Текст книги "Слоеный торт"

Автор книги: Дж. Дж. Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Этот Дункан – настоящий жулик, Коуди Гаррет мог бы им гордиться. Мне даже немного жаль беднягу Алана. Сидел себе в своей занюханной гостиной один-одинешенек, поглощал какую-нибудь искусственную пищу из пакетиков, в то время как его сослуживцам накрывали стол любящие жены. Наверное, он уже было собрался спать, но что-то замешкался, словно чуял, что ему позвонит его веселый дружок Дункан. Самое печальное – узнай Алан, что им манипулируют, все равно закрыл бы на это глаза.

Дункан раскручивает Алана на пару историй из его полицейской жизни. Тот охотно рассказывает о том, как на мальчишнике Чаза за дополнительную плату они устроили так, чтобы стриптизерши изобразили лесбийские отношения, и еще о скандале в ночном клубе, когда вышибалы не хотели пускать их внутрь, так что пришлось предъявлять жетоны. «Мы должны как-нибудь вместе выпить. В пятницу вечером? Ладно. Тогда я позвоню, Эл».

Тревор мотает головой. Похоже, Дункан подводит разговор к концу. Он даже поворачивается в сторону журнального столика, на котором стоит телефонный аппарат. Тревор вскакивает, со злобным лицом бросается к хозяину квартиры и размахивает своим огромным кулаком в шести дюймах от его носа.

– Может, стоит договориться сейчас относительно времени и места, чтобы мне завтра не разыскивать тебя по всему городу? Ты у нас человек занятой. Как насчет шести тридцати у «Масонов»? Идет. Тогда там и увидимся. Да, и захвати побольше денег.

На том конце провода раздается оглушительный смех. По-моему, Тревор намерен выбросить Дункана из окна, потому как разговор окончен, а дело до сих пор не сделано.

– Сегодня на побережье произошло нечто ужасное, верно?

Кажется, мой приятель сейчас расцелует своего информатора. Тревор просит Дункана держать трубку так, чтобы и он мог услышать суть разговора.

– По телику передавали, что там орудовал настоящий садист. Только не говори, что у нас завелся серийный убийца. Хорошая пища для слухов. – Дункан смеется.

Наступает пауза.

– Ты разжег мой аппетит, старый проказник. Я знаю, это против правил, но ведь тебя подобная чушь никогда не волновала. Ты ведь меня знаешь: я никогда не печатаю ничего, что могло бы тебя скомпрометировать. Мне просто любопытно узнать вашу, так сказать, «внутреннюю» версию. У меня просто какой-то нездоровый интерес к этому убийству. Я же псих ненормальный. Только не повторяй за мной последние слова.

Алан опять ржет. Тревор вставляет сигарету Дункану в рот и дает ему прикурить. Тот затягивается.

– Он сказал, что позвонит приятелю, с которым вместе учились на сержантских курсах. Тот занимается расследованием этого дела. В пятницу, когда мы встретимся, он обо всем мне расскажет.

– Скажи, чтобы позвонил своему приятелю сейчас. У тебя хорошо получается, Дунк. Постарайся выяснить, известно ли им о противозаконной стороне бизнеса Ван Така.

Дункан поднимает руку, призывая его помолчать.

– Алан, а ты никак не можешь позвонить ему прямо сейчас? Если вы вместе учились и знакомы уже кучу лет, может, его обрадует твой звонок, и он не упустит возможности вспомнить время былое, а? Знаешь, что меня интересует? Почему выбрали именно его? Не было ли у него проблем с законом? Сделай мне одолжение, позвони своему товарищу прямо сейчас. Честное слово, торжественно обещаю, что ни одна душа не пронюхает о нашем разговоре. Позвони ему, а потом мне. Хорошо?

Дункан внимательно выслушивает ответ и заходится смехом.

– Первый раунд всегда за мной, старый ты алкаш. Обязательно перезвони мне, Эл. Я никуда не уйду, буду ждать.

