Текст книги "Стратегия исхода"

Автор книги: Дуглас Рашкофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Ах, молодость, молодость, – прибавил Бирнбаум.

Я разозлился.

– Я вам не верю.

– Не переживай, Коэн, – улыбнулся Тобиас. – Через год будешь просто смотреть.

– Каждый платит взнос, – прохрипел Теллингтон. – Каждый платит.

Все трое расхохотались. Под экзотическую музыку из леса появились две девчонки в перьях.

Мне хотелось в ярости бежать. Пускай поймут: нечего со мной шутки шутить. Накалывать меня. И оскорблять. Но я не мог себя заставить. Тобиас похлопал меня по спине и кивнул. Понимал, о чем я думаю. Подбадривал меня. Худшее позади. Меня приняли.

Я понимаю, сейчас-то звучит глупо, но тогда это для меня было очень важно. Весь спектакль ставился ради меня. Вроде Тобиасовой инициации в Кучерском клубе. Подумать только, они так напрягались! И не своих тошнотных развлечений ради, а для меня и остальной молодежи. Чтоб допустить нас к игре. Все – игра, и участвуют лишь те, кто это сознает. Я понял наконец, что значит быть игроком. Не объяснишь. Надо им быть.

Алека трясло. Он развернулся к тропинке:

– Пошли, Джейми. С меня хватит.

– Да ладно, мужик. Ты вот сейчас уйдешь? Трудное закончилось. Нас уже приняли.

Он замотал головой. После рвоты зелененький. Нижняя губа дрожит.

– Может, шмаль такая, – попытался утешить я. – Довольно мощная дрянь. Может, из-за нее паранойя. – Я точно утешал его после неудачного трипа.

– Но ты-то, Джейми… – И Алек рванул прочь. Тобиас встревожился.

– Я с ним поговорю. – Я устремился следом.

Алек бежал под фонариками назад, к коттеджу. Я крикнул, но он не отозвался. Ладно. Пусть переварит. Ему тяжелее пришлось, чем мне. Выветрится шмаль, он и очухается. Кроме того, у амфитеатра, свидетеля моего унижения, происходила какая-то жизнь. Игрища у костра так меня вдохновили, что я нашел в себе силы вернуться на место преступления.

Несколько парней тихо беседовали на сцене, сгрудившись у микрофона. Вокруг выпивка, цитронелловые свечи вместо пепельниц. Мирное зрелище. Никаких тебе инициаций. В ковбойских прикидах только двое – как раз они смотрелись дико.

– Следует верить, – вещал один синаптикомовский зеленорубашечник. Наверняка с обеда здесь торчит, на вопросы отвечает. – Это не пустышка, пока люди не считают, что она пуста. Система будет расширяться вечно. Вселенная же вечно растет? – Бедняга, серьезный какой. А может, перепили все.

– Но учитывать возможность нового обвала все-таки надо, – возразил один ковбой. Зеленорубашечники на него так посмотрели, будто он нарушил священный масонский пакт. – Ладно, уговорили – коррекции. Может опять случиться коррекция, и надо подстраховаться хоть по минимуму.

– Каждая хеджированная ставка – упущенный шанс, – объяснил другой зеленорубашечник, поменьше. – Способствует обострению страхов. А мы теряем все.

– Я вас умоляю, – сказал ковбой. – Мой сбалансированный портфель вам ничего не стоит.

Я вытащил стул и оседлал его, непринужденно скрестив руки на спинке и раздумывая, вмешаться ли в дискуссию.

– Конечно, стоит, – сказал маленький синаптикомовец. – Если ваша потенциальная энергия заперта в акциях крупных корпораций, приверженцев устаревшей парадигмы, остается меньше топлива для роста. Эти компании не рискуют. И в перемены не вкладываются.

– Хуже того, – продолжал второй. – Вложения в ценность – по сути своей иные. Вы предаете рынок, который вас кормит.

– Вероломно, – прибавил маленький.

– Мы на него не сильно давим, – заметил третий. – Джейми, скажи?

Они знают мое имя. Наверное, презентацию видели. Может, мне пригодится.

– Простите, – сказал я. – Как вас зовут, я не уловил?

– Коэн, ты меня не узнаешь?

Я вгляделся в энергичного юношу – серый костюм, зеленая рубашка. Я растерялся.

– Ты из Принстона, да?

– Джейми, это я. Клайв Ваганян. Забыл?

– Эль-Греко! Чертов ебаный карась, мужик! – заорал я и вскочил обнять изящного парня. В детстве он был толстяком. Застрял в ограде, когда мы сматывались от управляющего «Радио-Шэк»[142]142
  В период юности Джейми эта сеть розничных магазинов электроники торговала транзисторами и микросхемами, которые в руках знающего хакера становились компонентами устройств, каких легально не приобрести целиком – например, тюнеров, позволявших декодировать зашифрованные телевизионные сигналы. Как ни странно, хотя радиоволны проникали сквозь человеческие тела, людям не дозволялось получать доступ к контенту бесплатно. В конце концов, «Радио-Шэк» стал отделением мобильной связи, а затем был поглощен торговой сетью канцелярских принадлежностей. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть], громыхая потыренными диодами в ранцах. – Джуд говорил, что ты в «Синаптикоме». Черт, ты офигенно выглядишь.

