Текст книги "Загадка Линден-Сэндза"

Автор книги: Дж Коннингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Брат не отвечал. Когда поток се жалоб прервался, Пол громко захрустел газетой, прозрачно намекая на нежелание поддерживать беседу. И в этот момент раздался стук в дверь.

– Войдите!– приказала мисс Фордингбридж.

В дверях появился мальчик-посыльный.

– Вам звонят по телефону, сэр.

Пол Фордингбридж неохотно поднялся и покинул комнату. Отсутствовал он недолго и вернулся с обескураженным выражением на лице.

– Звонил местный доктор. Похоже, бедняга Питер умер.

– Умер? Ты хочешь сказать, с ним что-то случилось?

– У него был новый приступ – ночью или чуть пораньше. Об этом стало известно только утром. Доктор только что побывал в коттедже, так что никаких сомнений быть не может.

– Бедный Питер! Он выглядел так хорошо, когда я на днях с ним виделась. Как будто собирается дожить до восьмидесяти. Какое разочарование для Дерека! Он так любил старика.

Джулия на минуту замолчала, словно не в силах поверить в ужасную новость.

– Ты уверен, что не произошло ошибки, Пол?

– Все совершенно точно. Мне позвонил сам доктор. Ты знаешь, у Питера не было родственников, так что нам, естественно, придется обо всем позаботиться. Он хорошо служил нам, Джей.

– Я помню, как он приехал в Фоксхиллз, а это было много-много лет назад. Без Питера дом не будет таким, как прежде. Доктор что-нибудь рассказал тебе, Пол?

– Никаких подробностей. Он сказал, что позвонил, просто чтобы сообщить, ведь мы, похоже, единственные люди, которые поддерживали связь с бедным стариком. Но знаешь, я сейчас вспоминаю этот разговор, и мне кажется, этот доктор на что-то сердился. Разговаривал он как-то резковато. Очевидно, он здесь недавно. Я не знал его имени. Возможно, это его и рассердило.

Глава 2

Извозчичий выходной

{ситуация, когда человек в отпуске вынужден заняться своей обычной деятельностью}

Сэр Клинтон Дриффилд тщательно прицелился и точным, неторопливым ударом послал мяч в лунку линден-сэндзского корта. Его противник, Стэнли Флитвуд, склонился и поднял собственный мяч.

– Очко в вашу пользу, и вы выиграли,– сказал он, отдавая клюшку мальчику. Сэр Клинтон кивнул.

– Благодарю за партию. Наши силы, похоже, совершенно равны. Намного интереснее, когда счет колеблется до последней лупки... Да, можешь их вымыть,– обернулся он к мальчику.– Мне они до завтра не понадобятся.

На одной из скамеек на возвышении рядом с лужайкой сидела девушка. Когда игра окончилась и мальчик принялся расставлять флажки по лункам, она встала и пошла к игрокам. Стэнли Флитвуд помахал ей и в ответ на ее немой вопрос смиренно развел руками в знак поражения.

– Это сэр Клинтон Дриффилд, Крессида,– представил он своего партнера, когда девушка приблизилась.

Сэр Клинтон давно научился внимательно, но незаметно рассматривать людей. И он обладал привычкой сразу же заносить результаты обследования в свой мысленный реестр. Манеры людей он изучал особенно пристально. Пока Крессида Флитвуд медленно приближалась, его притворно небрежный взгляд машинально впитывал образ темноволосой женщины, еще не достигшей тридцати лет, тоненькой и грациозной. Но основное его внимание привлек легкий оттенок застенчивости, еще усиливавший ее очарование. А в выражении ее глаз он прочел, как ему показалось, нечто еще более необычное. Казалось, природную искренность затеняет налег недоверия, обращенного против всего мира.

– Надеюсь, захватив вашего мужа, я не лишил вас утренней партии, миссис Флитвуд,– сказал сэр Клинтон, когда они свернули на тропинку, ведущую к отелю.

– Так вышло, что сегодня я была не в настроении играть,– тотчас же успокоила его Крессида.– И он оказался неприкаянным. А когда вы сжалились над ним, я очень обрадовалась, потому что меня перестала мучить совесть.