Он кладет трубку, отхлебывает бренди из стакана и глубоко затягивается сигаретой.

– По-моему, мы переборщили, – выдыхает репортер. – Похоже, мы просто подставляем парня. У него могут возникнут проблемы.

– Ну и черт с ним. И с его проблемами тоже. Твой приятель – не дурак. Сам разберется, кому и что можно сказать. Уверен, он в состоянии отличить козла от нормального человека. Не желаешь чашечку кофе, Дункан?

– Да, было бы неплохо.

– А ты? – Тревор поворачивается ко мне.

– Я бы не отказался, – отвечаю я.

– Тогда ступай на кухню, Дунк, и принеси нам три кофе. Да поторопись, а то скоро перезвонит твой дружок – алкаш Алан.

Дункан неохотно поднимается и шагает на кухню. Тревор с видом заговорщика окликает меня. Глаза его мечут молнии, как будто он немного тронулся умом.

– Мне необходимо узнать, куда делся товар. Как Шанкс договорился с Ван Таком? Видишь ли, иногда он отсылал накладную прямо Шанксу, и тот получал груз сам.

– Закладную?

– Нет. Накладную. Накладную. Ты что, никогда не перемещал груз? Контейнер прибывает в док Ливерпуля, там его вскрывают и однородный груз разбивают на мелкие партии. Накладная – это своего рода квитанция на получение твоей части товара. Ты предъявляешь накладную и показываешь, что ты – именно тот человек, чье имя указано на документе или вписано на обороте, как на чеке, и уходишь.

– Вроде ничего сложного.

– В большинстве случаев так оно и бывает. Короче, если такой документ лежал на столе Ван Така, когда его убили, то сейчас он уже на полке вещественных доказательств уголовной полиции. И завтра утром они примчатся в док, разорвут упаковочную корзину и обнаружат партию лучшего греческого мрамора и партию моей «дури». Либо они засядут там в ожидании прибытия карго и сразу после разгрузки наложат на него арест. В этом случае товар можно смело списывать со счетов.

Тут я понимаю, что мы шепчемся.

– Но ведь ты не исключаешь возможности, что накладная может оказаться у Шанкса?

– Не исключаю. В действительности же я надеюсь, что груз вообще не прибыл в Англию. Тогда мы можем попросить поставщиков на время отложить его доставку, а там уже что-нибудь придумаем. Мне кажется, все это имеет отношение к налету на немцев.

– Тревор, а не кажется ли тебе, что какие-нибудь местные охотники за легкой наживой прикончили Ван Така и планируют прибрать к рукам твою партию?

– Он был нашим тайным козырем. Кроме меня и Шанкса никто и не подозревал о его существовании.

– Это ты так думаешь.

Звонит телефон, и как раз в этот момент входит Дункан с подносом в руках, на котором стоят три чашечки кофе и корзинка с печеньем. Он ставит поднос на журнальный столик и ждет.

– Ну, ты будешь отвечать или нет? – в бешенстве ревет Тревор. – Хватит валять дурака, сними же наконец чертову трубку!

После шестого сигнала репортер поднимает телефон.

– Алан? – говорит он, как будто совсем и не ждал от него звонка. – И как успехи? – Брови Дункана удивленно ползут вверх, а лицо вытягивается так, будто услышал очень тревожную информацию или съел что-то очень кислое. – Правда? И сильно? Что они сделали?… Черт, это же безумие… Похоже, у нас орудует маньяк… Нет, разумеется, ни слова. Я смотрю, тебе это нравится. А Ван Так? О нем что-нибудь известно?

Снова пауза.

– Ну, ясно. Вот бедняга. И врагу не пожелаю такого конца… Ни за что, Алан. Я и в мыслях не держал ничего подобного. Ничего публиковать я не собираюсь. Теперь я вообще жалею, что спросил… В любом случае напечатать такое мы не можем: людей просто вывернет наизнанку.

До меня опять доносится оглушительный хохот с противоположного конца комнаты. Кажется, Алана забавляют кровавые подробности дела.