Похоже, мой взрыв эмоций Эль-Греко чуточку смутил. А может, он испугался, что я про наше детство заговорю. Пожал мне руку. Тепло, но прохладно.

– Я за собой следил, – объяснил он. – Компания помогала. Диеты, тренажеры и бассейн прямо в здании. Мы тут в результате все довольно здоровые.

– Я в шоке. Честно. – Я тоже слегка занервничал. Может, Эль-Греко расслабится, если выудить его из зелени, в которой он теперь окопался. – Пошли, прогуляемся.

– Конечно. – Эль-Греко обернулся к своим: – Я скоро.

Мы шагали вниз по склону за амфитеатром, луна освещала нам путь. После разбирательства из-за DeltaWave прошло много времени, и мы оба не понимали, дуется ли другой.

– Ну, – спросил Греко, – ты, значит, с Джудом общался?

– Ага. – Как славно, что он о реальном мире заговорил. – Джуд сказал, ты под Тесланет вначале закладывался.

– Закладывался. Ну, как бы.

– То есть?

– Ты ведь тоже закладываешься, да? – спросил Греко.

– У меня доля. Ну, то есть у компании. Еще бы. – Он, наверное, меня не понял. – Я с Джуда проценты драть не буду.

– Смешно, что Джуд в бизнес ударился, да? – задумчиво сказал Греко. – Такой был весь из себя коммунист.

– Да мы все были. – Надо прощупать, как у него с идеологией. – Помнишь ведь? Ни личного владения, ни личной славы.

– Мы, видимо, оба чуть-чуть повзрослели. – Вот и ответ.

Мы вышли к ручью. Я нашел ветку, метнул в воду. Ветка проплыла пару метров, застряла под камнем и задергалась, пытаясь высвободиться.

– Так ты совсем увяз? – спросил я.

– Да ладно, Джейми, кто бы говорил. Ты в брокерской фирме.

– Я ничего такого не хотел, – соврал я. – Безумие ведь, правда? Как все стало дико. – Своих опасений лучше прямо не выдавать – вдруг он меня отошьет.

– Наверное, некоторый когнитивный диссонанс естественен, – сказал Греко. Вот это словечки!

Я осторожно подобрался к воде, потянулся к заклинившей ветке.

– Ну, то есть порой надо перестать менять мир, – признался он наконец. – И учиться менять себя.

Я подобрал камешек и кинул в пленницу. Мимо.

– И как же ты себя менял? – Я нашел еще камень, кинул чуть сильнее. Мимо.

– Ты меня понял, Джейми. Работать по-настоящему, в бизнесе разобраться.

Теперь мы оба искали камни: свободу ветке.

– Да, понятно. Но ты ведь художник был. Гений графики. Работаешь на «Синаптиком» – это я могу понять. Ну а здесь ты что забыл, с этими денежными мешками?

– Графику теперь сама программа генерит, – печально ответил Греко. – Я разработал принципы. Блиттинг, растры, самонастройка фонтов, даже пару аналоговых графических генераторов. А программа картинки рисует. Автоматика. Потом по успешности вычисляется алгоритм.

– Так пускай платят выходное пособие и отпускают. – Мой камень задел ветку, но кривовато – она не двинулась.

– Я работу сделал, но контракт не закончился, – объяснил Греко. – Меня перевели на продажи с остальными вместе.

– С какими остальными? У вас же есть, наверное, отдел, где от тебя пользы больше? Дизайн интерфейсов? Научно-конструкторский? ХТМЛ, наконец?

– Ни одного не осталось. Двадцать шесть сотрудников. И еще кто-то из временных агентств на поддержке.

– Но у «Синаптикома» офисы по всему миру. Амстердам, Сидней, Каир…

– Просто серверы. Виртуальные офисы. Когда надо, мы на переговоры и пресс-конференции посылаем команду. Гораздо дешевле. У нас негативное движение наличности – меньше двух лимонов в год. А рыночная капитализация на той неделе достигла отметки в сорок пять миллиардов.

– Вы небось загребаете немеряно.

– Вообще-то бизнес-план уникален. Клиентов нет, реального потока доходов тоже. Мы просто раздаем технологию, а затем – поскольку знаем, как она работает, – вкладываем деньги в компании, которые ее взяли. Модель бесконечной акселерации, проще говоря. – Греко бросил камень. Мимо. – Затем программа изучает пользовательскую реакцию и самосовершенствуется. Поэтому научно-конструкторский отдел избыточен.

