уже вступили в союз с кликой продажных мусульман и с тайной помощью России фактически установили там свое автократическое правление. Султану удалось восстановить прежнее положение только потому, что он поддержал крестьян-христиан, которые охотно выступили против его же собственных войск. Благодаря им и немногим верным офицерам оттоманской армии янычары были разбиты. Нам повезло, что у нас есть такой командир, как Алемдар, – говорил Билал-ага. – Он стал настоящим реформатором. Но янычары этого не забудут, и боюсь, что нам придется дорого заплатить за это.

Но это ждало нас впереди. А тем временем в непредсказуемой политике равновесие сил изменилось, или, другими словами, союзники поменялись местами: Россия объявила себя нашим врагом, султан разорвал отношения с Британией, а Бонапарт снова стал нашим другом. Как и прежде, султан сменил везиров, понизил в должностях лояльных к России и Британии советников и повысил тех, кто был благосклонно настроен к Франции.

* * *

– Несмотря на враждебность, проявленную к султану за пределами империи сначала со стороны России, потом Франции и, наконец, Британии, кто мог бы предсказать, что самая большая опасность ему грозила дома? – говорил я, складывая одежду Накшидиль перед поездкой. – С другой стороны, – продолжил я, – совсем не обязательно, что раз Селим не раз переодевался то в моряка, то в торговца и отправлялся в город, чтобы прислушаться к людским сплетням, то ему следовало бы знать, что произойдет, когда он прикажет янычарам надеть униформу Армии нового порядка.

– Но ведь янычары должны были бы гордиться тем, что стали частью столь современной армии, – сказала Накшидиль.

– Как бы то ни было, они воспользовались этим приказом, чтобы оправдать свои действия.

– Честно говоря, я думаю, что в этом большую роль сыграли улемы. Они ведь так давно проповедуют ненависть к Западу.

– И экономика находится в плачевном состоянии, – заметил я. – Высокие налоги, нехватка продовольствия, обесценивание денег – люди видят причину всех бед в склонности Селима к европейским замашкам. Особенно янычары: им выплачивают недостаточное жалованье, и уже два года, как они не получают его вовремя. Янычары недовольны.

– Думаю, приказ надеть униформу армии, которую готовят европейцы, стал последней каплей, переполнившей чашу, – заключила Накшидиль.

– Да, но не забывайте об Айше. Она уже спланировала это. Помните ее предупреждение, когда вы несколько лет назад ходили к ней в гости. А ее дружба с Мухаммедом Ракимом и улемами? Она добивалась лишь одного – скорее посадить Мустафу на трон. Айша сделает все, чтобы он стал султаном.

Восстание началось в феврале 1807 года, когда британский флот вошел в гавань Стамбула. Казалось, британцы так обеспокоились тем, что мы возобновили союз с Францией, что прислали в наш порт семь линейных кораблей[80]80
  Линейный корабль – крупный боевой корабль с мощной артиллерией и броней для уничтожения кораблей всех классов в морском бою и нанесения артиллерийских ударов по береговым объектам.


[Закрыть]. Они подумали, что это станет препятствием для нашей дружбы с французами. Поскольку корабли представляли угрозу для Топкапы, султан приказал своим солдатам укрепить волнолом[81]81
  Волнолом гидротехническое сооружение для Защиты от ветровых волн акватории порта.


[Закрыть]. Британцы отступили перед нашими пушками, и город вздохнул с облегчением. Но ненадолго. Из-за русского контроля над Румынией прекратились поставки в столицу пшеницы и других зерновых культур, а так как русские корабли еще и блокировали Дарданеллы, нам не удавалось доставить в столицу и другое продовольствие. Султан хотел, чтобы янычары и помогали ему воевать с российской армией, и были оснащены по последнему слову военной техники.

В мае 1807 года янычары получили приказ: их будут готовить так же, как Армию нового порядка. Группа офицеров из Армии нового порядка во главе с эмиссаром султана прибыла в один форт на Черном море и приказала, чтобы находившиеся там солдаты надели униформы западного образца. Янычары пришли в бешенство и взбунтовались. Они напали на эмиссара султана, убили офицеров Армии нового порядка, приехавших готовить их, и даже учинили расправу над некоторыми своими командирами. Зная, что в другие гарнизоны тоже направлены такие группы, они дали сигнал убивать и их.