– А если серьезно, ты не думаешь, что там поработал психопат… именно… Ладно, с тобой хоть и приятно поболтать, но уже поздно. Давай, увидимся у «Масонов». В восемнадцать тридцать… Услышишь что-нибудь – звони.

Дункан кладет трубку.

– Эти типы, они что, охотятся за вами? Если да, то у вас, ребята, серьезные проблемы, – выпаливает репортер.

– Расскажи, что точно говорил тебе твой друг, – настаивает Тревор.

– Между прочим, никакой он мне не друг. Он пытался дозвониться одному приятелю, но его не оказалось дома. Поскольку Алан был пьян, ему хватило наглости набрать номер знакомого полицейского, расследующего это дело, и тот не упустил возможности скинуть с себя часть бремени, нести которое в одиночку ему стало не под силу. Так вот жертва – какой-то голландец. Его убили не сразу, а сначала около двух дней держали в заточении. Об этом свидетельствуют признаки разложения на ранах: одни были нанесены более двадцати четырех часов назад, другие – еще совсем свежие. Также свидетели видели, как двое опрятно одетых мужчин входили в шлюпочную мастерскую в воскресенье еще до полудня. Патологоанатомы редко ошибаются, так что им верить можно. Так вот они установили, что парня пытали приблизительно двое суток. Его искусно обработали: проломили череп, переломали ребра и руки. Потом обмотали бедолагу проводом и подключили к электрической сети. Так что парень просто поджарился заживо.

– Бедный Ван Так, – вздыхает Тревор.

– Подождите, это еще не все. На этом они не остановились. Ребята только-только вошли во вкус. Они выкололи ему глаз, а на его место засунули какой-то острый или тупой предмет.

– Похоже, им нужна была информация, – обращается ко мне Тревор.

– Я могу продолжить, – не унимается Дункан. – Эти изверги начали отрезать парню пальцы. Один за другим. Сначала – на одной руке, потом – на другой. Раны на мизинцах старее, чем на остальных пальцах.

– Прелестно, – говорит Тревор. – Если бы это было заказное убийство, его просто застрелили бы из пистолета с глушителем и убрались подальше от места преступления.

– Точно. Работа хоть и жестокая, но не совсем профессиональная, – соглашаюсь я.

– Именно. Оставшись там, они рисковали быть пойманными с поличным. Но, может, вы оба пока воздержитесь от критики и дадите мне закончить? У него в легких обнаружена вода, поэтому полицейские считают, что его топили в ванной, там ему отрезали большие пальцы на ногах и волоком протащили по всему помещению – повсюду найдены кровавые следы. Полиция просто в шоке, потому что некоторые детали свидетельствуют о том, что во время всех этих зверств преступники еще и готовили себе еду и ели прямо без отрыва от работы. Под конец парни, видимо, сжалились и решили добить измученную жертву, обмотав его проводом и подключив к электросети. И пока голландец поджаривался заживо, убийцы все равно продолжали отрезать от него кусочки.

– В смысле?

– Уши, нос…

– И яйца? – спрашивает Тревор.

– Знаешь, я как-то не догадался спросить.

– Как обнаружили тело? – интересуюсь я.

– Пришла уборщица, ирландка, кажется. Она и вызвала полицию.

– От чего наступила смерть? – снова я.

– Парень потерял много крови, и сердце не выдержало.

– А что легавые думают о делах Ван Така? – подхватывает Тревор.

– Он чист. На него нет ничего ни у них, ни в Интерполе.

– Они не считают, что его убийство может быть делом рук какого-нибудь психопата?

– Не исключено. Однако законники намерены просмотреть всю документацию, все телефонные счета, все, что может вывести их на след убийц.

– Так, где тут у тебя туалет? – Тревор встает и направляется к выходу.

– Дверь прямо перед тобой.

Судя по голосу, Дункан уже порядком опьянел.