– Признайся – жутковато ведь, – сказал я, перемещаясь на более удачную позицию для атаки на ветку.

– Ну не знаю. Липучие сайты и нереактивная принудительная архитектура, по-моему, жутче. Пользовательские симптомы идентичны крайней стадии амфетаминового психоза. Бесконечная стимуляция, позитивной реакции – ноль. От такого в итоге кто хочешь свихнется.

– А от вашей реактивной архитектуры не свихнется? Вы окунаете юзера в среду, которая выдумывает желания и поведение. За верные ответы платите ему, будто «Ризез»[143]143
  Конфеты с арахисовым маслом, прославившиеся после их оплаченного размещения в кадре фильма Стивена Спилберга о дружелюбном инопланетянине. Произошло это задолго до выяснения подлинной природы инопланетян. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть] в глотку пихаете. Он даже не в курсе, что его на поводке таскают.

– Видимо, не в курсе. – Греко помолчал, потом вроде как подумал вслух: – Наверное, на то он и потребитель.

– Наверное.

Внезапно Греко пустил камешек по воде. Тот срикошетил и выбил ветку, нырнув прямо под ней. Течение унесло ее в темноту.

– Они и так бредят, – сказал Греко. – Никто же не врубается, что на самом деле происходит.

– Как посмотришь, так и будет, – засмеялся я, повторив вечную Джудову присказку.

Может, в глубине души Греко смотрит на все, как я. Тоже ведь геймер был. Когда-то.

– Надо тебе к нам в офис заглянуть, – сказал он. – Я думаю, тебя пропрет. Совсем не так паскудно, как ты думаешь.

– Да нет. Я же не говорю, что паскудно. Наверняка чумовая развлекуха, если ее всерьез не принимать.

– Ты о чем?

– Ни о чем. – Дикость какая. Я хотел, чтоб он был мне союзником, но из какого лагеря? Хакеры против системы, бизнесмены в системе или подлинные игроки, которые выше тех и других? Для хитрого подмигивания оснований нет, так что я выбрал сочувствие. – Я, видимо, просто обломался. Презентация же днем не удалась. Я, народ, вам даже завидую.

– А. – Эль-Греко это не убедило. Я задергался. Будто он вот-вот нажмет кнопку на ремне, и явится эскадрон зеленорубашечников.

– Правда, Греко. Потрясающе. Я не прочь как-то поучаствовать. Может, мы бы реализовали этот ваш интерфейс на нашем сайте торгов. Ну, знаешь – сделать систему, где люди захотят больше заключать сделок.

– Наверное, он туда портируется. – Греко почмокал – вроде задумался.

– Меня просили выдумать легальный способ увеличить частоту сделок, – объяснил я. – Федералы гайки закручивают. В сообществах мошенничают напропалую. Не исключено, что это идеальная альтернатива.

– Кажется, мы уже пытались. Чересчур зарегулировано. Власти под ногами путаются.

– Я все устрою. Бирнбаум с Морхаусом – старые друзья. – Я уже завелся. – Много лет. Типа всякая гнусь. Тобиас его за яйца держит. Бирнбаум сделает, как мы скажем.

– Тогда кайфово. Я уверен, мы что-нибудь учиним.

– Как в старые времена, – улыбнулся я.

– Надеюсь, нет, – засмеялся Греко и зашагал назад по тропинке. Я не давил. Синаптикомовский эксклюзив более чем восполнит мою дневную оплошность.

– Расскажи, – попросил я, когда мы взбирались по берегу. – А почему зеленые рубашки?

– Забавно, – отозвался Греко. – Никто никогда не спрашивает.

– Вообще пугает, знаешь.

– Так не задумано. Началось в шутку – увидели, что мистер Торенс такую носит. А потом как бы прилипло – тем более экология, все такое. Гипнотический цвет, если подробно изучать.

Изучать зеленый цвет? Все, уже не спросишь, поезд ушел – мы вернулись к остальным, и Эль-Греко смешался с зелеными войсками. Но все же я вроде как выиграл дважды. Еще немного, и я докажу, что Морхаус не зря меня сюда привез. И я восстановил связь, пускай и хиленькую, с еще одним Ямайским Королем. Может, в итоге все и сложится.

– Ну, – обратился главный к Эль-Греко, – наш друг из «МиЛ» в команде?

В команде? Так это все подстроено? Эль-Греко приказали меня окучить?

– Джейми выяснит, нельзя ли реализовать систему на сайте торгов «МиЛ», – как-то робко ответил Греко. Выходит, ему хватает совести краснеть.

Пусть видит: я понимаю, его заставили, я ради него подыграю.

– Он очень восторженно рассказывал о программе, – сообщил я. Надеюсь, Греко поймет, как я стараюсь. – Очень увлекательно говорил.

Главный не дался:

– Друга защищать не надо. Мы все, Джейми, прекрасно осведомлены о талантах Ваганяна. – Он меня раскусил. Не даст за свой счет заключить альянс. Эль-Греко в его команде, не в моей.