– Что ж, мне повезло,– ответил сэр Клинтон.– Друг, с которым мы здесь поселились, не смог сегодня выйти. Вчера он немного потянул ногу. Так что я тоже очутился в трудном положении, но мне посчастливилось найти мистера Флитвуда, и он любезно принял мое предложение.

Разговаривая, они вошли на территорию отеля. На повороте тропинки Крессида кивнула идущей мимо девушке. Незнакомка была скорее миловидной, чем хорошенькой. Некоторая тяжеловесность в ее чертах лишала ее лицо настоящей красоты. Она была одета с лоском, несколько необычным в такое время дня в отеле, где собираются любители гольфа, и походке ее недоставало вольного размашистого шага спортивной английской девушки. Во всем облике ее явно читалось, что этой женщине приходится самой заботиться о собственных интересах и она не всегда выходит победительницей из игры.

Когда она отошла на достаточное расстояние, Крессида повернулась к мужу:

– Это та француженка, о которой я тебе говорила, Стэнли,– мадам Лоре-Деруссо. Я немного помогла ей, когда она регистрировалась – она не слишком хорошо говорит по-английски.

Стэнли Флитвуд молча кивнул. Было заметно, что он вовсе не жаждет продолжения этого знакомства. Сэр Клинтон невольно задумался о том, какая причина могла привести француженку в эту мирную английскую глушь, где у нее, очевидно, нет ни развлечений, ни друзей.

Однако, прежде чем он успел прийти к какому-либо заключению, ход его мыслей был нарушен появлением нового персонажа.

– Ну, как твое растяжение, старина?– приветствовал его сэр Клинтон. Когда Уэндовер приблизился, он представил друга своим новым знакомым.

– Надеюсь, вам понравилась сегодняшняя партия,– обратился Уэндовер к Стэнли.– Удалось ли ему применить к вам какой-нибудь из своих специфических шлангов?

– Он меня победил, если вы это имеете в виду.

– Хм! Меня он всегда побеждает,– признался Уэндовер.– Я не против, чтобы меня побеждали в честной игре. Но терпеть не могу, когда исход игры определяют глупые правила.

– О чем вы, мистер Уэндовер? Вы, похоже, чем-то недовольны?– спросила Крессида, заметив сердитую искру в глазах Уэндовера.

– Понимаете ли,– стал объяснять Уэндовер,– вчера мой мяч наткнулся па большую гусеницу и остановился. Мне не чужды человеческие чувства, поэтому я наклонился, чтобы убрать гусеницу, а не бить по мячу прямо через ее беззащитное тело. Но – как вам это понравится!– этот человек начал протестовать, заявляя, что игрок не имеет права убирать ничего из растущего на поле. Не знаю, росло ли то, на что наткнулся мой мяч,– мне показалось, что для гусеницы оно выросло вполне достаточно и даже, возможно, уже вышло из того возраста, когда еще растут. Но в ответ на это возражение, он просто нокаутировал меня, процитировав недавнее постановление "Ройал энд Эйншент" {старейший и очень известный английский гольф-клуб} на этот счет.

– Если ты играешь в игру, старина, ты должны играть именно в эту игру, а не в ту, которую сам изобретаешь под влиянием момента,– без тени сочувствия в голосе предостерег его сэр Клинтон.– Пренебрежение законом непростительно.

– Приходится слушаться начальника полиции!– пожаловался Уэндовер.Конечно, во всех делах он признает лишь законную сторону и привык держать в памяти всевозможные законы и постановления. В среднем его знание правил игры в гольф стоит пары дополнительных ударов.

Крессида взглянула на сэра Клинтона:

– Вы и в самом деле начальник полиции?– спросила она.– Вы почему-то не соответствуете моему представлению о начальнике полиции.

– Я сейчас в отпуске,– легко отозвался сэр Клинтон.– Возможно, от этого и выгляжу иначе. Но мне обидно, что я не дотягиваю до вашего идеала, тем более в собственной области. Если бы вы сказали, чего же мне не хватает, возможно, я смог бы этим обзавестись. Так что же мне нужно? Полицейские ботинки? Кустистые брови? Или зажатый в руке блокнот, или увеличительное стекло, или еще что-нибудь в том же духе?