На журнальном столике звонит телефон Тревора. Я поднимаю его. На дисплее высвечивается имя Шанкса и городской номер. Я отвечаю.

– Тревор? – спрашивает Шанкс, подчеркивая свой акцент.

– Это я, Шанкс. Тревор вышел помочиться.

– Я только что вернулся домой, а на автоответчике уже двадцать сообщений от Мэнди. У вас все в порядке?

– Думаю, Тревор лучше объяс…

– Мне показалось, что звонил мой телефон? – На ходу, застегивая ширинку, в комнату врывается сам Тревор. – Давай его сюда.

Он выхватывает у меня мобильник.

– Слушай, Шанкс, тут кое-кого замочили. Ага. А теперь вспомни, где та «рождественская открытка»? Это важно. Она у голландца или все еще в магазине?

Тревор задает вопрос медленно и неторопливо, четко произносит каждый слог. Можно подумать, что он – ведущий телевикторины, и сейчас разыгрывается финальный суперприз. Потом очень внимательно и напряженно выслушивает ответ, потому как от него зависит судьба двух миллионов соверенов, результат напряженной годовой работы и, возможно, повышенное внимание законников. В течение всего разговора с Шанксом он то и дело кивает. Я плохо слышу голос на том конце, но мне кажется, тон стал выше и местами даже переходит на крик.

– Ты говоришь, в субботу? Тогда документ еще был у него на руках? А где, на хрен, был товар? Черт подери, Шапки, возможно, у нас появился шанс. Но только возможно.

Звонит телефон Дункана, и тот снимает трубку. Тревор расхаживает по комнате, выслушивая безумные разглагольствования Шанкса. Прикрыв рукой микрофон, он подмигивает мне.

– Шанкс считает, что нам не о чем беспокоиться. Нужно только выждать время и не паниковать. У него в доках есть свои люди.

Одним глазом я присматриваю за Дунканом. Он что-то торопливо строчит в своем репортерском блокноте. Потом резко обрубает собеседника, словно тот начинает его доставать.

– Тревор, – повесив трубку, произносит хозяин квартиры.

– Черт возьми, Дункан. Не можешь подождать? Ты что, не видишь, что я сейчас занят? Совсем рехнулся ты, что ли? ~ трясет головой мой приятель.

– Мне нужно уходить. Кое-что случилось, и я должен бежать прямо сейчас.

– Ну и вали. Мы сами закроем за собой дверь. – Голос Тревора веселеет прямо на глазах.

– Звонил один мой связной. В общем, это относится к вашей истории. – Дункан тупо уставился в ковер.

– И ты собираешься взять за нее Пулитцеровскую премию, да? Заткнись, наконец. Да не ты, Шанкс. Тут со мной наш зануда-газетчик.

– Он работает в доках, – продолжает Дункан. Услышав «в доках», Тревор на мгновение умолкает.

– Секундочку, Шанкс. Не отключайся. А ты, – он тычет пальцем в сторону репортера, – выкладывай, что там у тебя.

Бедный Дункан. Им снова овладел страх. Не поднимая глаз, он начинает бормотать дрожащим голосом.

– Этот парень… В общем, он работает на экспедитора… Так вот он говорит, что полиция на основании полученной информации только что арестовала три тонны гашиша очень высокого качества, который перевозили с грузом греческого мрамора. Там сейчас полно легавых и таможенников. Еще он говорит, что они приехали с какой-то накладной и принялись все обшаривать. Через три с половиной часа им улыбнулась удача.

– Шанкс, – говорит Тревор в трубку мобильника, – нас только что отымели. Завтра увидимся. Конец связи.

