Текст книги "Аргентинское танго (Игра до победы)"

Автор книги: Джанет Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Глава 5

Солнечный свет блестел на гладкой поверхности бассейна, голубое дно которого, казалось, сияет под стать голубизне неба. Лес откинулась на сиденье, сплетенное из разноцветных пластиковых полос. Белая шляпа с широкими полями защищала от солнца ее волосы, зато яркий купальник открывал навстречу жгучим лучам большую часть умащенного кремом тела. Рядом с ней лежала в шезлонге Мэри.

Лес увидела, что со стороны оранжереи к ним приближается Одра в широких штанах и просторной свободной рубахе. С ее руки свисала плоская корзина со срезанными цветами. Она глянула в сторону дочерей.

– Лучше бы вам, девочки, убраться с солнцепека, пока у вас не обгорела кожа, – бросила она на ходу, направляясь к столикам под зонтами.

Лес и Мэри обменялись молчаливыми взглядами и встали с шезлонгов.

– Я рассказала Майклу о твоем решении позволить Робу пропустить один год и не поступать этой осенью в университет, – сказала Одра. – Он с этим согласен. Роб очень серьезный мальчик. Майкл считает, что передышка позволит ему немного успокоиться и научит парня развлекаться.

– Роб заметно изменился с тех пор, как я сказала, что Эндрю согласился разрешить ему пропустить год.

– В эти выходные он устроил вечеринку, чтобы отпраздновать свободу. Должно быть, это было нечто грандиозное, – смеясь, объявила Лес. – Он позвонил мне в пятницу, сообщил, что он – на мели, и просил перевести на его текущий счет немного денег.

– Я знаю, что сейчас он не может ни о чем думать, кроме поло, но надеюсь, однако, что ты приглядишь за тем, чтобы он съездил куда-нибудь. Ему просто необходимо попутешествовать.

– Думаю, я нашла способ, как объединить и то и другое. Ты, наверное, помнишь, что я обещала Трише взять ее в июне в Париж. Это будет подарком к выпускным экзаменам. А как раз в июне в Англии в полном разгаре сезон поло. Так что я попытаюсь через некоторых английских друзей Джейка, увлекающихся поло, устроить, чтобы Роб играл в одной из их команд. Вначале мы все втроем полетим в Лондон, а затем Триша и я уедем в Париж. Это будет замечательно для них обоих. – Лес и самой чрезвычайно нравился ее план.

– Ну что ж, очень хорошо придумано. Кстати, раз уж речь зашла о планах, я решила распрощаться с домом в Виргинии насовсем. И уже поговорила с Фрэнком насчет продажи Хоупуорта.

– Ах, нет, – пробормотала Лес.

– Я понимаю, – сказала Одра. – Все мы чувствуем сентиментальную привязанность к этим местам, но я подумала, что просто стыдно оставлять дом пустым, без людей, безо всякого использования. – Одра никогда не одобряла расточительства. Одно дело – позволять себе роскошь, и совсем другое – пускать деньги на ветер. – Однако Фрэнк напомнил мне, насколько выгодно держать ферму по выведению породистых лошадей, особенно в отношении налогов, и посоветовал не продавать ее.

– Хвала Фрэнку, – едва слышно пробурчала Мэри, и Лес молча с ней согласилась.

– Ну а теперь поговорим о том, как нам быть с домом. Я надеюсь, что одна из вас или вы обе будете руководить приготовлениями. Надо упаковать все, что нам может понадобиться. Надо сложить и упаковать в ящики картины. На мансарде скопилось бог знает сколько сундуков, наполненных вашими детскими вещами. Возможно, вам захочется разобрать их и посмотреть, нет ли там чего-нибудь, что вы желаете сохранить. Поговорите с Майклом и Фрэнком, чтобы узнать, что делать и с их вещами. – Одра говорила так, словно согласие дочерей – дело само собой разумеющееся.

Лес взглянула на сестру:

– Это может быть забавным.

Мэри кивнула, однако без особой уверенности.

– Затея не такая уж простая. Чтобы сделать все как надо, вернее всего, понадобится пара недель. Не знаю, смогу ли я при моем выводке уехать так надолго. А как ты думаешь, сможет Эндрю выжить без тебя две недели? – поддразнила она Лес.