– Не совсем. Мне просто казалось, что вы должны выглядеть – как-то более официально.

– Что же, это в каком-то смысле комплимент. Большую часть жизни я провел в попытках не выглядеть официально. Я ведь не родился начальником полиции, знаете ли. Когда-то, на другом конце света, я был простым детективом.

– Правда? Но тогда моему представлению о детективах вы тоже не соответствуете!

Сэр Клинтон рассмеялся.

– Боюсь, вам нелегко угодить, миссис Флитвуд. С мистером Уэндовером так же трудно. Он – ревностный читатель классики, и он просто не в состоянии представить детектива без пронзительного взгляда и увеличительного стекла. Одна мысль о детективе, лишенном этих атрибутов, оскорбляет его лучшие чувства. Единственное, что меня спасает,– я больше не детектив. И Уэндовер теперь утешает себя, отказываясь верить, что я когда-то им был.

Уэндовер принял вызов.

– Когда ты был детективом, я лишь однажды видел тебя за работой,сообщил он.– И должен признаться, что твои методы меня просто ужаснули!

– Совершенно верно,– согласился сэр Клинтон.– Знаю, я ужасно разочаровал тебя в том деле Мэйза. Даже конечный успех не оправдывает средств, привлеченных для его достижения. Давай обойдем этот случай молчанием!

Тем временем компания уже достигла дверей, и, после нескольких прощальных слов, Крессида с мужем вошли в отель.

– Приятная пара,– заметил Уэндовер им вслед.– Мне нравится молодежь такого типа. Они как-то заставляют почувствовать, что новое поколение ничуть не хуже своих родителей и что само оно гораздо меньше беспокоится на этот счет. Восстанавливает веру в человечество и тому подобное...

– Да,– согласился сэр Клинтон. Глаза его слегка заблестели.– К таким людям инстинктивно проникаешься симпатией. Это все из-за манеры держать себя. Помнится, однажды я столкнулся с одним человеком – прекрасный парень, полный обаяния, людей к нему тянуло как магнитом...

Голос его стих, словно он потерял интерес к собственному рассказу.

– И что же?– поинтересовался Уэндовер, почувствовав, что конец истории наступил слишком рано.

– Он оказался самым опытным карточным шулером на всем лайнере,– мягко закончил сэр Клинтон.– Обаятельные манеры составляли одно из его преимуществ.

Раздражение Уэндовера было наигранным лишь наполовину:

– Клинтон, это подло! Я не люблю, когда ты вот так бросаешь грязные намеки. Любому понятно, что девушка эта необычная. Но единственное, что в связи с этим приходит тебе в голову – карточные шулеры!

Возмущение друга, казалось, пристыдило сэра Клинтона.

– Ты совершенно прав, старина,– согласился он.– Эта девушка и правда необычная. Мне о ее жизни ничего не известно, но нетрудно заметить, что с ней случилась какая-то беда. Она выглядит так, будто вначале мерила мир по собственным меркам, всем доверяла. А потом что-то ее страшно потрясло. По крайней мере, я готов поклясться, что это написано в ее глазах. Раньше я уже видел такое выражение.

Друзья вошли в отель и уселись в холле. Уэндовер взглянул на улицу между планками оконного переплета.

– Когда на этом поле поиграют год или два, здесь станет очень хорошо. Я не удивлюсь, если Линден-Сэндз приобретет настоящую популярность.

Сэр Клинтон собирался ответить, когда в дверях появился мальчик-посыльный и, мерно вышагивая вдоль холла, принялся монотонно, нараспев повторять:

– Номер восемьдесят девять! Номер восемьдесят девять! Номер восемьдесят девять!

Сэр Клинтон резко выпрямился и щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание мальчика.

– Это номер моей комнаты,– пояснил он Уэндоверу.– Но я представить не могу, кому бы я мог понадобиться. Меня здесь никто не знает.

– У вас номер восемьдесят девять, сэр?– спросил мальчик.– Там вас кто-то спрашивает. Он сказал, его зовут инспектор Армадейл.