Он аккуратно захлопывает крышку телефона и засовывает его в задний карман джинсов. Взявшись за два конца журнального столика, Тревор медленно поднимает его вверх. Поднос с нетронутым кофе и печеньем соскальзывает на пол. Долю секунды Тревор удерживает столик над головой, затем точным движением, как будто он проделывал это сотни раз перед зеркалом, резко и со всей силы швыряет его прямо в широкий экран телевизора. Из груди вырывается рев дикой ярости. Стекло экрана тотчас же покрывается мельчайшими трещинками, осколки разлетаются по всей комнате. Потом он поднимает стеллаж с дисками и запускает его в стену. Тревор швыряет все, что попадается ему под руку в комнате Дункана. Он раскидывает обеденные стулья и движется дальше. Все эти действия сопровождаются истошным воплем: «Бля-я-я-я-я-дь!!!» Я стою в углу и стараюсь быть тише воды, чтобы, не дай бог, не привлечь внимания своего друга. Бедный Дункан следует моему примеру и молча наблюдает, как Тревор разносит его квартиру. В ход идет все: лампы, цветы в горшках, настольные часы, вазы, видео – все хрупкие предметы валяются теперь на полу и вряд ли могут быть использованы в дальнейшем. Соседи сверху стучат по полу, но, к счастью, Тревор совершенно не обращает на это внимания. Спустя тридцать секунд он внезапно успокаивается. Он тяжело дышит, как будто до него только что дошла вся бессмысленность его поведения. Тревор оглядывается по сторонам. Беспорядок и хаос вызывают крайнее удивление на его лице. Кажется, он растерян.

– Пошли. Нам пора, – обращается он ко мне. Дункан трясется от страха в своем углу и буквально готов наложить в штаны. – Извини, приятель, – проходя мимо него, бросает Тревор. – Я возмещу все убытки.

Среда
Снова утро

Морти до сих пор хохочет, вспоминая рассказ о моих ночных похождениях. Тревор высадил меня на заправке где-то у черта на куличках, а хреновы недоумки смотрели на меня из-за прилавка, как будто я просил у них не такси, а космический корабль. Когда мне все же удалось донести до них свою мысль посредством заезжего коммивояжера, который выступил в роли переводчика, дорога обратно в гостиницу заняла у меня почти час. Дерьмовый водитель сбился с пути и отказывался признавать это, так что примерно через двадцать минут мы проехали мимо все той же заправки. Могу поклясться, я даже видел, как он помахал рукой своим приятелям-провинциалам. Затем этот козел решил нагреть меня на двадцать пять фунтов. Видите ли, он устроил мне экскурсию. Я возмутился, начал сбивать цену, мы повздорили. Наконец, после того как сбежался гостиничный персонал, и кто-то уже собирался вызывать полицию, мы сошлись на пятнадцати соверенах. Ни ему, ни мне не хотелось связываться с законниками.

Около четырех утра, почувствовав чью-то руку на своем члене, я просыпаюсь. Прихожу в себя и вижу какую-то обкуренную шлюху, которая стоит на коленях у моей кровати с сигаретой в зубах и вот-вот стянет с меня трусы и возьмет в рот моего дружка. Мистер Мортимер и Кларки всячески подбадривают ее, твердят, что я только что откинулся из тюряги, где целых пять лет не полировал свой хрен, и буду очень признателен, если она немного его побалует. Мне страшно неприятно и даже омерзительно, что мне в штаны лезет какая-то вонючая, грязная телка. Я посылаю ее подальше. Тогда она поворачивается к Морти со словами, что все равно хочет получить свои деньги. Морти и Кларки покатываются со смеху.

– А ну гоните мои бабки. Слышите, вы? Вы сказали, что заплатите на месте, козлы вонючие.

Ее задница маячит всего в футе от моего лица. Колготки явно ей маловаты, поэтому сильно прилегают к телу. Я вижу все, что под ними. Интересно, какой узор у нее на трусиках? Иногда мне в голову приходят самые неожиданные мысли в наиболее неподходящий момент. Морти рассчитывается с ней.

– И еще денег на такси. Вы обещали отвезти меня обратно.