– Ему где-то в середине февраля надо съездить в Нью-Йорк. И хотя в таких деловых поездках редко удается проводить с мужем много времени, я собиралась поехать вместе с Эндрю. Вероятно, вместо этого могу отправиться в Виргинию. Я поговорю с Эндрю и узнаю, что он об этом думает.

Две недели назад Лес даже в голову бы не пришло советоваться с мужем по такому поводу, она бы просто поступила так, как сама сочла нужным, но теперь в их отношениях все настолько переменилось.

– Я дам тебе знать на следующей неделе, – сказала она сестре. – А ты тем временем подумай, сможешь ли уладить свои дела.

Прошли выходные, но Лес все еще не сообщила Эндрю, что Одра просила ее поехать в Виргинию. Повода так и не подвернулось. В начале недели позвонила Мэри, чтобы обсудить сроки их поездки, и Лес предложила отправиться на две последние недели февраля.

Этим же вечером Эндрю встал после обеда из-за стола и извинился:

– Прости, что оставляю тебя одну, но я хочу пойти в библиотеку. Мне надо сделать несколько телефонных звонков.

Он ушел, а Лес засиделась за столом, потягивая вторую чашку кофе. В зеркальном потолке отражались мерцающие желтые огоньки свечей, стоящих на столе. Такая романтическая обстановка, подумала Лес, явно ни к чему сидящему в одиночестве человеку. Она задула свечи и, прихватив с собой чашку с кофе, пошла в гостиную.

Дверь в библиотеку, служившую Эндрю рабочим кабинетом, была прикрыта неплотно. Лес услышала, как муж смеется, беседуя с кем-то, и ее потянуло на этот звук. Она отворила дверь и вошла комнату, подумав, что может выпить кофе и здесь, а потом, когда Эндрю закончит свои звонки, поговорит с ним о предстоящей поездке в Виргинию. Но ей так и не удалось посидеть в широком кожаном кресле у камина.

Как только Эндрю увидел ее, он сказал невидимому собеседнику:

– Подождите, пожалуйста, минутку. – Затем прикрыл рукой телефонную трубку. – Ты чего-то хочешь, Лес?

– Нет, – улыбнулась она, покачав головой.

– Это деловой разговор, – сказал Эндрю, не отнимая ладони от трубки и не продолжая прерванной телефонной беседы.

Прошла чуть ли не минута, прежде чем Лес поняла, что он ждет, пока она выйдет из комнаты. Эндрю не хотел, чтобы она слышала, о чем он говорит. Она испытала странное замешательство, словно ребенок, которому сказали, что ему нечего делать в комнате, полной взрослых. И она смущенно и неловко вышла из библиотеки, не желая оставаться, раз уж ей так явно дали понять, что она здесь лишняя. Однако, выйдя за дверь, Лес остановилась, спрашивая себя, как это она позволила Эндрю выпроводить ее подобным образом.

Она повернулась было, чтобы войти назад, но тут услышала, как Эндрю сказал:

– Извини, Клодия. Так что ты говорила?

Лес так и отпрянула от двери. Она прошла через гостиную к шкафчику с напитками, стоявшему за стойкой бара, и налила себе в кофе изрядную порцию виски. Клодия. Она начинает ненавидеть это имя. Для Лес совершенно ясно, что эта женщина старается понравиться Эндрю. Сколько раз она слышала, как другие говорят, что большинство женщин, сделавших успешную карьеру, проложили себе путь наверх через постель. Эта женщина использует Эндрю. Конечно, он это сам понимает. Может быть, его это не беспокоит. Внутри у Лес словно все свело от чувств, которым она не могла бы подыскать названия, если бы даже и хотела.

Она не знала, как долго просидела, сжимая в ладонях чашку с кофе и виски, как не знала, сколько времени прошло, прежде чем Эндрю вышел из кабинета. Когда он присоединился к Лес, сидевшей у бара, остатки напитка, что плескались на дне ее чашки, были уже совсем холодными.

– Сооружу-ка я себе выпивку, – сказал Эндрю, заходя за стойку. – Что ты пьешь?

– Просто кофе, – солгала Лес.

– А мне, думаю, стоит выпить чего-нибудь покрепче. – Он взял стакан и бросил в него несколько кубиков льда из морозильника. – Сегодня вечером по кабелю показывают что-нибудь интересное?

