Текст книги "Стрела Купидона"

Автор книги: Джанет Битон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Обычно хороший водитель, Эмма нервничала. Дергая машину, она выехала на главную дорогу, круша шестеренки. За спиной она могла себе представить, как Ник скрежещет зубами. С того момента, как они вырвались на свободу из отеля, Джонни начал без умолку болтать на головоломной смеси английского и греческого, и Эмма была благодарна ему за это, так как он отвлекал Ника от того, как она вела машину. Хотя ей было нелегко, когда мальчик пытался втянуть ее в разговор. Он был очень взволнован по поводу раскопок, а вот перспектива поездки к Ставросу и его семье казалась ему гораздо менее привлекательной.

– Малыши – глупые, – ворчал он.

– Мне пойти с вами, – спросила Эмма, – когда вы отправитесь к друзьям в Калатенесе?

– Конечно, – сказал Ник.

– Тогда извините меня, – сказала она, съезжая с главной дороги на маленькую, которая вела вниз в город. – Я не могу идти в гости к семье, где есть новорожденные малыши, с пустыми руками.

Ее настоятельное желание купить что-нибудь малышам Ставроса привело в замешательство Ника, который, видимо, и не подумал об этом, но поняв ее чувства, он помог ей найти нечто подходящее – пару маленьких серебряных ложек.

По дороге в Калатенес они хорошо провели время. Несколько миль дорога шла вдоль берега и поднималась на отроги гор, которые Эмма могла видеть из окна леди Чартерис Браун. С одной стороны дороги в изобилии рос желтый ракитник, вместе с розовым олеандром и темными стрелами кипарисов.

От деревенской площади, где Эмма встретила американок, она свернула на узкую дорогу, которая, как они сказали, вела к раскопкам. Она вся была в выбоинах. Джонни издавал радостные вопли, когда машина подскакивала. Пришлось его успокоить. Там, где дорога переходила в проселочную и, петляя крутыми извивами, шла вверх по склону конического холма, Эмма остановила машину. Холм зарос кустарниками и низкорослыми оливковыми деревьями, поэтому снизу раскопок не было видно. Было очень приятно пройтись пешком под жарким солнцем, чуть смягченным прохладным ветерком. Джонни уносился вперед, чтобы потом рвануть обратно и подбежать к ним, запыхавшись рассказывать о том, что он обнаружил на обочине тропы. Драгоценная коробка было доверена Нику. Ничего не могло быть чудесней, подумала Эмма, чем вот так взбираться по крутому склону критского холма с Ником Уоррендером, если бы в их отношениях спало напряжение. Но пока она чувствовала себя неловко и робко, и ощущала в нем такую же скованность. Только присутствие Джонни смягчало ситуацию. Если она себя так чувствовала – это было легко объяснимо, но что заставляло его быть столь смущенным? Возможно, он сожалел о своем решении поехать. Они поднимались вверх, болтая о погоде, о том, когда лучше цветут дикие цветы Крита, даже о размере ноги Джонни.

– Мне рассказывали, что я был таким же в его возрасте. Все время вырастал из ботинок. Дорогой ребенок.

И тут они, наконец, увидели место раскопок. Проволочное заграждение, натянутое по периметру раскопок, защищало вновь открытые цивилизации от назойливого внимания коз. Пара «лендроверов» была припаркована у покосившегося угла ограды за решетчатыми воротами, которые были распахнуты настежь.

Когда они приблизились к воротам, Джонни прижался к отцу и опять был охвачен приступом робости, который Эмма наблюдала раньше. Первой, кто заметил их, была Крисси. Блондинка быстрыми шагами подбежала к ним в широкополой шляпе от солнца и перепачканных грязью джинсах.

– Ты все-таки сделала это! – воскликнула она. – А это Джонни? Входи и познакомься со всеми.

«Все» это были три девушки и двое мужчин, которых Эмма встречала у Дамьена, доктор Бадд, который и возглавлял раскопки, мужчина средних лет, очень высокий и худой, и двое греков-рабочих.

– Вы как раз вовремя, – доктор Бадд говорил в американской манере, мягко растягивая слова. – Мы только остановились, чтобы слегка перекусить.