Медвежата Тедди! Точно. У нее на трусах нарисованы медвежата Тедди. Как странно все бывает в жизни. Она зарабатывает на жизнь, отсасывая у мужиков, а у нее на подштанниках медвежата Тедди. Мне бы еще поспать. Морти сует ей еще сорок фунтов, и телка немного утихает. По крайней мере, они выключают свет. Под громкий хохот Морти я снова погружаюсь в сон. Хорошо бы ей попался мой таксист. Они просто созданы друг для друга.

Утром мы спустились в столовую без одной минуты девять, в то время как завтрак заканчивается в девять ровно. Персонал не очень-то рад видеть нас. Очевидно, после жалоб других постояльцев гостиницы менеджер ночной смены вынужден был доложить о шуме, который мы подняли в пять утра. Морти направляется прямиком к прилавку самообслуживания, набирает себе полноценный завтрак и тут же принимается жадно поглощать пишу. Я беру фрукты и чашку кофе. Кларки же выстраивает перед собой в ряд четыре высоких стакана с апельсиновым соком. У обоих моих спутников стеклянный взгляд. Ни один из них не прошел бы выборочный тест на наркотики.

– Я думал, тебе понравится наш маленький сувенир из Манчестера. Особенно после вашей корпоративной вечеринки с Тревором, – замечает Морти. Для человека, проспавшего всего три часа, у него слишком бодрый голос.

– Да он психопат какой-то, этот ваш Тревор.

– Слышите, мистер Кларк. Наш коллега шокирован и потрясен тем, что один из самых грозных и уважаемых наркодилеров севера Англии обладает суровым нравом.

Кларки ухмыляется.

– Он кажется таким славным малым, – говорю я. – Только все меняется, когда он выпивает рюмку или выкуривает косячок и…

– Он становится помешанным мафиози. В сочетании с алкоголем и наркотой этот парень просто чума. На уме только ветер и дождь, честь и братство, и всякая подобная хрень. Когда я сидел с ним в тюряге…

– Ты помнишь его с тюряги?

– Конечно, черт подери, я помню его с тюряги. Мы вместе мотали срок. Как, по-твоему, мы нашли Тревора? По «желтым страницам» телефонной книги?

– Просто он сказал, что ты его не запомнил.

– Не знаю, почему он так сказал, потому что я прекрасно его помню. Черт, эти вонючие яйца совсем сдохли.

– Если бы они не сдохли, то давно стали бы курами.

– Я имею в виду, что они слишком долго лежали на горячей сковороде. Здесь все напоминает мне воскресное утро в тюрьме, а обслуживающий персонал сильно похож на тюремщиков. – Морт кивает в сторону официанток в черной униформе.

– Тогда тебе не следует есть яйца. Так почему ты запомнил Тревора? Он говорил, что сидел тихо, особо не высовывался и…

– Тревор?! Тот самый Тревор, с которым мы вчера здесь встречались?

– Да, Морти. Он сказал, что ему дали пять лет, а отсидел всего три, так что он, должно быть…

– Нет. Все наоборот: ему дали три года, а отсидел он все пять. Кое-кто ошибся в расчетах. С трудом верю, что крупнейший дилер севера страны не в ладах с математикой.

– Тогда почему он мне так сказал?

– Хрен его знает. Может, у Тревора проблемы с памятью. Послушай меня, Тревор и его дружки сбрасывали тюремщиков с деревьев.

– Что? Они их убивали?

– Нет. Что за чушь. В таком случае он до сих пор сидел бы за решеткой. Нет, внизу была натянута сетка, как в цирке под трапецией, и тюремщики и «стукачи» приземлялись на нее.

– А те тоже считали, что это смешно?

– Ничего подобного. Его серьезно поколотили штатские, еще те головорезы. Да он и сам хорош, этот Тревор. Псих, каких мало.

У меня перед глазами возникла четкая картина того, как вчера ночью мы уходили из квартиры Дункана, ступая по усыпанному осколками ворсистому ковру.

– Он описал тебя как эдакого тюремного Криса Юбанка.

– Кого?

– Ну, он сказал, что ты носил форму и галстук.