Чтобы утихомирить янычар, султан согласился отослать солдат Армии нового порядка в казармы и не выпускать их оттуда. Но это лишь развязало руки восставшим. Сотни янычар покинули свои форты и направились в Стамбул. Два дня спустя они уже собрались в городе, к ним присоединились учащиеся из медресе. Пока простой люд прятался от страха, янычары составили список требований, главным из которых было убрать советников Селима, настроенных на реформы.

Однако следующим утром шейх-уль-ислам, подстрекаемый Айшой, пошел еще дальше. Он издал фетву[82]82
  Фетва – в мусульманском праве заключение, даваемое муфтием.


[Закрыть], требующую свергнуть Селима с трона. Янычари двинулись к Топкапе, словно тигры, готовые наброситься на жертву. Когда они оказались у внешних ворот, мы слышали их крики. «Султан – Мустафа, султан – Мустафа!» – орали они, празднуя свою победу и требуя свергнуть Селима. Голоса бунтовщиков становились еще громче, когда те шли по дворам. Девушки были так напуганы, что многие спрятались под кровать. Но дворцу пронесся слух, будто Ахмед-бей, секретарь султана, убит, и не успел я опомниться, как ко мне прибежал главный чернокожий евнух и сообщил, что Селиму принесли голову Ахмед-бея и Накшидиль лучше спрятаться.

– Где Махмуд? – вскрикнула она, когда я рассказал ей о том, что случилось. Накшидиль тогда было уже тридцать один год.

– Он все еще в Клетке.

– Янычары придут за ним. Скажи им, что они могут забрать меня. Пусть делают со мной все, что хотят. Но не отдавай им Махмуда.

– Билал-ага поклялся, что с ним ничего не случится.

– А что будет с Селимом? Его казнят? – По ее лицу катились слезы.

– Янычары, шейх-уль-ислам и три заместителя везиров вручили ему фетву. Они обвинили Селима в том, что его действия нарушают законы ислама. Они заявили, что он не состоялся как султан, ибо не смог произвести ни одного наследника. Увидев фетву, Селим понял, что у него нет выбора.

– Как нам спасти его? Что мы можем сделать? – спросила Накшидиль, обхватывая себя руками.

– Он достаточно умен и знает, что пользуется популярностью у многих людей. Он хороший человек. Когда ему объявили, что он низложен и Мустафа станет султаном, он лишь ответил: «Да умножит Бог дни его жизни». Селиму разрешат жить в Клетке вместе с Махмудом.

– Слава богу. Если Махмуд и Селим вне опасности, мне станет легче дышать.

Я уставился в пол.

– Что случилось?

– Накшидиль, мне не хотелось говорить вам об этом. Но вы же знаете, что после того, как Мустафа взойдет на трон, Айша станет валиде-султана. Завтра она вернется из Старого дворца, но уже издала приказ. Мне жаль, но вас отправляют во Дворец слез.

Мне ничего не оставалось делать, как уложить вещи Накшидиль. За последние годы ей выдали лишь несколько новых нарядов, а старые со временем износились. У нее еще осталось немного драгоценностей. Я осторожно завернул их в ткани, стараясь не повредить камни. Накшидиль наблюдала за мной, пока я любовно держал в руке нитку изумрудов.

– Тюльпан, они твои, – сказала она.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу, чтобы ты взял их. В Старом дворце они мне не понадобятся.

– Но ведь они стоят целое состояние.

– Это мой подарок. Ты много лет был так добр ко мне.

– Вы уже делали мне подарки, – возражал я, – жемчужину, пояс, кольцо с рубином.

– Ты мне дал больше, чем они стоят, – сказала она. – Ты даже представить не можешь, как много это для меня значит.

Я улыбнулся.

– А я благодарен вам за дружбу, – ответил я.

– Ах, – вздохнула она, – я поняла, что настоящая дружба в этом дворце встречается столь же редко, что и бабочка в декабре. Тюльпан, я знала, что могу тебе доверять, даже если я не желала слышать, что ты говорил. Теперь, перед отъездом, мне хочется, чтобы это осталось тебе в память обо мне.

Я прикусил губу, чтобы сдержать слезы. Никто мне никогда не делал таких подарков.

– Я уверен, что вы очень скоро вернетесь в Топкапу, – сказал я. – Эти изумруды будут ждать вас.

Накшидиль положила ладонь мне на руку.

– Древняя пословица верна: «Ты сохранишь то, что отдаешь». Я подарила тебе эти изумруды, но сохраню гораздо больше. Да, мы скоро увидимся, иншалла[83]83
  Иншалла (араб.) – если на то будет воля Аллаха.