Кофе наливали из фляжки в пластиковые кружки, а кока-колу пили прямо из бутылок. Эмма и Крисси представили всех друг другу. Ник достал откуда-то коробку конфет и протянул ее Джонни, чтобы тот угостил остальных. Все суетливо опекали мальчика, но его робость и неподдельное уважение к настоящим живым археологам все еще не позволяли ему открыть рот.

Доктор Бадд рассказал немного о раскопках.

– Раннеминойский период. Датируется приблизительно 2200 лет до нашей эры. Все очень просто. Множество маленьких помещений. Возможно, каждое – дом для одной семьи с множеством переходов. Небогатое поселение. Вся посуда, которую мы находили – простая и утилитарная. Люди, которые жили здесь, пользовались ей каждый день, хранили в ней пищу, готовили ее. Никаких признаков культовых предметов. Множество веретен, очевидно, они занимались ткачеством.

Ник, который был прекрасно осведомлен о раскопках других поселений на Крите, задал несколько вопросов.

– Что служило им защитой? Вы нашли какие-нибудь следы оборонительных стен или фортификаций?

Расширившиеся глаза доктора Бадда сверкнули.

– То, о чем вы спрашиваете необычайно интересно. Всегда считалось, что вокруг критских поселений нет оборонительных сооружений, что говорит о том, что это было миролюбивое сообщество, которое не нуждалось в подобных вещах. Но сейчас мы склоняемся к мысли, что это было характерно только для позднего периода минойской эпохи. В ранний период все-таки существовала опасность нападения, например, с моря. Вот почему они строили свои поселения на самых высоких точках ландшафта вроде этой. Мы пока не нашли здесь стен, но это только начало.

Работа возобновилась. Доктор Бадд повел посетителей вокруг мест, где вершина горы была обнажена. В этом не было ничего драматического. Путаница стен, максимум пару футов в высоту, выступавших из каменистой красно-бурой земли.

– Посуда, конечно, попадается везде, – сказал он. – Несколько предметов почти не тронуты временем. Но ничего, представляющего художественную или археологическую ценность.

Он провел их в небольшое помещение, где одна из девушек работала лопаткой и щеткой, высвобождая вазу из плена плотно сжимавшего ее земляного пола.

– Кувшин, типичный для своего времени. Возможно, предназначался для вина.

Доктор Бадд улыбнулся, глядя сверху вниз на Джонни, который глазел, открыв рот.

– Когда этот кувшин был сделан кем-то здесь на Крите, пирамиды Египта были совсем новенькими, а царь Минос, и Тесей, и троянская Елена еще не родились.

Рыжеволосая девушка, которую, как оказалось звали Ханна, фиксировала изменения грунта в траншее, педантично рисуя каждый волнообразный слой цветными карандашами.

– Все еще хочешь быть археологом? – спросила она Джонни, вытирая пот со лба.

Один из рабочих, расчищавших стену поселения, сообщил, что нашел кусок штукатурки, накрепко прикипевшей к камню, после чего доктор Бадд отправил одного из молодых людей снять ее с помощью щетки и скальпеля.

Посетители отошли, чтобы не мешать продолжению работ и смотрели на кипучую деятельность в раскопках. Тени не было и солнце припекало. На вершине этого отдаленного холма стояла глубокая тишина. Единственным звуком, нарушавшем ее, был стук кирки и лопаты о каменистую землю.

Утро было на исходе, и Ник высказал предположение, что пора ехать.

– А что с моими находками? – напомнил ему Джонни. – Я не показал археологам свои находки!

– Они заняты, – сказал Ник. – Не думаю, что нам и дальше стоит отнимать у них время.

– Но я хочу показать им мои находки! – Джонни, до сих пор ведший себя как ангел, решительно протестуя, готов был смело вступить в бой с отцом.

– Я уверена, доктор Бадд не будет возражать, – сказала Эмма, заметив, как высокий американец выпрямился у выступа стены и потирал спину, которая явно болела.