– А… Так это только для того, чтобы рассмешить ребят. В этом-то все и дело: Тревор все воспринимает слишком серьезно. Ван Так не имеет отношения ни к нам, ни к нашим «подопечным», ни к гребаным европейцам. Эти ливерпульцы, скажу я вам, – Морти указывает ножом на стайку проворных официанток, – просто какие-то ненасытные твари. Когда они не поют свои дурацкие песни типа «Ты не одинок» или «Он – мой брат», то обязательно тырят другу друга золотишко. Есть у них такая отвратительная черта характера. Какие-то ублюдки до смерти замучили бедного голландца только ради того, чтобы узнать ПИН-код, хотя в любой момент могли отправиться в доки, прихватив с собой накладную, и сорвать джек-пот в виде трех тонн гашиша. Не знаю, зачем вообще упоминать об этом.

– Вчера ночью Тревор лишился трех тонн товара, потому что кто-то обработал его агента, так что, по-моему, он имел право…

– Хочу сказать вам кое-что еще. Никакие гребаные немцы не получат от нас ни пенни. Если мы сможем пристроить эти пилюли, то заплатим «Бандитос», или как вы там их зовете, их долю, отдадим Джимми его часть прибыли и после умоем руки.

– Из-за того, что они – нацисты?

– Послушай, мне абсолютно наплевать, кто они и во что верят. Они ни хрена от нас не получат. Вопрос закрыт.

– Ты до сих пор намерен найти покупателя?

– Намерен. Возможно, эти ребята захотят возместить свои убытки.

– Звонил Шанкс. Он сказал, что нужно подождать пару дней, пока у Тревора не поднимется настроение. Похоже, все они скорбят по упущенным трем тоннам сырья.

– Спасибо за информацию.

– Мы еще ни разу не реализовывали похищенный товар, Морт. Это неблагоприятно отразится на нашей репутации.

– Зато благоприятно скажется на нашем кошельке. Здесь главное – не увлечься. Ты же не собираешься выдвигать свою кандидатуру на выборах?

– Нет!

– Вот и хорошо.

Конечно, здоровый оптимизм и добрая бравада всегда уместны в процессе уговоров. Но, кажется, мистер Мортимер чересчур увлекается, как говорят американцы и северные лондонцы, отрицанием фактов, закрывает глаза на неприятные обстоятельства. Разве капитан «Титаника» говорил своим пассажирам и экипажу: «Айсберги? Плевать я на них хотел!»? Нет, я так не думаю.

К столику подходит официантка, чтобы убрать лишнюю посуду. Кларки поглаживает ей руку, и девушка в ужасе убегает. Она смотрит на нас так, будто мы каннибалы какие-то. Кларки так и не притронулся к соку. Высокие стаканы выстроены в идеально ровный ряд. Девушка возвращается к подружкам. Они, очевидно, проводят небольшое совещание по поводу нас. Им не терпится, чтобы мы поскорее освободили помещение. Дамочки бросают в нашу сторону неодобрительные взгляды.

– Сколько же таблеток он вчера принял? – интересуюсь я, кивая в сторону Кларки.

– Две. И знаешь, что он о них сказал? – Морти смотрит на мистера Кларка, как на диковинного зверя в зоопарке.

– Нет, не говори. Они такие, как делали старые добрые времена?

– Он сказал, что глотает пилюли с двенадцати лет, но лучше этих ему еще ни разу не приходилось пробовать.

– Что-то я сегодня не настроен выслушивать любимые темы Кларки, вроде: «Я начал торговать кокаином еще в начальной школе».

– Парень говорит, что он обычно принимает только две таблетки, и ни в одном глазу. Ноты только погляди на это…

Наш Кларки, открыв рот, таращится в белый оштукатуренный подвесной потолок с неоновыми лампочками и системой распылителей, как будто это творение рук Микеланджело.

– Давайте-ка убираться отсюда. У меня запланирован ленч в Сохо, поближе к цивилизации. Если хочешь, можешь присоединиться, – заявляю я. – И, кстати, лучше за руль сяду я.