– Не знаю.

– Ну, в таком случае я сам гляну. – Эндрю добавил в виски немного содовой и поднял стакан. – Ты идешь?

– Нет. – Когда Эндрю повернулся, чтобы уйти, Лес окликнула его: – Эндрю, я еду с Мэри в Виргинию. Одра попросила нас разобрать и упаковать вещи в доме. Меня не будет примерно две недели.

– Когда? – Его, казалось, совершенно не заботило то, что он впервые слышит об этой поездке.

– В середине февраля. Мы уезжаем четырнадцатого.

– А я в тот же самый день уезжаю в Нью-Йорк. Я переиграл сроки поездки и перенес время отъезда на несколько дней вперед. Собирался сказать тебе, но как-то упустил из виду. Во сколько улетает ваш самолет?

– Мы еще не взяли билеты. Этим занимается Мэри.

– Будет удобнее, если мы поедем в аэропорт вместе. Тогда придется оставлять на автомобильной стоянке на одну машину меньше.

– Хорошо.

Лес сама не знала, какой ожидала от него реакции, во всяком случае, не подобной – почти полного безразличия.

…Аэропорт был запружен толпами одетых по-зимнему северян, прилетевших в Палм-Бич в поисках тропического тепла. Сквозь поток укутанных в меха приезжих, пробивавшихся к дверям, Лес увидела Мэри, указывающую носильщику, нагруженному багажом, дорогу к регистрационной стойке, где она поджидала сестру.

– А где Эндрю? Он уже улетел?

– Нет, он пошел к газетному киоску.

После того как все процедуры были закончены, они выбрались из толпы, скопившейся у стойки.

– Будем ждать Эндрю или пойдем на посадку?

– А вот он как раз идет. – Лес увидела, что к ним приближается Эндрю с переброшенным через руку зимним пальто. В другой руке он нес кейс и какой-то пакет.

– Что там у тебя такое, Эндрю? – Мэри кивнула на выглядывающую из пластиковой сумки красную коробку в форме сердца и бросила на Лес лукавый, озорной взгляд.

– Немного шоколада для Клодии, – безмятежно ответил Эндрю, не замечая, как оцепенела при этом ответе Лес. – Она что-то вроде шоколадоголика. Мне следовало бы купить коробочку и для тебя, Лес, но я знаю, что ты не любишь сладкого.

Лес промолчала, пытаясь сообразить, почему ему понадобилось покупать подарок. для Клодии, когда он улетает в Нью-Йорк… почему он вообще покупает Клодии какие-либо подарки, в особенности подарки с «валентинкой».

– Она должна быть здесь. – Эндрю обшаривал глазами заполнившую зал толпу. – А вот и она.

Лес проследила за его взглядом и увидела брюнетку, оживленную и веселую, одетую в бросающуюся в глаза блузу из бургундского шелка. На одно ее плечо была наброшена шаль в шотландскую клетку – в тон плиссированной юбке из чаллиса. С руки свисал плоский черный кожаный кейс на длинном ремне. Увидев Эндрю, она улыбнулась и ускорила шаг.

– Ну, я уже все оформила и готова к отлету, – сказала Клодия, прежде чем успела заметить присутствие двух женщин. – О, здравствуйте, миссис Томас. Вы, как обычно, выглядите ошеломляюще. Как и вы, миссис Карпентер.

На самом деле Лес чувствовала себя серенькой простушкой в своем коричневом с искрой костюме и коричневой шляпе-котелке с опущенными впереди полями. Ей хотелось бы выбрать что-нибудь более красочное, но ткань букле так хорошо носится в путешествиях – не мнется и не пачкается.

– Это ее первая поездка в Нью-Йорк, так что естественно, что она возбуждена, – сказал Эндрю, и Лес испытала второе потрясение, волной прокатившееся по всему телу. Он ни разу не упоминал, что Клодия будет сопровождать его в этой поездке. Уж не считает ли он, что это всего лишь незначительная подробность?

– Естественно, – сказала Мэри, заполняя тягостную паузу, прервать которую Лес была не в силах. Она не промолвила ни слова, опасаясь, что может наговорить бог знает чего, если заговорит.