[Закрыть].

Мы обнялись, и я почувствовал, как она дрожит. Но мы смогли увидеться раньше, чем я думал. На следующий день я получил известие, что меня тоже отсылают в Старый дворец.

18

Нам с Накшидиль приказали отправиться вместе во Дворец слез. Мы вошли в экипаж у Топкапы как раз в тот момент, когда процессия в честь новой валиде-султана появилась на территории дворца. Мне было больно видеть, как Айша, разодетая в атлас и увешанная драгоценностями, въезжает на императорской карете.

– Только подумай, эта женщина теперь стала валиде-султана! – воскликнула Накшидиль. – Даже страшно представить, что будет!

– А Нарцисс теперь главный чернокожий евнух, – простонал я, когда мимо нас прошел этот отвратительный, одетый в тюрбан и мантию кизляр агаси.

– Бедный Махмуд. Бедный Селим, – причитала Накшидиль. – Кто знает, что с ними станется? Я молюсь за них обоих. Да поможет Бог всем нам.

Мы выехали за ворота Топкапы, попрощались с мечетью Айя-София и с грохотом проехали по мостовой мимо Голубой мечети и базара. На площади, где Селим устраивал празднества в честь ритуала обрезания, Накшидиль вспомнила радостное для Махмуда время.

– Минуло уже тринадцать лет. С тех пор утекло так много воды, – произнесла она. – Кажется, что пролетела целая жизнь.

Прошел час, пока мы достигли третьего холма и Старого Дворца. Когда мы подъезжали к высоким стенам, мне вдруг стало жаль всего, что мы оставили позади, и тревожно за то, что нам предстоит испытать.

– Я всегда останусь вашим должником, – сказал я Накшидиль.

– Ах, Тюльпан, не преувеличивай. Это всего лишь ожерелье.

– Я говорю не про ожерелье. Если бы не вы, меня могли отправить в это место еще двадцать лет назад. Если бы вы не упросили главного чернокожего евнуха, чтобы он позволил мне остаться в Топкапе, я бы все это время жил в Старом дворце.

– Мне даже страшно подумать, как бы я провела эти годы без тебя, – сказала она.

По велению главной управительницы Старого дворца Накшидиль выделили небольшую комнатку, а я получил угол еще меньших размеров. Вместо ковров тонкой работы и диванов с подушками, к каким мы привыкли в Топкапе, здесь нас ждали голые стены, с которых слезала краска, деревянные полы, треснувшие от времени, и комковатые матрасы, покрывавшие сломанные диваны. Если стенам, полам и мебели требовался срочный ремонт, то угрюмым обитателям этого места не хватало любви. Девственницы с печальными ликами, которым так никогда и не удалось познать мужчину, жены и наложницы усопших султанов, увядшие темнокожие рабыни, озлобленные евнухи сновали по коридорам, точно призраки.

Почти все обитатели были больны. У одних дергались глаза, дрожали губы, тряслись руки; у других урчали желудки, болели спины, руки и ноги третьих покрывали болячки. С наступлением зимы в комнатах дворца становилось холодно и сыро, поскольку на всех не хватало жаровен, а ночью слышался страшный кашель больных туберкулезом или воспалением легких. При режущем глаза дневном свете мы видели, как их исхудавшие тела уносят на носилках. От этих когда-то красивых людей остались одни скелеты.

Наш рацион ограничивался йогуртом, пловом и хлебом. Я думал о днях, проведенных вместе с Накшидиль у жаровни, когда мы медленно жевали пищу, шептались о новом султане Мустафе и вспоминали тот роковой день, когда свергли Селима.

– Только подумать, почти всех его умных советников убили, – сказала Накшидиль вскоре после нашего прибытия сюда, – а Селима и Махмуда не тронули. Хвала Господу. Это похоже на чудо.

– Верно, – добавил я. – Единственным уцелевшим реформатором оказался Алемдар, и лишь потому, что находился вдали от столицы.

Мустафа едва успел воцариться на троне, как пошли слухи, что он отменил все реформы, начатые Селимом. Армию нового порядка распустили, новую систему налогообложения отменили, земли, отнятые у богачей, вернули прежним владельцам, янычарам больше не мешали заниматься порочными делами и кумовством.