– Да нет, правда, – упорствовал я. – Он очень убедительно излагал.

– Если ты понял, что тебя убеждают, – хмыкнул главный, – значит, он не справился с работой.

– Да нет, он же не всучивал ничего. – Я сдал назад. – Просто, мне кажется, это прекрасное дополнение к нашему сайту. Нам сильно поможет. Он это очень внятно объяснил.

– Ну хорошо, – сказал главный. – Будем рады, если ты присоединишься. Моя фамилия Лори. Симпсон Лори. – Он пожал мне руку. А затем, дабы я не усомнился, что меня разыграли: – Надеюсь, вы воспользуетесь этими вашими ходами у федералов, чтоб регулирование обойти.

Ладно, чудесно. Все было подстроено.

Да ерунда, решил я, поднявшись на крыльцо четвертого коттеджа. Если хотят, пускай думают, что они круче. Это ведь они технологию раздают, а прибыль наша. Что до Эль-Греко… Ну теперь он явно в форме по сравнению с последней-то нашей встречей. И все же приятно пообщаться с Ямайским Королем, даже при таких обстоятельствах. Особенно при таких обстоятельствах. По сравнению с Эль-Греко я просто вольная птица. Если еще перед Джудом и Рубеном в громовержца[144]144
  В 2008 г. слово «громовержец» обладало иным смыслом. Тогда громовержцем называли человека, обеспечившего компании богатых клиентов. Лишь обнаружение глобальных перемен климата и распространение ЭПЯ (Экстремальных Погодных Явлений) привели к тому, что термин «громовержец» получил свое нынешнее значение (тот, кто приносит разрушение и беду).
  Конечно, в те времена отмечались и негативные образы дождя и грома (см. «Пусть лучше гром не гремит у меня на параде», «Пасмурное небо скоро прояснится»), однако гром выступал обычной неприятностью или экспрессионистским символом дурного настроения. Немногие считали гром и сопутствующий ему дождь зловещей угрозой человеческой жизни, как сейчас.
  Фраза «Уходите, дождь и гром; возвращайтесь, но потом», к концу 2080-х официально сменившая «На Бога уповаем» на американской валюте, в действительности происходит из обычного детского стишка. – SHANKEL.
  Примечание к примечанию – Негативные образы дождя и грома: Тем не менее ряд примеров демонстрируют ужас. Особенно пророческими оказались «Гроза» и «Лиловый дождь». Контакт с загрязненной дождевой водой вызывал мутации, характеризующиеся ускоренным ростом скелета; жертвы, таким образом, буквально вырастали из собственной кожи, что сопровождалось психическими расстройствами и кровотечением из глазных впадин.
  Песня Берта Бакара и Хэла Дэвида, напоминающая детский стишок про карусель, описывает чуму прежних времен со зловещими подробностями симптомов: «Дождик на голову мне льется, я – как великан, ему вместиться никуда не удается, и не поможет ничего… я солнцу пару слов сказал… Дождик на голову закапал мне, но мои глаза ничуть не покраснеют, нет…» – RAYGIRVAN.


[Закрыть] сыграю – вообще идеально.

Я тихо отворил дверь и услышал, как заворочался Алек. Бедный пацан. Не включая свет, я попытался нащупать дорогу. Снял штаны, положил их на комод, добрался до кровати и сел. На ватном одеяле – что-то мягкое. Гусиные перья какие-то. Я похлопал рукой в поисках утечки. Обнаружилась целая куча пуха, просто гора перьев. И она внезапно зашевелилась.

– Эй! – крикнул женский голос.

Я подскочил и врубил свет.

В моей кровати сидела пернатая танцовщица. Джинна, рыжая из-за стола регистрации.

– Что за?… – ахнул я. Она собирала шмотки. На полу – пузырь бурбона, на тумбочке – предательские остатки порошка возле скатанной сотенной купюры.

– Привет, – сказала Джинна. – А сколько времени?

Алек сел в постели, держась за стену. Убит в никуда.

– Джейми, прости, – пробормотал он. – Я думал, ты…

– Нормально, – сказал я, пытаясь въехать, что происходит. – Я найду кровать в…

– Нет-нет, все в порядке. – Джинна уже собралась. – Это не то, что ты думаешь. Мне работать утром.

– Ну ладно, – сказал я. – Эм-м. Спокойной ночи.

Она остановилась у Алековой постели.

– Мне точно взять деньги, ты уверен?

– Заткнись и проваливай, поняла? – сказал Алек.

– Вас, студентиков, не поймешь. – И она вышла, по пути задев меня объемным птичьим бюстом.

Я запер дверь, смахнул с кровати пух, перевернул подушку и выключил лампу.

– Что ж ты ее выпроводил? Она ничего себе, – заметил я, хотя, по-моему, она была чудовищно безвкусна, и я хотел ее сам. – Ее на тебя пробило.