– Можете себе представить? Я прожила все эти годы в Коннектикуте и ни разу не бывала в Нью-Йорке, – заявила Клодия. – Впрочем, сомневаюсь, что у меня было время осматривать достопримечательности.

– Так вы из Коннектикута? – спросила Мэри.

– А разве Эндрю вам не рассказывал? Мы с ним из одного и того же города. У нас даже есть несколько общих знакомых.

– Разумеется, из различных эпох, – криво усмехнувшись, вставил Эндрю. – Когда я уехал оттуда, она еще не родилась.

– Не имеет значения. – Клодия пожала плечами, отметая в сторону разницу в возрасте. – Это лишний раз доказывает, как тесен мир.

– Да, мир тесен, – произнесла Мэри, продолжая заполнять провалы в беседе.

– Через десять минут у нас начинается посадка в самолет, – сказал Эндрю. – Пора трогаться к выходу.

– Отлично. Было очень приятно повидать вас, миссис Томас. – Клодия протянула Лес руку.

– Мне тоже, – Лес удалось собрать все свое самообладание и пожать протянутую руку.

Затем Эндрю нагнулся и поцеловал ее в щеку.

– Приятной поездки, – сказал он.

Но Лес не могла пожелать ему того же самого.

– Удачного полета, – произнесла она и, глядя вслед уходящим Эндрю и Клодии, почувствовала, как на душу ей ложится страшная тяжесть.

– Насколько я понимаю, ты не знала, что она собирается в Нью-Йорк вместе с Эндрю? – Мэри проницательно смотрела на нее.

– Нет, не знала. – Голос Лес, лишенный всяких чувств, звучал плоско и невыразительно.

– Похоже, что медовый месяц закончился.

– Для медового месяца нужны два человека. Может быть, он был медовым только для меня одной… но я этого просто не знала. – Ее глаза щипало от слез, и Лес, быстро сморгнув, смахнула их прочь.

– Лес! – В голосе Мэри звучала жалость, которую Лес была не в силах вынести.

Ее подбородок резко вздернулся вверх, когда она решительно отбросила и боль, и жалость к себе.

– Во всяком случае, во всем этом есть и своя хорошая сторона. Пусть он даже не сказал мне, что она тоже собирается лететь, но он и не прятал ее. Она встретила его здесь – с нами, – и они открыто говорили об этой поездке. Ничего подобного не было бы, если б между ними происходило что-нибудь, что надо скрывать.

– А сладости?

– Прекрати, Мэри, – сердито потребовала Лес. – У меня нет ответа на все эти проклятые вопросы.

Помолчав немного, Мэри сказала:

– Пойдем на посадку.

И они пошли по длинному, заполненному людьми коридору к выходу на посадку.

Глава 6

Две недели спустя Лес вместе с Мэри возвращалась домой, полная воспоминаний, впечатлений и… тревожных мыслей. На выходные в старый виргинский дом приезжала Триша, чтобы провести с матерью уик-энд.

День стоял свежий и ясный – холодный воздух и яркое солнце. После целой недели, которую Лес провела, сидя взаперти в доме и занимаясь разборкой и упаковкой вещей, Лес с нетерпением ожидала приезда дочери как предлога немного развеяться и прокатиться верхом.

Застоявшимся лошадям самим не терпелось пробежаться, и потому их не приходилось подгонять – они весело бежали легким галопом. Лес с наслаждением вдыхала свежий воздух полной грудью. Ей совсем не было холодно в тяжелом ирландском свитере ручной вязки. Они скакали мимо огороженных выгулов. Завидев их, молоденькие любопытные жеребята бежали к ограде, чтобы поглазеть на проезжающих, – совсем как ребятишки на улице. Лошади постарше в соседнем выгуле не проявили к ним почти никакого интереса и едва подняли головы, чтобы взглянуть на Лес и Тришу.

Лес придержала свою затанцевавшую на месте лошадь, чтобы оглядеть табунок.

– Стэн говорил, что в этой группе есть две четырехлетки, которые, как он считает, уже достаточно готовы, чтобы их можно было начать обучать. Чалая с белым пятном на лбу и гнедая с белыми чулочками, – объяснила она Трише, пытаясь отыскать глазами интересовавших ее лошадей. – Роб смог бы их использовать.