– Конечно, – сказал доктор Бадд, когда ему объяснили просьбу Джонни. Он позволил себе присесть на стену. – Давайте посмотрим! Ник смущенно произнес: – Один или два кусочка посуды, которые он подобрал, когда мы были на раскопках поселений типа Маллии. Конечно, он не должен был этого делать, но…

Доктор Бадд сортировал содержимое коробки. – Кости совсем недавние, – сказал он, улыбаясь мальчику. – Где ты их нашел?

– В саду, за нашим отелем в Аджио Стефаносе. Я проводил там раскопки.

– Возможно останки кошки или какого-то мелкого животного, которое умерло и было поглощено землей. Эти, – он показал на глазурованные кусочки посуды, – современные. А эти, как и говорит твой отец, минойские, которые ты подобрал на раскопках, и, как правильно сказал твой отец, этого не следовало делать!

Джонни моргнул, и Эмма подумала, что сейчас будут слезы.

– Где, – спросил доктор Бадд, – ты нашел эту синюю бусину?

Джонни проглотил слюну.

– В саду.

– Где именно?

– Ну, я копал траншею… На самом деле, скорее яму, и это было там.

Доктор посмотрел на Ника.

– Вы видели это? Ник покачал головой.

– Нет. Я посчитал, что это то же самое, что и осколки современного китайского фарфора.

– Это – ляпис-лазурь, – сказал доктор Бадд. – Древняя!

Он наклонился вперед и притянул к себе Джонни:

– Эта бусина… она лежала на дне траншеи, которую ты копал?

Джонни скривил гримасу, стараясь сконцентрироваться.

– Я не могу сказать точно. Вроде немного сбоку. Я думаю, среди гравия и кучи камней.

– Ты всегда должен тщательно записывать, где найдена каждая вещь. Только одна бусина?

– Да.

Доктор Бадд держал бусину на ладони, улыбаясь археологам, которые собрались вокруг, бросив свою работу, чтобы послушать. – Ляпис-лазурь была очень дорогим материалом, высоко ценившемся в древнем мире. Была ли эта бусина сделана на Крите или привезена торговцами из Египта, мы скорее всего никогда не узнаем, но она может быть частью какого-нибудь богатого минойского захоронения или клада, спрятанного во время нападения на поселение. В любом случае, Джонни, мы должны все проверить. Могу я оставить у себя эту бусину и показать крупным греческим специалистам? Возможно тогда кто-нибудь приедет посмотреть на то место, где ты нашел ее.

Джонни смотрел на американца сияющими глазами.

– Вы имеете ввиду, на том месте, где сейчас стоит отель мог быть минойский дворец? – Он запрыгал вокруг отца. – Я говорил тебе, он там был, правда?

И Ник, и доктор Бадд рассмеялись.

– Есть поговорка, – сказал доктор Бадд, – что одна ласточка не делает весны, и я склонен считать, что одна бусина не делает дворца. Но в этом может что-то быть. Стоит посмотреть.

После этих слов каждый подержал в руках бусину Джонни из ляпис-лазури, и доктор Бадд еще раз просмотрел пластиковую коробку, чтобы проверить, не пропустил ли он чего-нибудь важного. Джонни от восторга, болтал со всеми молодыми археологами сразу, хватая по очереди то лопатку, то щетку, потрясая ситом, которое один из рабочих использовал для просеивания почвы.

Ханна стояла рядом с Эммой и Ником.

– Действительно, он начал свою карьеру археолога со стремительного взлета! – сказала она, смеясь. – Даже Шлиман, раскопавший Трою, не находил древних сокровищ в возрасте шести лет!

С доктором Баддом договорились, что он найдет их, после того, как посоветуется с авторитетными специалистами.

– В коллегии Аджио Стефаноса с удовольствием идут на сотрудничество, и она самая доступная, – сказал он. – Поэтому я скоро свяжусь с вами.

Было очень трудно внушить Джонни мысль, что пора уезжать. От Ника, не без помощи Эммы, потребовалось немалое искусство риторики, чтобы убедить мальчика расстаться с лопаткой, которую он все еще держал в руках, и вежливо попрощаться с новыми друзьями.

– Скорее приезжайте еще.