– Армадейл? Какого черта ему может быть нужно?– воскликнул сэр Клинтон.– Проведите его сюда, пожалуйста.

Через минуту в холле появился инспектор.

– Полагаю, у вас какие-то важные новости, инспектор,– приветствовал его сэр Клинтон.– Иначе бы вас здесь не было. Но даже не могу представить, что привело вас сюда.

Инспектор Армадейл мельком взглянул на Уэндовера, а потом, не отвечая, посмотрел в глаза сэру Клинтону. Тот понял значение его взгляда:

– Инспектор, это мой друг, мистер Уэндовер. Он мировой судья и абсолютно надежный человек. Если вы приехали по делу, можете смело при нем говорить.

На лице Армадейла отразилось явное облегчение.

– Я действительно по делу, сэр Клинтон. Сегодня утром нам позвонил линден-сэндзский врач. По его словам, уборщик из большого дома, расположенного неподалеку отсюда,– они называют его Фоксхиллз – был найден мертвым рядом со своим коттеджем. Доктор Рэффорд отправился осмотреть тело. Сначала он решил, что причина смерти – апоплексический удар. Но потом он заметил на теле какие-то подозрительные следы и теперь не хочет давать свидетельство о смерти. Он сразу же передал дело в наши руки. В округе нет никого, кроме констебля, поэтому я сам приехал, чтобы во всем разобраться. А потом мне пришло в голову, что вы остановились в местном отеле, и я решил заехать по пути на место происшествия.

Сэр Клинтон взглянул на инспектора с едва заметной усмешкой:

– Дружеский визит? Очень мило. Не хотите остаться на ленч?

Инспектор явно не ожидал, что его появлению придадут такой смысл.

– Ну, сэр,– нерешительно проговорил он,– я подумал, возможно, вам будет интересно...

– В высшей степени, инспектор, в высшей степени! Когда все выяснится, приезжайте и расскажите мне все подробности. Ни за что бы не пропустил такой случай.

На лице инспектора появились слабые признаки раздражения.

– Я подумал, сэр, что вы захотите поехать вместе со мной и увидеть все собственными глазами. Дело выглядит несколько загадочным.

Сэр Клинтон уставился на него в хорошо разыгранном изумлении:

– Похоже, у нас с вами абсолютно противоположные намерения, инспектор. Давайте все проясним. Во-первых, я сейчас в отпуске, и криминальные происшествия не имеют ко мне никакого отношения. Во-вторых, даже если бы я и не был в отпуске, в обязанности начальника полиции не входит собственноручная поимка преступников. В-третьих, мое вмешательство в дело, подведомственное детективам, может вызвать профессиональную ревность, недовольство и так далее. Как вы считаете?

– Этим делом занимаюсь я,– сказал Армадейл, отказываясь от дальнейших попыток схитрить.– Говоря без обиняков, из того, что я услышал по телефону, я сделал вывод, что дело это весьма подозрительное. И я бы хотел услышать ваше мнение, если вы будете так любезны и выскажете ею мне, после того как сами изучите все обстоятельства.

Напряжение исчезло с лица сэра Клинтона.

– А!– облегченно выдохнул он.– Теперь-то ваши намерения для меня немного прояснились. И так как вопрос о моем самовольном вмешательстве снят, я могу ознакомиться с этим делом. Но если я таким образом – как вы сами считаете – окажу вам услугу, то я хочу выдвинуть одно условие, sine qua non {Непременное условие (лат.)}. Мистера Уэндовера интересует работа детективов. Он проштудировал всю классику – Шерлока Холмса, Ано {герой детективных романов У. Э. В. Мейсона}, Торндайка и так далее. Поэтому, если я вмешаюсь в это дело, ему будет позволено к нам присоединиться. Согласны, инспектор?

Инспектор бросил на Уэндовера довольно кислый взгляд, словно пытаясь оценить, насколько тяжелой обузой он окажется. Но так как сотрудничества сэра Клинтона можно было добиться лишь такой ценой, Армадейл довольно неучтивым тоном заявил о согласии.

Сэр Клинтон, казалось, уже почти сожалел о собственном решении.