Радовали лишь слухи о том, что общественность испытывает неприязнь к новому султану. Мустафа даже не пытался договориться с русскими о снятии блокады на Балканах, чтобы обеспечить ввоз зерна, и город страдал от острой нехватки продовольствия. Однажды, когда султан ехал к мечети, а за ним следовала валиде-султана Айша, путь ему преградила толпа разъяренных женщин, возмущенных высокой ценой на хлеб.

Не было конца историям о том, что Мустафа слишком слаб, чтобы управлять теми людьми, которые посадили его на трон. Шла жестокая борьба внутри правящей элиты, военные разделились на фракции, улемы без конца спорили друг с другом. Мухаммед Раким, назначенный шейх-уль-исламом, и заместитель великого везира вместе плели заговор, чтобы убить великого везира. Вскоре после этого оба уже плели заговоры друг против друга. Образовавшаяся брешь во власти позволила янычарам взять все под свой контроль. Одни солдаты мародерствовали, грабили магазины и оскорбляли граждан, другие охотились на солдат Армии нового порядка, скрывавшихся за пределами столицы, и убивали их.

* * *

Когда мы уже больше года прожили в этом страшном аду, из Топкапы прибыл курьер с новостями. Была середина июля 1808 года, Старый дворец задыхался. Мы сидели в комнате Накшидиль, окна которой так покосились, что не открывались, кругом было полно мух, залетавших через открытую дверь. Сначала я подумал, что вспотевший курьер запинается от жары. Затем я понял, что он столь потрясен, что едва способен говорить.

– Махмуд… Селим… Махмуд… Селим, – запинаясь, повторял он снова и снова, Накшидиль начала заламывать руки.

– Что случилось? Что ты хочешь сказать? – резко спросил я. Только после этого он рассказал, что произошло.

– Создали тайный комитет, чтобы свергнуть Мустафу и вернуть Селима на трон, – рассказывал он. – Во главе этого заговора стоял Алемдар. В начале июля он двинулся со своими войсками численностью десять тысяч человек из Эдирне[84]84
  Эдирне – современное название Андрианополя, города в европейской части Турции.


[Закрыть] к Стамбулу, заявив, что идет на помощь Мустафе. Но его подлинной целью было спасти Селима.

– Как же он собирался это сделать? – спросил я, отмахиваясь от мух.

– Вскоре после прибытия в столицу он приказал своим солдатам окружить городские стены, а сам попытался встретиться с султаном. Он хотел сообщить Мустафе, что порядок можно восстановить лишь после того, как тот отречется от власти.

– Мустафа последовал этому совету?

– Султан отказался встречаться с ним. Алемдар выделил группу солдат и отправил их к ближайшему караульному помещению, чтобы убить командира янычар; другую группу послали к дому великого везира с целью захватить его. Остальную часть солдат Алемдар повел ко дворцу. Они прошли через ворота Второго двора, где в Зале Совета он застал Мухаммеда Ракима, шейх-уль-ислама. Он приказал Ракиму сообщить Мустафе, что тот должен уйти, но, хотя этот приказ был выполнен, султан отказался отречься от престола.

– Какая дерзость! Только представьте, он отказался подчиняться приказу шейх-уль-ислама, – воскликнул я.

– Да, но хуже всего, что султан сказал своему главному чернокожему евнуху Нарциссу найти Селима и Махмуда и задушить их.

– Меня это не удивляет, – ответил я, прихлопывая очередную муху. – Мустафа понимает, что сохранит свое место на троне, если не останется претендентов на него.

– Но где они сейчас? – взволнованно спросила Накшидиль. – Где Махмуд? Где Селим? Что с ними?

– Селим проводил время в гареме, в музыкальном классе, когда туда ворвались главный чернокожий евнух и его приспешники. Девушки, которые там находились, рассказали нам, что Селим в тот момент спокойно играл на нэй и пел свое собственное сочинение: «О, Ильхами, не отдавайся праздности и не верь тому, что происходит в этом мире. Этот мир ко всем безразличен, а его колеса вертятся без передышки».

«Какая ирония судьбы, – подумал я, – что из всех стихов, написанных Селимом, как раз этот полюбился ему больше всего!»

– А что он сделал, когда туда ворвались эти люди? – продолжала допрашивать Накшидиль.