– У Роба не хватает терпения, чтобы работать с «зелеными» лошадьми. Он хочет получить все прямо сейчас же, не откладывая. В том-то его беда, – сказала Триша. Она не критиковала брата, а просто говорила то, что о нем думает.

– Я могу предварительно потренировать их, а затем, когда пони будут готовы для упражнений в медленной игре, передам их Робу. – Лес высказала вслух решение, которое только что пришло ей в голову.

– У тебя для этого терпения больше, чем нужно, это уж верно.

– Мне пришлось быть терпеливой, – улыбнулась Лес. – Я воспитала вас двоих.

– Но вот можешь ли ты удержаться с нами на прежнем уровне? – с вызовом спросила Триша и, толкнув лошадь ногой, послала ее в галоп.

Лес поскакала вдогонку. Они понеслись по пастбищу, распугивая удивленных коров. В ушах свистел ветер и громом отдавался топот скачущих копыт, и Лес охватило ликующее ощущение свободы и полноты жизни. Когда они приблизились к краю пастбища, поросшему деревьями, Триша пропустила мать вперед. В роще лошади замедлили бег и вновь перешли на кантер, легкий галоп, – скакать во весь опор по тропинке, извивающейся между деревьев, было невозможно. Лес хорошо помнила эти места, куда когда-то ездила на охоту с отцом и его товарищами: она пригибалась, чтобы проехать под низко нависавшими над тропой ветвями, и посылала свою гнедую в воздух, перепрыгивая через упавшие стволы, преграждавшие путь.

На вершине поросшего травой пригорка Лес перевела свою гнедую на шаг, чтобы дать ей передышку. Триша сделала то же самое. Это место, находившееся примерно на полпути всей охотничьей трассы, Лес любила больше всего. Она разгорячилась и слегка запыхалась от пьянящей скачки. Гладя выгнутую дугой шею своей лошади, она не отводила глаз от раскинувшихся перед ними виргинских просторов, испещренных видневшимися то тут, то там темными остовами обнаженных зимних деревьев и первыми заплатами распаханных полей.

– Осенью здесь очень красиво, – сказала она Трише. – Поля – золотые, а деревья – ало-красные и оранжевые. Все словно горит огнем.

– Верю, что это действительно красиво, но сейчас пейзаж выглядит не слишком зажигательно, – криво усмехнулась Триша. – Нам ни разу не удалось побывать здесь осенью. Когда вы уезжали в Виргинию, Роб и я всегда были в школе.

– Когда-то мне хотелось, чтобы твой отец открыл офис в Вашингтоне или Ричмонде, и тогда мы могли бы жить здесь. Но к тому времени у него уже была упрочившаяся практика во Флориде, так что такая перемена была бы не слишком разумной. Тогда он поговаривал о том, что, возможно, расширит свою практику, но теперь уже больше об этом не упоминает.

– Может быть, через несколько лет?

– Сомневаюсь. – Лес знала, что Эндрю не разделяет ее любви к этой части страны и всего лишь проявляет терпимость к тому, что он называет «лошадиными затеями», хотя и не афиширует своих чувств. Решение Роба в течение года заниматься исключительно поло Эндрю явно поддержал только затем, чтобы доставить Лес удовольствие или, что вернее, чтобы избежать споров.

– И все же он может это сделать, – стояла на своем Триша. – Особенно сейчас, когда он берет нового партнера.

– Нового партнера? – По спине Лес пробежал холодок. Первое, что мелькнуло в ее уме: Клодия Бейнз. Ровный топот копыт внезапно стал отдаваться в ее голове тяжело стучащими молотками.

– Да, – темные глаза дочери светились каким-то тайным знанием, когда она посмотрела на Лес. – Меня.

– Тебя? – в замешательстве переспросила Лес, испытывая безмерное облегчение.

– Да. Я только что получила извещение, что с этой осени принята в Гарвард. – Широкий рот Триши расплывался в гордой удовлетворенной улыбке.

Лес испытывала одновременно удивление и потрясение. Она внезапно забыла, что собиралась сказать. Как отличаются друг от друга ее дети! Роб всегда рассказывал ей о своих проблемах, о своих надеждах и разочарованиях, но Триша была загадкой. Лес почти никогда не могла догадаться, о чем та думает, не говоря уже о том, чего Триша хочет. У нее всегда создавалось впечатление, что дочь легко относится к жизни и никогда ни о чем особенно не заботится. Желание стать партнером отца больше всего походило на импульсивное решение, принятое без серьезного и глубокого обдумывания.