– Я ей не за это платил. Я к ней не клеился. Не в том фишка.

– Ну как скажешь. – Ладно, пусть. – Ты в норме? Ты сколько выпил? – Явно ведь чудовищно насосался[145]145
  Слэнговое обозначение процесса потребления алкоголя, а также орального секса. В данном случае предположительно относится к первому, однако некоторые наши редакторы утверждают, что в свете дальнейшего повествования здесь имеет место гомоэротический мотив. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть]. Но про кокаин ни слова не скажу.

– Я очухаюсь, – ответил Алек. – Комнаты иногда и побыстрее вертятся.

– Ну ладно, тогда спокойной ночи.

– Ага.

Некоторое время мы полежали молча.

– Знаешь, я бы и сам добрался, – наконец сказал он.

– А?

– К причалу. Когда лодка перевернулась. Я бы и сам добрался, без тебя.

– Да тут нечего стыдиться. Ты пьяный был.

– Не настолько пьяный, Джейми.

– Слушай, мне твой отец сказал про руку, – признался я. – С такой рукой, да еще под градусом…

– Я бы и сам добрался, – пробубнил он.

– Засыпай. Мы об этом завтра поговорим.

Он уже отрубился. Я лежал, и меня, как ни странно, грызла совесть. Будто я его свалил, занял его место у кормушки. Поглотил жизнь очередного персонажа.

Когда я проснулся, Алека не было. Тем лучше. Больше времени до встречи. Может, потому он и слинял.

Я нащупал на полу часы. Семь утра. Как это Алек встать умудрился? Я раздвинул занавески, и белое монтанское солнце брызнуло на меня сиянием, какого я никогда не видал в городе (куда вечером буду счастлив вернуться). Сплошная белиберда на этом ранчо. Открывает людские темные стороны.

Я принял душ, побрился и оделся так, как хотел с самого начала. Рубашка «Брукс Бразерз», вельветовые брюки и джемпер. Ковбои лесом идут.

В центральном здании никто не завтракал. Какая-то обслуга за столом ставила на планшетах галочки в списках. Одна женщина подняла голову. Джинна.

– О, доброе утро, мистер Коэн.

– А где все? – спросил я. – Завтрак уже кончился?

– Да нет, дуралей. – Она нежно хлопнула меня по руке. – Еще не начинался.

– И где?…

– Вы сегодня питание зарабатываете, – ответила она. – Все на западном выгоне.

– На западном?… – Карту я изучал – мне ее выдали с путеводителем. Я знал, где выгон, но мне было любопытно, кто такая эта Джинна, и что с Алеком стряслось. Или, может, сам ее окучу.

– Вон туда, – показала она. – Мимо коровников. Прямо вдоль холма идите.

– Не проводите меня?

– Я со щеглами не гуляю, – засмеялась она. – Даже если они громко воют. – И Джинна подмигнула. Ну еще бы. Мы оба, надо думать, в курсе наших темных сторон. Я вспыхнул и отвалил. Господи[146]146
  Из контекста – Бог израэлитов. Считался величайшим творцом вселенной. Также обвинялся во множестве актов разрушения – «божественных актов». Большинство людей использовало это слово для объяснения необъяснимого. – JACOBYACOV.


[Закрыть], сколько всякой грязи про важных шишек знают эти женщины. Лучше их не злить.

Возле коровников я столкнулся с работниками – настоящими ковбоями, которые воевали с быком. Стальными кольями они пихали его к беспокойной корове в крошечной клетушке. Один ковбой заметил меня и секунду разглядывал. Я незваный гость. Шкет из летнего лагеря встретил студента.

Работник внезапно уставился в небо. Видимо, слышал он лучше меня: я лишь через несколько секунд разобрал ворчание. На луг спускался вертолет.

– И какого хуя они теперь устроят? – спросил работник коллегу.

Какого бы хуя ни устроили, я хотел выяснить и помчался за вертолетом. На длинных стальных проводах он волок громадный деревянный ящик. Я бежал всю дорогу до западного выгона, где и нашел остальных курортников – все повисли на заборе. Тобиас махал шляпой.

– Как раз вовремя, Джейми! – заорал он. – Привезли его.

– Кого? – спросил я, взбираясь по столбу к Морхаусу поближе.

– Быка из Нью-Йорка. Которого пристрелить хотели. Его Теллингтон купил, поганец!

Вертолет, раскрашенный в фирменные ярко-рыжие цвета «Интертейнинка», повис над загоном. Повсюду носились коровы, работники пытались их угомонить. Гигантский ящик медленно снижался.

– У меня хорошие новости, мистер Морхаус, – сообщил я. Не понять – то ли сейчас идеальный момент, то ли хуже не бывает.

– И что у тебя, пацан? – игриво осведомился Тобиас. – Трахнул кого? Алеку-то подфартило?