– Так трудился, и ради чего? Чтобы выторговать себе извозчичий выходной!– уныло проговорил он.

Бросив взгляд на лицо инспектора, он понял, что стрела не попала в цель. Сэр Клинтон пояснил свои слова:

– В старые времена, инспектор, когда в омнибусы запрягали лошадей, поговаривали, что свой выходной извозчик проводил разъезжая на чужом омнибусе и получая от его водителя полезные советы. Похоже, вы хотите, чтобы я провел свой отпуск, изучая ваши методы полицейской работы и набираясь драгоценного опыта.

Инспектор Армадейл явно заподозрил, что за изящной формой, в которую облек свою мысль сэр Клинтон, кроется что-то еще. Угрюмо поглядев па своего начальника, он ответил:

– Как я понимаю, меня ждет ваша обычная смесь, сэр,– помощь пополам с сарказмом. Что же, моя шкура уже задубела. А ваша помощь того стоит.

Сэр Клинтон педантично поправил его:

– Мои точные слова были "я ознакомлюсь с делом". А дело это ваше, инспектор. Вы должны понимать – я не собираюсь принимать его на свои плечи. Я не возражаю против того, чтобы слегка порыскать с вами на месте происшествия. Но официально расследование в ваших руках, и запомните, я намерен участвовать в нем исключительно в роли наблюдателя.

Выслушав это столь недвусмысленное заявление, Армадейл помрачнел еще больше.

– Очевидно, все будет так же, как в деле Равенсторпа,– предположил он.У каждого из пас имеются в распоряжении факты, что мы собрали. Но по мере расследования вы не сообщаете мне, что о них думаете. Я угадал, сэр?

Сэр Клинтон кивнул.

– Совершенно верно, инспектор. А теперь, если вы с мистером Уэндовером соблаговолите выйти во двор, я выведу автомобиль и подберу вас через пару минут.

Глава 3

Полиция в доме уборщика

Окинув пристальным взглядом лицо друга, Уэндовер сразу заметил, что на нем не осталось и следа недавней беззаботности. Необходимость погрузиться в решение внезапно поставленной перед ним задачи, похоже, полностью разрушила праздничное настроение приехавшего в отпуск человека.

– Полагаю, первым нашим пунктом будет жилище доктора,– сказал он,поворачивая автомобиль на дорогу, ведущую в деревню Линден-Сэндз.– Нам лучше начать с самого начала, инспектор. А доктор, похоже, первым осмотрел место происшествия.

Доктора Рэффорда они застали в саду, погруженным в починку идеально вымытого, без единого пятнышка мотоцикла. Уэндовер был в некоторой степени изумлен сноровкой, проявляемой молодым лекарем. Представив своих спутников, Армадейл прямо перешел к цели своего визита:

– Я приехал по поводу того дела, доктор,– смерти уборщика из Фоксхиллза. Можете ли вы сообщить нам какие-то факты, прежде чем мы сами отправимся в поместье?

С теми же уверенностью и профессионализмом доктор приступил к изложению фактов:

– Сегодня утром, около половины девятого, юный Колби в великом волнении заколотил в мою дверь. Он -. местный разносчик молока, и Питер Хэй был одним из его клиентов. Очевидно, Колби, как всегда, отправился к его дому, чтобы оставить молоко. Но, подъехав к воротам, он увидел на тропинке, ведущей к коттеджу, тело старика Хэя. Не стоит описывать вам, в каком положении оно лежало – вы сами скоро увидите. Я тело не трогал – в этом не было необходимости.

Услышав это, инспектор удовлетворенно кивнул. Доктор продолжал:

– Юный Колби – всего лишь ребенок, так что он немного испугался. Голова у него тем не менее продолжала работать, и он прямиком бросился сюда, чтобы позвать меня. К счастью, к этому моменту я еще не успел отправиться в свой ежедневный обход и как раз заканчивал завтракать, когда появился Колби. Я немедленно вывез велосипед и поспешил в Фоксхиллз. Выслушав рассказ юного Колби, я, естественно, решил, что у Хэя случился удар. У старика временами сильно повышалось кровяное давление, и я делал все, от меня зависящее, чтобы ему помочь. Но вылечить его я не мог, и раз или два у него случались небольшие приступы. Рано или поздно, но болезнь эта должна была привести к смерти. Поэтому я заключил, что в результате перенапряжения – или чего-нибудь в этом роде – у него случился последний, роковой удар.