– Триша, а ты уверена, что это именно то, чем тебе хочется заниматься? Ты понимаешь, что это за собой влечет? – Лес в этом сильно сомневалась. – Четыре года в университете плюс три года на юридическом факультете. Затем, прежде чем станешь самостоятельной, придется работать клерком на других юристов. Ты серьезно решила пройти через все это, или у тебя это просто преходящее увлечение?

– Это именно то, чего я хочу. Я мечтала об этом долгое время, – уверенно сказала Триша. – Лес, я не смогу жить так, как ты живешь, и все время просто ничего не делать. Я хочу, чтобы у меня в жизни была какая-то цель и смысл помимо планирования благотворительных мероприятий на этот год или поездок на лыжный курорт в Швейцарию.

Лес всегда спрашивала себя, что думает о ней дочь. Теперь она это знала, и знание причиняло ей боль, более глубокую, чем Лес могла когда-либо представить. Но ей удалось скрыть свои чувства – она понимала, что Триша говорила вовсе не затем, чтобы ранить мать.

– Тогда я рада, что ты принята в Гарвард. Твой отец будет очень доволен, когда узнает, что ты будешь учиться в его alma mater. Мы позвоним ему сегодня вечером и сообщим эту новость, – сказала Лес, заставив себя улыбнуться. – Ну, думаю, что лошади отдохнули. Ты готова ехать обратно?

– Показывай дорогу. Надеюсь, что к тому времени, когда мы вернемся, Мэри уже поставит еду на стол. Я умираю от голода, – заявила Триша, и мать с дочерью, подстегнув лошадей, перевели их с шага на быструю рысь.

Всю обратную дорогу сказанное Тришей словно лежало давящей тяжестью на плечах Лес, и она никак не могла сбросить с себя этого бремени. Удовольствие от поездки потускнело, и ее приподнятое настроение разом улетучилось. Однако Лес тщательно старалась не показать дочери, что что-то неладно. Добравшись наконец домой и рассказав Мэри новость, они, по настоянию Лес, устроили набег на винный погреб и отпраздновали удачу Триши.

После раннего обеда Лес позвонила домой, чтобы поговорить с Эндрю. Но дело было не только в том, что ей не терпелось сообщить ему о неожиданном известии. Она испытывала невыразимую потребность услышать его голос и понимала, что скучает по мужу. Ответила Эмма.

– Здравствуйте, Эмма. Это Лес. Я хочу поговорить с Эндрю.

– Простите, но он еще не вернулся домой, – ответила домоправительница.

Лес глянула на наручные часики. Чуть больше семи.

– Он сказал, когда его ждать?

– Не раньше завтрашнего дня. Он все еще в Нью-Йорке, – сказала Эмма, слегка удивленная тем, что Лес этого не знает.

– Но… я думала, что он собирается вернуться в пятницу.

– Вчера он позвонил, чтобы сказать, что собирается остаться еще на один день. У вас что-нибудь случилось?

– Нет. Здесь Триша. – Лес бросила взгляд на дочь, свернувшуюся, поджав ноги, на полу и наблюдающую за ней. – Мы с ней просто хотели поговорить с Эндрю.

– Уверена, что сможете застать его в отеле, – сказала Эмма.

– Попробуем дозвониться туда. – Лес дала отбой и набрала номер отеля..

– Он все еще в Нью-Йорке? – догадалась Триша по репликам матери.

– Да. – Лес слушала телефонные гудки и старательно избегала смотреть на сестру. Когда в трубке раздался голос гостиничной телефонистки, она попросила девушку соединить ее с комнатой Эндрю. Про себя она продолжала гадать, осталась ли и Клодия еще на один день, но ей не хотелось видеть этого безмолвного вопроса в глазах Мэри.

После четвертого гудка трубку подняли, и Лес узнала на другом конце линии голос Эндрю.

– Здравствуй, дорогой. Я только что звонила Эмме, и она сказала мне, что ты вынужден задержаться еще на один день. Как у тебя идут дела? – торопливо проговорила Лес, не давая ему возможности объяснить свою задержку самому.