– Нет-нет, я не об этом. То есть я не знаю, подфартило ли Алеку. – Я уже чувствовал, что падшего друга следует прикрывать. – Вполне могло. Я, ну – я тут пообщался вчера с ребятами из «Синаптикома». Насчет использования их программы на сайте торгов. По-моему, очень уместно. И они жаждут с нами поделиться.

– Пожалуй, неплохо, – согласился Тобиас, не отрывая глаз от ящика. – Валяй.

– Ну да. Сделаем. Проблема в регулировании. Откровенно говоря, они готовы с нами стусоваться отчасти потому, что вы общаетесь с Бирнбаумом.

– Типично, – заметил Тобиас. – Но они правы. Если эту дверь кто и выбьет, так это мы. Только пусть эксклюзив дадут, раз уж нам напрягаться.

– Я думаю, проблем не будет. – Это я уже учел.

– Значит, по рукам. – Тобиас снова воззрился на ящик. – Ты глянь, а?

Потрясающе. Вот так и заключаются сделки. Посреди всего. Когда что-то должно случиться, оно берет и случается. Встает на место.

Вертолетная лебедка опустила ящик очень низко, и все равно он с чудовищным грохотом хряснулся об землю. Мы все зааплодировали.

Теллингон обратился к толпе в мегафон:

– Джентльмены, с невероятным удовольствием представляю вам: прямо из джунглей Нью-Йорка – существо, приговоренное к казни лично губернатором… Бык Отто!

Все восторженно заорали, два ковбоя отодвинули боковую панель и помчались прятаться. Ничего не произошло. Крики стихли – все предвкушали быка. Ящик стоял, как стоял.

Один ковбой осторожно подобрался к дыре в стенке. Заглянул внутрь, поскреб в затылке. Внезапно дыру затопила чернота. Потрясенный ковбой зигзагами ринулся в укрытие, Отто рванул из крошечной тюрьмы. Бык пролетел футов десять и застыл. Ковбой вжимался в землю, прикрыв голову руками. Бык постоял, как ни в чем не бывало отвернулся и захромал по выгону.

А теперь что делать? Теллингтон подал пример – захлопал, и мы тоже зааплодировали, сначала нерешительно, потом храбрее. Овация достигла пика, и Теллингтон поднял мегафон:

– Джентльмены, найдите себе помощников и отправляйтесь искать завтрак!

Тобиас похлопал меня по плечу.

– Давай, пацан, пошли.

Вместе с молодым работником я и Тобиас побежали на луг; десяток таких же трио с нами.

– Мы что делаем? – спросил я на бегу.

Тобиас не ответил.

– Смотри, – обратился он к ковбою. – Вон там. – К стогу сена жался молодой бычок. – Этот?

– Да, сэр, – отвечал работник. – Завалить его?

– Ну как, завалить его, Джейми?

– Ну… э… – Я не въезжал.

– Завали, пожалуй, – решил Морхаус. – Идем, Джейми.

Работник стянул с пояса веревку и крадучись направился к молодому зверю – малюсенькими шажками, размахивая петлей. Почмокал губами – бычок обернулся. В тот же миг ковбой накинул ему на шею лассо, одним плавным скачком рванулся вперед и прижал бычка к земле. Умело обмотал и связал ему ноги, обездвижив за несколько секунд.

– Идите сюда. – Ковбой стащил с плеча мешок и сунул мне.

– Давай, – сказал Тобиас, подталкивая меня к мешку.

Я заглянул внутрь. Пустая банка и флакон дезинфицирующего средства.

– Так, а теперь откройте флакон и дайте сюда, – спокойно распорядился ковбой.

Я сделал, как велели. Отвинтил крышечку – внутри оказался длинный помазок, с которого капало что-то бурое.

– Давайте сюда, – сказал ковбой. – Намочите получше.

Ковбой держал бычка яйцами наружу. На меня навалилась реальность происходящего. Мы их сейчас отрежем.

– Эм-м…

– Нормально, давайте. – Ковбой взял помазок и смазал живности мошонку. – Сойдет. – Из кожаного футляра на бедре извлек длинный сияющий нож. – Ну, кто сделает?

– Он, – сказал Тобиас.

– А где Алек? – спросил я. – Вам не кажется?…

– Валяй, Коэн. Нет ничего лучше, чем зарабатывать пропитание.

Я взял нож и уставился на свою жертву. Ясное дело, я не смогу, но тормозить – еще хуже. И с Тобиасом все так удачно складывалось.

Я сложил в уме слова. Извините, начну я, но я просто не… И будто невидимая рука стиснула мои пальцы, потянула нож к перепуганной твари.

– Надо б лезвие почистить! – Ковбой кивнул на флакон.

Отсрочка. Я бережно, не торопясь нанес дезинфекцию на лезвие.