Доктор помолчал с минуту, переводя взгляд с одного лица на другое.

– Следовательно, вы должны понимать, что мысль о преступлении могла прийти мне в голову в последнюю очередь. Итак, я добрался до коттеджа и нашел старика лежащим лицом вниз на садовой дорожке – это полностью совпадало со словами юного Колби. На первый взгляд казалось очевидным, что Хэй умер от кровоизлияния. Дело представлялось абсолютно ясным. По правде говоря, я уже собирался уйти, чтобы разыскать кого-нибудь себе в помощь, когда кое-что вдруг привлекло мое внимание. Руки Хэя были во всю длину вытянуты над головой – как будто он в одну секунду, всем телом сразу, рухнул на землю, понимаете? Его правый рукав немного задрался вверх, обнажив часть руки. И я случайно заметил какую-то отметину на коже чуть выше запястья. Она была очень бледной, но, совершенно очевидно, была результатом какого-то рода сжатия. Это меня удивило – и удивляет до сих пор. Однако это уже ваше дело. Мне же в тот момент пришло в голову, что стоит взглянуть и на другую руку. Поэтому я отдернул рукав пиджака – это единственное, что я нарушил в положении тела,– и обнаружил там вторую отметину, весьма схожую с первой.

Доктор сделал паузу, будто предоставляя инспектору возможность задать вопрос. Однако вопроса не последовало. Доктор продолжал:

– У меня сложилось впечатление – возможно, ошибочное,– что следы эти могут говорить о чем-то весьма важном. Разумеется, увидев их, я отказался констатировать смерть, последовавшую исключительно в результате естественных причин. Допустим, он умер от кровоизлияния. Я абсолютно уверен, что любой врач это подтвердит. Но после кровоизлияния не остается синяков на запястьях. Мне показалось, что лучше позвонить вам. Если я попал пальцем в небо – что ж, придется мне просить прощения за напрасное беспокойство. Но я считаю, что свою работу надо выполнять аккуратно, и я лучше напрасно побеспокою вас, чем сам влипну в неприятности, если в этом деле что-то нечисто.

Инспектор Армадейл, похоже, пребывал в некотором смятении относительно того, как ему следует отнестись к рассказу доктора. Уэндовер даже заподозрил, что он сожалеет о той поспешности, с которой втянул в это дело сэра Клинтона. Если окажется, что никакого преступления не существует, инспектору не избежать колкостей со стороны своего саркастического начальника. А пара отметин на запястьях, разумеется, совершенно не обязательно свидетельствует о преступлении, притом что человек явно умер от кровоизлияния в мозг – по собственному заключению доктора.

В конце концов инспектор решил, что все же стоит задать несколько вопросов:

– Известен ли вам кто-либо, питавший злобу по отношению к Хэю?

Рэффорд даже не попытался сдержать улыбку:

– К Хэю? Никто не мог испытывать злых чувств к Питеру. Это был замечательный старичок, таких еще поискать. Всегда любому готов был помочь.

– И все же вы заявляете, что его убили?– требовательно спросил инспектор.

– Нет, не заявляю,– резко возразил доктор.– Я всего лишь говорю, что не чувствую себя вправе подписать свидетельство о смерти. На этом мои обязанности кончаются. Теперь ход за вами.

Армадейл, видимо осознав, что Рэффорд не из тех, кого легко запугать, решил испробовать новый подход:

– Когда, по вашему мнению, наступила смерть?

Доктор на секунду задумался.

– Бесполезно называть вам точное время. Вы знаете так же хорошо, как и я, насколько от случая к случаю разнятся симптомы. Полагаю, вполне вероятно, что он умер около полуночи или чуть раньше. Но предупреждаю, вам не заставить меня поклясться в этом перед судом.

– Я много раз слышал,– уныло проговорил инспектор,– что из вас, людей науки, получаются наихудшие свидетели. Вы ни за что не скажете просто "да" или "нет", как обычные люди. Вечно вы увиливаете от прямого ответа.