Когда они уже собирались уезжать, Ханна сказала: – Со всей этой суматохой я чуть не забыла. Аврил – девушка, которую вы видели, она откапывала вазу – это она была со мной в тот день, когда я видела Алтею. Мы вспомнили все старые храмы, в которых мы были, и я составила короткий список для тебя.

Она прошла с ними и из одного «лендровера» за проволочным заграждением достала плетеную греческую сумку.

– Где-то здесь, – бормотала она, копаясь в рваной записной книжечке. – Вот!

Вырвав листок из книжки, она протянула его Эмме.

– У нас было несколько поездок. Я понятия не имею, в какой именно церкви я видела ее, а уж Аврил тем более. Она даже не помнит, что видела девушку. Но я четко помню, что она рассказывала что-то о фресках в одном из этих храмов. В любом случае, удачи тебе в поисках!

– Так значит, твой визит на археологические раскопки – своего рода исполнение служебных обязанностей? – сухо заметил Ник, когда он и Эмма шли следом за Джонни, который несся вприпрыжку вниз по холму.

Джонни неожиданно привалившая удача ударила в голову и к тому моменту, когда они подъехали к деревне, его прекрасное настроение переросло в нахальство. Эмма чувствовала, что от долгого пребывания на жарком солнце у нее начинается головная боль. После настоящего наслаждения от созерцания раскопок и возможности разделить радость Джонни за его находки, насмешка Ника над тем, что она никогда не прекращает поиски Алтеи, больно задела ее. Это было то, ради чего она приехала на Крит, в конце концов! Так же как и у Алтеи, у леди Чартерис Браун были свои права.

– Если вы скажете мне, где вас высадить, – сказала она, – я поболтаюсь где-нибудь рядом с деревней, пока вы будете готовы возвращаться. Ваши друзья будут рады видеть тебя и Джонни, но им не нужны чужаки, которые сваливаются, как гром среди ясного неба.

– У Ставроса универмаг, – сказал Ник. – Судя по тому, что тебе известно, Алтея могла снять дом в деревне. Может быть, она каждую неделю заходит к Ставросу за покупками.

Он улыбнулся, но ей не хотелось отвечать ему тем же.

Семья Макридакис жила в доме на улице, выходящей па площадь. Над универсальным магазином, который был закрыт сейчас на перерыв. У входной двери стояла старенькая машина – причина столь сильного беспокойства Дамьена накануне вечером. Вплотную за ней стоял прекрасный новый фургон. Ник, должно быть, предупредил семью о предполагаемом визите, так как их встретили с огромной теплотой, но без удивления. Поначалу, Эмме трудно было разобраться кто есть кто. Ставроса она узнала, так как накануне видела, как он танцевал хасапико с Ником и Дамьеном. Легко было узнать и Катю, которая оказалась маленькой, темноволосой и полной. У нее был смущенный и немного утомленный вид матери новорожденных близнецов.

– Они спят сейчас, – сказала она Эмме на чистом, ясном греческом, который не составляло труда понять. – Да, оба мальчики – Микис и Павлюс. Они скоро проснуться и тогда я принесу их сюда вниз.

Здесь еще были мать Кати и ее бабушка, мать Ставроса и его дедушка, который в свое время и получил универмаг от своего отца. Казалось, что здесь толпа детей, которая на самом деле сводилась к двоим: маленькой дочери Ставроса и Кати – Викки и их пятилетнего сына Григориса.

Эмма робко преподнесла серебряные ложки и была вознаграждена поцелуями женщин. Некоторое время обстановка была почти формальной – обмен семейными новостями и приветами над крошечными стаканчиками раки. Потом из темной комнаты, где они сидели, с нагромождением мебели и стенами, увешанными семейными фотографиями, они перешли вглубь дома. Здесь их ждал другой мир. Широкие окна открывались из симпатичной комнаты на задний дворик, где для ланча уже был накрыт огромный длинный стол. Повсюду изобилие цветов: бугонвилла пурпурная, розовая и золотая оплетала стены и шпалеры, розы, гвоздики и лилии в кадках. И за этой страной чудес – сад с фруктовыми деревьями, виноградом, деревья с уже спелыми плодами.