– Отлично. А как у тебя? – Голос его звучал как-то отчужденно, но Лес винила в этом плохую связь.

– Мэри и я лезем из кожи вон, но все остальное прекрасно. Приехала на уик-энд Триша. У нее есть кое-какие новости. Пусть она сама тебе расскажет. – Она передала трубку Трише и продолжала улыбаться, слушая, как та выкладывает отцу свое известие, а в голове ее звучали слова: «Лес, я не хочу жить так, как ты живешь».

– Поскольку Роб, кажется, не собирается поддерживать семейную традицию, я решила, папа, последовать по твоим стопам. Меня приняли в твою alma mater. – Последовала короткая пауза: Эндрю что-то отвечал дочери, затем Триша сказала: – На этой неделе я получила извещение о том, что меня приняли. Это официальное сообщение. – Вновь наступило молчание. Слушая, что говорит отец, Триша несколько поуспокоилась, ее возбуждение постепенно сникало. – Я счастлива. И я рада, что ты тоже счастлив. – Затем, продолжая слушать то, что говорит ей отец, она взглянула на Лес. – Конечно, я скажу ей. До свидания, па.

Когда Лес потянулась, чтобы взять у нее трубку и закончить разговор с Эндрю, Триша встала и вместо того, чтобы передать трубку матери, положила ее на рычаги.

– У него заказан столик в ресторане, и поэтому ему надо уходить, – объяснила Триша. – Он просил передать, что позвонит тебе на следующей неделе, когда вернется домой.

– Ах так? – Лес очень жалела, что с самого начала не поговорила с мужем подольше. – Что он сказал, когда ты сообщила ему свою новость?

– Он был рад… горд моим решением. И, кажется, он не удивился так сильно, как удивилась ты. – Она улыбнулась, но тут же нахмурилась: – Лес, когда ты с ним говорила, у тебя не было ощущения, что рядом с ним кто-то есть?

Лес говорила с Эндрю слишком мало, чтобы у нее сложилось какое-нибудь определенное впечатление.

– Возможно, и был кто-нибудь. Вернее всего, клиент.

Или Клодия Бейнз. Но этого Лес вслух не сказала.

В воскресенье в середине дня Триша уехала в частную школу для девочек, где она училась. С ее отъездом у Лес не было больше причин притворяться веселой, и Мэри просто не могла этого не заметить.

– Что тебя тревожит? – спросила она, когда они отдыхали за чашкой кофе. – Нет-нет, не говори, что все в порядке. С тех пор, как уехала Триша, ты просто ниже травы и тише воды.

– Тебя удивило ее решение готовиться поступать на юридический факультет? – спросила Лес, не отвечая на вопрос.

– Немного. Но после того, как я протащила через высшее образование семерых своих отпрысков, я сдалась и больше не пытаюсь гадать, чем они будут заниматься. – Она отпила кофе, глядя на Лес поверх края кружки. – А для тебя это было неожиданностью, не так ли?

– Да. – Но вовсе не это терзало Лес так сильно, что порой возникало стеснение в груди и першило в горле. – Знаешь, что она мне ответила, когда я спросила ее, почему она так решила?

– Что?

– Что она не хочет быть такой, как я, и ничего не делать. По ее словам, она хочет, чтобы у жизни была цель и смысл. – Лес коротко рассмеялась невеселым смехом. – Такая вот развязка.

– Это поколение, которое стремится к карьере. Мир сильно изменился с тех пор, когда мы были в их возрасте, – напомнила ей Мэри. – Само собой разумеется, и в наше время находились девушки, которые стремились сделать карьеру, но они были исключением, а не правилом. Пределом нашего честолюбия было удачное замужество и воспитание детей. Все остальное служило лишь временной заменой до тех пор, пока на горизонте не появится подходящий мужчина.

– Я знаю.

– Так что не придавай значения всей этой трепотне о женской свободе. Это совсем нелегко – быть женой и матерью, – заключила Мэри, подчеркнув свое заявление решительным кивком.

– Дело не только в этом, – покачала головой Лес. – Не в одной только Трише. Моя мать думает, что я не слишком умна. Мой муж не верит, что я способна поддержать какой-либо умный разговор. А теперь моя собственная дочь считает, что моя жизнь лишена смысла. Мэри, мне сорок два года и я чувствую себя неудачницей, – проговорила она безжизненным тоном. – Это совсем не то, о чем я мечтала когда-то. Что случилось со всеми этими мечтами?