– Ну давайте. Прямо вот тут, – сказал ковбой, пальцем проводя по основанию мошонки. Бычок внезапно брыкнул, пытаясь вывернуться. – Скорее, ну.

Секунду назад я бы это сделал. А теперь не мог двинуться. Даже говорить не мог. Скорчился с ножом в руке, к месту примерз.

– Все нормально, сэр, – сказал молодой ковбой. Я впервые глянул ему в глаза. Ему же пятнадцать, не больше. – Давайте, вы его просто подержите.

Он взял нож и медленно уступил мне место. Одной рукой я схватил бычка за ноги, другой вцепился в веревку, раздвинув животине бедра, как делал ковбой. Ну слава богу – задача проще, я был благодарен и желал хоть ее выполнить. Парень опустился на колени и наклонился.

– Вот черт, – сказал Тобиас. – Дайте мне.

Парень отдал ему нож.

– Прямо у основания, – сказал он.

– Я знаю, что делаю.

Лезвие приблизилось к нежной розовой коже. Время замерзло. Брит-мила[147]147
  Мужское обрезание практиковалось большинством американцев до середины текущего столетия. Евреи называли его «брит-мила» – считалось, что ритуальное удаление крайней плоти ребенка на восьмой день после рождения служит договором с Богом, гарантирующим ребенку, а также его отцу будущее процветание. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть] моего кузена. Бенджаминовым сайдаком[148]148
  Сандак – обычно родственник, держит ребенка, пока «моэль»-профессионал наносит ритуальное увечье. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть] должен был стать Шмуэль, но его вызвали к постели умирающего члена общины, и хотя мне было всего пятнадцать, меня попросили его заменить. Я пришел в ужас, но моэль оказался очаровательным древним хасидом, длиннобородым, с добрыми, сияющими глазами. Он нежно, однако твердо объяснил мне ритуал – пять тысяч лет еврейской традиции маячили у него за спиной. В футе над столом я раздвинул ноги новорожденному, а моэль трудился над крайней плотью.

Мелкий братец вопил и дергался, а я лишь смотрел в мудрые глаза под громадной черной шляпой. Это успокаивало. Словно позади моэля стояла длиннющая колонна моэлей прошлого. И вилась она до самого Авраама. Брит-мила стала инициацией не только для Бенджи – для меня тоже. С тех пор я чувствовал, что мы с ним связаны.

В прерии же, глядя в заматерелое лицо под черной ковбойской шляпой, я совсем не находил утешения. Вены на Морхаусовом лбу вздулись и запульсировали. Зубы стиснуты, чело пошло бороздами. Это вам не обрезание – это грех. Евреям не позволено отрезать куски от живых животных. Это некошерно. Евреям даже охотиться нельзя.

Лезвие вспороло кожицу, бычок замолотил ногами и замотал головой. Я держал крепко. Если отпущу, твари хуже будет. Тобиас пропилил дюйма три у основания мошонки. Сунул в мешочек пальцы и выудил путаницу красных вен и белой оболочки.

Я отвернулся, пытаясь сосредоточиться на другом. О чем это я? Ах да. Законы кашрута. Дабы возвысить человечество над охотниками-собирателями. Мы – пастухи и крестьяне, мы не охотники. Мы создали свои законы, дабы сбавить жестокость нашу к остальным формам жизни. Дабы низвергнуть закон джунглей. Правила интервенции, дабы наверняка убивать гуманно. Может, цыпленок с кошерно перерезанной глоткой мучается не меньше цыпленка со свернутой шеей, но во всяком случае, кому-то есть до этого дело.

Зловонный пар из бычьей промежности выдернул меня из транса.

– А теперь тащите, ну, – говорил парень.

Из разреза Тобиас выудил одно, затем другое красное, окровавленное яичко. От них к бычку по-прежнему тянулись вязкие вены, артерии или что там. Держа яички в одной руке, другой Тобиас дернул этот шнур. Он все тащил и тащил – вены не кончались. Кровавым месивом сплетались на земле. Наконец глубоко в мешочке Тобиас обнаружил начало и принялся кромсать ножом.

И тогда бычок закричал. Завыл протяжными, горестными всхлипами. Брызнула кровь, Тобиас шарахнулся. Бордовая струя изогнулась римским фонтаном. Меня окропило, красными теплыми чернилами заляпало вельвет. Тобиас секунду передохнул, замшевым рукавом вытер пот со лба и вернулся к резне.

Куда ни глянь – бойня. Бычок яростно лягался, под него натекла лужа крови. Меня мутило, я старался смотреть в небо. Решил вообразить, что я не здесь, но, пока искал блаженную картинку, почувствовал, что бычок вырывается. Я сильнее вцепился в веревку, но упустил его ноги. В отчаянии животное умудрилось выпрямиться и скакнуть почти на целый ярд, докуда веревки хватило. Бычок завертелся на месте, всех нас окатив собственной кровью.