– Нас обучали педантизму,– ответил Рэффорд.– Мы не склонны делать утверждения, пока полностью не убедимся в собственной правоте.

Армадейл решил не развивать эту тему.

– А что там с телом?– спросил он.

– Я послал Сэпкоута – деревенского констебля – присмотреть за ним. Он сейчас в Фоксхиллзе. Если мы решили предоставить тело вам для осмотра, кто-то должен был проследить, чтобы его не тронули.

Инспектор ободрительно кивнул.

– Абсолютно правильно. И, я полагаю, если мне понадобится этот юноша его фамилия Колби, не так ли?– то я смогу в любой момент найти его?

Армадейл записал в блокнот адрес мальчика, продиктованный ему доктором.

– Есть ли еще какие-либо сведения, которые, по вашему мнению, могли бы нам помочь?– спросил он, пряча блокнот в карман.

Доктор покачал головой.

– Нет. Я полагаю, коронер тоже захочет взглянуть на место происшествия?

– Думаю, да,– последовал ответ.

Армадейл обернулся к Уэндоверу и сэру Клинтону, давая понять, что уступает место им. Уэндовер поспешил воспользоваться этим молчаливым разрешением:

– Скажите, вы не заметили никаких признаков, указывающих на отравление?– обратился он к доктору.

Слабая улыбка, заигравшая на губах Рэффорда, придала его словам саркастический оттенок:

– Кажется, я сказал, что, если бы не эти отметины на запястьях, я бы констатировал смерть в результате кровоизлияния. По-моему, яд не оставляет синяков на запястьях.

Уэндовер, чувствуя, что его вмешательство было не слишком блистательным, воздержался от дальнейших расспросов и взглянул на сэра Клинтона. Но тот, похоже, считал, что их и вовсе можно на время отложить.

– Думаю, нам лучше двинуться в путь,– заявил он.– Спасибо за помощь, доктор Рэффорд. Когда мы осмотрим тело, мы, возможно, обнаружим что-то новое, и нам придется снова вас побеспокоить. Кстати,– добавил он,– вы не заметили, вчера вечером была обильная роса? Я после обеда играл в бридж и из отеля не выходил. Но, может быть, вы вечером были на улице?

– Вчера действительно выпала сильная роса,– ответил Рэффорд после минутного раздумья.– Вечером мне как раз понадобилось выйти, и я это заметил. Вы рассматриваете возможность смерти в результате переохлаждения?

– Не совсем так,– ответил сэр Клинтон с легкой иронической улыбкой.Как бы сказали вы сами, доктор, переохлаждение не оставляет синяков на запястьях – по крайней мере, не так скоро.

Добродушно снеся эту колкость, доктор отправился провожать своих гостей до калитки.

– Надеюсь, я не отправил вас в погоню за призраком, инспектор,– сказал он на прощание.– Но, полагаю, ваша работа из таких вещей и состоит.

Машина покатила в направлении Фоксхиллза. Армадейл некоторое время молча обдумывал недавнюю беседу и наконец выразил свои впечатления в единственной фразе:

– Этот юноша, сдается мне, слишком много о себе воображает.

И, облегчив душу, инспектор хранил упрямое молчание до конца пути.

– Я полагаю, мы прибыли,– несколькими минутами позже сказал сэр Клинтон, останавливая машину на Фоксхиллз-авеню в том месте, где от нее ответвлялась боковая дорожка. В конце ее среди деревьев виднелся маленький коттедж.– Вой и констебль в саду.

Джентльмены вылезли из машины. Пройдя несколько шагов по тропинке в направлении садовой калитки, Армадейл окликнул констебля. Сэпкоут сидел рядом с телом на Деревянном стуле и, чтобы скрасить ожидание, читал газету. Услышав голос инспектора, он поднялся и по мощеной дорожке двинулся навстречу гостям.

– Я надеюсь, здесь ничего не трогали?– сурово спросил Армадейл.