Еда была восхитительна: тушеное мясо ягненка с бобовым супом и блюда со свежими молодыми бобами. Все это запивалось большим количеством красного критского вина. Потом последовали тосты за новорожденных малышей, за Ставроса и Катю, за родителей, за бабушек и дедушек, за гостей из-за моря. Когда вино развязало языки, Эмма оказалась под градом вопросов, к которым она никак не могла привыкнуть в Греции.

– Сколько тебе лет? Чем ты занимаешься? Ты собираешься выходить замуж? Почему нет?

Смеясь, Эмма изо всех сил старалась парировать вопросы.

На другой стороне Ник наблюдал за ней с интересом.

– Я думал, может быть, Эмма – женщина, ставящая во главу угла карьеру, – объяснил он. – Таких сейчас много в Англии. Да, и в Греции они есть тоже, в Афинах.

– В Афинах! – Руки были воздеты вверх. Страшные дела творятся в Афинах!

– Я думаю, ты очень скоро выйдешь замуж, – заявила Катина бабушка, розовощекая старая дама в черном с белоснежными волосами, которая, как уверяли все, обладала даром видеть будущее. – Есть мужчина, которого ты очень любишь, и который любит тебя. И ты будешь очень счастлива!

Эмма почувствовала как кровь приливает к щекам. Ник насмешливо смотрел на нее через стол. Если бы только все могло быть так, как предсказала старуха, но ее слова были правдой только отчасти!

– А что мы будем делать с Нико? – выкрикнул кто-то. – Ему уже давным-давно пора снова жениться. Ты должен найти хорошую греческую девушку и осесть на Крите, здесь с нами.

Раздался рев одобрения, и теперь настала очередь Ника краснеть и чувствовать себя неловко.

Джонни и дети Макридакисов, которые благоразумно вели себя за столом, получили разрешение выйти из-за стола и они побежали сломя голову играть в догонялки среди деревьев.

Полы разделились. Мужчины устроились порассуждать о политике, женщины торопили Катю принести вниз малышей.

– Они прекрасны, – пробормотала Эмма, когда два белых свертка были даны ей в руки. Они уже утратили свой сморщенный новорожденный вид и стали маленькими человечками, глядящими вверх яркими темными глазами на обожающие лица, столпившихся вокруг них людей. Эмма мало имела дела с младенцами, никогда особенно о них не задумывалась. Но сейчас она обнаружила, что очарована ими, упругостью маленьких теплых тел, их сладким, легким словно пудра, молочным запахом.

Что это было за чудо, что у Кати и Ставроса появились на свет эти маленькие люди, каждый из которых совсем не похож ни на одно человеческое существо, рожденное до него!

И желание пронзило ее тело с болью, которая была физической. «Я хочу малышей, – подумала она, – детей Ника!» За столпившимися женщинами она могла увидеть его, увлеченного разговором, брови сдвинуты, далекого от нее, погруженного в свой собственный мир. И она видела сейчас в нем грека, во всем отличного от нее. Он найдет хорошую греческую девушку, как того с нетерпением ждут его друзья, и даст Джонни и себе уют и поддержку, которых они так хотели и в которых так нуждались. Ей не было места в его мире и она никогда не должна была думать иначе.

Отдав малышей назад Кате, она почувствовала, что руки ее холодны и пусты.

Уже практически настало время Ставросу открывать магазин после перерыва, когда они приготовились уезжать.

– Ты не спросила про Алтею, – напомнил ей Ник, когда они направились к двери.

– Это расстроит их, мысль о бабушке, вынужденной разыскивать свою пропавшую внучку. Не все же рассуждают так, как ты.

Прощание затянулось. Джонни пропал вместе со своим новым другом Григорисом, и на него пришлось устраивать настоящую облаву. Наконец, они были готовы ехать. У машины Ставрос крепко пожал руку Ника.

– Был очень рад видеть тебя. Мне бы только хотелось увидеть тебя таким же счастливым, как я сейчас. Может быть после такого долгого…

Ник рассмеялся и прервал его.

– Кто знает?..

Джонни забрался в машину. Ник спросил:

– Может быть мне повести машину?