Он бросался туда-сюда, он пытался бежать, но я уперся каблуками в землю и тянул веревку. Животное совсем взбесилось и кинулось туда, куда только и могло: кругами вокруг мучителя. Пара секунд – и я запутался в веревке. Бычок носился кругами, веревка все короче, короче, и наконец нас с животным скрутило вместе – истекал кровью он, орали оба. Он забился, и веревка скользнула мне на шею. Дышать стало нечем.

– Не двигайся, – крикнул Тобиас и ринулся заканчивать недоделанную операцию на двухголовой теперь твари. Я ловил ртом воздух, мое лицо и морда бедняги вдавились в грязь. Я шеей чувствовал его влажное дыхание, он стонал.

– Есть! – сказал Морхаус, с хлюпом швырнув окровавленные яички в стеклянную банку и облегченно вздохнув.

– Помогите! – прохрипел я, лицом уткнувшись в кровавую жижу. Обезумевший бычок кувыркался на мне сверху.

Ковбой взял у Тобиаса нож и разрезал веревку, что связала нас – двух перепуганных млекопитающих. Едва очутившись на свободе, бычок поспешно заковылял через луг, оставляя за собой кровавый след. Я отделался лишь чуточку легче. Ковбой усадил меня, постучал по спине, помогая отхаркнуть грязь и бычью кровь. Вздохнуть не удавалось.

– Не торопитесь, сэр, – сказал парень. – Дух перехватило, вот и все.

Некоторое время я хрипел и отхаркивался, наконец глотнул воздуха. Когда сознание окончательно вернулось, я понял, что сижу в луже крови, шерсти и требухи.

– Оп-ля-ля! – воскликнул Тобиас. С лица его капал красный пот. – Крутая животинка попалась, а?

Я сидел и жалобно дышал.

– Тебе, пацан, к завтраку не мешает переодеться, – посоветовал Тобиас, протягивая мне руку.

– Ага, – сказал я наконец и протянул свою.

– Вы как? – спросил ковбой.

– Ага. – Может, надо парню чаевых дать? – Спасибо.

Я добрался до коттеджа, благодаря судьбу, что эта пытка скоро закончится. Предвкушая полет домой (и стараясь, чтобы меня больше не втягивали в бычьи забавы), я переоделся в свой лучший костюм от «Прада». А под него натянул бледно-зеленую тенниску – намек на зарождающийся альянс с «Синаптикомом».

Но, как выяснилось, вся команда с утра укатила в Непал. Человек двадцать пять собрались за шестью длинными столами на задней веранде центрального дома. В основном старые банкиры и инвестиционные магнаты, что приезжают на ранчо много лет.

– Еду получат те, кто что-нибудь принес, – объявил Тобиас, похлопав по соседнему стулу. Я сел.

– У нас четыре, – торжествовал Алек через стол. – Я, Теллингтон и мистер Ньюмен.

– А ты тоже был? – спросил Морхаус.

– Конечно, был, – возмутился Алек, будто под сомнением его честность.

– Обалдеть. – Я решил его поддержать. – Четыре? Мы еле добыли одно. Или одна пара считается за два?

– За одно, Коэн, – рассмеялся Теллингтон. – Всего одно. Но с этим старым клоуном – я поражаюсь, как вам хоть это удалось!

– Вообще-то он все сам сделал, сэр, – признался я – ради благодетеля и ради Алека.

– Ай, – пожал плечами Тобиас. – Коэн там себя показал, вы уж не сомневайтесь.

– Приятно слышать, – сказал Теллингтон. – Мне твой подход нравится. Ты вчера на сцене просто герой был.

– А, ну…

– Да нет, правда. Я бы вам, ребята, помог.

– Это с чем же, Маршалл? – как бы между прочим осведомился Тобиас, притворившись, будто поглощен кукурузным хлебом.

– С этим проектом вашим, как бишь его?

– Тесланет, – поспешно встрял я.

– Да-да, Тесланет. Я подумал – может, сбагрите его мне. Пусть в «Интертейнинке» будет, в разработке.

– Что значит – в разработке? – спросил я.

– Это значит – в разработке, Джейми, – оборвал меня Тобиас. Мы все понимали: в разработке – значит, на полке.

– Если скинете его мне, к концу следующей недели смогу предложить вам четыре миллиона, – сказал Теллингтон.

Брокерской фирме обычно перепадает тридцатипроцентная комиссия. Значит, Джуду и Рубену – больше двух лимонов. И конец их Тесланету.

– Но команда разработчиков…

– Будет участвовать в конечных доходах, – перебил Теллингтон. Разумеется, если программу не выпустят, никаких конечных доходов не предвидится.

– Давай шесть, подбрось чуток позитивных статей в агентствах про онлайновые торги – и по рукам, – сказал Тобиас, намазывая хлеб маслом. Впечатляет. Морхаус уже раздумывает, как пропихнуть альянс с «Синаптикомом» через Комиссию по ценным бумагам.