Сэпкоут заверил его в этом и, понимая, что ничего нового инспектору сообщить не может, скромно отошел на второй план, удовлетворившись тем, что с неотступным интересом принялся следить за всеми действиями начальника, возможно намереваясь впоследствии подробнейшим образом пересказать их приятелям.

Армадейл прошел по садовой дорожке и опустился на колени рядом с телом. Старик лежал, как и сказал доктор, лицом вниз, вытянув руки над головой.

– Хм! Выглядит так, будто он внезапно споткнулся и упал лицом на землю,– проговорил инспектор.– Однако никаких следов борьбы.

Он окинул взглядом плиты дорожки.

– Да, вряд ли можно надеяться отыскать следы па этом,– пренебрежительно заметил он.

Его спутники приблизились к телу. Сэр Клинтон нагнулся, чтобы осмотреть запястья умершего. Армадейл сделал то же самое, и Уэндоверу стоило больших усилий разглядеть хоть что-нибудь поверх их плеч. Констебль Сэпкоут в нерешительности топтался позади. Вся поза его выражала горячее желание увидеть как можно больше, при этом он явно опасался, пробиваясь вперед, привлечь внимание инспектора. Уэндовер предположил, что Армадейл, вероятно, слывет поборником дисциплины.

– Да, кажется, тут и в самом деле есть какие-то отметины,– ворчливо признал инспектор, быстро оглядев руки умершего.– Но означают ли они что-нибудь – это уже совсем другое дело. Может быть, он упал на калитку и ударился руками о брусья, а потом поднялся и кое-как прошел еще несколько шагов, прежде чем упал здесь и умер.

Сэр Клинтон изучал синяки более пристально. В ответ на предположение инспектора он покачал головой:

– Если вы посмотрите на калитку, то увидите, что она состоит из закругленных брусьев. А па руке – видите?– заметна четкая полоса, явно оставленная чем-то острым. Такой след только один, признаю. Остальные отметины произведены скорее более равномерным давлением. Но все же насчет этой полоски сомнений быть не может.

Прежде чем ответить, Армадейл еще раз, уже с большим вниманием, осмотрел синяк.

– Я понимаю, о чем вы,– согласился он.

– Тогда приложите собственную руку к брусьям калитки, и вы поймете, что ваша версия не подходит.

Армадейл подошел к калитке, отдернул манжет, выбрал наиболее подходящий брусок и с силой прижал к нему запястье. Воспользовавшись тем, что инспектор погрузился в это занятие, Уэндовер склонился над трупом, чтобы собственными глазами увидеть пресловутые отметины.

– Как это ты так легко нашелся с этими брусьями, Клинтон?поинтересовался он.– Когда мы сюда входили, я и внимания не обратил на калитку.

– Это вполне очевидно. Человек упал. На запястьях у него синяки. Нам сказал об этом доктор. Естественно, что, услышав об этом, я стал размышлять, не мог ли он обо что-то удариться. И как только мы вылезли из машины, я начал искать какой-либо предмет, о который мог стукнуться Хэй. Брусья калитки для этого вполне подходят, поэтому, проходя мимо, я запомнил, как они выглядят. Надо просто смотреть по сторонам, дружище. Но как только я увидел это,– сэр Клинтон указал на кромку синяка, где на коже была выдавлена практически, прямая полоса,– я сразу понял, что брусья калитки здесь ни при чем. Они не могли оставить таких следов.– Он поднял глаза: – Убедились, инспектор?

Армадейл оторвал руку от бруса, осмотрел оставленный им след и мрачно кивнул.

– Это не от брусьев. От них след – посередине глубокий, а по краям сходит на нет.– Он вернулся к телу и вновь осмотрел синяк.– У этой отметины нет середины. Она абсолютно равномерная, за исключением этого особенно отчетливого отрезка.

Какая-то мысль внезапно посетила инспектора. Он вытащил из кармана увеличительное стекло, отрегулировал резкость и с минуту тщательно изучал запястье умершего.

– Я подумал, что это мог быть след от веревки,– объяснил он, с разочарованным видом пряча стекло.– Но на коже нет регулярного рисунка, который от нее остается. ?Что вы об этом думаете, сэр Клинтон?

– В вашем кармане не найдется куска мела, инспектор?– поинтересовался тот.