– Как хочешь, – ответила Эмма и подумала: «Говорю, как хорошая греческая девушка, послушная своему мужчине!»

Он взял ключи и сел на место водителя, в то время как она забралась назад к Джонни. Она была рада, что не придется вести машину. Сегодня за день было слишком много вина, слишком много солнца, слишком много разоблачений скрытых чувств. Джонни, уставший после целого дня, полного впечатлений, был не расположен к болтовне и свернулся калачиком рядом с ней, положив голову на ее руку.

Солнце на небе опустилось ниже и краски возвращались на склоны холмов и оливковые рощи. Перевалив через гребень холма, они увидели море, сливавшееся с далекими горами в дымке прозрачной голубизны. Однако, день прошел совсем не так, как надеялась Эмма. Между ней и Ником и сейчас оставалось меньше непринужденности, чем в тот первый раз, когда они разговаривали в кафе на берегу моря.

Когда машина повернула во двор отеля, Джонни, который почти уснул, немедленно подскочил.

– Я прямо сейчас пойду искать ту яму, где я нашел бусинку! – сказал он.

– Ты не помнишь, где это? – спросил отец.

– Не точно. Потому что мне пришлось закопать яму. Понимаешь, Е Yiayia хотела посадить там семена.

Ник и Эмма смеялись, выходя из машины.

– Что скажет моя мать, – размышлял Ник, – если какой-то археолог приедет из Гераклиона и будет усердно выкапывать ее шпинат?

– Что же будет с бусиной Джонни?

Он пожал плечами.

– Ничего, я думаю. Крит – одно большое поселение для археологов, только ждущее вложения денег, чтобы быть перекопанным вдоль и поперек. Я боюсь, что Джонни ждет урок по крушению иллюзий. Принеси карту дорог, и я покажу тебе, где найти эти храмы.

В фойе отеля было восхитительно прохладно и Эмма с удовольствием плюхнулась в удобное глубокое кресло. Ник попросил Йоргиса принести напитки.

Эмма взяла записи Ханны и развернула карту дорог острова. Она была устрашающих размеров.

– Очень мило с твоей стороны помочь мне, – сказала она. – Но почему ты это делаешь? Ты же не в восторге от того, что я делаю?

– Но ты же все равно поедешь, – сказал Ник, хмуря брови над списком церквей. – Проверка даже половины списка займет тебя надолго. Давай посмотрим карту. Церкви в Миртиосе и Крице не очень далеко, может быть миль двадцать, а вот маленькая жемчужина Сфииари немного дальше в горах. Ты спокойно можешь успеть за один день и, конечно, храмы сами по себе стоят того, чтобы на них посмотреть. Если, конечно, у тебя останется на это время.

Эмма не стала отвечать на его колкость.

– А другие?

– В долине Амари? Опять же стоит посмотреть и великолепный пейзаж, но все это не успеть за один день, если ты будешь ездить отсюда, а тем более, если у тебя на буксире будет твоя старушенция. Тебе понадобится еще и ночь. Я могу порекомендовать хороший отель в Ретимноне.

– Спасибо еще раз. Я должна все рассказать леди Чартерис Браун и посмотреть, что она думает об этом.

Ник поднялся на ноги и проводил ее до регистрации, где Спиро, говоривший но телефону, поднял руку в приветствии.

Ник сказал:

– Вот карта Ретимнона, которая может понадобиться – здесь отмечены отели. А вот брошюра того отеля, о котором я говорил. Я слышал, как Ханна сказала тебе, что Алтея рассказывала что-то о фресках, но она не могла быть кем-то вроде гида в храме, знаешь. У них есть для этого свои люди. В лучшем случае она могла быть вместе с туристами. Но и это сомнительно, так как гиды обычно тоже греки. Если из этого что-нибудь получится, – сказал он, возвращая записи Ханны, – это будет большой удачей.

Эмма провела рукой по волосам.

– Надо же что-то делать, – сказала она уныло. – Пока мы не можем поговорить с Марией.

Лицо Ника застыло и ей было интересно, чем она обидела его на этот раз, но тут она заметила, что к стойке подходит Уолтер Фередэй. Очевидно, прямо с экскурсии, ему было жарко и он был весь в пыли.