Наступило долгое молчание. Мэри не знала, что сказать. Наконец она обняла Лес за плечи.

– Я не знаю, детка. Просто не знаю.

В аэропорту Лес встречала деловитая и расторопная Эмма Сандерсон. Она объяснила, что Эндрю занят в офисе и никак не мог отлучиться. Лес смотрела, как крепко обнимает Мэри ее младшая дочь и как тепло целует в щеку муж, и ей хотелось, чтобы и ее саму встречали так же радушно.

Получив свой багаж, они разъехались. Часом позже Лес, усталая после долгого перелета, уже входила в свой дом, ощущая смутную подавленность. Следом за ней носильщик внес багаж.

Не успела Лес подняться на первую ступеньку дубовой лестницы, ведущей в ее комнату, как раздался телефонный звонок. Она остановилась, пропуская мимо носильщика с чемоданами, а затем посмотрела на свою домоправительницу и секретаря.

– Ответьте, пожалуйста, Эмма. Если это миссис Кинкейд, скажите ей, что я переодеваюсь наверху и что буду у нее в пятницу.

Эмма пошла к телефону в гостиной, а Лес начала подниматься по лестнице. Через пару секунд звонки прервались – домоправительница сняла трубку. Лес была уже почти наверху, когда Эмма окликнула ее:

– Лес! Это Эндрю.

– Я возьму трубку наверху.

Она бегом одолела последние несколько ступенек и прошла прямо к телефону, стоящему в гостиной между спальнями.

– Алло… – Она бурно дышала не столько от быстрого подъема, сколько от удовольствия, что Эндрю нашел все-таки время позвонить ей.

– Как ты долетела?

– Хорошо, только очень долго. – Лес отсутствующе глянула на носильщика, направлявшегося к лестнице. – Когда ты будешь дома?

– Я, собственно, отчасти поэтому и звоню.

– Ах, Эндрю! – В этом восклицании перемешались разочарование и раздражение. Она понимала, что значат его слова. Это была прелюдия к заявлению о том, что он вернется поздно. Хотя ее не было дома целых две недели, ничего не переменилось.

– Мне очень жаль, Лес, но у меня тут приезжий клиент, не из нашего города. И мне действительно нужно сегодня вечером сводить его куда-нибудь пообедать.

– Очень хорошо. – Однако Лес не собиралась в первый же вечер после возвращения домой сидеть в одиночестве в четырех стенах. – Я пойду вместе с тобой. Где и когда мы встретимся?

– Лес, я не могу просить тебя, чтобы ты так себя утруждала. Я знаю, что ты устала после поездки и…

– А ты и не просишъ. Я сама вызвалась, – гневная решимость разогнала почти всю ее усталость.

Эндрю помолчал несколько секунд, а затем сказал:

– Ну если ты так хочешь… Я заказал столик в «Павийон» на восемь часов, но мы с ним договорились встретиться за полчаса до того, чтобы выпить в баре.

Ровно в семь тридцать Лес оставила свою машину служителю, чтобы тот отогнал ее на стоянку, и вошла в ресторан. Метрдотель двинулся ей навстречу.

– Bonsoir [3]3
  Здравствуйте (фр.).


[Закрыть], мадам Кинкейд-Томас. – Он неизменно произносил ее двойную фамилию. Лес подозревала, что это был его способ напоминать о важности ее общественного положения. – Votre mari est ici. S'il vous plait [4]4
  Ваш муж здесь. Пожалуйте за мной (фр.).


[Закрыть].

Он с поклоном проводил Лес в бар, где уже сидел Эндрю со своими гостями.

Если у Лес и были какие-то сомнения по поводу того, почему он неохотно берет ее с собой сегодня вечером в ресторан, то они моментально исчезли, когда она увидела Клодию Бейнз, сидящую за небольшим коктейльным столиком. Брюнетка присвоила себе многие из привилегий, принадлежавших прежде Лес, – молодая женщина стала компаньоном Эндрю, его подругой и доверенным собеседником, но роль хозяйки за этим обедом принимать на себя она не собиралась.