– Он умолял их не причинять никому зла и обещал, что сдастся без сопротивления. Несмотря на это, они напали на него. Селим отбивался изо всех сил, но у него не было иного оружия, кроме деревянной флейты, и его положение оказалось безнадежным. Женщины кричали в ужасе, когда люди Мустафы рубили его мечами, две потеряли сознание и упали в образовавшуюся на полу лужу крови. Эти изверги по частям бросали тело Селима во Второй двор, чтобы Алемдар видел это, и кричали: «Смотри, вот султан, который тебе нужен!»

– Боже милостивый, – простонала Накшидиль, закрывая лицо руками. – Бедный Селим. Он был добрым, мягким человеком. Он хотел помочь своему народу. Селим не заслужил подобной участи. А что с Махмудом?

– Алемдар со своими солдатами бросился в сераль и обнаружил там султана, который прятался за евнухами. Мустафу схватили и заковали в цепи. В то же время Алемдар приказал своим людям разыскать Махмуда и спасти его.

– Они нашли его?

– Им в голову не пришло, – говорил курьер, – что Махмуд находится у себя, когда главный чернокожий евнух и его приспешники выбили дверь. Слава Аллаху, одна из рабынь Махмуда услышала, что они идут, достала из жаровни ведро со свежей золой и швырнула в глаза этим негодяям. Другие рабыни тут же схватили Махмуда и через трубу вытащили его на крышу.

– Слава Аллаху, – сказал я.

– Подождите, не спешите, – прервал меня курьер, – не прошло и нескольких минут, как Махмуд и рабыни снова услышали шаги. Женщины сделали из поясов лесенку, Махмуд спустился по ней и оказался рядом с пустой комнатой. Он забежал в нее и спрятался под кучей свернутых ковров. Но эти люди твердо решили найти Махмуда и, тщательно обыскав эту комнату, обнаружили его.

– Мой бедный Махмуд, – жалобно простонала Накшидиль.

– Потребовалось немало времени, прежде чем этим солдатам удалось убедить Махмуда, что они на его стороне, и пришли сюда, чтобы спасти ему жизнь. Наконец он все понял, выполз из своего тайника и последовал за этими людьми к их командиру Алемдару.

– Вот наш повелитель – султан Махмуд, – сказали они Алемдару. Они так волновались, что наделили Махмуда новым титулом. Алемдар упал на землю и поцеловал ноги Махмуда. «А где мой брат, султан Мустафа?» – спросил Махмуд. «Его схватили», – ответили они ему. «А что с моим кузеном Селимом?» – пожелал узнать Махмуд. Алемдар сообщил ему печальную новость: «Селим мертв. Ваше величество, вы теперь наш новый султан».

– Слава богу, Махмуд в безопасности, – сказала Накшидиль. – Пусть он проживет долгую и счастливую жизнь.

– Жителям империи повезло, что у них появился такой султан, – добавил я. – Что произошло потом?

– Султан Махмуд первым делом назначил Алемдара новым великим везиром, – сообщил курьер. – Завтра мы предадим тело Селима земле, слава его праху, и отпразднуем восшествие Махмуда на трон. Люди соберутся на улицах в Первом дворе. Оркестр будет играть «Марш султана», а толпы петь «Пусть он живет тысячу лет и пусть увидит, как волосы его внуков побелеют, точно снег». На следующий день состоится последняя стрижка султана. Затем он посетит павильон Священной мантии и поцелует накидку пророка.

Я раздумывал, что произойдет с нами, но оставил свои мысли при себе. Скоро мы все узнаем. На следующее утро прибыл тот же курьер.

– Вчера вечером перед началом празднеств, – сообщил он, – новый и славный султан издал указ.

– Что в нем говорится? – спросил я.

Курьер выпрямился во весь рост и произнес так, будто читал государственный декрет:

– Довожу до сведения всего народа Оттоманской империи, что Накшидиль – моя мать и она станет валиде-султана.

– Слава Господу, – сказала Накшидиль, поднося руку к устам. – Я не могу в это поверить. Тюльпан, скажи мне, что я вижу сон.

– Нет, нет, – успокоил ее курьер. – Это правда. Спустя два дня вы официально станете валиде-султана.

– Иншалла, – прошептал я.

– Да будет на то воля Божья, – повторила она.

Курьер встал и собрался уходить, однако, не дойдя до двери, повернулся и сказал:

– Да, чуть не забыл, вы должны готовиться к официальной процессии.

– Как это замечательно! Прошло чуть больше года с того дня, как нас отправили в Старый дворец. Мы каждый день мечтали вернуться в Топкапу, но никогда не думали, что наше возвращение будет таким.