– Есть письма, Спиро? – спросил он, кивнув Эмме и Нику. – Флиртовали? – добавил он, как только взял в руки почту. – Тебе сегодня не понравился бы Кносс, – сказал он Эмме. – Толпы хуже, чем когда-либо! Миллионы людей, а сколько из них всерьез беспокоятся о кнопке?

– Больше, чем ты можешь себе представить, – сказала Эмма. – Уолтер, как обстоит дело с гидами? Я думаю про Алтею. Мог какой-нибудь владелец туристической фирмы взять ее на работу, как ты думаешь?

Большим пальцем он подцепил угол конверта.

– Я думаю, очень маловероятно, что здесь возьмут на работу англичанку. Меня компания нанимала в Лондоне, а здесь на объектах у нас всегда гиды – греки.

– То же самое думает Ник.

Уолтер вытянул письмо и изучал его содержание с явным удовлетворением.

– Он пишет тебе?

Не подумав, Эмма переспросила:

– Кто пишет мне?

– Гм, твой мужчина, для которого ты бережешь свои поцелуи. Этот парень, который, как ты говорила, так прекрасен…

Вспыхнув от ярости, Эмма запротестовала:

– Уолтер, ради Бога…

– Ну, хорошо, хорошо, раз ты не желаешь рассказывать мне о нем.

– Могу я получить ключ от своего номера, будьте добры, – спросила она Спиро. Горло перехватило. Она не могла заставить себя поднять глаза на Ника Уоррендера. – Еще раз спасибо за помощь, – произнесла она оцепенело, отвернулась и пошла прочь.

Ее глупая игра обернулась против нее самой. Она должна была предвидеть, что этим кончится, но что сделать, чтобы исправить ситуацию? Отрицать перед Уолтером, что такой человек существует и выставить себя полной дурой? Как будто это имело какое-то значение в глазах Ника Уоррендера!

Леди Чартерис Браун не было ни на террасе, ни в ее номере. Эмма еле нашла ее в маленькой боковой гостиной с «Принцем Лилий» над каминной полкой.

Она расположилась за столом с двумя пожилыми дамами и полным джентльменом и играла в бридж. Эмма хотела немедленно удалиться, но леди Чартерис Браун ни секунды не колеблясь, прерывать ли игру, спросила:

– Ну, что?

– Боюсь, ничего по-настоящему интересного, – сказала Эмма быстро. – Одна из американок-археологов видела Алтею совсем недавно, но не может точно сказать где.

Позже она подробно объяснила с помощью карт, где находились церкви, куда заезжали американки, особенно подчеркивая слабые стороны той информации, которую они дали об Алтее. – Но все-таки стоит попытаться и, я полагаю, что завтра мы проверим те, которые находятся на приемлемом расстоянии.

Как предсказал Спиро, начался дождь. На следующее утро, Эмма проснулась в сером мире низких туч над горами и капель дождя, постукивающих по сухим листьям и страждущей траве. Прохладная погода, казалось, устраивала леди Чартерис Браун. И она отлично перенесла поездку вдоль берега в Миртиос. Завеса дождя скрывала от них то, что должно было быть великолепным видом моря и холмов. Не могло быть и речи о том, чтобы заезжать во все симпатичные маленькие кофейни, и они отправились прямо в старую церковь. Как и ожидала Эмма, старая леди не была готова интересоваться прекрасной живописью на стенах.

– Мрачные темные штуки, – заявила она. И когда Эмма показала фотографии Алтеи без успеха, развернулась и пошла к машине.

До живописного городка Крица, угнездившегося у кромки холмов, было совсем недалеко, но дождь забарабанил с удвоенной скоростью, так что стеклоочистители едва справлялись с потоками воды и невозможно было увидеть что-нибудь.

Церковь Панайя Кера стояла немного в стороне от города, и Эмма вела машину по обочине вслед за туристическим автобусом. В отеле Спиро положил им с собой огромный зонт и, держа его над головой леди Чартерис Браун, Эмма провела старую леди, держа ее под локоть, через дорогу к церкви. Храм был невысоким, чисто выбеленным. Купол и три боковых придела, крытых красной черепицей. Дождевая вода собиралась в лужи на гравиевых дорожках и капала с кипарисов, которые росли вокруг. Внутри было очень темно, так что трудно было разглядеть фрески. В церковь набились туристы из автобуса, и некоторое время невозможно было добраться до хранителя.

Леди Чартерис Браун глазела на великолепные изображения лиц патриархов и святых на стенах.

– Очень мало напоминают наши церкви.

– Это греческое православие, – объяснила Эмма. – Ветвь христианской церкви, которая развивалась в Константинополе, в то время как наша – в Риме.

Наконец Эмма смогла поговорить с человеком, который продавал билеты и раздавал открытки и путеводители туристам. Он проявил настоящее участие в Алтее, как будто чувствовал собственную вину в том, что не смог дать никакой информации.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Много людей приходит сюда, к нашей богоматери. Эта молодая девушка может быть и приходила сюда, но если так, то я не имел удовольствия видеть ее.

Его симпатия к старушке, разыскивающей свою пропавшую внучку была такой искренней и трогательной, что даже непробиваемая леди Чартерис Браун, казалось, была тронута и благодарна.

Она совсем сникла и Эмма убедила ее, что им нужно найти, где позавтракать. Въезжая в город, Эмма практически ничего не видела за брызгами, которые выбрасывали идущие впереди машины. Было трудно припарковаться. Им пришлось тащиться вдоль главной улицы, чтобы найти таверну. Было холодно и зябко.

Обслуживали медленно, и леди Чартерис Браун все больше исполнялась жалостью к себе.

– Я хочу вернуться в отель, – сказала она, после того, как Эмма переговорила с официантом.

– Есть еще церковь в Сфинари, – напомнила ей Эмма. – Дальше в горах.

– Я не еду никуда дальше сегодня!

Вернувшись в машину, старая леди потирала свои тонкие старые руки, чтобы согреться.

– Поездка сюда за Алтеей была охотой за дикими гусями, – сказала она. – Ты предупреждала меня. В этом нет ничего хорошего. Мы не найдем ее. Она жива и ей, очевидно, хорошо здесь, и это все, что имеет значение, стоит подумать. Если она не хочет поддерживать отношения со мной… – Она прервалась, стала искать носовой платок в сумочке. – Я могу просто вернуться сейчас в отель и играть в бридж. Я могу с таким же успехом улететь завтра в Лондон.

Старая леди с трудом сдерживала слезы, загоняя их назад. Эмма почти ощущала боль в груди и в горле. Снаружи дождь барабанил по машине.

Эмма ждала.

– В Сфинари? – спросила она, наконец. – Или назад в отель? – Назад в отель.

Продолжал идти дождь. Пока леди Чартерис Браун отдыхала, Эмма писала открытки в своем номере, чтобы отправить друзьям домой. К концу дня она увидела, что дождь перестал, и бледное водянистое солнце отражалось в лужах на террасе. Она опустит открытки в почтовый ящик отеля и прогуляется.

Она нашла туфли и жакет, который собиралась одеть поверх хлопчатобумажного платья, когда зазвонил телефон у кровати.

– Мисс Лейси? – Говорил молодой женский голос. – Извините меня, пожалуйста, что беспокою вас. Это говорит Анна, жена Спиро. Янни попросил меня позвонить вам. Он очень хочет увидеть вас, когда это будет удобно вам. Может быть вы свяжетесь со мной через регистрацию?

Эмма быстро сказала:

– Конечно. Я как раз собиралась спускаться вниз. По дороге увижусь с ним. Почему Джонни захотел связаться с ней, думала она, спускаясь вниз в фойе.

У регистрации Анна приветствовала ее сияющей улыбкой. Она была темноволосой, невысокой и элегантной, очень женственной и волнующе похожей на Нико.

Джонни, прыгая, выбежал из комнаты за офисом.

– Я хочу показать тебе, где я нашел бусину.

Женщина улыбнулась через его голову. – Эта бусина, – вздохнула Анна. – С того момента, как он приехал домой вчера, мы только и слышим, что об этой бусине и минойском дворце, который он собирается найти.